- Это мое дело. Я кое-что задолжал ему.
      Зарос проводил их, заботливо крикнув вслед, чтоб были осторожнее на нижних ступенях, затем захлопнул дверь - и прислонился к ней, самодовольно аплодируя самому себе.
      - Я обязан тебе жизнью, - сказал Ральднор. Как легко оказалось притворяться больным в этой комнате, где смерть стояла столь близко от него!
      - Есть немного. Но если по существу, разве тебе не кажется, Хелида, что из него получился отличный вис?
      После, когда Ральднор разглядывал себя в зеркальце Хелиды, оттуда на него взглянул совершенно другой человек. Произошло что-то необратимое, и это была далеко не случайность. Ему казалось, что он перестал быть Ральднором по крайней мере, тем Ральднором, которого знал. Новое лицо было своим, комфортным, а его высокомерие выглядело очень естественно. Казалось, он попросту наконец-то обрел самого себя.
      "Мне очень легко с этим незнакомцем, - подумал он. - Он никогда не знал ни ущербности глухого разума, ни несговорчивости степных девушек, ни даже белой хрустальной девочки из моего сна. Теперь я вис, настоящий вис. Неужели это и есть наследие, которое оставила мне мать? И всего лишь из пузырька краски, купленной у старой шлюхи?"
      Утром он взял волчью шкуру и отправился продавать ее. Началась обещанная оттепель, шел дождь, на улицах стояла вода, но он не думал ни о повозке Орвана, продирающейся через враждебную слякоть, ни о разрушенном городе. В каком-то смысле он отрекся от них. Он шел самоуверенно, никого не боясь. С тех пор как он увидел дорфарианского солдата, плюнувшего им вслед, какая-то тайная часть его души жаждала вот так свободно пройти по этим улицам, хотя он и не признавал этого.
      Но все-таки, уже почти дойдя до лавки меховщика, которого порекомендовал ему Зарос, он проходил по Красному рынку и увидел пятерых женщин, выставленных на продажу в публичные дома.
      У четверых из них были нахальные и вполне безмятежные лица, и они вовсю кокетничали с толпой, так что по одному виду можно было сразу безошибочно определить их занятие. Но пятой была женщина с Равнин, одетая в грубую рубаху.
      Ральднор взглянул на такое знакомое и непроницаемое лицо, какие он в изобилии видел в деревнях. И тогда, как ни невероятно, их разумы соприкоснулись, и она вскинула голову, оглядывая толпу. Но у него не хватило ни силы, ни навыка, чтобы удержать случайный контакт - он не умел этого. А она, видя вокруг лишь смуглых черноволосых людей, снова впала в угрюмую неподвижность.
      И все же толпа, в основном простолюдины, среди которых было несколько оммосцев и дорфарианцев, начала осыпать ее насмешками: "Не меня выглядываешь, желтая кобылка? Ух, я бы тебя объездил!"
      На Ральднора внезапно навалился холодный страх. Его затрясло. Поддавшись приступу мучительного малодушия, он развернулся и пошел через площадь.
      Когда он подошел к меховой лавке, холодная лапа страха все еще не отпустила его.
      Лавка была просторной и сумрачной, пропахшей мехами. Ральднор позвонил в колокольчик, и тут же, словно призрак из какой-то трещины в стене, появился купец.
      - Мой господин? - произнес он приторно-любезным голосом. Ральднор страшно изумился, поняв, что это к нему обращаются таким тоном.
      - Вот, - уронил он, развернув ткань и разложив шкуру на прилавке, где она тут же заиграла льдистым блеском. Торговец выдал себя, ахнув от неожиданности.
      - Первоклассная шкура, да, - наконец сказал он, взяв себя в руки. - Вы ее выбелили?
      - И пальцем к ней не прикоснулся. Это был белый волк.
      Купец тихонько рассмеялся, словно услышал что-то донельзя забавное.
      - Ах, мой господин. Волчья шкура такого размера, и такая белая?
      - Если вам не по вкусу мой товар, я пойду в другое место.
      - Погодите, мой господин, погодите. Не спешите так. Возможно, все именно так, как вы сказали. Но на моей памяти уже долгие годы никому не удавалось поймать такого зверя в ловушку.
      - Это была не ловушка. Я заколол его в глаз. Шкура не испорчена.
      Торговец торопливо оглядел шкуру, потом, покачав головой, затараторил:
      - Конечно, такую большую вещь продать будет ох как нелегко, все-таки времена сейчас пошли тяжелые. Могу предложить вам пятнадцать анкаров золотом.
      - Тридцать, и ни анкаром меньше, - уперся Ральднор, хорошо проинструктированный Заросом и раздраженный тем, что ему приходится прикидываться.
      - Он заслуживает большего хотя бы за свою наглость, - раздался чей-то голос.
      Ральднор обернулся и увидел мужчину, появившегося из дыры в стене. Дорфарианец, в этом не было никакого сомнения, однако без обычной драконьей кольчуги. Он облокотился на прилавок, глядя на Ральднора.
      - Тебе следовало позвать меня раньше, купец.
      Тот начал было что-то говорить, но незнакомец перебил его:
      - Расскажи-ка, где ты убил своего волка?
      - На Равнинах, - осторожно подбирая слова, ответил Ральднор.
      - На Равнинах? Что-то далековато от дома. Ты ведь из городов Дорфара, разве нет?
      От этой наводящей ужас иронии в ушах Ральднора запульсировала кровь.
      - Я не дорфарианец.
      - Как быстро ты открещиваешься от верховной расы виса! И откуда же ты?
      - Из Сара, - ответил Ральднор. - Это недалеко от Драконьих врат.
      Именно туда направлялась его мать, как думали жители деревни, принявшей его, так что в этих словах было какое-то зерно правды.
      - Из Сара, вот как? А волк, он откуда пришел?
      - Из темноты - прямо на мой нож.
      Дорфарианец расхохотался.
      - Пятьдесят золотых анкаров за этот мех, купец, - торговец судорожно сглотнул. - Но ты все равно опоздал. Его купит мой хозяин. Он лучше, чем все, что ты мне показывал. Отойдем в сторонку, - он отвел Ральднора в полумрак, расползавшийся по углам лавки. Торговец, почему-то страшно перепуганный, не пошел за ними.
      - Значит, охотник, ты умеешь убивать волков. А человека когда-нибудь убивать приходилось?
      Ральднор уставился на него, потеряв дар речи.
      - Ремесло солдата очень почетно. Твоя мать была заравийкой, верно? А отца знаешь?
      - Ты оскорбляешь меня, - холодно произнес Ральднор, ощутив подкатившую к горлу едкую тошноту еще прежде, чем уловил ее причину.
      - Я? Даже не думал. Бьюсь об заклад, твой отец был дорфарианцем, а это, парень, комплимент. Ну что, хочешь стать солдатом у одного исключительно щедрого лорда, который занимает высокое место в Корамвисе?
      - А почему я должен этого хотеть?
      - А почему бы и нет? Что, лучше всю жизнь сводить концы с концами в твоем Саре?
      - Что это за лорд?
      - Не так быстро. Возьми эти деньги, потрать их и подумай о том, что в Дорфаре ты сможешь тратить такие суммы куда чаще. И приходи сюда завтра в полдень - поговорим.
      Ральднор взял тугой мешочек с деньгами, открыл его и увидел блеск золотых монет. Перед ним открылся еще один поворот его жизни.
      - Ты очень уверен во мне, дорфарианец.
      - Этим я зарабатываю на жизнь себе. Безошибочным чутьем на тех, кто может быть полезен.
      Ральднор повернулся и двинулся меж грудами мехов, оставив волчью шкуру купившему ее незнакомцу. У самой двери его настигли слова дорфарианца:
      - В полдень, охотник. Я буду ждать.
      На улице все еще шел дождь, наполняя и без того уже вздувшиеся канавы, но темная тень перемен уже накрыла пейзаж. Ральднор принялся размышлять: "Я уже знаю, что вернусь. Но почему? Солдат их гнилой армии - я, самозванец, равнинное отребье. И Дорфар - зловонный склеп мертвых королей. Неужели мне найдется место среди драконов?"
      8
      Она въехала в Лин-Абиссу, столицу ее деда, на спине ржаво-красного чудовища.
      Они с ним составляли отличную огненную пару в этот белый полдень, шествуя в процессии, которую замыкали ярко одетые акробаты, фантастические танцоры и немыслимые существа, одетые персонажами заравийских легенд. Нареченная Амрека под песни, рев труб и приветственные крики ехала по улицам, точно какая-то богиня из незапамятных времен.
      Монстр, везший ее, был гигантским палюторвом из туманных болот Закориса. Она восседала в золотом приспособлении с крышей из перьев. На ней было отороченное каштановым мехом тускло-красное платье с глубоким вырезом, а в ложбинке меж грудей сиял оранжевый камень. С высокой прически, украшенной золотыми цветами, ниспадала дымка алой вуали. Ее волосы своим цветом в точности напоминали кровь.
      Толпа переговаривалась и вытягивала шеи, чтобы получше разглядеть ее. Как всегда бывает со всеми безукоризненными явлениями, она казалась нереальной. Они инстинктивно искали в ней что-то человеческое, какой-нибудь крошечный изъян, но в ее красоте было что-то от саламандры - жгучее, мифическое, рвущее рамки любых канонов.
      Она ехала, не глядя по сторонам. Она была точно изваяние самой себя.
      Процессия остановилась у входа во дворец, и красное чудище согнуло передние ноги. Какой-то мужчина с низким поклоном подал руку Астарис, помогая ей спуститься по позолоченным ступенькам.
      - Мадам, я приветствую вашу светлость при дворе Повелителя Гроз в Лин-Абиссе. Я советник лорда Амрека, Катаос. Считайте меня своим рабом, - в его голосе звучал легкий акцент, выдававший оммосца или закорианца, однако его плащ украшал треххвостый дракон Элисаара.
      Она не ответила на его любезное приветствие, и, встретившись с ней глазами, он утонул в их затуманенной бездне.
      Амрек уже ждал ее на ступенях дворца, чтобы собравшаяся у ворот толпа могла хоть краешком глаза увидеть их встречу. Катаос подвел ее к королю и отступил в сторону. Женщина очутилась лицом к лицу с человеком, которому с этого момента предстояло быть ее господином.
      Его облик был мрачным и жестоким, как его эмблема и его репутация. Он склонился к ней и запечатлел на ее губах ритуальный приветственный поцелуй, означавший одобрение.
      Ее губы были очень холодны, и похоже, что она не пользовалась духами, несмотря на всю пышность своего наряда, словно была просто куклой, позволившей нарядить себя. В ней было нечто, пробуждающее его гнев. Он часто был подвержен таким приступам гнева. Демонстративно не замечая советника, которого ненавидел в силу множества разнообразных причин, он грубо схватил ее за руку и потащил за собой во дворец. Она ничем не выказала, что ей больно или неприятно.
      - Мадам, я не привык разгуливать под руку с женщинами. Думаю, что иду чересчур быстро для вас.
      - Если вы так думаете, то вам стоило бы идти чуть помедленнее, отозвалась она. Ее замечание было остроумным и дерзким, но почему-то произвело на него впечатление случайности. Она просто сказала первое, что пришло ей в голову.
      - Значит, у вас все же есть язык. Я уже решил, что его отъела эта болотная тварь.
      Они вступили в огромную комнату, оставив свиту за дверями, и он принялся показывать ей обстановку.
      - Вы знаете, что случилось в этой комнате, Астарис эм Кармисс? Одна женщина умерла здесь от страха передо мной.
      - Вас это огорчило?
      - Огорчило? Нет, она была всего лишь шлюхой с Равнин. Никем. Не хотите узнать, почему она боялась меня? Вот из-за чего - из-за этой перчатки. Но вам, Астарис, не нужно ее бояться. Я ношу ее, чтобы скрыть шрам от ножа - он не слишком красив с виду.
      - Что такое красота? - спросила она в ответ.
      Ее странные реплики сбивали его с толку, и сама она тоже - немыслимая жемчужина, вставленная в оправу его угрюмой жизни, чтобы сверкать там, подобно комете.
      - Вы прекрасны, Астарис, - сказал он.
      - Да, но я не образец.
      Он отпустил ее руку.
      - Вам не было страшно на спине вашего монстра? Если так, то вините в этом Катаоса. Его идеи способны прийти в голову разве что владельцу деревенского цирка.
      - Чего же я должна бояться?
      - Возможно, несмотря на то, что я сказал, вам стоит немного побаиваться меня.
      - Почему?
      - Почему? Я же Верховный король, более того, я ее сын - суки-королевы Корамвиса. Я унаследовал всю ее низость и жестокость. А теперь мне предстоит стать вашим повелителем. Пока я буду доволен вами, можете считать себя в полной безопасности. Но только не тогда, когда я утрачу интерес непревзойденная красота через некоторое время может наскучить, даже ваша. В особенности ваша. Ваша совершенная симметрия будет раздражать меня, мадам.
      Она лишь улыбнулась. Ее улыбка была загадочной. Было ли все дело в ее надменности, в ее самоуверенности или лишь в том, что она была не в состоянии понять смысл его слов? Она или немногословна, или просто слегка ненормальная. Возможно, вот он, ее недостаток - слабоумная королева, которой предстоит вместе с ним править Дорфаром.
      Двигаясь с непостижимой грацией, она начала разглядывать фрески. На него накатило мимолетное ощущение нереальности всего происходящего.
      - Астарис, вы будете меня слушать! - заорал он.
      Она обернулась и испытующе глянула на него, хотя ее глаза, как уже заметил Катаос, были двумя стеклянными озерами бездонного темного янтаря.
      - Я слушаю вас, - произнесла она с невыразимым спокойствием и легким укором.
      Когда над Лин-Абиссой начали сгущаться светлые сумерки, Катаос эм Элисаар отправился из главного дворца Тханна Рашека в примыкающий к нему особняк для гостей. Положение советника Повелителя Гроз было столь высоким, что ему и его челяди предоставили в пользование целый дом.
      Что, принимая во внимание нескромный, но при этом секретный характер его хозяйства, было совсем не лишним.
      Во-первых, у него была личная гвардия. Не то чтобы это само по себе было такой уж редкостью - большая часть знати также держала собственную гвардию. Однако численность и боеспособность гвардии Катаоса, стань они достоянием общественности, непременно вызвали бы удивление. Собранные агентами эм Элисаара на улицах нескольких городов - метод, который позволил успешно избежать прямого внимания Амрека, - его люди происходили из рядов искателей приключений, воров, мятежников. Однако, встав под знамена с желтым гербом Катаоса, они превращались в сплоченную армию, проходя особое обучение боевым искусствам в Имперской академии в Корамвисе и вливаясь в коллектив, ведущий ничуть не менее опасный образ жизни. Немногие возмущались или злоупотребляли своей подготовкой. Те глупцы, что все-таки отважились на это, загадочным образом исчезали. Те же, кто удерживался в новом ремесле, достигали в нем очень многого, почти незаметно для себя становясь частью сложной, хорошо смазанной машины. Ибо конечной целью Катаоса было создать защиту столь же согласованную, сильную, элитную и смертоносную, какой была Драконья гвардия Повелителя Гроз.
      У Катаоса были наследственные причины для подобного желания.
      Его отцом был Орн, последний король Элисаара. Хотя вообще-то поговаривали, что к тому времени, когда Орн получил власть над Элисааром из рук умирающего отца, он успел утратить к ней всякий интерес, ибо к тому моменту уже крепко держал в своих руках весь Дорфар. Он заимел Катаоса от одной из младших закорианских королев, с которой провел ночь в какой-то из своих коротких наездов в Саардос, но никогда не оставлял надолго свои обязанности регента и свою любовницу Вал-Малу. Лишь смерть положила конец его бесконечным поездкам туда и обратно. А теперь, по иронии судьбы, именно Катаос был любовником Вал-Малы - что вряд ли было неприятным, ибо королева прилагала все усилия, дабы оставаться молодой как можно дольше, и благоволила к тем, кто ей нравился.
      Он задумался, понравится ли ей Астарис, и пришел к твердому убеждению, что нет.
      Галерея, соединявшая дворец с особняком для гостей, походила на лес колонн из малинового рифленого стекла, на котором сейчас рдели багровые угли заходящего солнца и метались тени цвета запекшейся крови.
      - Похоже, у архитектора Рашека есть определенный талант, хотя и несколько вульгарный, - заметил Катаос.
      - Как скажете, мой господин, - начальник гвардии Катаоса, Ригон, державшийся на полшага позади своего хозяина, обычно не был склонен к многословию.
      Огромный закорианец, чьей истинной страстью была властная жестокость, выказывал ее каждой черточкой своего тела и лица. Его массивный нос был перебит так, что теперь было совершенно невозможно судить о его первоначальной форме, а челюсть рассекал длинный белый шрам, тянущийся до бычьей шеи. Страшный предводитель личной гвардии Катаоса, которому невозможно перечить. В его непомерно развитой правой руке, превосходно владевшей мечом, явно хватило бы силы на шестерых. Катаос считал его непревзойденным.
      - Еще двадцать новобранцев из Абиссы, как мне сказали, - уронил Катаос. - Ты, разумеется, усмиришь их, как должно.
      - Можешь не сомневаться, - Ригон устрашающе улыбнулся.
      На галерее закорианец нырнул во вторую, неприметную дверь и прошел по коридору особняка в просторный зал, где его уже ждали новобранцы. Тусклый свет, сочившийся сквозь витражи окон, отбрасывал за ним огромную тень. При его приближении гул голосов утих, а на лицах собравшихся застыли самые разные эмоции, от нервозности до напускной храбрости. Это был один из тех немногих случаев, когда Ригону приходилось произносить сколько-нибудь длинную речь, и речь эта была отлично ему известна. Он уже произносил ее перед несколькими подразделениями еще не испытанных авантюристов вроде этих, и на его рассеченных губах заранее застыла неприятная улыбка.
      - А вот и те слизняки, которых мне предстоит перековать в мужчин. Я сказал "перековать". Это слово выбрано не случайно. Видите эту руку? Именно ее я использую как молот для ковки, если у меня возникает такая необходимость. - Он подошел к столу и налил себе вина. Вокруг стояла звенящая тишина. - С сегодняшнего дня вашей профессией становится охрана дома принца Катаоса эм Элисаара. Думаю, даже самый безмозглый из вас уже догадался, что все далеко не так просто. Но вы будете держать рот на замке, иначе вам помогут это сделать. Надеюсь, вы меня понимаете. Если вам хочется маленьких золотых кружочков, вы получите их в изобилии. Если вам понадобится перепихнуться, вы прекрасно можете делать это с теми шлюхами, которые здесь водятся. Если у вас другие постельные пристрастия - с ними куда-нибудь в другое место, и молитесь, чтобы я не застукал вас за этим. Что до остального, вы обнаружите, что дисциплина здесь беспощадная, а я отнюдь не мягкий учитель. Делайте то, что я прикажу, и работайте до одури, тогда доживете до Корамвиса. - Он одним глотком осушил свой кубок и грохнул им по столу. - Если кому-нибудь из вас захочется устроить драку - отыщите меня. Я с удовольствием окажу вам эту услугу.
      Ригон легонько щелкнул по рукоятке короткого меча, заткнутого за пояс, потом развернулся и вышел из зала.
      - Закорианский помоечник, - очень тихо сказал парень, стоявший сбоку от Ральднора.
      Вечером над Лин-Абиссой замелькали первые белые мухи. Оттепель закончилась. Вскоре трехмесячные снега должны были надежно запереть своей неумолимой печатью всю восточную часть Виса.
      Новобранцы лорда Катаоса ели свой ужин за длинным столом, отдельно от закаленных воинов. Те не обращали на них внимания, ибо их неписаный закон велел не выказывать к новичкам никакого интереса, пока те не пройдут подготовку и испытания. За длинным столом тоже царило угрюмое молчание, лишь изредка нарушаемое чьим-то тихим шепотом. Ригон уже поставил себя так, как хотел - объектом всеобщей ненависти и страха.
      - Да, этот сюсюкаться не станет.
      - Отродье закорианской шлюхи!
      - Придержи язык. У этих стен есть уши.
      - Ты видал, какая у него правая рука? А шрам на лице? Боги мои!
      После ужина они отправились на свои узкие койки в холодной спальне. Ральднор долго лежал без сна на жесткой постели, прислушиваясь к шепоткам и к собственным мыслям.
      За окнами серебристыми искорками падал снег. Затяжной снег.
      "Значит, я связался с чужаками и неизвестностью вместо того, чтобы остаться в знакомой деревне с ее знакомой безнадежностью", - думал Ральднор. Он вспомнил утопающий в снегу Хамос, пурпурные снежные ночи и волчий вой, и подумал об Эраз, лежащей под этим пушистым белым покрывалом, вернувшейся обратно в бесплодную землю Равнин.
      Он расплатился со своими долгами. Он вернул Заросу все, что задолжал ему, хотя тот пытался многословно протестовать, но не рассказал ни Заросу, ни Хелиде о человеке, встреченном у меховщика, и, уже позднее, о том, куда уходит. Они отнеслись к его скрытности с уважением, вероятно, решив, что он надумал вернуться вслед за Орваном в разрушенный город, на Равнины. Где-то на задворках Абиссы он отыскал занюханную лавчонку и купил там запас черной краски, которой выкрасил потом все волосы на теле. После свершения этого странного действа его душа и жизнь, казалось, пребывали в каком-то непонятном подвешенном состоянии между прошлым и будущим, в неизвестности. Он сотворил над собой колдовское превращение и, словно маги былых времен, выпустил на свободу необузданные силы стихий. Теперь могло произойти все, что угодно.
      Но все же остатки древних чар рассеялись не до конца. Она пришла, впервые за много ночей, сюда, во тьму заравийского дворца. Белая луна светила ей в спину, по разбитой вазе молочно-белого тела разбежалась паутина трещин, и она рассыпалась, разлетевшись в стороны, как пепел или снег.
      Кровать была овалом из чеканного серебра, выполненным в виде раскрытого цветка, ибо, как и процессии, которая доставила ее сюда, всем вещам, окружавшим невесту Амрека, полагалось быть сказочными.
      И в сердце этого цветка Астарис в полночь открыла глаза.
      Ей приснился сон. Непонятный сон - женщина, рассыпающаяся в пепел на фоне полной, пугающе белой луны.
      Астарис выбралась из постели, подойдя к окну, раздвинула все занавески, раскрыла ставни и ступила на заснеженный балкон. Она почти не чувствовала зимнего холода - он был лишь каким-то намеком на задворках ее мыслей. Все ее существо сосредоточилось вокруг ее разума, как никогда прежде. Она прислушивалась, но не к звуку.
      А потом она увидела перед собой мужчину, лежащего в темноте. И все же нельзя было сказать, что она в самом деле увидела или хотя бы ощутила его. Она знала о его присутствии, но это было не чувственное, а скорее некое интуитивное постижение. Она не спрашивала себя, кто это такой - в этом не было необходимости. В этот миг она сама была им.
      Она инстинктивно отстранилась, прервала контакт, и расплывчатый образ мужчины померк.
      Разгадка тайны Астарис крылась вот в чем: она жила внутри себя, и никакая ее часть не пыталась выбраться наружу ради общения с другими. Причиной тому была не гордость и не страх, а лишь чистейшая, совершенно нечеловеческая самоуглубленность. Она не верила, или почти не верила, во внешний мир и его действующих лиц; она не верила даже в самое себя - в физическом смысле. Она была разумом, запертым в восхитительной клетке из плоти, существом в раковине. Сейчас ее случайно разбудил звук, но раздавшийся не снаружи, а внутри нее.
      Подобно осажденной крепости, она немедленно забила тревогу, но одновременно покорилась. Она не поняла ничего из того, что произошло, но ей это было и не нужно. Астарис не задавала себе вопросов. Она поняла лишь, что свернувшееся морское существо, живущее в оболочке ее тела и бывшее ею, на миг отыскало чье-то чужое лунатическое сознание.
      "Кто-то подошел ко мне, - подумала она в странном высокопарном удивлении. - Кто-то отыскал меня".
      Книга третья
      ГЕРОЙ НА ЧАС
      9
      Запертые в белой утробе холода, восточные земли ждали в своем трехмесячном коконе. Практичная зима изменила их очертания на рельефы снежного мрамора, выглаженного ветром льда, и суровую тишину пустыни. Но в конце концов солнце все же заявило свои права на эти обледенелые просторы. Внезапные яркие и шумные первые дожди висской весны обрушились и взломали алебастровые печати, как всегда обрушивались и взламывали их.
      По сточным канавам Лин-Абиссы бежали пенистые потоки, а в нарядных садиках уже расцветала новая жизнь.
      * * *
      Сумерки омывали башни гостевого дворца Тханна Рашека, вызывая застарелую ностальгию у Яннула Ланнца, занятого чисткой снаряжения в прозаических и безликих казармах. Безликих, даже невзирая на тот факт, что за три месяца новобранцы эм Элисаара наполнили их личными вещами - тупыми, но дорогими сердцу ножами, подарками от своих девушек, трофеями, безделушками, милыми пустячками, оставшимися от прошлой жизни. Однако Яннулу казалось, что все они странным образом перевоплотились в этих солдат, вставших под желтые знамена Катаоса, стали новыми людьми, отказавшимися от прошлого, о котором большинство из них предпочитало умалчивать. Взять хоть Ральднора Сарита. Они с Яннулом вроде бы считались друзьями, но что они рассказывали друг другу о своей былой жизни? Оба вышли из крестьян Ральднор, по его словам, из окрестностей Сара, Яннул - с вздымающейся голубой груди Ланнских холмов. Потом оба оказались в городах Зарависса: Яннул был ярмарочным фокусником и акробатом, а Ральднор занимался какими-то темными делами, о которых ничего не говорил - пока вербовщики Катаоса не приметили и не завлекли обоих под желтое знамя.
      Яннул озабоченно потер затылок. Солдатская служба лишила его по-ланнски длинных, до лопаток волос. "На этой службе не место варварам", - проскрипел цирюльник. Пришлось расстаться также с метательными ножами, а вместе с ними и с частью своей предполагаемой варварской гордости.
      Он увидел Ральднора, глядящего на него из темноты, поэтому подавил приступ ностальгии и сказал:
      - Скоро Корамвис.
      - Да, - отозвался Ральднор. - Город Рарнаммона, хранимый Грозовыми богами эм Дорфара.
      Яннула часто озадачивало то явное усердие, которое прилагал Ральднор, по крохам и крупицам овладевая дорфарианской религией и мифологией, ибо под любопытством и напускным рвением крылось нечто иное - неприязнь. Кроме того, как-то раз произошел неприятный инцидент - за столом пошли глухие разговоры о том, что Катаос намерен свергнуть Амрека, Повелителя Гроз. Тогда они сидели с каменными лицами, держа свои мысли при себе из опаски перед шпионами Ригона. Но Яннул видел, как Ральднор сжал кружку с такой силой, что побелели костяшки, а на его губах, прежде чем Сарит взял себя в руки, мелькнула едва заметная, но самая мрачная и жуткая усмешка, которую когда-либо видел Яннул - почти оскал безумца.
      - Им нравится так говорить, - беспечно сказал Яннул. - Думаю, Катаоса не страшат небесные силы.
      - Значит, он храбрец.
      - О, люди сами творят своих богов, - отозвался Яннул. - У моего бога толстое брюхо и дом, полный дорогих женщин, готовых тут же исполнить любую его прихоть, и я зову его Яннул-через-пять-лет. Ну вот, готово, - он отложил начищенные до нестерпимого блеска ножи. - Что будем делать? Сегодня ни мне, ни тебе не надо в дозор. Можно прогуляться по винным лавкам Лин-Абиссы.
      - Почему бы и нет? - Ральднор убрал свое снаряжение и кивнул. Как и большинство людей, заключенных в строгие рамки, они при любой возможности и под любым предлогом старались ускользнуть из них - Но нам понадобится увольнительная.
      - Не понадобится. На воротах стоит Ленивец Бреон. Не забывай, сегодня Ригон ужинает у Катаоса. За что последнему - моя глубокая благодарность.
      Ни у кого из них не было особых причин любить начальника гвардии. Он оказался в точности таким, каким заявил себя три месяца назад. Правда, выучил он их на совесть. Сейчас, по прошествии трех месяцев, в них намертво въелась мудрость боевых академий Дорфара, Элисаара и Закориса, ибо Ригон вколачивал ее в них, кормил их ею вместо хлеба. Кроме того, здесь имелся свой, весьма существенный плюс: любая его отлучка, даже самая краткая, превращалась для них в праздник.
      Но все же, несмотря на это, оттепельные сумерки странно завладели ими обоими, и они лениво и медленно зашагали к внешнему дворику.
      Катаос взглянул на Ригона, сидевшего на другом конце ярко освещенной комнаты, и сказал с иронией, слишком тонкой, чтобы она могла обидеть гостя.
      - Полагаю, ужин снискал ваше расположение.
      - У вашей светлости великолепный стол, - хмыкнул Ригон.
      - Моя удача позволяет мне это.
      - Ваша светлость не верит в удачу.
      - Может, и так, но в этом мире иносказаний ты уж прости мне мое.
      - Как будет угодно вашей светлости.
      - Вот и отлично. У тебя есть какие-нибудь новости о моей гвардии?
      У Ригона уже вошло в привычку делать доклад после этих превосходных ужинов. Повинуясь сигналу, он выложил свою опись. Все шло очень неплохо. Последние новобранцы из Абиссы показали сносные способности и были распределены между первой и второй ротами. К тому времени, когда они прибудут в Корамвис, он доведет их до ума.
      - Смотри, осторожнее, - бросил Катаос.
      - Ваша светлость сомневается в моих способностях?
      Катаос улыбнулся.
      - Ты суровый учитель, Ригон.
      - А разве я когда-то говорил, что это не так? Не беспокойтесь, господин, я в состоянии отличать зерна от плевел, и достается как раз плевелам.
      - Среди них был парень со светлыми глазами - я вчера видел его на строевых учениях, - неожиданно сказал Катаос. - Что ты можешь сказать о нем?
      - Сарит? - переспросил Ригон с коротким нехорошим смешком. - У него ненасытность дракона. Женщины, которых поставляет ваша светлость, без дела не сидят. И похоже, что им это нравится не меньше.
      - А какую оценку ты дашь ему как бойцу?
      - Вполне приличный, - в терминологии Ригона это была высшая похвала. Катаос так это и воспринял.
      - Интересно. Я хочу, чтобы ты приглядывал за ним. Он обладает пугающим сходством с правящим родом эм Дорфара.
      - Я этого не замечал.
      - А я и не ожидал, что ты заметишь. Однако я все-таки лучше знаком с этими лицами. Тебе не кажется странным, как дорфарианское семечко могло вырасти в Саре?
      - Незаконнорожденный. От какого-нибудь проезжего корамвисца.
      - Тогда этот корамвисец должен быть принцем.
      - Маловероятно.
      - Вот именно. И это наводит меня на мысль, что, возможно, твой Сарит был зачат в какой-нибудь более знатной постели, в самом Корамвисе.
      Глаза Ригона расширились.
      - Утроба земли!
      - Разумеется, я могу и ошибаться, - сухо ответил Катаос.
      - Но тогда он обязан знать, куда ваша светлость засылает своих вербовщиков.
      - Возможно, он действительно знает. Между Амреком и мною существует осторожная вражда, но я полезен ему и не выставляю свои дела на всеобщее обозрение. Но если этот Сарит - один из единокровных братцев Амрека, засланный к нам как королевский шпион... Думаю, ты понимаешь меня, Ригон.