— Нет, этого я делать не собираюсь! — воскликнула Корбиньи, стремительно поднимаясь на ноги. — Сами совершайте свои убийства, сударыня. Вы на меня прав не имеете!
      Тео посмотрела на нее совершенно спокойно.
      — Вы убегали от полиции, — сказала она. — Если хотите, я могу вызвать ее снова.
      Стройные плечи под смелой алой рубашкой немного обмякли, и Лал кашлянул, привлекая внимание сумасшедшей к себе.
      — Возможно, вам неизвестно, что по записям Синего Дома ваша подруга покончила с собой.
      Тео пожала плечами с великолепным равнодушием.
      — Значит, ее на это толкнул Каффир. Она никогда не сделала бы такого, если бы он не был с ней зверски жесток.
      — Не исключено, — согласился Лал, как это мог бы сделать Эдрет: располагая свои слова, словно шахматные фигуры. — Однако мы не знакомы ни с вашей подругой, ни с ее любовником. Требовать, чтобы кто-то убил человека, о котором мы впервые услышали всего несколько секунд назад...
      — Она носит тело Морелы! — воскликнула Тео, указывая на Корбиньи. — У нее... у нее моральные обязательства.
      — Глупости! — отрезал Лал. — Вы не хуже меня знаете, что обязательства следуют за живым человеком — за тем, кто прошел через эгоперенос. Долги тела списываются. — Он посмотрел на нее очень строго. — Вы не можете этого не знать, сударыня, если прожили на Хенроне хотя бы полгода.
      — Я живу здесь всю жизнь, — заявила она. — Мой дядя заседает в Совете Директоров. Морела дала этой женщине жизнь. Долг есть. — Она посмотрела прямо в глаза Лалу. Жар немного спал, но безумие нисколько не уменьшилось. — Мне вызвать полицию, сударь? Или связаться с дядей? Вы могли бы принести немалый доход Дому, да и второй мужчина не так уж плох.
      Лал судорожно сглотнул слюну.
      — Стоит вам связаться с кем-то из них — и вы во второй раз лишитесь подруги.
      Тео покачала головой.
      — Нет, Морелу я смогу защитить. Конечно, смогу! Я ее люблю.
      — Значит, говорить больше не о чем, — внезапно объявила Корбиньи. — Конечно, я устраню эту помеху, госпожа Тео. Что для меня жизнь какого-то планетника?
      Худое лицо просияло.
      — О, вы понимаете! Вы ведь видите, что его надо наказать, правда?
      — Безусловно, — ответила Корбиньи, и Лал посмотрел на нее с дурными предчувствиями. — Он должен заплатить за свои злодейства, а вы должны найти покой.
      — Да, — сказала Тео, и Свидетель повернулся в своем углу, оторвав взгляд и сердце от присутствия Карателя, чтобы пристально и долго посмотреть на Воина Смерти.
 
      Каффир должен был прийти во Вторых Сумерках. К Первым Анджелалти уже успел отдохнуть и, проснувшись, надел чистую рубашку и выпил разбавленного водой вина, что вызвало его неудовольствие и заставило заявить, что он не болен. Корбиньи не стала с этим спорить, а просто решительно вложила пиалу в его сильную руку и спросила:
      — Ты владеешь сорл-клинком, кузен? Он ответил с возмущенным взглядом:
      — Мне казалось, это ты специализируешься на убийствах.
      — Анджелалти, не дразни меня! — огрызнулась она и открыла было рот, чтобы добавить еще что-то в том же духе, но внезапно решила послушаться какого-то более мудрого инстинкта. — Мне нужна информация, — добавила она спокойнее. — Если ты будешь так добр. Ты можешь использовать сорл-клинок для самозащиты?
      Он недоверчиво посмотрел на нее и отпил вина.
      — Да.
      — Хорошо. — Она повернулась к Свидетелю: — Ты сможешь сражаться, если дойдет до этого?
      — Да, Воин, смогу. А как пойдет Каратель? Она нахмурилась.
      — Чтоб его демоны забрали! Я...
      — Есть убедительные доказательства, — прервал ее Лал, — что это уже произошло. Я смогу нести Карателя, если Свидетель прикроет мне спину.
      — Идет! — воскликнул Свидетель и изумленно покачнулся, поражаясь смелости своего сердца.
      Искатель сделал вид, что не заметил ничего неподобающего — настолько великим вождем он был.
      — Хорошо, — отозвался он и снова повернулся к Воину Смерти. — К какой битве мы готовимся, кузина? Каффир ожидается с армией?
      — Как ты сказал, — холодно отозвалась она, — убийство — это мое предприятие. Я не имею желания пятнать твою честь. Однако если окажется, что тебе угрожает опасность, мне будет спокойнее знать, что ты хорошо защищен. — Она отвернулась. — Безопасность Капитана — прежде всего, Анджелалти. Ты это знаешь.
      Молчание затянулось. Свидетель ловил все нюансы разговора, ибо Вождь узнается по обращению со своими воинами.
      — Я приношу тебе проблемы в двойной мере, кузина. — Лицо и голос были предельно вежливы, хотя в глазах виделось пламя. — Я еще раз напоминаю тебе, что я не капитан, а вор, проданный и презираемый за дефект в виде планетных генов. Меня поражает, как это мой дядя не вычеркнул моего имени из Списка.
      — Индемион Кристефион мертв, — сказала она терпеливо, словно имела дело с ребенком. — Он сам убил себя, восстановив свою честь после того, как признался в своем предательстве. Он был благороден, Анджелалти: великодушный Капитан, хорошо послуживший кораблю. Дурной поступок был уничтожен хорошим. Право, будучи живым и сильным, ты мог бы подражать его величию.
      Лал вздохнул.
      — Корбиньи, ты с рождения знала обязанности Разведчика Планет? Ты мгновенно приобрела свои умения, не имея ни учителя, ни спарринг-партнера?
      Она растерянно моргнула.
      — Нет, конечно. Среди сверстников выбирают самого подходящего. Его обучают и тренируют для исполнения его обязанностей в соответствии с Уставом.
      — Ага. А я потерял своего наставника в восемь лет, был лишен Корабля и продан в девять, и стал учеником мастера-вора в десять. — Он подался к ней, удерживая ее взгляд. — Скажи мне, к чему меня подготовило мое обучение... кузина?
      Она глубоко вздохнула — и красная рубашка приподнялась на груди.
      — Твое имя записано в Завтрашней Записи, Анджелалти. Я видела его своими глазами.
      — А если Завтрашняя Запись ошибается?
      Она уставилась на него, и на прекрасном лице ясно отразилось изумление.
      — Как может лгать Завтрашняя Запись?
      «Экипаж! — подумал Лал внезапно почти с отчаянием. — Такие опасные — и такие по-детски наивные!»
      — Корбиньи, — заговорил он убедительно, — я даже не знаю, как Завтрашняя Запись вообще может существовать. Как могла Первый Капитан знать имя полукровки, который родится через триста лет после ее смерти?
      — А! — Похоже, это ее успокоило, и она потянулась и взяла его за руку, по которой от ее прикосновения пробежал странный ток. — Это — великие Тайны, кузен. Нас учат просто верить. Но я понимаю, что это трудно сделать, когда во всем остальном нам велят спрашивать, рассуждать и опираться только на факты. Мы — все твои сверстники — задавали эти вопросы. И все, кроме тебя, кузен, смогли успокоить свои сомнения, после того как видели Завтрашнюю Запись, дотрагивались до нее и своими глазами прочитывали какую-нибудь страницу.
      — Так что, ты советуешь мне верить в мою судьбу? Она не поняла горькой иронии, чуть сжала ему пальцы и отпустила их.
      — Именно так, Анджелалти. Когда мы вернемся на Корабль, ты сможешь разрешить свои сомнения и успокоиться.
      Лал вздохнул, закрыл глаза — и на время сдался. В конце концов, существовали вопросы более насущные.
      — Как ты справишься с Каффиром, Корбиньи? Тебе не следует подвергать себя опасности в...
      Она встала, не дав ему закончить:
      — Как мы уже договорились, — холодно сказала она, — этот вопрос решаю я. Пойду приготовлюсь.
      Она скользнула мимо него, нырнула за занавеску — и вышла.
 

      — Ну, Тео? Что у тебя за срочное дело?
      Голос мужчины был нахальным, сам мужчина — красавцем. Корбиньи воззрилась на это совершенство, почувствовала, как горят у нее щеки, и порадовалась, что за занавеской ее не видно.
      Планетники, как учили Корбиньи — и как доказывал ее опыт, — существа медлительные, неуклюжие и жалкие. Этот Каффир был совсем не таким. Движения у него было ловкие и плавные, как у человека, выросшего при низкой гравитации, кожа смуглая, словно загоревшая в двигательном отсеке или за работой в Саду. Глаза небольшие, но в этих черных зрачках светился ум, когда они быстро оглядывали комнату, замечая все.
      — Ну, Тео? — повторил он, на этот раз даже не надменно, а пренебрежительно. Он отбросил назад длинные распущенные волосы и скрестил руки на груди, презрительно выгнув бровь. — Ну?
      — Я не могу найти Морелу, — сказала она угрюмо. — Я думала, ты знаешь, где она, и передашь ей записку.
      — Я передам записку Мореле? — Вторая бровь выгнулась так же сильно, как первая, а на смуглом лице отразилось злорадное изумление. — Право, какая забавная мысль! Но, знаешь ли, я не смогу оказать тебе эту услугу.
      Тео ничего не сказала — только ее взгляд выразил еще большее отвращение. Однако Каффир словно не замечал ничего необычного. Спрятавшаяся за занавеской Корбиньи начала дрожать.
      Каффир подался вперед и его голос стал почти ласкающим.
      — Не хочешь спросить, почему именно я не могу оказать тебе эту услугу, лесбиянка мерзкая?
      — Наверное, снова злишься, — ответила Тео с неожиданным самообладанием. —Ты никогда не мог примириться с тем, что я ее люблю — и что она тоже меня любит.
      Тут он расхохотался, запрокинув голову, так что волосы облаком рассыпались по его плечам. Корбиньи вытерла влажные ладони о брюки и начала простые дыхательные упражнения. Каффир рассмеялся снова — и Корбиньи судорожно вздохнула, теряя сосредоточенность.
      — Даже Морела, — говорил он, — не была настолько глупа, чтобы любить тебя. Но мы отвлеклись! Загадка звучала так: «Почему благородный Каффир отказался передать записку от Тео прелестной и сладкой Мореле, королеве тысячи сердец, глупой корове и шлюхе?
      Он наклонил голову — и в его темных умных глазах загорелся жестокий огонь.
      — У меня есть ответ, — тихо сказал он и наклонился к самому уху Тео, словно собираясь шептать слова любви. — Потому, — выговорил он тихо, но так ясно, что Корбиньи было его слышно, — что эта сука мертва.
      — Нет! — крикнула Тео и отскочила, заставив Каффира снова захохотать.
      — Не нет, а да! — заверил он ее с огромной радостью. — Мертва и, надеюсь, уже сгнила. Подумай об этом, лесбиянка! Лицо у нее развалилось, волосы выпали прядями... — Он замолчал, словно потрясенный новой мыслью. — Но я забываю — ты же художница! Ты изображала Морелу во всех ее видах. Конечно, тебе захочется написать ее и в таком тоже. Как эгоистичен я был! Я сейчас же распоряжусь, чтобы труп привезли тебе! Ты должна простить мне мою недальновидность...
      — Морела! — крикнула Тео, имея в виду Корбиньи, но та застыла на месте.
      Ее тошнило, руки вспотели, а нож бесполезно торчал за поясом.
      — Морела! — громко передразнил ее Каффир — и Корбиньи вдруг сделала шаг вперед, словно он держал леску от гарпуна, вонзенного ей в душу.
      — Морела! — завопил он снова, дразня Тео, и тело Корбиньи судорожно сделало еще один шаг.
      Она вышла из-за занавески.
      Глаза у Каффира расширились, смех резко оборвался. Тео нырнула в сторону. Лицо у нее кровожадно горело, зубы оскалились.
      Корбиньи стояла совершенно неподвижно, ощущая дрожь в конечностях, которая, как она страстно надеялась, оставалась незамеченной.
      — Вот как, — сказал Каффир. — Оказывается, меня... дезинформировали.
      Он улыбнулся с открытой злобой. Содрогаясь, Корбиньи сделала огромное усилие, заставляя руку потянуться к ножу, хоть и сомневалась, что в состоянии будет сделать бросок.
      — Морела! — крикнула Тео. — Убей его!
      — Убить меня? — спросил мужчина с явным восторгом. — О нет, Морела никогда меня не убьет, лесбиянка. Скорее она убьет себя. Что она и сделала, знаешь ли — и весьма искусно.
      Он сделал шаг вперед — и трусливое тело даже не нашло силы отступить на шаг, сохраняя равновесие. Утробно смеясь, он протянул гладкую надушенную руку и погладил Корбиньи по щеке. В животе Корбиньи разгорелось желание, присоленное страхом.
      — Ее взял Синий Дом, — пробормотал Каффир, приглаживая пальцами ее губы. Он немного прижал нижнюю губу, и они открылись, словно для поцелуя. Он улыбнулся. — В теле Морелы живет кто-то другой, но этот другой слушается меня так же, как это делала она, лесбиянка. Завораживающе интересно, правда?
      Продолжая улыбаться, он обхватил подбородок Корбиньи стальными пальцами, повернул ее голову вверх и вбок так, что шее стало больно, а потом медленно и вызывающе наклонился и поцеловал ее.
      Страсть вспыхнула — и Корбиньи замерла, почти потеряв сознание от ужаса, едва замечая, что он совсем рядом, больно прижимается к ней, запустив пальцы в ее косу и еще сильнее оттянув назад голову. Он укусил ее в губы, потом передвинулся ниже, по выгнутой шее, взял губами грудь...
      Послышался отчаянный, бессловесный крик, и Корбиньи рухнула на пол, когда он ее отпустил — хотя она сохранила остатки разума, чтобы сгруппироваться и откатиться прочь. Она остановилась у занавески и осталась лежать, глядя, как Каффир пытается сбросить Тео со своей спины.
      — Я сама тебя убью! — выла худая женщина, вцепляясь забрызганными краской пальцами ему в горло. — Подонок! Кровопийца! Убить самое чистое и прекрасное существо, которое мы оба знали...
      Каффир вертелся и дергался, ревел, тщетно пытаясь оторвать душащие его руки, — и наконец, врезался спиной в стену.
      Как это ни удивительно, Тео удержалась, хотя Корбиньи показалось, что ее хватка стала слабее.
      Видимо, это заметил и Каффир. Он снова схватил ее за запястья и совершенно неподвижно застыл в центре комнаты, стараясь только развести в стороны эти жилистые руки.
      Тео издала крик — дикий и отчаянный. Каффир оскалил зубы, собрал последние силы и сбросил ее прочь.
      Она упала с громким хрипом, перевернулась и поползла в сторону, но недостаточно быстро, чтобы уйти от удара ногой в ребра. Хрустнула кость.
      — Нет!
      Крик вырвался из горла Корбиньи. Ей каким-то образом удалось встать, сжав в руке нож. Тело продолжало дрожать и сопротивляться ее воле, а вой Тео кислотой обжигал нервы, которые и без того натянулись невероятно.
      Каффир обернулся:
      — Нет? Я покажу тебе «нет», сука. Я... — Он сделал шаг вперед, потом еще один, указывая на нож у нее в руке. — Что это? Оружие? Неужели ты действительно думаешь, что сможешь меня убить?
      Корбиньи цеплялась за нож, удерживала правильную стойку, словно последние надежды на спасение, и понимала, что это тело ни за что, никогда не послушается ее в этом. А потом она заглянула в его глаза и поняла, что погибла.
      Каффир рассмеялся, подошел на расстояние удара, на секунду замер, не защищаясь, а потом снова засмеялся, протянул руку и схватил нож.
      Она вывернулась, поворачивая нож на одной силе воли, разрезая ему ладонь и пальцы. Он закричал, замахиваясь второй рукой со сжатым кулаком и метя прямо ей в голову. Ее возможность увернуться была ограничена отчаянной необходимостью удержать нож...
      — А-а!
      Опускающийся кулак нанес ей скользящий удар в висок. В эту же секунду пальцы отпустили нож, и Каффир рухнул на колени со стекленеющими глазами и струйкой крови, стекающей с уголка губ. Сорл-клинок — близнец ее собственного — торчал из основания его шеи.
      Секунду он стоял перед ней на коленях, словно поклоняясь или моля о прощении, а потом все его мышцы разом ослабели, и он завалился лицом вниз.
      Анджелалти обежал вокруг Корбиньи, пинком перевернул труп на спину, вырвал нож и двумя быстрыми движениями вытер его о грудь тонкой рубашки. Потом убрал клинок, бегло глянул на Тео, стонущую от боли в сломанных ребрах, повернулся обратно, схватил Корбиньи за руку и потянул за собой.
      В прихожей он отпустил ее, чтобы подхватить Трезубец и кивком призвать молчаливого Свидетеля, и только потом удостоил ее словом.
      — Ты сможешь не отстать?
      Корбиньи сделала глубокий вдох, убрала нож на место и встретилась с его глазами, которые были холоднее льда.
      — Анджелалти, — сказала она и настолько низко упала в собственных глазах из-за происшедшего, что была удивлена услышав свой недрогнувший голос, — я смогу.
      — Хорошо, — отозвался он и, рывком отворив дверь, вышел в переулок.
 

      Такси высадило их у ворот космопорта и быстро уехало, без денег и воспоминаний о пассажирах — благодаря паукам Анджелалти. Корбиньи стояла на носках, и волосы у нее на затылке шевелились, а все чувства все еще оставались странно затуманенными. Она напряженно пыталась отличить обычную портовую суету от возможной угрозы.
      — «Дротик» должен стоять на площадке постоянной готовности, — сказал Анджелалти и двинулся вперед, снуя между тягачами и подъемниками с таким видом, словно в целой системе, а тем более на этой планете у него не было ни единого врага.
      Он нес под мышкой Трезубец, Свидетель шел за ним по пятам. Прикусив губу, Корбиньи пошла следом.
      Судя по виду, все было нормально и спокойное поведение Анджелалти не было бравадой. Тем не менее волосы у нее упорно продолжали стоять дыбом, а мягкие неверные пальцы подрагивали от желания схватиться за нож, чего делать не следовало.
      Рядом с площадками постоянной готовности движение было помедленнее и пореже — если не считать скопления машин вокруг площадки номер одиннадцать.
      Корбиньи метнулась вперед, намереваясь оттащить его от опасного места, но он уже заметил это, остановившись, шагнув в сторону и растворившись в тени багажного транспортера. Корбиньи нашла тень мгновением позже — и обнаружила укрывшихся там Свидетеля и Анджелалти. Пригнувшись, ее кузен рассматривал машины и определял, что они значат, в молчании, которое было страшнее любых ругательств.
      — Гравилучи, — сказал Анджелалти ровным голосом. — Экранирующие захваты и катапульты.
      — Кузен? — окликнула она его.
      В темноте она ощутила поворот его головы, увидела блеск глаз, обратившихся к ней.
      — «Дротик» под прицелом. Линзер...
      — «Дротик» под прицелом, — согласилась она с терпеливой поспешностью, словно он не вышел из детского возраста, — а «Гиацинт» — нет.
      Большие глаза расширились еще сильнее, и она почувствовала, как он отодвинулся от нее в темноте.
      — Ты советуешь мне бросить моего друга в беде, кузина? А если бы я последовал такому совету час назад?
      — Разве я бесчестна и глупа? — воскликнула она, задетая за живое и думая уже о том, чтобы рассеять его презрение, а не остаться незамеченной врагами. — А как ты освободишь своего друга в твоем нынешнем состоянии, Анджелалти? Будешь посылать пауков одного за другим, выводя из строя технику? Взмахнешь этим трижды проклятым куском металла и потребуешь, чтобы тебя впустили? А как ты сообщишь своему другу, что он освобожден — крикнешь сквозь металл?
      Она услышала, что ее голос звучит все пронзительнее, и взяла себя в руки.
      — На «Гиацинте» стоят пушки, — договорила она тихо и бесстрастно. — И есть комм.
      Тишина растянулась в медленном счете до семи. Потом был долгий тихий выдох и мерцание ярких глаз.
      — Шестнадцатая площадка, ты говорила?
      Голос был таким же невыразительным, как и ее собственный.
      — Площадка номер шестнадцать, — подтвердила она и осмелилась дотронуться до его локтя. — Это в той стороне.
 
      По удачному стечению обстоятельств люк «Гиацинта» был повернут в сторону от «Дротика» и царившей вокруг него суматохи. Корбиньи показала Свидетелю место, откуда он мог наблюдать за этой суматохой и предупредить, если там проявят интерес к «Гиацинту».
      Анджелалти уже склонился над замком, хмуро поглядывая на наручный индикатор. Что-то зашевелилось у него под воротником, паук деловито пополз вниз по рукаву, поблескивая фиолетовыми глазами.
      Под взглядом затаившей дыхание Корбиньи паучок сполз Анджелалти на руку, потом по протянутому пальцу перешел на пластину замка и скрылся за ней.
      Выпрямившись, Анджелалти глянул на Корбиньи и заметил румянец, покрывший ее щеки.
      — Номер Одиннадцатый, — сказал он несколько суше, чем намеревался. — Старший брат Пятнадцатого. — Он отвернул манжету, освобождая наручный пульт. — Сейчас у нас будет конфигурация запорного устройства. — Он снова отвел взгляд, стараясь не смотреть на красную рубашку, обтягивающую ее грудь. — А где Свидетель?
      — Наблюдает за проблемами «Дротика» на тот случай, если они вдруг захотят стать и нашими, — ответила она, и ткань соблазнительно натянулась на вдохе. — А проблем у твоего друга — легион, Анджелалти. «Гиацинт» в твоем распоряжении, но это — не боевой корабль.
      И Анджелалти знал, что для любого члена Экипажа корабль — это сама жизнь, будь то Главный корабль или маленький шаттл.
      — Ты зарегистрировала свое оружие у начальника порта? — спросил он, в глубине души зная, какой ответ услышит.
      Корбиньи моргнула.
      — Я? — Она ладонью тронула древний корпус отличной сохранности. — Это же прыжковый шаттл класса «М», Анджелалти! Кто ж на такие оружие ставит?
      «Только Экипаж», — подумал Лал и усмехнулся яростно и весело, как Члену Экипажа свойственно. Пульт на руке пискнул.
      — Ага.
      Данные оказались неожиданно сложными, и понадобилось несколько минут, чтобы в них разобраться. В плече, на котором лежал Трезубец, ощущалась дрожь, и чувствовалось, как напрягается стоящая слева Корбиньи, заставляя себя быть терпеливой.
      Он посмотрел на нее:
      — Номеру Одиннадцатому нужна помощь. Номер Пятнадцатый немного крупнее и чуть сообразительнее. Не могу ли я получить от тебя его услуги?
      Он почти не дожидался ее кивка и наклонился к своему устройству раньше, чем в ее глазах отразилась боль потери.
      Повинуясь приказу пульта, Номер Пятнадцатый вылез у нее из кармана и перебрался на ладонь Анджелалти. Корбиньи проглотила вставший в горле ком и стала умолять богов, чтобы они не позволили ее телу снова ее предать своей готовностью к слезам. Плакать, лишившись механической игрушки, пусть даже очень умной? Да, похоже, она становится такой же неуправляемой, как...
      Как Анджелалти, вдруг поняла она, вспомнив выражение его лица, когда она в тот день положила перед ним растоптанного паука — в последний день, когда она была собой...
      У нее за спиной послышался шум — более громкий, чем нескончаемое жужжание гравилучевого генератора.
      Тело стремительно повернулось. Корбиньи остановила его рывок вперед и подкралась поближе.
      Она увидела, как Свидетель убил охранника ножом в горло. Сама она на долю секунды опоздала поймать второго, помчавшегося обратно к «Дротику». И одна из боевых машин уже разбивала строй, поворачивая свой уродливый нос в сторону «Гиацинта».
      Выругавшись, она схватила Свидетеля за руку и потащила за собой.
      — Анджелалти, нас обнаружили! Охранник вызвал помощь, и в нашу сторону движется танк!
      Он бросил на нее всего один взгляд льдисто-голубых глаз, а потом снова склонился к замку, постукивая пальцами по наручному пульту.
      Сзади раздался скрежет гусениц по бетону, вдали завыли сирены.
      — Они напали на меня без предупреждения! — заявил Свидетель, осторожно высвобождая руку. — Один обнажил оружие, даже не поздоровавшись. Мужчине дозволено защищаться от охотников на людей.
      — Конечно, дозволено, — согласилась Корбиньи с саркастической готовностью. — А быстрому дозволено убить двух врагов, пока копуша возится с одним.
      Свидетель повернул голову — и на его флегматичном лице отразилось легкое удивление.
      — Второй не обнажал оружия, о воин. Он бежал, поняв, что имеет дело с мужчиной.
      — И правильно сделал! — огрызнулась она, слыша, как приближается скрежет гусениц и к сирене присоединяется еще одна. — Анджелалти...
      Пауки повисли у него на воротнике, а он приложил ладонь к пластине замка с уверенностью человека, рассчитывающего, что его впустят.
      Ничего не произошло.
      К двум сиренам прибавилась третья, гораздо ближе.
      Анджелалти еще раз приложил ладонь к пластине. Опять ничего не произошло.
      Ближайшая сирена с воем вынеслась на полосу, взвизгнув колесами на сверхпрочном покрытии, и понеслась прямо на них.
      К скрежету гусениц добавился рев двигателя и треск радиоэфира.
      — Проклятие! — тихо и яростно выдохнул Анджелалти. Он стиснул рукоять Трезубца, лежавшую у него на плече, и уставился на пластину замка так, словно одного его взгляда могло хватить для взлома.
      — Открывай, черт тебя побери!
      Последовала вспышка, словно от удара молнии, странный звук, уловленный не столько ушами, сколько сердцем, и в воздухе завоняло озоном.
      Корбиньи вскрикнула, впечатавшись в корпус корабля, обернулась с единственной мыслью, что танк открыл огонь, а два ножа и древний Трезубец более чем бесполезны против...
      — Хвала и слава Карателю! — Свидетель схватил ее за руку и развернул лицом обратно, к запорной пластине. — Смотри же, о Воин, и ликуй!
      Она повернулась, чуть не рявкнув, и изумленно заморгала при виде открывшегося люка. Потом посмотрела на Анджелалти.
      Он встретился с ее взглядом — и вид у него был слегка оглушенный.
      — Эдрет всегда говорил, что мне надо... сдерживать свои вспышки.
      — Да, они выглядят внушительно, — дрожащим голосом согласилась она и снова сосредоточилась на других звуках — особенно на приближавшейся полицейской машине.
      Она рванулась вперед:
      — Заходим!
      Анджелалти влез первым, держа Трезубец перед собой и неловко поворачивая, чтобы не повредить раненую руку.
      Корбиньи прыгнула следом и рванулась вперед, мимо Анджелалти, ударила по кнопке, отключающей внутренний замок, и понеслась по коридору в рубку.
      Плюхнувшись в кресло, она одним движением открыла пульт, едва отметив про себя, что Анджелалти занял место второго пилота и открывает корабельные Глаза. Сама она сосредоточилась на показаниях экрана и запросе о повреждениях взломанного люка. К красной кнопке она прикоснулась почти машинально и через мгновение услышала тихий ответ Анджелалти:
      — Оружие в боевой готовности.
      — Есть, — подтвердила она и вздохнула с облегчением, когда корабельные датчики сообщили: люк задраен и герметичен. — Удивительная у тебя игрушка, кузен.
      — Отнюдь не у меня, а исключительно у Биндальчи, — отозвался он. — Я поклялся вернуть им эту штуку при первой же... Вот «Дротик», на третьем экране. Я ищу линию связи...
      — Зашифруй через канал управления оружием и передавай напрямую, — посоветовала она.
      Анджелалти кивнул, и его пальцы стремительно затанцевали по клавишам.
      — Анджелалти, — внезапно объявил Свидетель, глядя поверх их голов, — Каратель лежит один у внешнего люка.
      — Ему нужно пока оставаться там, друг, — сказал Лал, и в эту секунду кабину наполнил звон открытой линии комма. — Я от души надеюсь, что Богиня не разгневана.
      Свидетель издал какой-то странный звук — почти смех.
      — Нет, Анджелалти, — сказал он, — думаю, Богиня вовсе не разгневана.
      — Хорошо, — рассеянно отозвался Анджелалти, а потом сказал в комм: — Линзер, это я, Лал.
      — Самое время, — по-своему лаконично отреагировал Скотт, — Это ты решил такую вечеринку устроить, сер Эдрет?
      Лал ухмыльнулся.
      — Чего им нужно?
      — Ты, судя по тому, что талдычит тут мне уже два часа какая-то дама. Я сказал ей, что у меня тебя нет, но она почему-то сомневается. Хочет, чтобы я открыл люк и впустил ее отряд с обыском. — Он фыркнул. — Младшенький мамаши Скотт не настолько большой дурак.
      — Я думал, ты старшенький, — сказал Лал, работая на клавиатуре.
      Он отправил изображение на главный экран Корбиньи, увидел, что она его прочла и начала вводить команды для оружия.
      — Сейчас не время споров о генеалогии. Ты сам будешь расхлебывать эту кашу или мне заняться?
      Лал наклонил голову, изучая довольно неприятную обстановку вокруг «Дротика». По сравнению с ним их собственное окружение в виде одной боевой машины и трех бронированных полицейских автомобилей представлялось просто декорацией.
      — А ты сможешь? — спросил он у Скотта.
      — Я могу устроить им урок пилотирования. Тема: что происходит с энергетическим полем, созданным, скажем, Гравилучами, когда заключенный внутри этого поля объект внезапно уходит в гиперпространство и для пущей наглядности включает двигатели. Очень предметный урок получится. — Он прищелкнул языком по нёбу — характерный звук, показавший Лалу, что Линзер встревожен сильнее, чем признается. — Полицейские — не дураки. Не станут рисковать жизнью ради физики.
      — Может быть...
      Корбиньи закончила настройку оружия и постепенно увеличивала мощность двигателя. Лал кивнул в ответ на схему, которую она передала на его экран, и услышал ее негромкое:
      — С нами пытаются связаться, Анджелалти, — из танка. Я притворяюсь глухой.
      — Звучит слишком рискованно, — ответил он Линзеру. — А если мы их на минутку отвлечем? Ты сможешь взлететь?
      Наступила короткая пауза.
      — У тебя здесь все? Потому что если я взлечу прямо сейчас, не зарегистрировав план полета и обидев местных стражей порядка, нет такой взятки, которая позволила бы «Дротику» снова совершить здесь посадку. И это навсегда.
      — У меня здесь все, — тихо сказал Лал, включая нужные кнопки. — Мы на шестнадцатой площадке, по правому борту от тебя. Отвлечем их на себя, ты взлетай при первой возможности. Мы следом.
      Новая пауза, чуть длиннее предыдущей. — Так, вижу тебя. Точка и время рандеву?
      — Через три месяца, на Чейенне?
      — Понял. Ну, валим отсюда.