В гроте было сумрачно. Саксони Белаконто набрала полную грудь теплого воздуха. После пешего перехода от корабля по пропеченной солнцем земле ей хотелось пить, и влажный воздух грота успокаивал раздраженную слизистую носа и горла.
      Она несколько раз моргнула, привыкая к полутьме, а потом повернула голову и хмуро посмотрела на своего coпровождающего.
      — На этот раз изволь быть убедительным.
      Жара не пошла на пользу Джарджу Менлину. Как и дни, проведенные в тюрьме Ворнета. «Кто бы мог знать, — в который раз подумала Саксони Белаконто, — что Джардж Менлин окажется таким мастером скрываться?» Больше недели ему удавалось ускользать от лучших специалистов Ворнета, а тем временем терпение Саксони Белаконто, и без того напряженное, лопнуло окончательно.
      Даже шумная поимка избалованной любовницы Джарджа не заставила его явиться — и Белаконто начала уже подозревать в нем создателя всей хитроумной интриги, в которой Лал сер Эдрет был только пешкой, инструментом, предназначенным для ее убийства.
      С той разницей, что она осталась жива, хотя другие погибли, и еще многие были близки к тому. Этого было бы достаточно, если бы Джардж действовал быстро и решительно — однако второго, смертельного удара не последовало. Вместо этого Джардж стал скрываться, а Лал сер Эдрет бежал с планеты, захватив Трезубец, его оператора и свою кузину-дикарку.
      И в конце концов Джарджа Менлина смогли отыскать.
      — Как, к дьяволу, я могу быть убедительным, — сказал он сейчас, — если им нужен Трезубец, а не я? — Он промокнул угрожающе побагровевшее лицо грязным белым платком и устремил на нее поросячьи глазки, полные почти безумного отчаяния. — Разве вы не слышали, что сказал вождь? — спросил он. — Им нет дела до меня, до вас и до этого проклятого вора. Им интересен только Трезубец и тот тип, который за ним наблюдает.
      — Тогда им придется понять, что до меня им есть дело, — огрызнулась она, — как и до вооруженного корабля, который здесь сел.
      Менлин шумно вздохнул, а потом поспешно поклонился, застонав от усилий, которых у него это потребовало.
      Древний ссохшийся человек в поблекшем зеленом одеянии кланяться не стал. Он стоял в позе терпеливого внимания, дожидаясь, пока Джардж Менлин не выпрямится.
      — Доброго солнца, — сказал пришедший мягким бесполым голосом. — Кто явился в Грот Телио?
      — Джардж Менлин, — хрипло ответил он и прокашлялся, — Носитель Трезубца. И Саксони Белаконто.
      — А где Трезубец, о Искатель? — спросил Привратник без насмешки или гнева.
      «Как будто, — подумала Саксони Белаконто, — они не стоят здесь уже третий день подряд, повторяя одну и ту же процедуру».
      — В безопасном месте, — ответил Джардж так же, как всегда. — Возможно ли поговорить с Телио?
      — Многие вещи возможны, о Искатель. Джардж скрипнул зубами.
      — Я хочу повидаться с Телио, — сказал он неожиданно резко. — Немедленно. Хватит глупостей.
      Это было небольшим отклонением от сценария. Если Привратник это и заметил, то никак не проявил. Сам он от своей роли не отклонился.
      — Я доставлю твои слова внутрь. Прошу меня подождать.
      Дальше, судя по опыту последних трех дней, шло возвращение Привратника, который бесстрастно сожалел о том, что Искателя внутрь провести нельзя. Их пригласят вернуться тогда, когда их прошение достигнет полноты. Что бы это ни означало.
      Саксони Белаконто закрыла глаза, думая о Ворнете и обо всех, кто ему служит — ненадежных союзниках, всегда готовых превратиться в хищных волков, стоит только Ворнету пошатнуться.
      — Мы своего добьемся, — сказала она, едва узнавая собственный голос. — Сегодня мы не примем от них отказа.
      Менлин кивнул и снова вытер лицо, которое из багрового превратилось в серое. Он облизнул губы, словно собирался что-то сказать.
      Привратник появился снова.
      — Искатель и его спутница будут приняты, -— объявил он без всякого выражения. — Прошу идти следом за мной.
      Саксони Белаконто даже не сразу осознала, что их впускают без боя — и ей пришлось почти бегом догонять Менлина и Привратника.
      Воздух стал прохладнее, холоднее... почти холодным. Привратник все шел и шел, следуя по коридору, которые поворачивали то в одну сторону, то в другую. Спустя пять минут Саксони остановилась.
      — Куда ты нас ведешь? — спросила она.
      Привратник продолжал идти, не замедляя шага. Джардж Менлин прочистил горло.
      — Я... э-э... пожалуйста, Привратник. Моя... нам хотелось бы знать, куда вы нас ведете.
      Иссохшая фигура повернулась.
      — Вы просили, чтобы вас увидели — и ваша просьба удовлетворена. Вас ведут в Зал Рассмотрения.
      — Дорога очень длинная, — не успокоился Джардж. — Разве вам приходится идти так же далеко, когда вы идете о нас доложить?
      Привратник почти улыбнулся. Он поднял руки и начертал в воздухе сложный знак.
      — Когда становишься старым и много понимаешь, появляются другие способы передвигаться, помимо ходьбы. Сюда.
      Он снова повернулся и зашагал дальше. Джардж Менлин двинулся следом.
      Спустя секунду Саксони Белаконто тоже пошла за ними. Кипя гневом.
 
      Зал Рассмотрения уходил в бесконечность. Его свод и стены были окутаны тьмой, а центр ярко освещен факелами. Привратник довел их до этого центра и оставил стоять на холодном каменном полу, а сам исчез в тенях.
      Слева из темноты цепочкой вышли пять фигур. Все они были облачены в зеленые длинные одеяния с поднятыми капюшонами, скрывавшими лица, с кистями рук, спрятанными в длинных рукавах.
      Бесшумно они прошли по камням, выстроились напротив Белаконто и Менлина и одновременно повернулись к ним. Ни одного слова произнесено не было.
      Джардж Менлин откашлялся.
      — Я — тот, кто приехал и увез Трезубец. Я здесь для того, чтобы потребовать причитающуюся мне дань хезернимом, которую вождь долины отказывается мне выплатить.
      Фигуры зашелестели, словно мимо них пронесся порыв сильного ветра, а потом снова замерли. Несколько голов повернулись, несколько пар глаз посмотрели из-под спрятанных под капюшонами лиц.
      Одна из фигур вышла вперед и повернула голову так, что ее скрытые глаза, казалось, устремились сначала на Саксони Белаконто, а потом на Джарджа Менлина. Фигура повернулась и пошла прочь, по залу, к краю пятна света...
      — Пошли, — прошипел Джардж Менлин, направляясь за ней.
      Саксони Белаконто опять двинулась следом, стараясь не обращать внимания на странное покалывание между лопатками.
 
      Ход сделал два каких-то дурацких поворота подряд и вывел в другое помещение — на этот раз довольно тесное. Слабое тепло исходило от небольшого огня, разожженного в яме в центре зала. Каменный пол был устлан коврами, гобеленами и подушками. Кое-где между пуфами стояли невысокие столики. На одном оказался самовар, на другом — блюдо с фруктами, на третьем — кувшин и несколько стеклянных стаканов.
      Их провожатая высунула стройные руки из широких рукавов и аккуратно откинула капюшон себе на плечи. Она серьезно посмотрела на Джарджа Менлина, а потом поклонилась с удивительной почтительностью.
      Прошу вас, — сказала она, — садитесь.
      Джардж последовал ее приглашению, рухнув на гору подушек. Саксони Белаконто устроилась более изящно, подвернув под себя ноги, готовая к тому, что капкан захлопнется.
      — Вы подкрепитесь? — спросила женщина у Джарджа. — Выпьете чаю или вина? Не хотите ли фруктов?
      Фрукты. Саксони посмотрела на поднос: идеально правильной формы и окраски яблоки и персики, явно из гидропонного сада. Нет ли в этой пещере гидропонных плантаций? И насколько развиты эти Биндальчи? Один раз она уже ошиблась в оценке человека и ситуации и никогда не повторит той ошибки, которую допустила с Лалом сер Эдретом.
      — Вина, — ответил тем временем Джардж.
      Подняв глаза, Саксони увидела, что рыжевато-карие глаза обращены на нее.
      — Вина, — хрипло откликнулась она, и женщина поклонилась с безмятежной любезностью.
      Она перешла к столику, на котором стоял кувшин, и наполнила два стакана. Первый был подан Джарджу. Второй был протянут Саксони Белаконто. Исполнив долг гостеприимства, женщина грациозно опустилась напротив них на пуф и обратила к Джарджу серьезное лицо, по которому невозможно было определить ее возраст.
      — В Зале Рассмотрения не дозволено разговаривать, — сказала она. — Привратник доставил сообщение о том, что вы желаете видеть Телио, а не что вы желаете говорить с одним из Телио. Несомненно, дело в неточном переводе. Здесь вы можете устроиться удобно и высказать то, что у вас на сердце.
      Джардж поспешно сделал глоток вина.
      — Гм-м... спасибо. Привратник не виноват: кажется, я действительно попросил увидеть Телио. Неточно выражаюсь. Приношу извинения.
      Саксони чуть изменила позу, и он моментально устремил на нее глаза, которые оказались влажными и полубезумными.
      — Мы пришли, — подсказала она ему с грозной терпеливостью, — по поводу дани.
      — Да, — поспешно согласился он. — По поводу дани, выплачиваемой хезернимом. — Он снова перевел взгляд на женщину. — Вождь долины отказал мне в моей доле, хотя это я взял Трезубец: вы это знаете, вы при этом присутствовали. Все Телио при этом присутствовали.
      -— Памятуется, — сказала женщина, — что вы были Избранником Карателя. Памятуется, что вы попросили у нас некое количество цветов тремиллана. — Она аккуратно сложила руки на коленях и серьезно посмотрела ему в лицо. — Все памятуется, с почтением и уважением, Джардж Менлин, Избранник Трезубца.
      — Ну и прекрасно. — Джардж с довольным видом выпил щедрый глоток вина.
      Женщина бесшумно встала, снова наполнила ему стакан, а потом вернулась на свое место. Джардж проглотил еще вина и подался вперед.
      — Тогда вы скажете вождю в долине, чтобы он отдал дань мне и моей... коллеге, чтобы мы могли отправиться по своим делам.
      — О! — Женщина посмотрела на Саксони с бесконечной жалостью, а потом снова перевела взгляд на Джарджа. — А где Трезубец, Джардж Менлин? И где тот, кто является Глазами и Памятью Шлорбы?
      Тот откашлялся.
      — Они оба в надежном месте. Вселенная полна опасностей, знаете ли. А я — человек, у которого есть враги. Мне казалось, что лучше хорошенько их спрятать там, где враги их не найдут.
      — Понимаю, — отозвалась она все так же серьезно и вежливо. — Но когда вы так являетесь, нет уверенности, что Каратель по-прежнему захотел с вами оставаться. Возможно, Джардж Менлин, всегда возможно, что Каратель избрал другого — в чем вашей чести нет ни малейшего урона.
      — Избрал другого...
      Он заморгал, а женщина склонила голову, а потом повернулась к Саксони:
      — Так случается порой. Мы позаботимся о нем, если хотите. Если нет другого места, где он может жить с честью и в безопасности. Носить Карателя Шлорбы — это немалая вещь, тяжелая вещь. Бывало, что потеря бремени делала прежнего Избранника... глупым, как ребенок, и забывчивым.
      Саксони обдумала услышанное — в той мере, в какой оно было понятным.
      — Вы позаботитесь о Джардже? — осторожно переспросила она. — И воздадите ему... честь?
      — Обязательно, — отозвалась женщина с мягкой и печальной улыбкой.
      — А... хезерним? — нерешительно спросила Саксони. Женщина покачала головой:
      — Хезерним был данью, названной Избранником Шлорбы, — мягко сказала она, словно речь шла о неизменной силе вселенной. — Не положено никакой дани тем, кого Шлорба покидает. Им положены только заботы, честь и покой.
      Саксони отпила изумительно мерзкого вина, размышляя, ощущая на себе взгляд Джарджа, слыша его безмолвный крик: «Не оставляйте меня здесь! Не...»
      Она выпила еще, оценивая вес пистолета у себя под мышкой, ситуацию...
      Ситуация была гадкая.
      Она выдавила из себя улыбку и кивнула женщине.
      — Я ценю вашу помощь. Ваши пояснения относительно статуса моего друга. Мне надо будет посоветоваться с другими... передать им ваши слова. Можно ли мне будет прийти снова, чтобы сказать вам, какое решение было принято?
      Женщина поклонилась, не вставая с пуфа.
      — Приходите снова спустя два солнца, в то же время. Привратник будет вас ждать.
      Она легко встала и наклонилась, протягивая руку Джарджу.
      — Пойдем, — позвала она его, словно ребенка. — Тебе пора вернуться на корабль и присутствовать на совете твоих друзей.
      Джардж поднялся на ноги и отдал женщине стакан. Она два раза резко хлопнула в ладоши.
      В каменной арке возник Привратник.
      — Проведи Джарджа Менлина и его спутницу к Воротам Просителей, — приказала она и подняла руки, чтобы снова надеть капюшон.
      — Слушаюсь, — ответил Привратник и, обращаясь к ним, добавил: — Идите за мной.
      И они устало поплелись за ним вверх, к жаркому входу, и вышли, моргая, на вечернее солнце.
 

      Последняя спасательная шлюпка отошла от переселенческого корабля и направилась прочь от системы. Данные были проанализированы всеми кораблями на внутренней орбите — и в конце концов признаны точными.
      Как только был достигнут консенсус — когда все пилоты на орбите признали, что переселенческий корабль пуст, — Милт и Риа отправились ставить бакены.
      — А почему именно здесь? — спросил Милт, глядя, как первый бакен подстраивается на нужную орбиту вокруг большого корабля.
      — Почему именно здесь — что? — откликнулась Риа.
      — Почему они бросили его именно здесь, где нет ничего, кроме блокады Синдиката и трех закрытых для доступа планет? Что они здесь делали?
      Риа пожала плечами, задавая параметры следующему бакену.
      — Переселенческие корабли летают где хотят, — сказала она, раз в кои-то веки без двойной речи. — Экипажи переселенческих кораблей ушиблены звездами. Еще большие психи, чем пилоты рудовозов. Если у них и была причина, то разумной она не была, можешь не сомневаться. Может, это была просто остановка на пути. Переселенческие корабли древние. Ограниченная способность к долгим перемещениям.
      — И они вышли из гиперпространства на отдых и тут заметили, что корабль в плохом состоянии... Черт подери, в этом корабле нет ничего смертельно опасного! Ничего такого, о чем они не знали бы уже давным-давно!
      Риа ввела программу.
      — Выпускай, — скомандовала она — и он послушался. Второй бакен пошел неровно и никак не мог сориентироваться.
      Милт протянул руку за пультом дистанционного управления, когда Риа вдруг резко втянула в себя воздух, а потом с шипением выпустила его сквозь зубы.
      — Какого дья...
      — Он разваливается! — закричал Милт, уже опуская пальцы на пульт и бросаясь в бегство от погибающего корабля. Одновременно он посылал сигнал тревоги Дезу и остальным кораблям блокады.
      Пульт у него под пальцами расцветал красными сигналами тревоги, но ими занималась Риа, перенаправляя энергию и отключая несущественные системы...
      Над ними, в темной громаде переселенческого корабля, пузырь, который он счел обсерваторией, продолжал раскачиваться из стороны в сторону, разрывая кабели и листы обшивки, потом одним мощным рывком он освободился полностью, послав к внутреннему кольцу блокады метеорный вихрь металлических обломков.
      Освободившись, он начал падать. Падать к Биндалу, словно сам был метеором.
      Милт включил увеличение и начал ругаться, тихо и изумленно. Сидевшая рядом Риа не издала ни звука.
      Он зашифровал изображение и отправил его на Главный корабль, тайно надеясь, что кто-нибудь из начальства скажет ему, что деревьевв падающем пузыре не было...

***

      Они приземлились на пропеченной полоске камня неподалеку от группы коричневатых шатров и корявых деревьев. Корбиньи вышла последней и встала между Анджелалти и Свидетелем, щуря глаза. Она чувствовала, как уходит влага из пор кожи. Непокрытую голову нещадно жгло солнце.
      — Так... — пробормотал Анджелалти. — Думаю, друг, тебе пора нас вести.
      Свидетель поднял руку и начертил в жгучем воздухе один из своих непонятных значков.
      — Вести я не могу. Трезубцу и Трезубцедержцу надлежит прокладывать путь через событие. Мне надлежит только следовать — и помнить.
      — Достаточно трудная задача, — сказал Анджелалти и закашлялся. Он указал Трезубцем на шатры. — Что это за место?
      — Это — лагерь Вен кел-Батиен Джириско. Она — молодой вождь, тщательная в деяниях. Она обитает рядом с Телио по выбору и приглашению, а не в нарушение. Это — честь. Ее люди — собиратели. Именно они собирают цветы тремиллана и превращают их в хезерним.
      — Цветы... — Корбиньи обвела взглядом спекшуюся землю. — Трудно поверить, что тут растут цветы.
      Свидетель серьезно посмотрел на нее.
      — До святотатства Синдиката земля была плодородной: зерно, плоды и дичь были в изобилии. Сейчас земля рыдает о влаге и с великим трудом производит достаточное количество пропитания для Биндальчи, опекунов этой земли. Событие подвигло Синдикат на прискорбную ошибку.
      — Синдикат на прискорбные ошибки и подвигать не надо, — ответила Корбиньи. — Как и на сознательное причинение вреда.
      — Не знаю, как вы, — вмешался Анджелалти, — но я как в печке. И пока я не испекся окончательно, предлагаю пройти в ту деревню и перемолвиться словечком с вождем. — Он посмотрел на Корбиньи. — Чем скорее мы вернем Трезубец, тем скорее сможем вернуться в прохладу.
      — И перейти к другим делам, — согласилась она, направляясь с ним к шатрам.
      Свидетель пошел за ними, отставая на шаг — и в душе ликовал по поводу возвращения на родную планету.
 
      Они не успели подойти к шатровой деревне, как оттуда вышла женщина, остановившаяся в жидкой тени. Широко расставив ноги в замшевых штанах, она протянула вперед руки ладонями вверх. Из-под расстегнутой до пояса рубашки виднелся влажный от пота живот, подтянутый и крепкий, талию обхватывал широкий кожаный пояс, увешанный брелоками и амулетами, с прикрепленными ножнами для ножа. Черные волосы спускались ниже плеч, и в них были вплетены перья и цветы тремиллана.
      Лал остановился перед ней в нескольких шагах, ощущая, как влажно липнет к нему одежда. Уперев конец Трезубца в землю, он поклонился.
      — Я говорю с вождем Биндальчи?
      — Я — Вен кел-Батиен Джириско, вождь племени Тремиллан, слуга Телио. — Крепкая смуглая рука поднялась на уровень груди и начертила в воздухе какой-то знак. — Трезубцедержец увиден и узнан. Может ли племя Тремиллан узнать его имя? Для песен.
      Он поколебался.
      — Анджелалти Кристефион, — сказал он наконец, махнув рукой в сторону Корбиньи и Свидетеля, — как они считают.
      Она прикоснулась к своему уху.
      — Это услышано. А ты какое имя считаешь своим? — Она устремила на него спокойные глаза песочного цвета. — Понятно, что мужчина может иметь больше одного имени.
      — Лал сер Эдрет, — ответил он, почему-то чувствуя власть этих глаз.
      Рука поднялась и пальцы сжались, словно она поймала имя, которое он ей бросил. Она приложила сжатый кулак к груди и широко расставила пальцы.
      — Мое сердце слышало твое, — торжественно провозгласила она. — Это — тоже для песен.
      Лал открыл рот, собираясь сказать... что? Но необходимости не было: вождь уже перевела взгляд дальше.
      — Глаза Шлорбы, я приветствую тебя, — сказала она и посмотрела на Корбиньи, не дожидаясь ответа: — Прекрасная госпожа, твое имя?
      Корбиньи глотнула мучительную порцию иссушенного воздуха.
      — Корбиньи Фазтерот, Развед...
      Она замолчала, глядя в глаза женщины.
      — Я — вождь Биндальчи, — сказала женщина. — Твое имя будет у меня в безопасности.
      — Увы, мое имя было безвременно укорочено. Женщина нахмурилась.
      — Воин Смерти, — провозгласил Свидетель со своего места за спиной Анджелалти, — ходит подле Искателя.
      — А! — Это было почти вздохом. Вождь прижала обе ладони к груди, а потом вытянула руки перед собой ладонями наружу. — Я дожила до времени чудес. Честь тебе, вновь взявшей на себя боль жизни и добровольно оставившей спокойствие. — Она опустила руки, и ее лицо и глаза сияли. — Когда за мной придет смерть, пусть она волею Шлорбы окажется такой прекрасной, как ты.
      Лал кашлянул.
      — Мы благодарны за вашу встречу, — сказал он, — и сожалеем о необходимости злоупотребить вашим гостеприимством.
      Он чуть пошевелил Трезубцем, и песочные глаза проследили за этим движением, а потом вернулись к его лицу.
      — Трезубцедержцу достаточно только попросить. «Так, — подумал Лал. — Вот если бы Трезубцедержец еще и знал, о чем просить!» Он облизнул губы.
      — Хотелось бы поговорить... возможно, с учителем. С тем, кто хорошо знает пути Трезубца и мог бы выслушать то, что я скажу, и помочь мне принять решение.
      — Трезубцедержец желает говорить с одним из Телио. — Вождь кивнула головой. — Нет ничего легче.
      Она повернулась и указала в даль, поверх сверкающей на солнце земли.
      — В той стороне расположен Грот Телио. Вам достаточно только прийти туда и высказать свою просьбу Привратнику.
      Лал прикрыл глаза рукой.
      — Насколько это далеко?
      — Туда легко дойти пешком, — заверила она его, — только не в полдень.
      — А какое сейчас время дня? Она немного удивилась.
      — Близится вечер.
      — Близится вечер, — повторил Лал. — Хорошо. Нет ли кого-либо, кто мог бы проводить нас к Гроту?
      Она прижала ладонь к сердцу.
      — Трезубцедержцу достаточно только попросить.
 
      Они отправились без дальнейших просьб — и Корбиньи ненадолго испытала чувство облегчения.
      Вождь провела их по извилистой тропе между шатрами, из которых хлынули мужчины, которых можно было принять за братьев Свидетеля, худые женщины и смуглые ребятишки. Их провожали взгляды, шепот и более громкие возгласы — и Корбиньи ощущала тревожное покалывание в затылке: ведь она была клятвенным телохранителем Капитана. Она шагала вперед, стараясь как можно чаще оказываться между ним и обитателями шатров, и пальцы ее ныли от желания сжаться на рукояти ножа.
      Вождь провела их по еще одной песчаной улице, ставшей узкой из-за собравшегося там народа. Корбиньи скрипнула зубами и с облегчением выдохнула, когда какой-то коренастый мужчина выскочил в проход прямо перед Анджелалти, и в лице его не было ничего, кроме безумия.
      С ножом в руке Корбиньи бросилась между ними, громко крикнув:
      — Стой!
      — Стой! — эхом крикнула вождь, и Корбиньи удержала удар, хотя клинок успел сверкнуть смертельным блеском.
      — Стой, — негромко сказал у нее за спиной Анджелалти, и она почувствовала прикосновение его пальцев к ее плечу. — Не тревожься, кузина.
      Он шагнул вперед, встав вровень с ней, почти нос к носу с планетником, упер конец Трезубца в плотную землю и чуть подался вперед, устремив синие глаза на безумца...
      ...который протянул мозолистую лапу и погладил Анджелалти по голове пальцами, дрожащими, словно в лихорадке.
      — Трезубцедержец, — прохрипел он и повернулся к вождю, которая смотрела на него с печалью в глазах. — Трезубцедержец!
      — Да, старый друг, — серьезно ответила она. — Посторонись и позволь тому, кто несет теперь это бремя, идти дальше в объятия славы.
      Он помедлил, словно плохо понимая ее слова, и кто-то еще вышел из толпы, чтобы взять его за руку.
      — Пойдем, брат.
      Тут безумный планетник пошел, куда его повели, оглядываясь через плечо, пока его не втащили в шатер. Анджелалти посмотрел на вождя.
      — Он что-то для него означал, вот этот? Тут он чуть встряхнул Трезубец.
      Вождь улыбнулась, не скрывая печали.
      — Как и должно быть, поскольку когда-то он носил его.
      — Но он — дурачок! — воскликнула Корбиньи, убирая свой клинок.
      Вождь покачала головой.
      — Это случилось потом, — сказала она, — когда Трезубец ушел из его руки.
      Корбиньи замерла, а потом повернулась к Анджелалти, который стоял, такой красивый и сильный, со всеми его планами и хитростями.
      — Анджелалти...
      — Пока не безумен, — весело отозвался он, отводя взгляд. — Или не безумнее, чем обычно. — Он поклонился ожидающей конца их разговора вождю. — Веди нас, прошу.
      Они больше никого не встречали, пока не миновали шатры и не пошли вдоль скалистой гряды. Тут Лал указал на корабль, стоящий около каменной осыпи.
      — Что это за корабль?
      Вен кел-Батиен Джириско посмотрела в ту сторону, куда он указал.
      — Прежнего Трезубцедержца Джарджа Менлина и его спутников.
      Он нахмурился.
      — А сам Джардж Менлин — где он?
      — Вон он, — ответила она, указывая пальцем.
      Энергично шагающая женщина могла быть только Саксони Белаконто. Корбиньи незаметно завела руку за спину, сомкнув пальцы на скрытом там миниатюрном пистолете. Осторожно вытащив его, она опустила руку прямо вниз.
      Свидетель Телио чуть отступил, устремив взгляд на толстяка, у которого был просто больной вид. Больной, испуганный и почти безумный. Он бежал, тогда как его спутница только быстро шла, оскользаясь на камнях и тяжело дыша в недобром воздухе. Свидетель почувствовал, как нарастает напряжение, как плетется сеть силы, а событие вдруг встряхнулось и начало схождение...
      Анджелалти Искатель, Трезубцедержец, Возлюбленный Шлорбы, Чье Имя Хаос — Анджелалти Вождь продолжал идти вперед и встретился с толстяком.
      — Это мое!
      Голос толстяка стал визгливым из-за усталости, жары — или того и другого вместе.
      — Привет, Джардж, — сказал Анджелалти, останавливаясь.
      Он стоял непринужденно, положив Трезубец на сгиб руки, и солнце золотило его волосы.
      — Мое! — заверещал тот — и бросился, неуклюже и отчаянно.
      Воин Смерти подняла пистолет — и удержала руку, потому что Анджелалти подался в сторону, чуть повернувшись, чтобы избежать столкновения.
      Рука толстяка сомкнулась на рукояти Трезубца, и он издал ликующий крик, тут же перешедший в сдавленный вопль. Глаза его округлились, мышцы напряглись — и вдруг расслабились, все без исключения.
      Анджелалти упал вместе с толстяком, подставляя плечо под огромную тушу, с юношеской отвагой пытаясь смягчить падение несчастного. Свидетель Телио мог бы сказать ему, что в этом не было нужды: толстяк уже не мог почувствовать, как камни царапают его тело.
      — Мертв. — Светловолосый Искатель произнес это слово так, словно не понимал его значения. — Мертв.
      — Очень жаль, — сказала женщина по имени Саксони Белаконто. — Но я не сомневаюсь, что у тебя получится не хуже, мастер сер Эдрет.
      Он отшатнулся — но в этом также не было нужды. Воин Смерти продолжала держать свой пистолет — и на этот раз ей ничто не мешало целиться.
 

      «В корабле переселенцев тьма, — звучали в голове Милта Дженкинса строчки. — Кромешная тьма и тишина». Он раздраженно подумал: «Кромешная тьма и шум».
      — Песенники понятия не имеют о реальности, — проворчал он и услышал, как позади него рассмеялась Риа.
      — Песни не имеют никакого отношения к реальности, — сказала она. — Так же, как герои.
      Милт вздохнул. Он знал, что Риа права. Песни — это романтика, а нет никакой романтики в стонущей древней системе, плохо охлаждающей воздух, или в предательски гладком металлическом полу под ногами, или в пятнах ржавчины, или в необходимости освещать себе дорогу в каком-то темном, распадающемся лабиринте кроличьих нор при помощи пары ремонтных фонарей, наскоро переделанных под аккумулятор от сигнального бакена.
      — Развилка, — сказала Риа, трогая его за локоть.
      Риа руководила их экспедицией: ей уже приходилось принимать участие в сборе трофеев.
      Она сделала несколько шагов сначала в одном направлении, а потом в другом, высоко поднимая фонарь и вглядываясь в стены в поисках неизвестно каких таинственных знаков. Тем временем Милт включил переносной комм на поясе:
      — Передовой отряд три-три шесть — кораблю три-три пять. Слышишь меня, Дез?
      — Слышу хорошо. — Голос Деза в шумной темноте оказался неожиданно громким. — Больше никакие секции не отваливались?
      Это была шутка, которая должна была заставить Милта ерзать от стыда за свою реакцию на отвалившуюся секцию, улетевшую от переселенческого корабля. Однако он отказывался стыдиться своих рефлексов. В пятидесяти случаях из пятидесяти одного, как заявил он Риа, его реакция была бы вполне уместной. Кто строит корабли с отделяющимися секциями размером с добрую луну?