— Дублер системы номер шесть? — Корбиньи устремила на него недоуменно моргающие глаза. — Это именно то, что сказано: резервная корабельная система номер шесть на случай отказа основной.
      Лал подавил вспышку раздражения.
      — Конечно. Но мой вопрос, кузина, был таким: насколько эта система необходима для безопасности корабля, экипажа и пассажиров? Что случится, если система номер шесть выйдет из строя, а ее функции не перейдут немедленно к дублирующей системе?
      Она нахмурилась и привалилась бедром к краю пульта, обхватив себя руками за талию.
      — Ущерб безопасности персонала при отсутствии дублирующей системы номер шесть незначителен, — сказала она медленно и раздельно, словно обращаясь к ребенку — или умственно отсталому человеку. — Сама по себе система номер шесть является резервным протоколом, ответственным за энергоснабжение внешних люков, причальных огней, а также среды грузовых отсеков и причальных платформ. Она чаще всего используется тогда, когда корабль ставится на длительную стоянку и необходимо осуществить разгрузку. В остальных случаях ее функции выполняет главный компьютер.
      Она пожала плечами.
      — Так что дублирующая система скорее всего не понадобится даже в том случае, если произойдет отказ основной, — заключил Лал. — Отлично.
      Он принялся работать на своем наручном устройстве.
      Корбиньи с трепетом наблюдала за тем, как паучки лезут вниз по брюкам Анджелалти и деловито направляются к ней.
      — Возможно, тебе следует изменить стратегию, — сказала она. — Этот блок закрыт.
      — А! — отозвался он, даже не оторвав взгляда от запястья.
      Первый паук, меньшего размера, чем Номер Пятнадцатый, и с зелеными глазами, добрался до ее сапога, обогнул его и исчез в шве, где стена соединялась с полом.
      — Как... — начала было она, а потом ахнула, увидев, как второй паук — большего размера и с глазами, горящими фиолетовым светом, также исчез за панелью.
      — Анджелалти, что это ты делаешь с моим кораблем? Он поднял голову. Глаза его светились мрачным юмором, который сразу же вызвал у нее подозрения.
      — Но мне казалось, что я — Капитан, и что Корабль и все корабли, зависимые от Корабля, и весь Экипаж — все это находится в ведении Капитана.
      — Но я — пилот этого корабля! А что, если ты сделаешь его неработоспособным? Что, если ты повредишь главную систему? Что...
      — Взяв детали из дубликата резервной системы? После того, как пилот корабля заверил меня, что никакой опасности не появится, даже если данная система выйдет из строя? — Он пожал плечами. — Успокойся, Корбиньи. Возможно, я не найду того, что мне нужно.
      — Не найдешь... — Движение у ее сапога привлекло ее внимание — и она сделана бросок, пришлепнув полусогнутой ладонью нечто янтарноглазое, отважно двигавшееся следом за своими товарищами. — Нет!
      Лал замер, подняв пальцы над наручным компьютером — и пауки замерли тоже, как те, что уже находились за панелью, так и оставшиеся снаружи.
      — Корбиньи...
      — Нет! — повторила она уже спокойнее и выпрямилась, держа ладонь лодочкой у груди. Сквозь ее пальцы желтым огнем горели глаза паука.
      — Ты не потребуешь этого от него! — воскликнула она, и ее глаза увлажнились, а лицо лихорадочно вспыхнуло. — После такой отваги и верности ты не навяжешь ему войну с моим кораблем, Анджелалти, в этом я клянусь!
      Лал стоял, держа пальцы над кнопками, которые позволили бы Номеру Пятнадцатому освободиться, пробежать по полу и включиться в работу за панелью. Он посмотрел на Корбиньи, которая решительно встретила его взгляд, хоть ее и сотрясала дрожь — и перед ним предстала сцена из прошлого. Он вспомнил ее такой, какой она была, кладущей растоптанного паука перед ним вместе со своим клинком, преклонившей колено и просящей у Капитана прощения...
      — Хорошо, — мягко сказал он. — Он твой, Корбиньи. Я не продумал все до конца.
      Ее лицо стало чуть спокойнее, хотя она продолжала прикрывать паучка пальцами. Лал снова склонился к своему браслету и отправил дальше остальных пауков — которые по-прежнему принадлежали ему.
 
      В результате из-за панели появились провода и всевозможные электронные узлы и детальки. Лал собрал свою добычу в складную коробку, проверил наличие пауков (восемь при нем, еще один — отдельно), встал и отряхнул колени брюк.
      Корбиньи уже давно ушла — возможно, в рубку. Он справился с соблазном узнать у Номера Пятнадцатого ее точное местонахождение. Вместо этого он поднял коробку и понес ее по коридору к своей каюте и Карателю Шлорбы.
      Каратель пребывал там, где он его оставил: лежал поперек койки в тускло освещенном помещении. Свидетель у двери поднял голову и медленно сфокусировал глаза на реальности.
      — Анджелалти, — произнес он. Лал решил, что это приветствие.
      — Свидетель Телио, — отозвался он и, перешагнув через порог, бережно поставил коробку в центре тесной каюты.
      Он взял с кровати Трезубец и сосуд с Камнем Страха и сел, неловко поджав ноги, рядом с коробкой, развернув распечатку, выпрошенную у древних систем «Гиацинта».
      — Что это, Анджелалти?
      Свидетель приблизился к нему и сел напротив. Лал повернул распечатку так, чтобы его собеседник мог видеть диаграммы и мелкий шрифт описания.
      — Схема, — устало ответил он. — Для Карателя. Свидетель Телио нахмурился.
      — Ты считаешь, что Каратель Шлорбы — это машина? Лал потер лоб, стараясь разобрать мельчайшие буквы.
      — Мне кажется, — ответил он, почти не задумываясь, — что во вселенной существует много самых разных устройств с самыми разными протоколами. Назвать нечто «машиной» — значит ограничить его предназначение. В конце концов, форма подчиняется функции. Это устройство, созданное для каких-то определенных целей. В какой-то момент оно эти цели осуществляло. Оно было повреждено и перестало функционировать. Логика говорит, что устранение повреждений позволит ему функционировать снова.
      Свидетель замолчал — что было кстати. Лал наклонился над схемой, отмечая места, где первоначальные соединения были повреждены. Поколебавшись мгновение, он перевел взгляд на добычу, полученную от дублирующей системы номер шесть.
      — Я намерен, — сказал он Свидетелю, — восстановить контакты во всей системе, а потом устранить другие повреждения. В этих местах, — он снова поднял схему и указал пальцем на несколько точек, — похоже, раньше находились драгоценные камни. У тебя нет Памяти, которая сказала бы мне, что это были за камни?
      Карие глаза подернулись пленкой — будто у этого человека было третье веко, как у ящерицы. Прошла минута, затем две. Лал вздохнул и снова вернулся к схеме. Спустя какое-то время он отложил ее и, прикоснувшись к наручному пульту, приказал неутомимым паукам выйти. Номерам Шестому и Двенадцатому было дано задание разобрать сложную корабельную проводку на простые пары. Номера Одиннадцатый и Четырнадцатый он направил счищать с поверхности Карателя разбитые приемники и передатчики. После этого он потянулся за сосудом.
      Он только начал высвобождать пробку, когда Свидетель заговорил.
      — На вершине центрального зубца Карателя был укреплен Камень Души, предназначенный для того, чтобы заглядывать в души врагов Биндальчи и выпивать до дна те, что оказывались недостойными. Камень Души — это артефакт огромной силы, способный сам по себе двигать событие. Он вспоминается как союзник Карателя, сотрудничающий в принятии или отклонении Искателя и в нескончаемой борьбе за управление событием.
      Свидетель широко открыл глаза. Лал заметил, что по его смуглому лицу струйками стекает пот.
      — Это было далекое Воспоминание, Анджелалти. О других я не нашел ничего, кроме общей Памяти, не такой древней как та, что касается Камня Души. В ней говорится, что камни усиления должны граниться в соответствии с образцом, который я теперь могу нарисовать, если тебе это нужно. Других требований в Памяти не оказалось.
      — А... Камень Души? — спросил Лал, хотя ему было крайне неприятно понукать собеседника. — Там не было указаний о том, какую форму ему следует придать?
      На секунду ему показалось, что Свидетель засмеется.
      — С тем же успехом можно придать форму Карателю, Анджелалти. Память говорит нам, что у него есть своя собственная сила. Кто посмеет налагать на подобное свою форму?
      — Действительно, кто? — пробормотал Лал, глядя на обуглившийся конец среднего зубца Трезубца.
      Камень Души был немного крупнее ловца воров Мордры Эль Теман, а бронзовые лапки, удерживавшие его на месте, наполовину расплавились. Оправы двух камней меньшего размера были просто сломаны.
      «Ну что ж, — подумал Лал, — надежно укрепить можно и другими способами. Например, на эпоксидной смоле или...» Он вдруг широко зевнул и почувствовал навалившуюся на него усталость. Глянув себе на руки, он с легким удивлением увидел, что они дрожат.
      Он посмотрел на Свидетеля.
      — Прежде чем начать столь ответственную работу, я посплю. Надеюсь, я не нанесу оскорбления, если посоветую тебе сделать то же.
      — Я вижу тропу, которую ты мне указал, Анджелалти, и уверен, что мои умения позволят найти добычу.
      «Что бы оно ни значило», — подумал Лал и, с трудом поднявшись на ноги, сделал два шага, отделявшие его от кровати, и упал на нее. В глазах у него стоял туман, а в голове крутились разноцветные вихри.
      Утопая в цвете, Лал заснул — и ему приснилось, что он рвет цветы, а Корбиньи смеется.
 

      Какое-то время она сидела в кресле первого пилота. Просто сидела. Паучок молчал у нее на колене, блестя мудрыми и яркими янтарными глазами. Потом она задремала и увидела во сне ребенка, который не жил — ребенка ее тела. Ее мертвого тела. И ей приснился тот ребенок, которым была она сама, и тот, которым был Анджелалти. Они играли с другими детьми в темных коридорах Корабля, где воздух пах так, как ему положено, и где каждый поворот и изгиб коридора был знаком на уровне генов, и во всем милом сердцу пространстве Корабля нечего было бояться: ведь там все были ее кузенами или ближе, и каждый целиком зависел от другого.
      Страх жил среди планетников — слепых, недоступных пониманию недочеловеков. Страх — и предательство, потому что всегда находились те, кому хотелось захватить Корабль в плен, лишить Экипаж права свободно путешествовать от звезды к звезде, как это делают настоящие люди, а не жить по-звериному, с рождения до смерти копаясь к грязи.
      И тем не менее Корабль время от времени нуждался в ремонте, нуждался в том, что способны произвести только планетники, пусть они и грязееды и недочеловеки. Ибо Корабли — об этом она прочла в Вахтенном журнале восемьдесят пятого Капитана по имени Безумная Эндриатта — были созданы не для того, чтобы их использовали так, как это решили делать Экипажи, десятилетиями и столетиями не совершая посадки, не беря на борт пассажиров, не обмениваясь людьми с дружескими колониями.
      Капитану Эндриатте за ересь был предложен Нож, и она себя реабилитировала перед Кораблем и Экипажем. Ее Первый Помощник последовал за ней в считанные секунды, убитый горем. Во сне это представилось ей живо, совершенно достоверно, словно она видела все это собственными глазами.
      Корбиньи повернулась в кресле пилота, проснулась и посмотрела на часы, отмечавшие время полета. До конца перехода оставалось еще пятнадцать часов. Если боги улыбнутся, то когда «Гиацинт» выйдет в нормальное пространство, «Зеленодол» окажется на расстоянии прямой связи. Она потянулась, разминая затекшие мышцы, и виновато улыбнулась Номеру Пятнадцатому.
      — Последнее дело для пилота, — сказала она, — когда приходится спать прямо в кресле.
      Она вздохнула и подставила пауку ладонь. Он перебрался на нее как всегда охотно, чуть царапая коготками кожу, — и она в который раз подивилась умению Анджелалти.
      — Ну что ж, — сказала она, вставая и потягиваясь. Она слишком давно не заставляла это тело совершать должные тренировки. Совершенно не годится ей терять над собой власть теперь, когда почти освоены элементарные навыки. Она увидела отразившееся на темной поверхности экрана собственное лицо — скуластое и красивое — и застыла, уставившись на него. Вверх по рукаву перемещался небольшой вес — по нему карабкался Номер Пятнадцатый.
      — Я забыла, — прошептала она, поднося руку к свежей щеке, а потом встряхнулась.
      — Я — Корбиньи Фазтерот, — сказала она твердо и громко в корабельной тишине. — Член Экипажа Корабля «Зеленодол», хранящая верность Первому Помощнику и Будущему Капитану. Я — Разведчик Планет, Искатель и Переговорщик с Планетниками. Я прошла испытания и проверки. Я родила Кораблю ребенка. Никто не отменял моих действий, и мои действия всегда были честными и справедливыми.
      Паучок добрался до ее плеча, залез ей под воротник и устроился там. Корбиньи вздохнула и отвернулась от экранов и включенных пультов.
      — Я устала, — сказала она, обращаясь то ли к пауку, то ли к себе одной.
      Она на секунду подумала, чем сейчас занят Анджелалти, но тут же оттолкнула эту мысль. Анджелалти ее презирает — она ведь достаточно часто читала это по его глазам. Лучше оставить это без внимания, увядать и умереть и не думать о его привлекательности. Лучше считать его Капитаном, которому нужно повиноваться. После того, как он благополучно попадет на Корабль.
      — Привет!
      Она пошла по коридору, направляясь к каюте, предназначенной для второго пилота, хотя она никогда не летала с напарником. У двери камбуза она помедлила, а потом вошла внутрь, ударившись бедром о стол, потому что забыла включить свет. Там она налила себе полрюмки виктрианского бренди — планетный напиток, превосходный в своем роде. Убирая бутылку обратно в предназначенную для нее ячейку, Корбиньи решила, что этот напиток лучше любого корабельного дистиллята.
      Прихватив с собой рюмку, с утешающим паучком под воротником, она пошла к себе в каюту.
 
      Она проснулась, не зная, сколько времени спала, села на постели и потерла себе шею. Похоже, новое тело переносило виктрианский виноград гораздо хуже прежнего. Она подслеповато поморгала, глядя на подушку, где терпеливо стоял на страже Номер Пятнадцатый, и поморщилась.
      — Холодный душ, наверное. Зарядка. Потом горячий душ, чистая одежда... — Это заставило ее остановиться. Ее одежда осталась в каюте, которую занял Анджелалти — и в любом случае не подойдет ее новому телу. — Ну что ж, — сказала она и встала так быстро, что голова у нее загудела от боли, — постираем эту одежду.
      «И будем надеяться, — добавила она про себя, — что древняя установка очистки справится с этой задачей».
 
      Час спустя, поупражнявшись, приняв душ и надев вещи, с которых была удалена основная грязь, она шла по переходу. В камбузе остались следы визита: был заварен чай, из запасов брали сухари. Отправив рюмку из-под бренди в мойку, она заказала себе чаю и сухарей и унесла завтрак с собой на мостик.
      До перехода в нормальное пространство осталось семь часов. Корбиньи выполнила положенные процедуры контроля и откинулась на спинку кресла, смахивая сухарные крошки с пальцев.
      — С кораблем все в порядке, — прошептала она, хотя не имела привычки разговаривать с собой вслух — прежде. Она повела плечами и почувствовала на воротнике приятный вес Номера Пятнадцатого. В конце концов простая вежливость требует разговаривать с гостем и объяснять события и черты текущего дня. Она покачала головой. — Я начинаю нести такую же чушь, как этот Свидетель.
      С этой мыслью она встала с кресла и взяла кружку.
      — Стоит проверить, какие безумства эта парочка сотворила за это время, — сказала она Номеру Пятнадцатому. — Можно подумать, что они дети — слишком долгое молчание предвещает катастрофу.

* * *

      Каюта, которая прежде принадлежала ей, пахла металлом и влагой, и еще какой-то сладковатой вонью, словно от пятна клея. Вонь оказалась не по силам системе очистки воздуха и просто висела, словно гнилостный туман.
      Корбиньи остановилась в дверях, привалившись бедром к косяку, и посмотрела на обоих. Свидетель сидел на койке, скрестив ноги и сосредоточившись, ястребом нависая над полом, где Анджелалти стоял на коленях среди свалки деталей, проводов и обрывков изоляции, бумаги и пауков. Волосы у него были скручены в узел на макушке и закреплены проволочными шпильками, рукава он завернул до локтей, а его руки ловко и необычайно осторожно прикасались к мусору, облепившему поверхность его проклятого Трезубца. У его колена стояла чашка с эпоксидной смолой, а полукругом перед ним расположились паучки, чьи многоцветные глаза были не менее внимательными, чем у самого Свидетеля.
      Корбиньи вздохнула и глотнула остывающего чаю. Анджелалти запустил пальцы в мусор на полу и поднял нечто, сверкнувшее глубоким красным цветом. Рубин, как показалось Корбиньи — и она усилием воли заставила себя не думать о том, что он мог быть извлечен из комплекта приборов для настройки вооружения (и ведь наверняка оттуда).
      Он аккуратно примерил камень в паз на рукояти Трезубца и прикоснулся к поверхности кисточкой с эпоксидной смолой. Еще более бережно он повернул камень в пальцах, ориентируя его по какой-то одному ему ведомой звезде, и плотно прижал его к смоле.
      Свидетель на кровати издал протяжный, дрожащий вздох. Ни он, ни Анджелалти не повернули головы в ее сторону.
      Анджелалти снова потянулся к разбросанному вокруг мусору и извлек оттуда сосуд, в который Тео заточила коричнево-зеленый камень — примерно век тому назад. Раскачав пробку, он выкатил камень себе на ладонь.
      Камень вспыхнул, залив каюту отвратительным зеленым светом. Корбиньи резко выпрямилась в дверном проеме — и у нее в горле застрял вопль ужаса. Свидетель воздел руку и начертил у себя перед лицом какой-то знак, не обращая внимания на пот на лбу, ни на слезы из глаз.
      Только Анджелалти оставался спокойным. Он взял камень большим и указательным пальцами, повернул его так и этак... приложил к месту над центральным зубцом Трезубца.
      Полыхнули зеленые молнии, загремел далекий гром. Несколько камней на Трезубце вспыхнули и рассыпали искры, вдоль проводов пробежал призрачный свет.
      Анджелалти вынул камень из паза и смазал это место эпоксидным клеем. Отодвинув чашку с кисточкой, он посмотрел на Свидетеля.
      — Это может закончить всю Память, друг.
      — Не думаю, Анджелалти, — отозвался тот, не отрывая глаз от Трезубца. — Ты — Вождь с множеством сил. Искатель поразительной смелости.
      — И потому Богиня будет меня любить, — иронично сказал Анджелалти. — Посмотрим.
      Он плотно прижал камень к клею.
      Корабль исчез в полотне зеленого грома, и Корбиньи отшатнулась назад и вниз, в шум, огонь и ужас. Кто-то возглашал безумную осанну, а еще кто-то звал ее по имени.
      — Корбиньи!
      Ее имя прозвучало снова, отрывисто, словно приказ — и его сопроводила резкая пощечина. Значит, это не был приказ, потому что никто из Экипажа не посмел бы ее ударить. Они все прекрасно знали ее, и знали, чего она не потерпит.
      — Корбиньи!
      Опять тот же голос, резко прозвучавший на грани узнавания. Она открыла глаза — больше из желания увидеть того глупца, которому столь страстно захотелось заиметь сломанную руку, чем из-за приказного тона.
      — Так.
      Лицо Анджелалти, грязное и осунувшееся, наклонялось над ней — почти на расстоянии поцелуя. «Как это на него похоже, — подумала она устало, выбрать вместо этого удар».
      — Так, — с трудом отозвалась она и попыталась сесть. Но удивительно нежные руки удержали ее за плечи.
      — Полежи немного, Корбиньи. Ты ударилась головой — и только благодаря удаче ее себе не раскроила. Но этого хватило, чтобы тебя оглушить, и...
      — Мой корабль! — бесцеремонно оборвала она его, как только к ней вернулась память. — Что эта проклятая штука сделала с моим кораблем, Анджелалти?
      Она оттолкнула его. Он убрал руки, и она села, хотя в ушах у нее зазвенело от напряжения, а в глазах все расплывалось.
      — Корабль вроде бы невредим, — отозвался он на удивление мягко.
      — А ты был на мостике? — огрызнулась она. — Ты провел проверку систем? Это... чудовище глотает мой корабль, а ты говоришь мне, что он невредим? Скажу тебе прямо, кузен, по-моему, проглочен не только мой корабль.
      Его щеки ярко вспыхнули, а губы угрожающе сжались.
      — И что эти прямые слова должны означать?
      — Только то, что он захватил власть над твоим разумом, сделал свое существование самым главным, так что ты готов рисковать Кораблем, Капитаном и — да! — даже Экипажем, чтобы оказать ему помощь. «Будь проклят твой Корабль», — осмелился ты сказать мне, Анджелалти, помнишь? Ну а я говорю: будь проклята эта глупая палка! Выброси ее в космос и покончи с этим. Прекрати играть с предназначением — у тебя есть предназначение! У тебя есть люди, которым ты нужен, которые ждут твоего появления! Всего семь часов — и ты будешь дома...
      — Дома. — Его губы стали жесткими — как и его взгляд. Он повернул голову и бросил через плечо: — Ты слышал мою кузину, друг? Она утверждает, будто Каратель проглотил и ее корабль, и меня.
      — Воспоминания не говорят о том, чтобы Каратель проглатывал кого-то, кроме врагов, Анджелалти, хотя Вожди и Искатели мужественно погибали, стремясь вместе с ним согнуть событие.
      Последовала короткая пауза, во время которой Корбиньи безуспешно пыталась увидеть его за спиной у Анджелалти.
      — Что до корабля — то он весь вокруг нас. То, что Каратель попробовал его вкус, не вызывает сомнения. Только проснувшись к своей полноте, он пожелал получить информацию относительно своего пребывания внутри события. То, что Каратель глотал корабли, — это Память подтверждает. Однако Свидетельство не подтверждает теории о том, что этот корабль был проглочен.
      Анджелалти устремил на нее глаза, которые были яркими, как сапфиры, и твердыми, как сапфиры.
      — Удовлетворена?
      — О, безусловно! — воскликнула она, откатываясь в сторону и поднимаясь на ноги вопреки протестам всего тела. — Я поверю на слово безумцу, который утверждает, будто обладает памятью тысячелетней давности, и приму его утверждение, что мой корабль остался невредимым и что вот это... — тут она указала на Трезубец, который теперь спокойно лежал среди мусора, окруженный пауками, — ...мой лучший друг, и я могу доверять ему, как своему Капитану! Мое сердце успокоилось, Анджелалти: видишь, какая я спокойная и безмятежная. Через семь часов ты дома, и я умываю руки от вас обоих!
      Она повернулась в сторону коридора, поддев ногой упавшую чашку.
      — Корбиньи Фазтерот!
      Свидетель смотрел на нее блестящими карими глазами.
      — Ну, что еще умного ты придумал? — огрызнулась она.
      — Я только хотел сказать, что Воспоминания, из которых я черпаю, гораздо древнее тысячи ваших стандартизованных лет, — сказал он спокойно. — Мне показалось, что тебе следует об этом знать.
      Она закрыла глаза и набрала воздуха, собираясь ответить ему — одним богам известно, что именно.
      — Скорее всего Саксони Белаконто уже сейчас направляется на Биндал, — сказал Анджелалти.
      Она повернулась к нему, широко открыв глаза.
      — Меня не касается, куда эта сука направится — главное, чтобы она не добралась до Корабля.
      — Она будет терроризировать Биндальчи, — настаивал Анджелалти, словно это имело какое-то отношение к ней — или к нему. — Она будет убивать ради хезернима, порабощать тех, кто не погибнет...
      — Ты забыл о Синдикате, — слащаво напомнила ему она. — Биндал хорошо защищен.
      Он нетерпеливо отмахнулся от этих слов, быстро встал на ноги и надвинулся на нее с решительным лицом и взглядом.
      — Мы должны лететь на Биндал, — сказал он медленно и мучительно спокойно. — Мы обязаны вернуть Телио Карателя и Свидетеля. Из рядов Биндальчи появится Искатель. Схемы Карателя восстановлены, он функционирует как положено. С ним Искатель и Биндальчи смогут отразить Ворнета. — Он помолчал и повторил: — Мы должны лететь на Биндал.
      Корбиньи вздохнула.
      — Ну что ж, если ты должен, Анджелалти, то кто я такая, чтобы сказать тебе «нет»? Я только исполняю долг, который поставила передо мной Исполняющая обязанности Капитана и Первый Помощник Мейл Фазтерот. Этот долг состоит в том, чтобы привезти ей Будущего Капитана Анджелалти Кристефиона, чтобы его Экипаж узнал его, а он смог бы заняться делом, для которого он предсказан.
      Она пожала плечами и решила не наклоняться за упавшей чашкой. Если она снова потеряет сознание — все пропало...
      — А если я потребую передачи управления этим кораблем мне?
      — Как ни печально мне противиться Будущему Капитану, он пока еще не стал Действующим Капитаном, — ответила она, хотя ее сердце рыдало из-за необходимости лгать.
      Его лицо напряглось, но он все равно задал следующий вопрос, и голос его звучал угрожающе тихо:
      — А если я захвачу управление этим кораблем?
      — Увы, — отозвалась она, и ее голос был столь же тихим, а взгляд, встретившийся с его взглядом, — совершенно прямым, — боюсь, что я предусмотрела это, кузен. Пульт настроен только на мою руку. Система управления курсом потребует определенных ответов на заданный список вопросов. Если моя рука дрогнет и хотя бы на один вопрос будет дан неверный ответ, этот корабль погибнет. — Она повела рукой, обводя Свидетеля, пауков, Трезубец — и его самого. — И все, кто в нем.
      — Мой долг будет исполнен честно, — добавила она, хотя при виде его лица ей хотелось только плакать. — Так было всегда. Что бы для меня ни менялось, это неизменно.
      Тишина — только воздухоочистители тихо рокотали, мужественно стараясь убрать запахи эпоксидной смолы и страха. Корбиньи облизала пересохшие губы.
      — Семь часов, Анджелалти.
      — Семь часов, Корбиньи, — откликнулся он мертвенным голосом и повернулся к ней спиной.
      Борясь с тошнотой и головокружением, она вышла из каюты и двинулась по коридору, ощущая только пепел там, где было раньше сердце, и не радуясь, что блеф удался.
      Она села в кресло пилота, чтобы провести часы ожидания, и если, сидя там, она плакала, то никто не узнал об этом, потому что даже Номер Пятнадцатый к ней не приближался.
 

      «Зеленодол», построенный пятым в серии из тридцати шести переселенческих кораблей, сконструированный, запатентованный и заказанный доктором сэром Олби К. Мессенджером со станции Гриффит Л5, Отцом Экипажа, висел в обзорных экранах с шестого по девятый.
      Корбиньи решила, что даже может себя поздравить.
      — Очень недурной пилотаж, — похвалила она себя и почувствовала, как Номер Пятнадцатый чуть пошевелился у нее под воротником. Выполнив проверку аппаратуры, она открыла канал вызова. Для разумного разговора дистанция слишком велика, но имя корабля прочтут, и извещение о присутствии Анджелалти будет сделано как только...
      — Четкий пилотаж.
      Анджелалти уселся в кресло второго пилота. Она взглянула на него, отметив, что он помылся, почистил костюм и, быть может, даже успел отдохнуть. Блестящие волосы стягивал на затылке обрывок ленты. В профиль трудно было рассмотреть выражение его лица. Глаза Анджелалти были устремлены на экраны.
      — Спасибо за высокую оценку, Капитан, — отозвалась Корбиньи, но он по-прежнему не поворачивался к ней, а только смотрел на Корабль.
      «А почему бы и нет? — вдруг подумала она. — Со своих девяти лет он такого зрелища не видел, пусть теперь наполнит им свое сердце и вспомнит величие своего происхождения. Пусть почувствует гордость — он, забывший, что значит принадлежать к Экипажу. Пусть заплачет при виде этого великолепия, радуясь...»
      — Ох и пообтрепался он, — пробормотал Анджелалти, и в его голосе не прозвучало и намека на благоговейный трепет.
      Корбиньи вздрогнула, бросила взгляд на экраны — и стремительно повернулась к нему.
      — Что ты этим хочешь сказать?
      Он моргнул, словно удивляясь ее горячности, снова бросил взгляд на экраны — и пожал плечами.
      — Ничего обидного. Без полного увеличения судить трудно, но вот отсюда мне видно: в пятом квадрате шов там, где что-то было вырвано из корпуса — и давно. Не хватает солнечных батарей, а главный стабилизатор в третьем квадрате, кажется, погнулся...
      Корбиньи собралась возразить — и промолчала, потому что нельзя же оспорить истину? Она наклонилась к пульту и снова выполнила все проверки, хотя необходимости не было.
      — Я вижу его красоту, — сказала она, слыша ноты недовольства в своем голосе и сожалея, что не может их скрыть. — Вижу его былое величие. Это — наш дом, Анджелалти, хотя прошедшие годы обошлись с ним неласково. Мало контрактов с планетниками и постоянные конфликты с Синдикатом, который считает себя хозяином космоса и пытается командовать, кому куда лететь, а кому вообще в космосе не появляться.
      Она вздохнула:
      — По правде говоря, для многих Членов Экипажа уменьшение контактов с планетниками кажется не злом, а благом.
      Он нахмурился.
      — Разве у Корабля нет казны?
      — Есть вообще-то, — медленно сказала она. Ей было неловко — такие вещи должна рассказывать Фазтерот, исполняющая обязанности Капитана. — Но золото много где ценится... дешево, а драгоценные камни у нас не лучшего качества. Мы работаем за местные валюты или в обмен на ремонт. Возим по фрахту товары с планеты на планету, довольно часто возим руду. Но в последнее время работы стало мало. Я... на это есть несколько причин, Анджелалти, и исполняющая обязанности Капитана тебе их изложит лучше.