29

«Танец Спирали»

Смена вахты

Джела вытащил свой вахтенный журнал, собираясь его заполнить. Спустя час он сидел все также – с открытой на колене тетрадью и готовым стилом, – но не смог написать ничего, кроме даты.

Оказалось, что дата имела для него определенный интерес, так как прошло чуть больше сорока четырех лет с тех пор, как квартирмейстер отправил Джелу Артикула М в ясли Гвардейцев Грантора, несмотря на то, что будущий солдат был меньше стандарта. То, что он оказался единственным выжившим после нападения противника на лабораторию, при котором все остальные плоды в натальном отделении погибли, повлияло на квартирмейстера, и он сделал в личном деле пометку, что везение для солдата лишним никогда не бывает.

И ему действительно везло – настолько, насколько может везти солдату. Вопреки определенному бесшабашному равнодушию к собственной жизни и характеру, который некоторые назвали бы своевольным и несговорчивым, ему удалось пережить соясельников и товарищей, командиров и целые планеты.

И вот теперь он стар.

Хуже того: он стар, а враг продолжает наступление, и дурацкие решения сыплются сверху, и задание почти провалено, и…

Это последнее его задевало. Нет, ранило.

То, что это задание будет его последним – с этим он смирился: против фактов не попрешь. Но с неудачей… Почему-то мысль о неудаче ему и в голову не приходила, хотя, конечно же, в жизни он достаточно часто терпел неудачи, чтобы эта мысль не была для него новой. Однако задача, поставленная конкретным командиром…

Он был так уверен в успехе!

Но была одна вещь еще похуже.

Он обещал – лично обещал – дереву, что позаботится о его благополучии, чего ему ни в коем случае не следовало делать, поскольку жизнь и честь солдата принадлежат его командованию.

Оно угнетало его, это обещание, потому что он давал его искренне, как солдат солдату. Дерево было таким же его товарищем по оружию, как и все, с кем ему приходилось сражаться рядом за все эти годы.

Джела сказал себе, что дерево понимает реальности солдатского обещания, что дерево – товарищ и герой – не винит его в том, что он ставит долг выше обещаний.

Но он сам винил себя за то, что жизнь его все больше казалась бесполезной и напрасной. Да, он выполнял приказы – более или менее, – а большего от солдата и не требовалось, в конце концов.

А сейчас долг требовал, чтобы он попытался добиться оптимального исхода своего задания, раз уж успех оказывается недостижимым.

Вздохнув, он поудобнее привалился к стене, запечатал стило, закрыл журнал – и отправил и то, и другое на койку, рядом с коленом. А потом закрыл глаза.

Итак, Гимлины.

Гимлины – это риск. Не исключено даже, что неприемлемо высокий риск. Оценить этого он не может, пока не знает, свяжется ли он по комму с некоторым человеком или нет, и будет ли у того правильная последовательность кодов отзыва – или не будет.

На Гимлинах должны находиться войска, преданные объединенному командованию. Так было какое-то время тому назад, и он первым готов был признать, что эти сведения давние. Но в постоянно сужающемся диапазоне вариантов его главной надеждой было, что эти войска по-прежнему там. Второй, меньшей, но более реалистичной надеждой – что войска отбыли выполнять свой долг, оставив на месте связного для отставших.

Если на Гимлинах не окажется ни войск, ни связного, тогда придется…

Непонятно, что придется. И эта неуютная мысль привела за собой другую. Он пообещал Кантре освободить ее корабль от своего присутствия, и это обещание он был твердо намерен исполнить. Долг мог потребовать найти способ уйти из-под обстрела, но долг не может потребовать, чтобы он продолжал навязывать ей свою волю – именносвою – после того, как она его вывезла.

Он мог бы выбрать корабль в любом из портов, в которые они заходили по маршруту к Дяде. Если быть честным, он решил этого не делать. Решил вместо этого взять на себя роль сопровождающего Далей к убежищу, заставив Кантру следовать курсом, который она для себя никогда не избрала бы – и за такую наглость она решила продать его безжалостному человеку, который, как у нее были все основания считать, займет Джелу достаточно надолго, что она успеет взлететь, вернув себе свободу и возможность жить своей жизнью.

Джела понимал ее мотивы – и не осуждал ее намерение. Полностью самодостаточная женщина, Кантра йос-Фелиум, и хозяйка своему слову – когда она его дает. Ему понравилось быть ее напарником. И он узнал от нее такие приемы пилотирования, которые раньше счел бы невозможными.

Он чуть улыбнулся, вспомнив, как она зевнула, когда Х-Артикул демонстрировал свою удаль, – но улыбка погасла, когда он вспомнил более недавнюю картину: он смотрит вниз, на причал, где ее окружили, от ее комбинезона валит дым, и крик…

Он не думал когда-нибудь услышать крик Кантры йос-Фелиум – и надеялся больше никогда не услышать. Звук ее смеха – вот это воспоминание солдату стоит унести с собой и лелеять…

Воспоминания… Ну что ж, солдат имеет право на воспоминания, но при нормальном ходе вещей они не должны мешать его планам и его долгу.

Он со вздохом подвинулся вдоль стены, удобнее пристраивая плечи, и стал делать упражнения на сосредоточенность.

Эту сосредоточенность нарушил шум воздуха, разрезаемого крыльями. На едва созданный им мысленный экран задач странным узором легли блики солнечного света – и экран начал таять, преобразуясь в широкую голубую ленту, соединившую «никогда» и «всегда», выгнувшись аркой над могучими древесными кронами.

Снова послышался шум крыльев – и высоко на небесном своде заплясали крыло к крылу два силуэта, сплетающихся шеями.

– Это вряд ли, – проворчал Джела и начал упражнение сначала, прогнав танцующую пару из своего разума.

Упражнение пошло своим ходом, экран задач сформировался – и снова был захвачен волей дерева.

На этот раз Джела увидел уже ставшую знакомой зеленую землю, ласково окруженную огромными корнями деревьев. Около одного громадного ствола чуть косо лежало гнездо, окруженное обломками и кусочками, словно упавшее с высокой ветки – возможно, сброшенное ветром.

В гнезде сидел детеныш дракона с еще даже не обсохшими крылышками и плакал, как любой младенец, требующий пищи и ласки.

Джела увидел, как в гнездо упал плод – и малыш с аппетитом за него принялся. Еще один плод был подарен и съеден, и третий тоже, а потом младенец свернулся в своем потрепанном гнезде, сонно щуря глаза…

Листья плавно падали вниз, мягко выстилая гнездо. Дракончик вздохнул и спрятал голову под крыло, соскальзывая в сон.

Тут экран задач вспыхнул – и сменил картинку на унылую, пыльную пустыню, которую сжигало безжалостное солнце. А внизу, угнездившись в песке, сидело другое создание, мягкое и бежевое, с короткой мордочкой и задумчивыми глазами…

Удобно привалившись к стене, Джела коротко рассмеялся.

– И до чего я красиво выглядел! – сказал он вслух. Дерево продолжало показ, словно его не прерывали: оно показало теперь незнакомую зеленую землю, тронутую мягкими тенями, и там, свернувшись у ствола, в котором Джела почему-то узнал свое собственное дерево, хотя оно стало гораздо толще, мирно спало маленькое и мягкое бежевое создание.

Здесь и сейчас, на корабле Кантры, Джела нахмурился.

– Это на самом деле? – спросил он у дерева, но ответом ему было только мелькание теней и шум ветра.

Кантра проверила местоположение корабля – и отдала должное Джеле, который сумел выбраться из Глубин к относительно безопасным Отмелям.

По старой привычке она запросила доклады от вооружения и главного мозга, открыла журнал связи, прочла Дядину записку, посмеялась – и просмотрела длинный список отправленных сообщений, оставшихся без ответа.

Она снова прошлась по списку, хмуро выискивая адреса вызовов, которые были ей знакомы по прошлым проверкам работы Джелы на связи, а потом стала разбираться со сложной цепочкой незнакомых – и все более непривычных адресов.

«Он обеспокоен», – подумала она и поймала себя на том, что готова в третий раз начать просматривать список.

«Мозги размякли», – проворчала она и одним движением пальца отключила журнал.

Она подумала, что ей следовало бы одеться, вызвать карты и заняться вычислениями, проверяя заложенный Джелой курс на Гимлины.

«Чем скорее ты туда попадешь… – сказала она себе, заметив, что продолжает сидеть неподвижно, – чем скорее ты попадешь на эти Гимлины, тем скорее ты получишь обратно свой корабль».

И действительно, именно о таком положении дел она мечтала с тех самых пор, как стряхнула с обшивки «Танца» прах Фалдайзы.

Несмотря на это, она осталась сидеть в кресле пилота, подобрав ноги под себя и обхватив колени руками. Шелковый халат прохладно скользил по коже.

Малая Пустота была на переднем экране, и немногочисленные точки света ярко сияли на фоне бесконечной ночи. Она откинулась в кресле…

«Не смотри в Глубины, малышка, – пробормотала Гарен из ее воспоминаний. – Пустота наполнит тебе голову и сделает такой же сумасшедшей, как эту твою мамку».

И бесполезно было говорить, что Кантра знает свою родословную вплоть до далеких прапрабабок, и что Гарен йос-Фелиум нигде не значилась в списке доноров. Гарен считала Кантру своей дочерью – той самой дочерью, которая была уничтожена пожирателем миров вместе с остальными родственниками Гарен, ее знакомыми и всей планетой. И произошло это за много лет до того, как директора института Танджалира заказали рождение Кантры.

Гарен рассказывала ей эту историю: как ее корабль вернулся домой из рейса, и никакого дома не было. Рассказывала, как они проверили координаты, ушли и попытались вернуться снова. Как они сделали это дюжину раз, с самых разных точек перехода, пока наконец капитан не высадила их на Боргене, где распустила экипаж и продала корабль.

Она часто рассказывала эту историю, Гарен – и, насколько могла понять Кантра, не видела никакого противоречия в том, что признает свою дочь погибшей и уничтоженной и в то же время считает Кантру именно этой дочерью. Это было не самым крупным помешательством Гарен, и против него Кантре не следовало бы ничего иметь, поскольку именно оно спасло ей жизнь.

«Теперь вопрос в том, – думала Кантра, забившись в кресло пилота, которому она не могла полностью доверять, и глядя в Глубины, – для чего оно меня спасло?»

«Жизнь хочет жить, малышка. Это так естественно».

Верно, в какой-то степени. Но жизнь… жизнь хочет к тому же и достигать чего-то, устанавливать связи, доверять, хоть изредка испытывать покой и безмятежность…

«Ты получила сильный дар, малышка. Это – оружие и сокровище. Ты можешь получить все, что захочешь, просто улыбнувшись и хорошенько попросив».

Скорее, это было проклятием – и опасностью для нее самой и для тех, кто попадал под ее влияние. Самым лучшим курсом – и самым безопасным – было оставаться одной и делаться как можно капризнее и угрюмее, когда контакт с другими становится необходимым.

На экранах танцевали редкие звезды. Она закрыла глаза – но это не отгородило ее от пустоты.

Пять лет прошло после смерти Гарен. Пять лет одиночных полетов, пять лет маскировки, пять лет, когда ее единственным собеседником была она сама.

И ради чего?

– Привычка, – прошептала она – и в Глубинах за своими веками увидела Далей: ее флегматичное лицо оживляется, когда она говорит о Дяде и его свободном и равном сообществе серийников. И Джелу: с радостным предвкушением драчки во взгляде он стоит перед противником, вдвое большим его по весу.

… и другие картины. Джела, наполовину поднявшийся по сходням; Джела, раскидывающий вокруг нее толпу убийц, лицо Джелы, на котором отражаются одновременно облегчение и настороженность – первое, что она видит, когда открывается крышка устройства первой помощи.

Джела, у которого есть задача и есть причина жить так, как он живет, и который пообещал убраться со своим деревом на Гимлинах, чего, черт подери, она и хочет!

Хочет?

«Надо было продать его Дяде, и дело с концом», – сказала она себе и рассмеялась.

Продажа Джелы решила бы сразу несколько проблем, насколько Кантра теперь могла понять.

«Ладно, ты у него в долгу», – сказала она про себя. Но ведь не только это. Она привыклак нему, привыкла к его помощи и благоразумию. Что еще хуже, она привыкла к его присутствию на корабле, его участию в ее каждодневных делах. Привыкла регулярно высыпаться и не балансировать на грани нервного истощения. Не касалась палочки «Темпа» уже…

Ладно, ей будет его не хватать, только и всего.

«Ничего сверх того, что ты заказывала».

Верно.

Она медленно спустила ноги на холодную палубу и встала с кресла.

У нее за спиной открылась дверь.

Она повернулась и посмотрела на Джелу: облегающий корабельный костюм удачно подчеркивал ширину его плеч.

Он остановился у двери. Лицо у него было открытое и слегка неуверенное, кисти рук висели неподвижно.

– Мне пришло в голову, – проговорил он медленно и, насколько она успела узнать его, с полной серьезностью, – что я на Фалдайзе сбил тебя не только с одного курса. Я не рыжий, но могу попытаться загладить свою вину перед тобой. – Он адресовал Кантре улыбку искреннего смущения, от которой у нее дрогнуло сердце. – Если ты заинтересована.

Так. Да, по правде говоря, она была заинтересована.

Потому она улыбнулась и пошла ему навстречу, прекрасно сознавая, что об этом она тоже пожалеет на Гимлинах.

Он наклонил голову, его черные глаза смотрели на нее с теплым восхищением. Ее улыбка стала еще приветливей, и она протянула руку.

Он ответно протянул свою. Пальцы у него были теплые, ладонь – мозолистая, а хватка – нелепо слабая для мужчины, который способен расплющить кулак противника.

– Моя каюта больше, – тихо сказала она, и они вышли из рубки вместе.

30

«Танец Спирали»

На подлете к Гимлинам

Гимлины висели на втором экране, пока Джела перебирал адреса связи. На его лице медленно застывало выражение мрачной терпеливости, а все его тело буквально испускало волны напряженности.

Кантра занималась навигационной стороной дел, принимая поступающие данные, в шестой раз проверяя направления и включая сканеры на большую мощность, чем было строго необходимо.

Напряженность второго пилота продолжала усиливаться – до такой степени, что первый пилот ощутила явный зуд. Вздохнув, она отстегнула сеть безопасности и встала.

– Я пойду готовить чай, – сообщила она профилю Джелы. – Хочешь?

Он даже не моргнул в знак того, что ее слышит. Его пальцы начали двигаться по клавиатуре коммуникатора. Приостановились – и снова пришли в движение.

«Перестань! – мысленно приказала она ему. – От того, кто так усиленно прячется, ничего хорошего ждать не приходится».

– Еще одна цепочка, – сказал Джела. Его голос был таким же отчужденным, как и его профиль. – Чай был бы кстати, спасибо.

– Ладно.

Она ушла на камбуз, поставила чай завариваться и привалилась к шкафчикам, скрестив руки на груди. У нее самой настроение было довольно мрачным.

– Кантра йос-Фелиум, – произнесла она вслух, – ты дура.

Хуже, чем дура, если начинает сама с собой разговаривать, когда на борту по-прежнему есть еще пара ушей, способных это услышать.

Она шумно вздохнула и закрыла глаза.

«Этот человек сходит на Гимлинах, – сказала она себе, перечисляя все по порядку. – Он забирает свое дерево и уходит. Это – то, чего он хочет и, будь у тебя в голове хоть капля мозгов, которых там нет, ты тоже этого хотела бы. Да, ты у него в долгу: он делал все, что положено второму пилоту, и даже больше, чтобы его пилот была здорова и работоспособна. Так что расплатись с ним и высади там, где он скажет. Он ведь вполне способен о себе позаботиться. И о своем проклятом дереве тоже».

Чайник заквохтал, заставив ее вздрогнуть. Недовольно ворча, она открыла шкафчик, достала кружки, прихватила заодно пару калорийных плиток и отправилась обратно на мостик.

Джела встретил ее стоя. Теперь лицо его было неестественно вежливым, а напряженность ощущалась по-прежнему, хотя стала другой.

Кантра выгнула бровь – намеренно хладнокровно.

– Контакт, – сказал он. – Мы летим.

– Отлично, – ответила она так, будто это действительно было отлично, и, продемонстрировав улыбку, вручила ему кружку.

Он оделся в кожаный костюм торговца, сложил свои пожитки – и секунду стоял, глядя на них: среднего размера сумка, из прочного вевета, но исцарапанная и потертая. Такой груз не может быть на спине у торговца, идущего на деловую встречу.

Придется это оставить.

Тихо вздохнув, он наклонился, покопался в содержимом, вытащил вахтенный журнал и спрятал его во внутренний карман куртки, а потом снова уложил сумку и закрепил на стене. В ней не было ничего невосстановимого – и, может быть, кое-какие мелочи Кантре пригодятся. В конце концов, ему не в первый раз приходится бросать свое имущество, выполняя приказы. И не в последний.

Не совсем в последний.

Дереву тоже придется остаться и положиться на то, что Кантра о нем позаботится. Он попытался передать это и свои резоны, но не понял, удалось ли. Он надеялся, что удалось и что дерево все поняло – хотя если и нет, это ничего не меняет.

Голос в коммуникаторе говорил поспешно и довольно туманно, хотя последовательность паролей была дана без помех. И хотя это еще ничего не гарантировало, это было лучше, чем отсутствие ответа. Джела предположил, что голос в коммуникаторе принадлежал кому-то из местных, которому заплатили, чтобы он слушал старый канал без особой надежды, что вызов когда-нибудь придет. Единственное, на что можно было рассчитывать, – это что об этом передадут вверх по цепочке, как только удастся установить контакт.

Джела закрыл глаза, пытаясь почувствовать дерево, но в дальнем уголке сознания обнаружил только прохладную и далекую зелень.

Так.

Пора было прощаться с пилотом – и эта мысль не была особенно утешительной.

Она прикрывала ему спину и терпела вмешательство в свою жизнь, не пристрелив его и не продав. Она была более чем щедра в постели – и он будет по ней скучать: по ее мерзкому характеру, сарказму и вообще.

Так.

Он еще раз одернул куртку – в чем не было необходимости – и поправил ремень на брюках, удостоверившись, что виброклинок на месте и легко извлекается. Гибкое керамическое лезвие прохладой прошлось по пальцам, и он улыбнулся. Все в порядке.

И пошел на мостик прощаться со своим пилотом.

– Со мной? – переспросила Кантра, оглядываясь на дерево, спокойно стоящее в своей кадке. – А мне казалось вы с ним напарники.

– Это правда, – ответил Джела, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто все стороны со всем согласны. – Но нам пора разойтись. Я не могу взять его с собой на встречу и…

Он замолчал, потому что она подняла руку, повернув ладонью к его носу.

– Ты рисковал своей жизнью – и моей тоже, – чтобы увезти это дерево с Фалдайзы. Ты взял его с собой, когда я высадила тебя на Талиофи. Оно прикрывало тебе спину, пока мы встречались с Дядей. И теперь ты оставляешь его со мной?

Она бросила еще один взгляд себе за спину.

– Почему?

Хороший вопрос. И Кантра не могла его не задать. Он передернул плечами, избавляясь от небольшой доли напряжения.

– Контакт, который я установил… зарыт глубоко. Скорее всего единственное, что там смогут сделать, – это направить меня дальше по цепочке. Мне надо будет передвигаться быстро и налегке.

Он и сам бросил взгляд на дерево, нелепо радуясь тому, каким высоким и пышным оно стало.

Переведя взгляд на Кантру, он увидел, что она рассматривает его куртку.

– Без комбинезона? – спросила она и снова предостерегающе подняла руку. – Я знаю, что они не защищают от всех бед, но они немного лучше кожаного костюма торговца.

– Мне не стоит привлекать к себе внимание, – сказал он. – Встреча назначена в городе, и я не хочу компрометировать связного.

Кантра закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Джела, – произнесла она спокойно и невыразительно, что означало: его ждет серьезная выволочка.

– Да, пилот?

Она открыла глаза и обожгла его взглядом.

– По мне – это дурно пахнет. И попробуй только сказать, что ты этой вони не чуешь.

По правде говоря, его нюх на неприятности обнаруживал в этом деле явный душок. С другой стороны, он не становится моложе, а никто из обычных контактов – ни один – не отозвался.

– У них были верные отзывы, – мягко сообщил он, встречая гневный взгляд Кантры.

Она вздохнула.

– А у недавно в бозе почившего пилота Мурана не было именно этих отзывов?

У этой женщины была поразительная хватка в отношении мелочей. Подумав об этом, Джела чуть было сам не вздохнул.

– Да, – ответил он, оставаясь в диапазоне спокойного дружелюбия. – У Мурана были бы именно эти отзывы. И если они пользуются сведениями Мурана, тогда я должен знать и это тоже. Мой приказ совершенно ясен.

– И на этот раз у тебя есть настроение его выполнить.

На это невозможно было дать ответа, так что он просто остался стоять, выдерживая ее пристальный взгляд. Наконец она снова вздохнула и подняла руку, отбрасывая упавшие на глаза волосы.