Она налила две рюмки вина и вернулась с ними к столу. Вручив Нове рюмку, она снова села за стол, охватив рюмку своими тонкими изящными пальцами.

Нова сжала губы.

— Насколько… не так хорошо… обстоят дела у моего младшего брата?

Присцилла поднесла рюмку к губам и чуть было не рассмеялась снова, поймав себя на том, что прибегла к приему, которым пользовался Шан, когда хотел тянуть время.

— Вал Кон был очень опасно ранен во время атаки, которая сломала хребет икстранцам, высадившимся на планету. Он находится в капсуле интенсивной терапии в медицинском центре Клана Эроб. Медтехники не едины в прогнозах о том, каким будет процент его инвалидности.

С лица Новы сбежала вся краска, так что оно стало болезненно песочным. Ее отчаяние ударило по внутреннему чувству Присциллы, словно пронзительный крик.

— Нова…

Сестра ее спутника жизни подняла тонкую золотистую руку и полуотвернулась.

— Секунду, будь так любезна. Вал Кон… — У нее перехватило дыхание. — Если он не сможет летать…

«Если Вал Кон не сможет летать, — подумала Присцилла, без труда прослеживая ход мыслей Новы, — тогда, по законам Клана Корвал, он не сможет быть Делмом. А сейчас Корвалу как никогда необходим Делм: ведь действует „План Б“, и со всех сторон их окружают враги».

— Спутница жизни Вал Кона уже вышла из капсулы и, по всем сообщениям, полностью поправится, — сказала она, глядя в полные ужаса глаза Новы. — Она сможет летать. У Корвала есть Делм.

— Спутница жизни, — бесстрастно проговорила Нова и, полузакрыв глаза, прибегла к помощи рюмки.

— Спутница жизни, — решительно повторила Присцилла. — Шан говорит — они соединены в самом полном смысле этого слова: между ними образовалась такая же связь, какая существовала между вашими родителями.

Нова закрыла глаза.

— Да смилуются над нами боги, — пробормотала она. Сделав еще один глоток, она снова открыла глаза. — Я отправлюсь на планету, как только получу разрешение на посадку у соответствующих инстанций, — объявила она с неестественным, хрупким спокойствием.

— На поверхности планеты находятся икстранцы, — напомнила ей Присцилла, хотя и не особо надеялась отвратить Нову от ее решения. — Вашей жизни может угрожать опасность.

Нова йос-Галан устремила на нее свои непроницаемые лиловые глаза.

— Я осознаю возможность опасности, — медленно проговорила она. — Однако полученный мною доклад наемников говорит о том, что Дому Эроба больше не угрожает нападение и что икстранцы потеряли надежду. Я — Корвал-пернарди. Есть необходимость.

«И этим, — подумала Присцилла с мысленным вздохом, — все сказано». Ей было прекрасно известно, насколько бессмысленно пытаться отговорить любого лиадийца от действия, которое из-за какого-то мистического сочетания долга, желания и меланти определено как необходимость.

— Могу я кое о чем спросить вас, как капитана этого корабля? — неожиданно сказала Нова.

«Что теперь?» — подумала Присцилла, однако заставила себя выглядеть и говорить совершенно безмятежно.

— Да, конечно.

— Интересно, как вы сделали бесклановика первым помощником?

— А! — Присцилла откинулась на спинку стула и тоже сделала глоток вина. Ее взгляд невольно устремился на блестящий легкомысленный мобиль, который Антора йос-Галан подарила своему брату Шану. — Рен Зел обладает огромными возможностями: ему всего нескольких часов не хватает, чтобы стать мастером-пилотом. Его уважают его коллеги и… — она заставила себя встретиться взглядом с Новой, — … и он не совсем… лишен клана. Этот корабль — и его экипаж — его родные. Он будет до последнего вздоха сражаться за их безопасность.

Секунду Нова сидела неподвижно, а потом наклонила голову.

— Это хорошо аргументировано. Я благодарю вас. — Она встала и поставила пустую рюмку на край письменного стола Присциллы. — Мне можно воспользоваться коммом?

Присцилла встала.

— Можешь воспользоваться этим, — сказала она. — Меня ждут на мостике.

— Спасибо… сестра. — Тут она улыбнулась — неожиданно и искренне. — Я рада, что могу это сказать.

Лиад

Штаб-квартира Департамента Внутренних Дел

Ящик имел площадь примерно пять квадратных футов, был тускло-черным и, на поверхностный взгляд, однородным.

Командир агентов, завершив проверку, которая отнюдь не была поверхностной, остановился у двери и посмотрел на напряженного техника.

— Я желаю посмотреть внутреннюю часть.

— Сию минуту, командир.

Техник извлек из кармана цилиндрик размером не больше указательного пальца, приостановился у двери и нажал на какой-то участок его черной поверхности. Никакого звука слышно не было, но когда командир снова повернулся к ящику, оказалось, что одна его стенка отъехала в сторону. Внутри было очень темно. Командир агентов достал из кармана фонарик, включил его и шагнул внутрь.

Внутренние размеры ящика оказались несколько меньше, чем можно было ожидать, глядя на него снаружи. Потолок оказался настолько низким, что командиру агентов пришлось опустить голову и сгорбить плечи. Более высокий человек вообще не смог бы там стоять: ему пришлось бы опуститься на колени прямо на жесткий металлический пол.

— Устройство, — неразборчиво заговорил техник от входа, — помещено в пол и боковые стенки. Если прислониться к стене, опуститься на колени или лечь на пол, то летаргия становится гораздо более сильной. Подопытный смог почувствовать ослабление своих способностей, которого не ожидалось — но которое может оказаться полезным. На коротком сроке было зафиксировано, что заметное уменьшение силы порождает в подопытном панику, граничащую с истерией.

Командир агентов прошелся лучом фонарика по внутренней части ящика, с удовлетворением отметив гладкие и почти ровные металлические стенки. На неподвижной стене был ряд маленьких вентиляционных отверстий — как было сказано в отчете, общим числом 33. Они предназначались для поступления воздуха — а если понадобится, то и введения газов. В самом центре «потолка» оказалось несколько углублений: это были микрофон и динамики для общения с заключенным или для воспроизведения тех звуков, которые могут потребоваться. В целом это было весьма неудобное помещение в нормальных условиях, но для представителей драмлиз — пытка.

— Насколько я понимаю, вы потеряли подопытного? — спросил он у техника, не оборачиваясь.

— Это так, командир. Первая драмлиза очень быстро оценила свое положение и смогла собрать достаточно силы, чтобы бросить в устройство под полом огненный шар.

Тонкий луч фонарика командира скользнул по полу и нашел черный потек, похожий на пятно жира, на полу почти у самых своих ног. Похожее пятно обнаружилось на середине стены, лицом к которой он стоял.

— Механизм получил повреждения?

— Тесты, проведенные сразу же после происшествия, показали, что устройство сохранило все рабочие характеристики, — ответил техник. — Видите ли, материал очень хорошо отражает ту энергию, которой пользуются драмлизы. Таким образом, огненная стрела отразилась от пола и стен и попала в подопытную, испепелив ее. Я виноват в потере материала.

— Все эксперименты чреваты расходами. Насколько я понял, вам удалось найти второго подопытного, несколько менее вспыльчивого.

— Было решено, что должная проверка требовала использования драмлиза с большими, а не меньшими способностями. Наш новый подопытный, как и первая драмлиза, очень силен. Однако он молод — и мы держим в заложницах его чалекет, что обеспечивает нам его сотрудничество. Кроме того, я обратил его внимание на пятна, которые вы обнаружили, сэр, и подробно объяснил ему, откуда они появились. — Техник сделал паузу. — Конечно, существует некоторая опасность, что он попытается покончить с собой, воспользовавшись этим способом, действенность которого доказана, но он, как я уже сказал, молод, привязан к своей чалекет и склонен верить в возможность спасения.

Продолжая горбиться, командир вышел из ящика, пятясь, и выключил фонарик. Выпрямив уставшие плечи, он снова посмотрел на техника.

— Вы дали ему надежду на то, что он может ожидать спасения?

Техник наклонил голову.

— Это представлялось наилучшей стратегией, с учетом необходимости скрывать эту разработку от драмлиз.

Командир быстро обдумал услышанное. При обычных условиях он не допускал подобных нововведений от жалких техников. Однако в данном случае, учитывая, как было сказано, необходимость экономить ресурсы… Он наклонил голову.

— Вы поступили правильно, — сказал он. Техник поклонился предельно низко. — Я хочу поговорить с подопытным через… — он справился со своим хронометром, — … четыре часа по стандартному времени. Предлагаю, чтобы время перед встречей он провел тут.

Командир небрежно махнул в сторону ящика. Техник снова поклонился.

— Командир, это будет сделано.

Литаксин

Лагерь наемников

Клонак оказался в лагере: он играл в покер с самыми отпетыми шулерами, каких Дааву случалось видеть за последние двадцать лет. Он без особой надежды подумал, что, возможно, Клонак позволит им сохранить свое достоинство — если не деньги.

Шадиа, будучи женщиной разумной, ушла отдыхать сразу же, как только стало можно уйти с обеда командора Кармоди.

Нелирикк — или Красавчик, как его называл командор Кармоди — пожелал остаться со страшной парой, которую он (без всякой иронии, насколько мог понять Даав) называл новобранцами. Пехотинец по имени Диглон оказался человеком флегматичным и скорее всего последовал бы разумному примеру Шадии. Однако привлекательная и послушная Хэзенталл была совершенно другой породы. Она была весьма недовольна, узнав, что ей не позволят сидеть на страже рядом с капсулой, которая скрывала и — если боги будут милостивы — лечила ее командира. Она с большой неохотой последовала с Нелирикком и Диглоном в казарму.

Таким образом, Даав, которому совершенно не хотелось спать и который был рад возможности остаться одному, сидел в темноте на скамье около капсулы с раненым исследователем, поджав под себя ноги и закрыв глаза.

Именно в такие моменты он чувствовал, что она сидит рядом с ним, уютно прижав колено к его ноге. Ее молчание полностью оправдывало его нежелание разговаривать. Эллиана, его спутница жизни. Умершая уже двадцать пять лет тому назад.

Даав вздохнул в темноте и почувствовал, как Эллиана утешающе положила руку ему на колено.

Он вдруг подумал, что и сам он такой же призрак, как она: его брат мертв и спутница брата тоже. Кто из членов Клана Корвал помнит Даава йос-Фелиума, который так давно покинул клан и домашний очаг? Конечно же, не его столь страшный сын, которого и исследователь, и командор-наемник называли просто «разведчик», словно в галактике существует всего один. Маленький мальчик, которого он плачущим передал заботам своей чалекет, каким-то образом стал мужчиной, которого почитает божеством икстранский солдат, побежденный им в рукопашном бою. Спутник жизни рыжеволосого бесенка, которого обожает Джейсон Кармоди.

— Что мы можем подарить этим кровожадным детям, нашим родственникам? — спросил он у темноты.

— Ну конечно же, действующего пехотинца, — отозвался у него в ухе теплый голос Эллианы, — и пару исследователей. Похоже, такой подарок они оценить сумеют.

Даав улыбнулся и едва удержался от соблазна потрепать по руке, которая не могла к нему прикасаться.

— О, действительно. И как удачно, что они попались мне по дороге.

Эллиана тихо рассмеялась, и он огромным усилием воли заставил себя не открывать глаз и не смотреть не нее. Вместо этого он ей улыбнулся и чуть слышно вздохнул.

— Командор Кармоди обещал сообщить даме нашего сына и попросить о свидании при первом же удобном случае, — сказал он. — Возможно, мы скоро ее увидим.

— Как ты думаешь, она примет икстранцев? — спросила Эллиана.

Даав снова вздохнул.

— Командор Кармоди считает, что это… возможно. И мы видели, что наш сын уже убедил ее взять одного икстранца…

— Удивительно убедителен этот твой разведчик, — поддразнила она его.

— Ты не можешь возложить за него вину на одного меня, — отозвался он с наигранной суровостью. — Ты не только с энтузиазмом участвовала в его создании, но и была совершенно очарована результатом.

— А ты, конечно, никогда не называл его «Дракончик» и не читал ему часами нелепые стишки, чтобы он уснул.

— Человек с моими заслугами и положением? Нет, конечно!

— Неправда, ах, неправда, ванчела! Для человека с твоим достоинством…

— О, так теперь мне не хватает достоинства?

Он забылся и произнес это вслух, чем привлек внимание дежурной.

— Там все в порядке? — громко окликнула его она.

— Да… — начал было Даав, открывая глаза, и тут же вскочил, глядя на автоврача, которому следовало бы сиять индикаторами и цифрами жизненных показателей и который еще недавно ими сиял.

— Что-то сломалось, — сказал он технику.

Она подбежала к нему, бросила взгляд на мрачную капсулу и со вздохом покачала головой.

— Ничего не сломалось, — сказала она. — Он просто умер, вот и все.

Ночные страшилки

Дом был окутан предрассветным сумраком, его комнаты отдыхали. Наверху женщина беспокойно спала на кровати под серебрящимся окном в потолке. Ее волосы темным крылом разметались по подушкам. Серый кот, чью предрассветную дремоту нарушило беспокойное метание спящей, сидел в ногах постели, тщательно умывая свои усики.

— Необходимость! — ясно проговорила женщина голосом, полным непролитых слез.

Кот прервал умывание, задержав лапку у щеки, насторожив уши — словно не торопился вынести суждение об истинности ее утверждения, покуда не выслушает все.

— Необходимость, капитан, — простонала Антора йос-Галан, извиваясь под сбившимся одеялом.

Она судорожно вдохнула и резко села. Широко раскрытые серебристые глаза были устремлены на кота, но видели нечто совсем иное.

— Икстранцы, — тихо вскрикнула она. — Корабль-самоубийца. Боги, о боги. «Долг»…

Она заморгала, а потом ее глаза наконец сфокусировались на коте, который встретился с нею взглядом, отвел глаза и завершил приостановленное умывание усика.

Антора отбросила одеяло и встала. Ленты ночной рубашки трепетали от ее порывистых движений. Она прошла по комнате, схватила белый шелковый халат и набросила его на себя, на ходу завязывая пояс.

— Лорд Мерлин! — позвала она, выходя из комнаты.

Кот встряхнул лапкой, спрыгнул на пол и последовал за ней.

Он едва успел закрыть глаза, когда его посетил боевой сон: как всегда ужасный. Он вырвал его из дремоты, как это делал каждый его третий или четвертый сон. Лина, корабельная Целительница, уверяла его, что со временем воспоминания поблекнут и оставят его в покое. Однако до той поры Рен Зелу приходилось придумывать собственные способы справляться с демоном, вырывая у него возможность отдохнуть.

Когда освещение в комнате стало ярким, он взял с полки у кровати переплетенный томик земной поэзии.

В книге были собраны лирические стихотворения, посвященные чувственным наслаждениям. Это был подарок Селейны Гаддер, с которой он в позапрошлый торговый рейс заключил союз удовольствия. Он улыбнулся, с теплотой вспоминая ее, и, открыв книгу наугад, вскоре погрузился в богатый образный язык.

В конце концов его убаюкали образы — одновременно и непонятные, и успокаивающие, — и он поймал себя на том, что клюет носом. Взмахнув рукой, он погасил в каюте свет.

Он немедленно погрузился в сон — и его рукав сразу же сжали чьи-то пальцы. Он не мог точно сказать, кто именно его держит, но и прикосновение, и голос показались ему… знакомыми. И нескрываемое смятение коренилось в том же ужасающем происшествии, которое преследовало и его собственные сны.

— Спокойствие, спокойствие, — утешил он ее, потому что она была из членов экипажа: она ведь должна была быть членом экипажа, правда, чтобы иметь это воспоминание? И его долг первого помощника требовал, чтобы он ее успокоил. — Спокойствие, — повторил он в третий раз, когда она настоятельно толкнула сон вперед, отчаянно выкрикивая предупреждение о приближающейся катастрофе.

Это на секунду его озадачило, но потом он понял: она все еще испытывает муки кошмара, где прошлое и настоящее слились воедино.

— Это уже позади нас, — сказал он ей в дружеской модальности. — Мы в безопасности. Сражение закончилось. Война подходит к концу. Все хорошо. — Вытянув руку, он прикоснулся к ее плечу — легко, по-товарищески. — Спи, тебе не о чем тревожиться.

И мягким толчком он ее отстранил.

В этот момент Рен Зел наполовину проснулся, вздохнул и погрузился в забытье без снов, уронив книгу из руки на пол. Через несколько часов он еще раз приблизился к бодрствованию — настолько, что почувствовал, как его грудь теребят кошачьи лапки. Он сонно поднял руку и погладил животное, ощутив под ладонью мягкую бархатную шкурку и вибрацию мурлыканья. И тут его глаза изумленно распахнулись.

— Кошка?

Звук его голоса заставил зажечься свет. У него на груди кошки не оказалось, и с пола или подставки для комма на него не смотрели укоризненные кошачьи глаза. Однако к ткани одеяла прилип длинный белый кошачий усик. Рен Зел бережно его освободил, несколько секунд взирал на него — а потом отбросил одеяло и решительно встал с постели.

Под койкой кошки не оказалось. В освежителе — тоже. Кабина поистине была бескошачьей. Как и следовало.

И все же…

Он поднес волосок к свету, восхищаясь его длиной и упругостью, а потом повернулся к тумбочке. Немного порывшись в вещах, он извлек узкую стеклянную пробирку-анализатор — еще одно напоминание о Селейне — с герметичной пробкой. Волосок легко скользнул в пробирку. Он аккуратно ее закупорил и огорченно посмотрел на часы.

До начала вахты оставалось два часа — слишком мало, чтобы в третий раз попытаться приманить к себе сон. Ну что ж, душ и раннее начало дня — философски решил он, направляясь к освежителю.

Он принимал душ дольше обычного, два раза включив холодный игольчатый режим, но когда он оттуда вышел, кошачий усик по-прежнему оставался в пробирке.

Песня была повсюду: она заполняла комнату, планету, бесконечную чашу пространства… Будучи одновременно единой нотой и стоя в стороне от песни, Шан рассматривал смелый, невероятный и исключительно правильный узор, который был Вал Коном йос-Фелиумом.

Во время Исцеления им встретились другие останки вторжения, которое было ответственно за внедрение программы вычислений. Когда это случалось, Шан включал свою волю и заставлял чужака подчиниться большому узору брата. Теперь, когда песня отдыхала сама на себе, он осматривал свою работу, проверял ее узлы и соединения, любовался ярким светом интеграции — и был удовлетворен.

Затем он переместил фокус своего внимания на дугу живой силы, которая бесконечными волнами радуги текла из охраняемого центра узора, где Вал Кон хранил свою душу, и убедился в том, что она превосходит все, что ему случалось видеть.

Дело сделано, решил он, — и все хорошо.

Он осторожно сосредоточился на песне, сообщая о завершении. Нота растянулась, изменилась, ускорилась — и смолкла.

Шан тряхнул головой и заморгал. Сначала он сфокусировал глаза на крепко спящем Вал Коне, укрытом тонким одеялом, а потом переместил взгляд дальше и посмотрел в сияющие глаза невероятно древнего существа, зовущегося Точильщиком.

— Дело сделано, — сказал он и почувствовал, как слова царапают его пересохшее горло.

— Дело сделано, — отозвался Точильщик и поднял трехпалую руку в жесте, который показался приветственным. — И сделано хорошо. Вся честь принадлежит вам, Шан йос-Галан. — Он моргнул. — Теперь наш брат спит и проснется в должное время. Нам двоим также следует искать постели.

— Это, — признал Шан, внезапно заметив, как у него болит спина и слипаются глаза, — прекрасная мысль. — Он поколебался, глядя на раскладную койку. — Не следует ли нам…

— Полагаю, что мы со всей безопасностью можем оставить его здесь, — прогудел Точильщик, направляясь к двери.

Помедлив секунду, Шан наклонился и поцеловал брата в щеку.

— Сладких снов, денубиа, — прошептал он и пошел следом за черепахой.

Однажды Антора шутя спросила у своего брата Вал Кона, как разведчикам удается выведывать у дикарей самые глубокие тайны их мира и культуры, не будучи при этом ритуально убитыми и съеденными.

— О, тут нет ничего трудного, — заверил ее Вал Кон, блеснув зелеными глазами. — Надо просто задавать правильные вопросы.

Тогда она рассмеялась — чего он и добивался. И только постепенно, с течением лет она начала понимать, насколько часто успех дела зависит от того, задан ли правильный вопрос. Даже если ты драмлиза в расцвете своих немалых сил.

В особенности если ты — драмлиза.

И вот теперь, спеша по дорожкам к центру сада, осажденная ужасными видениями о том, как «Долг» окружают бесчисленные икстранцы на крошечных кораблях с торпедами, она ругала себя за глупость. Каждый вечер с момента своего переезда в Джелаза Казон она перед сном уходила в центр сада. Уютно устроившись в корнях Дерева, она задавала идиотский вопрос: «Живы ли все, кто мне дороже всего?» — и бросала свои мысли в пространство.

Каждый вечер она пересчитывала хрупкие яркие огоньки своих родных — и тем утешалась.

И ей ни разу не пришло в голову спросить, кому из них угрожает опасность, кто их враги и существуют ли способы, известные драмлизам или скрытые в ее собственных непроверенных талантах, оказать им помощь.

Конечно, они все находились в опасности — ведь был введен в действие План Б. Однако, с точки зрения Анторы, бывают просто опасности и ОПАСНОСТИ, и вот под эту категорию явно подпадало нападение вооруженных и отчаянных икстранцев.

Мощеная дорожка вывела ее на поляну, тускло освещенную ночными цветами фриаты. Антора не замедлила шага, а почти пробежала по траве, которая охладила ей ноги и замочила подол халата. Она спешила прямо к чуть фосфоресцирующей громаде Дерева. Оказавшись рядом с ним, она приложила ладонь к теплой коре.

— Доброе утро, старейшина, — проговорила она, хотя вслух произносить слова было совершенно не обязательно. — Я идиотка.

У нее над головой легким смешком зашуршала листва, хотя на поляне не было ни ветерка, Антора вздохнула.

— Да, конечно. Но «Долгу» угрожает нападение сил икстранцев — а может, оно уже произошло! Я должна их предостеречь, иначе…

Она замолчала, закусив губу. А что, если нападение было в прошлом? Что, если «Исполнение долга» уже стало военной добычей Икстранга, а Шан и его Присцилла погибли или умирают в невыразимых муках?

Она ощутила мягкое, успокаивающее прикосновение к лодыжке и, опустив глаза, обнаружила у своих ног Мерлина. Она снова подняла голову к темным внимательным листьям.

— Мне нужно их предостеречь, — снова сказала она Дереву.

Листья прямо над головой не шелохнулись, но где-то в вышине началось движение, словно белка с силой бросила вниз маленький камушек. Антора отступила на шаг — и в траву у ее правой ноги упал орех.

— Спасибо, — прошептала она, ощутив волну тепла. Наклонившись, она подняла подарок, почесала Мерлина за ушком и выпрямилась. Она расколола орех и съела ядро, наслаждаясь мятным привкусом. А потом она крепко прижалась спиной к стволу Дерева, закрыла глаза и представила своим внутренним взором ту сложную конструкцию из эмоций, разума и силы, присущую в галактике только той, которая звалась Присцилла Делакруа и Мендоса. Присцилла была ведьма, и ее таланты и способности были удивительно близки к тем, которыми обладала сама Антора, представительница немногочисленных волшебников Лиад. Антора знала, что если на «Долге» кто-то и обладает ушами, которые смогут услышать ее послание, то это — Присцилла.

Эту мысль унесла волна, которая увлекла Антору в безвременье. Свет вспыхивал языками пламени, и там был ветер, на котором незнакомые и ненужные ей души кружились, словно мириады странных листьев. В этом вихре ярко вспыхнул узор Присциллы.

Антора напрягла волю — но вместо того чтобы установить ожидаемый контакт, она пронеслась мимо цели, потеряв управление, падая… Нет. Управление вернулось — резко и довольно неожиданно, словно она каким-то образом споткнулась и оказалась в объятиях незнакомца, который постарался осторожно поставить ее на ноги. Подхвативший ее источал недоумение — недоумение и смутный, потный страх, словно остаток дурного сна.

Антора ухватилась за этот намек, вплела его в свой собственный сон, но еще не закончив плетения, увидела, как его преобразуют в совершенно иное изображение, которое сопровождалось коротким, теплым, успокоительным прикосновением.

А потом контакт прервался — и не по ее воле. Ее окружила темнота, густая и уютная, как любимое одеяло.

Антора вздохнула, открыла глаза — и обнаружила, что неловко лежит у основания Дерева, устроив голову на покрытый мхом корень, а ей в лицо пристально смотрит Мерлин.

Она с трудом расправила затекшие конечности и села, привалившись спиной к Дереву. На краю поляны луч солнца касался купы ночных цветов, которые уже свернулись в дневной дремоте.

Антора с изумлением поняла, что спала. Спала несколько часов!

Мерлин устроился рядом с ней на мшистом корне, словно курица на насесте, щурясь от удовольствия.

Антора, чуть задыхаясь, сказала:

— Это было не предсказание — это было воспоминание. Не знаю, кто… Обняли, как ребенка!

Она больно закусила губу, стараясь справиться с недоумением и возмущением. Чтобы ее удержали, как новичка, а потом отправили восвояси — погрузили в сон… Словно ее воля ничего не значила…

— Сражение закончено, — добавила она относительно спокойно. — Враг потерпел поражение и отброшен. «Долгу» ничего не угрожает, а мне… — тут ее голос сорвался, и она сама не могла определить, было ли это истерикой или яростью, — … мне велено не тревожиться!

Литаксин

Лагерь наемников

Командор Кармоди предоставил им места в казарме: хорошие места с душем в углу и капралом у двери.

Нелирикк, знакомый с укладом Гирфалька и размещением солдат в лагере, понял, что их поместили в охраняемое помещение с наблюдением, на случай неприятностей.

Сам он неприятностей не предвидел. Особенно после того, как увидел, с каким аппетитом новобранцы поглощали бутерброды, присланные из столовой. Исследователь ела не менее жадно, чем пехотинец.

Трапеза проходила по большей части в молчании. После нее новобранцы воспользовались душем, почистили и снова надели свои полевые кожаные костюмы.

Сытый и вымытый пехотинец Диглон беззаботно уселся на полу у кровати, привалившись спиной к койке, и развернул свою скатку, готовясь разобрать и почистить оружие. Нелирикк отметил это с одобрением: простому солдату положено заботиться о своем оружии, это правило действовало как среди землян, так и в Отряде Икстранга. Более того: знакомое занятие успокоит пехотинца, который, как и Нелирикк, понимает, что он остался один и что со всех сторон его окружают чужаки, которым у него нет оснований доверять.

Да, решил Нелирикк, сидя на своей койке с лоскутом рукоделия в руках, пехотинец был не самой срочной его проблемой. Его проблемой была Хэзенталл Исследователь.

Она протестовала против приказа Даава йос-Фелиума: тот распорядился, чтобы она устроилась с остальным своим отрядом, оставив своего командира одного, беспомощного, среди бывших врагов. Но отец разведчика, надо отдать ему должное, сумел подчинить ее своей воле и заставил исполнить приказ (хоть и очень неохотно). И при этом он не поднял ни голоса, ни руки.

Теперь, отказывая себе в утешении, которое мог бы дать ей уход за оружием или даже сон, хотя усталость была видна во всех черточках ее лица, Хэзенталл Исследователь, одетая и готовая к бою, беспокойно кружила по казарме.

Во время ее третьего круга рядовой Диглон оторвался от своего занятия, явно выказывая беспокойство.

— Исследователь? — сказал он уважительно и по-солдатски. — Долг?

Хэзенталл остановилась.

Склонившись над своим рукоделием и наблюдая за ней краем глаза, Нелирикк увидел, как она осознает опасность. Они находятся в окружении тех, кто победил их в бою, дали клятву лиадийцу и готовы вскоре принести клятву еще кому-то: невозможно было поверить в то, что это может быть так. И все же это было именно так. Долг командира состоит в том, чтобы принимать это невозможное как самое обычное, ничем не выдавая беспокойства. Это нужно для блага отряда — будь он большим или маленьким.

Так.

— Вольно, рядовой, — сказала она твердо, но не чересчур твердо.

Успокоившись, он отдал ей честь и снова занялся своим оружием.

Все так же украдкой Нелирикк смотрел, как исследователь глубоко вздохнула, четко развернулась на месте и подошла туда, где он сидел на своей койке, кладя аккуратные стежки на подарок, который готовил для Элис Тайазан.

Семь-восемь секунд она стояла над ним. Нелирикк продолжал работать, не поднимая головы. Наконец она бесшумно отступила, поджала ноги и села на пол перед ним. Он поднял голову и встретился с ней взглядом.

Ее глаза, окруженные татуировками, обозначавшими ее заслуги и достижения, оказались темно-карими. Нелирикк решил, что они такого же цвета, как любимый напиток капитана. Она указала подбородком на его руки.

— Какая работа? — осведомилась она на солдатском диалекте.

Нелирикк расправил ткань на колене, чтобы она смогла рассмотреть вышивку. Ее глаза расширились: она узнала эмблему, которую он вышивал, эмблему отряда, который сломал хребет Четырнадцатого Корпуса Завоевания.

— В доме капитана, — сказал он тоже по-солдатски, — есть юный солдат, которая этого достойна.

Хэзенталл поджала губы.

— Солдат.

Нелирикк вернулся к своему занятию, аккуратно работая иголкой.

— Как и я. Или ты. — Он снова поднял глаза и перешел на диалект исследователей, чтобы не нарушать покоя пехотинца Диглона. — Почему исследователи совершали переход вместе с рядовым пехотинцем?

Она отвела глаза.

— Командование улетело с планеты. Мы оказались…

Нелирикк закрепил зеленую нитку.