Джулия в отчаянии глядела в огонь. Как легко она вступила в брак, как мало думала о смысле церковного обряда. Она была поглощена идеей мщения и не задумывалась над тем, что, исполняя свой план, разрушает устои, которые почитала с детства.

Она глубоко вздохнула:

— Вы многое помогли мне понять, мама. Так легко потерять путеводную нить в будущее, а я, наверное, ее еще и не находила.

— Мы не всегда знаем, что для нас лучше всего. — И, переменив тон, миссис Фарнхэм продолжила: — Ну, право, на один день достаточно! Если я снова начну читать лекцию, разрешаю тебе просто уйти! — Ее зоркие глаза остановились на пяльцах, лежавших на ручке кресла. — Какая прелесть! Это твое?

— Да. Хотите посмотреть мои работы?

— Очень. Я тоже вышиваю, так что мы можем сравнить узоры.

Джулия подошла к шкафу и достала мешочек для рукоделия, в котором хранила законченные вышивки. Миссис Фарнхэм пришла в востсрг.

— Вижу, ты специалист. Давно вышиваешь?

— Раньше я много вышивала. Моя мать была необыкновенной рукодельницей. Она копировала узоры со старинных гобеленов у нас на стенах.

— Наверное, это был большой дом, раз там были гобелены.

Лицо Джулии застыло, и миссис Фарнхэм поняла, что время откровенностей прошло.

— Довольно большой. — Она отвернулась. — Не хотите ли еще кофе?

— Нет, спасибо, милая.

После этого разговор стал бессвязным. Быстро стемнело, и наступил ноябрьский вечер, сырой и холодный. Две женщины сидели в свете камина: уличные фонари лишь немного разгоняли темные тени, сгустившиеся в комнате.

— Я больше всего люблю это время суток, — сказала Джулия. — Все уродство исчезает, и остается только прекрасное.

— Слова истинного романтика!

— Когда-то я им была, — призналась Джулия, — но жизнь разрушает идеалы.

— В твоих устах это звучит слишком цинично.

— Я цинична. Такой меня сделали обстоятельства.

— Обстоятельства не могут изменить личность — по крайней мере, не навсегда.

— Я не согласна. Я уже никогда не буду той невинной девушкой, которой была когда-то.

— Не невинной, — согласилась миссис Фарн-хэм. — Но более снисходительной к человеческим слабостям. Мы все делаем ошибки, Джулия. Понять это — значит начать взрослеть.

В холле послышались шаги, дверь гостиной открылась, и на фоне светлого прямого проема показалась фигура Найджела.

— Почему вы сидите в темноте? — Он щелкнул выключателем, и обе женщины заморгали от яркого света.

— Знаешь, многие женщины любят сумерничать, — укорила его мать.

— Извини, дорогая. — Он подошел к ней и поцеловал. — Я пытался вернуться к ленчу, но у меня не получилось. Ты ведь еще не уходишь? Я отвезу тебя на машине.

— Ничего подобного ты не сделаешь. Я заказала такси на шесть часов.

— Но вы должны остаться поужинать, — запротестовала Джулия.

— В другой раз, милая. — Мать посмотрела на сына. — Когда выборы?

Он покраснел и постарался не встретиться взглядом с Джулией.

— Послезавтра, мама.

— Так скоро? Я думала гораздо позже. Ты сразу же сообщишь мне результат, хорошо? Я буду как на иголках, пока не узнаю.

— Конечно сообщу. Позвоню тебе, как только сам буду знать.

— Если ты победишь, — оживленно сказала Джулия, — мы должны позвать гостей, чтобы отметить это.

Найджел медленно повернулся к ней:

— В этот вечер я буду слишком усталым, чтобы отмечать.

— Необязательно устраивать большой прием, дорогой, — настаивала Джулия, — позовем несколько близких друзей: Лиз, Тони, Конрада Уинстера, и… и, конечно, миссис Эрендел. Вы приедете, мама?

— Не думаю. Одной поездки в неделю с меня достаточно. Если Найджел победит, вы оба должны приехать пообедать у меня, когда найдете время. У тебя будет масса дел, если Найджел выиграет, Джулия. Могу себе представить, как ты будешь открывать благотворительные ярмарки и целовать младенцев в мокрых пеленках! — Миссис Фарнхэм взглянула на сына. — Из Джулии получится прекрасная жена для политика — почти все наиболее влиятельные члены парламента достаточно стары, чтобы им льстило внимание красивой молодой женщины.

— Уверен, она прекрасно сыграет эту роль, — отозвался Найджел, чуть подчеркнув глагол, чтобы Джулия это заметила.

Миссис Фарнхэм встала.

— Машина будет с минуты на минуту. Я пойду возьму шубу.

Обе женщины поднялись наверх, и, когда Джулия подала ей черную каракулевую шубу, миссис Фарнхэм вздохнула:

— Не нравится мне, как выглядит Найджел. Он похудел, как и ты.

— Он очень много работает.

— После выборов хорошо бы вам куда-нибудь уехать. У вас ведь не было медового месяца? Попытайся убедить его, что он вам нужен.

— Не беспокойтесь, мама. Думаю, это просто напряжение из-за выборов.

Джулия и Найджел стояли в дверях, пока миссис Фарнхэм усаживалась в машину. Как будто желая создать благоприятное впечатление, он небрежно положил руку на плечо Джулии, но как только машина скрылась за углом, тотчас убрал ее.

Обед прошел в молчании: оба были погружены в свои мысли. Она не заводила разговор о выборах, пока им не подали кофе в гостиную.

— Понятия не имела, что ты выдвинут кандидатом в парламент, пока твоя мать не сказала об этом. Мне очень жаль, что ты не сделал этого сам.

— Я не думал, что тебе это будет интересно.

— Все равно ты должен был мне сказать. Я пыталась скрыть свое удивление, но не уверена, что мне это удалось. Да я и не понимаю, почему ты сделал из этого секрет. Рано или поздно я бы все равно об этом узнала. Если бы ты мне сказал об этом раньше, я могла бы тебе помочь.

— Мне и в голову не приходило просить о помощи. Зная, какого ты обо мне мнения, я ожидал бы от тебя прямо противоположных действий.

— Из тебя получится хороший член парламента, — отозвалась она негромко. — Я никогда бы не сделала ничего, чтобы помешать тебе быть избранным.

— Ты и не могла бы. Я не боюсь ничего, что ты можешь сказать или сделать. — Он встал. — Извини, у меня дела. — У двери он задержался. — Да, об этом приеме: если ты хочешь его устроить, я не возражаю! Но дождись сначала результатов, хорошо? Я могу и проиграть!

Почему-то Джулия не сомневалась, что Найджел победит: она могла представить себе, как он говорит с трибуны с той же энергией, что и в суде, увлекая аудиторию. Она не могла не признать, что он — идеальный кандидат: его привлекательность обеспечивала голоса женщин, его ум убеждал мужчин.

Поэтому она не удивилась, узнав о его победе, и сразу же начала планировать прием. Она отправила приглашения всем, кого Найджел включил в список, и, увидев в нем имя Сильвии Эрендел, решила пригласить Конрада.

Она тщательно продумала меню и в день приема сама расставила цветы на длинном обеденном столе. Перед каждой женщиной розовые розы и фиалки в хрустальных вазочках. В качестве единственного освещения она выбрала высокие темно-красные свечи в серебряных канделябрах. В результате возникла атмосфера элегантности и уюта, которой она осталась довольна. Вскоре она услышала, как Найджел вошел в свою комнату. До нее донесся шум выдвигаемых ящиков, открывающихся и закрывающихся дверей шкафов, пока он переодевался, и почему-то эти звуки были ей приятны. Она быстро надела приготовленное заранее платье. Еще только задумав этот прием, она уже знала, что именно будет на ней этим вечером. Но чего она хотела добиться, остановив свой выбор на белоснежном платье: напомнить Найджелу об их свадьбе или пробудить воспоминания о его любви, — она не знала. Как бы то ни было, это платье походило на то, которое было на ней в первый вечер после их свадьбы. Это был еще один подарок Деспуа, который она пока не надевала. Из мягкого белого шифона, оно ниспадало до самого пола, струясь вокруг ее ног. Корсаж удерживался тонкой лентой, расшитой серебром и жемчугом, и подчеркивал ее молочно-белые плечи. Свободный покрой платья был обманчив: когда она двигалась, шифон облегал изящные линии ее тела, подчеркивая округлость груди, тонкую талию, длинные стройные ноги. Она расчесала волосы на прямой пробор, и они мягкими волнами упали ей на плечи. Их темный цвет контрастировал с сиянием ее кожи, и она с удовлетворением рассматривала свое отражение в зеркале. Ни один нормальный мужчина не останется равнодушным к этой очаровательной картине, а в человеке, любившем ее — пусть в прошлом, — она наверняка вызовет смятение чувств.

Неожиданный стук в дверь, соединявшую ее спальню со спальней мужа, заставил ее отпрянуть от зеркала. Сердце ее заколотилось, когда она нетвердым голосом разрешила ему войти.

Впервые со дня их свадьбы он вошел в ее спальню, и в эту минуту она заметила, как он изменился за последние месяцы. Его лицо стало еще более худым, чем раньше, скулы и нос стали еще заметнее и придавали ему суровый, почти демонический вид, Несколько мгновений он разглядывал ее фигуру, чуть задержавшись на изгибе белой шеи, и наконец остановился на ее прекрасном удивленном лице.

— Я принес тебе вот это, — сказал он резко, протягивая кожаный футляр. — Они принадлежали моей двоюродной бабушке. Когда она умирала, то завещала их моей будущей жене.

Джулия взяла протянутый футляр и открыла его. На подушечке из темного бархата лежали великолепное колье из сапфиров и бриллиантов и длинные серьги. Камни сияли так, как будто в них таилась жизнь: глубокие прозрачные темно-синие сапфиры и бриллианты, играющие скрытым огнем.

— Они прекрасны! — воскликнула она. — Прекрасны… Но я не могу надеть их. Я не вправе.

— Они завещаны мне с условием, что их будет носить моя жена, — сказал он непримиримо. — А ты ею и являешься — по крайней мере, юридически. Кроме того, в нашу первую брачную ночь ты обещала быть на высоте положения.

— Ты помнишь все, что я сказала в тот вечер?

— Думаешь, я это когда-нибудь забуду?

Их взгляды встретились, и Джулия первой отвела глаза. Положив футляр на туалетный столик, она достала колье, аккуратно застегнула его на своей стройной шее, потом вдела в уши серьги.

— Ну вот, ты удовлетворен!

Она снова ощутила на себе его пристальный взгляд, и, хотя он сжал руки в кулаки, голос его остался совершенно спокойным.

— Они прекрасно на тебе смотрятся. Когда ты в следующий раз выйдешь замуж, Джулия, тебе следует выбрать миллионера. Тебе очень к лицу бриллианты. Они, насколько мне известно, самые твердые камни на свете! — Резко повернувшись, он вышел.

Потрясенная до глубины души, Джулия упала в кресло, внезапно почувствовав отвращение к самой себе.

Когда она наконец спустилась в гостиную, уже было слышно, как подъезжают первые гости, и у нее не было возможности поговорить с Найджелом наедине. Большинство пришедших были ей незнакомы — это были друзья Найджела, связанные с ним общей работой: очаровательные культурные люди и их прекрасно одетые жены. Лиз и Тони приехали одними из первых, девушка раскраснелась и казалась необыкновенно счастливой и прехорошенькой в платье с оборками, которое ничуть не скрывало ее полноту.

Здороваясь, она сжала руки Джулии.

— Ты выглядишь просто потрясающе! И на тебе фамильные сапфиры: теперь ты наконец настоящая Фарнхэм.

Эти слова потрясли Джулию. «Наконец настоящая Фарнхэм»! Джулия Трэффорд, дочь человека, который умер в тюрьме, куда его отправил тот, чье обручальное кольцо она носит, считается настоящей Фарнхэм. Это положение не казалось ей завидным, и, как она внезапно поняла, она никогда и не пыталась его занять.

— Кто-нибудь будет, кроме надутых друзей Найджела? — спросила Лиз, отвлекая Джулию от ее мыслей.

— Они вовсе не надутые, — запротестовала Джулия. — Но придет один мой друг — Конрад Уин-стер. Мне кажется, он тебе понравится. И потом, будет твоя кузина Сильвия.

— Вдова Джеральда? — воскликнула Лиз. — С чего это ты надумала приглашать эту кошку?

Джулия засмеялась:

— Тише, а то кто-нибудь тебя услышит! Я ее пригласила, потому что меня просил Найджел.

— Ты уже с ней встречалась?

— Да. Она приходила повидаться со мной пару недель назад.

— Не сомневаюсь! Не могла дождаться узнать, на ком это женился Найджел.

В этот момент вошли новые гости, и Джулия подошла к Найджелу, чтобы их приветствовать. Почти сразу же появился и Конрад Уинстер. Задержав руку Джулии в своей дольше необходимого, но поняв, что время для разговора с нею еще не настало, он немного поболтал ни о чем и отправился знакомиться с другими гостями.

К этому времени собрались уже все, кроме миссис Эрендел, и Джулию раздражала необходимость откладывать начало обеда. Подождав еще десять минут, она подошла к Найджелу, который разговаривал с друзьями, и с извиняющейся улыбкой отвела его в сторону.

— Мне бы хотелось начать, — тихо проговорила она. — Все уже в сборе, кроме миссис Эрендел, но мы уже ждем дольше, чем принято.

— Подожди еще немного, — сказал он отрывисто. — Надеюсь, никакое блюдо от этого не пострадает?

Она не успела ответить — появление Сильвии Эрендел было обставлено по всем правилам театрального искусства. Эффектно остановившись на пороге гостиной в ярких лучах света, льющегося из холла, она казалась воплощением женственности в шелковом платье с заниженной талией и сборчатой юбкой. У него был странный цвет: при движении он менялся от золотого к бронзовому, а когда она стояла неподвижно, перекликался с цветом ее волос. Ее единственным украшением — и единственным ярким пятном — было ожерелье из аквамаринов, которое оттеняло ее бледно-голубые глаза. Больше всего она напоминала сытого золотистого котенка, и, вспомнив ее манеру расширять и суживать глаза, Джулия добавила про себя «сиамского».

Если Джулия, нарушая все правила приличия, пристально рассматривала свою гостью, та, в свою очередь, поступила так же. Пока они обменивались приветствиями, голубые глаза остановились на сапфировом колье, и на хорошеньком личике промелькнула ревность. Но она тут же повернулась и с наивной грацией подставила Найджелу щеку для поцелуя. Джулия внутренне напряглась, увидев, как его губы на минуту прикоснулись к гладкой коже женщины.

— Дорогой Найджел! Как чудесно тебя видеть! Хотя я должна была бы обидеться и вовсе с тобой не разговаривать. Я была просто убита, что мне даже не дали возможности прилететь домой к твоей свадьбе.

Внимательно наблюдавшей Джулии показалось, что Найджел с удовольствием принимает ее легкое поддразнивание, отвечая ей так же непринужденно. Она вынуждена была признать, что они действительно казались добрыми друзьями, как и утверждала Сильвия.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я не предложу вам выпить, — прервала их разговор Джулия, — но наши гости, наверное, проголодались.

— Ужасно, что я так опоздала, — извинилась Сильвия, — но я вызвала такси, а оно не приехало.

— Надо было позвонить мне, — сказал Найджел, — я бы послал за тобой Бейтса.

— Мне не хотелось злоупотреблять… — ответила она мягко, — ты ведь теперь женат…

— Не глупи. — Найджел улыбнулся, глядя сверху в ее бледное лицо. — Моя женитьба не затронула моего шофера.

Раздраженная этим легким разговором, Джулия дала знак Хильде, и Бейтс, исполняющий обязанности дворецкого, объявил, что обед подан, голосом, от которого чуть не задрожали стены.

Когда гости перешли в столовую и увидели накрытый стол, раздался одобрительный гул голосов, и беспричинное раздражение Джулии начало идти на убыль и вовсе прошло, когда одно блюдо стало сменять другое.

Обед открывали маленькие дыньки, охлажденные на льду и поданные с соусом из мяты и французского коньяка. Затем были поданы снетки — маленькие рыбешки, зажаренные целиком до золотисто-коричневого цвета. Потом следовали цыплята, приправленные шампиньонами и миндалем и поданные с картофелем по-немецки. На сладкое — мороженое-шербет разных сортов. К каждому блюду подавалось соответствующее вино: сначала шампанское, потом белое бургундское и, наконец, портвейн.

— Великолепный обед, — сказал Найджел, подойдя сзади к Джулии, когда они переходили обратно в гостиную. — Слава богу, они слишком наелись, чтобы много говорить!

Комплимент заставил ее вспыхнуть от удовольствия. Она была рада, что он не только проглотил еду, но вместе с ней и свои слова, выражавшие сомнение в ее умении принимать гостей.

В гостиной все разбились на группки, и с кофейной чашечкой в руке Конрад Уинстер подошел и уселся рядом с Джулией.

— Ты превзошла себя, дорогая. Единственное, о чем я жалею, что ты украшаешь не мой дом.

Смутившись, она отвела взгляд.

— Мне очень жаль, Конрад.

— Правда?

— Да. Мне не следовало этого делать.

— А! — сказал он удовлетворенно. — Понять свою ошибку — значит сделать первый шаг к тому, чтобы ее исправить.

— Если бы я могла это сделать!

— Сможешь, не бойся. — Заметив, что она волнуется, он изменил тему разговора: — Кто эта очаровательная леди, занимающая разговором нашего привлекательного хозяина?

— Сильвия Эрендел, — недовольно ответила Джулия. — Она была замужем за кузеном Найджела.

— Была?

— Он погиб.

— Понятно.

Она резко повернулась к нему:

— Что именно тебе понятно?

— Не больше, чем тебе, моя милая, — сказал он хладнокровно.

Вместе они наблюдали за Найджелом и Сильвией. Он чуть нагнулся, чтобы лучше слышать ее слова, и одна из ее белых ручек лежала на его рукаве. Казалось, они не замечают, что на них смотрят, и Джулия негодовала, видя интимно-собственнический жест другой женщины.

— Кажется, они по-семейному преданы друг другу, — заметил Конрад.

— Они уже давно знакомы.

— Я тоже давно с тобой знаком, но ты никогда не смотрела на меня так, как миссис Эрендел смотрит на твоего мужа.

Джулия нетерпеливо взмахнула рукой:

— Ты хочешь вызвать меня на ссору, Конрад?

Их глаза встретились, и под ее пристальным взглядом он вынужден был смущенно ухмыльнуться.

— Ты выиграла. Пойду и разобью для тебя эту парочку.

Он поставил чашку и не спеша прошел по комнате. Джулия увидела, как при его приближении Найджел выпрямился и неохотно представил его женщине, сидящей подле него. Конрад устроился рядом и стал вести разговор с обаянием, которым прекрасно владел, когда ему этого хотелось. Вскоре Найджел извинился и оставил их вдвоем.

В этот вечер у Джулии больше не было возможности поговорить с Конрадом наедине. Когда он подошел попрощаться, вокруг нее были другие гости, включая Сильвию, которая уходя пожала ей руку и пробормотала, что надеется в будущем чаще ее видеть.

— Найджел обещал помочь привести в порядок дела Джеральда. Так что я не сомневаюсь, что мы тоже будем встречаться, — объяснила Сильвия.

Без энтузиазма отвечая на пожатие маленькой ручки, Джулия пробормотала что-то ни к чему не обязывающее, про себя давая клятву, что ничто не заставит ее сделать Сильвию частой гостьей в своем доме.

Было уже за полночь, когда разошлись последние гости. И к этому времени у Джулии сильно разболелась голова. Она принимала людей, которых никогда в жизни не видела, и к тому же это был ее первый званый вечер после очень долгого перерыва. Это оказалось во много раз труднее, чем она ожидала, и хотя ей не хотелось в этом признаться, но все увеличивающаяся антипатия к Сильвии Эрендел тоже прибавила напряжения.

Найджел налил себе последнюю рюмку, немелодично что-то насвистывая.

— Нельзя ли обойтись без этого шума? — спросила она раздраженно.

Он удивленно поднял глаза, но, увидев ее лицо, сдержал резкий ответ.

— Сядь, — сказал он спокойно. — Ты совсем измучена. Я налью тебе бренди с содовой.

— Нет, спасибо, — отозвалась она капризно, — У меня голова раскалывается, и от спиртного мне будет только хуже. — Она опустилась на диван и откинула голову на подушку.

Глаза ее были закрыты, и Найджел внимательно посмотрел на нее. Под ее глазами пролегли темные тени, и стало ясно, что последние месяцы, такие тяжелые для него, для нее тоже не прошли даром. Впервые его гнев ослабел, и он понял, что, пытаясь разрушить его счастье, она пожертвовала своим. Какой горькой становится жизнь, когда ею движет необоримая ненависть!

Он тихо вышел из комнаты и вернулся со стаканом воды и аспирином.

— Выпей-ка это. Он тебе поможет.

Она открыла глаза и молча приняла таблетки. Он подождал, пока она их проглотила и запила водой, а потом взял у нее пустой стакан и поставил на соседний столик, прежде чем самому устроиться на диване со своей рюмкой. Оба молчали, пока через несколько минут Джулия не села прямее.

— Мне уже немного лучше. Удивительно, как две обычные белые таблеточки могут победить самую зверскую головную боль.

Она встала и медленно пошла по комнате, гася лампы.

— Давай я помогу, — сказал Найджел.

Одна за другой лампы гасли, пока не осталась гореть только одна, затененная абажуром. Оба подошли к ней одновременно. Пальцы их соприкоснулись, и, казалось, между ними проскочила искра. По телу Джулии пробежала дрожь, и эмоции, которые сдерживал Найджел, вырвались на волю. Он притянул ее к себе и жадно припал к губам. Нежные губы Джулии замерли… и ответили ему, а руки обвились вокруг шеи, ласково притягивая ближе его темную голову. Ее тело было мягким и податливым, и, ощутив тепло и нежность, он начал ласкать ее спину и бедра. Его поцелуй становился все глубже, впивая сладость уст, зажигая ее страстью. Вот он — человек, о котором она мечтала… человек, которому она может отдаться.

Джулия еще никогда не испытывала подобного: весь мир куда-то исчез и остались только они двое. Руки Найджела, прикасаясь к ее телу, наполняли его огнем и сладкой болью. Когда его пальцы скользнули к ее груди, отодвинув тонкую преграду платья, она невольно вскрикнула и инстинктивно прижалась к нему бедрами, наслаждаясь непривычной близостью.

С хрипловатым возгласом Найджел оторвался от ее губ и начал целовать шею и плечи, жадно вдыхая аромат ее кожи. Чуть задержавшись у впадинки под ключицей, он наклонился к ее груди. Изнемогая от страсти, еле держась на ногах, Джулия вся отдавалась его ласкам. Ее пальцы, казалось, обрели собственную волю и, соскользнув с плеч, начали неловко расстегивать пуговицы рубашки. Больше всего на свете ей хотелось сейчас прикоснуться к нему, прильнуть к сильной груди, уничтожив все преграды, стоящие между ними. Тонкий шифон казался ей удушающе тесным, и она была рада, когда платье затрещало под его нетерпеливыми пальцами и, разорванное, упало с плеч, обнажив тело, ожидающее прикосновения его губ.

Когда его пальцы прильнули к набухшему бутону груди, Джулии показалось, что еще немного — и она потеряет сознание. Страсть пульсировала в ее теле, подобно волнам морского прилива.

— Джулия, — прошептал Найджел. — Ты желанна… ты нужна мне.

Эти слова ворвались в ее сознание, заставив вдруг вспомнить о своем долге и положении.

— Нет! — выдохнула она, изо всех сил отталкивая его. — Нет, Найджел! Я не могу!

Она выбежала из комнаты и бросилась вверх по ступенькам. Ее рыдания эхом разнеслись по холлу и наконец затихли. Резкий щелчок сказал ему, что она заперлась в своей спальне.