Одри глубоко вдохнула, потом задержала дыхание, когда к ней повернулась Лавиния, проверявшая стаканы и графины в баре. Ее черные глаза сузились, рассматривая ее кремовое платье.

— Действительно прекрасно, — согласилась она, но в глазах читался гнев.

Конечно, кому понравится, когда его изобличают, но все же можно было ожидать, что мачехе должно понравиться, что падчерица прекрасно выглядит на своем дне рождения.

Звонок во входную дверь отвлек Одри от этой мысли.

— Эллиот!-подумала она, и у нее перехватило дыхание.

— Я открою, Мари!-крикнула она, остановив служанку, спешившую к парадной двери через покрытое черным мрамором фойе. Молодая женщина, нанятая на эту ночь, заколебалась, пожала плечами и убралась восвояси.

Сердце Одри громко стучало, когда она повернулась спиной к мрачной Лавинии и поспешила к парадной двери. Но это оказался не Эллиот. Это были Эдуард Херли и его жена Алиса. Высокий, за сорок, Эдуард был управляющим компании «Оборудование для современных офисов» и, значит, непосредственным боссом Одри. То, что она выиграла должность его секретаря в соревновании с Дианой, было одной из причин ревности, проявляемой соперницей. Но Одри знала, что она была более квалифицированным секретарем, чем Диана, и ни в коем случае не считала, что должность досталась ей благодаря семейственности.

— Так-так, — пробормотал Эдуард, осматривая ее широко раскрытыми глазами, — вы выглядите замечательно, Одри. Я не сразу узнал вас.

— Ты, как обычно, говоришь сомнительные комплименты, Эдуард, — упрекнула его приветливая жена.-Но это платье действительно идет вам, Одри. И мне нравится ваша прическа. Она привлекает внимание к вашим чудесным глазам и коже.

Алиса улыбнулась и поцеловала ее в щечку. — С днем рождения, моя дорогая. Надеюсь, вам понравится этот маленький подарок, — она вложила в руки Одри небольшую, но красиво упакованную коробочку.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — улыбнулась в ответ Одри, подбодренная теплыми и явно искренними комплиментами женщины. Теперь немилосердная реакция Лавинии уже не доставляла ей такой боли.-Позвольте, я возьму ваше пальто.

Она едва успела сделать это, когда в дверь снова позвонили.

— Это Дуайт, — сказал Эдуард.-Он завернул на подъездную дорожку, когда мы были уже на верхней ступеньке. Так что мы не стали его ждать.

Одри признала про себя, что подъем по ступенькам парадного крыльца резиденции Фарнсу-ортов занимал время, — их было целых тридцать. Дом был относительно новым и, по мнению Одри, довольно показушным. Двухэтажный, не выдержанный в каком-либо определенном стиле, он был украшен колоннами по всему фасаду, не говоря уже об итальянском мраморе и огромных окнах, лишавших комнаты чувства уединенности.

Она предпочитала гораздо больше старый и более уютный дом, принадлежавший семье ее матери. Но не успела просто Лавиния стать Лавинией Фарнсуорт, как настояла на строительстве дома по ее вкусу. Во время очередных летних каникул, когда Одри приехала из школы-интерната, куда ее отправили против ее воли, она обнаружила, что семья переехала в новехонький дом.

Она повернулась и открыла во второй раз. Дуайт Листон-прилизанный и елейный торговый управляющий «Оборудования для современных офисов» и его привлекательная белокурая жена Франсис буквально раскрыли рты, увидев ее. Их реакция благотворно подействовала на и без того растущее самоуважение Одри. Но ничто не могло oтвлечь ее от смутного недовольства тем, что Эллиот до сих пор не прибыл. Через плечи своих гостей она окинула взглядом подъездную дорожку и улицу за живой садовой изгородью. Но черного «сааба» не было видно. Но Эллиот, конечно же, не должен был подвести ее!

Дуайт Франсис вместе с Эдуардом и Алисой были проведены должным образом в гостиную, а их подарки положены на специальный столик с богато украшенными праздничным тортом, который выбрала Лавиния. Одри рассеянно выслушала еще несколько щедрых комплиментов по поводу своей внешности, и кто-то вложил в ее руки бокал с шампанским. Однако улыбка на ее лице была неестественной, а уши напрягались в попытке услышать мурлыканье двигателя машины Эллиота. Когда служанка предложила ей какую-то закуску, она взяла и съела, даже не сообразив, что это было.

Поскольку Одри так и не услышала, как подъехала машина, она резко обернулась, когда снова раздался звонок в дверь.

— Полагаю, ты и сейчас захочешь сама открыть дверь, Одри?-язвительно спросила Лавиния.

— Я… э… да, я открою, — Одри изобразила широкую улыбку, чувствуя смущение от необычного поведения мачехи. Это должен быть Эллиот-ведь не хватает только его.

Поставив бокал на стол и поспешив вон из комнаты, она услышала, как Эдуард спросил:

— Эллиот?.. Что еще за Эллиот? Я думал, что Одри выходит в свет с Расселлом?..

Очевидно, до администрации компании еще не дошли слухи о том, что ее отношения с главным торговым представителем остались в прошлом. Диана благоразумно держала язык за зубами всю прошлую неделю. Единственный раз, когда Расселлу пришлось прийти на совещание в кабинет управляющего, он избегал даже взглянуть на Одри, словно она стала для него неприкасаемой.

Впрочем, в этот момент ей было наплевать и на Диану, и на Расселла. Чувство облегчения смешалось в ней с растущим волнением, когда она поспешила к входной двери. И все же оказалась не подготовленной к тем чувствам, которые охватили ее, когда открыла дверь.

Эллиот в элегантном черном смокинге выглядел еще более красивым, чем она его помнила. В руках он держал огромный букет кремово-желтых роз. Одри ничего не могла поделать с собой и откровенно вытаращилась сначала на цветы, потом на него. В течение, казалось, долгой минуты он ответно пялился на нее с ничего не выражающим лицом.

Когда на его лице наконец появилась улыбка, она получилась какой-то кривобокой и довольно забавной.

—Я мог бы сделать карьеру в переделке людей, — сухо произнес он.-Одри, вы просто сногсшибательны.

Он нагнулся и слегка притронулся губами к ее щеке.

— Счастливого дня рождения, Золушка. Эмоции не оставляли в покое ее бедное сердце, но постепенно в них воспреобладало чувство несказанной благодарности.

— О, Эллиот, — задохнулась она.-Благодарю вас. За то, что пришли. За… все…-На ее глаза навернулись слезы.

— Если вы заплачете, — мрачно предупредил он, — я сейчас же спущусь обратно по этим проклятым ступенькам. А это настоящий подвиг. Кто придумал этот чудовищный вход, а? Альпинист?-Он вошел в фойе, затворил за собой дверь и протянул ей цветы.

Она не заплакала. Она рассмеялась. С непривычным для нее безрассудством. Ее друг Эллиот опять пришел к ней на помощь. И она еще раз примет его доброту, оценит и даже насладится ею. Она твердо решила не позволять другим чувствам, которые уже питала к нему, испортить ей вечер.

Взяв розы, она положила свободную руку на сгиб его левого локтя и поспешно повела его в гостиную, чтобы представить гостям. В арке входа она театрально остановилась, сжимая в одной руке цветы и в другой его локоть, и объявила:

— Слушайте все, это-Эллиот.

Все многозначительно замолчали. Глаза мужчин оценивающе сузились, а женщин — откровенно вытаращились. Первой пришла в себя Лавиния, обежав испытующим и откровенно сексуальным взглядом превосходную, элегантно „облаченную фигуру Эллиота.

Одри сильнее сжала руку Эллиота, почувствовав, как необъяснимый страх пронзил все ее существо.

Ты его ни за что не получишь, почти зримо сказали ее глаза мачехе.

Взгляд Лавинии на мгновение перекинулся на Одри, пронзив ее насквозь, потом вернулся к Эллиоту. Теперь она не глядела на него так жадно, как в первый раз, но все же и не думала скрывать свою заинтересованность.

Необъяснимая паника не сразу отпустила Одри, а логика не сразу пришла ей на помощь. Лавиния счастлива в замужестве, рассуждала про себя Одри, девять лет, самое большее, что она себе позволяла, это рассеянно пофлиртовать с каким-нибудь мужчиной. И, разумеется, она не собирается преднамеренно соблазнить предполагаемого друга своей падчерицы. Лавиная, конечно же, та еще сучка, решила про себя Одри, но не испорчена же она до такой степени.

— Вот, значит, вы какой Эллиот, — проговорила Лавиния и проскользнула вперед, элегантно протягивая свою красивую руку.-Не могу сказать, чтобы мы много знали о вас. Одри очень скрытна относительно своего нового Поклонника.

Одри почувствовала, как напряглась рука Эллиота. Она опять почти запаниковала и опустила глаза.

— А вы, должно быть, Лавиния, — мягко ответил Эллиот, уронив ее руку после легкого пожатия.-Я бы не сказал того же про вас. Одри хвалилась, какая замечательная у нее мачеха и как вы добры к ней. Не так ли, дорогая?

Одри была поражена тем, как легко комплименты слетали с его губ. Она повернула к нему свое восхищенное лицо. Какой же он добрый человек, подумала она.

Хотя Эллиот улыбнулся ей, у Одри создалось впечатление, что на какой-то момент он смутился. В ту долю секунды, что она смотрела на него, в глубине его прекрасных глаз промелькнул огонек беспокойства. Но он моментально восстановил беспечное выражение лица.

Лавиния явно почувствовала себя неловко. Она была привычна к комплиментам относительно своей красоты, но не материнских способностей. Однако комплимент ее красоте не последовал, несмотря на то что она великолепно смотрелась в ярко-синем креповом платье и таком же жакете, обильно украшенном бисером.

Вместо этого Эллиот взял свободную руку Одри и, держа ее на расстоянии своей руки и все еще улыбаясь ей, сказал:

— Разве не роскошно выглядит сегодня моя девушка?

Потом он снова повернулся к остальным и продолжил:

— Мне, вероятно, следует формально представиться, пока Одри поставит цветы в воду. 'Эллиот Найт, к вашим услугам. А вы, вероятно, мистер Фарнсуорт, отец Одри…

Следующие два часа Одри провела в совершенном наслаждении. Словно бы сон стал реальностью: Эллиот спешил выполнить любое ее пожелание, не отходил на нее ни на шаг, настоял на том, чтобы сидеть за столом рядом с ней и в целом играл роль идеального возлюбленного даже лучше, чем она могла вообразить в своих фантазиях.

И хотя Одри знала, что это была всего лишь игра, она упивалась каждым мигом этой игры. Она даже чувствовала, как расцветает под его взглядом. А ее обычная сдержанная молчаливость время от времени уступала место остроумным репликам, и остальные мужчины награждали ее удивленными и одновременно восхищенными взглядами.

Во время десерта удовольствие, получаемое Одри, подверглось серьезной опасности. На стол подали «Бомбу Аляску», и Франсис Листон, смеясь, заметила, что торт напомнил ей лыжные склоны. Лавиния тут же взглянула через обширный стол прямо на Эллиота.

— Одри упомянула, что в прошлый уик-энд вы, Эллиот, катались на лыжах. На каком курорте вы были? На Гагете? На Тредбоу? Или в Перише Вэли?

Одри хотела было попытаться как-то ловко вывернуться, но страх быть разоблаченной вызвал моментальную панику, погрузившую ее в беспомощное молчание. К счастью, у Эллиота была неплохая интуиция. Однако он наградил Одри сардонической улыбкой прежде, чем сказать:

— Ни на одном из них. У меня есть дача на озере Джиндэбайн, откуда легко добраться до любого из близлежащих лыжных склонов.

Это произвело впечатление на отца Одри. Лавиния лишь приподняла свои брови.

Однако Эдуард был не из тех, чей такт превосходит любопытство.

— У вас, должно быть, неплохая работа, если вы можете позволить себе держать дом близ снежных полей. Чем именно вы зарабатываете на жизнь? Или мне не следовало бы спрашивать принужденно рассмеялся он.

Одри съежилась от страха.

— Я корпоративный адвокат, — снисходительно проговорил Эллиот.-Работал на крупную международную компанию, но недавно получил значительное наследство и поэтому ушел в долгий отпуск. Осмелюсь сказать, когда мне станет скучно, я вернусь к активной деятельности. Пока же…

— Пока же?-не очень вежливо прозондировала Лавиния.

Одри была зачарована не столько новой информацией об Эллиоте, сколько тем, с каким невероятным обаянием и чувственностью улыбался его рот.

— Пока же, — он повернулся к ней и наградил ее своей лучезарной улыбкой, — меня занимают иные, гораздо более интересные вещи…

Румянец залил щеки Одри. Никто из сидящих за столом не мог бы неправильно" истолковать значение сказанного им. Замешательство боролось в ней с безумным наслаждением. Пусть это все было «понарошку». Но даже любовная связь с Эллиотом «понарошку» возбуждала несказанно…

— Не могу не сказать, что завидую вам, — • заметил с гримасой Дуайт, вызвав ядовитый взгляд своей супруги, и неуклюже добавил:— Иметь возможность не работать, хочу сказать.

— Послушайте, Дуайт, — экспансивно хохотнул Варвик Фарнсуорт, — ты же любишь свою работу. Ты бы спятил, если бы не проводил десять часов каждый день за своим сверкающим столом, придумывая, как бы половчее продать наши товары.

— Если вы не прекратите разговоры о работе и не приметесь за десерт, — проворчала Лавиния, — он растает.

Все они отдали должное десерту, и Одри с радостью воспользовалась возможностью охладить мороженым свое разгоряченное горло. Она ощущала жар после слов Эллиота. Очень сильный жар.

К своему удивлению, она испытала удовольствие от того, что никого, кажется, не удивил намек Эллиота на то, что они были любовниками. Даже отца. И она поняла причину этого: она похорошела. Удивительно, как внешность женщины может изменить отношение к ней людей, особенно мужчин. На какую-то долю секунды ей подумалось, что, может быть, внимание, оказываемое ей Эллиотом на протяжении всего вечера, не было таким уж напускным…

Но только на долю секунды. Даже если считать, что она похорошела, ей все же было далеко до образа той женщины, которой мог бы увлечься Эллиот.

Думая о нем, она тайком, искоса поглядела на его красивый классический профиль. Ее взгляд обежал линию его сильного прямого носа, опустился на рот, в который он методично загружал ложкой мороженое.

Незаметно для себя Одри полностью погрузилась в наблюдение за тем, как он ел, как его губы захватывали десерт, как кончик его языка высовывался, чтобы подхватить капельки мороженого.

Она просто не могла отвести глаз от него, не могла не думать о том ощущении, которое вызвали бы его губы, если бы они снова поцеловали ее и она раскрыла бы свой рот под напором его языка.

Утонченное, трепетное ощущение охватило все ее естество. Она не сдержала внезапного вздоха, чем привлекла к себе косой взгляд холодных серых глаз Эллиота.

Его взгляд с неодобрением и тревогой как бы пытался проникнуть в то, что скрывалось за ее откровенной очарованностью. Внезапно он слегка качнул головой и тоже вздохнул. Одри резко отвернулась и опустила голову. Внутри у нее все перевернулось от замешательства — в его глазах она увидела понимание. Но что он понял? О чем думал?

Она вздрогнула, когда он склонился к ней и прошептал:

— Нет, Одри. Ни в коем случае…

Она заморгала. Ее щеки горели от волнения.

— Ни в коем случае-что?…

С горестным выражением он ответил:

— Послушайте. Вы не такая уж наивная. Только не после Расселла. Вы должны уже знать, что маленькие девочки, играющие во взрослые игры, иногда попадают в беду.

— Я не маленькая девочка, — прошептала она, все еще не уверенная в том, что он имел в виду. Ведь она подумала всего лишь о поцелуе, не больше.

— Вот именно, — согласился он, и даже в его тихом голосе послышался резкий тон.-Вам уже двадцать один и вам следовало бы знать, что не годится смотреть на несчастных мужчин так, словно вы хотите их съесть. Или все наоборот?

Дикие эротические видения ворвались в ее мозг при этих словах, и она пошатнулась как от шока. Неужели это она думала о том, о чем думала, желала того, чего желала? Ведь она была стеснительна в сексе. Стеснительна, заторможена и несмела.

По крайней мере она была такой раньше. С Расселлом.

— Я не собираюсь путаться с вами, Одри, — проворчал Эллиот. — Сегодняшнее представление — одноразовое. Простое одолжение. А теперь ешьте ваш десерт и перестаньте затруднять жизнь нам обоим.

Холодная волна горькой реальности окатила ее, несколько охладила ее разгоряченную кровь, изгнав из головы эротические фантазии. Что, о Боже, она себе позволяла, испытывая такое откровенное вожделение к Эллиоту? Совсем потеряла голову? Он же расставил все по своим местам в пятницу. Он находил ее слишком юной, слишком неопытной, слишком наивной, слишком уязвимой. И только от того, что сегодня она выглядит чуть более сносно, ничего не изменилось. И на вечеринку он явился только лишь из жалости… Сколько раз ей нужно напоминать об этом?

Одри испытывала унижение. В который раз она вела себя по отношению к мужчине как абсолютная дурочка? Когда же наконец она поймет хоть что-нибудь?

Оставалось единственное убежище для ее стыда и моментально съежившегося самоуважения — поступить так, как она поступала в действительно невыносимых ситуациях. И она как бы впала в спячку. Свернулась внутрь себя самой, сродни улитке, спрятавшейся в своей раковине. Она не будет думать. Не будет чувствовать. И как-нибудь ей удастся выжить…

Тем временем обед все тянулся и тянулся. Участие Одри в общем разговоре ограничивалось односложными репликами и определенно вымученными улыбками. Если Эллиот и обратил внимание на угасание в ней искры божьей, то никак не отреагировал на это. Однако и он казался стесненным, словно сожалел о том, что пришел.

Одри могла понять его. Она жаждала, чтобы вечер быстрее закончился не менее, если не более его.

Но, будучи джентльменом, Эллиот продолжал упрямо держаться рядом с нею, даже когда они вышли из-за обеденного стола и вернулись в гостиную, где она покорно разрезала праздничный торт и развернула свои подарки.

Едва она успела поблагодарить отца за чудесное кольцо с сапфиром, чету Херли за французские духи и Листонов за прекрасную вечернюю сумочку из бисера, когда Лавиния весело объявила, что отец Одри подготовил особый сюрприз для своей дочери.

Выражение лица мачехи вывело Одри из полу-роботического состояния и вызвало в ней нехорошее предчувствие. Немудрено, ибо у нее было выражение кошки, увидевшей мышку и готовившейся полакомиться ею.

— О! — осторожно промолвила Одри. — Что за сюрприз?

— Ни за что не догадаешься, — сказал Варвик Фарнсуорт.

— Никогда в жизни, — добавила Лавиния слащавым, самодовольным голосом.

— Тебе придется выйти на улицу, чтобы увидеть это, — продолжил отец.-Пошли все. Пойдем посмотрим, что я купил моей Одри на совершеннолетие.

Одри замерла. О, Боже, только не это! Конечно, нет! Только не машина! Он же знает, как она относится к вождению. Не может же он быть таким бесчувственным!

Эллиот взял ее под руку, и это вывело ее из оцепенения. Она заглянула в его сильные серые глаза, которые, казалось, говорили: не волнуйтесь, я здесь. Но она была поражена, что не нашла в них утешения. Впервые за вечер ее голова была занята не Эллиотом. Ее мозг возвратился в прошлое, в нем звучали визг тормозов… скрип металла… свой собственный крик.

Очень смутно она почувствовала, как его рука успокаивающе сжала ее холодеющую плоть и повлекла вслед за отцом из гостиной в главное фойе и через парадную дверь во дворик.

И вот оно. У основания этих бесконечных ступенек.

Машина! Ярко-красный седан «магна»!

— Твой папа приказал доставить ее, пока мы обедали, — сообщила Лавиния льстивым голосом.-Спорю, что ты удивлена, Одри.

Одри молчала. Она прилагала усилия, чтобы сдержать ощущение непереносимого ужаса. Как он мог поступить так, если бы любил ее хоть немного? Как он мог?

— Знаю, Одри, ты постоянно твердила, что не желаешь водить машину, — проревел отец в ответ на ее мертвое молчание.-Но мы с Лавинией обсудили это и решили: после катастрофы прошло девять лет, и тебе пора забыть о ней. Если ты откажешься водить машину, это не вернет жизнь твоей матери. Человек должен преодолевать неразумные страхи, а не поддаваться им. Ведь так, Лавиния?

Лавиния улыбнулась в знак согласия.

— Совершенно верно, дорогой.

Одри ощутила, как паника вновь охватывает ее, и взглянула на Эллиота умоляющими, испуганными глазами.

Он лишь на миг заколебался, потом приобнял ее за талию и притянул к себе.

— Одри онемела от радости. Ведь так, дорогая?-сказал он, растягивая слова.-И вы совершенно правы, Варвик, — современная девушка должна уметь водить машину, «Магна», я знаю, имеет автоматическую коробку-это же восторг, Одри! Я сам научу вас водить, если хотите.

Она часто-часто заморгала и едва слышно промолвила:

— Вы?-В ее голосе чувствовалась боль. Эллиот постарался заверить ее мягкой улыбкой.

— Кому же еще заняться этим? Начнем завтра же. Почему вы не благодарите своего папу за такой чудесный подарок? И свою мачеху? Я уверен, она приняла в этом самое непосредственное участие.

Уж не намекал ли он, что именно Лавиния придумала эту хохму с машиной? Что подарок имел некую предумышленность?

Она в упор внимательно посмотрела на мачеху. Рот Лавинии улыбался, но ответный взгляд был ледяным. Изначальное изумление Одри сменилось откровенным, кипящим гневом.

Ну, я ей покажу, с горечью решила она. И ей, и отцу. Я научусь водить! И стану, черт возьми, самым лучшим водителем по эту сторону Моста! А когда научусь, уеду из их гнилой, эгоистичной жизни!

— Чудесная машина, — выдавила она сквозь зубы.-Я так благодарна, папа, Лавиния… Это именно то, что я хотела.

Широкая, довольная улыбка отца была столь теплой, столь неподдельной, что Одри не сдержала дрожи. Может, он все же заботится обо мне, подумала она. Когда же он подошел и одарил дочь поистине медвежьим объятием, она почувствовала, что глубоко тронута. Он действительно заботится обо мне, подумала она. В самом деле.

— Я так рад, дорогая, — сказал он, отстранившись от нее.-Мне даже полегчало. По правде говоря, у меня были сомнения относительно машины. Но Лавиния оказалась как обычно права. Поздравляю тебя, дорогая!

Он повернулся и протянул руку своей жене. Лавиния взяла руку, но ее улыбка выглядела так, словно была изваяна из бетона.

— Ну, пошли все обратно в дом, — прогрохотал Варвик.-Здесь слишком прохладно. Пойдемте согреемся портвейном.

Одри и Эллиот вернулись в дом последними. Закрыв за собой дверь, она повернулась к нему.

— Становится уже как бы моим обычаем благодарить вас, — произнесла она вполне спокойно, обретая новую решимость.-Но благодарю еще раз.

— Завтра, наверное, уже не будете благодарить, — сухо отозвался он. — Говорят, мужчина ни в коем случае не должен учить свою подругу вождению.

Одри была ошеломлена.

— Но я не…

Дальше ей ничего произнести не удалось-он наклонился и слегка поцеловал ее в губы.

— «Большие уши» слушают, — прошептал он, разомкнув свои губы.-Ты же не хочешь, чтобы дорогая Лавиния поняла, в чем дело?

Потом произнес громким голосом:

— Пошли, Одри. Я еще не вручил тебе свой подарок. Уж не подумала ли ты, что я отделаюсь одними цветами?

Одри все еще не могла опомниться от его поцелуя, когда он нанес следующий удар. Но она была уже не в состоянии протестовать, когда он взял ее за локоток и ввел обратно в гостиную, где уже собрались все остальные, вытаскивая на ходу из кармана смокинга небольшую, обклееную вельветом коробочку. Открыв крышку, он вложил ее в руки Одри.

Она недоверчиво уставилась на золотое ожерелье, и ее сердце учащенно забилось. Это был далеко не дешевый подарок. Он стоил сотни долларов. Одри подняла на него изумленные глаза.

— Именно поэтому я просил тебя не одевать никаких украшений кроме золотых сережек, — лениво пояснил он.-Чтобы я мог сделать вот это…

Он поднял тяжелую цепочку из ее вельветового гнезда, повернул Одри спиной к себе и закрепил ожерелье на ее шее.

Мурашки побежали по всей ее коже, когда она почувствовала легкое прикосновение кончиков его пальцев к своей обнаженной плоти. Она зажмурилась в попытке. взять под контроль свое собственное воображение, чтобы оно не разыгралось и не представило себе, каково это будет, почувствовать, как его пальцы пробегают по всему ее телу:..

Она падала в пропасть…

В конце концов ее ресницы раздвинулись, щеки порозовели, а сердце забилось. Ей следует прекратить свое бесполезное фантазирование насчет Эллиота! Разве она не знала, что не могла сказать или сделать что-либо, чтобы заинтересовать в себе такого мужчину, как он? Такие красивые «корпоративные адвокаты» не клюют на девушек вроде нее, даже если эти девушки более или менее привлекательны и унаследовали миллион или два. В постель они увлекают волнительных, чувственных, обалденно опытных женщин. Женщин вроде…

Против воли ее глаза вновь обратились на Лавинию…

Каким-то непостижимым образом Одри уже знала, что ее мачеха не смотрит на золотое ожерелье, как остальные. Ее угольно-черные глаза были прикованы к Эллиоту, и на ее лице была написана откровенная зависть. Не по отношению к ожерелью, сообразила Одри, а к тому, кто его подарил.