Глава 9

– Что это значит: «Миссис Брэкстон не принимает никаких писем»?

Уэнделл стоял в дверях кабинета Стивена. В руке, затянутой в белую перчатку, он держал серебряный поднос с запечатанным воском письмом. Стивен стоял возле письменного стола, одной рукой опираясь на него, а другой сжимая кожаный мяч, набитый конским волосом.

– Служанка взяла письмо, сэр, сказала: «Погодите» – и захлопнула дверь перед моим носом. Мне пришлось долго ждать, прежде чем она вернулась и возвратила письмо, сказав при этом: «Моя госпожа не принимает сейчас никаких писем». И опять захлопнула передо мной дверь.

– Не принимает писем? Как может кто-нибудь не принимать писем? – Стивен принялся возбужденно ходить взад и вперед, ритмично сжимая больной рукой мяч. – Я только хотел показать ей свои успехи.

– Позвольте заметить, что вы и в самом деле многого достигли за эти дни.

Стивен рассеянно опустил глаза на руку:

– Что она о себе воображает?

– Простите, сэр, я не расслышал. Стивен посмотрел на дворецкого:

– Не важно, я просто разговариваю сам с собой. Да, сам с собой, – повторил он. – Если я буду иметь с ней дело, то, пожалуй, и сам стану сумасшедшим, если то, что о ней говорят, правда. – Кивнув головой, Стивен бросил мяч на стол и взял письмо с подноса. – Хорошо, я отнесу его сам, – произнес он с мрачной решимостью.

– Отнесете вдове Брэкстон? – переспросил Уэнделл. – Но ведь она никого не принимает?

Ничего не ответив, Стивен взглядом дал понять дворецкому, что это его не касается, и, не надев ни шляпы, ни пальто, вышел из дома.

– Ну уж меня-то она примет, черт возьми! – пробормотал он, хватая здоровой рукой бронзовое кольцо на соседней двери и с силой ударяя им о бронзовую львиную голову.

На его стук появился дворецкий.

– Чем могу помочь, сэр? – важно спросил он. Стивен протянул ему конверт:

– Я принес письмо для миссис Брэкстон.

– Очень хорошо, сэр. – Гастингс взял письмо, повернулся и хотел было закрыть дверь.

Стивен с силой положил ладонь на голубую планку.

– Я хочу получить немедленный ответ.

К удивлению Стивена, дворецкий вопросительно поднял бровь. Похоже, ее прислуга и понятия не имеет о достойном поведении. «Как и моя, впрочем», – подумал он, вспомнив вопрос Уэнделла. В последнее время все ведут себя как-то странно.

– Сейчас посмотрю, принимает ли госпожа, – сказал Гастингс. На этот раз Стивен не успел помешать ему захлопнуть дверь.

Прошло довольно много времени, прежде чем дворецкий вернулся.

– Госпожа не принимает писем. – И Гастингс протянул письмо обратно.

Стивен не смущаясь продолжал стоять на холоде:

– Она даже его не прочитала! Как может ваша хозяйка не принимать писем?

Гастингс молча стоял в дверном проеме, протягивая письмо.

Стивен, поколебавшись, посмотрел на дворецкого, ожидая, что тот переменит решение и впустит его в дом. До него никак не доходило, что его не желают принимать.

– Хорошо, – наконец выдавил он, забирая письмо. Его голос повиновался ему так же плохо, как и рука до того, как Белл посоветовала ему заняться ею.

Сперва Стивен был неприятно поражен, что она с такой легкостью относится к его ране. Что Белл о себе воображает? И все же брошенное ею семя дало всходы: на следующий день после ужина Стивен взял мяч и попробовал его сдавить. Боль была невыносимая. И все-таки его пальцы на мгновение сжали мяч, доказав, что доктор ошибается.

После этого Стивен уже не обращал внимания на боль. Всю следующую неделю он упорно упражнялся, ибо не хотел снова испытать тот бессильный гнев, который охватил его, когда он не мог разрезать поданный ему ростбиф. Благодарить за это он должен Белл. Это Стивен и собирался сделать. Но она даже не потрудилась прочитать его записку. Стивен никак не мог с этим смириться. Он привык получать все, что хотел, привык осуществлять все свои намерения и все еще хотел отблагодарить ее.

Войдя к себе, он с шумом захлопнул дверь и, стуча каблуками, прошел прямо в кабинет.

Следом за ним вошел Адам и удобно развалился на диване. Его белокурые волосы, как обычно, были растрепаны.

– Ты что такой взбудораженный? – спросил он. Стивен бегло посмотрел на брата:

– Представляешь, наша соседка не принимает писем!

– Ты говоришь о Белл?

– Естественно.

– Не принимает писем? – Адам покачал головой. – Почему? Я ничего не понимаю.

– И я тоже. Есть ли на свете человек, который не принимает писем?

Адам рассмеялся:

– Кажется, один есть – Белл Брэкстон!..

Стивен окинул брата нетерпеливым, хмурым взглядом.

– Послушай, брат. Если ты так сильно хочешь увидеть вдову, я могу попытаться это устроить.

– Ты? Каким образом? – Из-за своего стола красного дерева Стивен недоверчиво воззрился на брата.

– Конечно, я не могу ничего гарантировать, но попробовать все-таки стоит. Пошли.

Скептически взглянув на Адама, Стивен все же последовал за ним на второй этаж. Он даже не представлял себе, что задумал брат, и недоумевал, зачем идет за ним. Но тут он вспомнил, как ему вернули письмо, да еще захлопнули перед носом дверь!

В глубине души он знал, что поступает, как капризный ребенок, который непременно хочет настоять на своем. У Белл Брэкстон есть какой-то особый дар: она толкает его совершать несвойственные ему поступки.

Адам провел его через массивную двойную дверь в танцевальный зал. Здесь было темно, и он распахнул тяжелые шторы, впустив в просторное помещение тусклый свет зимнего солнца. Затем Адам придвинул граммофон к стене.

– Что ты делаешь? – наморщив лоб, спросил Стивен, хотя уже догадывался, что задумал брат.

Адам, улыбнувшись, поставил пластинку и завел граммофон.

– Я уже давно убедился, что музыка – лучший способ привлечь ее внимание. – Он усмехнулся. – Конечно, лучше было бы, если бы играл оркестр, но мы все-таки попробуем что-нибудь сделать.

– Ты думаешь, это привлечет ее сюда? – спросил Стивен.

– Сюда? – Адам пожал плечами. – Не знаю. Я всегда останавливал музыку, когда она начинала стучать в стену.

Комната наполнилась звуками, в которых потонул невольный возглас, вырвавшийся у Стивена.

– Я надеюсь, – крикнул Адам, – что если мы не остановим граммофон, когда она начнет стучать, то Белл явится сюда собственной персоной!

– Или пошлет за полицией! – прокричал Стивен в ответ.

– Возможно, – ухмыльнулся Адам. – Но я не сомневаюсь, что ты все уладишь.

– Некоторые считают, что у меня и впрямь удивительные способности к таким делам. Ты, кажется, придерживаешься того же мнения?

– Да, конечно, – с комичной улыбкой Адам отвернулся и зажал уши ладонями.

Минута тянулась за минутой. Они ждали, стоя, как заблудившиеся дети, посреди зала. И вот когда начался громкий стук в стену, в ответ у Стивена так же громко застучало сердце. Но Адам только прибавил громкости.

Среди всего этого шума братья стояли совершенно спокойно.

Затем стук прекратился так же неожиданно, как и начался, хотя и продолжал отдаваться в голове Стивена. И вдруг он почувствовал всю нелепость своего положения. Он поступает, как озорной школьник, – и все из-за женщины, которая, в сущности, ему не очень-то и нравится. Почему его так задевает, что она отказывается его видеть? Ведь он только хочет поблагодарить ее, ничего больше.

– Выключи граммофон! – резко потребовал он.

– Что? – переспросил Адам.

– Выключи его. Музыка оборвалась.

Рассерженный Стивен резко повернулся – и тут увидел Белл.

Она стояла в дверях, глядя на него испепеляющим взглядом – яростная, взбешенная.

Ощущение реальности сразу же покинуло его.

– Что здесь происходит? – спросила она. Стивен и Белл стояли лицом к лицу.

– Эта ваша штука играет так громко, что может разбудить мертвых!

Стивен стоял неподвижно, сохраняя полное спокойствие перед разразившейся бурей:

– Да, по-видимому.

– По-видимому? И это все, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Извините. Мы просто думали…

– Я дала ясно понять, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Неужели вы не понимаете, что ваша музыка, да еще такая громкая, нарушает мой покой?

– Вообще-то…

– Что – вообще-то?

Даже в гневе она была прекрасна – и так хрупка, так уязвима! Стивен расправил плечи:

– Я хотел показать вам свои успехи.

– Успехи? О чем вы говорите?

– О своей ране. – Он протянул руку вперед. – Посмотрите, я больше не ношу перевязь.

Белл, морщась, смотрела на его руку.

– С вашего позволения, – сказал Адам, – я спущусь вниз и скажу, чтобы нам принесли чаю.

Ни Белл, ни Стивен не заметили, как он выскользнул из зала.

Стивен улыбнулся ей обезоруживающей улыбкой, такой неожиданной на его суровом лице.

– Вы были правы. С рукой у меня становится все лучше и лучше. Излечение идет медленно, – добавил он, поморщившись от боли, когда шевельнул рукой более энергично, – но идет.

Но ни его улыбка, ни движения руки не умиротворили Белл.

– Вы могли написать об этом в своей записке.

– Так вы ее читали?

– Конечно, читала.

– Но печать была не сломана.

– А вы что, не знаете, как вскрывают письма, а затем ставят печать на место?

Разумеется, он слышал о перлюстрации писем, но ему и в голову не приходило, что Белл может вскрыть его письмо. Да и какая другая женщина стала бы это делать?

– Почему же вы не ответили?

– Потому.

– Что значит – потому?

– Просто потому.

Стивен не отрываясь смотрел на нее, обуреваемый противоречивыми чувствами, среди которых, к его удивлению, было и невольное уважение. Давно уже он не встречал человека, которому не внушал бы если не страх, то по крайней мере робость.

Белл отвернулась, давая понять, что ее не интересуют ни он сам, ни его рука, и оглядела тускло освещенный зал.

– Я знала, что этот зал очень красивый. – Ее слова прозвучали почти как обвинение.

Она прошлась по паркету, откинув голову назад, долго рассматривала с разных сторон огромную люстру.

Стивен наблюдал за ней, не зная, что сказать. Она словно лишила его дара речи. И он чувствовал к ней не только невольное уважение, но и, неизвестно почему, благодарность.

Ее прихрамывание было почти незаметно, или, может быть, дело просто в том, что до сих пор он видел ее убегающей. Сегодня же она прохаживалась медленно, и если бы он не видел своими глазами, как она хромает, не видел ее искалеченную ногу, Стивен, пожалуй, даже не заметил бы ее хромоты.

– И давно вы здесь живете? – Она, не глядя в его сторону, продолжала ходить, водя пальцем по грани между шелковистыми обоями и темными панелями.

– С шестьдесят четвертого года, когда был построен дом.

– В самом деле? Значит, вы были одним из первых, кто поселился в Бэк-Бэе, когда стали продавать участки? Странно, что здесь когда-то был океан.

– Точнее говоря, здесь была гавань.

– Гавань, залив, океан… Все это лишь разные слова, обозначающие огромные массы соленой воды, затопляющей почти всю землю.

Белл задумалась, ее нежное лицо казалось еще белее от глубокой голубизны глаз. Ее темные вьющиеся волосы были уложены в прическу и перехвачены бархатной лентой. Стивена обуревало желание развязать ленту, распустить волосы и погладить ее щеки точно так же, как она гладила стену.

– Подумать только, – добавила Белл, – что воды от Бостонской гавани, возможно, достигали берегов Англии, даже, может быть, Франции! Да, те самые соленые воды, которые описаны в моей книге. – Она взглянула на него с кислой полуулыбкой. – Но, похоже, мы с вами читаем разные книги.

Стивен все еще молчал, не зная, что ответить.

– Вы купили дом у кого-нибудь, как и я?

– Нет, его построил мой отец.

– А мой дом?

– Вскоре после того как мы въехали, отец разгородил дом надвое. Моя мать использовала половину, где вы живете, для приемов, званых ужинов и музыкальных концертов. В свое время отец намеревался разгородить дом на три части.

– Зачем?

– Зачем? – Стивен пожал плечами. – Вероятно, отец предполагал, что мы со временем обзаведемся собственными семьями.

– Но вы этого так и не сделали?

Со дна его памяти всплыла мысль: «Они уже никогда не вернутся домой».

– В этом не было необходимости, – коротко ответил он.

– В чем не было необходимости – в том, чтобы обзаводиться семьями?

– Мои родители умерли через девять лет после постройки дома.

– Очень жаль.

– Да, но…

– Вы тоскуете по ним? – спросила Белл, внимательно вглядываясь в него.

Его взгляд стал суровым: конечно же, он тоскует.

– Тосковать – занятие совершенно бесполезное.

– Скоро приедет мой отец, – подумав, произнесла Белл.

Ее слова удивили его. Стивен ожидал, что она выразит сожаление, как сделали бы многие на ее месте, и, уж конечно, не думал, что Белл заговорит о своем отце.

– Приедет ваш отец? Сюда?

– Да.

– Когда?

Молчание. Затем последовал ответ:

– Скоро.

– А где он сейчас?

Ее глаза чуть затуманились, Белл, грациозно покачивая юбкой, продолжила обход зала.

– Он у меня знаменитый исследователь, путешествует по всему миру. Бывает в Англии и даже во Франции. В вечном движении – как морские воды. – Она сделала глубокий вздох. – Отец охотится, занимается исследованиями, делает открытия. Он у меня всегда очень занят, с головой в работе.

– Исследователь? – Но ведь он управляющий имением. – И как же его зовут?

– Броунинг Холли.

Стало быть, Холли – ее девичья фамилия. Она не солгала.

Его снедало желание схватить Белл в объятия и провести ее в танце по залу, но он вовремя сдержался.

– А ваша мать? Она путешествует вместе с ним?

– Нет, не путешествует, – после недолгого колебания ответила Белл.

– И где же она живет, пока он странствует? Ничего не ответив, Белл подняла глаза на портрет, висевший над каминной доской:

– Кто изображен на этом портрете?

– На портрете? – Стивен взглянул на картину, затем на Белл.

– Да. Кто это?

– Мой отец. Белл зажмурилась.

– Так я и думала. Мой дом недостаточно хорош, – прошептала она. – Поэтому он и не едет.

Стивен с трудом расслышал ее слова и усомнился, что понял их правильно. Но он понял так же твердо, как знал свое имя: что-то здесь неладно. На ее лице появилось то самое выражение, которое он уже видел. Не раздумывая Стивен подошел ближе.

– На что вы смотрите? – тихо спросил он.

Видя, как Белл стоит, не отрывая глаз от портрета, Стивен решил, что вряд ли дождется ответа. Но она заговорила:

– Я вижу прекрасный бальный зал, где люди, весело смеясь, танцуют под огромной, хрустальной люстрой по паркетному полу. А над камином, на почетном месте, висит портрет.

Белл прикрыла глаза ладонью.

– Когда наконец прекратится эта боль? – шепнула она. – Когда меня перестанут терзать воспоминания?

Едва она произнесла эти слова, как почувствовала прикосновение руки Стивена. И вдруг, совершенно неожиданно для нее, бесследно растаяли и обрывочные воспоминания и темные тени, наполнявшие ее душу. Прикосновение было совсем легким, но оно почти осязаемо вливало в нее силу.

– Белл… – нежно позвал Стивен.

Она резко повернулась, недоумевая, как ему удалось одним прикосновением даровать ей такое облегчение. Но вопрос замер у нее на губах, когда он с бесконечной нежностью стал гладить ее плечо.

Когда его пальцы скользнули на ее щеку, у нее перехватило дыхание. Но тут Стивен вдруг остановился и посмотрел на свои пальцы так, словно не мог понять, что они делают.

Перемена произошла с быстротой молнии. Всего несколько секунд назад он хотел, чтобы Белл разговаривала с ним, смеялась. Теперь же казалось, что уже не она, а он готов обратиться в бегство.

Белл охватил страх. Не раздумывая она схватила его за руку, стремясь удержать если не его самого, то проявленное им чувство. Она принудила себя улыбнуться и через мгновение, продолжая сжимать его руку, почувствовала, что улыбается уже вполне естественно, – все ее беспокойство как по волшебству рассеялось.

– Вы не можете покинуть меня сейчас, – сказала она. От облегчения ее голос звенел как колокольчик. – Тем более после всего, что вы сделали, чтобы заманить меня сюда.

– Идти вам пришлось не очень далеко. Ее голубые глаза потемнели.

– Гораздо дальше, чем вы думаете. Рассмеявшись, она вытащила Стивена в центр зала.

– Что вы делаете?

– Чего вы боитесь? Идите за мной. Стивен весь напрягся.

Белл поглядела на него, не выпуская его руки. Наклонив голову, улыбнулась.

– Вы выглядите как постреленок, – пробормотал он.

– А вы как старый брюзга.

Оправившись от удивления, Стивен сухо рассмеялся.

– Еще никто никогда не называл меня старым брюзгой.

– И зря. Это надо было сделать уже давно. Пошли! В центре зала она остановилась и, отпустив его руку, опустилась на пол. Стивен стоял, неподвижно наблюдая за ней. По его лицу было заметно, что он шокирован. Белл улеглась на пол, глядя в потолок.

– Что вы делаете, миссис Брэкстон?

– Помните, меня зовут Белл? – Протянув ему руку, она сказала: – А теперь ложитесь.

Увидев его лицо, Белл поняла, что оскорбила Стивена. Она едва не расхохоталась, но все же успела сдержаться, не желая усугублять нанесенное оскорбление.

– Ложитесь. Я уверена, что у вас самый чистый пол во всем Бостоне. Вы не испачкаете своего костюма.

Похоже было, что он оскорбился еще сильнее. «Боже правый, – проворчала она про себя, – я, кажется, окончательно разозлила его!»

– За свою одежду я не беспокоюсь, мадам.

– Тогда что же внушает вам беспокойство?

Эти слова, казалось, доконали его, с раздосадованным вздохом он опустился на пол.

– Ложитесь на спину.

Судя по упрямству, которое он до сих пор проявлял, Белл предполагала, что Стивен вскочит и вышвырнет ее из своего благопристойного дома, но, к ее удивлению, он лег навзничь.

Они лежали рядом на жестком паркете: он – безукоризненно причесанный, в своей неизменной черной одежде; она – растрепанная, в любимом голубом бархатном платье. Оба смотрели вверх, на потолок, и на какой-то миг Белл даже забыла о его присутствии. Только когда Стивен заговорил, она вспомнила, что он рядом.

– Что мы тут делаем, лежа на полу?

– Смотрим на люстру. Последовала недолгая пауза:

– Отсюда лучше видно люстру?

– Да, конечно. Не правда ли, ее хрустальные подвески похожи на огромные слезы? – Белл произнесла эти слова невнятным шепотом и так, чтобы Стивену пришлось напрячь слух. Она повернула голову в его сторону. Профиль у него суровый, но необыкновенно красивый, словно изваянный резцом скульптора. – Иногда мне кажется, что я могу читать ваши мысли, Стивен.

Он тоже повернулся к ней, и их взгляды встретились.

– Похоже, мы мыслим одинаково, – продолжила она и, пристально всматриваясь в его лицо, добавила: – Что это может значить, Стивен?

– И что же это значит?

Белл вновь подняла голубые глаза к потолку. И дернула же ее нелегкая сказать это мужчине, который так непохож на остальных мужчин!

– Ничего.

Долгое время она чувствовала на себе его изучающий взгляд и хотела было продолжить расспросы, но тут вернулся Адам.