Софи даже фыркнула от удовольствия, что эта некогда столь популярная девица хочет теперь подружиться с ней. Но теперь они уже не дети, а взрослые люди
— Ты помнишь Джеймса Уиллиса? — поинтересовалась Меган, махнув рукой какому-то человеку, а потом притянула Софи к себе. — Джеймс, золотце, ты ведь помнишь нашу Софи, да?
— Конечно. — Человек этот был одет в дорогой, но слегка помятый вечерний костюм, и вся истраченная им помада не смогла обуздать хохол у него на макушке. — Сколько лет, сколько зим!
Губы Софи растянулись в озорной улыбке.
— Да, сколько лет, сколько зим. Мы не виделись с тех. пор, как ты сунул лягушку мне за воротник.
Джеймс вспыхнул и стал ярко-красным, а Меган расхохоталась, Она похлопала Джеймса веером по рукаву.
— Этого не было, — буркнул он.
— Насколько я помню, — отозвалась Софи, — тогда не обошлось без тебя, Меган.
— Ах да! — Меган рассмеялась и потащила Софи дальше. — Как же я забыла! Ты так корчилась и бесилась, точно тебя подстрелили. Ты всегда была прекрасной актрисой. — Она подняла руку. — Томас! Томас Реддинг! Посмотри, кто со мной.
Софи чуть не заскрипела зубами. Напрасно она надеялась, что Меган стала добрее.
Томас Реддинг был высоким худым человеком. Все детство он провел за чтением книг, и круглые очки составляли такую же неотъемлемую часть его лица, как и нос. Софи знала, что за это время он стал очень уважаемым членом совета.
Он с официальным видом поклонился ей и взял за руку.
— Мисс Уэнтуорт, я очень рад снова видеть вас. И должен добавить, что фотографии в журнале ничуть вам не польстили.
Меган потащила Софи дальше, предоставив Томасу целовать воздух вместо руки Софи.
— Он теперь такой напыщенный. Хотя он, конечно, прав. Ты просто великолепна. Кто бы мог сказать, что малышка Софи превратится в такую красавицу? — Она окинула взглядом комнату. — Ой, смотри, вон Грейсон Хоторн. Ты, конечно, помнишь его?
Софи резко остановилась, сердце у нее замерло. Он стоял в гостиной, его черные волосы блестели при свете хрустальной люстры, белый вечерний галстук был туго накрахмален, черный фрак подчеркивал широкие плечи. Хотя он был окружен людьми, но стоял как бы в стороне от толпы. От него исходило ощущение силы, которая и притягивала людей, и заставляла их настораживаться.
Как всегда, он был потрясающе хорош собой, но в то же время именно его ей хотелось видеть меньше всех — после поцелуя в ванной. Вспомнив об этом поцелуе, она задрожала. Одного поцелуя было мало.
И все же, спустя столько лет, он притягивал ее, как никто другой. Во время ее турне по Европе за ней ухаживали принцы и дипломаты, но только Грейсон занимал ее мысли. Повезло же ей заинтересоваться человеком, в котором было столько же веселого, сколько в брызгах холодной воды в облачный зимний день. При мысли о совместной жизни с ним она передернулась от отвращения. В восемь часов Грейсон уже лежит в постели, и, конечно, в ногах у него горячая грелка, а на голове теплый ночной колпак.
Разве не так?
Она подумала о его поцелуе, почувствовала, как предательский жар вспыхнул где-то внизу, и внезапно усомнилась.
Но тут рядом с ним возникла Патриция, дерзко положила руку ему на плечо и что-то сказала. Софи сжалась, когда ее мачеха улыбнулась и придвинулась к нему еще ближе. Они поговорили немного, но вдруг Грейсон поднял голову, слово почувствовав ее взгляд, и их глаза встретились.
Казалось, прошли века, так долго он смотрел на нее, но наконец он высвободил руку. Мачеха быстро поняла, куда он направляется, и в ее синих глазах промелькнуло злорадство. Она резко отвернулась.
— Грейсон! — окликнула его Меган. Софи тут же двинулась в противоположную сторону, но с виду слабосильная Меган обладала железной хваткой.
— Посмотри, кого я веду, — проворковала она. — Когда ты видел нашу маленькую Софи в последний раз?
Грейсон не удосужился даже взглянуть на Меган. Он окинул Софи чувственным, волнующим взглядом.
— Не далее как вчера. — От этих слов Софи показалось, будто он правел пальцами по ее спине.
Меган удивленно распахнула глаза:
— Вчера? Ты уже видел Софи после ее возвращения? — Она покачала головой и рассмеялась: — Хотя что же тут странного? И чем же она занималась? Бродила вокруг твоего дома и ждала тебя, как всегда?
Смысл ее слов не сразу дошел до Софи, но уже через секунду она почувствовала, как от смущения щеки ее жарко вспыхнули. Грейсон сердито посмотрел на низкорослую женщину.
— По правде говоря, это я ждал, когда вернется мисс Уэнтуорт, — произнес он тоном, от которого у Софи побежали по коже мурашки.
Меган посмотрела на него, потом на Софи.
— Вот как, — протянула она, страшно заинтригованная. Софи тяжело вздохнула. Меньше всего ей хотелось, чтобы Меган решила, будто между ними что-то есть. Ведь тогда она непременно вцепится в эти слова и из вредности найдет способ ей отомстить.
Но прежде чем было сказано еще хоть одно слово, их окружила группа мужчин.
— Мисс Уэнтуорт!
— Софи!
— Вы как видение!
— Мечта! — Знакомые слова подействовали на Софи как бальзам, и ее раздражение сразу прошло. Она забыла о Меган, заулыбалась, а потом просто засияла улыбками, увидев, как на щеках Грейсона перекатываются желваки. Он оглядывал всех мужчин с таким видом, словно прикидывал, какие именно кости у кого из них легче всего переломать.
Но, заметив ее лукавую улыбку, он поднял бровь и небрежно прислонился к дорической колонне, словно говоря: в эту игру играют только вдвоём.
В ответ она чуть не фыркнула. Грейсон Хоторн может поиграть секунду-другую, а на третью возьмет и задушит кого-нибудь. Скорее всего ее.
— Джентльмены, джентльмены, — проворковала она, надевая знакомую роль, как бархатный плащ. — Это ты, Дикки Уэбстер? И Девон Блай. Господи, да это Уэйд Ричмонд! Каким же ты стал красавцем!
Они с самодовольным видом одергивали свои сюртуки, приглаживали волосы и были похожи на напыщенных павлинов. Грейсон, скрестив на груди руки, взирал на эту сцену с мрачным удовольствием.
Но Меган не испытывала никакого удовольствия.
— Конечно, все вы помните друг друга, — проговорила она с натянутой улыбкой. — Разве мог кто-то из нас забыть Софи? Особенно после того памятного дня, когда мы все услышали ее голос на граммофоне. Впрочем, это была глупая детская игрушка, играющая в глупую детскую игру. Но мы тогда повеселились.
Дик Уэбстер и Девон Блай понимающе засмеялись. Грейсон встретился взглядом с Софи и отступил от колонны, внезапно насторожившись. Меган оглядела всех по очереди, и глаза ее при свете люстры блестели, как драгоценные камни.
— Ты ведь помнишь тот день, Софи? — промурлыкала она, и голос ее прерывался от едва скрываемого восторга.
Сердце у Софи гулко застучало. Помнит ли она? Да могла ли она забыть? Детская шалость, но из тех, что больно ранили девочку, которая не знала, как нужно плыть по ненадежным водам детства и заводить верных друзей. Музыку она понимала всегда. В музыке есть смысл. Но детские игры и грубые шутки приводили ее в недоумение и причиняли боль.
Она понимала, что не должна обижаться. Сейчас она повзрослела, и ей следовало оглянуться назад, в свое детство, и посмеяться. Но она не могла забыть, как Меган подбила ее произнести в медную разговорную трубу очень важные для нее, Софи, слова. А потом Меган взяла и завела эту машину в присутствии их сверстников, в том числе и Грейсона. Все очень смеялись. Больше всего Софи задело, что ее слова услышал Грейсон. Но самое ужасное, что он ничего не сделал! Только наблюдал.
Почему он промолчал?
Софи отмахнулась от этого вопроса, и сверкающие хрустальные огни перестали расплываться, а она почувствовала себя последней дурой, все еще переживающей из-за глупой детской выходки.
Она посмотрела на Грейсона, отчаянно стараясь не покраснеть, потом перевела безмятежный взгляд на Меган.
— Я ничего не помню, дорогая. — И она рассмеялась своим особым заученным смехом, звучавшим нежно и вкрадчиво.
— Вот как? — Меган удивленно подняла брови. — Если бы я смогла найти эту говорящую машину, я бы завела ее, и ты бы все вспомнила. Ты, конечно, посмеешься над тем какими мы были тогда глупыми. Интересно, что с ней сталось? Кажется, с тех пор я ее больше не видела.
Софи отчаянно хотелось думать, что эта машина никогда больше не найдется.
Этот-то момент и выбрала Патриция, чтобы подойти к ним, ведя за собой дирижера. Он по-прежнему был высок и элегантен. Софи захотелось крепко зажмурить глаза, но она вспомнила о своей матери, и это помогло ей смело встретить его взгляд.
Мачеха. Найлз. Меган. Грейсон. Внезапно она почувствовала себя гадким утенком, каким была всегда, неловким и прилагающим отчаянные усилия, чтобы удержаться на поверхности и чтобы окружающие не заметили этих усилий.
— Софи, — мелодично произнесла Патриция, — ты ведь помнишь мистера Найлза Прескотта, да? — Она улыбнулась дирижеру. — Мне сказали, что он очень известен в музыкальном мире.
— Мисс Уэнтуорт, — с официальным видом поклонился тот, словно они были едва знакомы.
Сколько раз приходил он в «Белого лебедя» пить чай! Сколько раз потчевал ее мать удивительными историями о годах, проведенных им в Европе в качестве музыканта! О годах, когда он дирижировал оркестром, исполняющим произведения Баха. Софи тогда впитывала каждое слово, очарованная его блестящей жизнью.
Если бы се мать не проводила столько времени с этим человеком, может быть, ее отец и не влюбился бы в Патрицию?
Дирижер выпрямился и, встретившись с ней взглядом, внимательно всмотрелся в нее серыми глазами.
— Очень рад снова видеть вас. Я читал статью в «Сенчури» и был так же заинтригован, как и весь мир.
— Благодарю вас, мистер Прескотт. Я вижу, вы процветаете. — В голосе ее невольно прозвучала горечь. — Надеюсь побывать на концерте в концертном зале до того, как в мае уеду в Европу.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как насторожился Грейсон. Это смутило ее, ведь он наверняка будет рад до смерти, когда она уедет из «Белого лебедя».
Но дирижер прервал ее размышления.
— Я, право, считаю, что вы могли бы оказать нам честь и дать здесь концерт. Пора уже одаренным родным дочерям Бостона официально выступать в нашем городе.
Сердце у нее подпрыгнуло и забилось, гулкие удары его наполнили ее всю, словно удары колокола. Играть в Бостоне. Стоять на сцене концертного зала под устремленными на нее огнями. Сколько раз она мечтала об этом!
Но этого не будет. Поздно. Она не станет играть для жителей Бостона, потому что, как выразилась Диндра без особого изящества, это будет для них как кость в горле. Она вернулась сюда для того, чтобы укрепить отношения с отцом, а не испортить их окончательно.
— Боюсь, это невозможно, — вздохнула она. Дирижер насторожился, Патриция задохнулась от злости. Взгляд Грейсона выразил одобрение.
Софи очень хотелось отойти от них, и она ухватилась за первую же возможность.
— Ах, смотрите, — воскликнула она, — кажется, пора идти обедать!
Патриция оглянулась. Действительно, лакей объявил, что кушать подано. Не говоря ни слова, она подобрала юбку и быстро направилась в столовую.
Дирижер сделал еще одну попытку.
— Возможно, мне удастся переубедить вас. — Он протянул ей руку. — Вы позволите мне сопровождать вас к столу?
Но тут вперед выступил Грейсон и с видом собственника взял Софи под руку.
— Сегодня я поведу мисс Уэнтуорт к столу. — Найлз растерянно топтался на месте, но тут, как всегда вовремя, появилась Меган.
— Найлз, дорогой, будьте любезны, проводите меня в столовую. Я что-то нигде не вижу мужа.
Дирижер пожал плечами и, кивнув, предложил руку Меган.
Едва все ушли, Софи высвободила руку.
— Благодарю вас, — искренне проговорила она. — Меньше всего мне хотелось, чтобы Найлз преследовал меня весь вечер.
Она направилась к столовой, но Грейсон снова взял ее за руку.
— Я говорил серьезно, когда сказал Прескотту, что сегодня вечером вас сопровождаю я.
— Для чего?
— Чтобы держать на расстоянии вей толпу ваших поклонников.
Софи с облегчением рассмеялась и без колебаний положила руку на его локоть.
— Толпа слишком большая, да? — Грейсон помрачнел.
— Неужели вас никогда не учили искусству вести себя скромно?
— Разумеется, учили. — Ее глаза весело блеснули. — Но мне представляется это излишней тратой времени. Во всяком случае, рядом с вами.
Издав звук, подозрительно напоминающий рычание, он притянул ее к себе. Глаза ее удивленно распахнулись, потом она посмотрела на его губы.
— Вы опять хотите меня поцеловать, теперь уже на виду у благопристойного бостонского общества? — Она удивилась, как твердо прозвучали ее слова даже на ее слух.
— Нет, — проворчал он. — Не здесь. — Его ладони скользнули вверх по ее рукам. — Но скоро.
По ее телу пробежала дрожь предвкушения. И когда он взял ее за локоть, она не отстранилась, поняв за то время, пока он вел ее в столовую, что вопреки всем ее намерениям стена, за которой она старательно прятала свои чувства, дала глубокую трещину.
В просторном помещении стояло двадцать круглых столов, на десять человек каждый. И такое же количество лакеев устремились в столовую, держа в руках серебряные блюда с изысканными деликатесами.
Софи и Грейсон сидели за главным столом вместе с ее отцом и Патрицией. Еще там были Эммелайн и Брэдфорд. Старшие мужчины погрузились в беседу, а Эммелайн старалась завязать разговор с Патрицией. По крайней мере в каких — то областях, подумала Софи с детским удовлетворением, Патриция не в состоянии занять место Женевьевы Уэнтуорт.
Сама она предпочла бы сидеть рядом с Диндрой, Генри и Маргарет. Но ее свиту не пригласили, и никакие ее мольбы не помогли. Она даже поначалу отказалась идти на прием. Но свита настояла, чтобы она пошла, заявив, что они проделали весь этот путь не для того, чтобы теперь она воротила нос от отцовской любви, которую тот неожиданно решил проявить к ней.
Конрад сидел между Софи и Патрицией, слева от Софи сидел Грейсон. Она ощущала его близость, прикосновение его плеча, когда он протягивал руку за ножом или брал длинными пальцами высокий хрустальный бокал. Она снова попыталась заделать брешь в своей стене. Так было безопаснее — безопаснее не любить. Любовь всегда кончается болью.
Но она не хотела показать Грейсону, что вышла из игры. Наклонившись к нему, она шутливо произнесла:
— Вы не сможете забыть об этих днях.
Она думала, что он засмеется или, может, нахмурится. Но он не сделал ни того ни другого. Он внимательно посмотрел на нее и одним пальцем смело приподнял ее подбородок, не обращая внимания на присутствующих в столовой гостей.
— Вы действительно хотите уехать от меня, Софи? — Она смутилась, отодвинулась от него и с вызовом заявила:
— Да, хочу.
И тогда он улыбнулся:
— Лгунья. — И заговорил с женщиной, сидевшей слева от него.
Когда обед подходил к концу, распахнулись огромные двери, открыв взглядам присутствующих огромный бальный зал с хрустальными люстрами и прозрачными белыми занавесями. И сразу загремела музыка. Оркестр из двенадцати музыкантов заиграл замечательный вальс Дворжака, приглашая гостей перейти в зал.
Гости изумленно ахнули. Патриция наслаждалась триумфом.
Конрад улыбнулся гостям.
— Я с удовольствием потанцую с моей девочкой.
«С моей девочкой».
Отец часто говорил эти слова, когда она была маленькой. Эти слова нашли отзыв в ее сердце, и она потянулась к нему. Слова, предшествующие танцу. Значит, он любит ее. Он ее не забыл.
Во взгляде ее была бесконечная любовь к нему, когда она вставала из-за стола. Но, привстав, она замерла, потому что Патриция тоже встала и ее отец взял жену за руку и повел по сверкающему паркету танцевать.
Такой пощечины Софи давно не получала.
За столом воцарилось молчание, в маленькой компании возникло напряжение, точно волны летнего зноя обрушились на горячие булыжники улиц Бостона.
Но прежде чем кто-то успел взглянуть на нее и увидеть, как она ошеломлена и растеряна, Грейсон встал и повел ее в танцевальный зал и там так крепко прижал к себе, что она ощутила себя под его защитой.
Ей захотелось растаять, растечься по полу.
— Жаль, что с тех пор, как вы уехали, все так изменилось, — проговорил Грейсон, и в голосе его слышалось откровенное сожаление. Эти слова прозвучали для нее как музыка. — Ваш отец не очень-то хорошо обставил ваше возвращение.
Ей было нестерпимо стыдно, что он понял ее страдания, увидел их в ее глазах, и она, вздернув подбородок, гордо произнесла:
— Господи, Грейсон, я и не думала, что отец собирается со мной танцевать. Я направлялась в дамскую комнату. И если бы вы не потащили меня за собой, я сейчас была бы там. — По его взгляду она поняла, что он не поверил ни одному ее слову. — Не обольщайтесь, — фыркнула она, — в вашей помощи я не нуждаюсь. — Она пожала плечами с заученным безразличием. — Но если ваш столь напористый, столь мужественный характер велит вам так думать, то кто я такая, чтобы вам противоречить?
— Мужественный? — переспросил он. И продолжил низким вибрирующим голосом, от которого по телу ее снова пробежала дрожь: — Вы считаете меня мужественным, Софи?
Она не знала, шутит он или нет, но ей не понравилось, как он привлек ее к себе, как его рука легла на ее спину — уверенно и сильно. Он внимательно смотрел на нее, и она покраснела под этим взглядом.
— Грейсон Хоторн, не смотрите на меня так, — проворчала она.
— Как — так? — Его озорная улыбка привела ее в смятение.
— Так… мужественно.
— Вы имеете в виду вот это? — Он слегка отстранил ее, его темные глаза скользнули вниз, туда, где их тела почти соприкасались.
— Вы невозможный человек. — Она отчаянно пыталась заделать брешь в своей стене. Она приказала себе ничего не чувствовать и сделала попытку отодвинуться. Грейсон фыркнул.
— Я еще не готов отпустить вас, милая. Мы еще не закончили танец или наш спор. Насколько я помню, вы говорили о том, какой я мужественный.
Эти слова удивили ее. Она чуть не рассмеялась, осознав, что он с ней флиртует. Грейсон Хоторн, изображающий из себя невежу, — это стоит запомнить. Но она не рассмеялась. Вместо этого она решила применить новую тактику, благодаря которой этот благовоспитанный человек проводит ее к столу так быстро, что они пролетят над паркетным полом, почти его не касаясь.
Она медленно провела кончиком языка по верхней губе.
— Вы хотите, чтобы я сделала именно это? Рассказала вам, какой вы мужественный? — Она придвинулась к нему, и глаза у него потемнели. — Хотите, чтобы я продемонстрировала вам это прямо сейчас? — с вызовом прошептала она голосом нежным и знойным. — Прямо в бальном зале?
Он смотрел на нее не отрываясь, и она была уверена, что он взвешивает ее предложение. Но его слова удивили ее.
— Неужели у нас всегда будет так? Каждый будет толкать другого, играть в гляделки и ждать, кто первый сдастся? — Это как раз игра в моем духе. Почему бы и не попробовать? Интересно было бы посмотреть, кто из нас победит. Он прикоснулся к ее щеке, провел пальцем линию вниз, к подбородку, и заставил посмотреть на себя. — Меня не интересуют сражения, Софи. Так все-таки с чего мы начнем?
Она помолчала и отодвинулась. Танцующих в зале становилось все больше.
— В этом-то и состоит разница между вами и мной. Я считаю, что именно сражения делают жизнь интересной.
— В жизни есть и еще кое-что, помимо сражений.
— Например?
— Дом и семья.
Она посмотрела на своего отца, танцующего с Патрицией.
— Возможно.
— И дети.
Она быстро взглянула на Грейсона.
— Значит, это правда! Вы ищете себе жену! — Он колебался.
— Что, если я скажу «да»?
— Я посмеюсь.
Он нахмурился, а она улыбнулась.
— Не думаю, что мои матримониальные устремления могут быть предметом забавы.
— Верно. И исходя из огромного количества сплетен, достигших моих ушей, я сделала вывод, что есть множество мамаш, старающихся обратить ваше внимание на своих дочек. Не говорите только, что вы всерьез помышляете о Монике Реймонд.
— Кто говорит о мисс Реймонд?
— Никто. Но я видела, как вы с ней недавно разговаривали, и даже я слышала, что она ищет мужа. Больше того, меня убедили, что вы — завидный жених. — Она бросила на него лукавый взгляд. — Хотя, конечно, вы ведь нуждаетесь и потому вынуждены жить в моем доме.
Он усмехнулся:
— Вряд ли можно утверждать, что я живу в вашем доме, если плачу огромные деньги за проживание в отеле.
— Возможно, вы и не спите под моей крышей, но большую часть дня вы проводите в «Белом лебеде».
— Там моя контора, — напомнил он.
— Верно, но это глупо — работать там. И несколько бумажек, которые я видела у вас на столе, вряд ли стоят того.
Его глаза сузились, лицо стало жестким.
— Вы рылись в моих вещах?
— Разумеется, — проговорила она, не удержавшись от улыбки. — Вы что же, думаете, это было ниже моего достоинства — порыться в ваших ящиках, коль скоро представилась такая возможность? Правда, я надеялась отыскать что-то интересное. Вроде бракоразводных документов какой-нибудь там несчастной особы или описания судебного процесса. Может быть, даже какой-нибудь приказ об аресте. Ведь наверняка даже ваши клиенты время от времени попадают за решетку.
Он побледнел, с трудом сдерживая ярость.
Софи фыркнула, радуясь, что смогла его разозлить.
Наконец-то.
— Вы расстроены?
— Вряд ли слово «расстроен» полностью отражает мои чувства.
Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться, потом посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы.
— Если вам от этого станет легче, я разрешаю вам порыться в моих вещах.
Она проговорила эти слова с вызовом, надеясь, что он снова разозлится, а если ей повезет, даже и покраснеет.
Но он всего лишь ошеломленно посмотрел на нее и промолчал.
Затем он, не прекращая танца, подвел ее к открытым дверям и вывел на выложенную плитами террасу. Холодный ясный свет луны заливал ночной сад.
Его мужественное лицо было серьезно. Никаких пылких улыбок или чувственных прикосновений. Теперь это было то лицо, которое она помнила, — лицо мальчика, которого она знала всю жизнь, мрачное и недоверчивое.
— Вы действительно не помните про говорящую машину? — неожиданно спросил он.
Эти слова удивили ее, и она смущенно отвела взгляд — слишком внезапно он сменил тему разговора.
— Говорящую машину? — неуверенно протянула она, и сердце у нее гулко забилось.
— Да, граммофон Меган Робертсон. Она почувствовала себя уязвленной, а именно этого она обещала себе никогда больше не чувствовать.
— Вы действительно не помните, какие слова говорили обо мне в эту машину?
Она взглянула на него из-под ресниц и, не удержавшись, спросила:
— А вы помните?
— Вы сказали, что любите меня. — Он произнес эти слова почти с вызовом.
Она отвела глаза, вернувшись мысленно в прошлое, как это происходило уже не раз за сегодняшний вечер.
— Кажется, я и правда сказала, что люблю вас. Навсегда. Люблю всем сердцем. И когда-нибудь стану вашей женой.
Она повернулась к нему и увидела в его глазах что-то такое, чего не сумела определить. Недоверие, желание?
Она-то чувствовала и то и другое, но и то и другое ненавидела. Потому что «навсегда» — это очень долгое время, и порой случается, что тебе что-то станет поперек дороги.
Глава 8
— Времени прошло достаточно. Нужно сказать Софи. — От волнения Патриция, которая вышагивала рядом с мужем по его кабинету, наморщила свой гладкий лоб. В приглушенном свете свечей блестели ее темные волосы, уложенные в причудливую прическу. Было поздно, прием закончился, гости разъехались по домам. Но Патриция еще не сняла свое мерцающее платье и выглядела все так же ослепительно.
— Знаешь, милая, — произнес Конрад, — я несколько раз говорил с Грейсоном. Но я не могу заставить его. Придется подождать, когда он сам захочет сделать это. А он захочет. Я уверен. Кроме того, у нас еще есть время. Она всего лишь неделю прожила здесь. Приходится признать, что события не могут развиваться с такой быстротой, какой я от них ожидал.
— Этого и не могло быть, как мне кажется. За несколько дней ей удалось привлечь к себе внимание всех самых известных мужчин Бостона. Я и рассказать тебе не могу, сколько человек сегодня вечером просили меня представить их ей. Я, конечно, не соглашалась, — презрительно добавила она, — и обратила ее внимание только на Найлза Прескотта.
При упоминании об этом человеке Конрад насторожился и подумал о своей первой жене. Он вообще не хотел приглашать его. Зачем бередить старые раны? Но Патриция не оставила ему выбора.
— А знаешь, что сделала твоя дочь? Хватило же наглости! — Конрад вздохнул.
— Она отвергла предложение выступить в концертном зале! Господи, да она же ездит по всему свету с концертами, а вот в своем родном городе играть, видите ли, не желает! — Ее холодные глаза вспыхнули злобой. — Ведь именно бостонцы помогли ей стать музыкантом, а не голодная свора обедневших крестьянских семей, называющих себя европейскими королевскими домами!
— По правде говоря, талант Софи выпестовала ее мать, а не Бостон и не Европа, если уж на то пошло, — по крайней мере так было до последнего времени. Если я не ошибаюсь, ее первый концерт в Европе с треском провалился. Я пока не знаю, как ей удалось добиться успеха.
Патриция бросила на мужа нетерпеливый взгляд и снова заходила по кабинету.
— Как бы то ни было, теперь она прославилась, и Найлз сказал, что если Софи выступит, это будет главным событием года. Перед концертом следует устроить приемы. Приемы и обеды. Это будет удачный ход в глазах общества.
— Чей ход?
— Мой! — Она резко остановилась и посмотрела на мужа. — Что бы ты там ни думал насчет того, кто поддерживал Софи, она в долгу перед Бостоном, дорогой мой.
Отведя глаза, Конрад задумался о своем единственном ребенке от первой жены.
Он любил Женевьеву так, как и положено мужу. Но в последние годы она целиком посвятила себя Софи и ее музыке, и у нее не оставалось времени для мужа и для того, чтобы завести еще детей.
Спустя недолгое время после смерти Женевьевы он женился вторично. Между Конрадом и его молодой женой была значительная разница в возрасте, но это была потрясающая женщина, она пленила его, заставила почувствовать себя молодым. У них родились три красивые дочери, которые были милы и… просты в самом лучшем смысле этого слова. Слава Богу.
Софи же была какой угодно, только не простой. В детстве она жила музыкой. Став взрослой, она по-прежнему любила музыку. Но как Конрад сказал Грейсону, для нее пришло время остепениться. Будучи ее отцом, он был обязан проследить за этим — и не важно, каким способом он достигнет своей цели.
— Мне кажется, будет лучше, если она откажется от предложения Найлза, — задумчиво проговорил он. — Думаю, что больше она не будет играть на виолончели, по крайней мере на публике. Теперь она взрослая женщина. Пора ей обзавестись мужем и детьми.
Патриция круто повернулась к нему.
— Прекрасно! — воскликнула она, в ее синих глазах сверкал огонь. — Но если ты всерьез так думаешь, нам следует перестать ходить вокруг да около и сказать ей о помолвке. Пора, Конрад, давно уже пора!
В дверь постучали. Повернув ручку, Конрад увидел сына своего лучшего друга.
— Грейсон, я думал, вы уже давно ушли, — удивленно проговорил Конрад.
Войдя, Грейсон вопросительно поднял брови и, бросив настороженный взгляд на Патрицию, снова посмотрел на Конрада.
— Меня просили встретиться с вами здесь. — Конрад смутился, его охватил внезапный страх, и он покосился на жену.
— Что это значит, Патриция? — требовательно спросил он.
— Я же сказала, муженек, что это дело слишком затянулось.
Глаза Грейсона угрожающе сузились. Он скрестил руки «а груди.
Грейсон Хоторн обладал большим состоянием и властью. У него была репутация человека щепетильного и справедливого, но он не знал жалости, когда кто-то вставал у него на пути. Властность проявлялась во всех его движениях, в манере говорить, даже в его красивом, но мрачном лице.
Конрад одернул свой помятый фрак. Встретив тяжелый взгляд молодого человека, он ощутил неясную тревогу.
— Что слишком затянулось? — осведомился Грейсон обманчиво мягким голосом.
Едва успев задать этот вопрос, Грейсон понял, что Конрад испытывает неловкость. И еще он заметил, как в глазах Патриции мелькнуло удовольствие. И тогда он отчетливо осознал, что ничего хорошего от этого разговора ждать не приходится.
Он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, раздражение его нарастало.
Конрад, нервно взглянув на жену, повернулся к Грейсону.
— Мы с Патрицией только что обсуждали вашу помолвку. — В камине пылал огонь, бросая отблески на висящие на стенах картины и бронзовые статуэтки. Проведя небольшое расследование, Грейсон выяснил, что финансовое положение Конрада уже не так прочно, как раньше.
— Чего же ты ждешь, сынок? Чем дольше мы будем ждать, тем труднее будет сказать ей об этом. Ты ведь не передумал, а? — спросил Конрад. В голосе его все отчетливее слышалась тревога.
Грейсон больше не сомневался в своем намерении жениться на дочери этого человека. Несмотря на то что она упряма, что дала ему понять, что вовсе не стремится стать настоящей леди, он не мог от нее отказаться.
Он стоял в кабинете Конрада, окруженный книжными полками, которые были уставлены томами, переплетенными в позолоченную кожу превосходной выделки. Мальчишкой он прочел все книги в библиотеке своего отца. Последнюю он успел дочитать за неделю до того, как его отослали из дома.
Именно книги помогали ему пережить долгие ночи в Кембридже, когда в промозглых коридорах кричали и ругались, а на улицах то и дело возникали потасовки. Грейсон проговаривал про себя повествования об Одиссее и Юлии Цезаре, об их путешествиях и подвигах чтобы не слышать, что делается вокруг.