Как заметил Коулт, большинство городских жителей пришло на обед в честь возвращения уважаемого человека.
      По всей видимости, Макбрайд вполне привык обходиться без помощи левой руки, кроме того, эта утрата не могла помешать ему вернуться к прежней работе учителя.
      Кэсси, казалось, шла рядом с ним только потому, что так полагалось, при этом вид у нее был отнюдь не жизнерадостный, а тем временем парочку закидывали со всех сторон вопросами о предстоящей свадьбе.
      В одном Джетро был, безусловно, прав: ни ее, ни его нельзя было назвать счастливыми и радостными.
      Коулт внимательно разглядывал толпу гостей, пока не заметил Кэти, как обычно, хлопотавшую возле стола с угощениями.
      Когда очередь поздравляющих поредела, Коулт подошел к Кэсси и Теду. Она представила его своему будущему мужу. После той ночи Коулт впервые разговаривал с ней, если не считать короткой встречи накануне утром, и ему сразу стало ясно, что ей неловко. Он поздравил Макбрайда с возвращением домой, затем выразил сожаление, что не сможет присутствовать на их свадьбе, так как вскоре покидает их городок.
      Макбрайд был вежлив и, в свою очередь, поблагодарил Коулта за то, что тот замещал шерифа, пока Джетро был болен. Коулт должен был отдать должное Макбрайду за проявленные им такт и обходительность, однако в поведении Теда чувствовалась нервозность, Коулт немедленно это заметил. Макбрайд испытывал неловкость и явно избегал встречаться с Коултом взглядом. Была ли это застенчивость, обусловленная чувством своей ущербности, или Кэсси рассказала своему будущему мужу о своих отношениях с помощником шерифа? Приняв и то, и другое во внимание, Коулт с облегчением прошел дальше.
      Он направился к тому месту, где Кэти разливала кофе и раскладывала десерт.
      – Добрый день, мисс Кэти. Я решил осведомиться у самого главного здешнего кулинара, какой десерт вы мне посоветуете попробовать.
      – Полагаю, что такому взрослому мальчику, как вы, можно попробовать все из выставленных здесь угощений. Но, зная, что вы любите яблочный пирог, советую взять пудинг с яблоками.
      Хотя она старалась казаться веселой, глаза у нее были опухшими, как будто она плакала.
      – Джетро сказал мне, у вас дома все так возбуждены, что он не прочь перейти ночевать в тюрьму.
      Она звонко рассмеялась.
      – Он так сказал на самом деле?
      Коулт усмехнулся:
      – Ну не совсем так. Он сказал, что опять начинает работать с завтрашнего дня. Как ты думаешь, он достаточно окреп?
      – Док Уильямс уверяет, что да. Старый милый ворчун понемногу опять становится самим собой. – Ее лицо озарила нежная улыбка. – Но тогда мы теряем вас, Коулт.
      – Что поделать. Я с удовольствием провел здесь время, но мне пора двигаться отсюда. Я более чем уверен, что у вас также многое переменится, когда Кэсси выйдет замуж.
      Он снова увидел, как в ее глазах блеснула грусть.
      – Да, от былого не останется и следа. Я подумала, может, мне съездить на Запад. Я очень много слышала о таких городах, как Сент-Луис, Чикаго, Нью-Йорк, я там никогда не бывала. А ваши планы, Коулт? Вы намерены поселиться в Калифорнии или все-таки вернетесь обратно домой, в Виргинию?
      – Когда-нибудь я надеюсь вернуться домой. Только нечто из ряда вон выходящее может помешать мне в этом намерении.
      – Или некто, – заметила Кэти.
      Он поднял свою чашку в знак одобрения:
      – Верно. А не случится ли так, что некто удержит и вас от возвращения в Арена-Роха?
      – Хотелось бы надеяться. – Она бросила взгляд в ту сторону, где Кэсси и Тед беседовали с доктором Уильямсом. – Что, впрочем, сомнительно.
      К Коулту подошла неразлучная троица. Боуи спросил:
      – Это правда, что вы уезжаете от нас дилижансом в следующий четверг?
      – Как быстро здесь распространяются новости.
      – Так уезжаете? – спросила и Сэм.
      – Полагаю, да, Красотка.
      – Ну вот, вы уезжаете в четверг, а в следующую субботу Кэсси выходит замуж. Город уже не будет прежним.
      – Ну, у вас остается Джефф, с которым вы будете по-прежнему воевать, да и Кэсси выходит замуж, а не уезжает из городка.
      – Да, но очень скоро у нее появится куча детишек, и ей уже будет не до нас.
      – Ну, к тому времени, вполне вероятно, вам уже будет не до нее. А тогда ей более всего понадобится ваша помощь.
      – Хм-м, – задумчиво протянула Сэм, – может быть, вы и правы.
      – Красотка, я утратил дар речи. Даже не верится, что ты согласилась со мной.
      – Конечно, во всем не согласна, но в этом, как я подозреваю, вы правы.
      – Я тоже подозреваю это, – согласился Боуи.
      Коулт взглянул на Пити, который, улыбаясь, смотрел на него.
      – А как ты, парень?
      – Да, я тоже подозреваю это.
      Коулт подмигнул им всем и пошел своей дорогой. Он так привык к этим сорванцам. Странно, как получилось, что за очень короткий срок многие люди в городе стали ему небезразличны?
      После трех неудачных попыток незаметно ускользнуть с праздника Коулт в конце концов, решил дождаться его завершения. Поэтому он устроился за столом в компании Джетро и дока Уильямса. Он огляделся, выискивая Кэсси, и увидел, что она о чем-то беседует в группе женщин.
      Сейчас она выглядела более оживленной, чем тогда, когда стояла рядом с Тедом, натянуто улыбаясь и приветствуя пришедших гостей. Коулт не мог удержаться, чтобы не поговорить с ней. Он извинился, встал и направился к ней, но тут его взгляд невольно задержался на открытой двери.
      Снаружи стояли Макбрайд и Кэти и о чем-то беседовали. У обоих были серьезные лица. Когда Макбрайд быстро отошел в сторону, Кэти промокнула глаза платком.
      Что такое мог сказать Макбрайд, что вызвало бы слезы у Кэти? Хотя это вовсе не касалось Коулта, ему было крайне неприятно видеть Кэти расстроенной.
      Едва Макбрайд присоединился к Кэсси, как у нее на лице тотчас же появилась неестественная, вымученная улыбка. Потеряв опять возможность переговорить с Кэсси, Коулт повернулся, ища глазами Кэти, намереваясь подойти к ней и, по возможности, утешить ее, но Кэти уже исчезла.
      Здесь явно скрывалась какая-то загадка, и он намеревался выяснить, в чем здесь дело. И поскольку в данный момент его более всего волновали чувства Кэти, он вышел на улицу, чтобы найти ее.
      Кэсси надо было поговорить с Коултом. Ей также было необходимо многое обсудить с Тедом. За исключением короткой встречи по его прибытии, им больше так и не довелось побыть наедине. А еще столько вопросов между ними оставались невыясненными, в том числе самый главный из них: почему он так долго не возвращался домой? Этот человек стал для нее почти чужим. Испытания и лишения, выпавшие на его долю во время войны, словно бы воздвигли вокруг него стену, и она не знала, как ей проникнуть сквозь нее.
      Вероятно, было бы намного благоразумнее не стремиться с устройством свадьбы, но Кэсси понимала: чем дольше она будет откладывать ее, тем сильнее ее будет томить желание вернуться в объятия Коулта.
      Когда она, в конце концов, смирилась с мыслью, что Тед никогда не вернется, она изменила ему, и это произошло непреднамеренно. Однако Тед вернулся к ней с полученными на войне шрамами и увечьем, поэтому она никогда больше не предаст их любовь и свой долг, невзирая на ее чувство к Коулту.
      Кэсси довольно долго не сводила глаз с Коулта. Как ей хотелось, чтобы он обнял ее, крепко-крепко обхватил еще раз. Но через четыре дня он все равно уедет навсегда, и она никогда его больше не увидит. Итак, еще четыре дня, и потом, может быть, ей удастся избавиться от этого наваждения.
      Кэсси увидела, как Коулт вышел на улицу, и затем, глубоко вздохнув, она повернулась к мужчине, который любил ее и нуждался в ней.
      На улице Коулт нигде не заметил Кэти, но вслед за ним вышел Джетро, подуставший от празднества, и Коулт решил проводить его до дома.
      По пути Коулт позволил Джетро убедить себя зайти к ним и остаться на обед. Ему не терпелось утолить свое любопытство, так что приглашение явилось неплохим поводом, тем более что Тед вместе с Кэсси обещали также скоро прийти.
      К тому времени, когда они достигли дверей дома, Кэти уже почти приготовила обед, чем, видимо, и объяснялось ее раннее исчезновение. Но общее настроение, царившее за обеденным столом, почти ничем не отличалось от атмосферы во время приема в честь Макбрайда, только один Джефф, по-видимому, не замечал того, что происходило вокруг него. На общем угрюмо-унылом фоне происшедшая в его облике положительная перемена еще заметнее бросалась в глаза.
      Коулт сделал несколько наблюдений. И вскоре ему стало совершенно ясно, в чем заключалась проблема. Он никак не мог поверить, что, кроме него, никто не заметил этого.
      Когда Макбрайд вышел покурить сигару, Коулт устремился следом за ним.
      – У меня сложилось впечатление, что вы меня недолюбливаете, мистер Фрейзер, – обратился к нему Макбрайд.
      Коулт даже слегка опешил.
      – Что же вас подвигло на такую мысль?
      – На протяжении всего обеда вы то и дело бросали в мою сторону сердитые взгляды. Не обидел ли я вас чем-нибудь?
      – Что за чепуха! Я едва знаю вас.
      – Я понимаю, что я не очень компанейский человек. Кроме того, меня здесь долго не было.
      – Ради всего святого, Макбрайд, только не извиняйтесь, что остались в живых.
      – Я полагаю, что утрата руки отнюдь не улучшила мой и без того невеселый характер.
      – Именно в этом суть дела или это чувство вины?
      – Что вы имеете в виду?
      – Это ваша настоящая причина, почему вы так долго не возвращались домой? Я совсем не намерен умалять ваше несчастье, вызванное потерей руки, Макбрайд. Однако многие вернулись с войны калеками, и я не верю, что именно поэтому вы так долго здесь не появлялись. Дело в том, что я долго наблюдал за вами – и за Кэти. Когда вы поняли, что вы помолвлены не с той женщиной? Вы влюблены в Кэти, ведь так?
      Макбрайд начал было отпираться, но затем умолк и тихо произнес:
      – Я не приезжал, потому что боялся сделать больно Кэсси.
      – А как вы думаете, женившись на ней, хотя на самом деле вы любите ее сестру, разве вы не сделаете ей больно, когда она обнаружит правду?
      Тед огрызнулся:
      – Она ничего не узнает, если вы ей ничего не скажете.
      – Итак, вы готовы жениться на преданной вам глупышке, которая, как вы полагаете, любит вас, чтобы потом всю жизнь страдать и мучиться только потому, что не в состоянии обидеть ее? Дьявол побери! А что будет с Кэти, которая по-настоящему любит вас? С женщиной, которую вы сами любите? Ее вы не боитесь обидеть?
      – Ради всего святого, Фрейзер, как вы думаете, почему я так долго не приезжал? Когда я вдруг осознал, что на самом деле люблю Кэти, я принял решение не возвращаться в Арена-Роха.
      – Вы говорили об этом Кэти?
      – Конечно, нет. Я люблю их обеих и не хочу причинять боль ни той, ни другой. Я полагал, что за время моего долгого отсутствия Кэти выйдет замуж, и надеялся, что Кэсси поступит таким же образом.
      – Тогда зачем вы вернулись?
      – Потому что я не мог больше оставаться вдалеке. Вы сами когда-нибудь пробовали долго не видеться с женщиной, которую любите? Ну-ка, выкладывайте начистоту.
      – Это единственно разумное, что вы сказали. Итак, взгляните, как и подобает мужчине, на это дело и расскажите все Кэсси.
      – Разбить ей сердце?
      – Вы нисколько не разобьете ей сердце. Наоборот, вы снимете с ее души бремя вины.
      – Вины?
      – Она вас не любит, Макбрайд. Я даже сомневаюсь, что она когда-либо вас любила. Между настоящей любовью и почитанием героя большая разница. Она была сильно увлечена своим школьным учителем, но с тех пор минуло пять лет, и она уже переросла свое школьное увлечение. Она больше не наивная девочка, она теперь женщина и заслуживает лучшей участи, чем стать женой человека, который ее не любит.
      – Если это, правда, тогда почему она не признается в том, что не любит меня? – заволновался Тед.
      Коулт взглянул на него с презрением:
      – Неужели вы настолько прониклись к себе жалостью, что ничего не соображаете? Через пять лет вы наконец-то вернулись домой с войны с увечьем. Веря, что вы любите ее, Кэсси по своей сердечной доброте и мягкости не открывает вам правду. Если бы она только подозревала, что мешает вашему с Кэти счастью, она без промедления сказала бы вам правду.
      – Итак, вы хотите сказать, что если бы я вернулся с войны целым и невредимым, то она, не таясь, открыла бы мне свои настоящие чувства?
      – Вы правильно это подметили, Макбрайд. Хотя вы не представляете всей силы ее незаурядной натуры. Даже если бы она по-прежнему любила вас, то, узнав правду о ваших чувствах к Кэти, она незамедлительно отошла бы в сторону.
      – Но вам-то, какое дело до всего этого, Фрейзер? Вы же уезжаете из городка через несколько дней.
      – Вы правы. Меня действительно это нисколько не касается. Более того, признаюсь, я уже сыт по горло этой трагедией в греческом духе.
      Коулт круто развернулся и вышел из дома.

* * *

      Тед до поздней ночи ходил взад и вперед по своей комнате, не в силах уснуть. Наконец, боясь разбудить кого-нибудь в доме, Макбрайд вышел во двор. Он неустанно думал о разговоре с Коултом, сказавшим ему, что Кэсси больше не любит его. Если это, правда, тогда не было никакого смысла в предстоящей свадьбе: в итоге они оба стали бы несчастными, и только. Положение выглядело безнадежным. Лучшее, что ему удалось придумать, – это уехать навсегда из Арена-Роха. Скорее всего, потом их жизнь войдет в привычную колею. Как бы это ни было тяжело, но он решил, что завтра он расскажет всем, что уезжает.
      Он повернулся, чтобы зайти в дом, как вдруг увидел стоящую на крыльце Кэти.
      – Прошу прощения. Я не разбудил тебя?
      – Нет, я не могла уснуть. – Она сошла с крыльца.
      – Я тоже, – признался Тед.
      – Кажется, нам всем немного не по себе. Думаю, что после свадьбы все образуется.
      – Кстати, по поводу свадьбы. У меня тут состоялся крайне любопытный разговор с помощником шерифа Фрейзером.
      – Тебя что-то взволновало?
      – Да. Ты знаешь, планы часто осуществляются не так, как они задумывались. Думаю, Фрейзер прав. После возвращения мне надо было честно открыть все Кэсси.
      – Открыть честно что? – спросила его Кэти.
      – Насчет моих чувств к ней. Я очень хорошо к ней отношусь и навсегда сохраню ее образ в сокровенном уголке моего сердца, но, увы, я не люблю ее, Кэти. Я осознал это во время войны. Именно поэтому я так долго не возвращался, а вовсе не из-за того, что потерял руку.
      Кэти побледнела.
      – Ты любишь другую?
      – И очень сильно, – признался Тед.
      – Тогда почему ты не сообщишь об этом Кэсси? К чему тогда готовиться к свадьбе?
      – Я боюсь причинить ей боль. Я думал, что сумею справиться с этим, но, увы…
      – Как ты можешь так поступать с ней? Ведь она любит тебя.
      – Если верить Фрейзеру, то не любит.
      – Я не верю этому. Ни она, ни я никогда не держим секретов друг от друга.
      – Тогда ради чего ему лгать?
      – Я не считаю, что он лжет, но, возможно, он неправильно кое-что истолковал из того, что могла сказать Кэсси. Может быть, она на какой-то миг потянулась к нему, он такой обаятельный и красивый мужчина, и ведь она ждала тебя пять лет. Вполне естественно, что ей польстило внимание, оказанное Коултом, но, поверь, ты тот, кого она всегда любила.
      – Школьное увлечение, Кэти. Разве из-за этого следует выходить замуж? Завтра я все расскажу ей, а затем я намерен уехать.
      – Почему? Арена-Роха – это твой дом. Здесь твоя работа, да и детям необходим такой учитель, как ты.
      – Разве ты не понимаешь, Кэти? Я не могу оставаться здесь, зная, что я не могу жениться на той женщине, которую люблю.
      – Почему же нет? Разве она не может приехать сюда и жить вместе с тобой?
      Тед глубоко вздохнул:
      – Кэти. Моя дорогая, любимая Кэти. Неужели ты не понимаешь, что эта женщина – ты? Я люблю тебя, Кэти. Я любил тебя все эти годы.
      Она изумленно взглянула на него:
      – Я не понимаю. Тогда почему ты сказал Кэсси… Почему ты обещал ей жениться на ней?
      – Я был ослеплен ее живостью, ее бьющей ключом энергией, всем тем, что создавало вокруг нее такую волнующую атмосферу. И только после того, как я уехал, я понял, что не люблю ее. Это скорее была привязанность учителя к своей одаренной ученице, гордость за ее успехи в учебе.
      Тед смотрел куда-то в пространство, как бы вспоминая то время.
      – Может быть, поэтому меня никогда не шокировало то, что она демонстративно носила мужские брюки, как и все ее дерзкое безрассудство. Под ее внешней бравадой я видел острый ум ученицы, которую мечтает встретить каждый наставник.
      Его голос упал, казалось, он черпал слова раскаяния из глубины своей души.
      – Я обманывался сам и обманывал ее, думая, будто люблю ее. – Тед нежно приподнял подбородок Кэти. – Кэти, дорогая, на войне у человека много времени, чтобы все обдумать. На войне то лицо, которое он рисует в своем воображении и мечтах, и есть лицо женщины, которую он любит. Это было твое лицо, любимая. В самые безнадежные моменты мне слышался твой голос. Твоя рука словно касалась моего лба и успокаивала меня. – Он ласково улыбнулся. – Милая, нежная Кэти. Тебя всегда загораживала Кэсси, и я почти не замечал этого. Кэти, я люблю тебя.
      Слезы побежали у нее по щекам.
      – И я люблю тебя, Тед. И всегда любила. Каждый раз, когда я видела тебя вместе с Кэсси, я хотела быть на ее месте. Я все время жила с чувством вины, так как желала быть с тем, кого любила моя сестра.
      Он привлек ее к себе:
      – О, моя любимая, если бы ты сказала мне об этом раньше, то, может быть, я скорее осознал бы то, что творилось у меня в душе.
      Кэти отступила на шаг назад:
      – Увы, Тед, теперь слишком поздно. Чтобы я обидела Кэсси – ни за что на свете.
      – А что, если Фрейзер прав, Кэти? Что, если Кэсси не любит меня? Может, она просто упорно верит в миф о верности и привязанности? Не следует ли нам – и Кэсси, и мне – отказаться от такой любви, которая построена на притворстве? Любимая, мы можем уехать отсюда и начать новую жизнь.
      – Нет, я никогда не предам Кэсси, как бы сильно я ни любила тебя. Как ты этого не понимаешь? Мы же оба будем страдать от своей вины. Разве можно купить счастье ценой несчастья людей, которых мы любим?
      – А как же наша любовь? Как же она?
      – По-видимому, нам придется привыкать жить с этой сердечной раной.
      И, плача, она побежала в дом.

      Коулт не очень удивился, когда поздней ночью того же дня Кэсси пришла к нему в здание тюрьмы.
      – Почему так поздно? – спросил он.
      – Мне надо поговорить с тобой. Тед пошел спать, но перед тем он упомянул, что между вами состоялся разговор о моем замужестве.
      «С чего бы Макбрайду затевать весь этот сыр-бор, если он не намеревается доводить дело до логического конца?»
      – На самом деле разговор больше шел о его женитьбе на тебе, – съязвил Коулт, пытаясь одновременно улыбнуться, но, несмотря на его старания, улыбка не вышла. – Я всегда говорил себе: не вмешивайся в чужие дела, внемли голосу благоразумия.
      – Коулт, я ведь серьезно. Я доверяла тебе, а теперь чувствую себя обманутой.
      – И почему это ты чувствуешь себя обманутой?
      – Я по наивности поверила тебе, тому, что ты сказал той ночью на ранчо.
      – Кэсси, если бы мне нужен был только секс, то тогда, ночью, я получил бы желаемое. Разве я неясно выразился? Я хочу завоевать твою дружбу не меньше, чем заниматься с тобой сексом. Я не обмолвился Теду ни единым словом ни о тебе, ни о наших с тобой отношениях. Не исключено, что он что-то подметил или, скорее всего что-то подозревает и хочет проверить тебя.
      – Нет, ничего подобного он не сказал. Думаю, это моя нечистая совесть нашептывает то, чего не было на самом деле.
      Вот подходящий момент, подумал Коулт, чтобы открыть ей всю правду о чувствах Макбрайда к Кэти, однако правда, услышанная от него, только нанесет ей глубокую сердечную рану. Нет, пусть лучше она все узнает либо от Макбрайда, либо от Кэти.
      – Что ты думаешь о Теде, Коулт?
      – Уверен, что он прекрасный учитель.
      – Это не то, что мне хотелось бы услышать. Каково твое мнение о нем как о человеке?
      Терпение Коулта лопнуло. Они вели себя словно дети: ни один из них не был откровенен и не открывал своих мыслей.
      – Кэсси, да зачем тебе сдалось это? Хотя одно мне очень любопытно: он объяснил тебе, почему так долго не возвращался домой?
      – Нет, лишь признался, что пролежал в госпитале около двух месяцев.
      – И ни писем, ни телеграммы, которые известили бы тебя, что он остался в живых.
      – Я не допытывалась, Коулт. Он очень замкнут. К тому же мы почти не бываем наедине.
      – И никто не спросил его об этом?
      – Ты не понимаешь, Коулт. Тед как будто ушел весь в себя. Должно быть, сказывается пережитое на войне… и его увечье.
      – А когда он потерял руку?
      – Говорит, во время сражения под фортом Стедман в Виргинии.
      – Если я правильно помню, это происходило в марте 1865 года. Генерал Ли шел на уступки весь следующий месяц, затем генерал Кирби-Смит держался еще целый месяц. Итак, Макбрайд должен был попасть домой более года назад.
      – Если бы он вернулся назад так рано, то мы никогда бы…
      – Ага, пришел черед сожалениям, а я ведь говорил, что так и будет.
      – Я чувствую себя виноватой за то, что изменила ему, но я никогда не жалела о той ночи. Именно это я и хочу сказать тебе.
      – Значит, ты не собираешься рассказать ему все о нас.
      – Не обещаю, что никогда не расскажу ему об этом, но только не сейчас.
      – Ты по-прежнему намерена выйти за него замуж?
      – Конечно.
      – Тогда вот тебе мой совет: лучше открой ему все сейчас или никогда.
      Кэсси отвернулась и уставилась в окно. Коулт подошел к ней.
      – Кэсси, посмотри на меня. – Он повернул ее к себе лицом и взял за плечи. – Как ты можешь выходить замуж за человека, которого не любишь? Ты слишком прямодушна, чтобы потом жить, все скрывая.
      – Как я могу не выйти за него замуж сейчас? Что бы я ему ни сказала, он решит, что это из-за его увечья.
      – Если он поверит в это, значит, он плохо тебя знает.
      – Он прекрасный, все понимающий человек и близкий друг. Я знаю, для меня он станет хорошим мужем.
      – А какой женой ты будешь для него? Прекрасным и все понимающим человеком хорошо быть в пожилом возрасте, Кэсси, но ты же молода. Зачем ты взваливаешь на себя такую ношу, которая раздавит тебя? Если уж выходить замуж, то за того, кто сможет пробудить неистовую страсть, дремлющую в тебе.
      – Ты не знаешь Теда. Да и что заставляет тебя считать, что мы не подходим друг другу?
      – Я знаю о нем больше, чем ты думаешь. О человеке можно узнать очень много лишь по развороту его плеч и по тому, как он держит свою голову. Макбрайд извинился за то, что остался в живых. Ты никогда бы так не поступила, Кэсси.
      – И все это ты узнал за вашу краткую беседу?
      Он выпустил ее и отступил назад.
      – Именно так. Кроме того, есть еще одна важная подробность: он никогда не занимался с тобой любовью.
      – Потому что он считал, мы должны подождать, пока не поженимся.
      – Это все игра в благородство, Кэсси, но человеческую природу не обмануть. Мужчина должен заниматься любовью с женщиной, которую он любит. Он не может без этого.
      – Может быть, он находил удовлетворение с одной из женщин в «Альгамбре».
      – Милая, это все равно, что давать сладкую пилюлю человеку, у которого жар. Мысленно он может уверять себя, что вылечился, но его тело никогда не поверит в это.
      – Наш разговор становится смешным и нелепым. Ты осуждаешь человека лишь за то, что ему не присуще твое животное, плотское влечение.
      – А разве оно не присуще тебе?
      Возмущенная, она взглянула на него:
      – Это очень грубое замечание даже для тебя, Коулт.
      Он почувствовал себя последним негодяем. Меньше всего он хотел обидеть ее. Он взял ее лицо в ладони и заглянул в синие глаза.
      – Я считал это комплиментом, Кэсси. Ты такая женственная, – нежно произнес он. – Такая непосредственная и живая, и это удивительно сочетается в тебе с сообразительностью, которая проявляется везде и во всем: во время грозы, когда надо спасать скот, и ночью, когда надо заниматься любовью. Милая, ты собираешься загасить в себе этот врожденный дар, выйдя замуж за человека, который не идет против ветра и поворачивается к нему спиной.
      – Ладно, благодарю тебя за твой всесторонний анализ, Коулт. Мне следовало бы заранее догадаться об этом, зная, как чрезвычайно важен для тебя секс, а не любовь.
      Она направилась к дверям.
      «С какой стати я возложила столько надежд на какого-то проезжего через наш городок?» – думала Кэсси.
      «Может быть, это даже к лучшему, что мы избегаем, друг друга», – размышлял про себя Коулт, наблюдая из здания тюрьмы за тем, как Кэсси шла в школу. Да, она была права: его отношения с ней, как и с ее семьей, все более запутывались.
      Коулт взглянул на Джетро, который то ли спал, то ли делал вид, что читает газету. Он надеялся, что док Уильямс не ошибся насчет того, что шериф достаточно поправился, чтобы приступить к своим обязанностям, потому что тот день, когда ему пора было садиться в дилижанс, уже был не за горами.
      – Джетро, почему бы вам не прилечь и не вздремнуть чуток? – предложил Коулт, снимая свою шляпу с крючка на стене. – Пойду пройдусь, ноги разомну.
      – Сходи, сынок. В этой газете никаких интересных новостей, скука страшная. – Джетро прошел к койке, и не успел Коулт выйти из здания тюрьмы, как он уже заснул.
      Утро по понедельникам всегда было спокойным. Проходя мимо гостиницы, Коулт встретился с тремя сорванцами.
      – Куда в такой ранний час держите путь?
      – В школу! – воскликнул Пити.
      – Кажется, друзья, вам не по душе эта идея.
      – Вам бы это тоже не понравилось, будь вы на нашем месте, – проворчала Сэм. – Мистер Макбрайд после своего возвращения заявил, что занятия будут вестись по старому расписанию.
      – Да, шесть часов пять дней в неделю, – уныло сказал Боуи.
      – Бесчеловечно, – покачал головой Коулт.
      – Вот именно, – согласилась с ним Сэм.
      – Да, именно, – повторил Пити.
      – Может быть, если вы угостите учителя яблоком, он смилостивится над вами.
      Сэм сунула руку в карман и вытащила яблоко:
      – Я уже подумала об этом.
      – Я же говорил, Красотка, с тобой надо держать ухо востро, чтобы перехитрить тебя. Шесть полных часов, говорите? Парень, должно быть, любитель наказаний. Ладно, всего хорошего.
      Коулт прошелся вдоль по улице и присел рядом с Джеффом возле конюшни.
      – Как дела у отца? – спросил Джефф.
      – Лежит. Думаю, пройдет еще немало времени, пока он сможет вернуться к своим повседневным обязанностям. За последние две недели он привык спать большую часть дня. Я даже не уверен, стоит ли мне уезжать отсюда через несколько дней.
      – Хотел бы я съездить вместе с тобой в Калифорнию. Я никогда не уезжал из нашего городка дальше чем за сто миль.
      – А ты не подумываешь вернуться назад в колледж, Джефф? Тебе надо так много еще узнать, но голова у тебя есть.
      – Я подумываю об этом. Кэти говорила, что собирается на Восток. Может быть, я поеду вместе с ней и поступлю там, в один из тамошних университетов.