Глава 9

Выйдя из дому, Энджелин поплотнее завернулась в плащ и решительно направилась вдоль по тропинке. По правде говоря, это одеяние, долгие годы служившее ей верой и правдой, уже давно пришло в негодность и почти не спасало от внезапно нагрянувшего холода. Хотя Энджелин вступила на тропинку бодрой походкой, ее решительность быстро таяла по мере приближения к конюшне. Однако, подбодрила она себя, чем скорее будет покончено с этой неприятной миссией, тем лучше, и ускорила шаг.

Когда Энджелин вошла в конюшню, Генри как раз вел Храброго Короля в специальное стойло для случки. Сегодня жеребцу впервые предстояло зачать потомство. Кобылица, предназначенная для этого, уже находилась в стойле. Она покорно ждала, опутанная сбруей, которая лишала ее способности двигаться. Генри остановился, чтобы дать Энджелин возможность приласкать любимого коня.

— Ну, как поживает мой малыш? — нежно заворковала она в самое ухо Храброго Короля.

Из соседнего стойла раздалось негромкое ржание кобылицы, и жеребец тут же навострил уши. Резко рванувшись в сторону от испуганной Энджелин, Храбрый Король бросился на этот призывный звук.

— Отпусти-ка парня, девочка. Ему предстоит сегодня мужская работа, — посоветовал Генри.

«Да, работа и впрямь мужская», — с горечью подумала Энджелин. Нетерпеливое стремление Храброго Короля взобраться на привязанную кобылицу напомнило ей предыдущую ночь, когда она сама в объятиях Руарка была столь же беспомощной, как эта кобылица, и, что самое ужасное, так же желала его! Погруженная в свои невеселые размышления, Энджелин не двинулась с места. Генри, снимавший в этот момент уздечку с Храброго Короля, спросил раздраженно:

— Ты что, не слышишь меня, девочка? Я ведь уже сказал, что занят!

Голос отца вывел Энджелин из задумчивости. Отдавшись своим мыслям, она на какое-то время даже забыла, зачем пришла сюда и что собиралась сказать ему.

— Папа, мне надо с тобой поговорить.

Генри покачал головой:

— Не сейчас. И вообще, шла бы ты отсюда, — попросил он, продолжая работать. — Это зрелище не для леди.

— Боже мой, папа, да я уже сто раз видела случку!

Энджелин открыла ворота, и Храбрый Король потрусил к кобылице.

— Интересно, как бы нам иначе удалось сохранить Скотткрофт во время твоего отсутствия? Пока шла война, я ведь не сидела в гостиной с вышиванием, — напомнила она отцу резким тоном.

— Нет, детка, не сидела. Сдается мне, что ты провела больше времени в конюшне, чем в гостиной. Но, по-моему, пора отбросить эти воспоминания и снова стать леди — такой, какой хотела тебя видеть твоя покойная мать!

«Прекрасное начало для того, чтобы посвятить его в мои планы», — подумала Энджелин. Повернувшись лицом к отцу, она облокотилась на перегородку и сказала:

— Я для того и пришла. Ты совершенно прав, папа, — мне пора подумать о будущем. — Запнувшись в поисках подходящего выражения и так ничего и не придумав, она бесхитростно добавила: — Руарк Стюарт предложил мне поехать с ним в Нью-Йорк.

В ответ Энджелин ожидала услышать от разгневанного отца многословную тираду, но Генри, занятый своей работой, был целиком поглощен лошадьми и, похоже, не придал особого значения тому, что услышал от дочери.

— Ну что же, он славный джентльмен. Только я что-то не пойму, зачем тебе ехать с ним в Нью-Йорк, детка… — И вдруг в его голосе появились совсем иные нотки: — Ну-ну, вот умница! Я так и знал, парень, что ты нас не подведешь…

Изумленная Энджелин подняла глаза на отца и увидела, что все его внимание снова переключилось на лошадей. С таким же успехом она могла обращаться к стене, подумала девушка с горечью.

— Мы можем поговорить об этом позднее, — пробормотала она, разочарованная тем, что ее попытка не увенчалась успехом.

Энджелин уже намеревалась выйти из конюшни, но Генри неожиданно остановил ее: — Постой-ка, детка, не убегай. Вот теперь, когда дело сделано, можно и поговорить. Так что ты собиралась рассказать мне?

И, не дожидаясь ответа дочери, вошел в стойло и начал взнуздывать Храброго Короля.

— Завтра пустим его к другой кобылице, и если все пойдет гладко, через год в это же время у нас будет парочка славных жеребят!

Энджелин беспомощно взглянула на отца. Ну что толку говорить с ним? Сначала Руарк, а теперь вот отец… За короткое время девушка с болью в душе убедилась, что абсолютно ничего не значит в жизни двух самых дорогих для нее людей.

Оскорбленная в своих лучших чувствах, убежденная, что и отец, и Руарк предали ее любовь, она с вызовом взглянула на Генри:

— Я стала любовницей Руарка. Вот почему я собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк.

На этот раз старания Энджелин увенчались успехом — похоже, до Генри дошел смысл того, что сказала ему дочь. Ошеломленный услышанным, старик перестал возиться с жеребцом и немигающим взглядом уставился на Энджелин. На минуту ему показалось, что он ослышался.

— Ты что такое говоришь, девочка?

— Я — любовница Руарка и собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк, — повторила она.

У Генри Скотта, как и у большинства людей, были свои достоинства и недостатки. Но по натуре он был человеком мягким и настоящим джентльменом, то есть мужчиной, для которого честь женщины стоит превыше всего. Он считал, что женщина должна быть безупречна, а в особенности его собственная дочь — живое воплощение милого образа своей матери и отрада его сердца. И вот теперь эта самая дочь поступилась не только своей честью, но и нанесла чувствительный удар по его родительской гордости. До сих пор Генри утешался мыслью, что, хотя сам он человек слабый и подвержен разного рода порокам, у него есть дочь, есть его Энджелин, сила характера которой помогла ему пережить плохие времена и служила утешением во времена хорошие. Сердечная боль от шокирующего заявления, которое она только что сделала, проникла в самую глубину его существа. Для старика это означало не просто потерю самоуважения. Теряя Энджелин, он терял единственное, что у него осталось в жизни. Жена, которую он обожал, сын, которым он так гордился, — этих самых дорогих ему людей он лишился. А вот теперь и дочь, которую он любил и уважал, погибла для него навсегда… Причем погибла по собственной своей вине. Она обманула доверие отца, предала свою мать, это воплощение чистоты и набожности, оказалась недостойной любви и уважения брата, который просто обожал ее.

Обычно кроткий и мягкий, Генри разразился справедливым гневом:

— Ну и ну, дочь моя! Как же ты могла так поступить? У тебя что, совсем стыда нет?

— Извини, отец. Я люблю Руарка и хочу быть с ним. Но он не собирается на мне жениться, он сам мне это сказал.

— И все же ты хочешь уехать с ним? — укорил ее Генри.

— Но я люблю его, папа! Ты что, не понимаешь? — выкрикнула Энджелин в отчаянии, удрученная тем, что он не хочет понять ее чувства.

— Ни одна южанка не позволила бы себе дойти до такого… такого бесстыдства! — вскричал Генри. — Слава Богу, что твоя мать, эта святая женщина, не дожила до этого дня…

Слова отца, полные гневного осуждения, ранили Энджелин в самое сердце. Глаза девушки наполнились слезами. Всю вину за случившееся он взвалил на ее, плечи. Ни слова упрека в адрес Руарка — по его мнению, виновата она одна.

— А когда он тебя бросит, дочь моя, что тогда? — вопросил Генри.

— Не знаю.

Энджелин проглотила комок, подступивший к горлу. Она решила не сдаваться.

— У меня еще будет время подумать об этом, — храбро заявила она.

Удрученный Генри отвел глаза. Его плечи поникли. Казалось, старик придавлен горем.

— Небось, ты считаешь, что в том, что с тобой произошло, есть доля и моей вины? — спросил он с вызовом, выводя Храброго Короля из стойла.

— Я никогда этого не говорила, отец. Ничьей вины здесь нет, кроме моей собственной. Если бы я не хотела ехать с Руарком, я бы не поехала.

Схватив дочь за плечи, Генри заглянул ей в глаза. Его взгляд был полон отчаяния.

— Но ведь еще не поздно передумать, детка. Его голос смягчился. Казалось, он умоляет ее.

— Мы с тобой уедем отсюда, уедем из этого проклятого места!

Энджелин печально покачала головой: — Слишком поздно что-либо менять, папа. Еще вчера я могла бы уехать от Руарка, но не теперь. Повторяю, сейчас уже слишком поздно.

Она встретилась с отцом взглядом, ища в его глазах сочувствие и понимание. Сама она всегда была готова простить его недостатки и слабости; теперь же в сочувствии нуждалась она сама. Однако в глазах Генри Энджелин увидела лишь гнев и осуждение.

Черты его лица стали резкими, руки соскользнули с ее плеч.

— Ну что же… На тебя одну падет вина за то, что ты обесчестила имя Скоттов!

— Да, папа, я знаю, — печально отозвалась Энджелин. — Прости меня… — прошептала она, целуя отца в щеку.

С этими словами она выбежала из конюшни, оставив Генри наедине с его горькими мыслями. Храбрый Король протяжно заржал, словно прощаясь с убитой горем девушкой…

Спальня уже погрузилась в вечерний полумрак, когда Руарк вошел в комнату и увидел, что Энджелин, глубоко задумавшись, сидит одна у потухшего очага. Отбросив коробки, которые он принес с собой, Руарк поспешил к камину и опустился перед Энджелин на колени.

— Что с тобой, Энджел? Ты плохо себя чувствуешь?

Несколько секунд Энджелин смотрела ему в глаза ничего не выражающим взглядом, а затем покачала головой и сказала слабым голосом:

— Со мной все в порядке, Руарк.

У него отлегло от сердца, но тревога тут же вернулась, когда он взял ее руку и поднес к губам.

— Господи, Энджел! Да у тебя рука холодная как лед!

Он схватил другую ее руку и начал отогревать в своих ладонях.

— Почему у тебя не горит камин? И куда, черт побери, запропастилась Майра?

— Майра? — как эхо отозвалась Энджелин.

Надо что-то ему ответить, а у нее в голове пустота. Со времени разговора с отцом Энджелин словно провалилась в бездну позора и горя. Теперь же появление Руарка мало-помалу возвращало ее к жизни.

— Майры не будет несколько дней. У нее заболела сестра, и Майра уехала ухаживать за ней.

— В таком случае ты должна была попросить кого-нибудь из слуг растопить камин. Здесь же адский холод, малышка!

С этими словами Руарк вскочил на ноги и бросился к кровати. Порывшись в коробках, он извлек из одной дорогой норковый палантин, отороченный по низу норковыми хвостиками, и заботливо укутал им плечи Энджелин. Затем он принялся растапливать камин, украдкой бросая при этом тревожные взгляды на Энджелин, которая продолжала сидеть неподвижно и словно не замечала его. В конце концов, Руарку удалось добиться устойчивого пламени, и он снова подошел к Энджелин и опустился перед ней на колени. Его темные, полные беспокойства глаза вопросительно глядели на девушку.

— Милая, расскажи мне, что тебя тревожит. Ведь если я не буду знать, в чем дело, я не сумею помочь тебе!

Он взял ее на руки, как ребенка, и тепло его тела укутало неподвижную Энджелин, словно плащ. До этого момента она даже не сознавала, до какой степени замерзла. И только сейчас поняла, что в комнате она не одна — рядом с ней Руарк. Как чудесно быть в его объятиях! Заметив, что Энджелин начинает понемногу оттаивать, Руарк нежно улыбнулся и обхватил ладонями ее лицо. Несколько секунд он, не отрываясь, всматривался в ее сапфировые глаза, пытаясь прочесть в их глубине то, что не могли вымолвить уста девушки. Искушение такой тесной близости было слишком велико. Руарк наклонился к Энджелин и поцеловал ее. Не успели его губы коснуться ее рта, как оцепенелость, в которой до сих пор пребывала Энджелин, тотчас сменилась горячим желанием. Похоже, его прикосновение воздействует на нее одинаково, независимо от состояния, в каком она находится. И, с готовностью отдаваясь Руарку, Энджелин вдруг осознала одну простую истину — когда она покоится в его объятиях, то чувствует себя защищенной, причем это чувство, как ни странно, даже сильнее того жгучего сексуального желания, которое он неизменно будит в ней. И чувство это называется — любовь!

Чутко настроившись на волну Энджелин, Руарк без труда уловил то мгновение, когда она решила сдаться. Отбросив меховое манто с ее плеч, он осторожно уложил девушку на коврик перед камином, а сам улегся рядом, подперев голову рукой.

Пальцы Руарка поигрывали длинными локонами Энджелин, а его любящий взгляд был устремлен на нее.

— Расскажи своему папочке, что с тобой происходит, — шутливо поддразнил он ее.

— В этом-то все и дело. Я и впрямь все рассказала папе, — со вздохом отозвалась Энджелин.

Руарк улыбнулся, и все тело Энджелин пронизала сладкая дрожь, как всегда при виде его улыбки. — О, теперь я, кажется, начинаю понимать… Наклонившись, он чмокнул ее в нос:

— Генри не пришел в восторг, когда услышал, что ты собираешься уехать со мной.

— Это еще мягко сказано, — ответила Энджелин, стараясь не дышать.

У нее кружилась голова от того, что Руарк начал медленно расстегивать корсаж ее платья.

— А что именно ты ему сказала? — поинтересовался он, жадно пожирая глазами ее роскошную грудь, показавшуюся в вырезе.

— Я сказала, что я…

Она запнулась. Не стоит говорить Руарку о своей любви. Зная, как он к ней относится, Энджелин ни минуты не сомневалась, что такое признание лишь позабавит его. А с нее довольно и того, что она сегодня один раз уже выставила себя на посмешище!

Замаскировав свои истинные чувства ничего не значащей улыбкой, Энджелин обхватила руками шею Руарка.

— Я сказала, что уеду с тобой, потому что так хочу.

Наклонившись, он принялся щекотать языком чувствительные кончики ее груди. Энджелин закрыла глаза. Все ее тело сотрясала сладостная дрожь.

«И еще я сказала, что люблю тебя!» — мысленно воскликнула она, прижимая к груди голову Руарка.

Когда Генри отклонил приглашение на обед, Сара Стюарт была очень удивлена.

— Мне очень жаль, Энджелин, что ваш отец не смог сегодня присоединиться к нам. Он что, нездоров?

— Дело не в этом, миссис Стюарт, — запинаясь, начала объяснять Энджелин.

Подняв глаза, она встретилась взглядом с Руарком и попыталась продолжить:

— Он… просто он не…

— Энджелин пытается объяснить тебе, нэнни, что ее отец не одобряет наших отношений.

Сара Стюарт отложила ложку:

— Не одобряет наших отношений? А почему, собственно говоря, он должен не одобрять отношений бабушки и внука? Я не уверена, что правильно поняла тебя, Руарк.

Глаза молодого человека лукаво блеснули.

— Нэнни, дорогая, обо всем, что происходит в окрестностях нашего дома, вплоть до самой Миссисипи, ты прекрасно осведомлена благодаря многочисленным и надежным собственным источникам. Так что ты не хуже меня знаешь, почему расстроен Генри. Ему не нравится, что его дочь стала моей любовницей.

Энджелин почувствовала, как ее заливает краска стыда. Ей захотелось провалиться сквозь землю или немедленно выбежать из комнаты, лишь бы не видеть ясного взгляда ярких синих глаз Сары Стюарт. Кажется, предположение Руарка было не лишено оснований — старая дама отнюдь не удивилась, услышав слова внука. Снова грациозно взяв в руки ложку, она продолжала, как ни в чем не бывало, есть суп.

— Осмелюсь заметить, что у него есть для этого причины. Вопрос напрашивается сам собой: почему ты решил так бессердечно обойтись с этим невинным ребенком, Руарк?

— Нэнни, я очень тебя люблю. Я готов без колебаний отдать за тебя жизнь. Но ни за что не позволю тебе в нее вмешиваться! Ну а теперь, может быть, продолжим наш обед? Мэри так старалась приготовить что-нибудь повкуснее!

Во все время этого разговора Энджелин сидела едва дыша. Ее рука, в которой была зажата ложка, повисла в воздухе. Заметив состояние молодой женщины, Руарк подмигнул ей и ухмыльнулся.

— Дорогая, если ты сейчас же не опустишь ложку, боюсь, у тебя отвалится рука!

Если бы он при этом дал себе труд взглянуть на свою бабушку, то понял бы, что Сара Стюарт не намерена сдаваться — нравится это ее внуку или нет — и рассчитывает, что последнее слово в данной истории все же останется за ней. В седой голове этой преисполненной королевского достоинства леди уже созрел план, который сделал бы честь любому фельдмаршалу…

Нынешняя ночь, проведенная, как и предыдущая, в объятиях Руарка, отогнала прочь все сомнения, которыми была обуреваема Энджелин. Когда молодая женщина открыла глаза на следующее утро, она радостно улыбнулась при виде Руарка, безмятежно спавшего рядом с ней. Ее любящий взор жадно ловил его черты. Он выглядел сейчас как невинное дитя. Энджелин страстно захотелось потрогать пальцем его чувственную нижнюю губу, но она сдержала себя. Робость и застенчивость еще мешали ей решиться на такую вольность. Вздохнув, Энджелин выбралась из постели и босиком прошлепала через холл в свою комнату. Вчера вечером Руарк привел ее сюда, на свою кровать, объявив, что прикажет слугам перенести ее вещи к себе в комнату. Энджелин же предпочитала сохранить все как есть. Ей хотелось, чтобы было все же хоть одно место, которое она могла бы назвать своим, пусть даже это будет комната в его доме.

Совершив утренний туалет, девушка облачилась в черный шерстяной костюм для верховой езды, который Руарк накануне купил для нее в городе. Плотно облегающий жакет с высоким воротником застегивался спереди на пуговицы и выгодно подчеркивал изящную талию Энджелин. Бросив последний критический взгляд в зеркало, она натянула блестящие черные ботинки. Решив на этот раз обойтись без шелковой шляпы и вуали, которые должны были бы дополнить этот ансамбль, Энджелин надела белые замшевые перчатки и в этот момент услышала негромкий стук в дверь. В комнату вошел Руарк. Он был босиком, а длинный темно-бордовый халат доходил ему почти до икр.

— Доброе утро! А я удивился, куда ты пропала.

Он заключил Энджелин в объятия и нежно поцеловал. Затем отступил на шаг, любуясь ею.

— Посмотрите-ка на нее! Уже готова для утренней прогулки. Вы сегодня выглядите просто обворожительно, миссис Хантер! Дайте-ка я рассмотрю вас поближе…

Энджелин засмеялась и слегка повертелась на каблуках, давая Руарку возможность получше разглядеть себя.

— Отлично! Все сидит как влитое.

Он одобрительно улыбнулся.

— Откуда ты узнал мои размеры? — поинтересовалась Энджелин. — Даже ботинки подошли.

Его темные глаза заискрились весельем.

Должен признаться, что при покупке первых вещей от меня и в самом деле требовалась некоторая догадливость, но теперь… — он погладил ее грудь и коснулся талии, — …теперь я знаком с каждым дюймом твоего роскошного тела, — хрипловато прошептал он ей на ухо и привлек к себе.

Поцелуй Руарка заставил Энджелин задрожать. У нее перехватило дыхание. Она теснее прижалась к его упругому, гибкому телу и, почувствовав его возбуждение, воспламенилась сама. Пытаясь противостоять искушению, Энджелин отодвинулась и прошептала:

— Руарк, ты же видишь, я уже оделась…

Его темные глаза, горевшие страстным огнем, притягивали ее взгляд как магнит. Он снова привлек ее к себе. Его жаркое дыхание опалило ей щеку.

— Тогда мы должны сделать выбор, Энджел. Или я одеваюсь и отправляюсь с тобой, или ты раздеваешься и идешь со мной.

— Мы встретимся с тобой у конюшен, — заявила она твердо. — Пока ты будешь одеваться, я поговорю с отцом. Потом мы совершим утреннюю прогулку и вместе позавтракаем.

— Дорогая, именно такой план созрел и у меня, только в другом порядке. Утреннюю прогулку мы совершим в моей комнате, а потом, пока я буду одеваться, ты поговоришь с отцом.

Оттолкнув его руки, которые начинали все смелее ласкать ее, Энджелин покачала головой:

— Руарк, прошу тебя, будь серьезней! Я должна, наконец, выяснить отношения с отцом. Это меня мучит…

Осознавая, что он проиграл битву, Руарк недовольно проворчал:

— Но почему?

— Я его единственная дочь, Руарк. Неужели ты не можешь понять его чувства?

— Нет, не могу. Твой отец… Моя бабушка… Какое отношение имеют к нам их чувства, черт побери?

Он снова привлек ее к себе.

— Энджел, нам ведь хорошо вдвоем. Очень хорошо… И ты это знаешь. Что плохого в той жизни, которую я тебе предлагаю? Ты ни в чем не будешь нуждаться. Разве такая жизнь не лучше, чем обкрадывать простофиль на пароходах или жульничать в карты?

— Ты спрашиваешь, что плохого в этой жизни? — гневно вскричала Энджелин. — А сам ты этого не понимаешь, да? Сколько раз я доказывала тебе, что ты неверно судишь обо мне, но ты глух и слеп и предпочитаешь не замечать правды! Как ты можешь говорить, что нам хорошо вдвоем, и в следующую минуту обвинять меня в том, что я мошенница и проститутка?

Ошеломленный Руарк отпрянул от Энджелин. Ее слова крайне удивили его.

— А какое отношение одно имеет к другому? Я сам не святой, Энджел, и не претендую на это. Ты мне нравишься. Мне хорошо с тобой. Я получаю огромное… — он выразительно изогнул брови, — …плотское наслаждение от твоего роскошного, соблазнительного тела. Ну а что касается твоей души… Пусть это останется между тобой и твоим создателем.

Оскорбленная до глубины души, Энджелин с трудом подавила в себе искушение вцепиться ему в лицо и стереть эту наглую усмешку. Ее глаза пылали презрением — презрением к нему и к самой себе.

— Ты настоящий ублюдок и извращенец, Руарк. И я уверена, что тебе это не раз говорили.

Она с силой оттолкнула его от себя и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Глава 10

Воодушевленный тем, как браво Храбрый Король обошелся со второй кобылицей, Генри привел жеребца в стойло, когда в конюшне появилась Энджелин. При виде дочери улыбка исчезла с лица старика.

— Папа, мне нужно поговорить с тобой, — умоляющим тоном произнесла она.

— Не сейчас, дочка. Ты же видишь — я работаю.

Он отвернулся от Энджелин и сделал вид, что занят лошадьми.

— Ну, пожалуйста, папа! Не заставляй себя просить… — взмолилась она.

— Мне не о чем с тобой разговаривать. Если только, конечно, ты не пришла сказать, что передумала.

С этими словами Генри вышел из стойла, оставив Энджелин наедине с Храбрым Королем.

Утирая слезы, девушка попыталась улыбнуться.

— Видишь, Король, в последнее время я здесь не слишком желанный гость.

В ответ жеребец издал короткое ржание и ласково потерся о ее щеку. Энджелин обвила руками его шею:

— Хорошо, что хотя бы тебя тут ценят. Даже твое потомство будет встречено с радостью…

Она сделала шаг назад и потрепала своего любимца по спине.

— А вот мое — нет. Мне дали понять, что мошенница и проститутка не может быть подходящей матерью — по крайней мере, для отпрысков мистера Руарка Стюарта…

Она замолчала, увидев, что в конюшню входит конюх. Он вежливо поклонился ей и произнес:

— Доброе утро, мэм.

— Доброе утро. Вы не могли бы оседлать для меня Храброго Короля? — попросила Энджелин. — А для мистера Стюарта, как всегда, его любимого коня.

— Да, мэм, конечно. Будет сделано, — охотно отозвался тот.

Энджелин вышла из конюшни, решив подождать во дворе. Не прошло и нескольких минут, как появился конюх, ведя в поводу оседланного жеребца, и тут же снова скрылся. Вскоре он возвратился опять, на этот раз с гнедым мерином, предназначенным для Руарка, и с удивлением огляделся. Ни Энджелин, ни Храброго Короля на дворе не было. Заметив спешащего к нему Руарка, конюх с облегчением вздохнул.

— Вот и ваш мерин, сэр. А миссис Хантер уже ускакала. Она взяла Храброго Короля.

— Уже ускакала? — переспросил Руарк. — А куда, интересно, она направилась?

Обнаружив, что Энджелин его не дождалась, Руарк почувствовал минутное замешательство. Он понимал, что она недовольна им. Но тут же упрекнул себя за излишнюю подозрительность. Да нет, не могла же она снова сбежать от него! Пора бы ему научиться доверять ей…

Конюх пожал плечами:

— Не знаю, сэр. Я был в конюшне, седлал для вас лошадь, а когда вернулся, то увидел, что миссис Хантер исчезла.

Ответ конюха ни в малой степени не удовлетворил Руарка; напротив, его беспокойство возросло. Недоумевая, он взобрался на мерина.

В это время к нему подошел Генри, сокрушенно качая головой.

— Похоже, эта девчонка решила сломать себе шею, — проворчал он.

— Вы говорите об Энджелин? — поинтересовался Руарк.

— Ну да.

Генри кивнул и показал в направлении ближайшей тропинки.

— Только что промчалась мимо меня как вихрь!

Руарк тут же галопом помчался следом. Сзади до него донесся крик Генри:

— Скажите этой глупой девчонке, чтобы думала, что делает! Так недолго и убиться…

Как ни странно, только что крайне недовольный дочерью Генри теперь говорил тоном, в котором сквозила подлинная отцовская тревога. На его лице читалось беспокойство, когда он смотрел вслед мчащемуся вперед Руарку.

Верхушки деревьев, напоминавшие величественные шпили соборов, переплелись между собой, образуя причудливую палитру оранжевого, красного и золотистого цветов. Испытывая благоговение перед этим великолепным храмом, созданным осенней природой, Энджелин направила Храброго Короля на вершину холма и здесь спешилась. Прислонившись к дереву, она решила полюбоваться открывавшейся перед ней красивой панорамой, а заодно и поразмыслить о той удручающей ситуации, В которой оказалась.

Среди дивной природы, воздававшей хвалу своему творцу, земные горести Энджелин казались столь же незначительными, как сухие листья, лежавшие у ее ног. Но девушка прекрасно понимала, что ощущение это обманчиво. Стоит ей покинуть благословенный лесной уголок, и все терзающие ее проблемы снова встанут перед ней во весь рост, огромные и неодолимые, как клен, к которому она сейчас прислонилась.

Мирную тишину внезапно взорвал стук копыт. Энджелин бессильно опустилась на траву. Даже не оборачиваясь, она понимала, что за всадник приближается к ней. Это мог быть только Руарк. Вот он остановился неподалеку, спрыгнул с коня и подошел к ней. Энджелин бросила на него быстрый взгляд. Одетый в светло-коричневые брюки, черный шерстяной джемпер и высокие сапоги, стройный, с темными волосами, растрепавшимися от быстрой езды, Руарк выглядел чрезвычайно мужественно и элегантно. Даже, пожалуй, неотразимо…

Он ничего не сказал, а просто молча сел рядом с Энджелин. Наконец, когда тишина стала слишком гнетущей, Руарк взял Энджелин за руку и робко спросил: — Ты все еще сердишься на меня? Издав глубокий вздох, она обернулась и посмотрела на него. И как это в нем уживается? То он кажется настоящим, уверенным в себе мужчиной, а то выглядит нашкодившим мальчишкой, который опасается наказания.

— Боюсь, что я и в самом деле не очень рада видеть тебя, Руарк. Мне хотелось бы побыть одной и о многом подумать…

— О нас? — спросил он лаконично.

Энджелин кивнула и снова отвернулась. Она надеялась, что если сосредоточит взгляд на открывающейся перед ней панораме, то сможет устоять перед искушением отбросить прядку волос, упавшую Руарку на лоб.

— Выскажись прямо, Энджелин. Нет смысла таить в себе то, что тебя беспокоит.