Глава 13

Лучи утреннего солнца осветили серое небо. Иней укрывал землю и деревья ледяным плащом. Из ноздрей и ртов всхрапывающих лошадей валил пар, они нервно били копытами о схваченную морозом землю. В студеном воздухе стоял острый, неприятный запах.

Элизабет дрожала, и ей очень хотелось побыстрее отправиться в путь. Она взглянула на мужа. Роберт и Дэвид, сблизив головы, о чем-то совещались.

Когда Роберт сказал Элизабет, что он должен объехать свой клан, она решила, что это просто предлог, чтобы уехать к Дезире дю Плесси. Поэтому молодая женщина была приятно удивлена, когда тот заявил – он надеется, что жена поедет вместе с ним. Как ни странно, но Элизабет согласилась на это предложение.

Окончив разговор, Роберт дружески похлопал Дэвида по плечу и подошел к Бет.

– Вы готовы, миледи?

Он протянул ей руку, чтобы помочь сесть в седло, Элизабет приподняла юбку, и тут Роберт заметил, что на ней – штаны в красно-черную клетку. Новоиспеченный граф Керкленд раскрыл рот от удивления.

– Что это такое?

Элизабет помедлила в стремени, прежде чем перенести ногу через седло, соблазнительные округлости ее derriere[32] в черных и красных клетках были совсем близко, у самого лица Роберта. Бет насмешливо глянула на него сверху вниз.

– Очевидно, надето в знак уважения к вам, милорд.

Графиня села в седло, Роберт тоже. В его глазах плясали огоньки смеха.

– Вы сказали мне, что надели наши цвета на сердце в честь моего отца. Должен ли я придавать какое-либо значение вашему поступку на этот раз, миледи?

– Вы чрезвычайно проницательны, милорд. Видите ли, ваш отец мог предъявить права на мое сердце. В то время как вы, сэр, вы никогда не сможете претендовать ни на что, кроме того места, на котором я сижу.

– Не хотите ли вы сказать, что хотя бы ваш «низ» выполняет наш брачный договор? – И Роберт ухмыльнулся.

– Ваша глупость, сэр, только подтверждает то, что, кроме нескольких часов, по принуждению проведенных с вами в постели, у меня с вами нет ничего общего.

Тут Роберт запел со злобной радостью:

Увы, моя девица

На меня гневится:

Не отдает мне сердце,

А только ягодицы...

Годится!

– Сэр, если вы и дальше намерены выражаться столь вульгарно, я поверну обратно и вернусь в Эшкерк. Возможно, женщины, в обществе которых вы бываете, и не смущаются подобными разговорами, я же нахожу их оскорбительными. Боюсь, ваше общество для меня всегда будет невыносимо.

Однако Роберт был не из тех, кто отмахивается от брошенной перчатки. Он проговорил:

– Как можете вы быть столь уверены в этом, Элизабет?

Элизабет повернулась к мужу. Теперь они смотрели друг другу в глаза, и ни один не хотел первым отводить взгляд.

– Милорд, советую вам ни минуты не сомневаться в том, что моя воля не слабее вашей. То, что я подчинилась вашей грубой силе, еще не значит, что я сдалась. В нашем поединке вы сильнее меня, милорд. Но не забывайте, существует еще и хитрость. Честно говоря, я считаю большинство горцев дикарями. Но вы, милорд, худший из них всех, поскольку вы знаете, как должно себя вести, но делаете вид, что не знаете. Ваши люди насквозь пропитаны семейной и родовой спесью, но при этом спокойно смотрят, как вы бездельничаете и пьянствуете, в то время как земля у вас пребывает в запустении. И в то же время вы готовы ринуться в любую кровавую битву, какая подвернется, лишь бы показать свою храбрость.

В глазах Роберта вспыхнул злой огонь.

– Сударыня, наши недоброжелатели часто возводят на нас напраслину. Наша земля – сплошные скалы и склоны. На ней особо не развернешься, и все же мы используем каждый клочок нашего любимого Хайленда. Мы возделываем то, что можем, там, где можем. По-моему, это называется не праздностью, а... как-то по-другому. Что же до этих дикарей, – продолжал Роберт, – о которых вы говорите с таким презрением, они вовсе не должны менять свои обычаи ради вас и только потому, что вы считаете другие обычаи лучшими. Ведь враги уважают и боятся их. Я же полагаю, что не обязан оправдывать или объяснять мою преданность и привязанность к ним, поскольку я одной с ними крови. И вы тоже должны быть им преданны. Уважение же нужно заслужить.

Элизабет передернула плечами.

– А почему это, сэр, я должна быть им преданна?

Роберт ответил тоном, не терпящим никаких возражений:

– Потому что вы моя жена, Элизабет.

«Как мне надоели эти гляделки, – подумала молодая женщина. – Он, наверное, часами перед зеркалом упражнялся».

– На один год, милорд. – И Бет пустила свою кобылку вскачь.

Следующие четверть часа они ехали молча. Каждый погрузился в собственные мысли. Элизабет была сбита с толку своим двойственным отношением к Роберту Керкленду. С одной стороны, она была целиком во власти мужа, и хотя старалась не поддаваться, но в постели он всегда умел сделать так, что она отзывалась на его ласки. Элизабет сама себя ненавидела за эту слабость. Но Роберт разжег в ней скрытый огонь. Конечно, если этот огонь уже занялся, любой мужчина сможет превратить его в костер!

Вскоре они подъехали к маленькой горной деревушке Керкмуир, состоявшей из нескольких домов, кузницы и церкви. Дома – простые прямоугольные постройки без окон, сложенные из грубого камня, не скрепленного раствором, с соломенными крышами. Каждый дом был разделен на две половины: в одной жили люди, в другой – домашний скот. Единственная дверь вела в оба помещения.

Хотя большая часть членов клана Керклендов принадлежала к протестантской церкви, Элизабет с удивлением заметила, что храм в деревне – католический. Он сохранялся для тех, кто придерживался старой веры. Это было маленькое простое здание, тоже без окон, со стенами – из прутьев, обмазанных глиной. Единственным украшением его был алтарь из березового дерева и распятие, висевшее на стене.

Супруги остановились у самого большого дома в деревне. Роберт спешился, помог Элизабет сойти с лошади. Человек, появившийся в дверях дома, заслонил собой весь дверной проем. Ему было по меньшей мере лет восемьдесят. Волосы – совершенно белы. Одет – в типичный костюм горца: простую белую рубаху, плед, закрепленный на поясе ремнем, на ногах броги, килт до колен; поверх рубашки – безрукавка из оленьей кожи.

Осанка этого человека была гордой, исполненной достоинства. Годы не согнули его.

Старик узнал Роберта, и его изборожденное морщинами лицо расплылось в улыбке. Он шагнул вперед и обнял молодого человека.

– Это наш новый лэрд, Мэри! – крикнул он низким голосом, обращаясь к кому-то в доме.

Появилась женщина лет шестидесяти. С ног до головы она была укутана в плед, который на талии перехватывал пояс. Небольшой кусок льняного полотна, завязанный под подбородком, покрывал волосы, заплетенные в косы и уложенные на макушке. Полными руками она обняла Роберта, тот тоже обнял и поцеловал ее. Женщина погладила Керкленда по щеке, в глазах ее блестели слезы.

– Ах, Робби, мы соскучились по тебе, мальчик. Роберт опять обнял ее и опять поцеловал в щеку.

– Слыхали мы, слыхали, что старый лэрд помер. Жалость-то какая. Все мы тут горевали, все. Мы ведь любили его, Робби.

– Я знаю, Мэри. И он вас любил.

Тут старуха устремила взгляд на Элизабет, стоящую поодаль.

– А это кто такая, а? Это милое дитя – твоя жена? Твоя хозяйка?

– Элизабет, познакомьтесь, пожалуйста, с моими родственниками, Джоном и Мэри.

Те кивнули ей. Элизабет улыбнулась в ответ.

– Джон ведет летопись нашего клана. Он записывает рождения, смерти, браки – все, что случается. Даже какая у кого корова.

– Наверное, это очень серьезное дело, – отозвалась молодая женщина.

– Да уж, оно не допускает легкомысленного отношения к себе, девочка, – проговорил Джон.

– А вы зашли бы, чайку попили, – пригласила Мэри.

Вскоре Элизабет сидела у простого стола, стоящего на козлах. Мэри быстро приготовила чай и подала небольшую тарелочку с овсяным печеньем. Джон положил на стол толстую книгу и вписал в нее дату смерти графа Керквуда, имя нового лэрда и дату бракосочетания Роберта Керкленда из Эшкерка и Элизабет Скотт из Бэллантайна.

– Вы обвенчались в церкви преподобного Мак-Кинстри? – спросил Джон.

– Нет, в Эшкерке. И священника не было, – ответил Роберт.

Брови Джона поползли вверх, он не одобрил услышанного. Воцарилось молчание, нарушаемое только скрипом пера – Джон продолжал свои записи.

– А кто были свидетели, мальчик?

– Свидетелями нашего бракосочетания был мой отец, граф Керквуд, мой брат, лорд Блейкли, и леди Анна Барди, двоюродная сестра моей жены, – ответил Роберт.

Перо передали Роберту, потом – Элизабет, и они оба поставили свои подписи под историческим документом. Закрыв чернильницу, Джон захлопнул книгу и положил в металлический ящик.

Завершив свое дело, он присоседился к сидящим за столом.

– А теперь скажи, Робби, намерен ты созвать клан?

– Пока я еще не решил.

– Теперь ты лэрд, Робби. Тебе и решать. Как ты скажешь, так мы все и сделаем.

– Однако я еще не решил. Это дело важное, и я должен взвесить все «за» и «против».

– Это верно, мальчик, должен. – Джон кивнул. – Ты такой славный, и жаль, если придется положить тебя к себе на колени и отшлепать. А придется, если ты не будешь думать как следует.

Закинув голову, Роберт захохотал, а Джон повернулся к Элизабет.

– Да, миледи, множество раз мне приходилось класть себе на колени этого мальчугана и его брата Дэвида и спускать с них штаны. Сущие были дьяволята, скажу я вам!

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – кивнула Элизабет. Она чувствовала, что за этими насмешками скрывается горячая привязанность старика к Роберту и Дэвиду.

Вокруг глаз Роберта разбежались веселые морщинки.

– И всякий раз после этого Мэри совала нам с Дэвидом сладкое печенье.

– Робби, – упрекнула его Мэри, – это ведь наша тайна!

Джон с суровым видом глянул на жену.

– Видно, я задавал трепку не тем, кому нужно, женщина. Пороть нужно было вовсе не мальчишек.

Сидя и слушая шутливую перебранку между этими людьми, Элизабет чувствовала себя посторонней. Она прекрасно понимала, что они очень привязаны друг к другу.

Вскоре появились другие жители деревни, и Бет вспомнила, что многих из них она видела на похоронах. Перед тем как уехать, Элизабет и Роберт разделили со стариками вечернюю трапезу, состоявшую из сыра, черного хлеба и эля, который здесь варили из вереска.

Объезжая членов клана, Элизабет узнала многое. Где бы они с Робертом ни появились, всюду их встречали тепло и сердечно. Если эти люди и были воинственны, это никак не сказывалось на их отношении друг к другу. Они веселились, шутили, поддразнивали своего лэрда. Элизабет заметила, что им вовсе не чуждо чувство красоты – это сказывалось не только в их отношении к родному Хайленду, но и в звуках их ритмичных мелодий, и в строках их стихотворных произведений. Больше всего Бет удивило, что, несмотря на отсутствие образования, они своими песнями и рассказами могли бы затмить лучших придворных писателей и поэтов.

Вскоре Элизабет, к своему изумлению, обнаружила, что эти горцы ей весьма симпатичны.

Поздним вечером того же дня прекрасная графиня Керкленд сидела, обхватив руками колени, и размышляла о горцах. Она не замечала, что Роберт не сводит с нее глаз.

По дороге их застал снегопад, и Роберту пришлось отказаться от намерения добраться до своего охотничьего домика засветло. Услышав его предложение – провести ночь в пещере, молодая женщина пришла в ужас. Но муж успокоил ее. Когда они с Дэвидом были еще мальчишками, они там проводили немало времени и все хорошо обустроили. Теперь, сидя перед жарким огнем, поужинав холодной куропаткой, хлебом и вином – все это было взято в дорогу, – Элизабет совершенно растаяла.

– Вы так задумчивы сегодня, миледи. Не связаны ли ваши мысли хотя бы в малой степени с моей особой? – Роберт подбросил в огонь поленья. Он долго смотрел на Элизабет, и постепенно желание просыпалось в нем.

– Сколько у вас кузенов, милорд? Кажется, в ваших краях все зовут друг друга кузенами?

Роберт усмехнулся:

– Это просто обращение, принятое у нас в Хайленде. Оно уравнивает всех со всеми, и никто не оказывается родом выше другого. Единственный признанный здесь титул – это титул лэрда.

Элизабет хмыкнула. У нее на родине это не принято. Ни одному фермеру в Бэллантайне никогда не придет в голову назвать ее или Эндрю кузенами.

– Признаю, что у этого обычая есть свои достоинства.

Роберт поднял брови.

– Вы хотите сказать, что обнаружили в наших краях нечто такое, что вызвало ваше одобрение?

– О, мне многое понравилось в Хайленде, – ответила молодая женщина. – Ваша земля мне кажется прекрасной. Я никогда не видела ничего подобного. Она рождает в человеке вдохновение. Понятно, почему все вы поэты: в природе вокруг вас есть нечто одухотворенное.

– Прекрасные слова, миледи.

– И поэтому я не могу понять, как они в то же время могут быть такими негодяями, – пожала она плечами.

Желание разгорелось в Роберте с такой силой, что он уже не владел собой. Он обнял жену, повалил ее на пол пещеры, заглянул в ее испуганные глаза. Во взгляде Керкленда горела страсть. Осторожным и ласковым движением он отвел темную прядь с ее лица, провел пальцем по нежной щечке.

– А я, наверное, самый негодный из всех этих негодяев, Элизабет, потому что мне все равно, как вы ко мне относитесь. Я хочу вас и буду владеть вами. И если я не могу владеть всем, но только вашим телом, меня это вполне устраивает. Меня это вполне устраивает, Элизабет, и это так и будет, – прошептал он хрипло и коснулся губами ее губ.

Глава 14

Они приближались к маленькому уединенному охотничьему домику, расположенному недалеко от Керкмуира. Элизабет представляла себе, что она оказалась в первобытном лесу, которого не касалась рука и в который не ступала нога человека. Настоящий рай! Но ее радовало не то, что они – первые мужчина и женщина, как Адам и Ева, а то, что они здесь единственные мужчина и женщина.

Маленькая хижина казалась неотъемлемой частью этого живописного места. Как будто природа сама вырастила ее, так же как высокие сосны и березы.

В доме, сложенном из сосновых бревен, была всего лишь одна комната. Кровать была приделана к одной из стен, а для возможных гостей приспособлен чердак. В углу – стол из соснового теса и скамейки. Стены и пол покрыты шкурами и коврами. Камин, он же очаг для приготовления пищи, сложен из грубого камня. Так же, как в Эшкерке, над камином висел герб Керклендов – указание на то, кто здесь хозяин.

Стоя посреди комнаты, Элизабет внимательно оглядывала ее. Ей нравилась уединенность этого жилища. Она ощущала нечто общее между хозяином дома и самим домом – спокойствие и сдержанность.

– Вы сможете прожить здесь несколько дней? – спросил Роберт, внимательно наблюдавший за женой.

– Несколько дней? – удивилась Элизабет.

– Мне пришло в голову, – Роберт словно извинялся, – что нам понадобится несколько дней, чтобы получше узнать друг друга.

Глаза Элизабет расширились.

– Значит, вы привезли меня сюда, чтобы провести здесь медовый месяц?

– Вы разочарованы, Элизабет?

– Нет, нет, – поспешно ответила она. – Дэвид предупреждал меня, что мне придется войти в логово льва, а это ведь и есть львиное логово, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Здесь царит ваш дух. Я почувствовала это, едва вошла.

– У вас прекрасное чутье, Элизабет. Я сам выстроил этот дом.

– Он мне нравится, милорд.

Какое-то чувство зарождалось между ними, это носилось в воздухе. Элизабет проговорила:

– Мне кажется, нужно развести огонь.

– Я думаю, что мы его уже развели, миледи. – И Роберт повернулся к очагу.

Шли дни. Роберт научил Элизабет готовить еду из припасов, привезенных с собой. По утрам они ели овсянку или сыр, а вечером угощались рыбой, пойманной в озере, или свежей дичью, которую удавалось добыть Роберту.

Элизабет часто ходила на охоту и на рыбалку вместе с мужем. Этот лесной эльф был женщиной, каких Роберт еще не видывал, и он восхищался ею. Элизабет давно уже забросила свою юбку и теперь ходила по лесу в штанах, которые ей одолжил Тимз Керкленд. Роберт не мог надивиться, как хорошо она держится в седле. Умело и уверенно Элизабет правила своей кобылкой, странствуя по этой скалистой местности.

Настал день, когда Роберт решил, что пришла пора ему возвращаться к Монтрозу. С тех пор как они расстались, прошло уже несколько недель, и больше отъезд откладывать было невозможно. Элизабет дремала, и Керкленд вышел из хижины раздобыть чего-нибудь необычного, чтобы отметить их последний вечер.

Молодая женщина проснулась. Мужа не было. А ей очень хотелось прогуляться. Она разозлилась на себя за то, что уснула и упустила такую возможность.

Она тут же решила проехаться одна. Надела меховую куртку с капюшоном, оседлала кобылку и пустилась в путь. Первые полчаса Бет искала Роберта, но, не найдя его следов, решила просто насладиться верховой ездой.

Стали падать белые хлопья, поначалу незаметные, обманчиво спокойные, они тихо опускались на землю. Потом, совершенно внезапно, с гор задул порывистый ветер и повалил густой снег. Молодая женщина тут же повернула назад.

Ветер кидал ей навстречу снег, залепляя глаза. Земля стала мокрой и скользкой, и Элизабет пыталась ехать осторожно. Снег был уже достаточно глубоким, и лошадь с трудом шла по тропе. Внезапно передние ноги кобылки подогнулись – она отчаянно пыталась удержаться на скале. Элизабет вылетела из седла, перекувырнулась через голову лошади и полетела вниз. Она не подозревала, что они были у самого края обрыва, и теперь катилась вниз по крутому склону.

Оказавшись внизу, она лежала, глотая воздух, правое колено болело. Отдышавшись, Элизабет села, осторожно протянула руку, чтобы ощупать поврежденный сустав, и вздохнула с облегчением: кость цела.

Но едва она попыталась встать, как острая боль пронзила ее, и она упала обратно в снег.

Элизабет увидела, что кобылка все еще стоит над обрывом. Лошадь удержалась на тропе и не сорвалась вниз. Тогда Бет попробовала ползти, но всякий раз, продвинувшись вверх по склону на дюйм, она соскальзывала вниз на два дюйма.

Элизабет не знала, сколько времени она боролась, но, зря потратив силы, наконец сдалась. Сквозь намокшую одежду проникал холод, Бет вся дрожала. Она в отчаянии взглянула вверх. Лошадь исчезла.

И Бет молча молила о том, чтобы кобылка вернулась к домику. Тогда Роберт как-нибудь разыщет ее. Потом принялась звать его, надеясь, что он расслышит ее голос среди завываний ветра.

Роберт уже седлал коня и собирался пуститься на поиски, когда появилась кобылка Элизабет. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что произошло. Быстро расседлав Шебу, он укрыл ее попоной и вскочил на своего коня.

Роберт вернулся домой, как только первые хлопья закружились в воздухе, – он ведь был хорошо знаком со здешними снежными бурями. Обнаружив, что Элизабет нет, он не стал терять времени и решил немедленно пуститься на поиски. И теперь его худшие опасения подтвердились.

Он ехал по следу кобылки, надеясь, что та шла домой прямиком. Снег становился все глубже, и вскоре следы почти исчезли. Дело осложнял резкий ветер, кидающий снег прямо в лицо. Тревога Роберта росла, потому что он хорошо знал, что, если Элизабет что-то повредила себе и если она находится на открытом месте, ей вряд ли удастся выжить. И когда он увидел какое-то яркое пятно на середине крутого склона, его сердце подпрыгнуло от радости, а губы прошептали благодарственную молитву во славу штанам Керкленда. Спешившись, Роберт прыгнул вниз и съехал по склону.

Элизабет была без сознания, и Роберт, нежно прижав жену к груди, отбрасывал снег с ее лица и ресниц. Он на мгновение ласково прикоснулся к ее щеке, а потом, разжав ей губы, влил в рот вина из своей серебряной фляги. Элизабет захлебнулась жгучей жидкостью и открыла глаза. «Роберт. Он нашел меня». И Бет обняла мужа с нескрываемой радостью. А он крепко прижал ее к себе, смущаясь глубиной чувств, охвативших его, и, не раздумывая, впился в ее губы долгим поцелуем.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь буду так рада видеть вас, – пробормотала Элизабет, потрясенная этим поцелуем.

Роберт принялся растирать ей руки, на лице его было какое-то хмельное выражение. Этот поцелуй и на него произвел сильное впечатление. Начиная любовные игры с Элизабет, он всегда с удовольствием целовал ее. С тех пор как ему удалось преодолеть ее сопротивление, ее сладкие губы всегда раскрывались навстречу его губам горячо и с готовностью, и поцелуи их были волнующими и возбуждающими. Но то было в угаре страсти, когда рассудок Роберта молчал. Почему же его так потряс поцелуй на замерзшем склоне, среди снежной бури?

Элизабет молча смотрела на Роберта, а он принялся растирать ей ступни и щиколотки. Когда Керкленд дотронулся до правой ноги жены, она вскрикнула.

– Кажется, я повредила ногу, когда упала.

– Элизабет, я должен отвезти вас в домик. Лицо его помрачнело, и он опять поднес флягу к ее губам и заставил выпить еще немного вина. Взяв Элизабет на руки, Роберт с трудом взобрался наверх и посадил ее на коня. Потом сел сзади, крепко прижал Бет к себе и укрыл ее и себя пледом. Она прижалась к его груди, греясь теплом его тела, а он обнимал ее. Элизабет вспомнила ночь, проведенную в пещере: Роберт держал ее точно так же, когда они лежали рядом под его теплым пледом.

Вскоре они уже были у дома. Керкленд внес жену в теплую комнату и усадил у огня.

– Мне нужно поставить лошадь в стойло. Подождите. Я скоро вернусь, – произнес он.

Элизабет кивнула. Она поудобней устроилась у огня. Постепенно озноб, бивший ее всю дорогу, прошел. Вскоре вернулся Роберт и принялся готовить для нее горячую ванну. Она не сводила с него глаз.

– Снимите с себя все мокрое, – приказал он, когда вода, по его мнению, достаточно нагрелась.

Элизабет без всяких возражений разделась, и Роберт посадил ее в лохань. Через несколько мгновений напряженные мышцы расслабились в горячей воде, и ее охватила блаженная усталость, а вода баюкала.

Роберт склонился над лоханью.

– Как вы теперь себя чувствуете? Элизабет улыбнулась:

– Я чувствую себя точно так же, как на склоне, когда замерзала. Значит ли это, что я утону?

Он улыбнулся:

– В таком случае, пожалуй, я лучше выну вас из воды.

Так он и сделал, а потом принялся растирать ее. Элизабет наблюдала за мужем как бы со стороны, словно она находилась вне своего тела. Рубашку с себя Роберт снял, и теперь она не могла отвести глаз от его мускулистых плеч. Но вот Роберт поднял ее, отнес к кровати, уложил на большую шкуру и укрыл другой.

– А теперь, моя маленькая снежная куропатка, выпейте вот это, – велел он.

Элизабет села, прикрыв грудь мехом, и хлебнула предложенного ей питья.

– Замечательно! Что это такое?

– Горячее молоко и немного бренди, – ответил Роберт, усаживаясь рядом с ней.

Элизабет вытянулась под шкурами. От жаркого огня и горячительного питья она окончательно разнежилась, а прикосновения меха к голому телу возбуждали желание.

Она наблюдала за мужем, а тот задумчиво смотрел на огонь, потягивая бренди из высокой кружки. Он сидел в небрежной позе, опираясь на руки и вытянув ноги перед собой. На темных растрепанных волосах играли отблески пламени, а лицо его при свете огня казалось почти красным. Бет перевела взгляд на его широкую грудь, покрытую темными волосами, и с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку и не провести пальцем по его руке, упирающейся в пол. Эта рука была так близко от нее!

Роберт отвлекся от своих размышлений.

– Мне надо осмотреть вашу ногу. Элизабет высунула правую ногу из-под шкуры, и он ощупал ее.

– Сейчас уже почти не болит, – сказала Элизабет, потрясенная тем ощущением, которое вызвали его прикосновения. Она потянулась к кружке, которую Роберт поставил на пол, и выпила остаток бренди.

– Какая у вас очаровательная ножка, Элизабет Керкленд, – проговорил Роберт.

Элизабет придвинулась и положила руку ему на плечо, на лице ее можно было прочесть некоторую неуверенность.

– У меня есть еще одна – в точности такая же, – прошептала она, и вторая ножка выскользнула из-под шкуры.

Роберт засмеялся удивленно и восторженно.

– Боюсь, миледи, вы выпили слишком много бренди.

Нимало не смутившись, Элизабет продолжала. Вино словно разбудило ее.

– Они вам нравятся, милорд?

– О, без всяких сомнений, миледи, – кивнул Роберт.

В ответ она улыбнулась, прильнула к нему и проговорила:

– Ваши мне тоже нравятся, милорд.

– Мои? Мои – что? – не понял он.

– Ваши ноги, милорд. У вас очень красивые ноги, – вздохнула Бет и опять вытянулась под шкурой.

Керкленд не смог удержаться от смеха.

– Боюсь, о моя прекрасная, подвыпившая молодая жена, что утром вы возненавидите себя за то, что сейчас говорите!

Элизабет хихикнула:

– Неужели, Роберт?

Услышав, что она называет его по имени, Керкленд просто потерял дар речи. Для него это прозвучало как прекрасная музыка. Такое между ними происходило впервые. Прежде Бет никогда не смеялась вместе с мужем и ни разу не назвала его по имени. Если она смеялась, то только над ним. Он смотрел на жену, и та не смогла сдержать радостной улыбки. Ее густые золотистые волосы отливали медью. И Роберт чувствовал, что это – самая красивая, самая соблазнительная женщина из всех, кого он когда-либо знал.

А Элизабет протянула руки, нежно обняла мужа за шею, взъерошила ему волосы.

– У меня есть еще две руки. Вы считаете, что они тоже очаровательны, да? Честно говоря, у меня почти всего по паре, – проговорила она голосом обольстительницы.

– Элизабет, любовь моя, если вы вознамерились соблазнить меня, вам это удалось.

Роберт опустился рядом с Элизабет, поцеловал ее долгим, нежным поцелуем.

– Да, любовь моя, мне нравятся ваши обе очаровательные ножки. Меня волнует прикосновение вашей шелковистой руки, а в глубине ваших незабываемых глаз я могу утонуть, – хрипло проговорил он, целуя ее веки. Потом его губы принялись теребить ей мочку уха. – Я мог бы ночь напролет играть с этими маленькими ушками, если бы губы искусительницы не призывали меня к себе.

И он опять прильнул к ее губам. Ее уста раскрылись навстречу.

Роберт отбросил шкуру, укрывавшую Элизабет, взглянул на ее груди и обхватил их ладонями.

– А эти сочные, сладкие груди... – нежно прошептал он. – Я могу наслаждаться ими до бесконечности.

Потом он опять нашел ее губы и поцеловал так, что она застонала. Оторвавшись от Элизабет, он заглянул в ее глаза, полные страсти.

– Вы восхитительны, Элизабет. Хотите, чтобы я продолжал?

Элизабет, ни на миг не задумываясь, покрыла его лицо быстрыми жаркими поцелуями. Ее руки ласкали его тело, и с приглушенным стоном Роберт овладел ею.

Потом Керкленд лежал расслабившись, а Элизабет смотрела на него и перебирала волосы на его груди.

– А вы когда-нибудь привозили сюда ее? – тихо спросила она.

Роберт пытался не обращать внимания на мучительное чувство, вызываемое прикосновениями ее груди к его телу.

– Кого привозил сюда?

– Дезире. Вы когда-нибудь привозили сюда Дезире?

– Нет, – усмехнулся он. – Я никогда не привозил сюда женщин.

Элизабет не могла скрыть довольной улыбки.

– Вы любите ее, Роберт?

– Кого я люблю? – переспросил он, забавляясь.