Глава 1

Осень, 1655 год

Осенний ветер бушевал над пиками Грампианских гор, гоня перед собой перенасыщенный влагой туман, медленно оседавший на башнях и стенах замка, высившегося на его пути.

Женщина, в одиночестве стоявшая на гребне стены, поежилась и поплотнее запахнула плащ. Это легкое движение причинило ей боль и заставило поморщиться.

Элайзия Гордон давно привыкла к боли. Двадцать лет совместной жизни с Дунканом Гордоном научили стойко сносить духовные и физические страдания.

Занятая своими мыслями, она не заметила подошедшего молодого человека.

— Я слышал, он опять побил тебя. Вздрогнув, Элайзия резко повернулась и с облегчением вздохнула при виде сына. Его красивое лицо превратилось в суровую маску, губы плотно сжались, а при виде ссадин, четко выделявшихся на лице матери, в темных глазах вспыхнул гнев. Дэвид Гордон нежно погладил ее по щеке.

— Почему ты терпишь эти издевательства? Элайзия поспешила прикрыть рукой синяк, уродовавший изящные черты.

— Твой отец был не в себе, Дэвид.

— Не пытайся оправдывать его, мама. Он был пьян, верно? Для него это нормальное состояние? Мне сказали, что на этот раз отец даже посмел столкнуть тебя с лестницы. В детстве я не мог защитить тебя. И вот, вернувшись домой, обнаруживаю, что все осталось по-прежнему. Нельзя быть такой терпеливой, мама. — Юноша яростно сжал кулаки. — Клянусь, если это не прекратится, я убью его.

Глаза Элайзии расширились от ужаса, и женщина в панике вцепилась в руку сына.

— Не говори так, Дэвид. Даже не думай об этом. Если отец услышит, то прогонит тебя прочь или, что еще хуже, выдаст Кромвелю. И тогда мне конец. Я жива только благодаря тебе.

— Тогда брось его, мама. Мойра говорит, что с каждым днем он становится все безумнее и опаснее. Брось, пока отец не убил тебя.

Элайзия грустно вздохнула.

— А куда я пойду? Все мои родные давно умерли. Ты далеко, на службе у короля. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала сына. — Не порть себе настроение моими проблемами, ведь дома придется побыть совсем недолго, поэтому пошли, нам нельзя задерживаться. Не следует сердить твоего отца.

В ответ, представив себе крупного, крепко сбитого мужчину, напоминающего чем-то медведя, Дэвид пренебрежительно произнес:

— Он отключился. Взбучка, устроенная жене, отняла все силы. Слуги отнесли господина в кровать.

Внезапно юноше пришла в голову неплохая идея, и он улыбнулся.

— А почему бы нам не покататься верхом, мама? Я знаю, ты любишь такие прогулки. Скоро зима, и у нас уже не будет подобной возможности.

— Покататься? — Лицо Элайзии засветилось, и женщина энергично подхватила сына под локоть. — С удовольствием, Дэвид.

Стук копыт гулко раздавался в пустом дворе замка. Два всадника проехали через ворота с поднятой решеткой и поскакали вперед.

Дэвид Гордон с гордостью смотрел на мать. Каждый раз, видя ее верхом, он не мог не восхищаться изящной посадкой в седле и умением управлять лошадью. Элайзия была истинной дочерью Гордонов — клана, славившегося искусством верховой езды. Его конница считалась лучшей и наиболее дисциплинированной во всей Шотландии. В прошлом Стюарты отзывались об этих доблестных воинах с особым почтением. Даже презрение ко всему шотландскому не помешало Кромвелю оценить по достоинству столь могучее военное подразделение.

Остановившись у речки напоить лошадей, всадники спешились и присели отдохнуть. Каждый думал о своем, следя за тем, как, спеша к озеру, вода стремительно огибает валуны.

Наконец Дэвид нарушил молчание, задав давно мучивший его вопрос:

— Мама, почему ты не подашь жалобу лорду Хантли? Отец не посмеет проигнорировать запрос вождя клана Гордонов.

Элайзия печально улыбнулась и накрыла руку сына своей.

— Я часто подумывала об этом, Дэвид. Но знаю, что это бесполезно. Какую помощь может оказать мне Джордж Гордон? Тебе прекрасно известно, что твой отец всегда был его любимым кузеном. Маркиз лишь ласково пожурит его при встрече. И все закончится болтовней за кружкой доброго шотландского эля. — Элайзия, отряхивая с платья сухие травинки, решительно встала. — Зачем омрачать нашу встречу? Хватит, есть более важные дела. — На ее лице появилась озорная улыбка. — Я проголодалась. Мы не додумались захватить еды, отправляясь на прогулку. К нашему возвращению ужин уже закончится.

— Здесь недалеко растут яблони, если ты голодна, мама, я принесу тебе яблок.

В глазах Элайзии засветилась нежность.

— Сейчас яблоко покажется мне таким же деликатесом, как жареная куропатка.

— Тогда подожди! Я скоро!

Дэвид легко вскочил в седло и собрался дать лошади шенкеля, но Элайзия остановила его: — А почему бы мне не поехать с тобой?

— Яблони растут слишком близко к границе с Фрейзерами.

Элайзия мгновенно забеспокоилась.

— Я знаю, где это. Они растут на земле Фрейзеров. — Женщина покачала головой. — Нет, Дэвид, думаю, нам не следует этого делать. Лучше утолить голод водой из речки.

— Мама, — отмахнулся от предостережений Дэвид, — здесь нет ничего опасного. В детстве я часто рвал там яблоки и ни разу не встретил никого из Фрейзеров.

Юноша поскакал прочь, не желая больше слушать возражения матери, и Элайзия, быстро отвязав лошадь, поспешила за ним.

Подъехав к яблоням, всадники увидели, что урожай уже собран. Лишь на верхних ветках осталось несколько одиноких яблок.

Элайзия, которой не терпелось поскорее покинуть опасное место, беспокойно оглядывалась по сторонам.

— Ничего не получится, Дэвид, давай вернемся.

— Ты слишком легко сдаешься, мама. Как можно считать битву проигранной, даже не вступив в бой! — настаивал Дэвид. — Стоять, Вихрь.

Услышав команду, огромный вороной жеребец резко наклонил голову и замер как вкопанный. Дэвид знал, что без команды конь не шевельнется, даже хвостом не поведет.

Элайзия ахнула, увидев, как молодой человек встал на седло.

— Великий Боже, Дэвид, спустись, пока не сломал себе шею! Если лошадь сделает хоть шаг, ты упадешь.

— Уверяю, мама, Вихрь не шелохнется, пока я ему не прикажу, — заявил Дэвид.

— Ты такой же упрямый, как отец, — застонала Элайзия.

Когда же из ближайших кустов выскочили два человека, женщина убедилась, что ее опасения не беспочвенны. Один из мужчин взял под уздцы жеребца Дэвида, другой — лошадь Элайзии.

— Ну-ка, что у нас здесь? Смотри-ка, Гордон на дереве, — ухмыльнулся один.

Элайзия издала предостерегающий возглас, когда незнакомец изо всех сил ударил Вихря дубиной.

Боевой конь, приученный подчиняться только своему хозяину, не двинулся с места. Незнакомец ударил еще раз, и Вихрь заржал от боли. Дэвид спрыгнул с дерева и выхватил меч, но опустил оружие, увидев кинжал, приставленный к горлу матери.

Дубина обрушилась на его голову, и, зашатавшись, юноша тяжело осел на землю. Ему быстро связали руки за спиной. Элайзию тоже связали, вытащив у нее из-за пояса изящный кинжал с отделанной драгоценными камнями рукояткой. Незнакомец привязал конец веревки, стягивавшей ей руки, к седлу.

Дэвида, у которого сильно кровоточила рана на голове, также привязали к седлу Вихря. Затем мужчины вскочили на лошадей и пустили их шагом. Спотыкаясь, Дэвид и Элайзия побрели за ними.

Девочка, сложив ноги по-турецки, молча сидела у камина, подперев подбородок рукой и внимательно изучая расстановку фигур на шахматной доске. Рядом, положив голову ей на колено, спала собака.

Когда два фермера вошли в большой зал, ведя за собой связанных пленников, девочка неторопливо подняла голову. Собака, больше похожая на волка, мгновенно вскочила и, обнажив длинные мощные клыки, злобно зарычала.

— Мы ищем лэрда[1], госпожа, — произнес один из мужчин.

Прежде чем Бриандра успела ответить, в зал величественно вплыла высокая красивая женщина.

— Сейчас лорд Лавет отсутствует. В чем дело? — В речи ее явственно слышался испанский акцент.

Говоривший поспешно снял шляпу.

— Мы захватили Гордонов, воровавших яблоки, — объяснил он.

Госпожа устремила презрительный взгляд на Дэвида и Элайзию.

— Гордоны! Воровали яблоки? Бросить в темницу. Там лучшее место для них!

— У вас нет права заключать мою мать в темницу! — взорвался Дэвид.

Женщина недоуменно вскинула брови.

— Мои права? Кто ты такой, чтобы подвергать сомнению мои права? — Ее глаза злобно блеснули. — Хорошая порка научит тебя не подвергать их сомнению. Возможно, попробовав плетей, ты станешь держать язык за зубами.

— Но, Лукреция… — вмешалась девочка. — Папане…

— Замолчи, мерзавка! — приказала женщина. — Может, стоит и тебе напомнить, что хозяйка здесь я? — И указала рукой на пленника. — Десять ударов на рассвете.

— О Господи, какое безумие, — в ужасе воскликнула Элайзия.

Женщина буквально пронзила ее взглядом.

— Ты еще пожалеешь об этом, шлюха. — Обсидиановые глаза вспыхнули лютой злобой. — Эту суку Гордон подвергнуть такому же наказанию. А теперь уведите их. Пусть поразмышляют на досуге о своей судьбе.

— Ты поплатишься за это! — закричал Дэвид, тщетно пытаясь вырваться. — Клянусь всем, что для меня свято, ты еще горько пожалеешь!

Пленников вытолкали из зала, женщина смеялась им вслед, и гулкое эхо разносилось под сводами замка.

Утром следующего дня Дэвида и Элайзию вывели на двор. В течение долгих лет вражда между Гордонами и Фрейзерами ограничивалась угоном скота или похищением людей в целях получения выкупа. Поэтому весть о наказании, быстро распространившаяся по округе, привлекла толпы любопытных.

С молодого человека сорвали дублет[2], привязав руки к вбитым в стену кольцам. То же самое проделали и с женщиной.

Взгляды Дэвида Гордона и Элайзии встретились, и юноша увидел в глазах матери страх.

— Мужайся, мама. Клянусь честью, за каждый нанесенный удар они заплатят сторицей.

Бриандра Фрейзер наблюдала за происходящим с беспокойством. Прошлым вечером девочка отправила отцу записку и надеялась, что тот вернется вовремя и остановит порку. Она не любила Гордонов, но мысль о том, что наказанию подвергнется женщина, приводила ее в ужас. Девочка сомневалась, что сможет выдержать такое зрелище, и собиралась уйти.

Лукреция Фрейзер величественно прошествовала к месту наказания. Люди стали перешептываться — обычная реакция на ее появление, так как женщина внушала окружающим необъяснимый страх. Подражая могущественным властителям, она взмахнула рукой, и кнут, со свистом разрезав воздух, опустился на спину молодого человека.

Элайзия Гордон закрыла глаза, слезы заструились по щекам. При каждом ударе, обрушивавшемся на тело сына, она непроизвольно вздрагивала, словно в сердце ей вонзали кинжал.

Очень быстро спина молодого Гордона, исполосованная кнутом, превратилась в кровавое месиво, но юноша не издал ни звука.

Ударив в последний раз, несчастный кузнец, вынужденный выполнять эту неблагодарную работу, взглянул на госпожу в надежде, что та передумает и отменит наказание для пленницы.

Но оказалось, что Лукреция Фрейзер тверда в своих намерениях, и знаком велела кузнецу продолжать. Элайзия сжалась, почувствовав, как чужая рука коснулась ворота платья. Кузнец уже собрался разорвать его, чтобы оголить спину несчастной, когда во двор бешеным галопом влетела группа всадников.

Саймон Фрейзер, лэрд Солтуна, спрыгнул с лошади и вырвал у кузнеца кнут.

— Отвяжите пленников, — велел он, с отвращением отшвырнув орудие пытки, — и уведите в замок. На этот раз вы зашли слишком далеко в своем безумии, миледи, — процедил лэрд, устремив на Лукрецию взгляд, потемневший от ярости. — Я больше не желаю терпеть подобные выходки. Вполне возможно, что положено начало кровавой войне!

Он обратился к служанке, стоявшей подле Лукреции:

— Отведи госпожу в комнату. Отныне ей запрещается покидать ее пределы.

Презрительно взглянув на мужа, Лукреция оттолкнула служанку и с высокомерным видом пошла прочь.

Кузнец, обрадованный, что его избавили от неприятной обязанности, помог отвести пленников в замок и усадить за длинный стол в большом зале, а затем, по приказанию Саймона Фрейзера, побежал за целебной мазью.

Лэрд повернулся к пленникам. Первым его внимание привлек раненный в голову юноша, чье лицо покрывала запекшаяся кровь. Боль в спине, очевидно, причиняла ему нечеловеческие страдания, однако он гордо держал голову и с вызовом смотрел на хозяина замка. Саймон восхитился отвагой молодого человека и на мгновение даже ощутил прилив уважения к нему.

— Ваше имя, сэр?

— Лорд Уилкс, виконт Стрейлоу.

От удивления брови Фрейзера поползли вверх. Лорд Уилкс! Так это сын Дункана Гордона! Саймон с удовлетворением представил, что сейчас испытывает его давний враг. Да, повезло, на этом пленнике можно сделать состояние. Наследник Гордонов, считавшийся одним из искуснейших воинов горной Шотландии, достоин большого выкупа.

Лэрд перевел взгляд на женщину, чья красота поразила его. Она была хрупкого сложения с волосами цвета пшеницы и голубыми, как небо Шотландии, глазами.

Увидев уродливый синяк на нежном лице, Фрейзер с отвращением сплюнул.

— Это сделали мои люди, миледи? — спросил он, едва сдерживая гнев, и повернулся к кузнецу.

— Это не мы, мой господин. Клянусь, мы не прикоснулись к ней и пальцем, — быстро заговорил тот.

Хозяина удивило странное выражение в печальных глазах незнакомки.

— Примите мои извинения, миледи. Саймон Фрейзер, к вашим услугам, — произнес лэрд с вежливым поклоном. — Сожалею о случившемся. Будь я здесь, ничего бы не произошло.

Элайзия негодующе вскинула голову и потерла запястья, на которых саднила содранная кожа.

— Советую вам просить прощения у моего сына, милорд. Именно ему пришлось вытерпеть унизительную порку.

— У вашего сына? — Фрейзер удивленно посмотрел на молодого человека, затем вновь устремил взгляд на Элайзию. — Так вы графиня Стрейлоу? — Изумлению его не было предела. Они не только подвергли наказанию наследника, но едва не выпороли жену самого Гордона! Саймон знал, что если маркиз Хантли или король узнают об этом, то не избежать войны.

— Абсолютно верно, лорд Лавет, — ответила Элайзия. — Я буду признательна, если вы немедленно известите графа о нашем местопребывании, чтобы тот позаботился об освобождении.

Пока Фрейзер и Элайзия разговаривали, кузнец втирал целебную мазь в кровоточащую спину Дэвида. Стараясь отвлечься от мучительной боли, молодой человек рассматривал зал. Взгляд его задержался на девочке, гладившей возле камина собаку. Непослушные темные локоны словно плащом укрывали плечи незнакомки, которая, судя по тонким чертам лица, обещала стать красавицей. Карие глаза были полуприкрыты веками, опушенными темными ресницами. По-видимому, незаконнорожденная дочь Фрейзера, решил Дэвид, вспомнив, с какой жестокостью жена хозяина замка обращалась с ней.

Бриандра Фрейзер рассматривала Дэвида с не меньшим любопытством. Молодая леди была в том возрасте, когда девочки, следуя своей природе, начинают заглядываться на вассалов и сквайров. Она пришла к выводу, что молодой Гордон, темноволосый, загорелый, с упрямым подбородком, довольно красив. Почти так же красив, как ее отец, если такое вообще возможно. Черные штаны, заправленные в высокие, до колена, сапоги, обтягивали стройные бедра, а на предплечьях перекатывались выпуклые мышцы. Бриандра с неохотой признала, что плечи у юноши, очевидно, шире, чем у ее отца.

Ощутив на себе высокомерный взгляд Дэвида, девочка мгновенно вернулась к действительности и удовлетворенно усмехнулась. Он же принадлежит к этим проклятым конокрадам Гордонам!

— Боюсь, я вынужден заковать вас в цепи, лорд Уилкс, — сокрушенно произнес Саймон Фрейзер.

— Заковать в цепи? — переспросила Элайзия. — И это после того, как один из ваших прихвостней едва не проломил ему голову, а другой исполосовал кнутом спину? Мой мальчик не может представлять для вас угрозу. Если вы боитесь за свою жизнь, милорд, пусть кто-нибудь из ваших людей приставит мне нож к горлу.

Собака, которую гладила Бриандра, залаяла на Дэвида, и тот, раздраженно взглянув на девочку, пробурчал:

— Неужели нельзя угомонить этого блохастого пса?

Услышав враждебные интонации в голосе молодого человека, собака залаяла еще громче. Бриандра ласково погладила ее по голове.

— У него всегда встает шерсть дыбом, когда пахнет мерзкой тварью.

— Тихо, Волк, — приказал Фрейзер. Угрожающе рыкнув, пес замолчал и улегся у ног молодой хозяйки. Его желтые глаза неотрывно следили за Дэвидом.

— Мне понадобятся кандалы, — обратился Саймон к кузнецу. — Бриандра, принеси воды и полотенце, чтобы протереть ему лицо.

Девочка отчаянно замотала головой, от резкого движения волосы взметнулись темным облаком.

— Я не намерена обмывать раны ни одного из Гордонов.

— Делай как велено, Бриандра. Если вы, миледи, пообещаете, что будете сидеть спокойно, — обратился он более мягко к Элайзии, — мы займемся раной вашего сына.

Женщина встала, скрестив руки на груди.

— Я не собираюсь сидеть, пока вы будете обрабатывать ему рану, — заявила она.

В темных глазах Фрейзера появилось усталое выражение. Он изо всех сил старается быть великодушным, но и его терпение не безгранично.

— Я буду счастлива самостоятельно обработать рану своего сына, — высокомерно добавила Элайзия.

— А я был бы счастлив, если вы останетесь сидеть на своем месте. — С каждым словом голос Саймона звучал все громче, пока не превратился в оглушительный рев.

Решив не искушать судьбу, Бриандра, а вслед за ней и кузнец поспешили прочь из зала. Элайзия же опустилась на скамью рядом с Дэвидом.

В ожидании возвращения девочки все молчали. Обдумывая свои дальнейшие шаги, Фрейзер нервно барабанил пальцами по столу. Его поставили в весьма неловкое положение. С одной стороны, нельзя посадить графиню и ее сына в донжон, а с другой — невозможно позволить молодому Гордону свободно разгуливать по замку. Ведь этот вояка обязательно раздобудет где-нибудь оружие.

— Надеюсь, вы понимаете, миледи, чем вызвана необходимость надеть на вашего сына кандалы. Я должен позаботиться о безопасности своих людей.

— Мой сын — не убийца, лорд Лавет. Едва ли он опустится до того, чтобы перерезать вам горло во время сна.

Фрейзер повернулся к Дэвиду.

— Сэр, вы даете мне слово, что не предпримете попытки причинить вред кому-нибудь из моих людей?

— Я не могу дать такого обещания, — честно признался тот. — И если представится возможность, сделаю все, чтобы освободиться самому и освободить свою мать.

Смирившись с неизбежным, Саймон поднялся.

— Вы не оставили мне выбора, придется заковать вас в кандалы. — Элайзия вновь попыталась протестовать, но гневный взгляд Фрейзера заставил графиню замолчать. — Я сказал.

— Тогда заковывайте и меня рядом с сыном.

— Подобный вопрос даже не подлежит обсуждению, — заявил Саймон. — Вашего сына будут держать здесь, вас же проводят в апартаменты наверху.

— Если для моего сына тюфяком будет жесткий пол, то я предпочту то же самое, — настаивала Элайзия.

Лэрд обратился к слугам:

— Отведите графиню в восточную комнату. Заприте на ночь и принесите мне ключ.

Поняв, что сопротивление бесполезно, леди Стрейлоу покорно последовала за слугами. Она была уже у двери, когда послышался голос Саймона:

— Миледи. — Элайзия повернулась, на мгновение в ней вспыхнула надежда, что Фрейзер передумал. — В вашей комнате есть очень удобная кровать и очень жесткий пол. Можете выбирать что угодно.

Заметив, какой взгляд бросила на него пленница, прежде чем выбежать из зала, Саймон впервые за весь день улыбнулся.

К ночи гнев Элайзии так и не прошел, и женщина, не в силах заснуть, ходила взад-вперед по комнате.

Услышав щелканье замка, она остановилась и приготовилась встретить Фрейзера. К ее удивлению, в комнату вошла его дочь.

— Мой отец решил, что вам понадобятся халат и ночная сорочка. — Девочка положила одежду на кровать.

— Леди Бриандра, могу ли я попросить вас проявить сострадание к моему сыну и проследить, чтобы ему тоже дали плед, дабы согреться ночью?

— Там достаточно дров для камина. Если лорд Гордон будет следить за огнем, то не замерзнет, — ответила девочка.

— Да, полагаю, вы правы.

Элайзия подошла к камину и устремила взгляд в огонь. Бриандра наблюдала за ней с любопытством. Что-то гложет эту женщину, она выглядит такой одинокой! Девочка задержалась у двери, чувствуя, как в ней просыпается жалость к пленнице, хотя та и член клана Гордонов.

— Отец не причинит вреда вашему сыну, если тот будет хорошо себя вести. Отец мог бы запереть его в донжоне, но не сделал этого.

— Я как-то об этом не подумала. Наверное, вы правы. — Элайзия радушно улыбнулась Бриандре. — Возможно, я кажусь неблагодарной, вы же проявили исключительную доброту. Пожалуйста, поблагодарите отца за заботу.

— Спокойной ночи, миледи.

За свои двенадцать лет Бриандре редко приходилось общаться c женщинами благородного происхождения. Девочка вела замкнутый образ жизни, отец большую часть времени проводил в разъездах. Его жены Лукреции, чей рассудок давно помутился, она побаивалась. Не привыкшую к женской заботе и ласке Бриандру ошеломила теплота, прозвучавшая в голосе пленницы.

Саймон Фрейзер сидел на полу перед камином и читал, когда дочь, постучавшись, вошла в комнату. Лэрд поднял голову.

— Я сделала, как ты просил, отец. — И девочка положила ключ на сундук возле двери.

— Спасибо, Бриандра. Пусть тебе приснятся сладкие сны. — Видя, что дочь не спешит уходить, Саймон отложил книгу. — Что тебя беспокоит, дорогая?

— Отец, какой была моя мама?

Фрейзер похлопал ладонью по полу рядом с собой.

— Иди сюда, милая. — Бриандру не надо было упрашивать. — Твоя мама была очень красивой.

— Такой же красивой, как графиня Стрейлоу?

— Ну… они совершенно разные. Твоя мама была высокой и темноволосой.

— Как Лукреция? — Саймон кивнул. — И ты женился на ней, потому что она напоминала тебе маму?

— Мне казалось, что между ними есть некоторое сходство. — Лицо лэрда на мгновение исказила гримаса. — Но я ошибся.

— И все-таки какой была мама? Графиня нежная и ласковая и в то же время отважна и сильна духом.

— Твоя мама была очень жизнерадостной и очень любила смеяться. На лице ее почти всегда играла улыбка. Что касается силы духа и отваги, то этими качествами судьба наделила ее в избытке. Иначе она сейчас была бы жива.

Бриандра, знавшая, что мать убили во время нападения армии Кромвеля на Солтун, молча ждала продолжения. Саймон довольно долго смотрел, как мечется в камине огонь, потом вскинул голову и улыбнулся дочери.

— Ты очень похожа на свою маму, дорогая.

— Вот как, отец? — радостно воскликнула Бриандра. — А я считала, что похожа на тебя.

— И это верно. Но у тебя ее походка, и ты так же наклоняешь голову, когда над чем-то размышляешь. — Саймон поднялся и помог дочери встать. — А теперь — в кровать!

— Спокойной ночи, отец. — Девочка поцеловала его в щеку.

Бриандра решила выполнить просьбу графини и дать Дэвиду Гордону одеяло. Волк проследовал за ней в ее комнату и улегся на коврике перед камином.

Пес уже спал, когда девочка сняла одеяло со своей кровати.

Большой зал освещался лишь светом камина. Бриандра бесшумно приблизилась к пленнику, лежавшему на полу спиной к огню. От ноги к стене тянулась тонкая цепь. Думая, что молодой человек спит, девочка наклонилась и укрыла юношу одеялом. Неожиданно пленник выбросил руку и, ухватив ее за предплечье, повалил на пол. Бриандра в страхе попыталась позвать на помощь, но Гордон зажал ей рот ладонью. Несмотря на все усилия, ей так и не удалось оторвать от лица эту железную руку.

— Проклятие! — вскричал Дэвид, когда Бриандра укусила его.

Подняв голову и увидев, что борется с двенадцатилетней девочкой, юноша перекатился на спину. Это движение причинило ему страшную боль, и, поморщившись, молодой человек выругался.

— Какого черта ты тут делаешь?

Бриандра, гневно сверкая глазами, вскочила на ноги и потерла руку в том месте, где ее сжимали пальцы пленника.

— Грубиян! Если я расскажу отцу, тебя снова отхлещут кнутом.

— Неужели все тут только и думают о том, чтобы сечь беспомощных пленников? Я же не предполагал, что это ты. Следовало бы знать, что нельзя подкрадываться к спящему мужчине. Что ты здесь делаешь?

— Я всего лишь хотела укрыть тебя. Но раз уж дело приняло такой оборот, то хоть умри от холода. — Подхватив валявшееся на полу одеяло, она выбежала из зала.

На следующее утро Бриандра, сопровождаемая Волком, спустилась в зал и увидела, что Гордон сидит возле камина и с тревогой смотрит на лестницу.

— Что с моей матерью? — встрепенулся юноша, увидев девочку.

— Почему вы спрашиваете, лорд Мерзкая Тварь?

Дэвид встал.

— Клянусь, если твой отец причинил ей хоть малейший вред, я сверну ему шею у тебя на глазах.

Волк услышал угрозу в его голосе и, зарычав, ощетинился, готовый в любую секунду броситься на защиту хозяйки.

Бриандра громко рассмеялась.

— Ха! Ты думаешь, мой отец боится какого-то Гордона? Они все воняют, как свиньи, у них сердце трусливого кролика и куриные мозги, а голоса похожи на ослиные вопли. Стоять, Волк, — приказала она собаке и пошла прочь, оставив Дэвида один на один с грозным животным.

Тот боялся шевельнуться, так как Волк реагировал на малейшее движение и грозно рычал, обнажая длинные клыки. Лоб молодого человека покрылся испариной от напряжения. Несчастный возблагодарил Господа, когда в зале наконец-то появился Саймон Фрейзер.

— Лежать, Волк, — велел он. — Чем вы так рассердили этого пса?

Дэвид не счел нужным ответить на вопрос.

— Где моя мать? Что вы с ней сделали?

— Когда я о чем-то спрашиваю, то жду ответа. Так чем вы рассердили собаку? — настаивал Саймон.

— Да не трогал я эту чертову собаку. Неужели не ясно, что, прикованный к стене, я вообще не способен причинить кому-нибудь вред.

— Надеюсь, вы все время будете помнить свои слова, — проговорил лэрд Солтуна, подозрительно разглядывая пленника.

Наконец Дэвид вздохнул с облегчением, увидев свою мать. Элайзия весь день провела рядом с сыном, ухаживая за его израненной спиной и втирая заживляющую мазь, принесенную кухаркой. К вечеру благодаря ее стараниям боль утихла.

Шли дни, и Элайзия постепенно избавлялась от внутреннего напряжения. Женщина расслабилась в присутствии Саймона и его дочери. Если бы не порка, которой подвергли сына, и если бы не кандалы, снимаемые с него лишь на время завтрака, обеда или ужина, она бы наслаждалась своим пленением, так как оно освобождало от грубого обращения, ставшего обычным явлением под крышей дома Дункана Гордона.

Элайзия давно разглядела из окна своей комнаты сад и однажды, набравшись храбрости, попросила Фрейзера разрешить ей ухаживать за цветами.

— У меня нет лишних людей, чтобы следить за вами, леди Гордон.

— Даю слово, сэр, что не сделаю попытки сбежать.

Ее просьба не вызвала никаких возражений, однако не следовало забывать, что ее сын — опасный пленник.

— Если хотите, чтобы я разрешил вам свободно разгуливать по замку и саду, пообещайте, что не предпримете попытки добыть оружие для вашего сына.

— Честное слово, милорд.

В тот же вечер, прежде чем лечь спать, Элайзия решила воспользоваться предоставленной свободой и по узкой лесенке поднялась на зубчатую стену замка.

Ее взору открылась залитая лунным светом долина. Казалось, все вокруг покрыто серебром — настолько нереальной была картина. Элайзия и не подозревала, что в холодных лунных бликах красота ее становится ослепительной.

Внезапно рядом раздался голос Саймона:

— Лунный свет поразительно идет вам, миледи. Элайзия выразила свое удивление милой улыбкой.

— Вы очень добры, лорд Лавет.

— Я беспокоился о том, как вы здесь одна.

Элайзия повернулась к нему лицом.

— Я должна сделать одно признание, милорд. Я всегда любила находить уединение на стенах замка. Кажется, что здесь ты полностью защищена от зла, наполняющего мир.

— На вашем месте, миледи, следовало бы искать более надежного защитника, — тихо проговорил Саймон.

— Милорд? — удивилась Элайзия.

— Мужчину, миледи.

По его тону она догадалась, что беседа доставляет ему не меньшее удовольствие, чем ей. В глазах женщины появился озорной блеск.

— Мне пришлось на собственном опыте убедиться, лорд Лавет, что мужчины и есть наибольшее зло в этом мире.

Губы Саймона растянулись в едва заметной улыбке.

— Ввиду того, что я олицетворяю собой это самое зло, — чинно поклонился лэрд, — позвольте попросить прощения за то, что нарушил ваше уединение. Желаю спокойной ночи. — И исчез так же бесшумно, как появился.

Бриандру, как и отца, радовало присутствие Элайзии в Солтуне. Бедную девочку, всегда испытывавшую недостаток общения, неудержимо тянуло к пленнице. Она видела в ней свою мать, которой никогда не знала. Элайзия научила ее правильно затачивать иглы, они вместе работали в саду, а иногда Саймон разрешал им выезжать на верховые прогулки и сам сопровождал их.

Казалось, Дэвид единственный из обитателей замка, кто не подозревал о теплой дружбе, возникшей между матерью, Саймоном Фрейзером и его дочерью. Юноша всеми силами избегал разговоров с обоими Фрейзерами даже в тех случаях, когда Саймон снимал с него кандалы и приглашал за стол.