Его звали Вечно Живой Нэд, но это было только прозвище. На самом деле он мог умереть. Он умер уже сорок девять раз и сорок девять раз поднялся из могилы. Правда, когда разошлась молва о его способностях, о похоронах перестали задумываться. Его тело просто бросали куда-нибудь в угол и ждали, пока он воскреснет. А воскресал он всегда. Однако каждая смерть оставляла на нем свой отпечаток: суставы начинали болеть сильнее, а походка становилась все менее пружинистой. Но самое главное, после стольких раз Нэд понял, что есть вещи гораздо более страшные, чем просто смерть.
      Например, смерть, которая повторяется вновь и вновь.
      Жизнь ничем особенно не привлекала Нэда, но тем не менее он изо всех своих проклятых сил старался не погибнуть снова. По крайней мере пока не смог бы умереть наверняка и быть полностью уверенным, что мертвым и останется.
      Для солдата боязнь смерти обычно означала конец службы, однако Нэду удалось найти местечко в бухгалтерии Безжалостного Легиона. От него много не требовалось. Он просто считал деньги. Платили за это мало, но зато работа была безопасной. Безопасной относительно, потому что у начальника было строгое правило переваривать каждого, кто больше трех раз в месяц допускал ошибки в бухгалтерских книгах.
      Война была основным делом Легиона и до того момента, как четыреста лет назад всевозможным обитателям мира наконец удалось забыть о своих разногласиях, приносила неплохой доход. После этого счетоводы Легиона предсказали быстрое и бесповоротное снижение прибыли. И, как и ожидалось, последующие тридцать лет оказались трудными. Однако не стоило забывать, что паранойя не исчезает, даже когда наступает мир. Вскоре каждому королевству, каждой стране, каждой деревушке, где на всех жителей не насчитаешь и двух монеток, неожиданно потребовалась армия. Прежде всего, конечно, для обороны, а еще – чтобы у доброжелательных соседей не появлялось ненужных мыслей. И не важно, что раньше многие прекрасно обходились без армий. Не важно, что у многих было нечего захватывать. В Легионе только радовались, когда их солдат нанимали. Война была хорошим бизнесом. Но мир приносил куда больше прибыли.
      Грифоны никогда не переставали расти. Поэтому Тэйт, прожив больше трехсот лет, был огромен. Его могучие черные крылья достигали двадцати футов в размахе, но он их редко расправлял в своем офисе, где повсюду громоздились бухгалтерские книги, восходящие к самому началу Легиона. В те дни Легион состоял из горстки орков, дюжины наемников и пары драконов-предсказателей. Тогда он еще не стал самой успешной наемной армией трех континентов.
      Тэйт умел говорить. Слава богу, он почти никогда не смотрел на своих собеседников. Взгляд его холодных, черных, немигающих глаз был взглядом хищника и всегда вызывал у Нэда неприятные мысли, даже если все его отчеты были в полном порядке. Нэду совсем не хотелось восстать из мертвых после путешествия через чью-нибудь пищеварительную систему.
      Тэйт медленно и обстоятельно просматривал бухгалтерскую книгу. Его длинные черные когти переворачивали тонкие страницы. Он ничего не пропускал, ни одной мелочи. Ведь он всегда был голоден. Он в недовольстве скривил острый клюв и хлопнул огромными черными крыльями.
      – Очень хорошо, Нэд. Безупречно, как всегда.
      – Спасибо, сэр. – Нэд поправил очки. Вообще-то очки ему были не нужны и только замутняли зрение, но зато они придавали ему ученый вид, а именно этого Нэд и пытался добиться.
      Тэйт отдал ему книгу и оглядел комнату, ни разу не задержав на Нэде взгляда.
      – Для солдата ты слишком хорошо считаешь.
      – Спасибо, сэр. – Нэд еще раз поправил очки, чтобы выглядеть еще ученей, но все те отметины, оставшиеся после сорока девяти ужасных смертей, производили гораздо более сильное впечатление. Его лицо и руки были испещрены шрамами, особенно бросался в глаза один длинный, который шел через всю правую щеку к красному рубцу на шее. Кроме того, у него не хватало глаза, ушная раковина была изуродована, а одна рука его не слушалась. Он обладал всеми признаками человека, который давно уже должен был умереть. Солдат из него был, мягко говоря, неважный.
      Грифон кашлянул, и Нэд принял это за разрешение уйти. Он развернулся и направился к выходу, но Тэйт снова заговорил:
      – Когда тебя только перевели ко мне, я думал, что ты станешь обедом в течение недели. – Он облизнул клюв черным языком. – Вместо этого ты стал одним из лучших моих сотрудников.
      – Спасибо, сэр.
      – Жаль, что мне придется с тобой расстаться.
      Нэд в изумлении посмотрел в беспощадные глаза грифона. Тэйт взъерошил свои серо-черные перья и ухмыльнулся.
      – Я получил это известие только сегодня. Тебя переводят.
      – Переводят, сэр?
      Тэйт очень медленно кивнул и когтем пригладил перья.
      – Я пытался их отговорить, но распоряжение идет с самого верха. От главного управления. – Он порылся в куче документов и достал из нее синий свиток.
      Нэд тихо выругался. Синие свитки были неумолимы, от них нельзя было уклониться. Они были неизбежны как смерть, а в случае Нэда даже хуже, чем смерть. Тэйт передал ему синий свиток, но Нэд пока не спешил развернуть его и взглянуть на новые приказания.
      Тэйт покачал головой. Его львиный хвост лениво двигался из стороны в сторону. Грифон откашлялся два раза и, прежде чем Нэд успел уйти, проговорил.
      – Тебя повысили. Ты это заслужил.
      Нэд слегка сжал зубы. Он всегда так делал, когда был раздражен.
      – Спасибо, сэр.
      – Прими мои поздравления. Руководство, должно быть, возлагает на тебя большие надежды.
      – Спасибо, сэр.
      Нэд крепко держал синий свиток в правой руке, в то время как его негодная левая рука пыталась его выхватить. Ее оторвало в одну из самых неприятных смертей. Рука ожила отдельно от тела, и теперь, хотя врач и пришил ее обратно, она сама решала, что ей делать, и имела обыкновение отвратительно себя вести в трудные моменты. Нэд знал, что, если у нее была бы возможность, она непременно кинула бы свиток в Тэйта. А за это грифон мог его съесть, поэтому Нэд очень волновался.
      Он снова направился к выходу. Тэйт кашлянул, и Нэд остановился.
      – Сэр?
      – Ты свободен. Пришли мне Йипа. В последнее время он очень небрежно работал. Мне кажется, пора принять дисциплинарные меры. – Тэйт щелкнул клювом и широко улыбнулся. – И скажи ему, чтобы он зашел на продовольственный склад и принес хлеб, сыр, бутылку вина и какой-нибудь салат к обеду. Что-нибудь острое, но не слишком сытное.
      Нэд вышел из офиса, чувствуя себя приговоренным. Обычно синий свиток должен был означать что-то хорошее. Например, что высшее руководство уделило ему особое внимание. Но это внимание было подобно вниманию богов с небес. Чаще всего оно подразумевало трагический конец. До настоящего момента Нэду прекрасно удавалось не выделяться на фоне других. Если только не считать бессмертия, от него не зависевшего.
      Когда Нэд шел по коридору, коллеги-бухгалтеры старались на него не смотреть. И все отводили взгляды от синего свитка, который он сжимал в руке. Ходили слухи, что синие свитки ослепляли всех, кроме того человека, которому они предназначались. Правда, это были только догадки, поскольку почти никто не видел синий свиток на самом деле. Тем не менее возможностью посмотреть на свиток никто воспользоваться не хотел.
      Нэд вернулся в свой офис – небольшую комнату, которую он делил еще с двумя существами: крысылом Йипом и слизевиком Боггом. Йип пересчитывал золотые монетки. Время от времени он опускал одну себе в карман. Нэд и Богг всегда делали вид, будто они этого не замечают. Крысыл не нравился обоим, и они не собирались препятствовать ему на его пути в желудок грифона. Богг взвешивал серебряные бруски. Йип поднял глаза и ухмыльнулся.
      – Не повезло тебе, Нэд.
      – Ты уже читал его? – спросил Богг.
      Нэд отрицательно покачал головой.
      – Может быть, там какие-нибудь хорошие новости? – предположил слизевик.
      – Готов поспорить, что тебя переводят на червяковую ферму. – Йип со звоном ударил одной монетой о другую. – Весь день будешь по шею в грязи и навозе сидеть. А эти черви ведь еще и воняют. Ох, как же они воняют.
      Нэд сел, уронил голову на стол и обхватил ее руками. Негодная рука вцепилась ему в волосы.
      – Слава богу, я не ты, – сказал Йип.
      – Тебя хотел видеть Тэйт. – У Нэда не было сил поднять голову и посмотреть Йипу в глаза, но он услышал, как крысыл нервно сглотнул. Нэд почувствовал себя немного лучше.
      Глаза Богга перемещались в его прозрачном теле из стороны в сторону, чтобы смотреть на Нэда со слегка разных углов.
      – Ты бы лучше сначала прочитал свиток, а потом уже паниковал.
      – Я не паникую.
      – Он просто хандрит, – сказал Йип.
      – Может, все не так плохо, как ты себе представляешь, – ответил Богг.
      – Скорее всего я даже не могу представить, насколько плохо. – Нэд прижал синий свиток к столу, как будто тот мог подпрыгнуть и вцепиться в него. – У меня довольно скудное воображение.
      – Дай его мне. – Йип вскочил из-за стола и схватил свиток. Нэд не выпустил пергамента, и они начали недолгое перетягивание каната.
      – Отдай мне чертов свиток! – Крысыл ударил Нэда по руке, и он разжал пальцы.
      – Ты оглохнешь, – сказал Богг.
      – Ослепнешь, – поправил Нэд.
      Богг щупальцами приладил глаза.
      – Да, я думаю, так оно будет правильней.
      С таким же беспечным бесстрашием, которое скоро должно было превратить его в обед для грифона, Йип развернул зловещий документ. Ожидая чего-то ужасного, Нэд и Богг пригнули головы (в случае Богга это была напоминающая голову выпуклость). Но не последовало ни вспышки молнии, ни появления вихря кричащих духов, ни воцарения в офисе дьявольской тьмы. Не хихикнул ни один бес, не было даже ни одного дуновения холодного ветерка.
      – Ну как, ты ослеп? – спросил Богг.
      Йип свернул свиток и положил его обратно на стол.
      – Мне жаль, Нэд.
      Нэд открыл пергамент.
      – Я должен принять командование.
      – Ну, это не так плохо, – сказал Богг с притворным воодушевлением.
      – Над Людоедским отрядом.
      Воцарилась полная, всепоглощающая тишина. Даже ветер перестал завывать в коридорах. Богг не знал куда смотреть, поэтому он просто выдернул глаза из тела и убрал их в выдвижной ящик.
      – Не повезло тебе, Нэд. – Йип сдвинул брови и вразвалку направился к выходу из офиса. Он остановился у двери, на полпути к желудку монстра. – Слава богу, я не ты.

      Орк Гэйбл стукнул кружкой по столу.
      – А я говорю вам, что это расизм. Именно так это и называется.
      Регина тоже стукнула кружкой, но в два раза сильнее орка, следуя правилу амазонок – делать все в два раза лучше мужчин.
      – Легион ничего не имеет против орков. Проклятие, ведь он состоит из них!
      Гэйбл был непреклонен.
      – Ну да. Из злобных, вспыльчивых и ворчливых идиотов орков. Но стоит быть немножко умней, регулярно мыться и избегать причастных оборотов, и тебя перестанут считать орком.
      – Это смешно. – Людоед Фрэнк тоже стукнул кружкой, просто потому что ему показалось, что так надо.
      – Правда? – Гэйбл наклонился вперед и, чтобы никто из его знакомых орков в пабе не услышал, прошептал: – Мне приходилось всю свою жизнь из-за этого страдать. Ты знаешь, сколько раз меня из-за этого не повысили? Между тем каждый несвязно бормочущий, уродливый, слюнявый тупица продвигается вверх по службе.
      – Может, это из-за твоего роста? – спросила Регина.
      – Гоблинского роста, – согласился Фрэнк.
      Гэйбл печально уставился в кружку и сделал еще один глоток.
      – Опять расизм. Не виноват я, что с детства низкого роста.
      – Гоблинского роста, – повторил Фрэнк.
      Гэйбл прищурился. Он уже привык к этому. Хоть и разных габаритов, орки и гоблины были очень похожи. У них была схожая форма черепа, одинаковые скошенные лбы, широкие рты и высоко посаженные уши. Ученые предполагали, что у них был общий предок. И орки, и гоблины считали эту точку зрения абсурдной. А Гэйбл, которому всю жизнь приходилось бороться со своим недостатком, вообще терпеть не мог, когда его сравнивали с гоблином.
      – Я не гоблин.
      – Ты уверен? – спросила Регина. – Может, тебя перепутали в роддоме.
      – Во-первых, у орков нет роддомов. Во-вторых, я не чертов гоблин.
      Фрэнк наклонился вплотную к орку и сощурил глаза. – Просто ты выглядишь ну прямо как гоблин.
      – Орки и гоблины похожи. Это родственные виды.
      – Да, но все мои знакомые орки серовато-голубого цвета. В то время как ты скорее серовато-зеленый.
      – И у тебя очень большие уши. – Регина развела руки, чтобы показать размер.
      – Не говоря уже о том, что на теле у тебя нет ни единого волоска, – добавил Фрэнк.
      – Я бреюсь.
      – Ну, это тоже не по-орочьи.
      Гэйбл вскочил на стол. Но даже стоя на столе, он не производил большого впечатления. Хотя он и был в прекрасной форме, его пятифутовой фигуре явно не хватало мускулатуры. Орки обычно были большими и крепкими. И ни один не был ниже шести футов.
      Рука Гэйбла легла на эфес меча.
      – Следующего, кто назовет меня гоблином, я проткну насквозь.
      – «Насквозь» – это причастие? – спросила Регина. – Он только что использовал причастие?
      – Я не знаю, – признался Фрэнк.
      – «Насквозь» – это наречие. – Гэйбл раздраженно спрыгнул со стола. – Я не удивлюсь, если больше никто в этом пабе не знает этого.
      – Это не расизм, – сказала Регина. – Это сексизм. Командовать должна я, но мужчины думают, что сильная женщина может представлять для них слишком большую угрозу. – Она размяла рукой свой выпуклый бицепс, затем вынула нож и одним мощным ударом вогнала его в деревянный стол по рукоятку. – И не важно, что я безупречно красива. Это только еще больше их пугает.
      Фрэнк и Гэйбл хмыкнули.
      – Вы не согласны? – спросила она с насмешкой.
      – Ты, конечно, красива, – сказал Гэйбл. – Но, по-моему, ты преувеличиваешь, называя себя безупречной.
      – Кто-то слишком высокого о себе мнения. – Фрэнк сделал вид, что сказал это проходящему мимо солдату, не имеющему никакого отношения к беседе.
      Холодные черные глаза Регины еще больше потемнели.
      – Что со мной не так?
      Орк и людоед переглянулись.
      – Ничего, – сказали они одновременно.
      – Просто, ну, ты немного… как бы это сказать? – спросил Фрэнк.
      – Похожа на мужчину, – сказал Гэйбл.
      Регина кинула в орка свою кружку, но тот увернулся.
      – Это похоже на мужчину? – Она выгнула спину, чтобы подчеркнуть свою полную грудь. – Или это? – Она развязала шнурок на макушке, и золотые шелковистые волосы каскадом упали на ее плечи. – Или это? – Она подняла подол юбки, чтобы показать одну из своих длинных, идеальной формы ног. Несколько солдат, сидевших рядом, с вожделением уставились на нее.
      Она схватила ближайшего к ней орка за шею и вплотную притянула его к своим манящим губам.
      – Разве я не воплощение женственного великолепия?
      Он кивнул и сглотнул.
      Она ухмыльнулась еще шире.
      – Ты бы согласился отдать оба своих глаза за один час со мной?
      Он не решался ответить, и она крепче сжала руку вокруг его шеи.
      – Один глаз – может быть, – ответил орк.
      – Только один?
      Он вздрогнул и жалобно пискнул:
      – Я предпочитаю брюнеток.
      Регина швырнула орка через весь паб и прокричала:
      – Кто здесь считает, что я самая красивая женщина, которую он видел в жизни?
      В пабе воцарилась тишина. Наконец один солдат осмелился поднять руку. Она подошла к нему, поблагодарила, а затем вырубила одним мощным апперкотом.
      Фрэнк фыркнул от смеха.
      – Совсем не похожа на мужчину.
      – Я воительница-амазонка, а не какая-нибудь официантка, чтобы на меня глазели.
      – Сначала ты огорчаешься, что мы не замечаем, насколько ты прелестна, – сказал Гэйбл. – Теперь ты сердишься, потому что мы обращаем на твою красоту внимание.
      – Вот это уже похоже на женщину, – хмыкнул Фрэнк. Даже для людоеда он был очень большим, поэтому никто не возражал, когда он взял баранью ногу с подноса, который проносили мимо.
      – Ты отчасти прав, Гэйбл. Без расизма тут не обошлось. – Он откусил полноги и начал с громким хрустом жевать. Когда он говорил, куски баранины и костей вылетали у него изо рта. – Если ты думаешь, что быть орком плохо, попытайся стать людоедом.
      Гэйбл посмотрел на мясные объедки, плавающие в его эле. Он пожал плечами и осушил кружку. Вкус был неплохим, хотя можно было бы обойтись и без людоедских слюней.
      Фрэнк провел своим мясистым черным языком по огромным серым зубам.
      – Ты знаешь, сколько людоедов занимают командные должности в Легионе? Ни одного.
      – Уж не думаешь ли ты, что заслужил повышение? – Регина пыталась собрать свои переливающиеся соломенные волосы обратно в пучок.
      – А почему бы и нет? Я здесь самый старший по званию людоед. А ведь это Людоедский отряд.
      – Только людоеды могут командовать людоедами? Ты это хочешь сказать? – спросила Регина.
      – Это немного похоже на расизм, – сказал Гэйбл.
      – Дело не в том. – Фрэнк рыгнул, и что-то вылетело у него из глотки, шмякнулось в другом конце зала и укатилось в темноту. – Дело в том, что я просто рассуждаю, как можно продвинуться по службе.
      – Просто согласитесь, нас всех просто снова поимели, – вздохнул Гэйбл.
      Они с размаху чокнулись кружками.
      – Ну и кто этот новый парень? – спросил Фрэнк.
      – Вечно Живой Нэд.
      – А я думал, он – просто вымысел.
      – По-видимому, нет.
      Фрэнк заворчал.
      – Ну и как мы собираемся убить парня, который не может умереть?
      Регина оставила волосы в покое, и они упали ей на плечи. Какой-то весь покрытый шрамами солдат никак не мог отвести взгляд от ее прекрасных локонов. Вскочив из-за стола, она сломала ему нос и вернулась обратно.
      – Он может умереть.
      – Ты уверена? – спросил Фрэнк. – У него все-таки говорящее имя: Вечно Живой.
      – Он человек и, прежде всего, мужчина. – Она произнесла последнее слово с ненавистью. – Все люди, а тем более мужчины, смертны. Следовательно, Нэд тоже должен быть смертным.
      – Не хочу разрушать твой силлогизм, – сказал Гэйбл, – но я просмотрел его дело.
      – Что еще за силлогизм? – спросила Регина. У нее было скверное настроение, и она не хотела пропустить какое-нибудь оскорбление в свой адрес.
      – Силлогизм – это умозаключение, в котором из двух суждений-посылок получается третье – вывод.
      Фрэнк подозрительно покосился на Гэйбла.
      – Это ты выдумываешь.
      – Нет, не выдумываю, – ответил Гэйбл. – Это примитивная философия. В книге прочитал.
      – Чтение, – сказал Фрэнк. – Не особо по-орочьи.
      Гэйбл сделал вид, что этого не слышал.
      Суровые глаза Регины сверкнули.
      – Ни один мужчина, смертный или бессмертный, не может сравниться с амазонкой. Он умрет. Мы найдем способ убить его.
      Они усмехнулись.
      Гэйбл встал.
      – Мне пора идти. Новый командир прибывает через пятнадцать минут. Его доверенный первый офицер должен быть на месте, чтобы приветствовать его.
      Фрэнк и Регина снова усмехнулись. Когда орк ушел, они заказали еще по одной.
      – Тоже мне силлогизм! Я все равно считаю, что он гоблин, – сказала Регина.
      Фрэнк пожал плечами.
      – Некоторые всегда недовольны собой.
      – Несчастные глупцы.
      А затем амазонка ударом сбила с ног тролля, который неосторожно загляделся на ее грудь.
      В Безжалостном Легионе на Рухов надевали упряжь и использовали в качестве транспорта. Этот эксперимент давал неоднозначные результаты. Гэйбл предпочел бы гигантских стрекоз. Их было легче приручить, на них было легче и даже немного быстрее летать. Но большим шишкам, которые руководили подобными вещами, больше нравились царственные, похожие на рептилий, покрытые трепещущими красно-золотыми перьями и ужасно вопящие птицы. Короче, всем было наплевать на мнение Гэйбла.
      Рухов вообще нельзя было приручить. Максимум, что с ними можно было сделать, – накормить и постараться не раздражать их. Когда они не были голодны или недовольны, они обычно вели себя хорошо. Если, конечно, не было сезона спаривания. Или их внимание не привлекал какой-нибудь громкий звук. Или сверкающий предмет. Или запах жареного цыпленка. Или им не казалось, что пахнет цыпленком. Или у них просто не было желания растоптать что-нибудь своими громадными ногами. Для таких гигантских созданий они были страшно прыгучими.
      Гэйбл посмотрел на небо. Рейс задерживался на десять минут. Может быть, это была обычная задержка. Может быть, транспорт проголодался и остановился перекусить. Тогда это был бы первый случай, когда нового командира переварили до того, как он достиг крепости.
      В программе с Рухами и во всех других проектах, где требовались бесстрашные работники, с потерями которых можно было бы не считаться, были задействованы гоблины. Их беспросветная тупость была на руку. Иначе с такой скоростью, с которой они размножались, они уже давно наводнили бы весь мир.
      Гэйбл остановил проходящего мимо гоблина. На нем был шлем с гребнем пилота эскадрильи. Гэйбл не мог точно вспомнить, у какой из эскадрилий был такой шлем. Либо у ЛетающихПолдников, либо у Непрожуйцев. У этого пилота было три насечки на шлеме, означавших, что он три раза успешно взлетел и приземлился на Рухе, при этом не погибнув. Его можно было считать закаленным ветераном.
      – Слушаю, сэр! – пилот небрежно отдал честь, но Гэйбл не обратил на это внимания.
      – Есть какие-нибудь новости о командире?
      – Нет, сэр! – прокричал пилот. – Но я уверен, что с ним все в порядке!
      Гэйбл посмотрел на загоны. В них взад и вперед расхаживали четыре Руха. Их длинные змеевидные хвосты поднимали в воздух облака пыли. Их безжалостные глаза сверкали. Самая большая птица, высотой примерно в тридцать пять футов, вдруг укусила другую. Укушенный Рух пронзительно завопил и ответил обидчику. Вскоре все четыре монстра вопили и рвали друг друга на куски. Пол загона был весь в пятнах засохшей крови и огромных перьях, оставшихся после предыдущих ссор.
      Три гоблина, вооруженные длинными заостренными палками, вбежали в загон. На языке укротителей Рухов их называли «усмиряйщиками». Одного из них неуклюжая птица расплющила. Второго ухватила клювом и проглотила. На смену погибшим пришли новые укротители, и, спустя несколько минут разъяренного клекота и испуганного повизгивания, Рухи успокоились. Два гоблина, которых не съели или не раздавили между делом, вышли из загона, широко и довольно улыбаясь.
      Гэйбл никогда, ни за какие коврижки даже близко не подошел бы к одной из этих проклятых птиц.
      Пилот почувствовал его опасение.
      – Однажды полеты на Рухах станут самым безопасным способом передвижения, сэр!
      В его словах не было ни капли сомнения. Хотя Гэйбл терпеть не мог, когда его путали с гоблинами, он восхищался их неистребимым оптимизмом.
      – На вашем месте, я бы не волновался за командира, сэр! Эйс – наш лучший пилот, сэр!
      Гэйбл сделал шаг назад. Крики гоблина начинали утомлять.
      – Сколько у него полетов?
      – Семь, сэр!
      Гэйбл был поражен.
      – Он, должно быть, хорош.
      – Да, сэр! Он действительно знает, что делает! И потом, Рухам не нравится его вкус, сэр! Они глотали его три раза, сэр! И все три раза выплевывали, сэр!
      – Как ему повезло. – Гэйбл знаком отпустил гоблина. – Ты свободен.
      Пилот снова отдал честь.
      – Спасибо, сэр!
      Когда звон в ушах Гэйбла утих, Рух наконец-то показался на горизонте. Его полет был на удивление ровным, огромные крылья величественно и мощно поднимались и опускались. Но посадка была самой сложной частью. Рухи были грациозны в воздухе, но неуклюжи на земле.
      Пилот натянул вожжи, пришпорил Руха, и тот резко нырнул вниз. Когда, казалось, столкновение с землей уже неизбежно, птица затормозила и, не разу не споткнувшись, остановилась. Укротители бросили пилоту веревку, он обвязал ее вокруг шеи Руха и, широко улыбаясь, соскользнул по веревке вниз.
      Даже для гоблина Эйс был низкого роста – чуть выше двух футов. Несмотря на это он был полон удали и выглядел эффектно. Почти героически. Он снял защитные очки и отбросил за плечи свой длинный шарф. У него не хватало одного уха, по-видимому, откушенного Рухом. Или кем-нибудь еще. Жизнь гоблинов была опасна.
      – Сэр. – Он не отдал честь, а только достал нож и сделал еще одну насечку у себя на шлеме. Зажатая у него в зубах трубка воняла какой-то отвратительной травой. Гэйбл не мог определить какой. Вонь напоминала тухлое мясо и испорченные фрукты. Ничего удивительного, что Рухи не хотели его есть.
      Со спины птицы раздался голос.
      – Извините, а как мне отсюда слезть?
      – Ну, вы можете спрыгнуть! – крикнул Эйс. – Или спуститься по лестнице – вам решать!
      С одной стороны свисала веревочная лестница, и Нэд начал спускаться. Он был на полпути к земле, когда весело прошмыгнувшая мимо белка встревожила Руха. Птица повернулась, потеряла равновесие и рухнула. Гэйбл и Эйс стояли достаточно далеко, чтобы их не раздавило, но Нэду повезло меньше. Грохот от падения трехтонной птицы заглушил его исполненный ужаса крик. Руху понадобилось время, чтобы подняться на ноги.
      Гэйбл подошел к раздавленному командиру.
      – Черт, ну и месиво.
      – Он и до этого так выглядел, – сказал Эйс. – Разве что только шея не была так изогнута.
      – Сэр? – Гэйбл ткнул Нэда пальцем. – Сэр?
      – Он на сто процентов мертв. – Эйс пнул труп.
      – Но ведь он – Вечно Живой Нэд.
      – Видимо, придется поменять имя на Нэд Мертвее Некуда. – Эйс пнул тело еще раз, попрыгал на грудной клетке, потеребил сломанную шею. – Ага, этот точно преставился.
      Гэйбл нахмурился.
      А затем он улыбнулся. Хорошо, когда проблемы решались сами собой.

      В Медной цитадели не было подобающего кладбища. Ее населяли в основном людоеды, орки и гоблины, которые могли в худшем случае просто споткнуться о бездыханное тело, а в лучшем использовать его для развеселой игры «Запули трупака», в которую любили играть орки, изрядно подвыпив. Но в цитадели служили еще и люди, а в Безжалостном Легионе было официальное правило уважать любой уклад, даже такой абсурдный, как человеческий. Поэтому на никому не нужном клочке земли было устроено примитивное кладбище.
      Могильщиками служили два людоеда – Уорд и Ральф. Эта работа прибавляла пару монет к их жалованию. Они спокойно могли сачковать, и никто, кроме мертвых, не заметил бы этого. Но Уорд относился к своему делу с почтением, которое немного передавалось и Ральфу. Они были типичными людоедами: высокими, широкоплечими, волосатыми существами с красноватым цветом кожи, большими ртами и крохотными, близко посаженными глазами. Ральф был немного волосатей Уорда, А Уорд был немного выше. В этом заключалось их главное отличие.
      Ральф выгреб еще одну лопату земли и покосился на заходящее солнце.
      – Темнеет. Яма уже достаточно глубокая.
      Уорд пожал плечами.
      – Не знаю. У предыдущего командира яма была поглубже.
      – Это потому, что он мне нравился.
      – Может, тебе и этот понравился бы, Ральф.
      Они внимательно посмотрели на тело Нэда, на его выпученные глаза и лиловый язык, торчащий из сизого рта.
      Ральф нахмурился.
      – По-моему, похож на засранца.
      – Все похожи на засранцев, когда умирают.
      Ральф ухватил Нэда за ногу, поднял в воздух и потряс.
      – Это, конечно, да, но какой идиот будет звать себя Вечно Живым Нэдом, а потом вдруг возьмет и умрет?
      – Засранец, – сказали они в один голос.
      Ральф швырнул тело обратно в яму. Крупным могильщикам не понадобилось много времени, чтобы завершить похороны. Небо затянуло темными тучами. Несколько тяжелых капель дождя упали на землю. Уорд водрузил незатейливый могильный камень.
      – Милый камушек, – похвалил Ральф. – Когда ты его сделал?
      – Сразу, как только услышал, что едет новый командир. Не думал, что придется так скоро им воспользоваться.
      Помимо Нэда на простом кладбище покоились еще десять людей. На каждой могильной плите было начертано имя мертвого человека, который командовал Людоедским отрядом. Случались и другие жертвы, но хоронить нужно было только людей. Орков скармливали Рухам. Одного эльфа сожгли на погребальном костре. Был еще и гном, но того разорвало на такое количество кусочков, что никто не захотел собирать их все. Так что Ральфу и Уорду так и не пришлось узнать, как у гномов положено обращаться с мертвыми.
      – Мне кажется или мы стали тратить на этих ребят меньше времени, чем раньше? – спросил Ральф.
      – Тебе кажется. Хотя этот тянет на рекорд. Подожди секундочку. Тут надо кое-что исправить. – Уорд вынул из-за пояса зубило и молоток и выбил «не» перед «живой».
      – Мы должны сказать пару слов? – спросил Уорд.
      – А это обязательно? – спросил Ральф.
      – Людям, по-моему, такие вещи нравятся.
      Раздался гром. Приближалась буря.
      – Ладно. Только давай побыстрее. – Ноздри Ральфа раздулись, он втянул носом воздух. – Пахнет дождем. И магией. Черной магией.
      Немногие людоеды рождались способными учуять магию. Существование такого дара ни разу не было доказано другим расам, но людоеды принимали его, как само собой разумеющееся.
      – А как пахнет черная магия? – спросил Уорд.
      Ральф понюхал еще раз.
      – Как клубника со сливками. – Он вытер капли дождя, попавшие ему на глаза. – Давай начинай свою речь.
      Уорд начал что-то говорить, но остановился. Начал еще раз и снова остановился.
      – В чем дело? – спросил Ральф.
      – Я не был знаком с ним.
      – Ладно, я скажу, – вздохнул Ральф. – Здесь покоится еще один человек. Я не знал его, но он не сделал мне ничего плохого, поэтому я думаю, что он был неплохим парнем. Хотя не стоит забывать, что он был человеком. А все люди – засранцы. Кроме того парня, имя которого я не могу вспомнить.
      – Да, – сказал Уорд. – Того жирного.