(предчувствуется скорая развязка)

      Вечерело.
      Хранитель Луций, обнаруживший Великих Отцов в кабаке “Проказник Дионис”, пришел в поистине неописуемое состояние гнева.
      — Вы что, совсем сдурели? — орал он на заправляющихся местным пивом братков. — Вы забыли, кто вы такие, за кого нам приходится вас выдавать. Вы что, хотите народного восстания?
      — Какое восстание? — улыбнулся Сан Саныч. — Папаша, не суетись.
      — Да если народ узнает, что вы прилетели из космоса, он за считанные часы сроет всю Утопию, — гневно зашептал Хранитель.
      — Это еще почему? — удивился Степановский. — За каким таким хреном?
      — Да потому что официально считается, что планета Утопия плоская, — ответил Луций, — и стоит на трех опоссумах, которые в свою очередь плывут на гигантской каракатице.
      — Где плывут, — не понял Гена Фуфел, — в канализации, что ли?
      — Нет, — буркнул Хранитель, — в мировом океане.
      — А океан тот где находится? — усмехнулся Сан Саныч.
      — В чашке чая великана Copra, — ответил Хранитель.
      — Так, а великан где сидит? — не унимался Воротилов.
      — На кухне великой сущности, — огрызнулся Луций.
      — Ну а кухня?
      — Кухня находится в желудке одного из опоссумов, подпирающих землю, — Хранителя явно тяготил этот разговор.
      — Так что ж это получается, — сказал Степановский, — замкнутый круг какой-то. И кто же эту белиберду придумал?
      — Я, — невозмутимо ответил Луций.
      — Ну и зачем?
      — Чтобы граждане Утопии по ночам спали спокойно, а то смотрит человек в звездное небо, смотрит, и мысли ему всякие в голову нехорошие приходят вроде: “А для чего, мол, он на свете живет? В чем смысл всего его существования? Действительно ли вселенная бесконечна?” А наутро, глядишь, уже восстание, вождя толпой идут свергать, мол, что такое тирания по сравнению с величием вселенского бытия.
      — Мудрено, — кивнул Сан Саныч, — хотя, с другой стороны, что-то в этом, блин, есть.
      — Подавление личности, — согласился Марк Степан овский.
      — Тотальное зомбирование через средства массовой информации, — добавил Гена Фуфел, и они заказали себе еще по кружке пива.
      Луций от злости чуть не откусил себе язык.
      — Вы, вы, вы… — начал он и, посчитав мысленно до десяти, сказал, — уже темнеет, вам нужно вернуться к космическому кораблю и перевести остальных соплеменников для ночлега в Хрустальный дворец.
      — Вот это, блин, отель, — согласились братки, — идем, плешивый.
      На улице Великих Отцов снова ждал паланкин.
      — Да нет, — махнул рукой Сан Саныч, — мы лучше на пишкарусе поедем, ноги немного разомнем.
      — Правильно, — усмехнулся Гена Фуфел, — доберемся до звездолета топтобусом. Но Луций был непреклонен.
      — Неблагодарные хряки, — орал он, — а ну немедленно залезли в паланкин, еще не дай Бог фотографии с вашими перепитыми мордами в утренний выпуск газет попадут.
      Короче, добрались до пирамиды на паланкине.
      А земная братва на корабле спала.
      Сан Саныч гордо проследовал в грузовой отсек и при помощи Марика с Фуфелом выгнал из звездолета свой золотой шестисотый “мерседес”, чуть не угробив при этом рессоры с коленвалом, когда спускал “мерс” вниз по ступенькам пирамиды.
      Но машина немецкими бюргерами была сработана добротно, как и все у педантичных фрицев, на совесть.
      Хранитель Луций изумленно вытаращился, рассматривая автомобиль, а из корабля стали выбираться заспанные братки.
      — Короче, пацаны, — сказал им Сан Саныч, садясь в “мерседес”, — слушайте этого лысого. Он вас в гостиницу местную отведет, но смотрите мне, чтобы без приколов всяких, не посрамите Землю перед лицом аборигенов.
      Братки понятливо закивали.
      — Хорошо, Сан Саныч, не беспокойся. Воротилов повернулся к сидящему за рулем Гене Фуфелу:
      — Давай, Генчик, трогай.
      Устроившийся рядом с авторитетом Степановский полез в мини-бар за стопкой финской водки, и, весело посигналив, “мерс” тронулся с места, провожаемый безумным взглядом Хранителя Луция.
      — Куда? — только и смог прошептать он. Но золотой шестисотый уже несся по улицам столицы Утопии.
      — Сделаем полный круг по городу, — сказал Сан Саныч, — после чего вернемся в гостиницу. Гена Фуфел за рулем кивнул.
      — Эх, — опустив стекло, Воротилов подставил лицо потоку прохладного ветра, врывающегося в салон мчащейся машины, — люблю прокатиться перед сном.
      Попадающиеся по пути редкие прохожие испуганно шарахались, вжимаясь спинами в здания, но, замечая в салоне Великих Отцов, почтительно приклоняли головы.
      — Вот же, блин, житуха, — сказал Степановский, — поселиться здесь, что ли?
      — А как же рынки? — возразил Сан Саныч. — Ведь здесь нет рынков.
      — Точно, — согласился Марик, тут же помрачнев, — рынков нет.
      Выехав из города, “мерс” бодро покатил по проселочной дороге, минуя треугольные поля с пасущимися овцами.
      — О, смотрите, лев, — ткнул пальцем в окно Степановский.
      Сан Саныч, отобрав у Марика рюмку, вернул ее обратно в бар.
      — Хватит водку жрать, — раздраженно бросил он, — а то сейчас не только лев, но и кенгуру розовые привидятся.
      Степановский обиделся:
      — Говорю вам, там был лев.
      — Опаньки, — сказал Гена Фуфел, сбрасывая скорость.
      Воротилов со Степановским непроизвольно охнули.
      У обочины дороги голосовала высокая блондинка 90-60-90 в камуфлированном бикини и с доской для серфинга под мышкой.
      — Спасатели Малибу, — прошептал Степановский.
      Воротилов же, подобрав челюсть, приказал Фуфелу затормозить.
      Вблизи блондинка оказалась еще роскошней. Ее загорелые прелести колыхались при движениях, словно надувной матрац на море в штормовую погоду.
      В горле у братков моментально пересохло.
      — Эй, парни, — сказала блондинка, виляя соблазнительными бедрами, — не подкинете меня до ближайшей гостиницы?
      Братки переглянулись.
      Гена Фуфел проворно выскочил из машины и приглашающе открыл для девушки дверцу.
      — Спасибо, — блондинка одарила шофера многообещающей улыбкой, и Гена чуть не растаял, олигофренисто улыбнувшись в ответ.
      Доску для серфинга блондинка оставила на дороге, что было весьма подозрительно, но братки внимания на это, естественно, не обратили, занятые созерцанием м… м… более интересных вещей.
      — Меня зовут Памела, — кокетливо сообщила девушка, когда, развернувшись, братки поехали обратно в город, — а вас как?
      — Августин, — представился Сан Саныч, заговорщицки подмигивая Степановскому.
      — Тиберий, — сообщил, усмехнувшись, Марик.
      — Спирос, — буркнул Фуфел, пялясь вместо дороги на загорелые икры блондинки.
      — Вы греки, что ли? — спросила девушка.
      — Ага, — кивнул Сан Саныч, — древние.
      — А здесь, наверное, отдыхаете?
      — По туристической путевке, — ответил Степановский.
      — Я, кстати, тоже, — улыбнулась Памела.
      Все это было чертовски подозрительно, но, как говорится, мужики не всегда думают тем местом, которым положено, гм… заранее прошу прощения у прекрасных читательниц.
 
      Секундочку, позвольте, а что же делали в это время бравые космические путешественники Фух, Рональд, капитан милиции Синицын и бывший киллер, а ныне меценат Белочкин?
      Да ничего они не делали, сидели в парке у озера и резались в карты, поскольку по замыслу проигравший должен был пойти в разведку.
      — Дама пик, — басом ревел Рональд, — где моя дама пик…
      — А вот еще семерочка, — хихикал Белочкин, подкидывая карту.
      — Товарищи, секундочку, — возразил Фух, — а почему в колоде два червовых туза?
      Беззаботно посвистывая, Рональд начал рассматривать кроны деревьев.
      — Вечереет что-то, — задумчиво произнес он.
      — Рональд, — Фух швырнул в коперфильдца червовым тузом, — ты мухлюешь.
      — Кто, я? — удивился Рональд. — Да вы что, мужики, честнее картежника Рональда нет во всей вселенной.
      — О, и дам червовых две, — удивился Синицын, просмотрев колоду.
      Игроки переглянулись.
      — Что? — спросил Рональд. — Что такое, я купил эту колоду на Ганимеде, видимо, она бракованная…
      В общем, после пятиминутного избиения второго пилота в разведку вызвался идти Белочкин, захватив из салона корабля свою “скрипку”.
      — А инструмент тебе зачем? — удивился Фух.
      — Боюсь оставлять без присмотра, — невозмутимо ответил Белочкин, — Страдивари все-таки.
      Когда он ушел, Синицын с Фухом при помощи корабельного кибера занесли связанного Рональда в звездолет, заперев его в трюме.
      — Сволочи, — ревел коперфильдец, неистово вырываясь, — дайте мне осмотреть двигатели…
      В сгущающихся сумерках Белочкин крался, пробираясь кустами.
      — Ух, е… — изумленно сказал он, когда по дороге совсем рядом с кустами пронесся золотой шестисотый “мерс”.
      Глаз у Белочкина по-прежнему был наметанный и потому он успел, хотя и мельком, рассмотреть пассажиров.
      В машине сидели Сан Саныч Воротилов и Марк Степановский с какой-то сисястой моделью “Плейбоя”.
      — Вот, блин, люди непробиваемые, — сказал Белочкин, выйдя на пыльную дорогу, — они даже в космосе ухитряются жировать по понятиям, словно и не на другой планете, а на Карибах каких-нибудь отдыхают.
      Проводив шестисотый взглядом, Иннокентий Петрович не спеша двинулся в ту же сторону, куда уехал “мерс”. Что-то ему подсказывало, что в той стороне обязательно обнаружится город, и, если не Лас-Вегас, то уж какая-нибудь Санта-Моника с роскошным отелем и казино, это уж точно.
 
      А в Хрустальном дворце братва уже расположилась на ночлег, и когда к дверям подкатил, сияя фарами, шестисотый “мерс” Сан Саныча, братки уже храпели.
      Ни охраны у дверей, ни Хранителя Луция нигде не было видно.
      Авторитеты, выбравшись из машины, вошли во дворец.
      — О, — сказала Памела, взяв под руку балдеющего Гену Фуфела, — надеюсь, эта гостиница пятизвездочная?
      — А то, — кивнул Воротилов, — как лучший коньяк.
      В общем, одно за другое и как-то так получилось, что Гена Фуфел с блондинкой оказались в одном коридоре, а Сан Саныч с зевающим Степановским, в другом.
      — Ох, — прохрипел Гена, когда Памела за шиворот поволокла его в какую-то нишу.
      — Сделаем это прямо здесь, — хищно произнесла девушка.
      И Гена теперь не на шутку перепугался.
      — Извини, — сказал он, пытаясь оттолкнуть буквально напрыгивающую на него красотку, — но я не могу.
      — Почему? — спросила девушка, обнимая братка. Гена замялся.
      — Ну, я долгое время принимал вредные стероиды, — ответил он, — когда в качалку ходил и теперь вот… не могу.
      — Так ты что же, дурак, думал мы с тобой сейчас сексом заниматься будем? — удивилась блондинка.
      — Ну да, — в свою очередь удивился Гена, — чего уж там.
      И в следующую секунду браток медленно осел на пол с серебряной шпилькой в правом глазу.
      — Номер четвертый, — насмешливо произнесла девушка, поправляя прическу…
      А Сан Саныч со Степановским потерянно блуждали по пустым коридорам дворца.
      — Слушай, Марик, — сказал Воротилов, — а мы часом не заблудились?
      — Да не знаю, — ответил Степановский, — о, смотри…
      Братки обернулись, успев заметить пробежавшего в конце коридора маленького подростка в пионерской форме.
      — Не, ты видел? — Степановский на всякий случай потер глаза.
      Сан Саныч кивнул:
      — Ох, не нравится мне эта зловещая тишина, ох, не нра…
      — А-а-а-а, — взвыл кто-то совсем недалеко, — измена.
      Сан Саныч со Степановским побледнели, и через минуту дворец наполнился дикими криками сражающихся.
      — Перья, братва, хватайте перья, — ревели в отдалении голоса.
      Дойдя до конца коридора, Сан Саныч заглянул за угол.
      А за углом шла самая настоящая резня, Варфоломеевская ночь истребления гугенотов, точнее землян.
      — Ах, Хранитель, сука, — зашипел Воротилов.
      Ловко орудуя короткими мечами, дворцовая стража вовсю мочила разбуженную братву. Видимо, по замыслу земляне должны были умереть во сне, но привычка со времен зоны ставить у дверей ночной горшок спасла братве жизнь, но ненадолго. Перья против мечей мало чем помогли. Тела братков медленно укрывали полы дворца.
      — Бежим, — закричал Степановский, потащив Воротилова за рукав, — пока нас не хватились.
      — Но я не могу их бросить, — ответил Сан Саныч, — там ведь моя братва.
      — Бежим, — не унимался Марик, — им уже не поможешь, и ты не капитан “Титаника”, скорее.
      Выскочив на улицу, авторитеты залезли в шестисотый, но машина не заводилась.
      — Что за хрен? — Сан Саныч с чувством ударил кулаком по рулю и, выскочив из “мерса”, открыл капот. Аккумулятора не было.
      — Сан Саныч, — позвал Степановский, также выбравшись из машины, — смотри.
      Все четыре колеса “мерса” были проколоты.
      — Но кто, — Воротилов оглянулся, — кто мог это зде…
      Возле машины стоял невысокий подросток в пионерской форме. Под мышкой он легко держал аккумулятор.
      — Здравствуйте, Сан Саныч, — улыбнулся мальчик, — к сожалению, вы идете в списке под номером пятым.
      — Ты кто? — Воротилов испуганно попятился к дворцу, прикрываясь удивленным Степановским. — Тебе чего надо?
      — Я — Ликвидатор, — просто ответил пионер, доставая из-под синей курточки длинный нож, — вас заказали мне новые марсиане.
      Внезапно над головой Сан Саныча что-то просвистело, и в следующую секунду подросток, выронив нож, повалился на землю. В его правом плече появилась маленькая, на глазах затягивающаяся дыра.
      — Ах ты… — лицо пионера перекосила злобная гримаса, и он на глазах у онемевших братков превратился в длинноногую Памелу.
      — Ну что, мальчики, развлечемся? — предложила блондинка, держа в правой руке автомат УЗИ.
      Вторая пуля, просвистев над братками, попала блондинке прямехонько промеж глаз. Девушка ойкнула, опрокинувшись навзничь.
      А от угла дворца отделилась невысокая тень с ружьем, в которой Степановский с ужасом узнал хрючевского Чистильщика.
      — Мама, — заскулил рэкетир, — мама, я сплю.
      — Бежим, идиоты, — заорал Белочкин, хлестко ударив Степановского рукой по лицу, — его нельзя убить.
      — Плохие мальчики, — сказала пытающаяся подняться с земли блондинка, — вы испортили мне прическу.
      И братки побежали.
      Сан Саныч лихорадочно соображал.
      “Белочкин меня кинул, — на ходу размышлял он, — а теперь он меня спасает, что, блин, все это значит. И как он вообще здесь оказался?”
      — Сюда, — киллер свернул в какой-то переулок, — скорее, я заминировал дворец.
      — Что ты сделал? — испуганно переспросил пришедший в себя после истерики Степановский.
      Но Белочкин не ответил, да ответа и не требовалось. Земля под ногами беглецов вздрогнула, и над городом поднялся вырастающий словно на дрожжах черный гриб.
      — Это что, атомная бомба? — завизжал Степановский.
      — Я похож на идиота? — спросил Белочкин, перелезая через невысокий каменный забор.
      — Нет, — ответил за Марка Воротилов, — не похож. Совсем.
      А над столицей Утопии вставало кровавое зарево.
      Нет, дорогой читатель, это было не зарево колоссального пожара. Хрустальный дворец не горел, поскольку там практически нечему было гореть. Это вставало местное солнце, знаменуя собой начало следующего дня, знаменуя утро.
      Ведь это вам не Земля, здесь ночи втрое короче, в общем, преследователям сие обстоятельство было только на руку.
 
      — Скорее, — Белочкин на ходу профессионально перезаряжал винтовку.
      Блеснули в лучах почти уже вставшего местного солнца переливающиеся пули.
      — Серебро, — пояснил киллер браткам, передергивая затвор, — думал, поможет.
      На улицах стали появляться ранние прохожие, недоуменно рассматривающие бегущих землян.
      — Внимание, — раздалось над городом, — начинается час всеобщего очищения.
      — Ух, — Сан Саныч вытер взмокший лоб, — а я уже думал, про нас сейчас что-нибудь объявят.
      — Типа, сбежали Великие Отцы народа, — усмехнулся Белочкин никогда не теряющий чувство юмора, — за поимку почетная грамота от Хранителей.
      — Внимание, начинается час всеобщего очищения, — повторил приятный баритон в спрятанных под карнизами зданий репродукторах, — дышите глубже, граждане.
      — Очищение, — удивился Степановский, — от шлаков в организме, что ли? Вроде ешьте, граждане, только растительную пищу.
      Но рэкетир оказался не прав, в чем воочию через минуту убедился.
      Из водосточных труб на зданиях хлынул розовый пар, клубами стелясь по асфальту, и утопийцы, застывшие на своих местах, с блаженными улыбками на лицах вдыхали этот пар, смеясь при этом, словно дети.
      — Что это, — закричал Степановский, — иприт?
      — Не знаю, — ответил Белочкин, затравленно озираясь, — но на всякий случай этой гадостью не дышите.
      — Легко сказать, — хмыкнул Воротилов, наблюдая, как уровень дыма над землей поднимается.
      В конце улицы, по которой они бежали, появились здоровые бугаи в коричневой форме с палками и в респираторах, под предводительством до боли знакомого коротышки в противогазе.
      Вдыхающие розовый дым на улицах утопийцы пустились в пляс.
      — Все, попали, — отчаянно закричал Степановский, и земляне остановились на небольшом островке мостовой еще не тронутой дымом.
      Канализационный люк под ногами Сан Саныча вдруг зашевелился.
      Воротилов благоразумно отпрыгнул в сторону, а из открывшегося люка появилась зеленая всклокоченная голова.
      — Скорее сюда, — сказала голова, — и старайтесь не дышать парами амброзии.
      — Пророк? — не поверил своим глазам Воротилов.
      — Он самый, — кивнула голова, — скорее прыгайте в люк.
      Земляне попрыгали.
      Последним в подземелье спустился Белочкин с ружьем, расстроенный тем, что ни в кого больше не удалось пострелять.
      — Идите за мной, — Пророк проворно двинулся по темному туннелю, — я друг, вы ничего плохого не думайте, я вам помогу.
      — А они за нами в туннель не полезут? — спросил пытающийся отдышаться после бега Степановский.
      — Нет, — ответил Пророк, — они крыс боятся.
      — А здесь есть крысы? — визгливо спросил рэкетир.
      — Марик, заткнись, — гаркнул Сан Саныч, и Степановский успокоился.
      — Что это был за дым там на поверхности? — поинтересовался Белочкин, постоянно держа палец на спусковом крючке винтовки.
      — Это амброзия, — пояснил Пророк, — пар очищения, по сути психотропный наркотик. На нем мир Утопии в принципе только и держится.
      — Вдохнул, значит, — догадался Сан Саныч, — и сразу идеалы демократии и всеобщего братства полюбил.
      — Да, именно, — подтвердил Пророк, — неполноценными идиотами легко управлять.
      — Что-то типа нашей рекламы, — согласился Степановский, — и голливудского мыла.
      — Подонки, — зло бросил Белочкин.
      — А они так, кстати, не считают, — возразил Пророк, — осторожно, здесь низкий потолок.
      — Кто не считает? — не понял Степановский.
      — Да Хранители, а кто же еще? Они ведь себя в великие благодетели записывают, мол, мы преемники Отцов с небес.
      — Нас, что ли? — хмыкнул Воротилов.
      — Да нет, — ответил пророк, — тех идиотов, что переселенческую колонию здесь организовать хотели, а потом, бросив молодежь, улетели, соскучившись по цивилизации, вибронужников им с теплыми сидушками не хватало.
      — Вот-вот, — согласился Белочкин, — так всегда в истории: ученые рассуждают то о роли сильной личности, то о взрывоопасном социуме, подверженном всяким там умозрительным безумным теориям, а на самом деле все банально сводится к нужникам, мол, бачки текли, вот интеллигенция царя и свалила.
      — Да в головах у них бачки текли, а не в туалетах, — возразил Сан Саныч, сильно поумневший за последнее время, — ты, Кеша, не обобщай. Земля — это особый случай, когда доктора бессильны.
      Туннель вскоре закончился большим помещением, освещенным факелами.
      В центре помещения имелась лестница, уходящая вверх, где терялась в сумерках крышка канализационного люка.
      — Удел пророков — всегда непонимание, — грустно сказал зеленоволосый бунтарь, — мы вечно оказываемся то в канализации, то на кресте, а наши труды валяются на помойках, но я уже вроде как привык.
      — Бедняга, — Воротилов похлопал Пророка по обклепанному плечу куртки, — хочешь, лети с нами. Я тебе на Земле издательство целое подарю, будешь свои трактаты печатать.
      — Нет, — покачал головой Пророк, — в таком случае я утрачу смысл своего существования. Ведь я есть только пока существует противостоящий, ненавидящий меня режим.
      — Ну прямо Боря Пастернак, — усмехнулся Степановский, блеснув интеллектом, — этот, как его, Жирафов, или Живагов, не помню уже…
      — Эх, Марик, — сказал Воротилов, — жопа ты рэкетирская, любишь лирические моменты гадить, удавил бы тебя, да вот перед Пророком стыдно.
      — Ничего, — возразил Пророк, — я отвернусь.
      — Эй, вы чего, — закричал Степановский, — рехнулись?
      — А что там наверху? — задрав голову, задумчиво спросил Белочкин.
      — Да заповедник этот, — ответил Пророк, — где ваша тарелка космическая стоит.
      — Ну что ж, прощай, друг, — сказал Воротилов, роняя скупую мужскую слезу, — спасибо тебе.
      — Все-таки, Сан Саныч, похоже, розового дыма немного глотнул, — шепотом сообщил Белочкину Степановский, многозначительно ухмыляясь.
      — Да не за что меня вам благодарить, — смутился Пророк, — ведь, спасая вас, я еще больше насолю Хранителям.
      — О, наш человек, — кивнул Марик, — везде и во всем нужно искать выгоду. Ну, в общем, бывай.
      И они вместе с Белочкиным полезли по лестнице вверх.
      — Ну ты это, смотри, чтобы тебя не поймали, — добавил Воротилов и тоже полез по лестнице.
      — Не беспокойтесь, не поймают, — крикнул ему вслед Пророк, снимая зеленый парик, под которым были длинные вьющиеся золотые волосы.
      — Наследный принц Корнелий Плебс? — прошептал Сан Саныч, мельком глянув вниз. — Да нет, чушь, показалось…

      — Ну вот и все, — сказал Белочкин, когда в иллюминаторах показался медленно удаляющийся шарик планеты Утопии.
      Воротилов со Степановским, откинувшись в удобных креслах, тихонечко посапывая, дремали.
      — Ну и что нам с ними теперь делать? — спросил Фух, прокладывая курс на Землю. — Мы ведь должны были за ними следить, а не спасать с сумасшедшей планеты.
      Капитан Синицын, достав из кармана наручники, осторожно подкрался к браткам и ловко приковал их обоих друг к другу.
      Воротилов со Степановским даже не пошевелились.
      — Никуда они теперь от правосудия не денутся, — сказал, потирая ладони, Синицын, — они арестованы и будут сданы полковнику Толстолобову лично в руки.
      — Ну это ваше дело, — сказал Фух, — мне вон Рональда теперь лечить надо от белой горячки, высажу вас на Землю и сразу назад в космос, отвезу его в наркологический диспансер на Плутоне.
      — Да, вот это проблема, — согласился Белочкин, любовно поглаживая футляр от скрипки.
      — Внимание, — сообщил бортовой компьютер, — корабль пытается взять на абордаж какой-то непонятный космический катер без опознавательных знаков.