— Вот она, долина Горячих Камней! — торжественно сообщил один из Семенов, окидывая взглядом невиданный ландшафт.
      Беглецы стояли на небольшой возвышенности, а внизу… это трудно описать словами. ЭТО действительно нужно было видеть, и любые слова здесь излишни.
      Наверное, когда-то давным-давно тут произошло грандиозное сражение. Вся долина была заставлена каменными изваяниями ужасных великанов. Лица гигантов были невероятно напряжены, особенно выделялись несколько воинов, несущихся вперед и сметающих все и вся на своем пути. У ног этих воинов катился гигантский каменный шар. Шар несся аккурат к непонятной дырчатой горе, у которой, расставив руки, гордо застыл другой великан, как видно, противник стремительных вояк.
      Русичи не сразу заметили, что у каждой статуи на спине высечен особый номер и что боевая одежка у всех довольно сходная: короткие штанцы да безрукавки.
      — Так это же… — выдохнул догадливый Тихон.
      — Точно! — ошарашенно подтвердили Семены. — Каменные великаны гоняют лысого!
      То, что заколдованные исполины играли в столь любимую на Руси спортивную игру, верилось с трудом. Однако факт был налицо. Круглый гигантский камень был не чем иным, как «лысым», основным и, пожалуй, единственным спортивным снарядом популярной молодецкой забавы.
      Однако кроме застывших в движении игроков здесь была еще одна чудовищная статуя.
      С огромной высоты долину Горячих Камней обозревал медитирующий в позе лотоса каменный колосс, по-видимому, самое главное божество. Было только непонятно, отчего колосс облачен в краинские шаровары, а на выбритой макушке у него торчит оселедец. Однако простым смертным разгадки подобных тайн были, к сожалению, недоступны.
      Хоть и жуткая внизу простиралась картина, но ничего не поделаешь, надобно было спускаться. Страх перед навьей нечистью, остававшейся где-то позади, толкал беглецов во взмокшие спины.
      — Нам повезло, что на свадьбе Бабок-ежек не было, — тихо заметил Гребибля, — а то бы мы ни вжисть от них не отбились…
      И русичи все как один поглядели в синее небо.
      Но там наверху все, кажись, было в полном порядке: ни Бабок-ежек, ни Горынычей, ни прочей летучей пакости, лишь облака, за которыми, впрочем, мог скрываться кто угодно.
      — Накличешь тут еще! — недовольно огрызнулся Тихон. — Братца моего, если вы не забыли, мы уже потеряли.
      — Конечно, не забыли, — отозвались Семены, — да хранит сего доблестного молодца великий Велес!
      Тихон тяжко вздохнул.
      «Как ты там, Гришка? — грустно подумал княжий племянник. — А что, ежели слопало тебя ненасытное Лихо или, того хуже, отдало на растерзание своим ужасным гостям?».
      Как помнил Тихон, Лихо Одноглазое не было людоедкой. Нимфоманкой и истеричкой — это да, но не людоедкой. Таким образом, у Григория был какой-никакой шанс спастись. Синица в руках куда лучше дятла на дереве, хотя Гришке сейчас особо и не позавидуешь.
      Беглецы осторожно спустились в долину и только здесь смогли в полной мере оценить воистину невероятные размеры гигантских изваяний. Жуткое заклятие настигло великанов в момент яростной битвы, казалось, еще мгновение — и они снова оживут и тут же растопчут идущих внизу русичей.
      — Что, боязно, братья? — усмехнулся Глазастый. — Смотрите в оба и камней лучше не касайтесь, а то мал чего…
      Лысая голова медитирующего в конце долины великана скрылась в сгустившихся облаках. Были видны лишь сложенные по-половецки ноги и голый мускулистый торс с амулетом на груди.
      — А енто кто, часом, не знаете? — указал Тихон на непонятного каменного созерцателя.
      — Понятное дело, знаем, — ответил Ювелир. — Это батька Тарас Цибуля, верховное божество краинцев.
      — А какого рожна он тут делает? — удивился Гребубля.
      — Да кто ж его знает, — пожал плечами Ювелир. — Говорят, пришел взглянуть на игру, да так и заснул, во сне заклинание древнее невзначай взболтнув. Вот все в статуи и превратились.
      — Чудны дела твои, Велес, — прошептали лодочники, осторожно обходя каменного «лысого».
      Благополучно перебравшись через жуткую долину, русичи обратили внимание на то, что вокруг заметно потеплело. Семены тут же поскидывали верхнюю одежонку, однако с каждым шагом становилось все жарче.
      — Видно, близко уже Горячие Камни, — предположил Глазастый, к чему-то постоянно принюхиваясь.
      В воздухе явно попахивало серой.
      — Считай, спасены, — радостно сообщил Ювелир. — Сюда уж точно ни одна нечисть не сунется.
      — А отчего так? — сразу же насторожился Тихон.
      В ответ Ювелир скорчил недовольную гримасу:
      — Все-то тебе надо, все тебя интересует. Сказано, нечисть сюда не суется, вот и радуйся. Запаха серы они боятся пуще осины какой…
      Но чего-чего, а радоваться Тихону совсем уж не хотелось. Их спасение пока можно было назвать весьма относительным, мало ли что еще могло приключиться. Во всяком случае, княжий племянник не чувствовал себя пока в полной безопасности. К тому же неясно было, как там Григорий. Все ли у него в порядке? Хотя какой уж тут, к лешему, порядок.
      А ведь если что, то Всеволод с первого с Тихона спросит, отчего брата не уберег. Отчего смалодушничал, когда требовалось проявить стойкость и не позволить Григорию совершить совершенно безумный поступок. Но нельзя не признать, что способ свести счеты с жизнью Гришка выбрал весьма оригинальный, — раздумывал Тихон.
      Енто как игра в рассейскую рулетку.
      Ставятся в ряд десять пушек, а заряжена токмо одна, и на каждой, прямо на дуле, сидит подвыпивший русич. Бабах! И сразу ясно, кому повезло, а кому нет, в особенности когда по ошибке заряжены девять пушек из десяти…
      Пробрались сквозь сухие цеплючие заросли и увидели Горячие Камни. В общем-то ничего особенного, камни как камни. Большие. Горячие. Пар вокруг валит словно в баньке какой. Решили разуться, так оно быстрее идти будет.
      Пар поднимался от небольших, но наверняка очень глубоких луж, то тут, то там попадающихся на пути. Чуть правее, между клочьями стелющегося по земле тумана виднелся темный свод южного неба.
      — Далече, однако, нас от дома занесло, — присвистнул Гребибля, только сейчас оценив размах их вынужденного путешествия. — Это что ж, выходит, Край Земли?
      — Он самый! — кивнули Семены. — Гиблое место…
      — Ну спасибо, утешили, — отозвались лодочники.
      — Да вас послушать, так везде гиблые места, — возмутился Тихон. — Уже и ногой не знаешь куда ступить, дабы на неприятность какую не нарваться.
      — Тс-с-с-с… — Один из Семенов приложил палец к губам. — Тихо!
      Разбойники шустро схоронились за большим камнем.
      Тихон маленько замешкался.
      Что же они там услыхали?
      Что-то похожее на лязганье раздавалось где-то за ближайшими валунами.
      Тихон осторожно прокрался вперед. По ровной каменистой дороге на лошадиных скелетах скакали закованные в броню Кощеи.
      — Мамочка… — тихонько прошептал княжий племянник и был тут же грубо затащен чертыхающимися Семенами в укрытие.
 
      Горынычеплан стремительно разрезал грозовые тучи.
      — Никак, снег скоро повалит, — покачал седой головой Иван Тимофеевич, крепко стоя у штурвала летучей ладьи.
      Князь Всеволод потуже запахнул ворот расшитого золотом кафтана.
      — Нужно спуститься ниже, ничего ведь не видать.
      — Сделаем! — кивнул оружейный затейник и громко крикнул в открытый лаз трюма: — Левша, сбавь-ка малость скорость…
      Левша слегка шлепнул Горыныча по чешуйчатым ляжкам. Змей тут же послушался, две боковые головы, икнув, погасили пламя, средняя же по-прежнему продолжала изрыгать гудящий огонь.
      Ничего не скажешь, рептилия быстро училась.
      Помощники Моторного Капитана тут же поспешили к двум остывающим головам, просовывая в горячие щели намордников вяленую рыбу в качестве некоторого поощрения послушной зверушке.
      Ладья стала снижаться, подчиняясь искусному управлению отца Ильи Муромца. Вот горынычеплан опустился ниже темных туч, и глазам предстала неописуемая картина.
      Внизу по заснеженной равнине медленно растекалась вражеская армада.
      — Я так и знал, что они именно сегодня перейдут в наступление, — кивнул Всеволод. — Слава богам, у нас уже все готово для ответного удара.
      — Денек выстоим! — кивнул Иван Тимофеевич. — А вот далее…
      — Будем действовать умом да хитростью, — усмехнулся Ясно Солнышко. — Нужно как следует пощупать этих мериканцев за вымя.
      — Машинерия у них — одно загляденье, — восхищенно прицокнул языком оружейный затейник, вглядываясь с приличной высоты в ползающих внизу железных сороконожек.
      Всеволод задумчиво пощипывал бородку:
      — Парамон, ко мне!
      Из трюма выскочил перекошенный плечистый дровосек, заменивший князюшке сбежавшего ученого секретаря Николашку Острогова. Конечно, Парамону было далеко до Николашки, но вот в расторопности дровосек явно превосходил подлого летописца.
      — Тута я, Ясно Солнышко!
      — Что у нас там касательно наземной разведки? Что барабашки лесные вызнали? Помнится, мы засылали нескольких ночью в лагерь супостата.
      — Э… — Парамон достал из-за пазухи несколько смятых листов бересты.
      — Меня интересует все, что касается вчерашнего дня! — добавил Всеволод, видя явное замешательство на глуповатой физии помощничка.
      «Этот хоть, в отличие от Николашки, дурачка из себя не строит», — удовлетворенно отметил про себя князюшка.
      — Вот! — Дровосек потряс над головой каким-то грязным листом. — Тута написано… э… э…
      — Дай, сам прочту! — нетерпеливо потребовал Всеволод.
      — Да я грамотен, — обиженно пробурчал Парамон. — Просто барабашки неразборчиво пишут. Ага, вот! Вчера вечером в мериканский военный лагерь были завезены особые съестные припасы, «шматсы» называются. Солдаты утром их схарчили и в наступление поперли.
      — А что это такое, там написано? — раздраженно поинтересовался Ясно Солнышко.
      — Все тут написано чин чином, — радостно подтвердил дровосек. — «Шматсы» — енто шоколадки такие, их мериканец как съест, так сразу умнее становится. А без «шматсов» у них мозги набекрень съезжают. Теперь ясно, отчего они не сразу в наступление перешли, ждали, видно, обозы с провизией. Тута еще написано, что один из барабашек украл образец. Где же он тут у меня был…
      И Парамон принялся озабоченно ощупывать свои карманы.
      Наконец что-то таки нашел. Просиял.
      — Вот! — Дровосек протянул Всеволоду маленькое надкушенное нечто в яркой обертке.
      Князюшка брезгливо поморщился:
      — Это еще что за пакость?
      — Мериканский «шматс»!
      — А почему надкушено?
      Парамон густо покраснел.
      — Вот я тебя сейчас плеткой! — пригрозил Ясно Солнышко, отбирая у помощника секретное оружие супротивника.
      Достав кинжал, Всеволод аккуратно срезал надкушенную часть шоколадки, выкинув испорченный кусок за борт. Оставшуюся часть освободил от обертки и с великой осторожностью засунул себе в рот.
      — А вдруг отравлено? — запоздало спохватился стоящий у руля Иван Тимофеевич.
      — Енто навряд ли, — жуя, промычал Ясно Солнышко. — Парамошка вон весь аж пышет здоровьем.
      Парамон в ответ радостно улыбнулся: мол, и тут услужил князю.
      Продолжая жевать, князюшка строго посмотрел на дровосека:
      — Ну что, образина болотная, отвечай, ума тебе после съедения мериканской сладости прибавилось?
      — Вроде как, — испуганно ответил Парамон, ощупывая голову. — Ушанка вот почему-то с утра не налазит…
      — Да енто же моя шапчонка-то! — вдруг гневно воскликнул отец Муромца и, выпустив штурвал, отобрал у дровосека кроличий треух. — А я все гадаю, куда подевалась. Понятно, что на твою макитру она не налезет…
      — Воруешь, значит! — Всеволод снял с пояса любимую плеть.
      Парамон побледнел и кубарем свалился в трюм.
      — Тревога! — прокричал сверху смотровой. — По левому борту летающая машина супротивника!
      Князюшка резко обернулся. К разведывательному горынычеплану стремительно приближались сразу три железные «гарпии».
      — Ясное дело, нас заметили! — кивнул Иван Тимофеевич. — Иначе и быть не могло… Эй, Левша, полный трехголовый!!!
      — Есть полный трехголовый! — зычно донеслось снизу.
      Через минуту, исторгнув мощные струи пламени, Горыныч швырнул легонькую ладью в хмурое небо. Вражеские гарпии явно отставали.
      — Куда уж им теперь, — рассмеялся оружейный затейник, лихо поворачивая штурвал, — у них-то ведь болванки бездушные, а у нас все живое, родное, рассейское: и Горыныч, и доски корабельные из родного леска выструганные. Магия земли родимой нам помогает.
      — Может, стоило принять бой? — с сомнением проговорил князюшка, когда мериканские «гарпии» исчезли далеко позади.
      — Коль не было бы тебя, князь, на борту, пужнули бы разок нечестивцев, — ответил отец Муромца, — а так… лишний раз рисковать такой важной персоной я не вправе…
      «Что ж, мудро», — мысленно усмехнулся Всеволод, а вслух сказал:
      — Быть сегодня сражению великому!
      А чему быть, того, как известно, не миновать.
 
      Военный штаб расположили на возвышенности, откуда отлично просматривалось возможное место первой серьезной стычки: небольшой реденький лесок и замерзшая узенькая речушка.
      Мериканцы перли с запада на восток и через полчаса должны были появиться аккурат в этом месте, во всяком случае, так рассчитал князь Всеволод после короткой, но очень эффективной воздушной разведки, еще раз подтвердившей полезность довольно сложного в изготовлении горынычеплана
      Командовать сражением должен был Богдан Шмальчук, но в последний момент он передал жезл главнокомандующего Всеволоду, решив все-таки быть поближе к своим отважным краинцам. За этими шельмами нужен глаз да глаз, особенно в бою.
      Ясно Солнышко хмуро вглядывался в развернутую на спине согнувшегося пополам Парамона карту. Прочие князья седлали коней, готовясь по первой же команде выводить на поле боя свои ратные дружины.
      Всеволод продолжал хмуриться.
      — Кто там у нас в резерве? — ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался князюшка.
      — Половцы хана Кончака, — отозвался крутящийся рядом Пашка Расстебаев.
      — Что-то не очень доверяю я этому мерзавцу косоглазому, — пробормотал Всеволод, водя пальцем по карте.
      — Половецкая собака наверняка нас предаст, — отозвался забравшийся на коня Вещий Олег, — причем в самый неподходящий момент.
      — Еще в резерве имеются дровосеки! — добавил Расстебаев. — То бишь народные ополченцы.
      — Гм… — кашлянул Ясно Солнышко, но от комментариев воздержался.
      Внизу, прямо у возвышенности, на которой располагался военный лагерь, поспешно разворачивался расчет тульских пушкарей под командованием Ивана Тимофеевича.
      — Давайте, дармоеды, поживей, поживей! — доносилось снизу.
      Слышались недовольное ржание вьючных лошадей да ругань помогающих устанавливать орудия дровосеков.
      В темном небе с гулом пронесся ревущий горынычеплан, завис над лагерем и по спирали плавно пошел вниз.
      — Идут, аспиды! Прямо сюда идут, как мы и думали, — прокричал сбежавший по опущенному трапу Осмомысл.
      — Хорошо! — Всеволод усмехнулся. — Расстебаев, посылай вестового барабашку, пущай воздушные силы ждут моего сигнала.
      — Есть послать барабашку! — обрадовался Павел и, ловко выцепив из воздуха невидимую нечисть, запустил ее в направлении ближайшего хвойного леска, где дожидались своего часа Бабки-ежки в количестве восьмидесяти штук.
      Пошел снег. Достав дозорную трубу, Ясно Солнышко с тревогой вгляделся в горизонт и тут же узрел арьергард вражьей силы.
      В небе показались железные «гарпии», и было их не меньше дюжины. Мериканские «птички» первыми начали атаку. За спинами русичей заплясали маленькие огненные смерчи.
      Всеволод выхватил меч, подавая условный знак, и тут же из-за елового леса в небо взвился десяток устрашающе воющих ступ. «Гарпии» стали разворачиваться. Добрый десяток заговоренных самонаводящихся осиновых веников класса «воздух-воздух» кинулся вслед за воздушными машинами противника. Через несколько секунд шесть вражьих механизмов исчезли в залившем небо волшебном племени.
      — Пока что нормально! — кивнул Всеволод, обозревая наступающего противника.
      К сожалению, сейчас мериканцы находились вне зоны артиллерийского обстрела.
      В низине громыхнуло.
      Одна из железных «гарпий» рухнула аккурат на головы наступающим войскам.
      Пора было ставить огненные ловушки.
      Ясно Солнышко отдал нужный приказ. Внизу среди чахлых деревцев тут же замелькали избушки на курьих ножках; замирая на месте, они потешно приседали, роняя на землю по два, а то и три золотых яйца. Враги открыли по избушкам ураганный огонь.
      Ходячие домики отступили, не понеся потерь.
      Артиллерия супротивника оказалась значительно мощнее, однако с точностью у супостатов было пока не очень.
      Бабки-ежки в небе перестроились.
      Оставшиеся железные «гарпии» предпочли отступить.
      К воюющим ежкам уже присоединились их подруги из Третьей ударной эскадрильи имени Кощея Карпатского. Эти ежки отличались небольшой маневренностью, но зато несли в своих ступах до десятка боевых веников класса «воздух-земля».
      Мериканская артиллерия била и по небу, однако вокруг каждой ступы был возведен прочный магический барьер. Такой же барьер силами двенадцати лесовиков защищал артиллерийские позиции и княжеский лагерь.
      Сообразно разработанному плану ежки начали веникометание, одновременно с ними ударили тульские пушки.
      Всеволод восторженно прицокнул языком. В наступающей армии появились заметные бреши. Огненные вспышки вражьей артиллерии рвались уже над самой головой. Враги пристрелялись, но магический барьер пока держался.
      В небо из елового леса взвилась элитная эскадрилья «Костяная Голова». На каждой ступе был изображен скалящийся череп Змея Горыныча. Новые ступы, окрашенные исключительно в черный цвет, минуя свинцовый заслон противника, ринулись в тыл врага, и вскоре там раздались оглушительные взрывы. Ежки с легкостью подожгли боеприпасы супостатов.
      — Может, снова задействуем избушки? — неуверенно предложил Осмомысл, видя, что противник подобрался уже довольно близко.
      — Рано, братец, рано, — отмахнулся от него Всеволод.
      Внизу неумолчно била тульская артиллерия.
      — Заряжай! — зычно неслось сквозь глухие залпы и хлопки близких разрывов. — Наводи!.. Ядрить!
      Все сорок пушек выстрелили одновременно, Всеволод чуть не оглох. По правилам ведения боя артиллерия должна была стрелять по двадцать орудий за раз.
      — Эй, там, внизу, какого лешего?!! — взъярился князюшка.
      — Извиняй, Ясно Солнышко, увлеклись малость, — прокричал в ответ раскрасневшийся Иван Тимофеевич. — Первые двадцать заряжай! Второй расчет, приготовсь!
      — Зарядили, отец.
      — Наводи!.. Ядрить!
      Грохнуло значительно тише, но Всеволоду все равно показалось, что его снова огрели кузнечным молотом. С каждым залпом тульские пушки палили все громче и громче, словно постепенно стервенея.
      Враги явно не ожидали такого отпора, подойдя еще ближе, они тут же нарвались на огненные ловушки. Золотые яйца, заранее отложенные избушками в особых лунках, разом сдетонировали. Полыхнуло так, что у не успевших зажмуриться русичей заплясали белые круги перед глазами. Чахлого леска как не бывало. Низина разом почернела, комья вырванной взрывом земли падали вниз, смешавшись с крупными хлопьями снега.
      — Осмомысл, выпускай половцев! — скомандовал Всеволод.
      Князь Осмомысл кивнул и, надев на копье половецкую лисью шапку, принялся размахивать ею, подавая условный сигнал.
      Хан Кончак, конечно, не был дураком и понимал, то русичи не желают сейчас лезть на рожон и губить свои ратные силы. Ну а что до половцев, так на них российским князьям глубоко наплевать, вот и посылают кочевников на порядком обгоревшее поле боя. Однако после столь успешного артиллерийского обстрела, поддержанного значительными воздушными силами, сражаться на обугленной земле было практически не с кем. Взрывная мощь, высвобожденная из огненных ловушек, искалечила ходячие механизмы противника до полной неузнаваемости.
      Русичи и сами подивились силе древней военной магии, которую вызвали.
      Давно ведь ни с кем не воевали, вот и переборщили малость с волшебным зарядом.
      Дымящиеся груды железных «богомолов» и «сороконожек» выглядели вполне впечатляюще.
      Видя такое дело, половецкий хан пронзительно свистнул, и половцы на стремительных лошадях ринулись вперед, тесня отступающего противника, который вяло отстреливался от шныряющих в небе Бабок-ежек.
      Истратившие весь свой боевой запас, ежки крутили вниз заговоренные кукиши, насылая на прячущихся внутри ходячих механизмов солдат всяческую порчу: выпадение волос, шепелявость, мозоли на языках и чиряки на ягодицах.
      Половцы быстро пересекли обугленное поле битвы, а дальше остановились, ибо завалы разбитой вражьей машинерии были непроходимы.
      Покинув свой дозорный пост, Всеволод ловко взбежал по трапу на борт горынычеплана и уже через минуту смог воочию убедиться в грандиозности одержанной победы.
      Выжженная земля простиралась на сколько хватало глаз. Было жаль землю-матушку, но ничего не поделаешь, не мы с мечом пришли, а к нам враги при оружии наведались.
      Рядом с взлетевшим горынычепланом тут же возник почетный эскорт из ступ эскадрильи «Костяная Голова». Все Бабки как на подбор были крючконосы и у каждой на носу красовалось по волосатой бородавке. На головах черные платочки, на глазах особые выпуклые окуляры для полетного удобства. Ступы этой эскадрильи были самые скоростные во всей Руси.
      «Хорошо сражаться, имея за спиной поддержку родной земли, — думал Всеволод, вглядываясь в нестройные ряды отступающей вражеской армии. — Вряд ли нам удалось бы выиграть это сражение за пределами Руси. Военная магия наверняка была бы тогда бессильна».
      Князюшка прекрасно понимал, что первая удача ничего пока не решает. Сегодня они столкнулись лишь с небольшой частью вражьей силы. На самом-то деле неприятеля тьма-тьмущая, просто мериканцы неверно повели свою стратегию, разделив основные силы на несколько равных частей. Теперь уж они точно одумаются и соберут войска в один мощный кулак.
      Вот только знать бы, куда этот кулак в первую очередь ударит.
      М-да, что называется, вопрос вопросов.
 
      — А давайте проследим за Кощеями, — отважно предложил один из Семенов.
      — Да вы что?! — зашипел Тихон. — Ума лишились? Да они нас…
      — Погодь, паря, — Глазастый небрежно отмахнулся от немного трусоватого дружинника. — Наш брат дело говорит. Интересно ведь, чего это они тут шныряют.
      Гребибля с Гребублей тоже, похоже, были не прочь взглянуть на непонятно суетящихся рыцарей, и Тихон нехотя сдался.
      Железных чурбанов было не так много, с полдюжины.
      Соблюдая все мыслимые предосторожности, русичи двинулись следом за дребезжащими страхолюдинами.
      Кощеи, судя по всему, никуда особо не спешили. Доехав до закругляющегося у земли Купола Великой Преграды, аспиды спешились и принялись колдовать у мутной стены, сдирая с нее отстающую матовую краску.
      Русичи подобрались ближе.
      В Куполе уже зияло большое черное отверстие или скорее уж пятно, которое Кощеи аккуратно закрашивали светло-серой свежей краской. Стало быть, обновляли. Дивно все это.
      — Странные дела на Руси творятся, — прошептал Ювелир и тут же поправился: — Вернее, за ее пределами. Что все это означает?
      — Да какое нам дело, — продолжал бурчать Тихон, — поглазели, и довольно. Эка невидаль, Кощеи Небесный Купол ремонтируют. Да у нас на Руси вещи и поинтересней случаются. Взять то же Лихо…
      — Лихо?!!
      И все без исключения нервно обернулись, дабы посмотреть, не скачет ли где поблизости неугомонная «красотка».
      — Никогда, слышишь, никогда… — прорычал красный как рак Глазастый, — не произноси при нас это имя, иначе… не посмотрим даже на дружбу, которая сплотила нас в трудную минуту.
      — Да ладно вам, мужики, чего уж там… — пошел на попятную Тихон, — ну мало ли чего сболтнул сгоряча…
      Внезапно лица разбойников слегка вытянулись. Тихон не сразу понял, что все смотрят ему за спину. Следовало немедля обернуться. Ох, и не хотелось же этого делать! Но неизвестность хуже чудища любого, так и поседеть враз можно.
      Превозмогая себя, дружинник медленно обернулся.
      За его спиной спокойно стоял высокий Кощей в черных доспехах, держащий в каждой руке по ведерку с резко пахнущей светло-серой краской.
      — Я, я, зер гут… — гулко донеслось из-под опущенного забрала массивного квадратного шлема.
      Ноги у Тихона непроизвольно подкосились.

      Беспамятство, братцы, худшая из напастей.
      Злая штука это беспамятство и, что хуже всего, часто всякие шутки желает с людьми шутить. Вот пойди разбери, проснувшись в незнакомом месте, сколько ты этаким макаром провалялся: час, день или же… страшно и поразуметь, целый год, а то и поболе. Да и как звать-то тебя, чай, не сразу смекнешь.
      Открыв глаза, Муромец первым делом здорово их выкатил и уж только затем решил оглядеться. Огляделся. Вроде как изба. Ухоженная. Опрятная.
      Пахнет благовониями. У свежевыбеленной печи сидит на полу замухрышка-домовой и сосредоточенно ковыряется в маленьком носу.
      — Дык… — озадаченно выдал Илья, вложив в это слово все царившее сейчас в его пустой головушке недоумение.