— Итак, высказано ценное предположение, — объявил Ясно Солнышко, наливая себе из стоящего на столе кувшина душистого кваску. — Полагаю, что недалеко сие предположение от истины. Скорее всего, дела так и обстоят. Супостаты ожидают подмогу и потому ни в какие бои пока не ввязываются. Чем же все это для нас обернется?
      — Ясно чем, — пробасил Вещий Олег, — сметут нас враги, аки ураган соломинку. Мы и так из последних сил едва держались. Куда уж нам с ними тягаться. Витязи многие устали, кое-кто серьезно ранен. Дровосеки ненадежны, моральный дух с каждым днем падает, о дисциплине в отдельных отрядах я вообще не говорю. Воздушные силы на исходе.
      — Сколько мы ступ за время боев потеряли, Иван Тимофеевич?
      Около семи десятков! — тут же ответил оружейный затейник. — Но зато в секретных верфях строятся новые воздушные корабли.
      — И сколько?
      — Девять штук.
      — А как обстоит дело с Горынычами?
      Тут отец Муромца слегка приуныл.
      — С Горынычами плохо, — нехотя признался он. — Из новых в наличии имеется один двухголовый и молодой трехголовый, но он слишком мал еще, не потянет ладью, надорвется. Правда, Кукольный Мастер обещал мне механических змеев предоставить, но что-то не спешит пока.
      — С этим понятно! — кивнул Всеволод. — А как у нас с силами поддержки пехоты?
      — Избушки понесли боевых потерь меньше всего, — ответствовал оружейный затейник, заправлявший всеми механизированными частями Руси, — отремонтированы старые, построены новые. Мы тута с Левшой уже готовим самостоятельные версии.
      — Самостоятельные версии? — заинтересованно переспросили князья. — Поясни, затейник.
      Иван Тимофеевич скромно улыбнулся.
      — Енто новое мое изобретение. Избушки-самоубийцы. Вместо двух членов екипажа внутри располагаются магические бомбы большого заряда. Также мною увеличена внешняя броня, состоящая из тройного слоя заговоренной древесины. Для пущего наращивания скорости я добавил новой избушке особую третью ногу.
      — Ух ты! — усмехнулся в бороду батька Лукаш, пытаясь вообразить этакую начиненную взрывчаткой каракатицу.
      — Окон и дверей нет, — продолжал пояснять оружейный затейник. — Я бы рисунок показал, но из соображений секретности его с собой не ношу. Ну что еще… Ах да, на крыше две трубы вместо одной, от двух паровых двигателей.
      — Это все славно, отец, как видно, с великой смекалкой подошел ты к делу, — похвалил изобретателя Шмальчук. — Одного я не пойму, кто же будет управлять новой избушкой?
      Отец Муромца, как оказалось, и это уже продумал.
      — Управлять новой избушкой будет помещенный внутрь невидимый барабашка. Ему-то все равно, барабашка смерти не боится, он и так неживой. Мы с Левшой уже набрали группу патриотов-добровольцев. Ну а что касается непосредственно действия, то тут все просто. Избушка-самоубийца стремительно прорывается в стан врага, опосля чего происходит ее самопроизвольное уничтожение, иными словами, взрыв.
      — И сколько их уже вами сделано? — решил уточнить заинтересовавшийся изобретением Всеволод.
      — Пока только тридцать штук.
      — Тридцать штук, — задумчиво повторил Ясно Солнышко, — маловато, отец, маловато…
      — И все-таки, други, — проговорил со своего места батька Лукаш, — я бы проверил этих мерзавцев на вшивость.
      — О чем это ты, княже?
      — Диверсию бы какую устроить, — мечтательно пояснил седорусский князь, — дабы врагу неповадно было.
      — А вот это мы мигом, — оживился Всеволод. — Есть у меня один план… я когда-то таким вот образом с сиверскими дровосеками поступил. Вот умора была.
      — Рассказывай! — живо потребовали князья.
      — Сражаясь с заокиянским врагом, нам следует исходить из старой рассейской поговорки, — несколько издалека начал Ясно Солнышко, — а именно: что русичу хорошо, то мериканцу смерть. И вот я вас спрашиваю, что нам, братья, хорошо?
      Князья призадумались.
      — Ну крепкая банька — это хорошо, — проговорил Вещий Олег, — в особенности зимой…
      — Краинский борщ, вот славная штука! — воскликнул Шмальчук. — Отравим аспидов трехнедельным борщом…
      — Не то, но уже теплее, — усмехнулся Всеволод. — Подумайте, други, что нас в тяжкие моменты жизни всегда спасает. Ну, когда прямо в петлю от тоски лезть хочется?
      — Медовуха!!! — одновременно выдохнули князья.
      — Вот! — Ясно Солнышко потряс в воздухе указательным пальцем. — Заокиянские завистники твердят, что медовуха аль первач лыковый есть не что иное, как хваленая национальная славянская идея. Чушь собачья. Наша национальная идея — это земля родная, сосновые боры, березки, подорожник, сруб славный свежеуложенный. Рассейскому человеку ведь раздолье надобно, чистое поле да быстрая речушка, вот она наша идея, неотделима она от любви к краю родному.
      — Верно, — закивали прочие князья, — правильно сказал…
      — Так вот к чему же я все-таки клоню, — продолжал Всеволод, — а клоню я к тому, что надобно нам попробовать врага вторгшегося опоить.
      — Да как же ты их опоишь? — изумился князь Владимир. — Да они сразу палить начнут, как только тебя с кувшином медка славного заметят.
      — А никто и не предлагает открыто им спиртное давать, — возразил Ясно Солнышко, — все произойдет… как бы случайно. Токмо нужны храбрые добровольцы.
      — Храбрые добровольцы всегда в наличии, — усмехнулся Шмальчук и, открыв маленькое оконце, пронзительно свистнул.
      Через несколько минут в Киевский кремль ввалились раскрасневшиеся на морозе бравые казачки.
      — Звал, княже? — улыбаясь во весь рот, спросил Нетудыбаба.
      — Вам новое задание! — коротко бросил гетман. — Всеволод, поясни.
      — Значит, план мой таков…
      И Ясно Солнышко подробно изложил только что посетившую его хитрую мысль.
      Прочие князья этим планом остались вполне довольны.
      Казаки же поначалу несколько растерялись, услышав, что дело довольно простое и касается славного спиртного напитка. Но быстро раскумекали, что хитрый план Всеволода здорово опасен, и бодро занялись всеми необходимыми для дерзкой вылазки приготовлениями.
      Ведь как ни крути, а правда была на их стороне.
 
      Сорок бочек с лучшим лыковым первачом были аккуратно уложены в просторную грузовую телегу и для верности обвязаны прочной толстой веревкой.
      Первач был невероятно крепкий и достаточно качественный. Вкус что надо. Пьешь его, пьешь, а в голову не бьет. И с каждой кружкой все больше хочется. Но потом как долбанет… Бесовское варево!
      Кое-кто даже утверждать брался, что ежели сей лыковый первач в какую заокиянскую самоходную повозку заместо топлива залить, то она все равно будет ездить, притом еще резвее, чем прежде. Так-то вот.
      Ну а запах у лыкового первача был просто умопомрачительный. Крепкие просмоленные бочки так и благоухали на всю округу, и вскоре к нагруженной до краев телеге сбежались дровосеки из народного ополчения. Нюх у лесных тружеников касательно выпивки был что надо. За версту, шельмецы, первач чуют, ну а медовуху и того дальше.
      Ситуация грозила перерасти в небольшой военный бунт. Дровосеки неуклюже толпились у воза, шевелили носами, причмокивали губами, закатывали глаза, вдыхая чудесное, милое работящему сердцу благоухание.
      Но лыковый первач, как оказалось, охранялся пятью краинскими казаками, на вид отъявленными головорезами, и с ними никто из дровосеков связываться не рискнул. Кому охота попробовать на вкус знаменитую краинскую саблю?
      Каждый князь выделил из своих винных запасов лучшие бочонки. Для благого дела ведь ничего не жалко. Правда, гетман Шмальчук все сомневался, а не заменить ли лыковый первач перцовой горилкой. Но сей шаг мог стать роковым. Краинская часть войск была вполне способна после подобного решения здорово взбунтоваться. Да и слишком быстро била перцовая горилка в трезвую голову, что сильно противоречило первоначальному плану диверсии.
      — Давайте, мужики, не подведите нас, — напутствовал казаков лично, проверявший телегу князь Всеволод. — Действуйте как можно осторожней и помните, что все должно выглядеть естественно, никакой самодеятельности, все строго по плану!
      Казаки дружно кивнули.
      Носы у них на всякий случай были повязаны плотными тряпицами, дабы не вводить краинцев лишний раз во искушение.
      Нетудыбаба ловко взобрался на козлы, и диверсионный отряд не спеша тронулся в путь.
      Атаман правил телегой. Крысюк с Гарбузом осторожно шли далеко впереди, проверяя заснеженную дорогу. Пузырь с Сивоконем шагали позади повозки, время от времени втайне от Нетудыбабы стягивая с носов тряпичные повязки и с наслаждением вдыхая хмельные пары, исходившие от чудесного груза.
      — А ну-ка, быстро повязали нюхалки! — грозно бросил, обернувшись, атаман. — Еще раз замечу, оселедцы повыдергиваю.
      Нетудыбаба был единственным в маленьком отряде, кто мог совершенно спокойно игнорировать чудесный запах.
      В свое время казак лечился от сильного алкоголизма у знаменитого краинского ведуна по имени Рудой Пацюк.
      Пацюк провел с Мыколой всего один сеанс, но и этого оказалось вполне достаточно.
      Нетудыбаба вошел в небольшую аккуратную хату, сел за стол напротив ведуна и посмотрел тому прямо в мудрые глаза.
      — Больше не пей, дурак! — коротко бросил Пацюк, и с тех пор у атамана с выпивкой как отрезало.
      Ну не тянет его больше на это дело, и все тут. И не то чтобы он горилки боялся. Нет, все чин чином, в руки кружку берет, отхлебывает, а там… вот где диво, вода! Да-да, именно обыкновенная вода или, того хуже, уксус. И каждый раз, поднося кружку с выпивкой к губам, Нетудыбаба отчетливо слышал издевательский смех Рудого Пацюка, доносившийся откуда-то издалека.
      Такая вот с Мыколой некогда вышла история.
      Другие же спокойно из его кружки пили, и была там отнюдь не вода или уксус, а самая настоящая горилка…
      Неладное Нетудыбаба почувствовал, когда идущие следом за телегой Пузырь с Сивоконем вдруг ни с того ни с сего перестали весело переговариваться. Это здорово насторожило бывалого казака.
      Мыкола был тертым калачом и своим подопечным не шибко доверял, тем более когда речь заходила о выпивке.
      «Что же замыслили вражьи сыны?» — только и успел подумать бравый атаман, как сзади на него набросились ополоумевшие от близости первача казаки.
      Однако же в их действиях не было признаков умопомешательства, ни полного, ни даже частичного. Негодяи действовали весьма продуманно, сразу было ясно, что договорились обо всем загодя, еще до того, как груженная бочками телега покинула позиции российских войск.
      Но Нетудыбабу не так-то просто застать врасплох.
      Мыкола сгруппировался и, слегка оглушив кулаком неповоротливого Сивоконя, остановил телегу, но затем повалился в глубокий снег. Тут к месту драки подоспели главные вдохновители всего этого безобразия — Грыцько Крысюк и Петро Гарбуз.
      Общими усилиями отбивающийся атаман был скручен и аккуратно привязан к небольшой березке у обочины дороги, дабы не мешал осуществлению задуманного.
      — Да я вас под кошевой суд отдам! — пообещал красный как помидор Нетудыбаба, злобно сверля взглядом казаков, снимающих с телеги толстый просмоленный бочонок.
      С веселым гомоном казачки поставили бочонок в снег и, выбив пробку, стали осторожно наполнять заранее приготовленные кружки.
      — Шмальчук с вас, бовдуров, три шкуры спустит, — продолжал угрожать разгневанный атаман, — а я добавлю… вы у меня надолго эту пьянку запомните!
      — Да не журись ты так, Мыкола, — примирительно проговорил счастливый, словно вымытый ефиопский элефант, Крысюк. — Так на так добру пропадать. Никто ведь и не заметит, что не хватает одного бочонка.
      Это ведь лучший княжий первач, столетней выдержки. Вот попробуй и сам поймешь…
      С этими словами щедрый Грыцько поднес злобно плюющемуся Нетудыбабе полную кружку.
      От кружки явственно несло яблочным уксусом.
      Мыкола с отвращением поморщил нос, отворачиваясь от мерзкого пойла.
      — Глядите, парни, атаман не пьет!
      Остальные казаки в священном ужасе уставились на перекошенного Нетудыбабу. Сейчас он им казался еще более жутким чудовищем, нежели пресловутое Идолище Поганое.
      Чтобы казак, да не пил?
      Нет, было в этом что-то сверхъестественное.
      — А… сучьи дети! — зловеще усмехнулся Мыкола, сверкая глазами.
      Казаки попятились прочь от березки и дружно схватились за висевшие на шее у каждого родовые обереги.
      Страх страхом, но все ж таки добили они чудесный бочонок, время от времени поглядывая на всякий случай на странно притихшего атамана.
      Нетудыбаба смекнул — не все еще потеряно. Ночь далеко, и для успешного выполнения сорванного диверсионного рейда время пока имеется. Ему бы только освободиться. С заданием справится и один человек, главное — вовремя успеть. И Мыкола принялся ждать, тихонько усмехаясь, и эта ухмылка не обещала нажравшимся дармового первача казакам ничего хорошего…
      Первым от удара тяжелого молота в снег повалился Петро Гарбуз.
      Тарас Пузырь успел обернуться, но это ему мало чем помогло, молот опустился на его пьяную черепушку быстрее, чем казак успел как следует испугаться. Панас Сивоконь и Грыцько Крысюк бросились было бежать, но возникший из-под земли навий богатырь настиг их в два прыжка, уложив обоих на месте.
      Нетудыбаба же хохотал как бешеный, уж он-то заранее знал, чем все дело кончится.
      — Здорово, Мыкола! — Навий богатырь приветливо улыбнулся и, взвалив молот на правое плечо, подошел поближе
      — И тебе здравия желаю, Кондратий, — отозвался атаман. — Может, развяжешь веревки, дело одно не ждет.
      Кондратий крепко задумался, оценивая предложение.
      На голове у навьего богатыря был надет симпатичный бочонок с крантиком, на мощной груди слегка светилась дивная кольчуга с плетением в виде маленьких пивных кружек. На ногах зеленые штанцы с изображением коварного змия и меховые сапоги.
      Вот только довольная физиономия синевой отливала, а так чем не добрый молодец, ратные подвиги время от времени совершающий.
      Но, видно, недаром на Руси говорят о каком-нибудь пропойце что, мол, насинячился до безобразного состояния. Поэтому и страсть как любящие выпить русичи звали Кондратия между собой Синяком. Но сам навий богатырь это свое прозвище не любил, а коли такой бугай, да еще с молотом на плече обидится… ну нет, лучше не надо, себе же дороже потом обойдется.
      — Ох, предвижу, что скоро будет у меня работенки невпроворот, — со вздохом проговорил Кондратий, не без удовольствия разглядывая телегу с бочонками. — Ладно, так уж и быть, развяжу, хотя за то, что ты у Рудого Пацюка от выпивки лечился, следовало бы тебя наказать. Раньше ведь мы с тобою почти что через день встречались…
      Последнюю тираду навий богатырь произнес с толикой грусти.
      — М-да, перевелись нынче мужики с таким, как у тебя, организмом. Нынче-то даже в Хмельграде не все умеют пить как надо. Три кружки выжрал и скопытился. А ты, помнится, и опосля трех бочек на ногах крепко стоял и с шаблей своей лучше трезвого управлялся.
      — Кончай трепаться, — нетерпеливо выкрикнул Нетудыбаба. — Развязывай давай!
      Кондратий распутал веревки.
      Атаман размял руки, пнул ногой изменника Сивоконя и, вскочив на козлы телеги, пронзительно свистнул.
      Лошади встрепенулись и рванули по извилистой заснеженной дороге.
      — Смотри, не перевернись ненароком! — с тревогой прокричал вслед удаляющейся телеге Кондратий.
      Однако Мыкола его уже не слышал.
 
      — Стоять! — выкрикнул дежуривший у поваленной сосны, коей была перегорожена дорога, здоровый мордатый мериканец.
      — Тпру-у-у-у… — Нетудыбаба натянул поводья, тормозя у самой дорожной заставы.
      — Что везешь? — с небольшим акцентом недовольно спросил солдат, подозрительно рассматривая Мыколу.
      Хитрый атаман успел переодеться в заранее припасенные обноски и походил со стороны на безобидного пьянчугу, каких в окрестностях было пруд пруди.
      — Енто винные запасы князя Буй-тура Всеволода, — почти не соврал Нетудыбаба, подобострастно стягивая шапчонку. — Редчайшие сорта, наказано отвезти в Хмельград. Пропусти, служивый.
      Мериканец в ответ сделал морду кирпичом, потянув носом, подозвал двух солдат, и все трое они сгрузили с телеги один бочонок.
      Бочонок сгрузили.
      Вытащили пробку.
      Достали раскладные стаканчики. Попробовали.
      — ВАУ!!! — радостно закричали солдаты, с удовольствием наливая себе еще.
      Нетудыбабу стащили с телеги, обыскали и, не найдя ничего интересного, повернули лицом к лесу.
      Мордатый примерился и под общий дружный хохот наподдал казаку тяжелым рифленым сапогом под зад.
      Мыкола кубарем полетел в глубокий снег.
      — Беги, рус, пока я добрый! — весело проговорил мериканец, сияя от радости.
      Потирая саднящий зад, Нетудыбаба побежал, на всякий случай петляя, и через несколько минут дорожная застава окончательно исчезла из виду.
      На обветренных устах казака играла победная усмешка.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
О том, как чудил Илья Муромец да веселился Кондратий