— Вперед, во дворец, — скомандовал Одиссей, наконец приняв решение.
      — Эй, ты чего это там задумал? — перепугался Агамемнон. — Я в убийстве твоей жены участия принимать не желаю.
      — Успокойтесь, друзья, — улыбнулся царь Итаки, — я не собираюсь никого убивать. Тем более уже девять часов, свадьба давно состоялась, и сейчас вовсю идет праздничный пир. Грех не навестить молодоженов.
      — А как же подарки? — удивился Аякс. — Здесь же написано: “Без подарков не являться”.
      — Подарок будет, — Одиссей ласково погладил рукоять меча, — не волнуйтесь.
      И греки поспешили во дворец царя Итаки, не совсем понимая, что он собирается сделать.
 
      Дионис с опаской посмотрел на несколько помятого Эрота, заявившегося во дворец Аида под самое утро.
      “Камасутра” под мышкой всклокоченного юноши имела такой вид, словно ее терзали бешеные собаки. Многих страниц не хватало, обложка была порвана.
      — Ну как молодожены? — осторожно спросил Дионис.
      “Сейчас он мне как врежет “Камасутрой”, — подумал бог вина и на всякий случай зажмурился.
      — Молодожены? — Эрот протяжно зевнул. — Да все классно прошло. Жених, правда, до брачного ложа так и не добрался. По-видимому, упился, скотина, до зеленых сатиров. Короче, мне одному пришлось невесту утешать.
      — Ну и как?
      — Что как?
      — Ну, гм… это.
      — А… это? —Эрот понимающе закивал. — Да ничего особенного, размялся немного. Хотя девка и толстая попалась, но зато теплая. Спасибо, друг, перед нашим отъездом ты мне сделал хороший подарок. Эрот добра не забывает.
      И, сладко зевая, бог любви скрылся между черными колоннами мрачного дворца Аида.
      — Чудны дела твои, Зевсушка, — прошептал Дионис, вытирая со лба холодную испарину. — Фух, слава Крону, пронесло…
      А свадебный пир в царском дворце Итаки был в самом разгаре.
      Вино лилось рекой. Было заколото пятнадцать быков, двадцать овец и десять свиней. Молодой муж Пенелопы не скупился на свадебные затраты, которые получились немалые, потому как запасы дворца давно уже были съедены прожорливыми женихами.
      К слову сказать, потерпевшие фиаско претенденты на сердце и руку прекрасной вдовушки тоже присутствовали на пиру. Антиной великодушно разрешил им еще немного погулять за чужой счет. Все-таки столько времени жили вместе, пили, гуляли. Почти уже братья, а не соперники. Вовсю веселились Эвримах с Леокритом. Плясали богатенькие старички и знатные хромые калеки. Праздновал свадьбу весь народ Итаки.
      — Горько, горько! — басом взревели пирующие в зале гости, и Пенелопа, смущенно покраснев, подставила супругу симпатичную румяную щечку.
      Антиной ухмыльнулся и, грубо схватив жену за задницу, запечатлел на ее устах (а не там, где вы подумали. — Авт.) жирный поцелуй, после чего снова принялся с чавканьем уплетать ароматно пахнущую баранину.
      И вот как раз в этот момент…
      Двери пиршественного зала с грохотом распахнулись.
      Взоры пирующих обратились… Да этого просто не могло быть! ПРОСТО НЕ МОГЛО БЫТЬ!
      — Ой-ей, — сказал присутствовавший на свадьбе Гименей, поспешно телепортируясь в царство Аида.
      Но на это никто из гостей внимания не обратил, потому что в зал вошел Одиссей, преждевременно усопший царь Итаки.
      Живой. Невредимый. И почему-то улыбающийся. Ехидно.
      — Так-так, — довольно произнес он.
      Немая сцена в пиршественном зале была достойна запечатления в виде скульптурной композиции где-нибудь на Олимпе. И называлась бы она наверняка: “Ёж твою мать”.
      За спиной царя Итаки пирующие разглядели великих мужей Греции: Гектора, Агамемнона Париса и… о ужас! — Аякса, сына Оилея
      Герои смотрели на гостей осуждающе, особенно Аякс.
      — Кхе-кхе, — громко закашлялся Антиной, подавившись жирным куском баранины и тем нарушив всеобщее тягостное молчание.
      Затем новоявленный муж Пенелопы весьма проворно нырнул под стол.
      — Ой, — сдавленно произнесла Пенелопа и очень красиво упала навзничь в обморок.
      Но даже Аяксу стало ясно, что она притворяется. Поскольку, если бы жена Одиссея действительно упала в обморок, то сделала б это лицом вперед, извините, мордой об стол, а не наоборот.
      Таким образом, немая сцена была нарушена.
      — А-а-а-а… — взвыли присутствующие и, переворачивая столы, давя дорогие заморские яства, бросились по спинам упавших в противоположный конец пиршественного зала, где находились еще одни двери — спасительный выход наружу.
      Но снаружи их ждала своеобразная прайдова чистка в виде гребцов с корабля Одиссея, вооруженных мощными веслами. Граждан Итаки и знатных гостей они выпускали из зала беспрепятственно, а вот женихов загоняли веслами обратно.
      Спросите, как они их распознавали?
      Да очень просто — по лоснящимся мордам. Те так отъелись за время пребывания во дворце Одиссея, что едва пролезали в спасительные двери.
      — Так-так, — повторил царь Итаки, когда в зале дворца осталось около десятка женихов и притворно обморочная Пенелопа.
      — Ага, — сказал Аякс, вытаскивая за ухо из-под перевернутого стола здорового бородатого бугая, — а это еще кто тут у нас прячется?
      — Только не бейте, — жалобно запричитал Антиной, — пожалуйста, только не бейте.
      Аякс посмотрел на Одиссея. Одиссей едва заметно кивнул.
      В следующую секунду в руке Аякса появился волшебный жезл сумасшедшей Кирки.
      — Стань свиньей, — громко взревел герой, щелкая палкой нового мужа Пенелопы по горбатому носу.
      Раздался мощный хлопок, словно Антиной был надувным и в этот момент взял и лопнул.
      — В-и-и-и, — завизжала выскочившая из-под ног Аякса свинья, — рох-рох…
      — А-а-а-а, — заорали остальные женихи, сбившись в плотную кучу посередине зала.
      — Возвращайся в свою Эфиопию! — крикнул вслед улепетывающей свинке Аякс, и герои весело заржали. (При чем тут Эфиопия, ума не приложу!! — Авт.)
      — Сволочи, — сказала решившая наконец прийти в себя Пенелопа.
      Одиссей не спеша подошел к Аяксу. Осторожно забрал у него жезл Кирки.
      — Нет! — взвыли женихи и отчаянно зарыдали.
      — Займитесь ими. — Царь Итаки небрежно указал на вспотевших от страха толстяков.
      Гектор, Парис, Агамемнон и Аякс зловеще усмехнулись, закатывая рукава подаренных им феакийским царем роскошных одежд.
      Одиссей же подошел к бледной и оттого очень решительной Пенелопе, про себя отмечая, что божественное устройство на его поясе почему-то вдруг издало тревожное предупреждающее попискивание.
      — Ну что? — тихо спросил он.
      — Ничего, — склочно огрызнулась м-м… ну, пусть будет жена. — Меньше надо было по Аттике шляться. Небось, кобелина сатиров, с каждой шлюшкой портовой мне изменял.
      — Если я скажу, что это не так, ты все равно мне не поверишь. — Царь Итаки тяжело вздохнул, незаметно касаясь руки Пенелопы волшебным жезлом Кирки…
      На этот раз был не хлопок, а яркая вспышка.
      Одиссей даже отшатнулся, закрыв лицо руками.
      Вторая симпатичная розовая свинка с недоуменным хрюканьем бросилась наутек. На пороге ее уже поджидал черный хряк с белыми пятнами на спине, гневно потрясающий большим пятачком в сторону Одиссея.
      — А ну пошли отсюда! — топнул на них ногой Аякс, и свинки испарились.
      А что же произошло с остальными женихами?
      Протяжно постанывая, они тихо лежали на полу пиршественного зала, еще ощущая толстыми боками кулаки и сандалии героев.
      — Будет вам урок. — Одиссей укоризненно потряс над телами женихов указательным пальцем.
      Стонущие женихи благодарно на него посмотрели: хорошо хоть не убил…
      — Опа, попалась. — Дионис очень ловко схватил толстенькую розовую свинку за задние ножки.
      Свинка испуганно заверещала и стала неистово вырываться.
      — Да погоди ты, Пенелопа, — прикрикнул на нее бог вина. — Да не дергайся же ты так, я тебя есть не собираюсь, я вегетарианец. Заклятие Кирки вне пределов ее острова действует максимум неделю. К следующей среде снова станешь женщиной.
      Свинка немного затихла, недоверчиво косясь на Диониса маленькими блестящими глазками.
      Дионис усмехнулся и осторожно снял с ее головы золотую диадему с большим переливающимся алмазом посередине.
      — Вот он, монокристалл наш, — довольно сказал он, отпуская Пенелопу. — Считай, все время был у нас под носом… И как же это он, интересно, к ней попал?
      Но этот вопрос так и остался без ответа. (Просто Антиной его у Гипноса в эфиопские нарды выиграл. — Авт.)
      — Ты не поверишь! — закричал материализовавшийся из воздуха Гермес.
      — Ё… — дернулся Дионис, хватаясь за сердце и чуть не выронив при этом золотую диадему. — Кретин, больше так не делай.
      — Извини. — Гермес наклонился к самому уху приятеля. — Ты знаешь, кто оказался отцом Одиссея?
      — Ну? — недовольно буркнул Дионис, которому сия информация была в общем-то до лампочки. Гермес назвал.
      — ЧТО?!!
      — Да-да, именно.
      — Но как же тогда… — Дионис сделал довольно непристойное движение, словно спускался на горных лыжах с крутого заснеженного холма.
      Гермес недоуменно развел руками:
      — Тайна его зачатия, думаю, так и останется нераскрытой, — ответил он.
      — Одиссей? — позвал Дионис, похлопав по плечу царя Итаки, который чистил загаженный женихами трон.
      Одиссей обернулся:
      — Да, в чем дело?
      — Не хочешь познакомиться со своим папулей?
      — Как, вы уже знаете, кто он?!!
      Царь Итаки просто опешил от этой новости. Мокрая тряпочка с громким шлепком выпала у него из рук.
      — Конечно, уже знаем, — улыбнулся Дионис. — Я свое слово держу. Идем, он ждет тебя перед дворцом.
      Но Одиссей не пошел, он буквально вылетел на улицу. Вылетел и застыл как вкопанный с открытым ртом, потому что вместо отца увидел две волосатые гигантские ноги в сандалиях и с давно не стриженными ногтями.
      — Знакомься, Одиссей, — торжественно произнес Дионис, — это твой отец Полифем.
      По-прежнему не веря услышанному, царь Итаки медленно поднял голову.
      — Ой… — сказал циклоп, сдирая с головы черную повязку, под которой оказался второй вполне здоровый глаз. — Дионис, так это же…
      — Ну да, — кивнул бог вина, — это твой сын.
      — Э нет, — покачал головой Полифем, снимая с плеча мощную дубину, — это не мой сын. Ну, я тебя сейчас…
      — Зевс-Громовержец! — закричал Одиссей и со всех ног кинулся бежать к морю, надеясь, что Аякс, Агамемнон, Парис и Гектор еще не отплыли.
      — Стой! — взревел Полифем, раскручивая над головой дубину. — Стой, Ядурак, убью…
      — Как это трогательно, — сказал Дионис, вытирая норовившую сорваться на землю скупую мужскую слезу. — После стольких лет вновь обрести родного отца…
      — Итака. — Телемах с удовольствием вдохнул влажный воздух родины.
      Корабль величественно пристал к берегу, словно тоже радовался возвращению домой.
      — А почему нас никто не встречает? — удивился Паламед, и друзья Телемаха недовольно загудели.
      — О боги! — закричал наследник Итаки. — Наверное, все на свадьбе. Скорее поспешим во дворец.
      И греки галопом бросились за своим предводителем. Каково же было их удивление, когда и у дворца они не обнаружили ни души.
      — Может, война началась? — предположил испуганный Паламед, осматривая высаженные двери парадного входа и разбросанные то тут то там на земле оторванные бороды и стоптанные сандалии.
      “Кто-то недавно очень резво бежал из дворца, — подумал Паламед, — причем в панике. Что бы это все значило?”
      Зашли внутрь.
      Тут все и стало на свои места.
      Пиршественный зал был разгромлен, будто в нем гуляла пьяная ватага циклопов. Сами циклопы, тихо постанывая, лежали посередине зала. Были они маленькие, толстые и… избитые.
      — Так ведь это же… — начал было Паламед.
      — Правильно, — кивнул Телемах, — женихи. Мы снова опоздали. Мой отец уже побывал здесь. Возвращаемся на корабль.
      — Но зачем? — удивились греки.
      — Снова посетим Лесбос, — тяжело вздохнул наследник Итаки, не зная, радоваться ему или скорбеть. — Я уверен, мы наверняка найдем Одиссея там…
      А тем временем к берегам Итаки подплывало еще одно никем не замеченное судно, вернее не судно, а плот.
      На этом плоту с веслом в руках сидел здоровый зверообразный детина с длинными, давно не мытыми волосами и в медном рогатом шлеме. Он яростно греб, бормоча себе под нос:
      — Ох, носатые, Конан идет за вами, разрази всех вас Кром…
      Спрятавшись за небольшим валуном на берегу моря, Одиссей тихонько всхлипывал, сетуя на свою нерадивую судьбу.
      — Уплыли, сволочи. Пять минут подождать не могли, алкаши проклятые…
      К сожалению, своего корабля царь Итаки на берегу не застал, точнее, застал он белый парус на горизонте — это его судно летело словно на крыльях к острову Лесбос. Пьяные вопли героев еще долгое время доносил издалека прохладный Борей.
      Где-то бродил по острову разъяренный циклоп, где-то любовно хрюкали друг другу Пенелопа с Антиноем, только у одного Одиссея жизнь летела к сатирам собачьим.
      Плакать царь Итаки, понятно, не умел, но всхлипывал очень натурально, время от времени громко сморкаясь в синее море…
      Рука случайно наткнулась на маленький холщовый мешочек за пазухой.
      “Деньги?” — удивился Одиссей, машинально ощупывая мешочек.
      Но это были не деньги, а нечто мягкое и сыпучее. Сняв мешочек с пояса, царь Итаки развязал его и обнаружил внутри непонятный белый порошок.
      — Так это же… — вслух произнес Одиссей, и к нему стало возвращаться хорошее настроение.
      В холщовом мешочке был порошок счастья, купленный некогда Гектором в землях лотофагов.
      “Вот так удача! — подумал Одиссей. — Забыться к сатировой матери, уйти от всех этих тартаровых проблем, от идиотов-богов и прочих Полифемов…”
      Да, это был ВЫХОД.
      Хороший выход.
      И, пожалуй, единственный.
      — Что ж, посмотрим, что это за зелье, — сказал царь Итаки, щедро пудря себе ноздри порошком, напоминавшим обыкновенный мел.
      Окружающая его реальность мигнула, и Одиссей мгновенно погрузился в вязкую, нахлынувшую со всех сторон черноту. Будто море за секунду вышло из берегов, слизнув грека мокрым языком и унеся его в свои губительные глубины.
      “Наверняка я умер”, — безразлично подумал Одиссей, но, с другой стороны, как бы он смог думать о том, что УМЕР, если бы он действительно УМЕР?!! И где, мать вашу, долина Асфодели? Где Стикс с мрачным Хароном на утлой ладье?
      Тьма свернулась.
      Естественно, Одиссей не мог этого видеть. Он просто почувствовал, что она свернулась, выворачивая его тело наизнанку. Но никакой боли он при этом не испытал.
      Никакой.
      Боли…
      Свет хлынул внезапно, со всех сторон, как и тьма несколько секунд назад.
      Одиссей открыл глаза…
      — Скорее, нам нужно поймать такси. Чего ты стоишь как истукан? — сердито проговорил худой бородатый мужичок, толкая Одиссея в спину. — Санитары уже близко. Что, обратно в психушку захотел?
      Царь Итаки ошарашенно огляделся.
      Совсем рядом по ровной, высеченной из единого камня дороге с шумом катились диковинные четырехколесные самоходные колесницы. Они сильно дымили и время от времени издавали неприятные высокие гудки.
      В воздухе пахло… Да, именно, в воздухе пахло греческим огнем и гнилой опавшей листвой.
      — Где я? — хрипло прошептал Одиссей, ощупывая свою одежду, которая, к слову сказать, была прежней.
      Бородатый коротышка, подняв кверху большой палец, тыкал им в проезжавшие мимо самоходные колесницы.
      — Ты, — со вздохом ответил он, — на планете Земля, месяц февраль, день, по-моему, среда, хотя я не уверен. Числа не знаю…
      Одна из самоходных колесниц внезапно остановилась. Она была большая, черная и вытянутая, как хищная акула. Из маленького окошка высунулась бритая голова здорового бугая в малиновой одежде и с золотой толстой цепью на шее, терявшейся где-то под квадратным подбородком,
      — Что, шизики? — улыбаясь во весь рот, спросил бритоголовый, беспрестанно что-то жуя.
      — Ага, братан, — отозвался бородатый коротышка, — подкинешь нас к вокзалу?
      — Беглые? — продолжая улыбаться, снова спросил бритоголовый.
      — Ну а как же иначе? — удивился коротышка.
      — Садитесь.
      Бородатый открыл в колеснице черную дверцу, тихо ругаясь, пинком запихнул туда Одиссея и забрался в кошмарное средство передвижения следом за ним.
      Колесница плавно тронулась с места.
      Сиденья Одиссею понравились, они были мягкие и на ощупь очень приятные, сделанные из шкуры неизвестного ему зверя (из дерматинозавра. — Авт.).
      — А почему твой кореш в древнем прикиде? — удивился бритоголовый, крутя перед собой какой-то непонятный дырчатый круг.
      — В древнем прикиде? — переспросил бородатый, озадаченно почесывая затылок. — Да у нас в психушке пьесу историческую ставили, вот мы под шумок и смылись.
      — А как та пьеса называлась? — поинтересовался владелец роскошной колесницы.
      — Да Троянская возня, — ответил коротышка, странно косясь на Одиссея.
      — А, про Египет, — кивнул бритоголовый, — знаю-знаю. Клеопатра, блин, и этот как его, Юрий Цезарь. Тогда понятно…
      Одиссей в ужасе зажмурил глаза.
      “О всемогущие боги, — взмолился он, — помогите мне проснуться, прошу вас!”
      Но боги его на этот раз почему-то не услышали…
 
      Космический корабль медленно удалялся от зеленого шарика планеты. Монотонно гудели двигатели, наполняя рубку тихой убаюкивающей вибрацией.
      Аид, сидевший в кресле первого пилота перед мощным, переливавшимся огнями пультом, блаженно улыбался. В особом пазу посередине пульта панели управления красиво мерцал монокристалл.
      Все боги, кроме Аида, Диониса и Гермеса, предпочли криобиоз, погрузившись в сладкий сон в криоотсеке звездолета.
      — По курсу космический корабль класса “Оникс”, — приятным голосом сообщил бортовой компьютер. — Они пытаются установить с нами связь.
      — Включай, — махнул рукой Аид.
      — Ага, — обрадовался Дионис, — летит наша смена.
      — Аспиранты-недоноски, — буркнул Гермес, наливая себе полный стакан златопенной амброзии (шампанского. — Авт.).
      Экран внешнего обзора подернулся рябью, и на нем появилась рубка встречного корабля. Затем видеокамера сместилась, и в ее поле зрения возникла всклокоченная голова симпатичного молодого человека.
      — А, Юпитер, — кивнул Аид, хитро улыбаясь. — Смотрите, не напортачьте там без нас.
      — Летим исправлять ваши ошибки, — нагло ответил молодой человек. — Здесь со мной целая экспедиция: владыка подземного царства Плутон, моя молодая жена Юнона, богиня мудрости Минерва, божественный вестник Меркурий, бог войны Марс, богиня любви Венера и ее помощник Купидон и конечно же наш молодой талантливый изобретатель, бог огня Вулкан.
      — Сопляки, — презрительно бросил Аид, — куда там вам до нас!
      Молодой человек скорчил в ответ смешную рожицу.
      — Кстати, — добавил он, — Зевсу дома, когда он вернется, собираются академика дать, так что когда прилетите, не забудьте его поздравить. В общем, ладно, до встречи в институте… Трепещите, смертные, к вам возвращается Олимп…
      И экран визуальной связи погас.
      — Не, вы видали?!! — Аид с усмешкой повернулся к распивавшим амброзию Дионису с Гермесом.
      — Дилетанты, — хором ответили боги.
 
      P.S.
      — Что же нам теперь делать? — закрыв лицо руками, глухо спросил Алкидий.
      — Ну а что тут поделаешь? — проворчал Фемистоклюс, мрачно взирая на вязкую черноту за прозрачной стеной главного зала Олимпа. — Скажи спасибо, что мы еще живы остались, а то знаешь… (Описываемые события происходят в ином пространственно-временном измерении. — Авт.)
      — Это все ты виноват, — сердито прошипел Алкидий, — сатиров экспериментатор. Да будь они неладны, эти деньги.
      — Чего ты несешь? — вскипел Фемистоклюс. — Мы ради них шкурой рисковали, самого Зевса на место поставили, Диониса завалили…
      — Так уж и завалили?
      — Ну, в смысле вырубили на время, — поправился рыжебородый. — Вот оно, наше вознаграждение.
      И Фемистоклюс достал из-за пазухи длинный, необычной формы блестящий ключ.
      — И на что нам теперь все это нужно? — с отчаянием всплеснул руками Алкидий. — Куда ты теперь эти деньги потратишь?
      — Ну… — Фемистоклюс задумчиво погладил густую бороду. — Если мыслить логически, Олимп — это летающий остров. В данный момент он куда-то летит, следовательно, в скором времени мы окажемся в точке его… ээ… назначения.
      — То есть?
      — Но ведь не может же он вечно парить в черноте, куда-нибудь да прибудем.
      — Бред. — Алкидий демонстративно отвернулся от друга.
      — Но-но, — грозно нахмурился Фемистоклюс, — ты это, братец, брось. Мы должны держаться друг друга. Только в этом случае нам удастся выжить.
      — Да зачем теперь жить? — со смертельной тоской в голосе прошептал Алкидий.
      — А ну пойдем! — Рыжебородый грубо схватил приятеля за руку. — Если понадобится, я из тебя эту упадническую хандру живо выбью.
      — Эй, больно, отпусти…
      — Нет уж, ты пойдешь со мной.
      Покинутый большей частью богов Олимп выглядел удручающе. Тусклый сумеречный свет, царивший в его коридорах, напоминал друзьям о мрачной пещере Тэнара в подземном царстве мертвых.
      Случившееся с ними было настоящей трагедией. Греки оказались навсегда отрезаны от своего привычного мира. Надежды на возвращение в Аттику не было. Они находились в мире богов, враждебном, непонятном и наверняка опасном для чужаков.
      — Я есть хочу, — после часа бесцельных блужданий по темным переходам простонал Алкидий.
      — Да подожди ты, — огрызнулся Фемистоклюс, настороженно прислушиваясь.
      Постоянная легкая вибрация и монотонный убаюкивающий гул поглощали все прочие звуки. Фемистоклюсу очень не хотелось столкнуться за одним из поворотов с самим Зевсом. Второй раз спастись от гнева Громовержца им вряд ли удастся.
      — Хочу есть, — снова повторил Алкидий, на этот раз со сварливыми нотками в голосе.
      — Да сейчас, сейчас, — отмахнулся от друга Фемистоклюс, чутко принюхиваясь к теплому неподвижному воздуху Олимпа.
      Странно, но по пути им ни разу не попалось ни одного амброзийного автомата, лишь мраморные статуи безразлично взирали из темных ниш по обеим сторонам бесконечных коридоров.
      — Здесь можно проблуждать всю жизнь, — грустно заметил Алкидий, — и умереть от голода.
      — М-да, — согласился с ним Фемистоклюс, — план Диониса с чертежом Олимпа был бы нам сейчас очень кстати, но дощечка осталась там, в Греции.
      — Греция… — Алкидий тяжело вздохнул. — Увидим ли мы тебя когда-нибудь еще раз? (Да увидите, увидите, обещаю. — Авт.)
      — Не ной! — грубо гаркнул Фемистоклюс. — Ты меня сейчас доведешь до рукоприкладства.
      Одна из попавшихся им по пути ниш светилась изнутри мягким желтым светом. Греки в недоумении остановились.
      — А это еще что такое? — удивился Фемистоклюс.
      В нише стояло нечто напоминавшее собою высеченный из камня диковинный цветок, из центра которого бил янтарного цвета источник. Фемистоклюс наклонился, принюхиваясь.
      — Так ведь это же амброзия?!! — удивился он. — Алкидий, ты, кажется, хотел есть?
      — Э нет. — Парень отрицательно замотал головой. — Я слишком хорошо помню, что было, когда мы эту самую амброзию в сухом виде продавали. Лучше уж умереть с голоду, чем стать умственно отсталым идиотом.
      — А по-моему, лучше стать идиотом. — Фемистоклюс пожал плечами и припал губами к медной трубочке, из которой струился нектар богов.
      Алкидий с ужасом смотрел на преображающегося приятеля. Плечи рыжебородого грека стали шире, полнота исчезла, щеки зарумянились, а в глазах забегали озорные огоньки.
      — Эх, — Фемистоклюс с удовольствием вытер янтарные губы, — словно лет на десять помолодел.
      — Фемистоклюс, — осторожно спросил Алкидий, — ты уже идиот?
      — Сам ты идиот, — обиделся рыжебородый, по очереди пробуя мощные бицепсы на руках. — Тебе не кажется, что я стал похож на божественного кузнеца Гефеста?
      Алкидий присмотрелся:
      — Уж скорее на сатира, только вот копыт и хвоста не хватает.
      — Да ну тебя, — добродушно махнул рукой преобразившийся Фемистоклюс.
      Пощипав рыжую бороду, грек размашисто подошел к ближайшей статуе, изображавшей Геру, и с легкостью поднял ее над полом.
      — Ого?!! — удивленно прошептал Алкидий, а Фемистоклюс, озадаченно хмыкнув, раскрутил тяжелую статую над головой и запустил ее в конец коридора.
      Статуя угодила прямехонько в изваяние метающего копье Геракла. Мраморный Геракл накренился и с грохотом упал прямо на бесстыже задравшую ноги каменную Геру. Со стороны сие выглядело крайне неприлично. Друзья смущенно отвернулись.
      — Ну что ж, теперь давай ты, — предложил Фемистоклюс.
      — Что я? — не понял Алкидий.
      — Пробуй эту новую амброзию.
      — Зачем?
      — Станешь таким, как я.
      — А ты не идиот?
      Могучий, покрытый мелкими рыжими волосками кулак просвистел у самого носа Алкидия. Если бы парень вовремя не увернулся, то… Страшно подумать.
      — Ты что, сдурел? — закричал Алкидий, пятясь от гневно потрясающего кулаками друга.
      — Пей, говорю, — приказал Фемистоклюс, сжимая и разжимая мощные кулаки.
      Ну что еще оставалось несчастному парню, кроме как подчиниться?
      Алкидий осторожно приблизился к божественному источнику, про себя с удивлением отмечая, что необычная жидкая амброзия пахнет медом.
      — Смелее, смелее, — подбадривал приятеля Фемистоклюс, у которого так и чесались руки что-нибудь разогнуть либо сломать.
      Алкидий опасливо попробовал янтарную жидкость на вкус. Вкус ему понравился, он был каким-то сладкофруктовым. Сделав несколько больших глотков, парень в нерешительности взглянул на товарища.
      — Ну что? — с интересом спросил Фемистоклюс. — Ты чувствуешь в себе какие-нибудь перемены?
      Алкидий прислушался к своему организму.
      — Нет, — ответил он, — никаких перемен, хотя…
      — Что, что ты ощущаешь? — встрепенулся Фемистоклюс.
      — Да вот по малой нужде захотелось, — несколько растерянно ответил Алкидий.
      — Тьфу ты! — Рыжебородый грек с чувством сплюнул на пол Олимпа.
      Плевок с шипением испарился.
      — Ты чего на божественную твердь плюешь, совсем сдурел? — заорал на друга Алкидий. — Это тебе не Парфенон какой-нибудь.
      Вяло переругиваясь, греки двинулись дальше.
      — Все, не могу больше. — Алкидий скорчил жалостливую гримасу. — Как хочешь, но мне нужно в туалет.
      — Наши походные горшки остались в Греции, — покачал головой Фемистоклюс. — Давай, становись в уголок, я тебя, так уж и быть, прикрою.
      — От кого? — изумился парень.
      — Ну… — неопределенно протянул рыжебородый, — мало ли…
      — Ты хочешь, чтобы я сделал ЭТО на Олимпе?!!
      — Ну да, — удивился Фемистоклюс, — и нечего на меня орать. Нам тут теперь жить, причем неизвестно, сколько времени. В принципе ты, конечно, можешь разыскать Зевса и спросить его, где у них тут отхожее место, но боюсь, он сделает тебе что-то очень и очень плохое.
      — Ладно, уговорил, отвернись, — зло бросил Ал-кидий, направляясь к ближайшей нише со статуей.
      Фемистоклюс деликатно отвернулся.
      За его спиной раздалась какая-то непонятная возня, после чего…
      — А-а-а-а… — дико заорал Алкидий, заставив стоявшего на стреме приятеля подпрыгнуть на месте.
      Схватившись за сердце, рыжебородый грек стремительно обернулся и замер в ужасе…
      Несчастный Алкидий с круглыми от страха глазами висел в воздухе в двух метрах от пола, смешно дергая голыми ногами.
      Фемистоклюс не сразу осознал, что произошло. Ему уже было достаточно и того, что приятель висит над полом, дабы испытать неописуемый ужас. Но мутная пелена перед его глазами быстро рассеялась, и грек понял, что болтающегося в воздухе Алкидия держит за шиворот гигантская мраморная статуя бога войны Ареса.
      Рыжебородый присмотрелся
      Так и есть.
      Правая нога мраморного изваяния была мокрой
      — О великий Крон, — хрипло прошептал Фемистоклюс, — этот идиот помочился на статую Ареса.
      Холодные мраморные губы изваяния были искривлены в страшной гримасе, правая свободная рука медленно тянулась к мечу на поясе.
      “Неужели вытащит?” — мелькнула в голове Фемистоклюса дурацкая мысль. Происходящее просто не вмещалось в рамки рассудка. Но ведь это был Олимп! Олимп, мать его за ногу! Обитель богов. Как они могли забыть об этом?
      Однако Алкидия спасла случайность, вернее, ветхая накидка. Раздался характерный треск рвущейся ткани, и визжащий грек свалился на пол. В мраморной руке статуи, ошеломленной таким поворотом дел, остался лишь серый клочок ветхой ткани.
      — Бежим! — Фемистоклюс бросился прочь, глухо топая по выстланному мягкой толстой тканью коридору.
      Алкидий побежал.
      Рыжебородый обернулся.
      Алкидий бежал на четвереньках, но не это напугало Фемистоклюса еще больше..
      Мраморная статуя, сойдя с пьедестала с обнаженным мечом, гналась следом за ними.
      Греки удирали. Мимо, как во сне, проносились коридоры, какие-то темные залы, прозрачные окна во всю стену с жуткой чернотой неведомого пространства, и в какой-то момент Фемистоклюс понял, что они оторвались.
      — Стой! — крикнул он приятелю и бессильно рухнул на пол…
      Вид Алкидий имел самый жалкий: колени ободраны, одежда порвана, волосы всклокочены.
      “Ну и поделом тебе”, — злорадно подумал Фемистоклюс, безуспешно пытаясь отдышаться.
      Возможно, не выпей они амброзии, сейчас в бесконечных коридорах Олимпа уже лежало бы два окровавленных трупа с оторванными головами.
      Фемистоклюс был твердо уверен, что статуя, поймав их, непременно оторвет им головы. Он и сам за подобное кощунство поступил бы так же.
      — Ну ты и придурок! — Рыжебородый неприязненно посмотрел на приятеля. Тот, постанывая, осматривал свои ушибы и кровоподтеки.
      — Чья бы корова хрюкала, — огрызнулся Алки-дий. — Сам что мне говорил? Давай, становись в уголок, я тебя прикрою. Кто ж знал, что эта статуя живой окажется?