“Что в нос, что по носу — один хрен”, — подумал Одиссей. Да уж, оставалось только сетовать на свою нерадивую судьбу.
      На корме корабля появились Аякс с Агамемноном, как всегда пьяные.
      — О Рок, могучий стреловержец судьб людских, — дурашливо пропел Аякс. — Куда занес ты нас на этот раз? Куда взирает твой великий глаз?
      — Ты это сам сочинил? — спросил Одиссей.
      — Ага. — Аякс гордо кивнул.
      — Оно и видно, — улыбнулся царь Итаки, — протрезвеешь, я тебе прочту.
      — Договорились… ик, простите, друзья-олимпийцы, какая же я все-таки свинья.
      — А это мы сейчас проверим, — серьезно заявил Одиссей.
      — То есть как? — удивился Аякс. — Мой друг, я не пойму, что ты имеешь в виду?
      Царь Итаки указал рукой на горизонт:
      — Вон видите остров? Там живет волшебница Кирка. Она очень не любит греков и превращает их в свиней.
      — Как ты сказал? — переспросил Аякс. — Волшебница Клюшка?
      — Кирка, — поправил друга Одиссей.
      — А что же она греков не любит, она что, эллинофобка?
      — Подожди, — хмыкнул царь Итаки, — сейчас выясним.
      — Ну, я ей покажу! — неуверенно держась на ногах, герой погрозил кулаком в сторону острова.
      А остров между тем приближался.
      Остров, кстати, был как остров. С первого взгляда и не скажешь, что на нем проживает великая, свихнувшаяся на почве несчастной любви волшебница.
      Но в Греции еще и не такое бывает.
      Это вам не Египет какой-нибудь или земли чернозадых эфиопов, недалеко ушедших в умственном развитии от орангутангов.
      Короче, остров самый обыкновенный.
      Покрыт он был горами, живописно поросшими лесом. Но еще большую живописность ему придавал туман, укрывавший верхушки самых высоких холмов.
      Бросили в воду обвязанный веревкой “сизифов камень” (якорь. — Авт.). Спустили на воду лодку. Высадились на берег.
      — Какой воздух! — Аякс глубоко вдохнул, с шумом впустив дивный воздух острова в свою мощную грудь. — И никакого вина не нужно.
      Остальные герои принюхались менее жизнерадостно.
      Воздух действительно немного пьянил.
      Парис тут же полез обратно в лодку и мощными гребками повел ее к кораблю.
      — Стой! — взревел Одиссей. — Куда, мать твою!
      Но юноша был уже на корабле и показывал друзьям отставленный средний палец. (А вы, наверное, думали, что этот жест изобрели американцы? Как бы не так. — Авт.)
      — Вот же собака трусливая, — с сожалением констатировал Аякс. — Когда вернемся на корабль, кто-нибудь напомните мне, чтобы я набил Парису морду.
      — Запиши у себя на шлеме, — посоветовал герою Гектор, и греки весело рассмеялись.
      — Ладно, пошли, — отсмеявшись, приказал Одиссей. — Навестим Кирку. Надеюсь, она еще не совсем выжила из ума.
      Герои бесстрашно двинулись в глубь острова следом за своим вожаком.
      — Опаньки, указатель, — сказал Агамемнон, остановившись у прибитого на высохшем дереве щита.
      “Владения волшебницы Кирки, — было красиво по-гречески выведено на гладкой доске. — Грекам вход строго воспрещен”.
      Имя “Кирка” кто-то довольно грубо перечеркнул, переправив его сверху на “Клюшку”.
      — Здесь до нас уже побывали, — спокойно констатировал Гектор. — Причем человек был с хорошим чувством юмора.
      — Да что же это такое? — гневно закричал Аякс. — Притесняют, мерзавцы, греков как хотят.
      И с этими словами великий герой в ярости сорвал с дерева табличку и разбил ее, предварительно сняв шлем, о свою голову.
      — Зря ты это сделал, — покачал головой Гектор. — Все-таки мы как бы в гости пришли.
      — Незваный гость, — философски изрек Агамемнон, — хуже египтянина…
      — И то верно, — согласился с другом Одиссей, и греки, недовольно галдя, двинулись дальше.
      Первым близость дворца Кирки почувствовал Одиссей, заметив шурудивших в траве у дороги то тут то там толстых хомяков. Об этом своем наблюдении царь Итаки поведал друзьям.
      — А-а-а-а… — закричал Аякс, забираясь на ближайшее дерево. — Я с детства боюсь крыс.
      — Но ведь это не крысы! — удивился Агамемнон. — Это хомяки. Спускайся, друг, они не причинят тебе вреда.
      — Нет, — ответил с дерева герой. — Пускай они уйдут, только тогда я слезу.
      — О бездна Тартара! — воскликнул Одиссей. — Вернусь на корабль и вылью в море все запасы вина. (Как жаль, что большинство гениальных идей посещает нас всегда с большим опозданием. — Авт.)
      Короче, пришлось грекам разгонять хомяков. Прутиками. Поскольку за убийство кого-нибудь из пушистых животных Кирка могла сделать гостям что-то очень и очень плохое.
      Хомяки, как уже было сказано, отличались редкой для своего вида упитанностью и наглостью. Провозились герои около часа.
      — Да, — сказал Агамемнон, вытирая со лба пот, — под стенами Трои и то легче было.
      — Ага, — добавил Одиссей, — если учесть, что сражения вообще не было.
      — Они уже ушли? — дрожащим голосом спросил сидевший на дереве Аякс. — Я могу спуститься?
      — Можешь, — ответили греки.
      — Точно?
      — Точно.
      Чего только не сделаешь ради друга. На дороге, как и в траве на ближайшие несколько метров действительно не осталось ни одного грызуна.
      Аякс осторожно спустился с дерева, и герои продолжили свой путь во владения волшебницы Кирки…
      — Эта Кирка такая красавица, — начал рассказывать друзьям Агамемнон, — что когда она появилась на Олимпе, то затмила своей красотой даже саму богиню любви Афродиту, за что последняя возненавидела ее лютой ненавистью. Зевс, конечно, клинья к Кирке усиленно подбивал, но та его отшила, пригрозив превратить в толстого хряка.
      — И давно это было? — усмехнулся Одиссей.
      — Лет пять назад, — ответил Агамемнон. — Я и сам удивляюсь, как это она посмела самому Громовержцу отказать. А эта дурацкая угроза? Да он и так любил иногда в хряка превращаться, в лужах загорать.
      Герои недоуменно пожали плечами, и через пару минут перед ними возник величественный дворец владычицы острова.
      Величественным дворец Кирки казался лишь издалека.
      Стоял он в низине у небольшой речки и по мере приближения к нему становился все более и более непривлекательным.
      Одним словом, запущенный дворец был, полуразрушенный.
      — Если там будут хомяки, — сварливо заявил Аякс, — то я туда не пойду.
      — Да ты, я вижу, похлеще Париса будешь, — громко возмутился Гектор, и Аякс, устыдившись, потупил взор.
      “Здоровый детина, а хомяков боится, — с презрением подумал Гектор. — Вот до чего бедняга допился”.
      Вымощенная каменными плитами дорога, ведущая к дворцу, была засыпана желтыми прошлогодними листьями и свежим хомячьим пометом.
      Запустение царило страшное.
      Некогда величественные, украшенные превосходной резьбой ворота дворца были сорваны с петель и теперь валялись на берегу речки. Головы у некоторых статуй были отбиты.
      — Как после хорошей пьянки, — сделал вывод Агамемнон.
      — Ага, — добавил Гектор, — только столетней давности.
      Они неторопливо зашли во дворец.
      А вот тут-то царил более или менее порядок. Полы были выметены, на стенах горели смоляные факелы, по углам журчали симпатичные фонтанчики, и, что странно, не было ни одного хомяка.
      — Пасутся, наверное, — предположил Одиссей, и герои крадучись двинулись в глубь дворца.
      Одиссей тихонько извлек из-за пояса божественный прибор.
      Медные усы с жужжанием разошлись, указывая куда-то влево.
      Герои повернули влево и попали в громадный светлый зал, в центре которого бесшумно бил большой фонтан, в прозрачной воде плескались, красиво посверкивая чешуйками, золотые рыбки.
      Хозяйки дворца по-прежнему нигде не было видно.
      — Может, она умерла? — с надеждой предположил Гектор.
      — Держи кошелек шире, — усмехнулся Одиссей. — Кирка наполовину богиня, соответственно она бессмертна.
      — Наполовину, — кивнул Агамемнон.
      — Ви-и-и, ви-и-и, — внезапно раздалось в зале, и мимо героев с топотом пронеслись свиньи. Штук пять или около того.
      — Опа, свиньи, — удивился Гектор, провожая взглядом верещавших животных.
      — Не свиньи, а греки, — поправил троянца Одиссей.
      — Ты думаешь, что Кирка превратила их в…
      — Да-да. — Одиссей поморщился. — Последний хряк уж больно напомнил мне одного торговца из Спарты, распространявшего в Аттике по наущению Эрота фальшивые противозачаточные средства. Он пропал без вести на западе Понта около двух лет назад.
      — О боги, — прошептал Агамемнон, — только теперь я могу оценить мудрость Париса, вернувшегося на корабль.
      Подойдя к фонтану, греки стали грустно рассматривать резвившихся в воде золотых рыбок.
      Прибор в руках Одиссея пока безмолвствовал, в некотором замешательстве водя по сторонам усами, словно выбирая, куда бы подальше послать доверчивых греков.
      — А… носатые, — раздался за спинами героев визгливый женский крик.
      — Кирка, — хрипло проговорил Агамемнон и с разбега прыгнул в фонтан, надеясь затеряться среди золотых рыбок.
      Мощный веер холодных брызг окатил Одиссея, Гектора и Аякса с головы до ног.
      Большей глупости в данной ситуации отморозить (или правильнее будет сказать отмочить) было просто невозможно.
      Неодобрительно посмотрев на барахтавшегося в мелководном фонтане Агамемнона, греки обреченно повернулись лицом к своей судьбе.
      — Танат меня за ногу, — оторопело произнес Гектор при виде дочери ясноликого Гелиоса.
      О таких женщинах часто говорят 90-60-90, в смысле рост, вес, возраст.
      — Чего вылупились, носатые? — гневно закричала Кирка. — Сейчас вы у меня захрюкаете.
      Ну, по поводу веса это, конечно, перебор, поскольку худая была волшебница, как… а сатир его знает, как кто. Греки настолько от ее вида остолбенели, что даже не смогли подобрать нужное сравнение, хотя… одним словом, клюшка.
      В правой руке Кирка держала какой-то непонятный жезл, им-то она и огрела Гектора со словами “стань свиньей”.
      И что вы думаете?
      Как стоял герой у фонтана, так и остался там стоять, удивленно хлопая глазами, и хрюкать даже не собирался. Да что там хрюкать, он даже в свинью не собирался превращаться!
      — Что такое? — испугалась Кирка. — Неужели не работает? Но этого не может быть!
      С этими словами волшебница стукнула по голове жезлом медленно трезвевшего Аякса.
      Аякс в ответ очень нехорошо посмотрел на Кирку и, оставшись в человеческом обличье, нагло произнес:
      — Хрю-хрю…
      — Ах ты… — Кирка стукнула героя палкой по голове вторично, после чего Аякс взревел и, отобрав у нее жезл, отшвырнул волшебницу в сторону.
      — Этого не может быть! — закричала Кирка, рвя на себе давно не чесанные волосы. — Этого просто не может быть… хотя нет, постойте, это может быть…
      — Чего? — Греки переглянулись. Дочь Гелиоса противно рассмеялась.
      — Все понятно, — издевательски протянула волшебница.
      — Что понятно? — спросил из фонтана Агамемнон, сражаясь с кусачими золотыми рыбками, которых волшебница, судя по всему, скрестила с пираньями.
      — Вас невозможно превратить в свиней, потому что вас уже до этого кто-то превратил из свиней в людей, — сделала вывод Кирка.
      — Ну, с Агамемноном так, наверное, и было, — задумчиво изрек Одиссей, исподлобья поглядывая на товарищей.
      — За базар, Клюшка, ответишь! — Аякс гневно потряс в воздухе жезлом волшебницы. — Я покажу тебе, как греков оскорблять.
      — Проклятые носатые! — закричала в ответ волшебница. — От вас одни только беды. Пошли вон из моего дворца, не то я напущу на вас самых злобных своих хомяков.
      — Каких хомяков? — переспросил Гектор. — Самых толстых?
      — Мама! — в отчаянии закричал Аякс.
      — Спокойно. — Одиссей схватил друга за могучую руку. — Всем сохранять спокойствие.
      И, обнажив меч, царь Итаки медленно двинулся к волшебнице.
      Кирка истерически рассмеялась и, взмахнув руками, растаяла в воздухе.
      — Помогите, — пробулькал из фонтана Агамемнон, судя по мощным всплескам, терзаемый стаей голодных акул.
      Поплевав на ладони, Аякс с Гектором вытащили приятеля из фонтана, отодрав от его лысины присосавшихся золотых рыбок.
      Спрятав меч в ножны, Одиссей направился в конец зала. Божественный прибор у него на поясе весьма немелодично засвистел.
      — Так-так, — сказал царь Итаки. — Что у нас на этот раз?
      На этот раз устройство Гефеста привело Одиссея к непонятной сфере, сделанной из твердого прозрачного материала (стекла. — Авт.). Из сферы на царя Итаки довольно нагло взирал странный огненный глаз с вертикальным, как у змеи, зрачком. Прозрачный шар лежал на небольшом мраморном постаменте, снабженном деревянной доской с греческим текстом.
      — Гектор, — позвал троянца Одиссей, — а ну-ка подойди сюда.
      Гектор послушно подошел, с интересом взирая на сферу.
      — Прочти, пожалуйста, что там написано, — небрежно попросил царь Итаки. — А то у меня что-то глаза слезятся.
      Пожав плечами, Гектор прочитал:
      — Всевидящее око Саурона. Опытная модель. Руками не трогать — больно кусается. Сделал Гефест.
      — Все ясно, — тяжело вздохнул Одиссей, — опять облом…
      Аякс озадаченно крутил в руках волшебный жезл Кирки, не зная, для чего бы такого его приспособить.
      — Э-ге-ге-гей, — внезапно закричал он, — смотрите, как удобно…
      Герои посмотрели.
      Блаженно улыбаясь, Аякс почесал сучковатой палкой свою могучую спину.
      — Очень полезное изобретение, — сказал Одиссей.
      — А то, — радостно кивнул Аякс, засовывая трофей за пояс.
      — Что ж, — расстроенный царь Итаки развел руками, — возвращаемся на корабль.
      — А как же Кирка? — напомнил Агамемнон, отряхивая мокрую одежду.
      — А что Кирка? — удивился Одиссей. — Пусть себе живет, хомяков разводит. Нам до нее какое дело?
      — Теперь я понимаю, почему Зевс не стал настаивать на интимной близости с ней, — глубокомысленно изрек Гектор. — Наверное, в будущее случайно заглянул, причем в недалекое…
      Облом преследовал греков за обломом. Даже обидно как-то становилось за великих героев, но тут, конечно, ничего не поделаешь. Такая, значит, понимаешь, у них планида, судьба то есть.
      Против Рока, как говорится, не попрешь. Это даже всемогущим богам ясно. Хотя какие же они тогда всемогущие, если им этот самый Рок неподвластен?
      Путаница какая-то получается, даже, можно сказать, мифологическая неточность. Но в истории всегда так: налево повернешь, на хронологический ляп набредешь, направо сунешься — и тут, хрен тебе, не было никакой Троянской войны, а была лишь мелочная междоусобная возня. И не из-за какой-то там бабы, а вследствие бандитских наездов друг на друга за передел территорий. И все твое исследование сатиру под хвост. Грустно, конечно, но ничего не поделаешь. Приходится в итоге историю эту фальсифицировать. Источники друг под дружку нужные подгонять, а ненужные, с противоречиями, в Тартар к Кроновой бабушке спускать. (Имеется в виду унитаз. — Авт.)
      Вот так история эта и пишется, делается, сочиняется. Кому какое из этих определений больше по душе, пусть он то и подчеркнет, но суть в них заложена одна — врут нам все. А как оно там на самом деле было, один лишь Зевс знает, да и то быть уверенным в этом на все сто процентов нельзя.
      Вот так-то.
      Естественно, как только Одиссей со товарищи отплыл от берега острова Эа, на горизонте появился корабль его сына Телемаха.
      Понятное дело, что они опять не встретились, здорово разминувшись во времени.
      Посейдон специально так подстраивал, ловко регулируя морское течение, чтобы герои никак не могли нигде пересечься. И двигали здесь колебателем земли вовсе не злые убеждения и врожденное чувство подлости, а чистый холодный расчет.
      Ведь что произойдет, если встретятся герои где-нибудь посреди моря?
      Правильно. Пьянка. Причем большая, ОЧЕНЬ большая. Ну и на фиг это богам нужно? Они ведь хотят, чтобы хитроумный царь Итаки им монокристалл с звездными картами нашел, а не хренотень какую-нибудь, смастеренную Гефестом во время очередного приступа умопомрачения.
      Да Одиссей вообще был в Аттике на данный момент самым ТРЕЗВОмыслящим греком, поскольку гуляла Аттика по поводу окончания Троянской войны так, что Олимп, если бы он, конечно, висел над Грецией, ходил бы ходуном.
      Но Олимпа не было, и об этом скорбном обстоятельстве знали одни лишь бессмертные боги, переселившиеся в не менее удобное, но, правда, более мрачное царство Аида.
      Посейдон, в принципе как и Одиссей, был э… не совсем, конечно, уместно, но назовем его так— человеком слова. Раз он дал Телемаху с друзьями твердое обещание помочь найти Одиссея, то он обещания этого своего строго придерживался. Другое дело, что лукавил немного повелитель морской пучины. Самую малость лукавил, разводя корабли героев. Но иначе было нельзя, а почему, уже пояснялось выше…
      В общем, приплыл Телемах к острову волшебницы Кирки. Смотрит, баба какая-то полуголая костлявая по берегу бегает и руками размахивает.
      Пристал корабль Телемаха к острову, а Кирка его как увидела (Телемаха, а не корабль), так и закричала на весь остров:
      — Нарциссик, милый мой, ты вернулся!
      — Не понял. — Наследник Итаки посмотрел на друзей, также мало врубившихся в базар костлявой тетки.
      Взмахнула руками волшебница, и тут же возникло на ней подвенечное платье, а в руках замерцал букет из бледных цветов асфодели.
      — Так это же Клюшка, — ахнул Паламед, не веря своим глазам. — Известная эллинофобка. Она греков в свиней превращает.
      — Как ты сказал? — удивился Телемах.
      — Назад! — взревел Паламед. — Гребцы, скорее за весла. Полный назад.
      — Полный что? — Гребцы обалдело переглянулись.
      — Иди в мои объятия, Нарцисс, — кричала на берегу сумасшедшая дочь бога солнца.
      — Это она мне, что ли? — переспросил Телемах.
      — Да нет, — ответил Паламед, — это она нашему кормчему. Правда, Эсхил?
      Дряхлый одноногий старикашка, сидевший на носу корабля, беззубо улыбнулся.
      — Вот видишь, — обрадовался Паламед. — Он тоже ее знает.
      — Что ж, — наконец принял решение Телемах, — пожалуй, мы снова опоздали и высаживаться здесь не имеет никакого смысла. Эй, мужики, посадите в лодку нашего кормчего. Нельзя лишать влюбленных счастья встречи после стольких лет разлуки.
      Протестующе отбивавшегося целой ногой Эсхила греки тут же с гиканьем выбросили за борт. Вслед за дико вопящим стариком полетела дырявая старая лодка.
      — Заткнешь пробоину пальцем, — весело крикнули своему кормчему греки и фальшиво затянули знаменитую песню о переживших долгое расставание моряке Эвкледе и морской нереиде Акулинии. Правда, в конце песни влюбленные умерли.

Глава 7
В ЦАРСТВЕ МРАЧНОГО АИДА