— Земля! — истошно завопил матрос, все еще привязанный за матерные ругательства к верхушке мачты. — Да снимите же меня в конце концов.
      — Ага, как же, размечтался, — сердито крикнул ему в ответ Одиссей. — Будешь висеть там как миленький, пока в Итаку не вернемся.
      — Сволочи! — закричал матрос. — Снимите, на меня чайки гадят!
      — Ну и поделом, — громко заржал Агамемнон. — Кстати, что за земля?
      Одиссей пожал плечами:
      — Идем четко по указанию божественного прибора.
      Черную коробочку с медными усами царь Итаки держал в правой руке.
      Вдалеке замаячил угрюмый каменистый остров с мрачными пиками серых скал.
      — Шляемся где попало, — недовольно пробурчал Парис, — пока нас кто-нибудь не сожрет.
      — Или мы кого-нибудь, — кровожадно щелкнул зубами Аякс, весело подмигивая по-прежнему немного заторможенному Гектору.
      Увлекательное путешествие Одиссея было в самом разгаре, и, казалось, приключения вот-вот посыплются на них словно из рога изобилия.
      Пока что все с ними произошедшее было довольно обыденным. Да, герои побывали в землях лотофагов, но те оказались обыкновенными жуликами, разбавляющими вино морской водой.
      И это было обидно.
      Очень.
      В особенности Аяксу, руки у которого буквально чесались, так он хотел с кем-нибудь подраться.
      Аякс уже был готов подраться даже с кем-то из своих, дабы размять заскучившие мышцы.
      — Надеюсь, здесь бродит гигантский прожорливый Минотавр, — мечтательно предположил Аякс. — Или лучше ужасное привидение Эмпуса с орлиными ногами, пьющее людскую кровь. Или чудовищная Ламия, сбежавшая из царства Аида, которая пожирает новорожденных младенцев, или…
      — Аякс, заткнись, — раздраженно бросил Одиссей, с сочувствием глядя на близкого к обмороку Париса. — Все перечисленные тобой монстры — выдумка безграмотных пастухов. Им делать на пастбище целыми днями нечего, вот и выдумывают всякие кошмарные истории.
      — Да знаю я, — махнул рукой Аякс. — Просто уж больно хотелось попугать Париса. Он у нас, кажется, даже летучих мышей боится…
      — Да пошел ты! — огрызнулся Парис. — Думаешь, и на тебя управы не найдется?
      Аякс в ответ громоподобно рассмеялся.
      — Ну хватит галдеть, — взмолился Гектор. — У меня и так весь день голова раскалывается.
      — А не фиг было мел нюхать, — возразил Аякс.
      Плавно развернувшись, корабль бросил якорь у берега неизвестного острова.
      Спустившись в небольшую лодку, Одиссей, Агамемнон, Парис, Гектор и Аякс, сын Оилея, проворно подгребли к суше.
      Благополучно высадились.
      — Ого-го-го! — взревел Аякс, прикладывая к губам руки лодочкой. — Эге-ге-гей… — И герой лукаво посмотрел на дергающегося Париса. — К вам идут великие герои! — громогласно добавил Аякс, и эхо от его голоса в панике заметалось среди скал.
      — Идите в задницу, герои, — внезапно донеслось издалека.
      — Что? — Греки переглянулись.
      — Послышалось, — сделал вывод Аякс. — Это эхо. Идемте.
      И герои под предводительством хитроумного Одиссея двинулись по каменистому грунту вдоль берега.
      — Ме-э-э, — раздалось где-то совсем рядом.
      — Ага, — обрадовался Агамемнон. — Козы. Надеюсь, что дикие. От шашлычка по-троянски я бы сейчас не отказался.
      И путешественники галопом припустили туда, откуда только что доносилось глупое меканье.
      Каково же было их разочарование, когда козы оказались горными и прыгучими, что те блохи.
      Около часа пробегав по камням и едва не свалившись в глубокую расщелину, греки с грустью признали свое фиаско, а козы, нагло мекая, смотрели на них с вершин серых утесов, разрушив все мечты Агамемнона о шашлычке по-троянски.
      Шашлычок оказался героям не по зубам, слишком уж прыток.
      — Ладно, поигрались, и хватит, — строго осадил ругавшихся на чем свет стоит товарищей Одиссей. — Довольно коз смешить. Пора взяться и за дело. Мы ведь приплыли сюда не просто так.
      Герои пристыженно замолчали.
      Одиссей удовлетворенно кивнул и, достав из-за пояса божественное устройство, пошел в том направлении, куда указывали шевелившиеся медные усы.
      Вскоре греки достигли небольшого указателя на камне у начинающейся из ниоткуда дороги.
      Одолеть надпись на указателе Одиссей, понятно, не смог и, дабы окончательно не опозориться, прибег к помощи Гектора.
      — Гектор, — ласково позвал он героя, — мне в глаза песок попал. Ни черта не вижу. Ну-ка прочти.
      Гектор послушно прочел:
      — Вы находитесь во владениях циклопов. До ближайшего постоялого двора тысяча стадиев. Грекам и эфиопам проход воспрещен.
      — Это еще за каким таким сатиром? — возмутился Аякс. — Проклятые расисты, ну я вам покажу!
      Одиссей посмотрел на прибор:
      — Идемте, нам туда.
      Треки послушно двинулись за вожаком.
      — Зевс-Громовержец! — громко воскликнул Агамемнон, и все обернулись на его голос. — Вот это тапочка, разрази меня Тартар!
      — Мама! — закричал Парис, чуть не бросившись на руки Аяксу.
      Пораженные герои столпились у валявшейся на земле гигантской рваной сандалии размером с хорошую весельную лодку.
      Пахло от сандалии соответствующе, за то, наверное, и выкинули.
      — Это ж каким должен быть ее владелец! — присвистнул Аякс, прикидывая в уме размеры носящего такую обувь мужика.
      — Знал я одного грека, — задумчиво изрек Агамемнон, — странствующего философа. Так у него при росте метр пятьдесят с лавровым венком в прыжке размер обуви был шестидесятым. Он, кстати, на всех Олимпиадах медали по плаванию забирал, а вот бегал неважно, за что и поплатился: черепахи с острова Родос его загрызли.
      — Думаю, дальше вы пойдете без меня, — заявил Парис, демонстративно поворачивая к морю.
      — Ага, — громко хохотнул Аякс, — иди-иди! Может, вторую сандалию найдешь вместе с ее владельцем.
      Парис уходить тут же резко передумал, попросив Одиссея отказаться от своей безумной затеи и всем вместе вернуться на корабль. Одиссей на это ответил… Пожалуй, опустим, что ответил Парису на это царь Итаки, из соображений цензуры.
      Через полчаса, по-прежнему строго следуя указаниям божественного устройства, греки вышли к гигантской пещере.
      Маленький прибор в руках Одиссея громко заверещал.
      — Так-так, — сказал царь Итаки, — посмотрим, что там внутри.
      Внутри оказалось весьма симпатичное жилище, вот только для очень большого жильца.
      Стол со стульями напоминали арки какого-нибудь храма, даром что не из мрамора. Кровать походила на хороший военный сорокавесельный корабль, а отхожее место…
      — Кошмар! — закричал Парис, увидав глиняный круглый ночной горшок в белый горошек, в котором при желании могли поместиться обе армии, сходившиеся недавно под стенами Трои. (Имеется в виду — в непереваренном виде. — Авт.)
      — М-да… — Аякс задумчиво потрепал густую бороду. — Мы попали либо в музей абстрактного искусства, либо в пещеру великана.
      — Второе правдоподобнее первого, — сказал Одиссей, указывая на громадные следы у входа в пещеру: один от обуви, другой — от голой пятки.
      — Ага! — радостно закричал Аякс, потрясая копьем. — Наконец-то нашелся в Аттике достойный меня противник.
      — Не обольщайся, — осадил друга Одиссей. — Все великаны умственно отсталые, это общеизвестно. Вследствие своей умственной отсталости они добрые, а все беды в Греции только от коротышек. Вот они — это да, злобные, что те клещи, поскольку у них развит комплекс неполноценности, оттого к власти и рвутся.
      — Интересно, — сказал Агамемнон, — на кого это ты намекаешь? (Кстати, рост Агамемнона метр шестьдесят. — Авт.)
      — Имеющий мозги да поймет, — загадочно добавил Одиссей. — О, смотрите, козы.
      И действительно, в дальнем углу пещеры имелся вольер с мелким рогатым скотом.
      — Вот так удача, — хмыкнул Агамемнон, плотоядно поглаживая себя по животу, — а я было с шашлычком распрощался.
      Радости греков не было предела, когда они обнаружили, ко всему прочему, запасы козьего сыра и здоровую амфору превосходного вина.
      — Братья, закатим пир! — утробно взревел Аякс, и герои тут же освежевали двух упитанных коз. (Боже, какие идиоты!!! — Авт.)
      Развели костер. Нанизали мясо на вертел, сделанный из копья Аякса.
      По пещере медленно поплыл восхитительный… то есть, тьфу ты, отвратительный запах жареной козлятины. Агамемнон с видом бывалого гурмана обильно поливал мясо вином и посыпал специями, всегда припрятанными у него для подобных случаев в мешочке на поясе.
      Но хитроумный правитель Итаки, несмотря на царившее среди друзей веселье, не забыл о своей главной задаче.
      Оставив греков пировать у входа в пещеру, он вернулся в жилище неведомого гиганта, дабы с помощью божественного устройства выяснить, за каким сатиром оно привело их на этот остров.
      Но все объяснялось довольно просто — чудо-прибор запеленговал очередное изобретение Гефеста.
      Это был небольшой (для владельца пещеры) ящичек со съемными круглыми дисками, по которым ездила подвижная тонкая головка, сделанная из вовсе уж невиданного материала с вкраплениями бронзы.
      Одиссей нажал ногой первый попавшийся плоский рычаг с нарисованной поющей птичкой. Непонятное устройство тут же ожило, наполнив пещеру странной музыкой с преобладанием ударных инструментов и разнообразных флейт.
      Пожав плечами, царь Итаки нажал плоский рычаг повторно, и музыка прекратилась.
      В пещеру вбежали встревоженные Гектор с Агамемноном.
      — Эй, ты чего? — испуганно спросили они. — Нас чуть Танат не хватил. Парис от страха на скалу залез и теперь орет, как ненормальный, чтобы его оттуда сняли.
      Одиссей выскочил наружу. Парис действительно сидел на скале над пещерой с круглыми от ужаса глазами и слушал гневные проклятия бегавшего вокруг костра Аякса.
      — Он что, туда на крыльях взлетел? — ошарашенно спросил Одиссей.
      Греки недоуменно развели руками.
      — Мы в этот момент отвернулись, — виновато объяснил Гектор, — а он — фить, и уже наверху.
      — Тартар вас всех побери! — Царь Итаки потряс кулаками. — На минуту вас ведь только оставил, сами теперь его оттуда снимайте.
      И, сплюнув в сторону, Одиссей демонстративно вернулся в пещеру…
      Что-то ему все это время не давало покоя. Что-то он в этой пещере увидел. Увидел мельком нечто очень важное, отложившееся на краю сознания.
      — Так… — Одиссей остановился точно посередине пещеры, внимательно обведя ее взглядом.
      Так и есть.
      На колченогой тумбочке у кровати, рядом с бронзовым подфакельником стояла деревянная гравюра, изображавшая молодую улыбающуюся женщину невиданной красоты.
      — Афина, нет, Афродита, — вслух произнес Одиссей, перебирая в памяти симпатичные мордашки и с каждой секундой все больше и больше понимая, что женщина на картине очень похожа на его покойную мать Антиклею.
      “Но этого просто не может быть”, — спокойно подумал царь Итаки и поставил в этом неразрешимом вопросе жирную точку, решив, что сходство женщины на портрете с его матерью случайно. (Наивный человек! — Авт.)
      А вот картина с изображением Лаэрта над ночным горшком великана никаких сомнений у Одиссея не вызвала, повергнув его в суеверный шок.
      На картине ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был изображен ЕГО ОТЕЦ.
      Одиссей медленно, словно сомнамбула, подошел ближе.
      Вблизи портрет его отца оказался весь искромсан прямоугольными дырочками, а в центре картины торчала рукоять ушедшего до половины в каменную стену ножа.
      Спасительный для психики ответ пришел в голову Одиссея сам собой.
      Все сразу встало на свои места.
      — Понятно. — Царь Итаки с облегчением вздохнул. — Шуточки известного хохмача Диониса. Ну, я тебе это припомню!
      Неизвестно, какие еще угрозы последовали бы в адрес бога вина, слетев с уст взбешенного Одиссея, но тут пещера содрогнулась от чьих-то могучих шагов.
      Чьих-то, гм…
      Не будем мудрствовать лукаво, а скажем прямо: в пещеру возвращался великан.
      Агамемнон, Аякс, Гектор и Парис были тут как тут.
      — Одиссей, — истошно заорали они, — караул…
      — Парис? — Царь Итаки обалдело вытаращился на бледного юношу, словно именно он и был чудовищным великаном. — Но как ты спустился со скалы?
      — Как хозяина пещеры вдалеке увидал, — ответил за юношу Агамемнон, — так вниз кубарем и скатился. Там, оказывается, на камне выступы в виде ступеней были.
      Возвращавшийся домой с прогулки великан громко икал, и Одиссей понял: путь назад отрезан.
      — Быстро в вольер, — громко скомандовал царь Итаки.
      — К козам? — испуганно спросили герои.
      — К баранам, — злобно прорычал Одиссей, бросаясь в угол пещеры.
      Бараны недовольно заблеяли, так как тусовка у них была довольно узкая, но греки пинками разогнали животных, спрятавшись между ними.
      — О-о-о-о, — жалобно взревел великан, когда наступил голой пяткой на дотлевающий у входа в пещеру костер.
      К слову сказать, циклоп ходил искать свою потерявшуюся сандалию.
      Каким образом, спросите вы, он ее потерял?
      Да ночью коты местные под пещерой уж больно громко песни любовные ревели, в них-то своей правой сандалией великан и запустил. Но переусердствовал малость, забросив сандалию далеко к морю.
      В расстроенных чувствах невыспавшийся циклоп в одной левой сандалии зашел в пещеру.
      Греки, замершие среди меланхолично жевавших травку баранов, молча ужаснулись.
      Великан был просто чудовищен.
      В смысле размеров он был чудовищных, а так мужик себе как мужик. Только глаз правый, словно у морского пирата, черной полоской был перевязан. Встреть такого нормальных стандартных размеров где-нибудь на Родосе, и вовсе он не будет казаться тебе чудовищным. Даже можно сказать наоборот, он покажется обаятельным, и грех будет не угостить этого симпатягу вином, дабы послушать удивительные истории о его пиратских рейдах у берегов Лесбоса либо Гоморры.
      — Е-мое, — громко произнес великан, осматривая свою пещеру. — Что-то я не понял…
      — Наше присутствие заметил, — прошептал Аякс, за что получил по лбу от Одиссея.
      — О… — в отчаянии взревел циклоп. — Кто слопал мои запасы сыра, о… кто выпил все мое вино?
      — Мы выпили, — хмыкнул Агамемнон, еще не совсем протрезвев.
      — О… — продолжал сокрушенно реветь великан. — Кто слушал мою музыку, у-у-у… Кто воспользовался моим любимым ночным горшком?
      Греки недоуменно переглянулись.
      — Чего? — прошептал Одиссей, и все почему-то сразу посмотрели на Аякса.
      — А что я, что сразу я? — с вызовом хрипло прошептал герой. — Ну, стоит себе горшок большой в белый горошек, как же таким не воспользоваться? Снаружи ведь негде, сплошные скалы, ни кустика, ни деревца.
      — Скотина, — прошипел сквозь зубы Одиссей. — Ну, я с тобой потом еще разберусь…
      — О… — еще раз взревел циклоп, после чего горько зарыдал.
      На греков мощно пахнуло перегаром.
      — Да он же пьяный, — догадался Агамемнон.
      — Будем отступать, — сделал вывод Одиссей и принялся обдумывать гениальный… хотя нет, лучше сказать, хитроумный план побега.
      А великан тем временем, утерев мокрый красный нос, стал швырять хорошо отточенный нож в портрет Лаэрта, целясь прямо в его идиотскую улыбку.
      “Вот сволочь”, — подумал Одиссей, мысли которого складывались в нужную мозаику с трудом. Но оно и понятно: вина чужого меньше пить надо было.
      На шару ведь не жалко ни чужого напитка, ни своего организма.
      Если кто в данной ситуации и веселился, так это Аякс, который пьян был, словно еж, упавший в чан с бродящим виноградом. Упился, в общем, герой больше всех, благо бычье здоровье позволяло.
      Сначала Аякс сидел вроде как тихо, но потом его разобрало, и он начал приглушенно хихикать. Греки, понятное дело, зашикали на него, но тот на гневные рожи друзей внимания не обращал.
      Затем Аякса окончательно развезло, и он стал басом блеять, подражая главному в стаде барану, который уже около часа лежал в обмороке, сраженный исходившими от греков винными парами.
      — Гомер! — встревоженно позвал любимого барана великан, прекратив метать нож. — Что с тобой?
      — Бе-э-э-э, — еще пуще прежнего заблеял потешающийся Аякс.
      И тут герой допустил непростительную ошибку — с пьяных глаз все напутал и громко залаял.
      — Эй, кто там? — не на шутку испугался циклоп, освещая факелом угол пещеры.
      — Гав-гав, — ответил Аякс и жалобно так добавил: — Мяу-у-у-у…
      Бедняга Парис в этот момент частично поседел, а Одиссею было не до идиотов-друзей. Одиссей напряженно думал.
      — Ах вы, — сказал великан, снимая левую сандалию, — проклятые коты, вы уже и сюда забрались.
      М-да.
      Умственные способности циклопа оставляли желать лучшего. Короче, грекам крупно повезло.
      — Эх, была не была! — Одиссей махнул рукой и, повернувшись к друзьям, строго приказал: — Оставайтесь на месте, бараны.
      Бараны в ответ согласно закивали.
      — Итак, на счет три, — шепотом подбодрил себя царь Итаки. — Раз, два, три…
      И, произнеся “три”, он проворно выскочил из вольера.
      — Ты кто? — удивленно спросил циклоп, увидев человека.
      Одиссей дурашливо поклонился.
      — Тебя как зовут? — снова спросил великан.
      — Меня зовут Ядурак, — ответил хитроумный царь Итаки. — И это я нагадил в твой горшок.
      — Ах ты! — яростно взревел циклоп, воинственно растопырив руки, после чего с топотом погнался за вылетевшим из пещеры Одиссеем.
      — Нет, во дает, — заржал Аякс, пихая локтем в бок жевавшего рядом травку барана. — Не, Парис, ты это видел?
      Баран в ответ жалобно заблеял…
      Запыхавшийся, в мокрой насквозь одежде, Одиссей приковылял в пещеру где-то минут через пятнадцать.
      — Вылезайте, мужики! — крикнул он грекам. — Айда к кораблю.
      Счастливые герои выбежали из вольера.
      — Как тебе это удалось? — закричал Агамемнон, хлопая царя Итаки по спине.
      — Что удалось? — не понял Одиссей.
      — Ну, от великана избавиться.
      — А… —Хитроумный грек криво усмехнулся. — Это было очень просто. Я побежал в ту сторону, где валялась его сандалия. Он ее как увидел, обо всем сразу же забыл. Сидит теперь, счастливый, на дороге, примеряет.
      — Так, может, то не его сандалия? — предположил Гектор.
      — Да какая разница, — махнул рукой Одиссей. — Возвращаемся на корабль.
      И греки, весело галдя, беспрепятственно поспешили к морю.
      А циклоп, обрадовавшийся, найдя свою блудную сандалию, вдруг вспомнил, как сильно обидел его непонятный коротышка, а посему тут же принялся орать дурным голосом, созывая своих сородичей.
      Сородичи, понятное дело, отозвались.
      — В чем дело, Полифем? — недовольно спросили они. — Ты снова напился?
      — Я трезв, — гневно отвечал им циклоп, — как стеклышко.
      — Тогда мы тебя не понимаем, — ответили сородичи. — Чего ты орешь?
      — И действительно, чего? — Полифем в растерянности заозирался. — А, вспомнил… мне нанес оскорбление один смертный. Он сожрал весь мой сыр, выпил все мое вино и нагадил в мой горшок.
      — Может, это был твой брат Лифомил? — предположили остальные циклопы. — Думаем, что простому смертному не проделать все те чудеса, которые ты нам только что описал.
      — Нет, — твердо заявил великан, — это был смертный, человек.
      — Ну и как же его зовут? — ехидно поинтересовались сородичи.
      — Ядурак, — ответил Полифем.
      — Ну, мы в этом в принципе и не сомневались, — сказали остальные циклопы. — Не пей больше, братец, а то пожалуемся твоему папаше Посейдону, и он тебе мозги быстро вправит.
      — Ядурак, — в отчаянии закричал Полифем, — его звали Ядурак.
      Но сородичи, приглушенно посмеиваясь и качая головами, уже расходились.
      Полифем задумался.
      — Пойду-ка я набью морду Лифомилу, — вслух сказал он, — так, на всякий случай.
      И циклоп решительно потопал в глубь острова.
      Как раз именно в этот момент к острову циклопов подплывал Телемах со своими друзьями.
      Горячо спорившие великаны выглядели на фоне серых скал весьма колоритно.
 
      — Э нет, — сказал Телемах. — Сушите весла, братцы.
      И корабль послушно остановился.
      Великаны на острове продолжали спорить, и земля под ними содрогалась.
      — Похоже, мы снова опоздали, — сказал Телемах, задумчиво рассматривая возбужденно размахивавших руками циклопов. — Мой отец здесь уже побывал.
      — И, похоже, побывал только что, — добавил Па-ламед, указывая рукой на корабль вдалеке.
      — Гребцы, — закричал Телемах, — поворот на девяносто градусов и полный вперед!
      — Думаю, при определенном стечении обстоятельств мы их догоним, — сказал один из матросов, слюнявя палец, дабы проверить ветер.
      Корабль Телемаха развернулся и стремительно двинулся вслед за судном на горизонте.
      — Быстрее, быстрее, — подбадривал гребцов Телемах, — если догоним, каждому по три золотых.
      — Гей, гей, гей, — запели гребцы, — чужих весел не жалей…
      — Сатаровы дети, — выругался Телемах, поворачиваясь к Паламеду. — Слушай, где ты этих болванов нанял?
      — Да в Итаке, — пожал плечами Паламед, — вместе с кораблем. Они как раз в порт вошли. За полцены согласились покатать нас по Понту. У них, мол, на судне благотворительная акция в честь завершения Троянской войны. Пятидесятипроцентная скидка.
      — Угу, — буркнул Телемах, с подозрением посматривая на черный флаг с белым черепом, развевавшийся на мачте нанятого им судна.
      Ох не нравился ему этот флаг. Ох и не нравился…
      Непонятно, правда, чем?
      Может быть, тем, что оскал у черепа уж больно напоминал одного из женихов Пенелопы… этого, Антиноя. Возможно.
      — Пираты, — истерично закричал Парис, после чего грохнулся в обморок.
      — Где? — Аякс ошарашенно закрутил головой.
      — На хвосте, — ответил Одиссей, поставив над глазами ладонь козырьком, чтобы не слепило солнце.
      — Что будем делать? — спросил Агамемнон, тоже вглядываясь в стремительно настигавшее их судно.
      — Драться! — кровожадно взревел Аякс и, скорчив воинственную рожу, взмахнул над головой здоровой шипастой дубиной, найденной им в трюме 'корабля.
      — Ну, это мы всегда успеем, — хитро протянул Одиссей. — Разумнее всего, думаю, стычки избежать. Наш корабль намного маневреннее, да и гребцов у нас больше.
      — Греческий огонь, — продолжал утробно реветь Аякс. — Дайте мне греческий огонь!
      Гектор молча сунул под нос герою чашу с вином.
      Аякс жадно припал к ней губами, выдул всю и, громко икнув, без чувств повалился на палубу корабля.
      — Гребцы! — крикнул Одиссей, на глаз прикидывая расстояние до пиратского судна. — Темп “Страстный танец жриц Афины”. Полный вперед!
      Через пять минут и идиоту (Аяксу. — Авт.) стало ясно, что у пиратского корабля нет никаких шансов догнать быстроходное судно Одиссея.
      Абсолютно никаких шансов…
      — Слушайте, по-моему, это Эрот, — радостно сообщил Дионису Асклепий. — Хотя нет, нет…
      Дионис с Гермесом уныло переглянулись.
      Дружно вздохнули.
      Посмотрев в сторону врачевателя, Гермес медленно покрутил пальцем у виска. Дионис кивнул, всецело с ним соглашаясь.
      — Не Эрот, — тихо забубнил Асклепий, перебирая позвякивавшие пробирки, — а жаль…

      Одиссей сидел на носу своего корабля и меланхолично плевал в море.
      Настроение у хитроумного царя Итаки было самое мрачное, единственное, чего ему хотелось, так это выбросить за борт проклятый прибор с усами, изготовленный Гефестом не иначе как по большой пьянке.
      Достали Одиссея его приключения, жуть как достали. Он уже сильно жалел, что вообще ввязался в эту авантюру, заключив с богами совершенно идиотский договор.
      Ну оно и понятно. Им, бессмертным, плевать, даже если он, Одиссей, будет скитаться в поисках неизвестно чего до самой своей старости. А там и обещанное богами золото ему будет ни к чему, разве что на фамильный склеп пороскошней из красного мрамора размером с гигантскую пирамиду, как у египетских фараонов. Говорили, что те придурки начинали их строить на следующий день после восшествия на трон. Видно, не верили сатировы дети в плохие приметы. Это ж надо, гробницу себе еще при жизни грохать?! Как постоянное напоминание: все суетно — пирамиды вечны.
      Мерзко было на душе у царя Итаки, словно там кот нагадил.
      Высоко в небе парил на спине огромной стальной птицы загорелый, как эфиоп, Дедал. Вез к закату полуденное солнце. Все менялось и на земле, и на небе, будто Греция стояла на некоем решающем рубеже, отделявшем ее не то от большой катастрофы, не то от колоссальной пьянки, что по сути одно и то же.
      Поплыви туда — не знаю куда. Отыщи то — не знаю что. Вот как думал о своей миссии скучавший по дому Одиссей, но, вспомнив о страстной жене Пенелопе, царь Итаки содрогнулся. Нет уж, лучше подольше по Понту поплавать, чем вернуться к ненаглядной благоверной, которая так достала Одиссея своей неуемной страстью за первый год их совместной жизни, что тот специально большой дворец в Итаке выстроил, дабы было где по ночам прятаться от любвеобильной женушки.
      Да и ревнива Пенелопа была почище какого-нибудь влюбленного циклопа. Как врежет благоверному пифосом в ухо — а рука у нее тяжелая, — так полдня в отключке Одиссей и проваляется. А ведь всего-то ущипнул за зад соседскую служанку.
      Короче, домой царю Итаки резко расхотелось, тем более там Телемах остался. Мужик крутой, на две головы выше отца. За порядком присмотрит. Правда, при условии, что сама Пенелопа что-нибудь не отмочит.
      А она может.
      Ох как может.
      — О чем грустим? — спросил материализовавшийся на носу корабля Дионис. — Наверное, по дому?
      — По бабам, — ответил Одиссей, смачно сплюнув в море. — Ты чего это пришел?
      — Да Посейдон меня послал, — ответил бог вина, сладко зевая. — Сказал, если ты еще раз плюнешь в море, он бурю вызовет.
      Одиссей испытующе посмотрел на Диониса и, усмехнувшись, громко высморкался за борт.
      — Зря ты так, — покачал головой Дионис, — неуважение к богам — штука серьезная. Такое не прощается.
      — Да плевал я.. — И царь Итаки снова харкнул в море, что было красноречивее любых слов — Пока я вам нужен, вы будете по струнке передо мной ходить, а когда перестану вас интересовать как средство достижения определенной цели, вы меня в Тартар засадите без права переписки. В эфиопские кости на нарах вместе с Кроном играть.
      — Будем считать, что я этого не слышал, — сухо заметил Дионис, после чего произнес очень странную фразу, заставившую Одиссея насторожиться: — Если бы Зевс мог видеть, как ты сейчас изгаляешься над всемогущими бессмертными, он бы тебя не в Тартар отправил, а прямехонько в миску на завтрак Церберу.
      — Ну да, — нагло хмыкнул царь Итаки, — ищите в таком случае свой алмаз или как там его… кристалл сами.
      — А ведь Посейдон меня предупреждал, — сокрушенно прошептал бог вина.
      — Чего? — переспросил Одиссей.
      — Да ничего, скотина ты, царь Итаки. Ума не приложу, каким образом тебя всемогущий Рок таким разумом наделил, просто непостижимо.
      — Умом Итаку не понять, — нараспев произнес Одиссей. — М-да, кстати, милейший Дионис, как там продвигается дело по поводу моего папочки?
      — Ищем, — коротко ответил бог вина. — Привлекли для этого дела Асклепия.
      — Да? — искренне удивился Одиссей. — Ну-ну… а у Гефеста, случайно, не найдется другого прибора вместо этого?
      Царь Итаки небрежно указал на торчавшую за поясом черную коробочку.
      — Нет, не найдется, — гневно отрезал Дионис. — Если бы все было так легко, мы бы сами и без твоей помощи нашли то, что нам нужно.
      — Тоже верно, — кивнул Одиссей. — Но боюсь, что ваш удивительный прибор ведет меня и моих друзей прямо к острову Эа, где живет сумасшедшая волшебница Кирка, подвинутая на домашних животных дочь бога Гелиоса.
      — Все верно, — подтвердил Дионис, — она сейчас усиленно разводит эгейских хомячков, селекционирует. Крыша, кстати, у нее поехала из-за несчастной любви к этому, как его, сыну речного бога Кефиса Нарциссу. Она в него втюрилась, а тот геем оказался. Такая в итоге психическая травма получилась. Так что будь осторожен и, по возможности, не надевай ничего голубого.
      — Ну спасибо. — Одиссей презрительно скривился. — А если она меня, скажем, в свинью превратит?
      — Думаю, твои друзья особой разницы не заметят, — сказал Дионис и исчез.
      Царь Итаки зло сверкнул глазами и в очередной раз плюнул в море.
      В следующую секунду в чистом небе раздался раскат грома, а вода вокруг корабля сильно забурлила.
      — Ладно, ладно, — крикнул Одиссей, — больше не буду!…
      И море сразу же успокоилось.
      Через полчаса на горизонте показалась земля. Очередной остров, несущий не то опасность, не то нелепые курьезы, либо и то и другое вместе, что намного страшнее.
      “Может, хоть здесь нам повезет, — подумал Одиссей, — и мы наконец отыщем этот сатиров кристалл, и боги отцепятся от меня, оставят в покое. Эх…”
      Да, было от чего вздыхать царю Итаки: что так, что этак — все плохо. Найдет кристалл — вернется к Пенелопе, не найдет кристалл — все закончится аналогичным образом. Только нужно будет еще присовокупить сюда немилость богов, которые злопамятством своим не уступали черепахам с острова Родос.