Я помогал Дэмиену разбирать оружие, когда меня окликнул Танатос:
      — Эй, Паромщик, тут с тобой кое-кто хочет поговорить.
      Я обернулся:
      — Ты о ком?
      — Спускайся вниз, сам увидишь.
      Я отложил портативный миномет и поспешно сбежал по винтовой лестнице на первый этаж.
      — Он ждет тебя снаружи у входа, — сообщил мне Тан.
      Я вышел из «Галереи».
      На улице меня дожидался странный незнакомец, встреченный мною во время последнего «нарыва». Я совсем забыл о нем.
      Казалось, он совершенно не изменился: все то же рубище, подпоясанное веревкой, терновый венок, но вот глаза… что-то новое появилось в его взгляде.
      Тоска?
      Испуг?
      Нет, скорее уж печаль. Так, наверное, скорбит отзывчивый человек, видя чужое горе, хочет помочь, но не знает как. Беда неотвратима, и оттого он бесконечно несчастен.
      — Зачем ты пришел? Я удивлен, что тебя до сих пор не убили.
      — Они не тронут меня.
      — Ты так в этом уверен? Незнакомец молча смотрел на меня.
      — Ты уже выбрал себе имя?
      — Нет.
      — А как называют тебя люди?
      — По-разному.
      — Я видел, как ты что-то говорил им в одном убежище. Неужели они слушали тебя?
      — Да, они слушали меня.
      — И о чем же ты им говорил?
      — Я говорил им о том, к чему привело жителей Земли их неверие. Они забыли, чему их учили отцы. Они растоптали свою душу, отрезали пути к спасению.
      — Ты говоришь о религии? Но ведь их много.
      — Вера одна и Бог тоже. Его имена не имеют значения. Ты помнишь хотя бы несколько из них?
      — Нет, — признался я, — только Иисуса, но он не Бог, а Сын Божий.
      — Вот видишь.
      — Ты думаешь, вера спасет нас, когда все рушится, когда небо опрокидывается на голову? Посмотри по сторонам, идет война, и никому не под силу что-то исправить.
      — Вы можете все исправить.
      — Кто, доминаторы?
      — Нет, люди.
      — Люди? Банды насквозь пропитанных наркотой ублюдков? Нет, это не люди, это скот, отбросы общества, которое за тысячу лет переварило само себя.
      — Ты не прав, в тебе говорит ненависть. Откуда, ответь мне, в вас столько злости?
      — Злость от бессилия, — ответил я. — Кто-то однажды изменил нашу жизнь и возложил на нас особую миссию, но мы не справились, мы ее провалили.
      — В том не ваша вина.
      — Тогда в чем же?
      — Просто так сложилось.
      Я отвернулся: эта игра в слова не имела смысла.
      — Зачем ты пришел?
      — Чтобы предупредить.
      — Предупредить?
      — Что мой отец не имеет к произошедшему никакого отношения.
      — О чем ты?
      — О том, что случилось после… вы, кажется, называете это «нарывами».
      — Значит, Триумвират и доминаторов стравил кто-то другой?
      — Никто их не стравливал, все произошло само собой.
      — Я не понимаю тебя.
      — В человеке заложен механизм самоуничтожения, поэтому погибла Земля… бомба замедленного действия… Прошла тысяча лет, и она снова сдетонировала. Но выход есть.
      — Вернуться к религии?
      — Нет, ты действительно не понимаешь меня…
      — Вернуться к деградации и невежеству далеких столетий, ты это имеешь в виду? А тебе не кажется, что уже слишком поздно?
      — Нет, я так не считаю.
      — А твой отец?
      — Мои слова — его слова.
      — Значит, нас спасет вера? — Я усмехнулся.
      — Нет, не спасет, — поправил меня он, — а заставит вспомнить, что вы в первую очередь люди.
      — И об этом ты твердишь на каждом шагу?
      — Не только об этом. Бред!
      Я не верил ему. Кто он такой, в конце концов? Кем себя возомнил? Откуда пришел?
      Еще один сумасшедший.
      Ну конечно же, ведь без его появления творящийся вокруг абсурд был бы не полным. Он органично дополнял всю эту фантасмагорию.
      Какая вера? Во что? Что вообще такое вера? Я верю в то, что все однажды рухнет. Я верю в то, что существую. Я верю в свое оружие.
      — Рано или поздно тебя все равно убьют, — сказал я, — и знаешь, мне будет тебя жаль. Пожалуй, я единственный на этой планете, кто огорчится после твоей смерти.
      — Пусть так, но это уже начало.
      — Начало чего?
      — Как в библейских сказаниях. — Он улыбнулся. — Если в погрязшем во грехе городе есть хоть один праведник, то у жителей этого города все-таки будет шанс на спасение.
      — Господь всепрощающий, Господь милосердный… — раздраженно бросил я, — где он был, твой Господь, когда погибала Земля?
      — Не мой, а твой, — мягко поправил меня он.
      — Мой?
      — Он у тебя внутри, он по-прежнему в каждом из вас.
      — А в тебе он тоже есть?
      — К сожалению, нет, — сокрушенно ответил незнакомец.
      Вот так новость. Такого ответа я не ожидал. Кто же ты, черт побери, на самом деле, узнаю я когда-нибудь или нет?
      — Узнаешь! — кивнул незнакомец.
      Снова трюк с чтением мыслей? Меня это уже стало порядком раздражать.
      — Отец хочет поговорить с тобой.
      — Что?
      — Времени мало, вы должны встретиться.
      — Кто он?
      — Ты узнаешь, но потом.
      — Где я его найду?
      — Я не могу указать тебе путь, ты должен все сделать сам. Ищи его в своем прошлом.
      — В моем прошлом?
      — У тебя немного времени, но ты должен успеть. Прощай.
      — Погоди, — я схватил его за руку, — где именно искать? До того, как я изменился, или после?
      — Ищи посредине. И он ушел.
      Я смотрел ему вслед, пока его фигура не растворилась в конце улицы. Меня не покидало странное чувство, что мы еще непременно увидимся. Но вот где? При каких обстоятельствах?
      Я не знал.
      Что же делать? Принимать его слова всерьез? А если он обыкновенный сумасшедший?
      Что я теряю?
      Правильно. Ничего.
 
      — Что же мы все-таки ищем? — нетерпеливо поинтересовался Танатос.
      — Мнемосалон!
      — И для этого ты снова потащил меня в город?
      — Ага.
      — Ты спятил.
      — Не больше, чем ты.
      — Да я вообще единственный нормальный на этой планете сплошных психов.
      — Знаешь, такие откровения настораживают.
      — Почему?
      — А ты подумай хорошенько. Ведь всегда право большинство.
      — Не понял?
      — Ненормальный скорее всего ты, а не вся планета.
      — Да ты оглядись хорошенько, посмотри, что делается. Это, по-твоему, сотворили нормальные люди?
      — Это было предсказуемо.
      — Кем?
      Я предпочел не отвечать.
      — Ну и ладно, — обиделся Танатос. — Найдем мы твой мнемосалон, и что дальше?
      — Ты поможешь мне подключиться и сделать запись.
      — Ну точно спятил! После разговора с тем оборванцем тебя так переклинило?
      — Может быть.
      — Ну знаешь ли…
      — Ты мне поможешь?
      Тан колебался недолго:
      — Конечно, помогу, куда я денусь.
      Я знал, что именно так он и ответит.
 
      В центре города мы наткнулись на отряд эсбэшников. В сопровождении четырех танков солдаты тщательно прочесывали улицы.
      Мы с Танатосом залегли за перевернутым флаером, наблюдая, как каратели медленно проходят мимо.
      — Где твои «жнецы»? — шепотом поинтересовался я.
      — За три квартала отсюда. А твои?
      — Ближе.
      — Думаешь, их заметят?
      — Сомневаюсь, но даже если и заметят, то что?
      — Действительно. — Тан тихо рассмеялся. Конечно, можно было бы принять бой, но не хотелось терять время.
      Внезапно раздались выстрелы. Из разрушенного казино выскакивали вооруженные люди. Один из танков уже горел.
      — Вольные стрелки, — улыбнулся Танатос, — отчаянные парни.
      На улице завязалась перестрелка, и мы, держась тени, поспешили дальше.
      — Жаль, не работает сеть, — посетовал я. — Сразу бы вычислили ближайший мнемосалон. Ты случайно не был в каком-нибудь из них в этом районе?
      — А на фига? — удивился Тан.
      — Ну не знаю, мало ли, решил в памяти покопаться, зашел, сделал запись.
      — Да нет там ничего хорошего, — скривился напарник.
      — Но ведь ты ничего не помнишь.
      — Не помню, вот и отлично.
      — Странная позиция.
      — Странная, говоришь? А это ты видел? — Закатав рукав куртки, Танатос продемонстрировал черную татуировку: перечеркнутый крестом паук.
      Метка главаря банды. Расспрашивать было глупо.
      — Извини.
      — Да ладно… все ведь свои… — отмахнулся напарник.
      Мы свернули и оказались на плохо освещенной улице.
      — Гляди! — Танатос указал на мерцающую вывеску над входом в маленький подвальчик. — Кажется, то, что мы ищем.
      Мы не спеша пересекли проезжую часть. Дверь была разблокирована. Мелодично звякнул колокольчик.
      В мнемосалоне никого не было. Мародеры лишь раскурочили несколько терминалов и, тем удовлетворившись, ушли. Брать здесь все равно было нечего. Большая часть оборудования уцелела.
      — Я ведь не специалист. — Танатос задумчиво разглядывал ряды пустых лежаков. — Шут его знает, как оно работает.
      — Все очень просто. — Я улегся на ближайшую койку, и она мгновенно подстроилась под мою фигуру — полная автоматизация.
      — Ты что, уже когда-то считывал свою память? — удивился Тан.
      — Один раз, Клото уломала, — ответил я.
      — И что тебе удалось прочитать?
      — Не много, я не решился на более глубокое зондирование. Теперь придется погружаться по полной.
      — Ну смотри не переусердствуй.
      Я взял в руки пульт, проверил работоспособность «щупача» и лишь затем надел на голову тонкий серебряный обруч считывающего устройства.
      — Ну а мне что делать? — Танатос неуклюже топтался на месте, не зная, куда себя приткнуть.
      — Сделаешь запись на диск, как только я отыщу что-то стоящее. Впрочем… записывай все подряд. Вон та штука в углу — накопитель. Обычно там сидит оператор салона, он и делает по желанию клиента запись.
      — Ага, понял, можешь начинать. — Тан пересек помещение и уселся в прозрачное кресло оператора. — Давай, врубай свой промыватель мозгов…
      Я нажал кнопку ввода.
      Сознание помутилось.
      Пропали зрение и слух. Пульт по-прежнему был у меня в руках, с помощью одной-единственной клавиши я мог, не выходя из транса, регулировать глубину погружения.
      «Поехали!» — мысленно произнес я, нажимая заветную кнопку.
 
      Сначала ничего не происходило.
      Я находился во все той же обволакивающей пустоте. Думать было решительно не о чем, и я внезапно вспомнил свой последний разговор с блаженным. Что он имел в виду, говоря, что ответы следует искать между прошлым и настоящим?
      Где пролегает незримая граница?
      Скорее всего, он намекал на момент преображения.
      Чтобы окончательно во всем разобраться, мне следовало погрузиться в транс. В реальности очень многое мешает сосредоточиться. Звуки, запахи, цвета… все отвлекает от главного.
      Я вспомнил легенду о Сыне Человеческом и о том, как он отправился в пустыню на сорок дней и ночей. Разумеется, он искал не только уединения, но и тишины. Все то, что мешало сосредоточиться в реальном мире, в пустыне отсутствовало. Он удалился туда и слушал, желая услышать Бога внутри себя. И ему в конце концов удалось услышать.
      Мнемосканер наконец вошел в резонанс с моей психикой, стали появляться размытые образы. Словно на глаза лилась вода. Я подкрутил ручку настройки.
      Образы сделались четче.
      Заброшенный стадион… Дэмиен… мы о чем-то спорим. Наверное, о предстоящей игре. Звука нет, да он мне и не нужен. Я делаю глубокий вдох и жму кнопку погружения до отказа. Кнопка глубоко уходит в пульт.
      Вот оно… кажется, нашел.
      Светящийся счетчик, проецирующийся сложной аппаратурой Прямо в сознание, показывает срок погружения — десять лет. Вот она, моя память десятилетней давности.
      Я спускаюсь еще дальше, не пытаясь корректировать мутное изображение. Но меня ждет разочарование. Воспоминания о прошлой жизни действительно тщательно уничтожены. Пустота. Я осторожно возвращаюсь обратно к отметке десяти лет.
      Я в купели.
      Все отлично сохранилось.
      Я увеличиваю резкость. Изображение обретает четкость. Но что это?
      То, что я увидел, больше всего походило на материнскую утробу. Медленно шевелящиеся багровые стенки со странными, постоянно меняющимися узорами. Как только я пытался сосредоточить свой внутренний взгляд на одном из узоров, он тут же ускользал, распадаясь на тысячи хаотических линий.
      Я решил, что перестарался, и забросил себя в самое начало жизни, в ее зарождение. «Ну хорошо, — спокойно думал я, — ты в материнской утробе, ты еще не родился, в таком случае откуда тут свет? Ведь ты отлично все видишь!»
      И счетчик. Как же я забыл о нем? Вот они цифры. Десять лет.
      Глубина погружения — десять лет. О чем тут еще гадать? Ошибки быть не могло, я находился в купели.
      Купель. Откуда доминаторы знают это слово? Кто-то преднамеренно вложил его в нашу память.
      Так мы между собой называли то место, откуда пришли. Место, куда попали перед преображением и откуда вышли после него.
      Я осторожно стал прокручивать сохранившиеся воспоминания по восходящей. Вот я пытаюсь осмотреть собственное тело. Я обнажен. Подо мной что-то влажное и теплое, оно колышется, словно пытаясь меня убаюкать. Я касаюсь рукой колышущейся стены, и она сокращается, растворяясь в том месте, куда я хочу положить свою руку. До этой странной субстанции невозможно дотронуться. Я озадачен, я засыпаю.
      Спал я, судя по всему, долго. Мне пришлось пропустить значительный кусок воспоминаний. Я удивился, как здорово все сохранилось. И тут же возникла мысль, что и об этом кто-то позаботился заранее.
      Вот я снова просыпаюсь.
      Окружающая меня оболочка протаивает, и я выбираюсь наружу. Свет слепит меня, холодный ветер высушивает влажную кожу. Но мне не холодно. Глаза быстро привыкают к яркому свету, и я удивленно гляжу на странную, покрытую темно-зеленой травой равнину. Вот череп какого-то животного. Вот круглый серый камень. Делаю шаг, второй… но невидимая сила не отпускает меня.
      Зачем меня выпустили наружу? Подышать свежим воздухом? Я пытаюсь рассмотреть небо. Оно бирюзового цвета. Небо моих воспоминаний. Как же давно я не видел его!
      Медленно настает вечер.
      Я сижу на холодных камнях, и мне хорошо. Еще ни разу в жизни мне не было так спокойно. Я люблю темнеющее небо, я любуюсь унылыми камнями и странной жесткой травой. Я в центре мира, в центре всей Вселенной, и я один, я и есть этот центр, я весь мир.
      На небе появляется Талибрис. Между камнями снуют маленькие зверьки, плохо различимые в опустившихся сумерках.
      Но вот меня зовутобратно.
      Я огорчен. Я не хочу уходить. Я сопротивляюсь. Но мои желания мало кого интересуют. Меня легко ломают, все та же невидимая сила затягивает в ненавистное обволакивающее нечто.
      Я сплю.
      Вижу сны без снов.
      Еще немного, и воспоминания обрываются. Все, дальше снова пустота. Мне сохранили самую малость, позволив лишь слегка заглянуть за опущенный занавес.
      Я активировал ускоренный поиск.
      Вот он, следующий живой фрагмент памяти. Я в каком-то городе в своей обычной одежде, на руке перчатка, позади «жнецы», я чувствую каждое их движение затылком. Люди с удивлением шарахаются от меня, в их глазах еще нет страха, лишь недоумение.
      Ничего, страх придет позже.
      Вот передо мной возникает молодая стройная женщина. Я почему-то точно знаю — она такая же, как я. Мы соприкасаем наши «длани», мы одной крови.
      Все, дальше можно не смотреть, я и так хорошо помню то время.
      Это был первый день нашего появления, ровно десять лет назад. Мы начали с того, что устроили колоссальную чистку, уничтожив всю прежнюю власть. Я лично застрелил одного из членов старого Триумвирата.
      Мы многое поменяли.
      Заменили тех, кто представлял наибольшее зло. Одно зло было подменено другим, новым. Это новое зло жило в страхе, ибо оно хорошо понимало, что мы можем с ним сделать.
      К сожалению, обновленная система оказалась нежизнеспособна. Десять лет — и ее внутренний ресурс исчерпался.
      Я отключил считывающее устройство и задействовал режим выхода. Операция была нудной, не знаю, сколько времени она занимала. Я по-прежнему не мог ориентироваться, лежал в абсолютной темноте, думая о том, что же мне все-таки удалось узнать.
      Я был в купели. Там со мной что-то произошло, после чего я стал доминатором. Память стерта, тело изменено, нет, не внешне, внутренне. Мне подарили «Циклопа» — невероятно сложный микрокомпьютер, помещающийся в скобе за ухом. Линза — его монитор. Все это я мог снять, как и одежду. Единственное, от чего я не мог избавиться — перчатка. «Длань» стала частью меня.
      Много ли я узнал?
      Наверное, немало.
      Я видел странные картины, это определенно была наша планета. Уже кое-что.
      Жаль, так и осталось тайной то, как я попал в купель. Скорее всего, пришел сам, как и все мы. Нас выбрали и заставили прийти. Наверняка так все и было. Невидимая сила, выпускавшая меня погулять, могла сделать со мной все что угодно.
      Почему я?
      Дурацкий вопрос.
      На него мне нужен ответ в самую последнюю очередь, если вообще нужен.
      Процедура выхода закончилась. Я благополучно стал различать звуки, затем открыл глаза. Надо мной склонилась небритая физиономия Танатоса. Он с тревогой вглядывался в мое лицо.
      — Паромщик, ты жив?
      Я облизнул пересохшие губы:
      — Ну у тебя и рожа! Скажу по большому секрету: Клото таких брутальных орангутангов на дух не переносит.
      Напарник усмехнулся:
      — Жив и в своем уме. Вставай, я сделал запись.
      Мы вставили диск в проектор, и на маленьком экране возникли темно-красные колышущиеся стенки.
      — Что за дрянь? — скривился Танатос. — Это что, твой кишечник?
      — Ты видишь купель, — ответил я. — Ты, кстати, тоже там побывал.
      — Да ну?
      Меняющиеся узоры на записи почему-то не были видны. Значит ли это, что их рисовало мое воображение?
      — Прокрути дальше, — сказал я. Тан погнал запись вперед.
      — Вот нужное место, смотри!
      На дисплее проектора возникла унылая равнина.
      — Ты случайно не знаешь, что это за место?
      — Случайно знаю. — Танатос потер колючий подбородок. — Перед нами Мертвая зона.
      — Мертвая зона?
      — Ну да, запечатанная территория за радиационным барьером. Во время войны там что-то произошло, радиация просто сумасшедшая. Не знаю, как тут смогли выжить эти двуногие прыгуны, что снуют между камнями.
      — Возможно, опасен лишь сам барьер, — предположил я, — а за ним радиация в норме.
      — В такое очень трудно поверить.
      — Просто кто-то огородил себя стеной радиации, — продолжал я развивать свою мысль. — Кто-то не хочет, чтобы его беспокоили.
      — Мудрено, ведь в этот квадрат можно спокойно заглянуть со спутника.
      — Теперь нельзя, — напомнил я, — сетки не существует.
      — Ну да, — согласился Танатос, — не знаю, как тебя, а меня от всего этого прямо жуть пробирает.
      — Может, посмотрим, что сохранилось в твоей черепушке? — предложил я. — Вдруг у тебя окажется больше ценных воспоминаний?
      — Иди ты! — Тан нервно вытащил диск и передал его мне. — У меня потом точно крыша поедет. Хватит нам и одного неугомонного психа, тебя.
      Я зажал диск в перчатке, но «Циклоп», конечно, не смог прочесть его. Единственное, что работало, так это прицел и внутренняя связь.
      — Что теперь собираешься делать? — спросил Танатос, вглядываясь в темноту за прозрачной дверью салона.
      — Прогуляюсь к радиационному барьеру, — ответил я.
      — Излучение прикончит тебя.
      — Почему? Ты забыл, что защита у нас в полном порядке.
      — Я с тобой не пойду, так и знай, — твердо заявил Танатос — Дальше ты уж как-нибудь сам. У меня и здесь дела найдутся.
      — Ты должен помочь мне найти нужное место. Танатос хмуро кивнул:
      — С этим помогу. Я как раз подумал об этом. Надо раздобыть грузовой куттер СБ. Все флаеры они вывели из строя, но свою технику, разумеется, не тронули. В базе данных автопилота наверняка будет и Мертвая зона.
      — Дело за малым, — усмехнулся я, — найти военный куттер.
      — А что его искать? — удивился Тан. — Он сам прилетит.
      — Как так?
      — Идем, сейчас увидишь.
      Мы вышли из мнемосалона, и напарник повел меня к недавнему месту схватки. Подбитый вольными стрелками танк был на месте. Из открытых люков валил густой черный дым. Танатос ловко забрался на перекошенную башню и исчез в большом люке.
      Появился он где-то через минуту с закопченной, но лучащейся торжеством физиономией.
      — Вот! — Тан показал мне сплюснутый серебряный диск.
      — Что это?
      — Обычная рация. — Он надавил пальцем красный треугольник.
      Устройство издало короткий отрывистый сигнал.
      — Говорит командир дивизиона… — Танатос посмотрел на зажатую в правой руке бляху, сорванную с формы мертвого солдата, — Диллан Беркли. Мы в квадрате 8-214, нужна срочная эвакуация. Вы меня слышите?
      Красный треугольник несколько раз мигнул.
      — Все, порядок, прилетят! — Тан достал свой криопистолет. — Приготовься, Паромщик, сейчас будет весело.

      Военный куттер опустился прямо посередине улицы. Задняя часть воздушной машины раскрылась, из нее посыпались солдаты.
      — Ну, поехали! — крикнул Танатос и, выбравшись из-за подбитого танка, открыл огонь.
      Солдаты СБ мгновенно рассредоточились, прячась за припаркованными у обочины автомобилями.
      — Вперед…
      Под ураганным огнем мы легко пересекли улицу и по опущенному трапу вбежали в куттер. Нас расстреляли в упор два десантника. Их Танатос без особых церемоний вышвырнул через открытый задний отсек прямо на мостовую. Затем он ворвался в кабину пилота и грохнул кулаком по кнопке, закрывающей десантный люк. Бронированные створки стали на место. Тан появился из кабины, волоча за собой уже связанного пилота. Оглушив солдата рукоятью тяжелого пистолета, он уложил его в хвосте куттера. Мы заняли кабину.