Блистательные подвиги, слава, молодая жена — все это, конечно, хорошо. Но пора и честь знать, а вернее, возвращаться туда, откуда ты начал свой путь.
      — Ну куда же ты, зять? — размахивал руками и сокрушался царь Кефей. — Погостил бы еще чуток, хотя бы до осени остался.
      — Некогда мне, батя, дела неотложные ждут. Засиделся я на одном месте, — так отвечал тестю великий герой, собирая свои скромные пожитки.
      Слуги принесли до блеска вычищенные доспехи и заново отточенный меч. Голову Медузы Горгоны Персей им не доверил. Герой лично высыпал в заплечный мешок охапку высушенных листьев мяты, ибо в последнее время голова Медузы стала сильно попахивать вяленой рыбой. Местные рыбаки ходили за Персеем буквально по пятам, доставая идиотскими расспросами, типа: «Мил-человек, где же ты в это время года наловил столько редкого придонного хека?»
      Два дурака даже ухитрились украдкой заглянуть в злополучный мешок. Персей в это время купался в море, оставив одежду на берегу.
      Поплескался.
      На воде полежал.
      Возвращается на берег, а там две скульптуры стоят, изумленно склонившись над развязанным мешком.
      Ну что ж, ничего не поделаешь, сами напросились. Подумал герой, подумал и назвал статуи довольно оригинально: «В поисках философского камня». А что, и впрямь похоже, тем более что камней на морском берегу было немерено. Бородатые рыбаки вполне походили на греческих философов, в особенности рваной одеждой с солидными прорехами на задницах. Правда, у одного уж больно лицо было умное… но, как говорится, в семье не без урода. Исключение из правил — штука, конечно, неприятная, но довольно закономерная.
      А то, что каменные философы смысл жизни у себя под ногами ищут, вообще настоящая находка. Почему смысл жизни, спросите? Так ведь «философский камень» и есть конечная цель существования любого мыслителя. Нашел его — и сразу успокоился, на небо больше не глядишь, к людям добрым с идиотскими заумными разговорами не пристаешь. Благодать. Вот только одна проблема… никто не знает, как этот самый «философский камень» выглядит. Жидкий он, твердый или, может, вообще ряд цифр на восковой дощечке. Жуть, да и только. Так и спятить можно. Оттого, наверное, многие мыслители и кажутся слегка невменяемыми. А как тут крыше удержаться, когда ты толком не знаешь, что ищешь? Каков он, смысл всей твоей бренной жизни? На что похож? То-то и оно.
      Короче, статуи вышли что надо. Этакие два «философских камня» в натуральную величину. Конечно, любознательные рыбаки не были философами, но конец их жизненного пути был весьма символичен для какого-нибудь мыслителя, мечтающего если не найти «философский камень», то хотя бы в него превратиться.
      А что, какая свежая мысль!
      Друзья! Я наконец открыл величайшую тайну бытия! «Философский камень» — это окаменевший философ.
      Зачастили впоследствии на знаменитый морской берег со статуями всяческие мудрецы. Раз в год устраивали они тут некий общегреческий фестиваль. В основном пили вино, дрались (в соответствии с теорией Сократа о диалектическом споре, где главное — достижение истины путем противоборства мнений), ну и живописный пляж портили. Несчастный Кефей регулярно посылал на морской берег слуг убирать после философов всевозможный мусор: клочки гениальных бород, стоптанные сандалии, битые пифосы из-под вина и горы восковых дощечек с безумными трактатами.
      Но мы отвлеклись, растекаясь мыслью по древу, как пресловутый эллин из анекдота, размозживший себе голову о крепкий ствол столетнего дуба.
      Быстро понял царь Кефей, что никак не удержать ему во дворце упрямого зятя.
      — Ну а как же внуки? — выдал свой последний довод тесть, мрачно взирая, как Персей поспешно застегивает золотые пряжки на новеньких боевых сандалиях.
      — Какие еще внуки? — не понял герой.
      — Мои, голубчик, мои!
      — У тебя есть внуки?
      — В том-то и дело, что нет. А ведь мне нужны наследники.
      — Ну а я чем тебе могу помочь?! — удивленно спросил Персей, поправляя за спиной колчан со стрелами.
      Сей вопрос вогнал царя в глубокий ступор. Персею даже показалось, что Кефей утратил дар речи. Во всяком случае, провожая зятя к кораблю, он так и не проронил ни слова, жутко тараща глаза.
      Вся славная команда уже была в сборе. Матросы радовались, что наконец после стольких скитаний они вернутся домой. У корабля героя ждала и прекрасная Андромеда, слегка грустная, оттого что ее муж внезапно намылил сандалеты в далекий Сериф. Кто знает, может, к любовнице спешил? Эти герои — те еще фрукты.
      — Не волнуйся, солнышко, — так успокоил красавицу Персей, — максимум через неделю я вернусь за тобой. Решу все свои дела и приплыву обратно, вот увидишь.
      А проглотившему язык тестю герой бросил:
      — Крепись, батя… — и шепотом заговорщика добавил: — Говорят, кокосовое молоко — отличное слабительное!
      М-да, несколько неверно истолковал Персей странное поведение царя. Ну да ладно, не это ведь в нашем повествовании главное. А главное то, что герой хорошо помнил старые обиды и долги.
      Для всех греческих злодеев отныне настало время жестокой расплаты.
 

* * *

 
      Целые сутки плыл по морю славный корабль Персея. Радостные моряки вовсю горланили веселые песни и вообще выглядели до неприличия трезвыми, особенно кормчий, являвшийся главным алкоголиком в команде. На героя матросы косились с некоторым подозрением, ибо пахло от Персея копченой скумбрией. Выходило, что втайне от всех герой готовил себе вкусные морские блюда. Нехорошо, нечестно. Да и приправа была у рыбки славная, судя по аромату, редкая заморская мята.
      Но Персей на косые взгляды моряков никак не реагировал и лишь потуже затягивал веревку на заплечном мешке. Все мысли героя сейчас были исключительно об острове Сериф.
      Что ждет его по возвращении туда? Как там его мать Даная, жива ли, здорова ли? Но еще больше Персея волновал вопрос, как бы позаковыристей наказать мерзавца Полидекта. Ведь сразу было ясно, что посылал царь героя на верную гибель. Однако недооценил старый интриган Персея, сильно недооценил, за что непременно поплатится. Нужен был только повод. Без повода ведь никак, даже если ты родной сын Зевса. С летающего острова ведь зорко следят, в особенности за героями-полукровками, прямыми кандидатами на Олимп. Не дай Зевс, где оступишься… прощай, долгожданное бессмертие и слава в веках.
      Но Персей зря сушил себе мозги, ибо поводов наказать царя Полидекта по возвращении на остров у него будет выше крыши любого храма богам-олимпийцам. А почему… что ж, тут стоит сделать небольшое лирическое отступление. Ведь любой исторический трактат требует точности, в особенности когда дело касается греческих царей и бессмертных героев.
 

* * *

 
      То, что царь Полидект был редкостной сволочью, Персею стало ясно с самой первой минуты их знакомства. Пожалуй, Полидект оказался ничем не лучше деда героя, жестокого правителя Аргоса Акрисия, который также показал себя с весьма скверной стороны.
      Но мы уже говорили об этом. К власти всегда рвутся всяческие негодяи, желающие лишь обобрать несчастный забитый народ до нитки, ну а затем заставить этот народ работать на себя или хотя бы удобрять землю, куда сходят все те, кто вкалывает на очередного «слугу демократии» день ото дня.
      Просто замкнутый круг какой-то получается. Как там говорили философы? Очередной новый общественный строй придумывают ученые мыслители, осуществляет тупая солдатня, а плодами пользуются пронырливые проходимцы, вроде царя Полидекта.
      Именно благодаря хваленой греческой, демократии царь смог достичь столь впечатляющих высот.
      Тем не менее лучший общественный строй, я нам скажу (во всяком случае, для Греции) — это жесткая централизованная тирания. Философов — в изгнание, поэтов — в каменоломни, ну а многочисленных бездельников-героев — в наемную армию, причем в приказном порядке. И вот тогда содрогнутся враги Аттики!
      Вот только трудно представить ту силу, которая способна загнать могучих мужей Греции в солдатские казармы.
      Однако мы отвлеклись. Как только Персей отплыл себе восвояси, царь Полидект быстренько прибрал красавицу Данаю к своим загребущим волосатым рукам. Поспешно отыграли свадьбу, сплясали, спели, чуть не подожгли царский дворец. Короче, повеселились на славу, но вот затем… С брачной ночью вышла накладочка.
      Полидект весь аж трясся от возбуждения, похотливо поглядывая на красавицу жену. Дорого, что и говорить, обошлась старому греховоднику Даная. Казна царя опустела наполовину, когда он откупался от Персея. Но «товар» того стоил. Даная была живым воплощением мечтаний любого греческого эротомана. Невысокая, слегка полноватая, с умопомрачительными формами, великолепной кожей и лицом, с которого можно просто пить воду, а то и вино.
      Полидект настолько перевозбудился, что в страхе подумал, а не хватит ли его прямо на пороге спальни удар.
      Благоразумие взяло верх, и царь послал жену вперед, а сам быстренько принял валерьянки, пустырника и несколько граммов эхиноцеи. Смесь вышла опасной, а результат получился диаметрально противоположным.
      Да, возбуждение ушло, но вместо него на Полидекта снизошло такое спокойствие и умиротворение, что он взял и сел на пол прямо в коридоре своего дворца. Обхаживающий царя знаменитый лекарь по имени Клистириус схватил Полидекта за шиворот туники и с натугой поволок его к спальне. Полидект же был совершенно безучастен ко всему, включая свою красавицу жену. Царь улыбался, и были в этой улыбке всепрощение и любовь к ближнему. Корона Полидекта свалилась ему под ноги, и лекарь поспешно подобрал ее, машинально нацепив себе на голову.
      — Что делать, что же делать?! — жалко причитал Клистириус, доведший царя своими микстурами до столь плачевного состояния.
      Важнейшая кульминация брачной церемонии, апофеоз праздника — все срывалось по его вине!
      — Может, сделать ему промывание? — вслух предложил лекарь, задумчиво глядя на сидящего на полу Полидекта.
      — Дружище, — улыбаясь, произнес царь, сильно растягивая слова -я тебя уважаю…
      Грех было не воспользоваться таким удобным случаем, и Клистириус тут же ловко ввернул:
      — В таком случае, прямо сейчас объяви меня своим наследником!
      — Э… н-нет… нет-нет, — дурашливо захихикал Полидект. — Н-н-н… н-не могу. По закону не положено!
      «Все сечет, сволочь! — неприязненно подумал лекарь. — Даже в таком вот одурманенном состоянии!»
      — Ладно, сатир с тобой, — зло прошипел Клистириус, доставая из-за пазухи волшебный корень карликового деревца жень-жень. — На, жри!
      — Чт-то эт-то?!
      — Это вернет тебе утерянные силы! — нетерпеливо пояснил лекарь.
      — А… а зачем они мне?
      — Жри, кому говорят!
      Одурманенный травами царь подчинился.
      — Держи узурпатора! — внезапно раздалось за спиной.
      Мгновенно побледневший Клистириус резко обернулся.
      По коридору с грохотом мчались вооруженные до зубов стражники.
      — Вот он! На нем царская корона!
      Лекарь в ужасе схватился за голову, пытаясь снять проклятую железку, но та крепко запуталась в его длинных волосах.
      — Хватайте изменника!
      Клистириус бросился наутек, но не тут-то было. Пришедший в себя после употребления волшебного корня Полидект зубами вцепился в ногу лекаря.
      — А-а-а!.. — завопил эскулап и огрел кусающегося царя кулаком по голове.
      Полидект крякнул, но ногу отпустил.
      Клистириус стремглав припустил по коридору, солдаты с лязганьем устремились следом за ним. Кое-кто в спешке наступил на валяющегося в углу царя, но Полидекту это пошло лишь на пользу. Бедняга окончательно пришел в себя и, почувствовав небывалый прилив сил, попробовал безуспешно вспомнить, в какой стороне находится его спальня.
      — Держи-и-и заговорщика! — истошно донеслось издалека, после чего послышался звон бьющегося стекла.
      — Ох-хо-хо… — сокрушенно покачал головой царь. — Значит, Клистириус! Кто бы мог подумать? Никому нет веры в наше смутное время!
      Кое-как отыскав свою спальню и получив в темноте по морде от полководца Эматоса (Полидект вначале случайно ввалился в покои бравого вояки), царь облегченно перевел дух. Затем потянул на себя украшенную золотом дверь и…
      — Куда лезешь, рожа?!
      Очнулся Полидект снова на полу.
      Встал на ноги, подергал ручку.
      Спальня не открывалась.
      Что же с ним, в конце концов, произошло? Царь напряг остатки извилин и вспомнил. На пороге собственной спальни Полидекта встретил здоровый бородач средних лет, весь в золотистом сиянии и с лавровым венком на голове.
      — Нет-нет, этого просто не может быть! — вслух произнес царь, потирая настрадавшуюся за последние несколько часов голову.
      Но ведь он точно видел!
      Видел, как из собственной спальни его бесцеремонно выставил сам… страшно сказать… САМ ЗЕВС. Дело приобретало опасный оборот.
      — С кем же я связался на свою голову? — спрашивал себя Полидект, трясясь всеми членами, но отнюдь не от возбуждения, а от самого настоящего страха.
      М-да, просто масса острых ощущений, и всё за каких-то десять бочек золота.
      Но волшебный корень жень-женя делал свое черное дело, и через несколько минут Полидекту снова захотелось сексуальных приключений. Захотелось, как говорится, по самое «не могу». Но добраться до проживающих во флигеле роскошных гетер царю в ту ночь было не суждено.
      — Держи узурпатора!
      Полидект вздрогнул.
      Из-за поворота выскочил в золотой короне взмыленный Клистириус и ловко сиганул прямо в распахнутое окно.
      «А этаж-то четвертый», — отметил про себя царь.
      Следом за эскулапом высыпали раскрасневшиеся разъяренные солдаты.
      — Вот он! — зловеще взревели они, указывая на застывшего посреди коридора царя. — Его сообщник!
      — Идиоты! — истошно взвизгнул Полидект, уворачиваясь от брошенного копья.
      — Ату его, братцы!
      Ничего не поделаешь, пришлось побежать, ибо спорить с вошедшими в боевой раж вояками — пустая трата времени.
      Орущая толпа с топотом промчалась мимо царской спальни.
      Дверь спальни приоткрылась, и в коридор выглянула лукавая физиономия Зевса. Тучегонитель жизнерадостно ухмылялся.
      — Милый, прикрой, пожалуйста, дверь, а то сквозит что-то, — проворковала возлежащая на одре любви Даная.
      — Иду, дорогая, уже иду… — поспешно отозвался Зевс, с удовольствием вслушиваясь в удаляющиеся вопли.
      Такая вот ретроспектива.
 

* * *

 
      Высадиться на остров Персей решил как можно незаметней, приказав кормчему подвести корабль к старой заброшенной бухте, где, по слухам, водились призраки погибших моряков. Но дело было утром, и потому матросы возражать против такого приказа не стали.
      — Можно ли и нам сойти на берег? — с надеждой спросили они, вынимая из воды тяжелые весла.
      — Можно! — великодушно разрешил герой. — Но с одним условием…
      Моряки тут же погрустнели, а кормчий, так тот вообще от досады даже в море сплюнул.
      — Да — да, с одним условием, — веско повторил Персей, — запрещаю напиваться, дебоширить и развлекаться с девицами.
      — Так на кой в таком случае нам вообще на берег высаживаться? — недовольно зароптала команда.
      — Как хотите, — пожал плечами герой, — но дело в том, что я очень скоро собираюсь отплыть к острову Аргос. Повидаюсь с матерью — и сразу туда. Те из вас, кто отправится в плаванье вместе со мной, получат по пятьдесят талантов на рыло. Хотя, конечно, решать вам…
      И поправив за спиной свой верный смертоносный мешок, Персей с чувством выполненного долга высадился на берег.
      Стоит ли удивляться тому, что ни один моряк так и не ступил на сушу. Пятьдесят талантов — дело нешуточное. За такие деньги можно и корабль свой прикупить для рыбного промысла, а то и для морского разбоя. А еще лучше, для того и другого.
      Доски старой пристани кое-где сильно прогнили, и Персей внимательно смотрел себе под ноги, боясь провалиться.
      Заброшенная бухта впечатляла, все находилось в глубоком запустении. Прямо на берегу, у подножия высокой скалы, приткнулось перекошенное деревянное строение — судя по выцветшей вывеске, древнее питейное заведение. Называлось сие веселое место соответствующе — «Хвост Тритона».
      Чуть дальше виднелись прочие постройки: заброшенный пункт приема свежей рыбы, закусочная и каменная гостиница, сгоревшая еще в незапамятные времена, когда в Греции правили чудовищные титаны. И ни одной души кругом. Ветер уныло перекатывал мусор: обрывки парусов и сгнивших рыбачьих сетей.
      Персей спешил, но не удержался и заглянул в перекошенный от времени питейный дом.
      В питейном доме было темно, однако темнота не мешала разглядеть удивительных посетителей.
      Похоже, что ребята кутили здесь давно.
      Полупрозрачные дымчатые фигуры за столиками выглядели жутковато, но победителю Медузы Горгоны было стыдно бояться каких-то там призраков, не способных причинить кому-либо ощутимый вред.
      Обслуживал полупрозрачных моряков полупрозрачный же толстяк в засаленном переднике. Он чинно разливал клиентам невесомое призрачное вино. На появление Персея моряки никак не отреагировали.
      — Да, дела… — тихо проговорил герой и вышел на улицу.
      В принципе команду корабля можно было особо и не уговаривать, суеверные матросы (включая сильно пьющего кормчего) далеко от судна вряд ли отойдут.
      Блуждая окольными путями, вышел Персей к долгожданному городу. Стража у ворот героя не признала, и это был добрый знак. Персей незаметно прошмыгнул в царский дворец. Многочисленная охрана не смела останавливать великого героя.
      Во дворце же шел колоссальный пир.
      Гремела музыка, демонстрировали свое умение акробаты и жонглеры. Вино лилось рекой.
      «По какому же поводу праздник? — с тревогой подумал Персей. — Уж не умертвил ли мерзкий гаденыш мою мать Данаю?! Ишь ты, как веселится».
      Царь Полидект в одной набедренной повязке забрался на стол и неумело выплясывал там с какой-то жирной девицей. Правая нога царя хлюпала в большом блюде с рыбным соусом, а левая вовсю давила перепелиные яйца.
      Ошарашенный Персей недоверчиво глядел на весь этот балаган через приоткрытую дверь.
      Однако безумное веселье царя длилось недолго.
      — Ай-я-я, ё-ё-ё!.. — заорал Полидект, падая на пол.
      Судя по всему, идиот наступил прямо на двузубую вилку (модное нововведение, пришедшее со светлого Олимпа).
      Сокрушенно покачав головой, Персей схватил за руку пробегавшего мимо озабоченного слугу.
      — По какому поводу веселье?
      — Как, а разве вы не знаете?
      — Нет, ибо прибыл на остров два часа назад.
      — Ну, гм… царь устроил праздник в честь очень важного события.
      — А конкретней?
      — Сегодня утром дворец покинула жена царя, вот он и веселится.
      — Весьма странная реакция.
      — Неудачный брак, — грустно вздохнул слуга, — такое и с царями иногда бывает.
      — А куда царица съехала, знаешь?
      — Знаю, она сейчас скрывается в храме Зевса.
      — Скрывается?!
      — Ну да, Полидект пригрозил казнить бедняжку за многочисленные супружеские измены. Вот ей и пришлось спасаться.
      Персей витиевато выразился и, покинув дворец, отправился искать мать.
 

* * *

 
      Даная, и впрямь, оказалась в местном храме Зевса, причем не одна, а в компании самого Тучегонителя. Жрецы, понятно, повально валялись в обмороке, и Персею постоянно приходилось быть начеку, дабы не наступить на кого ненароком.
      — Сынок! — воскликнула Даная, обнимая запыленного путешественника.
      — Ого, как вырос, — похлопал по спине героя владыка Олимпа, — возмужал, заматерел…
      — Что тут у вас происходит?
      — А то сам не знаешь? — улыбнулся в бороду Зевс. — Полидект окончательно зарвался. Выжил Данаю из дворца. До рукоприкладства чуть не дошло, но побоялся, старый греховодник, мести с моей стороны. Однако я все равно не имею права вмешиваться. Все-таки законный брак. С Гименеем лучше сейчас не ссориться, я и так ему должен десять пифосов амброзии.
      — Твой отец ни на минуту не покидал меня, — всхлипывала Даная, — с того самого дня, как ты, Персей, уплыл за Медузой Горгоной.
      — Но… как такое может быть, — слегка опешил герой, — ведь я видел тебя, Зевс, среди дочерей царя…
      — Тсс… — Тучегонитель приложил палец к губам, заговорщицки подмигивая сыну. — Не забывай, я могу быть одновременно в нескольких местах.
      — А… ну тогда понятно, — замялся Персей.
      — Думаю, тебе пора поговорить с Полидектом по-мужски, — благодушно продолжил Зевс. — Как я уже объяснял, вмешаться сейчас не могу, так что вся надежда только на тебя, сынок.
      — Я не подведу тебя, отец! — с готовностью отозвался Персей и зловеще ухмыльнулся.
 

* * *

 
      Веселый праздник был в самом разгаре, когда в пиршественный зал, особо не скрываясь, ввалился пышущий праведным гневом Персей.
      Царь Полидект с перевязанной левой ногой очумело уставился на великого героя и визгливо прокричал:
      — Ой, друзья, у меня, кажется, начались галлюцинации!
      — Это все слишком острая подлива к рыбе, — весело закричал кто-то из гостей.
      — Веселитесь, да? — хрипло спросил Персей.
      — Но ведь ты умер! — не переставая, орал царь. — Тебя сожрала Горгона, ведь так, друзья?
      — Сожра-а-а-ла! — радостно пропели гости.
      — Неправда! — спокойно заявил Персей. — Вы врете!
      — Сожра-а-а-ла… — надрывались пьяные приятели Полидекта. — Оле-оле-оле-оле-е-е-е!..
      — Как вам не стыдно, — попытался воззвать к совести присутствующих благородный герой.
      Впрочем, довольно безуспешно.
      — Не сты-ы-ы-дно… — слаженно выдали гости.
      — Короче, — теряя терпение, выкрикнул Персей, — как ты и просил, я убил Медузу Горгону и принес в мешке ее голову!
      — Наверняка ты обманываешь меня, — раздраженно ответил Полидект, — убирайся к Посейдоновой матери, не видишь, я пирую.
      — Лжец, лжец, лже-э-э-эц!.. — мелодично выводили присутствующие.
      — Да заткнитесь вы! — с чувством рявкнул герой.
      — Не оскорбляй моих друзей! — вскочил со своего места перекошенный царь. — Ты, обитатель полей асфодела!
      — И все-таки, — угрюмо буркнул Персей, — я настаиваю…
      — На чем?
      — На том, что выполнил твое поручение и убил Медузу.
      — Это не имеет никакого значения, — отмахнулся Полидект, — мне нужен был предлог спровадить тебя как можно дальше, причём желательно в один конец.
      — И вот я вернулся!
      — Убирайся! Нам не о чем с тобой разговаривать.
      — Ты унизил мою мать!
      — Что-о-о?!
      — Да-да, ты оскорбил ее действием, развратный старикан, угрожал бедняжке скорой расправой.
      — Да, угрожал! — гордо подтвердил царь. — А теперь убирайся.
      — Хорошо, — мрачно кивнул герой, — а как тебе вот это?!
      Полидект одурело уставился на лохматое нечто в вытянутой руке героя.
      — Что еще за дребедень?
      — Голова Медузы Горгоны!
      ХЛОП!
      — Суеверный, уродец! — довольно констатировал Персей, придирчиво рассматривая каменную статую правителя Серифа.
      — Урод, урод, урод, оле-оле-оле-э-э-э!.. — подхватили веселые гости.
      Голова Медузы на них не подействовала, ибо пьяные в сандалию греки ни во что, кроме полного кувшина вина не верили, даже во всемогущих богов.
      Пир шел своим чередом, и каменная фигура царя на самом почетном месте совершенно никого не смущала. Слуги все так же подливали в царский кубок вино и… о чудо, напиток каждый раз куда-то бесследно исчезал, а каменные щеки мраморного правителя заметно при этом розовели.
      Посреди безумного веселья стоял великий Персей и крепко думал, как же ему назвать свою новую статую.
      Вариантов было мало, точнее, никаких.
      Но тут взгляд гениального скульптора упал на перевязанную ногу изваяния. На ум мгновенно пришло броское название: «Нога, которую рубили».
      Глупость, конечно, но лучше, пожалуй, и не назовешь.

      Итак, справедливость восторжествовала.
      Тиран был наказан, веселые гости как следует погуляли, ну а Персей отомстил за поруганную честь матери. Во всяком случае, так объявили официально.
      Власть была торжественно передана старшему брату Полидекта, бедному рыбаку Диктису, который некогда выловил из моря ящик с живыми скитальцами. Хоть в чем-то убогому да повезло. Отдать царскую корону Диктису решил Персей, ну а Зевс такой поступок только одобрил. Олимпу было выгодно, чтобы в Греции правили добродушные дураки, а не алчные кровавые тираны. Да и смертным от этого только лучше.
      Услышав удивительную новость, Диктис со страху убежал в лес, ибо заподозрил во всем изощренный план брата, задумавшего все-таки погубить бедолагу родственника, дабы тот не претендовал на престол.
      Ловили рыбака где-то около суток. Солдаты тщательно прочесывали лес, а когда новый царь был наконец найден, то с ним пришлось здорово повозиться. Диктис оказал жесточайшее сопротивление: дрался ногами, кусался, плевался и все время норовил ударить кого-нибудь в зубы своей плешивой головой. Рыбака поспешно оглушили обмотанным тряпкой мечом и торжественно отнесли в царский дворец.
      Церемонию восшествия на трон Диктис прошел, не приходя в сознание. Неподвижно лежащего царя облачили в роскошные одежды, а на лысоватую голову надели золотую корону.
      Но с короной вышла одна неувязочка, уж слишком большая она была, спадала с головы убогого. Пришлось пойти на хитрость и приклеить смолой золотой головной убор к лысой макушке.
      Но неприятности с новым правителем на этом не окончились.
      Когда царь Диктис благополучно пришел в себя, то сразу же огласил покои душераздирающим воплем раненого кентавра.
      Во дворце тут же начался очередной переполох, и расслабившаяся было стража снова бросилась ловить беспокойного правителя.
      А все дело в том, что, проснувшись в царских покоях, болезный решил, что умер, благополучно отойдя в мир иной, где наконец свершилось его самое заветное желание стать царем острова Сериф.
      Но особенно Диктиса напугала приросшая к голове золотая корона.
      Вторично поймать безумца оказалось еще сложнее, чем в первый раз. Диктис учел все свои былые ошибки, с легкостью уворачиваясь от неуклюжих солдат, больше мешавших друг другу, нежели действительно ловивших царя.
      Положил конец всему этому безобразию могучий Персей, вовремя подставивший пробегающему мимо правителю подножку. Диктиса схватили, скрутили и отвели прямо к каменному изваянию младшего братца. И только после этого до рыбака дошло, какое счастье ему привалило.