Глава 1

УТРО НОВОГО ДНЯ

Не стало великой Трои.

С рассветом увидели греки и спасшиеся из города троянцы лишь чудовищную воронку, словно проход в мрачное царство Аида зиявшую на месте некогда богатейшего полиса.

Но следует отдать героям должное: из города они, конечно, бежали весьма резво (после предупреждения, сделанного Афиной с Аресом) но тем не менее бочонки с вином захватить с собой не забыли.

Утро было на редкость солнечным и приятным, так что совсем неудивительно, что вынесенные с риском для жизни из погибшего города бочонки очень быстро опустели.

Никак не хотели расставаться друг с другом Ахилл и Гектор, рыдали великие герои, сидя на пустых бочках из-под вина. Обменивались адресами Менелай с Парисом (??? — Авт.), Агамемнон вместе с хитроумным Одиссеем утешали царя павшей Трои Приама.

— Да не горюй ты так, Приамчик, — успокаивал царя Агамемнон. — Мы тебе две новые Трои построим вместо одной, правда, мужики?

— Конечно, — хором отвечали Менелай с Одиссеем.

В общем, как ни тяжело было друзьям расставаться друг с другом, но сделать это все-таки пришлось. Ждали их скорого возвращения близкие, и, чего греха таить, соскучились хорошо погулявшие герои по своим благоверным. Гульки гульками, а семья, как говорится, прежде всего.

Менелай хотел немедленно отплыть в Грецию, Агамемнон собирался в Троаду.

Отплыли Диомед, Нестор и Филоктет, но вместо того, чтобы направиться домой, высадились на остров Лесбос, где, переодевшись в женщин, предавались до конца своих дней разврату. Вскоре к ним присоединился и царь Спарты Менелай, тоже очень спешивший домой. Он приплыл на остров вместе с великим Ахиллом, который по переодеваниям в женщин был большим специалистом.

Короче, сии герои так на том острове и остались, воспетые впоследствии поэтессой Сафо в ее эротических элегиях.

Троянцы же ровным строем направились в Египет, где фараон Фоон (это не прикол, его действительно так звали. — Авт.) пообещал им политическое убежище и временные квартиры в своих пустующих многокомнатных пирамидах. Хотя на самом деле троянцы до Египта так добраться и не смогли, пробродив в итоге сорок лет по пустыне во главе с неким Моисеюсом, но это уже совсем другая история…

Одиссей с Агамемноном еще немного погуляли у воронки, оставшейся от Трои. Быстро прикончили запасы вина из трюма своего корабля, а затем, взяв с собой Гектора, Париса и Аякса, сына Оилея, поплыли в Итаку, где Одиссей обещал героям устроить такую пьянку, что боги на Олимпе лопнут от зависти.

М-да, знал бы он, что того Олимпа над Грецией уже и в помине нет.

Кормчий на корабле Одиссея по имени Фронтис до того упился во время троянской военной кампании, что его хватила белая горячка и к нему явился призрак великого Геракла в белых сандалиях, сразив беднягу своей дубиной наповал.

В общем, куда плыли пьяные в стельку греки, знал один только Зевс, то есть тьфу ты… Посейдон. Лишь чудом их корабль миновал остров Лесбос, сладострастные стоны с которого доносились при хорошем ветре аж до самой Спарты.

Частичное протрезвление у героев настало лишь через пару дней, и проходило оно в весьма тяжелой форме, сопровождаясь головной болью и сильным, пардон, расстройством желудка.

— Эти сволочи гадят прямо в океан! — гневно взревел со дна морского Посейдон, треснул трезубцем по своему трону и, срочно позвонив в царство Аида, приказал Дионису с Гермесом, которые тщетно пытались решить, к кому из смертных обратиться за помощью, разобраться с беспредельщиками.

Когда два молодых бога явились на корабль Одиссея, они были просто шокированы тем состоянием, в котором находились греки. Многие тихо лежали без признаков жизни на палубе, сраженные белой горячкой. Кто-то жалобно по-бараньи блеял, кто-то играл на бесструнной кифаре, а один герой (его имя история стыдливо умалчивает) даже ухитрился спьяну повеситься на мачте корабля. Правда, сделал он это весьма непрофессионально: веревка была слишком длинной, и герой просто стоял с петлей на шее у мачты, медленно покачиваясь из стороны в сторону.

— Вот, — сказал Дионис, брезгливо морща нос, — а я тебе что говорил. Без Олимпа здесь все полетит под хвост к сатировой матери.

— Протрезвил бы ты их, приятель, — ответил ему Гермес, — все-таки ты бог вина, а не я.

Дионис звонко хлопнул в ладоши, и греки мгновенно протрезвели.

Это было жестоко.

По палубе корабля в панике заметались белые пушистые белки, а пытавшийся повеситься на мачте герой, протрезвев, от ужаса довел начатое дело до конца, с разбега сиганув в бурлившее за кормой море.

— М-да, — констатировал Гермес, сокрушенно качая головой. — Ты, Дионис, точно дурак, нельзя же людям так резко кайф ломать.

— Ага! — воскликнул выбравшийся из трюма на четвереньках хитроумный царь Итаки. — Кого я вижу?! Друзья, своим присутствием нас почтили Гионис с Дермесом.

— Гермес с Дионисом, — недовольно поправил Одиссея вестник богов.

— Вот, — сказал Дионис, помогая царю Итаки встать на ноги, — вот тот идио… то есть герой, который нам нужен.

— Я? — удивился Одиссей. — Это еще зачем? За каким таким.. эй, а откуда на борту столько белок?

Дионис с Гермесом, оставаясь невидимыми для остальных членов команды корабля, переглянулись

— Точно, — согласился Гермес, лукаво ухмыляясь. — Посейдон, думаю, будет доволен.

— Вы это о чем? — спросил Одиссей, пинком отшвыривая бешеную белку.

— Милый друг, — сладким голосом начал Дионис, — есть ли у тебя какая-нибудь безумная несбыточная мечта?

Одиссей задумался:

— Ну-у-у-у, м-м… я хотел бы переспать с Афродитой

Дионис с Гермесом снова переглянулись, на этот раз с некоторым испугом.

— И с Афиной, — спохватившись, добавил царь Итаки, — и с Посей… ой, тьфу, я имею в виду с Персефоной, причем одновременно.

— Боюсь, мой друг, ты не выдержишь такой нагрузки, — хмыкнул Гермес и, повернувшись к Дионису, добавил: — А у него губа не дура. Масштабно мужик мыслит, с размахом.

— Ну так как? — осведомился Одиссей. — Я же вижу, вам что-то от меня надо. Организуете?

— С Афродитой и Посей… гм, Персефоной проблем, думаю, не будет, уломаем, — ответил Дионис, — а вот Афина… боюсь, мой друг, что это невозможно. Есть ли у тебя менее безумная мечта?

— Что ж, есть и такая. — Одиссей весело кивнул. — Хочу, понимаете, узнать, кто мой отец.

— А разве это не Лаэрт? — удивились боги.

— Нет. — Царь Итаки протяжно зевнул. — Не Лаэрт. Он мой отчим, двоюродный.

Дионис с Гермесом в третий раз недоуменно переглянулись.

— Хорошо, мы выясним это для тебя за одну услугу с твоей стороны. (Вот она, завязка. — Авт.)

— Это, интересно, какую?

— Ты должен будешь отыскать некий необходимый нам предмет. Что-то вроде большого драгоценного камня.

— О-о-о… — Глаза Одиссея загорелись азартом. — Камень, драгоценный?

— Именно, — подтвердили боги, — громадный такой алмаз.

— Ну а как же я его найду и, главное, где?

— Мы дадим тебе особое… э-э… устройство, с помощью которого ты сможешь обнаружить местонахождение этого драгоценного камня, изготовленного, к слову сказать, самим Гефестом.

— Ага, — догадался Одиссей, — вы опять что-то между собой не поделили, к смертным за помощью обращаетесь, интересно-интересно…

— Ты это, особо не выделывайся, — огрызнулся Гермес, — мы будем следить за каждым твоим шагом.

А Дионис протянул царю Итаки плоскую черную коробочку с усами. (Нет, не сотиус-мобилиус. — Авт.)

— Значит, так: когда загорится вот эта красная пипка, то, значит, нужный нам предмет где-то рядом. Направление укажут эти длинные фиговины. Если расстояние до объекта будет меньше двух стадиев, ты услышишь особое попискивание.

— Как в игре, — добавил Гермес, — горячо — холодно.

— Понятно. — Одиссей, приняв у богов странное устройство, небрежно сунул его за пояс. — Я согласен и теперь хотел бы обговорить финансовую сторону вопроса.

— Чего? — Вид экс-олимпийцы имели слегка офигевший.

— Ну, папочка — это, конечно, хорошо. Семья там, домашний очаг, радостное воссоединение после стольких лет разлуки, — стал нагло рассуждать царь Итаки, — но без четырех бочек золота, боюсь, ничего не выйдет.

— Сколько бочек? — хором спросили прибалдев-шие боги.

— Четыре бочки. — Одиссей с огорченной миной развел руками. — Иначе на фиг мне все это нужно. Мне ремонт в главном дворце Итаки делать надо, это раз, пару храмов вам же, засранцам, возвести, это два, плюс жертвы там всякие и прочее. На это золото требуется, много золота.

— Будет тебе золото, — брезгливо ответил Гермес. — Давай, подписывай договор.

— Какой еще договор?

— Такой.

Вестник богов грубо сунул царю Итаки деревянную дощечку, покрытую воском.

Одиссей взял дощечку и придирчиво изучил выцарапанный на ней текст. Сделал он это всего лишь для вида, поскольку читать все равно не умел.

Тщательно исследовав дощечку, царь Итаки, воспользовавшись острой деревянной палочкой, поставил внизу под текстом кривой крест.

— И большой палец правой руки приложи, — попросил Дионис.

— Зачем?

— Затем.

Пожав плечами, Одиссей приложил палец к мягкому воску, и, забрав дощечку, боги исчезли.

— Вот так дела! — вслух произнес хитроумный царь Итаки и направился искать своего друга Агамемнона, дабы поделиться с ним радостной вестью.

— Вы что, оба совсем с ума сошли? — Зеленая борода у колебателя земли Посейдона от возмущения стояла дыбом.

— А что такое? — удивились Гермес с Дионисом. — Ты нас просил с каким-нибудь смертным договориться, вот мы и договорились.

Боги снова собрались на совет в тронном зале дворца владыки царства мертвых.

— Вот именно! — заорал Посейдон, неистово размахивая зловещим трезубцем. — Я просил вас договориться с каким-нибудь смертным, а не с Одиссеем, мать вашу.

— Да в чем дело? — отозвалась Гера. Аид на троне медленно поднял правую руку, и Гера утихла.

— А чем тебе, собственно, Одиссей не нравится? — возразил Дионис. — Да он способен даже самого Гермеса перехитрить.

— В том-то и дело. — Посейдон поморщился. — Как вы могли связаться с этим прохвостом, Крона на вас нет.

— Хватит нам уже одного Зевса, — огрызнулся Гермес. — Раз ты такой, Посейдон, умный, то из моря бы своего вылез, плавник снял и сам бы пошел со смертными базарить.

— Да он мать родную продаст, — продолжал гневаться владыка морей, — четыре бочки золота ему подавай, совсем обнаглел, а вы, лопухи, уши развесили, вместо того чтобы послать его к эфиопам.

— Я думаю, что лучше Одиссея никто с этим заданием не справится, — раздраженно проговорил Дионис, — тем более что в случае провала операции мы ничего не теряем. Золото я договорился ему заплатить лишь после успешного выполнения задания.

— Как же это он у вас на такое согласился? — с недоумением спросил Арес. — Ведь его второе имя в Аттике Деньги Вперед.

— А мы ему пообещали отыскать его отца, — весело ответили Гермес с Дионисом.

— Лаэрта, что ли? — удивился Аид. — Он что, был настолько пьян, что забыл, кто его отец?

— Да нет, — возразил бог вина. — Лаэрт — это его двоюродный отчим, а настоящий отец Одиссея неизвестен.

— Так, ну а вы знаете, кто его отец? — спросил Посейдон, немного успокоившись.

Дионис с Гермесом отрицательно покачали головами:

— Зевс, должно быть, об этом знал.

— Ну и как же вы теперь узнаете, мать вашу? — разозлился на этот раз уже Арес.

— Да-да, я здесь, меня кто-то звал? — снова поинтересовалась Гера.

Аид на троне взялся за голову.

— Нужно будет провести расследование, — сказал Аресу Дионис. — ДНК там сверить, цвет глаз, волос.

— У кого сверить? — удивленно булькнул Посейдон.

— Ну, у Одиссея и возможного кандидата в его отцы.

— Какого еще кандидата, что вы несете, придурки? — Лицо у Ареса медленно налилось краской.

— Начнем, пожалуй, с Аида, — мило улыбнулся Гермес.

— ЧТО?!! — От неожиданности владыка подземного мира даже подскочил на троне. — Вы окончательно сдурели?

— Все правильно, — вмешался в разговор Гименей. — У Одиссея наверняка течет в жилах божественная кровь, иначе все коварные проделки вряд ли сошли бы ему с рук. Зевс его почему-то щадил.

— Верно, — согласились боги.

— Но тогда получается, что от этого прохвоста зависит наша судьба, — сделал весьма неутешительный вывод Посейдон. — Мы сильно рискуем, связавшись с этим м-м… Одиссеем.

— Ладно, решение уже принято. — Аид неспешно поднялся с трона. — В меру своих возможностей будем помогать этому смертному искать наш монокристалл, и одновременно с этим нужно срочно разыскать его отца.

Посейдон в своей прозрачной ванне ехидно усмехнулся:

— Думаю, с установкой отцовства Одиссея легко справится Дионис, а помогать ему в этом без сомнения увлекательном деле будет Гермес.

— Ну спасибо тебе, — недовольно заворчали бог вина с бывшим посланником Зевса.

— Сами напросились, — бескомпромиссно отрезал Посейдон, с головой погружаясь в соленую воду.

— Вот так, — закончил свой рассказ Одиссей. — Я сначала думал, что все это мне с бодуна привиделось, ан нет…

Царь Итаки показал друзьям странное маленькое устройство с усами.

— Короче, мужики, хотите, сопровождайте меня, не хотите — не надо, путешествие наверняка будет опасным, но золотом халявным я с вами поделюсь, это я вам точно обещаю.

Греки сильно задумались.

— В принципе, — сказал Агамемнон, — можно немного и попутешествовать, так сказать, размяться после Трои. Я согласен, приятель, золотишко лишним никогда не бывает.

— Я тоже не против, — глухо пробасил Аякс Оилеев, своим телосложением не уступавший самому Гераклу. — Может быть, повезет и я наконец набью какому-нибудь сатиру морду.

— Люблю заварушки, — кивнул Гектор. — Я тоже с вами.

Все выжидающе посмотрели на колеблющегося Париса.

— Э-э-э-э… — нерешительно произнес юноша, — можно, конечно, хотя…

— Что хотя? — нетерпеливо переспросил Одиссей.

— Ну… — Парис старательно отвел глаза, — это, наверное, опасно, чудовища там всякие на нас нападать будут.

— Чего это вдруг? — удивился Агамемнон. — Какие еще чудовища? Ты ведь живешь в современной Греции. Во все эти байки про немейских львов и прочих гидр уже никто не верит. Постыдился бы о таком вообще говорить, здоровый накачанный мужик чудовищ боится. Кому рассказать — обхохочется.

— Ладно, уговорили, — коротко бросил пристыженный Парис. — Я с вами.

— Ура-а-а! — радостно закричали великие герои. — Было бы чем, мы сейчас наш союз хорошо бы обмыли.

— Впереди земля! — закричал матрос, привязанный за непослушание к самой верхушке корабельной мачты.

Греки бросились на нос корабля.

Одиссей проворно достал прибор с усами, удовлетворенно отметив, что “круглая пипка” на его гладкой поверхности светится красным. Медные усы явно указывали вперед в неведомые земли.

— Что-то мне эта земля сильно напоминает очертаниями Спарту, — задумчиво изрек Агамемнон, поглаживая острую черную бородку.

Но великий герой ошибался, это была не Спарта.

— Это не Аид, — сказал Асклепий, рассматривая какие-то мутные мензурки в толстое увеличительное стекло. — Хотя более точный ответ я смог бы дать лишь после сравнительного анализа их мочи.

— Размечтался, одноглазый. — Дионис осторожно понюхал странную колбу с ярко-желтым содержимым, пахнущую апельсиновым соком.

— А разве в Греции растут апельсины? — удивился он, громко чихнув.

— Нет, не растут, — ответил Асклепий, пряча увеличительное стекло в большую запирающуюся шкатулку. — Мне их привез один эфиоп из Египта.

— А… тогда понятно. — Дионис попытался немного желтой жидкости из колбы отхлебнуть, но Асклепий этому ожесточенно воспрепятствовал.

— Рылом не вышел, — злобно пояснил он богу вина, отбирая у того колбу, после чего на глазах у Диониса опорожнил ее одним мощным глотком.

— Скотина, — спокойно констатировал бог вина. Асклепий смачно отрыгнул:

— Есть немного.

ГЛАВА 2

О ЖЕНИХАХ ПЕНЕЛОПЫ И ПРОЧИХ ТЕЛЕМАХАХ

Эх, Древняя Греция! Дикие нравы, горячий народ. Тогда страсть управляла человеком и его поступками, а не разум.

К сожалению.

Какие поэтические были времена! Времена великих подвигов, невероятных приключений и могучих героев.

М-да…

В сущности, Одиссей отсутствовал на своей родине каких-то два месяца, но не подумайте, что для Древней Греции это столь малый срок. Нет Это ого-го сколько времени, за два месяца многое могло измениться.

Скажем, Пенелопа, жена Одиссея, вдруг ни с того ни с сего решила выйти замуж. Ну сами посудите, молодая красивая женщина сидит два месяца одна взаперти, барашков на скатертях вышивает, а вокруг здоровые загорелые мужики бегают, полуголые кстати. Герои, значит.

Да эти два несчастных месяца все равно что сейчас десять лет. Умели тогда жить, что ни говори, быстро, но зато эффектно, так эффектно, что до сих пор от древнего эха у потомков уши вянут.

Как уже было сказано выше, страсти управляли древним человеком, а не древний человек страстями. Развод, правда, в те времена предусмотрен не был. Цивилизация до такого высокого уровня еще не дошла, но, к счастью, существовали более радикальные методы борьбы с надоевшим благоверным или благоверной.

Ну, к примеру, отравленный кинжал, ванна с крокодилами или внезапно ставшая неуправляемой колесница — как кому нравится.

Еще можно было объявить свою половину пропавшей без вести, скажем, на войне, на рыбалке, на охоте или на зарядке (нужное подчеркнуть).

Стоит лишь молодой богатой вдовушке произнести заветное слово “пропал”, как тут как тут набегают всевозможные женихи, словно кобели самых разных мастей: богатые и бедные, горбатые и стройные, красивые и не очень, старые и юные, наглые и застенчивые. Короче, бери да выбирай, чего душа пожелает.

Итак, к концу второго месяца отсутствия Одиссея Пенелопа, исколов все свои прекрасные пальчики иголкой и понавышивав розовых барашков где только можно было и где нельзя, произнесла на городском собрании заветное слово “пропал”.

Тут же один приезжий грек заявил, что-де он видел Одиссея живым и здоровым с тремя девками в каком-то портовом питейном заведении, но на него (очевидца) яростно зашикали кандидаты в женихи, после чего он (очевидец) быстро притих, стушевался и, собрав манатки, благоразумно дал деру из города.

А Пенелопа сразу же раскраснелась, похорошела, улыбнулась и сообщила присутствующим, что всех желающих принять участие в женитьбе на ней она ждет у себя во дворце.

Женихи от сего предложения, естественно, выпали в осадок. Один лишь Телемах, сорокалетний сын Одиссея, посмотрел на свою мать с некоторой укоризной, мол, ох, смотри, вернется папаша, выпорет тебя, как геродотову козу.

Но Пенелопе было на все наплевать. Ей нравился эффект, произведенный ее сенсационным заявлением, и многочисленное мужское внимание, чего она была лишена последние два месяца.

И повалили толпой во дворец Одиссея многочисленные женихи, словно лосось на нерест. Но, к слову сказать, не все попали внутрь, поскольку на дверях встал вместе с дюжими друзьями не обделенный физической силой сам Телемах, за шиворот отшвыривавший всех сирых и убогих, калек и прочих олигофренов, которые тоже не прочь были поучаствовать в смотре женихов, приплыв в Итаку со всех концов Греции. Многие из них рассчитывали если не на брак, то хотя бы на хорошую милостыню.

Особенно Телемаху запомнились хромой египтянин с здоровой прожорливой собакой, у которой на шее висела табличка: “Люди добрые, помогите Тутанхамончику на лечение”, и еще двое в дрезину пьяных жлобов, которые утверждали, будто они собирают деньги на восстановление храма Зевса Спасителя где-то во владениях амазонок. Им Телемах с друзьями особенно вмазал, уж больно рожи у попрошаек были лукавые.

Набралось в итоге во дворце царя Итаки, непонятно где шлявшегося последние два месяца, около пятидесяти женихов. Все остальные были бескомпромиссно отсеяны грозным Телемахом. Двоих даже пришлось повесить на дверях у входа во дворец как наглядный пример, чтобы другим неповадно было.

Но и среди тех пяти десятков, которым повезло попасть во дворец, было очень много всяких жлобов, жаждавших пожрать да повеселиться на халяву.

Ну а где их нет? В наше время этих мерзавцев пруд пруди, а в Древней Греции их и подавно было видимо-невидимо. Позже римляне этих товарищей очень емко обозвали метким словом “ПАРАЗИТОС”, но до этого исторического момента было еще очень далеко.

Женихи без малейшего зазрения совести пили и ели за счет Пенелопы, испражнялись и блевали где только можно, спали со служанками Одиссея, опустошая при этом его великолепные винные погреба.

Телемах на это дело до поры до времени смотрел сквозь пальцы. Ну мало ли, пусть мужики погуляют, поразвлекаются: и матери весело, и служанкам радость. Но через неделю все это безобразие стало его несколько утомлять.

Телемах подумал-подумал и втихаря уменьшил поголовье женихов больше чем наполовину, оставив гулять всего пятнадцать человек Остальных же под зад ногой выкинул из дворца, нанеся многим тяжкие телесные увечья. (Их трупы впоследствии были выловлены рыбаками у берегов Спарты. — Авт.)

Оставшиеся пятнадцать человек были все людьми богатыми и знатными, да и внешней привлекательностью Зевс их не обделил. Пятерым, правда, было за семьдесят, но это даже хорошо, значит, быстрее дедки в царство мрачного Аида сойдут, а их денежки молодой супруге останутся, хе-хе…

Им Телемах особенно часто подливал вина в кубки и подсовывал по ночам самых развратных и ненасытных служанок, в результате чего дедушки слабели на глазах и четверо из них уже были вроде как при смерти. Оставалось лишь уговорить Пенелопу выбрать одного из этих дедуганов. Глядишь, после венчания, во время праздничного пира копыта новоявленный муженек-то и отбросит, не дотянув даже до брачного ложа.

Шутки в общем-то шутками, но в определенный момент Телемах вдруг понял, что его мать действительно собралась замуж за другого мужчину, причем на полном серьезе. Это сына Одиссея сильно огорчило.

Особенно Пенелопа симпатизировала трем претендентам: Антиною, Эвримаху и Леокриту. Все мужики были статные, красивые, бородатые. На ночь в гостевые покои брали сразу по три служанки, сломав после своих ночных утех восемь кроватей каждый. Да и по богатству своему любой из них не уступал царю Итаки.

Телемах не на шутку разволновался.

Это что же получается? Мать его, значит, замуж выскочит, детей от одного из этих кобелей нарожает — и прощай, царский трон. Ведь Итака в этом случае будет принадлежать не ему, а мужу Пенелопы.

Кошмар!

Сначала Телемах решил всех оставшихся женихов элементарно убить кузнечным молотом. Но друзья отговорили горячего сына Одиссея от столь радикальных мер. Мол, мать тебя проклянет, и царского трона в этом случае тебе все равно не видать.

— Что же мне, сатир вас всех побери, делать? — жалобно спросил Телемах, опуская на пол тяжелый молот — орудие несостоявшегося убийства.

— Нужно срочно отыскать Одиссея, — ответил Паламед, один из лучших друзей Телемаха. Будущий царь Итаки наморщил лоб:

— Легко сказать — отыскать Одиссея. Троянская война три дня назад закончилась, все герои как муравьи по Греции разбежались, иди теперь ищи их по всей Аттике, бордели перетрясай.

— У тебя есть предложение получше? — спросили друзья.

— Да, — ответил Телемах, любовно поглаживая деревянную рукоять кузнечного молота. — Разнести к сатировой матери их пустые головы.

— Что в лоб, что по лбу, — сказал Паламед, сокрушенно качая головой.

— А что, можно и по лбу, — согласился с ним Телемах. — Как хрястну молотком!

— Да я не это имел в виду, — поморщился Паламед. — Мы уже это обсуждали и пришли к выводу, что, если ты их убьешь, мать тебе этого никогда не простит.

— И что же мне делать?

Друзья Телемаха грустно вздохнули:

— Искать Одиссея.

— Какой-то замкнутый круг получается, — простонал сын царя Итаки, взявшись за голову.

— А что? — воскликнул Паламед. — Снарядим корабль, загрузим в трюм провиант — и в путь.

— Ну и куда же мы поплывем? — безразлично поинтересовался Телемах.