— Да к тому же Нестору в Пилос.
— А кто такой этот Нестор?
— Да старец один, друг Одиссея. Из ума выжил еще до рождения Геракла, но помочь отыскать твоего папашу, думаем, сможет.
— Что ж, — Телемах с сожалением посмотрел на молот, — поплывем в Пилос. Только мне отчего-то кажется, что все это впустую. Видать, крупно загулял мой папаня, а он по этому делу мастер. Эроту с Зевсом десять очков форы даст.
В общем, отправился Телемах с друзьями в Пилос, строго-настрого приказав своей матери замуж до его возвращения не выходить, а женихам пригрозил женилки (бороды. — Авт.) поотрывать, что было намного надежнее строгой беседы с ветреной Пенелопой.
Естественно, старца Нестора в Пилосе Телемах не нашел, да оно и понятно, ведь Нестор вместе с Менелаем, Диомедом, Филоктетом и Ахиллом навечно застряли на острове Лесбос.
Об этом курьезе Телемаху сообщил, пошло хихикая, сын Нестора Писистрат, приглашая гостей отдохнуть с дороги и поучаствовать в пиру, который он закатывал в честь окончания Троянской войны
Телемах от участия в празднике деликатно отказался, мотивируя свой отказ тем, что если он не отыщет в ближайшее время Одиссея, то лишится в Итаке трона.
Писистрат с пониманием отнесся к проблеме сына Одиссея и, загрузив его корабль вином отборных сортов, пожелал попутного ветра.
Подняв парус, Телемах с друзьями взяли курс на остров Лесбос.
— Смотрите мне, мужики, — пригрозил друзьям наследник Итаки, — не подведите меня. Мы сейчас отправляемся в колоссальный бордель Греции, сравнимый по своим масштабам разве что с Олимпом.
И верные товарищи Телемаха с пониманием закивали. Конечно, это было тяжелое испытание для их силы воли, но они надеялись выстоять в борьбе с похотью и развратом.
Надеялись.
Очень…
По своей живописности остров Лесбос превосходил все виденное греками дотоле. В эти места можно было влюбиться с первого взгляда.
Представьте себе тихое, глубокого синего оттенка море, желтый, девственно чистый песок и яркого насыщенного цвета буйную растительность, над которой кружатся, словно облака, стаи белых птиц.
— Острова блаженных, — прошептал Телемах, но тут же взял себя в руки, вспомнив, куда и, главное, зачем они приплыли.
Ожидая увидеть на берегу толпы голых бесстыжих красоток, греки были несколько разочарованы тем, что их никто не встречает.
— Живо сели на весла и подгребли к берегу, — приказал Телемах, вешая на пояс короткий меч.
Сын Одиссея был настроен более чем решительно и задерживаться на знаменитом острове надолго не собирался.
— Со мной на сушу сойдут десять человек, — командным тоном продолжил он. — Тот, кто ослушается любого моего приказа, лишится своего мужского достоинства. — И Телемах красноречиво взмахнул коротким мечом.
— Чего лишится? — робко переспросил Паламед.
— Бороды, — пояснил наследник Итаки, спрыгивая на песчаный берег знаменитого острова.
Десять добровольцев весьма резво последовали за своим предводителем. Остальные греки испуганно глядели им вслед.
— Спорим, что вернется только половина, — сказал один из них, и моряки, азартно выкрикивая, стали делать ставки…
Сначала все было вроде как в порядке.
От берега в глубь острова вели симпатичные, выложенные камнем дорожки, и греки, весело посвистывая, размашисто затопали по ним, любуясь живописным пейзажем.
Телемах понятия не имел, где искать старца Нестора, да и жив ли он вообще. В его возрасте подобные развлечения опаснее тигровой акулы в кустах, то есть в водорослях.
Настроение у Телемаха резко испортилось, когда они увидели у дороги здоровый камень, на котором по-гречески было выбито: “Оставь невинность всяк сюда входящий”.
— Да мы в общем-то… — громко заржали греки, но под грозным взглядом Телемаха быстро притихли. Дальше было хуже.
— О-о-о-о… —дружно вздохнули мореплаватели, увидев весьма искусно выполненную статую или скорее архитектурный комплекс, изображающий… (Дабы не смущать читателя, подробности опустим. — Авт.)
На постаменте порнографического изваяния имелась надпись: “Афина с Афродитой. Сто дней Содома”. Мужчины с удовольствием зацокали языками, а любознательный Паламед даже ухитрился влезть на изваяние сверху, чтобы рассмотреть анатомические подробности мраморных статуй.
Следующее попавшееся им на пути изваяние было еще неприличнее. Даже бывалые, повидавшие много на своем веку друзья Телемаха смущенно потупили взоры, проходя мимо архитектурного комплекса под названием “Гера, Зевс и семеро козлят”.
— Фух. — Телемах провел ладонью по взмокшему лбу. — Куда мы попали?
Пройдя через великолепную персиковую рощу, друзья вышли к белоснежному дворцу у озера с меланхолично плавающими лебедями.
В озеро впадал небольшой серебристый водопадик, нежно журча, словно играя на волшебной арфе Эола (эка завернул. — Авт.).
У самого дворца в высокой траве лежал не кто иной, как старец Нестор в женском платье, и нараспев громко читал странные стихи:
Прекрасные девы с глазами смерти,
Ловите меня, ловите дыханье.
Глазам, рукам моим не верьте,
Девы…
— Да, дела… —Телемах озадаченно пощипал пшеничную бородку.
Греки подошли ближе, но Нестор не обращал на них никакого внимания, устремив взгляд замутненных глаз прямо в чистое небо.
— Амброзии он, что ли, обожрался? — предположил Паламед.
Старец Нестор моргнул и басом продолжил:
Порождения мрака и храмовых изваяний, Мечты полупьяных детских терзаний, Девы…
— Нестор, — позвал Телемах, грозно нависая над старцем, — ты меня не узнаешь? Я Телемах, сын Одиссея, царя Итаки.
Нестор снова моргнул и, мило улыбнувшись, тихо добавил:
Река и покой в глазах за ресницами
Жрицы луны, говорящие с птицами Девы…
— Да что за девы такие? — возмутились греки. — Хоть одну бы здесь увидеть.
Наклонившись, Телемах приподнял старику блаженно прикрытые веки.
— Готов, — с сожалением констатировал он.
— Что, умер? — ужаснулся Паламед.
— Хуже, заснул.
Греки полушепотом посовещались.
— Телемах, — наконец сказали они, — давай пройдем во дворец.
Сын Одиссея задумался, “за” и “против” было много.
— Со мной пойдут только пятеро, — приняв решение, жестко приказал он. — Остальные будут сторожить сон старца Нестора.
— Но…
— Никаких но.
Обнажив меч, Телемах поднялся по мраморным ступенькам во дворец…
Дворец на самом деле дворцом в принципе не являлся. Это было что-то вроде гигантской ограды, потому что за его высокими белоснежными стенами оказался симпатичный зеленый дворик с цветущими не по сезону яблонями. Под одной из яблонь лежал царь Спарты Менелай. Абсолютно, аки младенец, голый, прикрыв срам фиговым листочком, он, беззвучно шевеля губами, читал некий папирус.
— Вот кто нам нужен еще больше, чем Нестор, — обрадовался Телемах и, спрятав меч в ножны, бросился к другу Одиссея.
Обернувшись на шум, Менелай внимательно осмотрел подошедшего к нему Телемаха и громко, с расстановкой прочел из папируса:
Одиночество танцует
На твоей ладони,
Посеребренной свинцовой луной,
Поет одну строчку.
А странный некто
Играет на арфе
У тебя за спиной.
Схватившись за рукоять меча, Телемах испуганно обернулся, но “странный некто” за его спиной не обнаружился.
— Лаура, — торжественно заявил Менелай, — я посвящаю эти стихи тебе.
— О великий Тартар! — в отчаянии воскликнул Телемах. — Я никогда не найду своего отца.
Внезапно налетевший непонятно откуда ветер шелохнул ветви яблони, под которой сидел царь Спарты. Раздался легкий шелест, и красный сочный плод с деревянным стуком отскочил от плешивой макушки Менелая.
Царь Спарты дернулся, словно от удара молнии.
— Сатир вас побери! — визгливо закричал он, недоуменно вытаращившись на греков. — Вы кто такие? О всемогущие боги, почему я голый? Вы извращенцы?
— Чего? — Телемах грозно насупился. — Хоть ты и царь, но я тоже не эфиоп какой-нибудь, а сын самого Одиссея. Так что, папаша, следи за своим языком.
— Кого? Одиссея? — радостно закричал Менелай, вскакивая с травы.
Фиговый листочек плавно взлетел в воздух. Греки быстро отвернулись.
— Ой-ей… — Менелай кое-как поймал листочек и осторожно повесил его на место. — О, как тебя зовут, сын благороднейшего из мужей?
— Телемах, — ответил наследник Итаки.
— Секундочку. — Менелай нахмурился. — Подожди, а сколько тебе лет?
— Через месяц исполняется тридцать девять, — спокойно ответил Телемах.
— Так, а матери сколько?
— Двадцать пять.
— А отцу?
— Где-то под тридцать.
— А… ну, тогда нормально, — с облегчением рассмеялся Менелай, — А то я уже испугался, думаю, совсем, старый дурак, алгебру забыл. С чем ко мне пожаловали, по какому делу? Я не помню, как сюда попал и зачем, но мне здесь нравится.
— Я прибыл на Лесбос, чтобы хоть что-нибудь узнать о своем отце, — ответил Телемах.
— Так это Лесбос? — снова рассмеялся царь Спарты. — А я смотрю, что-то пейзаж вроде знакомый, а ведь домой к жене собирался… м-да… Одиссея, говоришь, ищешь? Что ж, встретил я давеча морского бога Протея. Выпили немного, молодость вспомнили… гм… Открыл он мне будущее героев, возвращающихся с Троянской войны, и про отца твоего что-то говорил… сейчас, сейчас… что-то типа того, мол, вернется он очень злой и кое-кого отправит прямехонько в царство Аида.
— А когда Одиссей домой вернется, этот Протей тебе не сказал? — с нетерпением спросил Телемах.
— Да нет вроде, — пожал плечами Менелай. — Да мы пьяные были, не помню я.
— Понятно. — Сын Одиссея грустно кивнул, оставив царя Спарты наедине со своими мыслями.
— Эй, вы меня до материка не подбросите? — крикнул вслед грекам Менелай, но те его не услышали, быстро покинув пределы яблоневого садика.
— Ну как? — спросили друзья Телемаха, сторожившие сон старца Нестора.
— Да вроде Одиссей в Итаку вернется, — ответил им Телемах, — только непонятно когда.
И греки не спеша двинулись обратно к кораблю. Но далеко уйти они не успели. Вернее, им не дали далеко уйти.
— Мужчины! — внезапно раздался где-то сзади дикий душераздирающий вопль. — А-а-а-а, самцы!
Резко оглянувшись, мореплаватели побледнели. И, надо сказать, сделали они это весьма вовремя, потому что из кустов уже выскакивали какие-то голые толстые девки с копьями и сетками в руках.
Впереди всех бежала визгливая, хотя и весьма симпатичная особа, размахивавшая фаллосообразной дубиной.
— Секс или смерть? — завопила обнаженная особа, и греки, мельком взглянув на возможных партнерш, хором ответили “смерть”, естественно бросившись наутек.
Телемах бежал резвее всех, поскольку несколько раз побеждал на Олимпийских играх в беге по пересеченной местности от бешеного льва (к счастью для Телемаха, не немейского. — Авт.).
Берег со спасительным кораблем был уже близко, но двоим грекам все же не повезло… или повезло? Короче, их схватили, накинув на несчастных прочную сеть.
Телемаху с остальными товарищами удалось ретироваться на корабль, который сразу же отплыл от берега. Понуро опустив головы, греки почтили память оставшихся на острове друзей. Сладострастные вопли изголодавшихся девочек, заарканивших мужиков, постепенно стихали по мере удаления корабля от острова.
— Друзья, — торжественно произнес Телемах, — мой отец жив. Я теперь точно это знаю. Я в этом твердо уверен. Давайте хором попросим владыку моря Посейдона, чтобы он помог нам найти Одиссея.
— Посейдон, ау-у-у-у, — басом взревели греки, заглядывая за борт корабля.
— Да помогу я вам, помогу, — недовольно проворчал колебатель земли, ремонтировавший на дне свою подводную лодку. — Вот же дураки, ревут, словно стадо раненых тюленей, акул привлекают.
А греки на корабле вместе с Телемахом продолжали сотрясать море своими воплями. Через десять минут они, правда, успокоились, после того как Посейдон дал им знак: из моря вдруг выпрыгнула летучая рыба и больно укусила за нос Паламеда, который особо гнусаво звал повелителя морей.
— Друзья, наш зов услышан, — радостно сообщил мореплавателям Телемах.
— Ура! — закричали греки. — В путь…
— Опять ревут. — Посейдон сокрушенно покачал головой. — Сатаровы дети, ни днем ни ночью от них покоя нет. Когда же этот Одиссей монокристалл найдет?
Но Одиссей особо никуда не спешил, справедливо полагая, что от судьбы все равно не уйдешь. В этот момент он подплывал вместе со своими спутниками к землям лотофагов.
— Нет, это не Гименей. — Асклепий ободряюще похлопал Диониса по плечу. — Медицина наука точная, хотя если бы у меня была их моча…
— Хватит! — вспылил бог вина. — Твое дело установить, кто отец Одиссея, за что тебе и платят.
— Да установлю, установлю, — заверил Диониса Асклепий, — ты мне, главное, ДНК давай.
— Кто там у нас следующий по списку? — спросил Дионис, поворачиваясь к скучавшему в углу медицинской лаборатории Гермесу.
— Следующий по списку Цербер, — ответил Гермес, — но его ДНК у нас нет.
— Ну и не надо! — махнул рукой бог вина. — Если он отец Одиссея, то я Афродита.
— А что, в профиль похож, — хмыкнул Гермес, — вот задница только толстовата.
Дионис с гневом швырнул в вестника богов первую попавшуюся под руку колбу.
Гермес ловко увернулся.
— Эй! — завопил Асклепий. — Вы что это делаете? Там же была концентрированная моча Минотавра.
— Ты нас уже достал со своей уринотерапией! — закричал Дионис, как ошпаренный выскакивая из лаборатории Асклепия.
— Кстати, Цербер на прошлой неделе сбежал, — сообщил Асклепий. — Где-то теперь в покоях Аида бродит, жрать ищет. У него ведь уже давно все охранные программы заглючило.
— Это проблемы Аида. Пусть сам со своими киберами разбирается, — беззаботно махнул рукой Гермес. — Ты это, давай ДНК сверяй, костоправ…
Асклепий, противно хихикая, достал из деревянного ларца пробирку с надписью: “Менелай, царь Спарты”.
Глава 3
ОДИССЕЙ В ЗЕМЛЯХ ЛОТОФАГОВ
— А ну-ка, мужики, сбавьте скорость, — крикнул Одиссей, с недоверием вглядываясь в незнакомый берег.
Гребцы послушно подняли весла.
Туман на воде медленно рассеялся, и путешественники увидели оживленный морской порт с причалом, у которого стояли корабли.
— Нет, это не Спарта, — огорченно покачал головой Агамемнон. — Этот город мне не знаком.
Медные усы на устройстве Гефеста медленно зашевелились, словно к чему-то принюхиваясь.
— Что ж, — сказал Одиссей, — придется причаливать.
И они причалили.
К греческому кораблю тут же подбежал чернявый коротышка с жуликоватыми глазами и в желтом вязаном жилете.
— Плата за парковку судна семь медных монет в час, — быстро сообщил он путешественникам.
— А ты кто такой будешь? — недовольно поинтересовался Агамемнон, спускаясь на берег.
— Я представитель администрации порта. Попрошу уплатить за стоянку. Сколько вы намерены здесь оставаться?
— Да пару часов, — ответил Одиссей, с подозрением вглядываясь в окрестности. — Агамемнон, дай ему медяков.
Агамемнон молча кивнул и сунул коротышке серебряную монету. Коротышка стал не спеша отсчитывать сдачу.
— А что это за город? — спросил Одиссей, косясь на каких-то странно заторможенных прохожих.
— Это Лотофагия, — ответил коротышка, — столица страны лотофагов. Греков здесь не очень любят, в общем, если что, то вы эфиопы.
— Лучше уж амазонки, — криво усмехнулся Агамемнон, пряча сдачу в массивный кошелек на поясе. — Ну что, мужики, тяпнем по кружечке местного винца?
Гектор, Парис и Аякс радостно закивали.
— Погодите, — возразил Одиссей, — сперва я хотел бы взглянуть на свой прибор.
— Нам отвернуться? — деликатно осведомился Агамемнон.
— Да не на тот, — громко хохотнул царь Итаки, — а на устройство Гефеста.
— А-а-а-а… тогда понятно. — Приятели дружно усмехнулись.
Прибор указывал куда-то в глубь порта, и герои медленно двинулись вперед.
В принципе город лотофагов был город как город, ничего особенного. Типичный портовый полис: куча пьяной матросни, жирных шлюх, грязных попрошаек и мрачных, одетых во все черное наемных убийц.
Следуя указаниям подвижных усов божественного устройства, греки вышли к питейному заведению под странным названием “Три поросенка”.
— Может, не будем туда заходить? — пробасил Аякс, недовольно глазея на вывеску. — Мне что-то название это не нравится. Смахивает на логово содомитов. (Имеются в виду древние геи. — Авт.)
— Если хочешь, можешь подождать нас на улице, — предложил герою Одиссей, после чего невозмутимо зашел в пивное заведение.
Заведение, также как и город, ничего особенного собой не представляло: стандартный толстый хозяин за деревянной стойкой, пьяные портовые грузчики. Кто-то под столом блевал, кто-то пел дурным голосом. Одного из посетителей уже зарезали, по-видимому, в пьяной драке, и он спокойно лежал себе в углу, накрытый тряпочкой.
— Весьма приятное место, — довольно констатировал Аякс, — а я уж испугался…
Греки весело расположились за круглым столом, сделанным из куска могучего срубленного дерева. Подошел тучный хозяин.
— Вашего фирменного вина, — заказал Агамемнон, с удовольствием принюхиваясь к витающим вокруг спиртным парам, — и соленых орешков.
— Греков не обслуживаем, — презрительно бросил Агамемнону толстяк, но тут же был схвачен за горло разъяренным Аяксом.
— Мы эфиопы! — прорычал герой, медленно сжимая могучие пальцы на сальной шее наглеца.
Толстяк словно свинья тонко завизжал.
Пьяные посетители “Трех поросят” громко заржали.
— Аякс, — Агамемнон положил приятелю руку на плечо, — расслабься, дружище.
Герой хмыкнул, нехотя отпуская толстяка.
— Все в порядке, ни о чем не беспокойтесь, — хватаясь за горло, прохрипел хозяин пивнушки. — Я обознался. Эфиопам я всегда подношу лучшие сорта вин, причем за счет заведения.
— Давай, неси-неси, — грозно бросил ему Аякс, — и орешки прихвати, боров трусливый.
Толстяк, почтительно поклонившись, стремглав бросился в винный погреб.
— Интересно, а почему здесь так не любят греков? — спросил Парис, с завистью поглядывая на бицепсы Аякса.
— А они за жратву никогда не платят, — донеслось от соседнего столика, после чего грянул новый раскат пьяного хохота.
Примчался запыхавшийся хозяин со здоровой амфорой вина и пятью огромными глиняными чашами. Медную вазочку с солеными орешками он нес в зубах.
— Обслуживание что надо, — тихо пробурчал Аякс, разливая друзьям по чашам вино. — Пока в морду кому-нибудь не дашь, не уважают.
Выпили. Закусили орешками.
Вино оказалось весьма недурственным, видимо, хозяин заведения здорово испугался грозных “эфиопов”, выбрав для них в погребе лучшую амфору.
Одиссей снова взглянул на божественный прибор. Прибор указывал на погреб, в котором по-прежнему суетился перепуганный толстяк.
А тем временем за стол к героям подсел странный худой субъект с запавшими глазами заядлого пропойцы.
— Я вижу, вы приезжие? — спросил он, ехидно ощерившись.
— Ну и что с того? — удивился Агамемнон. — Тебе до этого какое дело?
— Хотите здорово развлечься? — спросил незнакомец. — Меня все тут знают. Я торгую забвением, также в наличии есть девочки всех возрастов и комплекций.
— Торгуешь чем? — переспросил Парис, задумчиво смакуя превосходное вино.
— Забвением, — повторил незнакомец. — Вы ведь в землях лотофагов, а это единственное место в Греции, где легально разрешена торговля наркотиками.
— Парко… чем? — не понял Аякс, неприязненно поглядывая на торговца забвением.
— Не важно. — Незнакомец махнул бледной рукой. — У меня есть классное курево, сонная трава — ее пьют, и порошок счастья — его нюхают. Напудрите им ноздри, и сразу на Олимп попадете.
— А амброзия у тебя есть? — с ухмылкой спросил Одиссей.
Незнакомец испуганно огляделся.
— Нет, — шепотом ответил он, — она для смертных запрещена, но порошок счастья по эффекту ей почти ничем не уступает.
— И сколько? — вполне серьезно поинтересовался Гектор.
— За один мешочек два золотых.
— СКОЛЬКО?!!
— Да не пугайтесь, товар того стоит. Я продаю со стопроцентной гарантией.
— А испытать перед покупкой можно? — осведомился слегка охмелевший от местного вина Парис. Незнакомец отрицательно покачал головой:
— Если бы вы были местными жителями, то да, а так я не хочу рисковать. Может, у одного из вас аллергия?
— Чего? — Герои недоуменно переглянулись.
— Да не важно, — усмехнулся незнакомец. — Так вы берете или нет?
— Я беру, — сказал Гектор, доставая из-за щеки две золотые монеты.
— Да ты сдурел! — заорал на него Агамемнон. — Такие деньги за неизвестно что.
— Это мое личное дело, — огрызнулся троянский герой, принимая у незнакомца маленький холщовый мешочек с непонятным порошком.
— Ноздри пудри лишь слегка, — посоветовал Гектору торговец забвением, — на дольше хватит. Кстати, общий эффект от количества употребленного порошка не зависит.
И сказав это, загадочный субъект испарился, вернее, весьма проворно покинул питейное заведение.
— Ну ты, Гектор, и дурак, — пробасил Аякс. — Лучше бы баб экзотических снял. Наверняка этот прохвост тебе обыкновенный молотый мел подсунул.
— Ничего, сейчас проверим, — ответил Гектор, развязывая мешочек.
— Спущусь-ка я в этот подвальчик, — тихо произнес Одиссей и, встав из-за стола, пошел в конец пивнушки.
Божественное устройство в его руке тихонько запищало.
“Ага, — подумал царь Итаки, — сейчас, сейчас”.
Тучного хозяина в винном погребке не обнаружилось, зато вин там было видимо-невидимо. Они хранились и в бочках, и в амфорах, и в лекифах, запечатанных сургучом. Короче, царь Итаки попал на настоящий Олимп для пропойц или Тартар — как кому нравится, потому что истинный ценитель любимого напитка Диониса живым из этого погреба точно бы не вышел.
Поглядывая на попискивавшее в руках устройство, Одиссей медленно пошел вдоль заполненных винами деревянных стеллажей. Божественный прибор, судя по всему, указывал куда-то в самый дальний конец винного погреба.
“Не может быть, — подумал царь Итаки, — не может быть, чтобы все оказалось так просто. Что делать алмазу в этой грязной дыре?” (Вот именно! — Авт.)
В конце коридора, тускло освещенного коптившими на стенах факелами, обнаружилась обитая медью дверь с греческой надписью: “Не входить”.
— Что, вообще не входить? — вслух удивился Одиссей, с трудом одолев сложное словосочетание, и пинком распахнул дверь настежь.
За дверью оказалось маленькое, плохо освещенное помещение, в центре которого пыхтел и сотрясался какой-то непонятный аппарат.
Прибор в руках Одиссея громко заверещал, а затем и вовсе отключился.
Царь Итаки озадаченно почесал смуглый нос.
Непонятный аппарат вовсю работал, и пахло от него… да, именно пахло от него бродящим вином.
— Так-так. — Одиссей подошел ближе.
Из громадного медного котла шли струйки белого пара, по прозрачным трубочкам бежала, бурля, красная жидкость. Сами собой раздувались складчатые меха. Чуть ниже котла имелось несколько изящных краников, под каждым из которых была пояснительная надпись. Под первым краником по-гречески было написано: “Вино полусухое Ольвийское. Выдержка 30 лет”, под вторым было выведено: “Вино сладкое Троянское. Выдержка 15 лет”. Надписи под остальными краниками были сделаны на незнакомом царю Итаки языке. Да он и греческий в общем-то не знал и больше догадывался, чем действительно мог свободно читать буквы родного языка. Но как пишется слово “вино” со всеми его сухими и полусладкими вариациями, в Греции знал даже девятимесячный младенец.
— Ага. — Царь Итаки сокрушенно покачал головой. — Ай-яй-яй, вот, значит, чем нас наверху поил этот толстозадый жулик. Где же он это чудо божественной инженерии раздобыл?
Еще раз внимательно осмотрев блестящую поверхность медного котла, Одиссей обнаружил на ней маленькую эмблемку Гефеста: скрещенные серп и молот.
— Дионис, скотина, — тихонько позвал царь Итаки, справедливо полагая, что в таком месте бог вина просто не может его не услышать. — Ау-у-у-у…
Прошло около десяти минут, прежде чем бог вина материализовался в пропахшем бродящим виноградом погребке.
— Как ты меня назвал? — сердито переспросил он.
— Я сказал, о величайший из богов, — мило улыбнулся Одиссей.
— Хм, значит, мне послышалось, — сделал логический вывод Дионис, с подозрением поглядывая на наглого смертного. — Ты меня звал?
— Звал. — Одиссей ткнул пальцем в пыхтящий аппарат и гневно спросил: — Это что?
— Это? — Дионис мельком глянул на медный котел. — Виноперегонный аппарат Гефеста. Я лично некогда заказал ему с десяток, дабы поддерживать среди местного населения свой имидж.
Одиссей протянул богу вина устройство с медными усами:
— Тогда почему оно его пеленгует?
— Почему? — удивился Дионис. — М-м… видимо, потому, что оно также сделано Гефестом.
— Но тогда получается… — Царь Итаки нехорошо сверкнул глазами. — Вы что, меня там, на Олимпе, за полного идиота держите? Мне что, теперь придется бегать за каждым изобретением этого хромого безумца?
— Полагаю, что так. — Дионис принял надменный вид. — И вообще, как ты смеешь, жалкий смертный, наезжать на самих богов?
— А то что будет? — дерзко поинтересовался Одиссей, но бог вина ему не ответил. Раздраженно сплюнув на пол, он медленно растворился в воздухе.
— М-да… — Одиссей снова сокрушенно покачал головой. — За эту сатирову работу нужно было просить не четыре, а пять бочек золота.
Царь Итаки, как всегда, снова продешевил, но делать было нечего. В это трудно поверить, но Одиссей был человеком слова, и не важно, кому он его давал, смазливой портовой шлюшке или всемогущим богам.
Владыка подземного царства Аид сидел на троне и со скучающей миной слушал коллективную жалобу четырех полупрозрачных душ.
— Это он, он первый начал, — тыкал прозрачным пальцем в одного из своих товарищей высокий худой старик. — Это он первый сказал: давайте его отвяжем и посмотрим, что потом будет.
— Нет, это клевета! — истошно кричал тот, которого обвиняли. — Я в прошлой жизни у тебя жену соблазнил, вот ты на меня все и сваливаешь.
Души гневно загалдели, и понять что-либо в их воплях было просто невозможно. Аид тяжело вздохнул и, дотронувшись до маленького сенсора на подлокотнике трона, отключил голограммы давно умерших греков.
— Что, до сих пор пытаешься выяснить, кто отпустил Цербера? — спросил появившийся из тьмы зала Дионис.
— Ага, — ответил Аид, вынимая из особого паза на троне маленький, переливавшийся всеми цветами радуги блестящий диск. — Вот пересматриваю записи душ… то есть, тьфу ты, матричные цифровые проекции личностей умерших смертных. Думаю, может, кто-то из них чего видел.
— Пустая трата времени. — Дионис махнул рукой.
— От нашего агента в Греции какие-нибудь новости есть? — поинтересовался владыка подземного царства, меланхолично зевая.
— С помощью твоего прибора ему удалось обнаружить виноперегонный аппарат Гефеста, — весело ответил бог вина.
Аид усмехнулся:
— Ну хоть что-то.
— Нет, ты издеваешься? — закричал Дионис. — Ты что ему за пеленгатор всучил, какой допотопной модели?
— Уж какая была. — Аид развел руками. — Без Гефеста в моей электронике такой бардак царит, что мне иногда даже кажется, мы вообще не взлетим.
— Крон тебя побери, — сердито пробурчал бог вина. — Не каркай.
— Кар-кар, — весело прохрипел Аид и скорчил богу вина преотвратительнейшую рожу.
— Я вижу, от безделья ты окончательно свихнулся, — спокойно констатировал Дионис. — Ладно, пойду я, мне Асклепий поручил ДНК Посейдона раздобыть. В хранилище лаборатории этого ДНК почему-то не оказалось.
— Да-да, — кивнул Аид, — иди-иди, скатертью дорога…
Владыка подземного царства снова сладко зевнул, доставая из-под трона очередной переливающийся диск.
— И-го-го, — громко по-лошадиному заржал Гектор, сползая на пол пивного заведения.
— Что это с ним? — испуганно воскликнул вернувшийся из винного погреба Одиссей.
Глаза у троянского героя слезились, нос распух и сильно покраснел.
— Он понюхал порошок счастья, — ответил Агамемнон. — Мы его отговаривали, но он был непреклонен — хуже барана.
— Коня, — поправил Агамемнона Парис.
— И-го-го, — намного громче, уже с пола, повторил Гектор, судорожно дрыгая ногами.
Пьяные матросы за соседним столиком издевательски заржали (тоже как кони. — Авт.).
Одиссей посмотрел на Аякса.
Аякс кивнул и, сжав кулаки, встал со своего места и направился к потешающимся аборигенам. Раздались глухие удары, громкий хруст, с шумом разлетелась на куски глиняная амфора, и в питейном заведении стало очень тихо. Часть посетителей на цыпочках потянулась к выходу.
— Все в порядке, — буркнул Аякс, возвращаясь на свое место.
Одиссей взял со стола маленький холщовый мешочек с белым неизвестным порошком и попытался его понюхать.
— Эй, ты что? — Парис вовремя схватил царя Итаки за локоть. — Хватит нам и одного жеребца.
Одиссей хмыкнул и, крепко завязав мешочек, спрятал его за пазуху.
— Будем надеяться, что Гектор не отбросит копыта, — сказал он. — Поднимайте его, ребята, мы возвращаемся на корабль.
— А как же… — Агамемнон указал на винный погреб. — Ты нашел то, что тебе было нужно?
— Нет, — Одиссей покачал головой, — ложная тревога.
Нести ушедшего в глубокую отключку Гектора пришлось вчетвером. Одиссей взял троянского героя за левую ногу, Агамемнон за правую, Аякс с Парисом подхватили с двух сторон под руки.
— Ну, Зевс с нами, — прохрипел царь Итаки, — понесли…
Герой был тяжелый, что тот бык, поскольку доспехи он по жизни не снимал, даже мылся в них, и девочкам в борделях его рельефные латы очень нравились.
Потому, наверное, и не снимал.
Несколько раз грекам приходилось останавливаться, дабы передохнуть, опуская могучее тело друга на каменную мостовую. Парис попытался было поймать какую-нибудь телегу, но мерзавцы лотофаги нагло заявляли, что они эфиопов подвозить не будут. Очень ранимый, когда дело касалось национального вопроса, Аякс сломал пару телег об головы их же владельцев, но это грекам мало чем помогло, подвозить их все равно никто не желал.