— Ибо Эврисфей желает, чтобы ты, Геракл, немедля отправился на северо-запад Пелопоннеса к царю Элиды Авгию, сыну лучезарного Гелиоса.
— Ага! — хмыкнул Геракл. — Очередной божественный родственник. Ну и что же в этой Элиде я буду делать?
Копрей бережно исследовал шишку.
— Ты будешь очищать от фекалий подземные канализационные каналы…
Тяжелый кулак могучего героя вторично опустился на многострадальную голову посланца Эврисфея.
* * *
— Час от часу не легче, — вздохнул Софоклюс, провожая взглядом телегу с неподвижно лежащим на сене Копреем.
Телега очень кстати проезжала мимо и, насколько можно было понять по оживленной жестикуляции глухонемого возчика, сено он вез прямехонько в Микены.
— Никто… — ревел, бегая рысью вокруг колесницы, взбешенный Геракл, — никто не смеет безнаказанно издеваться над великим сыном Зевса!
Небо на востоке внезапно перечеркнула огненная полоса, и на пыльную дорогу опустился раскрасневшийся Гермес.
— Гм… — буркнул могучий герой и, прекратив бегать, забрался в колесницу.
— Что «гм»? — передразнил Геракла божественный вестник. — Бунтуешь?
— Кто, я? — с невинным видом переспросил сын Зевса и даже заозирался в недоумении, ища того, кому мог быть адресован данный вопрос.
— Ну конечно же ты! Может, тебе неизвестно, что большинство героических заданий одобряется на Олимпе самим Зевсом?
— М… м… м…
— Мычишь? Нечего сказать? Значит, так. Кончай бузить и поскорей отправляйся в Элиду, не то… сам знаешь. Думаю, тебе не очень хочется огорчить своего папаню.
— Что ты, что ты, — вскричал герой, — воля Зевса для меня закон! Так уж и быть, ради него я готов по уши измазаться в любой пакости, но… только в соответствии с божественной волей.
— Вот и чудненько, — кивнул Гермес и с чувством выполненного долга вернулся на Олимп.
— Софоклюс, ко мне! — Геракл натянул поводья.
Не привыкшие к грубому обращению лошади встали на дыбы.
Историк поспешно запрыгнул в колесницу и… через пару часов они уже были в Элиде.
* * *
Царь Авгий принял Геракла с большим воодушевлением.
— Грандиозный пир по поводу вашего приезда не обещаю, — добродушно сказал он, провожая гостей в зал для банкетов, — но вот слегка перекусить с дороги предложу…
— Это нам, думаю, не помешает, — кивнул сын Зевса. — Коль герой сыт, так и смертные радуются.
Царь Авгий довольно своеобразно выразился, предложив «слегка перекусить». Накрытый в небольшом зале стол вполне мог удовлетворить аппетит доброго десятка голодных лестригонов. Принялись трапезничать.
— Ну, и давно вы занимаетесь своей полезной службой? — учтиво поинтересовался Авгий, попивая слегка разбавленное вино.
— Да в общем-то… — замялся Геракл, — сравнительно недавно, как раз после свадьбы этим важным делом я и решил заняться.
— Весьма и весьма полезная профессия.
— Герой — это не профессия, — возразил сын Зевса, — герой — это призвание!
— Вы называете себя героями? — немного удивился царь. — Впрочем, да, вы совершенно правы, чтобы заниматься этим нелегким делом, нужно действительно быть настоящим героем.
«Что мелет этот старый дундук? — мысленно подивился жующий Софоклюс. — Ведь он явно имеет в виду не великие подвиги!»
— Ваша работа очень специфическая, не правда ли? — продолжал разглагольствовать царь. — Наверное, у вас есть определенные профессиональные методы?
— Да какие там методы! — Геракл с чувством махнул обглоданной бараньей ногой. — Мой главный метод — грубая сила! Так сказать, три великих «Н»: натиск, наглость, непобедимость!
— Довольно своеобразная концепция, — согласился Авгий. — По правде говоря, я впервые вижу таких странных золотарей. Наверное, вы большие профессионалы, раз так пренебрежительно относитесь к своему сложному ремеслу.
Геракл с Софоклюсом быстро переглянулись. Царь назвал их очень специфическим и, главное, совершенно непонятным словом.
«Может быть, он имел в виду то, что мы разъезжаем по Греции на золотой колеснице? — в замешательстве подумал сын Зевса, усиленно работая героическими челюстями. — На его взгляд, золотари — это те, кто мчится в сражение исключительно на золотых боевых повозках. В таком случае царь тоже золотарь, ибо и у него наверняка есть драгоценная боевая колесница».
Сия мысль могучему герою очень понравилась, и он не преминул выразить ее вслух.
— Конечно, Авгий, — улыбнулся Геракл, — мы с тобой истинные золотари, и одно это уже возвышает нас в глазах смертных, в глазах врагов на поле боя!
Подавившись куском баранины, царь несколько изменился в лице.
— Кхе-кхе… простите… вы сказали «мы истинные золотари»?
— Ну конечно же!
— Но позвольте-позвольте. Я ведь никогда… Да это просто смешно, в конце концов. Я ведь царь!
— Естественно!
— Но царь не может быть… золотарем.
— Это еще почему? — огорчился Геракл, почувствовав в накалившейся беседе некий нехороший подвох.
— Потому что, — огрызнулся Авгий, — каждый в Греции должен заниматься своим делом, тем делом, которое поручают ему всемогущие боги. У кого-то лучше выходит одно, у кого-то другое. Цари правят народами, золотари прочищают канализацию. Ведь сие очевидно!
— Что золотари делают? — Геракл медленно привстал со своего места.
«О боги», — испугался Софоклюс и на всякий случай приготовился юркнуть под стол.
Авгий тоже почувствовал нависшую (в прямом смысле) над ним угрозу и потому здорово струхнул, быстро пойдя на попятную.
— Друзья, я вижу, у нас тут возникло маленькое недоразумение?
— Маленькое?! — Сын Зевса гневно сверкнул глазами.
— Ну, если вы не золотари… — всплеснул руками царь, — то кто же вы?
— Я великий Геракл, — тяжело, словно ворочал языком камни, произнес могучий герой, — сын божественного Зевса. А это мой личный хронист, заносящий мои грандиозные подвиги на бессмертные скрижали истории.
Смысл нелепой ситуации наконец-то дошел до перепуганного Авгия.
Царь слегка побледнел, ибо случившееся недоразумение грозило большими неприятностями, и даже его родство с лучезарным Гелиосом вряд ли смогло бы как-то исправить положение.
— Я приношу вам свои глубочайшие извинения, — испуганно пролепетал Авгий, думая о том, что он поступил очень опрометчиво, отпустив в казармы свою личную охрану. — Произошло ужасное недоразумение. Мне рекомендовали вас как лучших специалистов. Виновные будут наказаны!
Услышав тираду Авгия, Гермес на Олимпе оглушительно расхохотался, ибо это он сообщил придурку о скором приезде могучего героя.
Геракл взял себя в руки и, медленно выпустив воздух через античные ноздри, грузно сел обратно за стол.
Царь Авгий тоже вздохнул, причем с большим облегчением.
— Ну, так в чем проблема? — не очень дружелюбно бросил сын Зевса, завершая обильную трапезу мощным глотком вина.
— Может быть, не стоит о таких вещах за столом? — замялся Авгий.
— Да что там, все свои, — дернул плечом Геракл. — Мы не брезгливые, валяй давай…
Царь еще немного помялся, но, опасаясь снова разозлить могучего сына Зевса, вкрадчиво произнес:
— Мои земли известны во всей Греции совершенно уникальной системой подземных водопроводных коммуникаций. С неоценимой помощью бога Гелиоса мне удалось в кратчайшие сроки провести подземные канализационные стоки, выводящие из моих земель всякую гадость. Но вот беда, с недавних пор по совершенно непонятной мне причине стоки забились, перестав исправно функционировать. Что там произошло, так и не удалось выяснить. Два десятка отважных добровольцев из охраны моего дворца бесследно исчезли в подземных катакомбах, оттого мне и пришлось обратиться прямо на Олимп за срочной помощью. И вот прислали вас…
Авгий вымученно улыбнулся.
* * *
Прежде чем спуститься под землю, Геракл с Софоклюсом соответствующим образом экипировались, натерли открытые участки тела благовониями, а носы повязали пропитанными в розовом масле кусками ткани.
— Искренне желаю вам удачи, — сказал Авгий, глядя, как ругающийся Геракл пытается подковырнуть мечом каменную крышку подземного колодца, ведшую прямо из царского дворца в дебри разветвленных каналов.
— А хотя бы приблизительной карты коммуникаций у вас нет? — спросил Софоклюс, у которого всё не шли из головы пресловутые двадцать отважных добровольцев из охраны Авгия.
— Я очень сожалею, — сокрушенно развел руками царь, — сама карта и несколько ее копий пропали вместе с посланными мною вниз храбрецами.
Каменная крышка колодца приподнялась на палец, божественный меч звякнул и, чуть не сломавшись, выскочил из образовавшегося зазора. Геракл снова гневно выругался и ногою разнес тяжелую крышку, которая с грохотом обрушилась в глубокий колодец.
Из круглого прохода в нос ударило специфическое подземное амбре.
— Каменщики новую сделают, — недовольно буркнул сын Зевса, ступая на высеченные в базальте ступени.
Зажимая нос большим благоухающим платком, Авгий поспешно кивнул.
— Софоклюс, за мной!
— А может быть…
— Софоклюс, * * *!
— Да-да, уже иду…
Оскальзываясь на влажных ступенях, историк поспешно зажег масляный факел.
* * *
Громко чавкая по грязи, Херакл стремительно мчался по круглому узкому туннелю, начинавшемуся прямо от берега грязной вонючей речки.
Что и говорить, найти проход в подземные каналы царя Авгия оказалось не таким уж и простым делом. Самозванец спешил, ибо очень рассчитывал хотя бы на этот раз опередить великого Геракла. Но как это сделать, ненормальный представлял себе довольно смутно. Ну да ладно, на месте разберется… Впрочем, он и так уже вроде на месте.
— О-о-о-о… — внезапно утробно взревело где-то в глубине подземных переходов.
Херакл замер перед огромной бурлящей лужей, которую собирался перепрыгнуть.
Маленькая тлеющая лучина в руке самозванца задрожала.
Вой повторился, и, как показалось Хераклу, на этот раз он прозвучал значительно ближе. Было в этом вое столько злобы, столько ненависти и откровенного желания пожрать, что волосы на груди ненормального (а на голове их у него отродясь не было) стали дыбом.
— Да идите вы на фиг с такими подвигами! — хрипло прошептал Херакл и, развернувшись, проворно бросился обратно к светлевшему вдалеке выходу.
* * *
— Софоклюс, ты слышал? — Геракл вгляделся в густую непроницаемую темноту. — Кто-то там вроде как воет.
— Да уж как тут не услышишь, акустика что надо, — ответил Софоклюс, опасливо косясь на лежащий у стены скелет в истлевшем хитоне.
Особо историку не понравилось то, что в левой руке скелет держал почерневшую от сырости восковую дощечку, а в правой по-прежнему острую палочку для письма.
— Что, твой коллега? — язвительно спросил, хихикая, сын Зевса.
Софоклюс не ответил. Вой повторился.
— По-моему, оно хочет кушать, — дрожащим голосом произнес хронист, размахивая чадящим факелом.
— Что вовсе не удивительно, — хмыкнул Геракл. — Чего тут жрать, когда вокруг сплошные отбросы, а отважные добровольцы заглядывают сюда нечасто. Ладно, потопали дальше.
Поглядев на близкого к обмороку спутника, могучий герой вздохнул и, дабы успокоить историка, обнажил свой божественный меч…
Вот уже больше часа они шли по широкому полукруглому коридору, посредине которого медленно тек маленький ручеек мутно-зеленой жидкости..
— Уверен, все нечистоты стекают в Ахеронт, — знающе заметил сын Зевса. — Недаром воды подземной реки чернее ночи…
Разговор о царстве мертвых в сложившихся обстоятельствах был совершенно неуместен, впечатлительного Софоклюса стала бить мелкая дрожь.
— Не боись, хронист! — Геракл ободряюще потрепал историка по худому плечу. — Со мной всё равно что у Зевса за пазухой.
Где-то впереди в темноте промелькнула иссиня-черная тень.
Софоклюс сдавленно вскрикнул. Геракл же, напротив, приободрился.
— Наверняка это какой-то местный одичавший водопроводчик, — громко произнес сын Зевса, бесстрашно ступая в таящую неизвестность тьму.
* * *
— Стой, кому говорю! — Расплескивая воду, Геракл кинулся за удаляющейся в глубь туннеля тенью.
Софоклюс истошно взвизгнул и бросился следом за убегающим героем. Перспектива остаться здесь одному казалась чистым самоубийством. Судя по крикам, сын Зевса окончательно сошел с ума, потому и погнался за жутким подземным монстром. С другой стороны, казалось немного странным, что монстр убегает.
«Наверное, заманивает в свое логово! — с ужасом подумал историк, из последних сил мчась за Гераклом. — Вот влип так влип!»
— Стой, кому сказал!
Геракл стремительно прыгнул на несшегося впереди неизвестно кого и сшиб с ног.
— Софоклюс, факел!
Подбежал запыхавшийся Софоклюс, у которого сердце уже несколько минут как временно переселилось в пятки.
— Посвети тут… по-моему, я его оглушил.
Историк посветил.
У влажной стены туннеля, слегка постанывая, лежал огромный бородатый мужик в красивых черных с позолотой доспехах.
— Тесей, ты?! — Рот сына Зевса сам собой широко открылся. — Но… за каким сатиром?
Продолжая тихонько постанывать, Тесей с трудом поднялся на ноги.
— Ох, моя голова…
В лицо Гераклу пахнуло перегаром.
— Что, снова нажрался? — вздохнул сын Зевса. — Небось на деньги, вырученные за золотое руно?
— Не-а, — мотнул головой афинянин, — те таланты я давно уже пропил.
— Хорошо, — кивнул Геракл, — в таком случае ответь, почему ты от меня бежал?
Тесей икнул.
— А я думал, что ты Минотавр!
— О-о-о-о… — глухо донеслось из сырых недр подземелья.
Софоклюс вздрогнул, оглянулся, но ничего, кроме пляшущих в свете факела причудливых теней, разобрать не смог.
— А это кто воет? — Геракл как следует тряхнул коллегу за плечо.
— Не знаю. — Тесей испуганно моргнул. — Я постоянно его слышу, ходит где-то рядом, сопит, взрыкивает, но на глаза не показывается.
— Может, стесняется? — предположил сын Зевса.
Афинянин снова моргнул и осоловело уставился в темноту.
— Так это кто, Минотавр?! — испуганно прошептал Софоклюс.
— Да нет, — Геракл весело осклабился, — какой там Минотавр! Всем в Греции доподлинно известно, что человекобык всего лишь пьяная галлюцинация Тесея!
— Неправда! — возразил афинянин. — Я лично его несколько раз видел.
— Ну и сколько ты перед этим выпил? — заржал сын Зевса. — Софоклюс, не бойся, он как налижется, так сразу идет Минотавра искать. Такой у нашего Тесея удивительный бзик.
На этот раз афинянин не стал протестовать; закрыв глаза, он медленно покачивался из стороны в сторону.
«Медитирует, — мысленно предположил Софоклюс. — Входит в боевой транс перед схваткой с чудовищем».
— А откуда вы с ним знакомы? — поинтересовался историк, даже под землей, в жутких туннелях царя Авгия оставаясь пытливым профессионалом.
— С кем, с Тесеем? — Геракл зевнул.
— Ну не с Минотавром же, в конце-то концов…
— Да плавали вместе на «Арго» в Колхиду за золотым руном. Доплыли мы, значит, до Мизии, ну и там меня аргонавты бросили. Наверняка не без вмешательства этого, который перед нами. Но я на дураков долго зла не держу. Эй, Тесей, ку-ку, просыпайся. Пора отсюда выбираться!
— Да-да? — очнулся Тесей. — О, Геракл, какими судьбами!
Сын Зевса скорбно вздохнул:
— Тесей, не дури, и вообще, что ты здесь делаешь?
— Как что? — возмутился афинянин и, зажав пальцами подбородок, крепко задумался.
— Нет, всё бесполезно, — махнул рукой Геракл, — он в сандалию пьян. Идем, дубина, по дороге вспомнишь.
Наугад свернув в просторный коридор, сын Зевса с радостью обнаружил в небольшом тупичке прочную веревочную лестницу, спускавшуюся откуда-то сверху. Под лестницей прямо из земляной стены торчала толстая ржавая труба с огромным зеленоватым вентилем. Под трубой имелась медная табличка с мелким выбитым текстом.
Геракл наклонился и в свете факела вслух прочел:
— «Воздушная помпа! В случае возникших в системе подземных водостоков неисправностей до конца открыть вентиль». Хм… Что такое помпа, я не знаю. А вентиль… должно быть, это и есть сие заплесневелое колесико. Эх…
Поплевав на руки, сын Зевса взялся за дело. Вентиль противно заскрипел и нехотя провернулся.
— Теперь вроде как всё! — довольно подвел итог проделанной работе Геракл. — Тесей, ты полезешь наверх первым!
— М-м-м… а собственно, зачем? — подал голос шатающийся афинянин.
Сын Зевса заговорщицки понизил голос:
— Там наверху Минотавр!
— Ах так! — вскричал афинянин и стремительно взлетел по веревочной лестнице, снеся крепким лбом очередную каменную крышку, закрывавшую лаз в опасные подземелья.
— О-о-о-о… — как показалось грекам, с большим разочарованием донеслось из недр каналов.
— Наш невидимый друг, похоже, сильно огорчен нашим уходом, — прокомментировал ужасающий вой Геракл.
— М-да, — согласился Софоклюс, нервно цепляясь за веревочную лестницу, — пожрать как следует этой твари сегодня точно не удастся…
Когда греки выбрались на поверхность, там уже вовсю царил прохладный осенний вечер.
Тесей безмятежно лежал в траве рядом с черным зевом подземелья и вроде как блаженно улыбался.
Геракл снова покачал головой, затем обрезал мечом веревочную лестницу и плотно задвинул каменную крышку.
— Идем искать колесницу!
Осоловевший от свежего воздуха историк радостно кивнул.
— Погоди, Геракл, а как же Тесей?
Сын Зевса неприязненно посмотрел на афинского героя.
— А пускай здесь пока полежит, протрезвеет…
И с чувством выполненного долга греки отправились на поиски непонятно где оставленной колесницы.
Глава двенадцатая
ПОДВИГ СЕДЬМОЙ: КРИТСКИЙ БЫК
— Ну, как там мой сынуля, не облажался, часом, у царя Авгия? — спросил у Гермеса Зевс, проспавший шестой подвиг своего любимого Геракла, так как накануне слегка перебрал за обедом пузырящейся амброзии.
— Всё прошло без сучка и задоринки, — ответил божественный вестник, крутя ручки настроек телескописа. — Правда, дворец царя Авгия дерьмом затопило, но это так, мелочь.
— Царь случайно не утоп? — с подозрением поинтересовался Тучегонитель, блуждающим взглядом ища, чем бы опохмелиться.
— Нет-нет, Авгий в полном здравии, — заверил владыку Гермес. — Сидит сейчас на крыше своего дворца и гневно потрясает кулаками в сторону Олимпа.
— Ругается? — с надеждой спросил Зевс, нашаривая под троном верный молниеметатель.
— Нет, — усмехнулся вестник, — только рожи корчит…
— А… — разочарованно протянул Громовержец, босой ногой задвигая грозное оружие обратно под трон. — Мне бы опохмелиться..
— Ты уже после обеда опохмелялся, — возразил Гермес.
— Да нет, после обеда я напился, — мотнул головой Эгидодержавный.
— Ну тогда я бы на твоем месте от опохмеления воздержался, — знающе посоветовал Гермес, с неудовольствием оглядывая слегка отекшее лицо владыки Олимпа. — Может, позвать Асклепия с его алкобоюсом?
Услышав об Асклепии, Зевс непроизвольно дернулся.
Методы борьбы с алкоголизмом у божественного врачевателя были те еще.
Например, алкобоюс представлял собою довольно замысловатое устройство. На одном конце стола ставилась емкость с амброзией, за стол сажался страдающий от пагубной зависимости, над головой которого вешалась огромная тяжелая дубина, соединенная хитрыми проволочками с алкоголесодержащей емкостью. Больной тянулся к выпивке и… Бац!.. Устройство срабатывало, охаживая выпивающего по его неразумной головушке.
— Да ну его к сатировой матери, этого Асклепия, — буркнул Зевс и недовольно поежился.
* * *
На развилке дорог под Тиринфом Копрей так и не появился.
Геракл с Софоклюсом прождали его с раннего утра и до самого обеда. Задержка вызвала у сына Зевса вполне понятное недоумение. Ему ведь подвиги нужно совершать, а этот мерзавец шляется непонятно где. Да как он вообще смеет заставлять себя ждать великого сына Зевса?
Просто немыслимая дерзость!
— Может быть, он умер, — скучающе предположил Софоклюс, изготовивший себе из большого листа лопуха надежную шапочку от нещадно палящего солнца.
— С чего бы? — изумился Геракл.
— Скажем, от побоев.
— Чьих? Эврисфея?
— Да нет, твоих! — Историк поправил съехавший на лоб зеленый лист. — Ты ведь ему в прошлый раз, помнится, здорово по башке приложил. Я очень удивлюсь, если он после этого выжил и не остался на всю жизнь бестолковым идиотом.
Сын Зевса ничего не ответил, ибо и вправду здорово оприходовал наглого посланца не менее наглого Эврисфея.
Если Копрей действительно помер, то боги на Олимпе крутую бучу поднимут и Геракл сильно пожалеет, что не остался в вонючих подземельях царя Авгия, а опрометчиво выбрался наружу.
— Полтретьего! — сообщил Софоклюс, посмотрев на булькнувшую наручную клепсидру.
Сын Зевса мрачно поглядел в небо, где стремительно увеличивалась в размерах огненная точка.
— Опа, Гермес летит! — обрадовался историк, звонко хлопнув в ладоши.
Могучий герой его энтузиазма не разделял.
— Фух! — выдохнул олимпийский вестник, опустившись рядом с колесницей. — Окончательно меня замотали. Клонироваться, что ли?
Слегка насупленный Геракл ожидал худшего.
— Что приуныли? — улыбнулся Гермес. — Нету вашего Копрея. Не смог прийти он, болеет. От Эврисфея подцепил ветрянку, лежит теперь весь зеленый от целебных мазей, старые сказания на древних папирусах почитывает.
Сын Зевса облегченно перевел дух.
— Значит, так. — Гермес присел на краешек золотой колесницы. — Я на время заменю его. Слушайте, задание номер семь!
— Да-да, — приободрился Геракл. Софоклюс приготовил свежую дощечку.
— Как вы, наверное, знаете, на острове Крите начинаются очередные Олимпийские игры. В этом году их организовывает царь Крита Минос.
— К великому сожалению, я не смогу участвовать в играх, — грустно вздохнул сын Зевса. — Ведь мне нужно совершать героические подвиги!
— А вот тут, — лукаво усмехнулся Гермес, — тебя, мой друг, ждет небольшой сюрприз. Ведь твой следующий подвиг напрямую связан с Олимпийскими играми!
— О Зевс, не может быть! — радостно воскликнул могучий герой.
— Именно так! — горделиво подтвердил вестник. — Я, знаешь ли, могу приносить и весьма приятные новости. Так вот… Тебе необходимо попасть на Крит и принять участие в Олимпийских состязаниях.
— Во всех?
— В каких захочешь. Но в одном единоборстве ты просто обязан участвовать непременно.
— В метании каменного диска? — с замиранием сердца предположил Геракл.
— Нет, с чего ты взял? В греческом боксе.
— О нет, — простонал сын Зевса, — ты же знаешь, я не переношу весь этот пафосный мордобой.
— На этот раз придется перенести, — строго заявил Гермес. — Так хочет сам Зевс!
— Я уже сражался с неким царем бобриков Амиком, — вспомнил могучий герой, — в Вифинии, когда плавал с аргонавтами. Пренеприятнейшие остались воспоминания.
— Твоим мнением никто не интересуется! — гневно отрезал божественный вестник. — Скажут участвовать в кулачном поединке, значит, будешь участвовать.
Сын Зевса в очередной раз тяжко вздохнул.
— Итак, расклад таков… — Гермес призадумался. — Сразиться на кулаках тебе предстоит со знаменитым местным тяжеловесом по кличке Критский Бык.
— А нормальное имя у него есть?
— А зачем тебе?
— Просто интересно. — Вестник почесал макушку.
— На самом деле зовут спортсмена Пукилус. — Геракл зло усмехнулся:
— Ну теперь понятно, почему он стал именовать себя Критским Быком.
— А вот ты зря смеешься, — прищурился Гермес. — Пукилус великий спортсмен, выдающийся боксер, удостоенный в прошлом году титула «Непобедимый».
— Ну это только потому, — возразил сын Зевса, — что мы с Тесеем не участвовали в кулачном поединке. Меня дисквалифицировали в начале Олимпиады за то, что метал каменные диски в зрителей. Ну а Тесей, как всегда, очень некстати напился и отправился на остров Лесбос искать Минотавра.
Божественный вестник слегка повел бровью:
— Ты мне тут не хвастайся, знаю я вас, героев греческих. Что ты, что Тесей, две сандалии пара. Короче, все олимпийцы, включая Зевса, на тебя поставили, так что смотри не подведи.
— А кто поставил на Критского Быка? — поинтересовался Софоклюс.
— А тебе-то зачем знать?
— Для истории.
— Ну, раз для истории… — Гермес ухмыльнулся. — На Критского Быка поставили Гера, Эврисфей и Посейдон.
— А Посейдон на фига? — изумился Геракл, всегда уважавший своего синебородого вечно бухого дядю.
— Сатир его знает, — пожал плечами Гермес. — Полагаю, он по своему обыкновению с пьяных глаз всё перепутал и вместо того, чтобы поставить на тебя, поставил на Критского Быка. Да не всё ли равно?
— Ладно, договорились, — согласился сын Зевса, забираясь в золотую колесницу, — вот только правила вспомню. Греческий бокс — это ведь не простое спортивное мордобитие, это целая эстетика расплющенных носов и вывихнутых челюстей.
— Вспоминай-вспоминай, — похвалил полезное начинание героя Гермес. — Иногда что-нибудь вспоминать очень даже полезно… Уезжай подальше от Тиринфа, и в каком-нибудь безлюдном месте Гефест быстренько телепортирует тебя на остров Крит.
— Слава Зевсу, хоть плыть не придется, — обрадовался Геракл.
— А у тебя что, морская болезнь? — удивился божественный вестник.
— У меня гидрофобия! — значительно сообщил сын Зевса. — Попрошу не путать. Меня не укачивает, просто я, когда везде мокро, не люблю.
— Бывает, — кивнул Гермес и, не прощаясь, стартовал на Олимп.
— Ну, хоть на этот раз не будет всяческих выдуманных чудовищ, — несколько воспрянул духом Софоклюс.
— Ага, тебе легко говорить, — проворчал Геракл. — А я вот эти Сатаровы правила никак вспомнить не могу. Да и вообще сильно сомневаюсь, что я их когда-нибудь знал.
— Какие еще правила? — недовольно осведомился историк.
— Такие! — огрызнулся могучий герой. — Правила греческого бокса.
— А… эстетика мордобоя, как ты только что выразился, — кивнул хронист. — И что здесь сложного? Не плюй сопернику в глаза, грязно не ругайся, ниже пояса не бей, вот и все дела.
— Не так всё просто, — стоял на своем снова погрустневший Геракл. — Если меня дисквалифицируют из-за какой-нибудь ошибки, победу признают за соперником.
— А вот это уже хреново, — согласился Софоклюс, и в мрачных раздумьях эллины покатили прочь от Тиринфа.
* * *
— Слушай, Гефест, а давай еще кое-кого на Крит телепортируем, — заговорщицки прошептал на ухо божественному кузнецу Гермес.
Гефест, возившийся с огромной телепортационной пушкой, с недоумением поглядел на олимпийского вестника.
— Ты хочешь сказать, без ведома Зевса?
— А что здесь такого? — вспылил Гермес. — Всего и делов-то — одного лишнего человечка на Крит перебросить. Я уверен, если что, Зевс будет доволен.
Гефест задумался.
— Ладно, давай! — наконец согласился он. — Как его хоть зовут, этого твоего человечка?
— Херакл, — невозмутимо ответил Гермес.
— Как?
— Хе-ра-кл!
— А… тот самый ненормальный…
— Да-да, тот самый.
— Зевсу это может сильно не понравиться.
— Ну, Гефестушка, пожа-а-а-алуйста.
— М… м… м… хорошо. Но если что не так пойдет, я всё свалю на тебя…
* * *
Итак, Олимпийские игры.
Проводились сии знаменательные состязания практически каждый год и имели для Древней Греции величайшее социально-политическое значение, ибо во время спортивного праздника во всей Аттике объявлялся всеобщий безоговорочный мир.
Циклопы вели себя довольно прилично, лестригоны никого не жрали, спартанцы временно сворачивали свои экспансионистские планы, одним словом, тишь да гладь да Зевса благодать. Даже такие беспредельщики, как морские пираты, и те в дни Олимпийских игр не смели бесчинствовать.
За несколько месяцев до празднества по всей Греции рассылались послы, приглашавшие на игры всех желающих.
Каковы же были сами состязания?
Ну, прежде всего, марафонский бег от нескольких голодных тигров, греческая борьба, кулачный бой, метание диска, бросание копья и конечно же бега на колесницах.
Победители на играх в награду получали оливковый венок и пользовались во всей Греции (особенно в спальнях знаменитых красоток) огромным почетом.
Ну что еще?
К слову сказать, древние греки вели летосчисление именно по Олимпийским играм, считая первыми состоявшиеся в… м… м… 776 году до нашей эры…
Как и было обещано, покинувших окрестности Тиринфа Геракла с Софоклюсом вместе с боевой колесницей боги быстренько перебросили на Крит. А Крит уже весь кипел в предвкушении праздника. И как только несчастный остров не потонул под тяжестью совершенно невероятной массы эллинов, осталось загадкой.
— Хей-хей-хей, пошли-пошли! — весело подбадривал Геракл вяло трусивших лошадей.
После нескольких телепортационных скачков лошадки несколько очумели и команд могучего героя слушались весьма неохотно.
Выложенная камнями дорога вела прямехонько к огромному амфитеатру под открытым небом, где очень скоро должны были начаться соревнования по бегу.
— Бег — это не моя стихия, — неспешно рассуждал сын Зевса, понукая слегка заторможенных лошадей. — Я практически никогда не участвую в этой спортивной забаве. Что может быть красивого в бегущем великом герое? Ну да, он грациозен, он величествен, но ведь он бежит! Не важно, куда и от кого. Но бежит! А разве может бесстрашный сын Зевса бежать, даже если на финише его поджидает достойный приз?
— Геракл, — недовольно проворчал Софоклюс, — ты меня уже достал своими разговорами. Твоя жизненная философия мне глубоко чужда. Очень редко мне удается найти в твоих речах хотя бы крупицу здравого смысла.
Но Геракл не обиделся.
Ничто не могло омрачить его настроения в этот великолепный день.