Глава десятая

БИТВА С КЕНТАВРАМИ

Совершив свой пятый подвиг, великий герой Греции решил немного передохнуть, сделать небольшую паузу. В конце концов, постоянные скачки по Аттике жутко выматывали. Одно дело лежать на зеленом живописном холме, вяло наблюдая, как волки растаскивают овец, и совсем другое трястись день и ночь в подскакивающей на каждой колдобине боевой колеснице. Даже путешествуя с аргонавтами за золотым руном, Геракл так не напрягался, как в дни своих знаменитых подвигов.

«К кому бы тут поблизости заскочить? — усиленно размышлял сын Зевса, колеся по широким дорогам вокруг города Псофиса. — Интересно, у кого из местных жителей в погребах плещется лучшее вино?»

Последнюю мысль великий герой произнес вслух, чем отвлек от исторического труда недовольного Софоклюса.

— Общеизвестно, — заявил хронист, покусывая конец острой палочки, — что лучшее вино в здешних краях изготовляют кентавры.

— Кентавры? — задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. — А кто это такие?

— Ну, Геракл, ты даешь! — с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. — Кентавры — это самый мудрый греческий народ.

— А точнее?

— А точнее, это человекообразные конячки!

— Всё, вспомнил! — Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаю я одного копытного мыслителя…

И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.

Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…

После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, — ловко накропал историк, — Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.

Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.

Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…

— Эх, — грустно вздохнул Софоклюс, — мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…

— Сейчас-сейчас, — весело погонял лошадей Геракл, — мы всё сейчас исправим…

— В каком смысле? — насторожился историк.

— Нажремся до свинского состояния! — радостно пояснил герой.

— Но это противоречит великому эпосу!

— Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.

Что и говорить, геродотово решение.

К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.

Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.

Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.

— Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, — сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. — Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.

— Ну, вообще-то… — смущенно промямлил кентавр, — мы раньше… м… м… м… не были знакомы.

— А это и не важно, — благодушно улыбнулся великий герой. — Главное, что еще один подвиг — и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?

— Да-да, ровно половина! — подтвердил историк, сверяясь со своими записями.

— Чем не отличный повод выпить! — согласился щедрый Фол. — Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.

— Ого! — восхищенно выдохнул сын Зевса.

— Для высокого гостя ничего не жалко.

— А вот это ты правильно, — похвалил Геракл. — Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…

Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.

— Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!

— Ну всё, с меня хватит! — гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.

Геракл удовлетворенно кивнул.

— Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!

— Кхе-кхе… — только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.

Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.

Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.

Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.

— О… — Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. — Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!

Дверь жилища кентавра скрипнула, и в домик заглянул всклокоченный Софоклюс.

— Ага! — довольно произнес он, сладострастно поводя античным носом. — Уже открыли!

— Открыли! — подтвердил Фол. — Давай, борзописец, присоединяйся!

Историк злобно посмотрел на вдыхающего винные пары Геракла, немного для вида поколебался и решительно сел за стол.

— Устроим славный маленький пир на троих! — с улыбкой объявил кентавр, выставляя перед греками изящные золотые кубки.

Себе же скромный Фол взял небольшую глиняную пиалу.

Разлили вино.

Высоко подняли кубки над головами.

— Ну, вздрогнули, — гаркнул сын Зевса, и первая порция напитка была беспощадно поглощена.

— М-да… — крякнул Софоклюс.

— Да-а-а-а… — протянул Геракл, вытирая губы.

— Ну что я вам говорил? — усмехнулся кентавр. — Не стесняйтесь, закусывайте!

— Так… — Сын Зевса в раздумье оглядел нехитрые яства, выбрал красное сочное яблоко и с хрустом оное надкусил. — Ну, что нового в Греции творится? Я-то за своими подвигами совсем отстал от общественной жизни.

— Тебя интересуют сплетни? — уточнил Фол, разливая по второй.

— Ну конечно же! — подтвердил великий герой. — Не исторические же хроники, в конце концов…

Софоклюс презрительно фыркнул.

— Аргонавты вот из похода недавно вернулись, — сообщил кентавр, жуя сушеное мясо, — золотое руно, говорят, пропили…

— Слышал…

— А о том, что Ясон жестокую тиранию в Иолке установил, тоже слышал?

— Нет… интересно-интересно!

— Такие дела. — Фол грустно вздохнул. — Совсем озверел после похода юноша. Отца родного из города изгнал, жреца какого-то старого повесил за гадостные предсказания.

— Да, — кивнул Геракл, — хороший парень был этот Ясон, я его как сейчас помню. Жадноват, труслив, злопамятен, завистлив, но в общем отличный воин и врожденный руководитель.

— Новый тиран в Греции? — спохватился философски созерцавший содержимое своего кубка Софоклюс. — Это нужно непременно записать…

— Ты пиши-пиши, да смотри не переусердствуй, — предупредил сын Зевса, — а то, глядишь, на мои подвиги дощечек не хватит. Кстати, а что ты там накропал про последний? Покажи мне текст, если тебе, конечно, не трудно.

— Обойдешься! — огрызнулся историк, нехорошо сверкая маленькими глазками.

— Эх, слишком многое я тебе прощаю, — вздохнул великий герой. — Кто другой на твоем месте уже давно бы в царстве Аида сидел, грустно глядя в черные воды Стикса.

— Ага, ищи потом второго такого идиота, кто бы твои подвиги на дощечки заносил, — съехидничал Софоклюс. — Не забывай, у меня-то подход исключительно творческий!

— Да я не забываю, — качнул головой Геракл. — Ну что, по второй?

Кентавр кивнул.

Выпили по второй.

— Еще говорят, — снова заговорил Фол, — один греческий царь голяком по лесам бегал, простой люд наготой своей пугал.

— Это, интересно, за каким таким сатиром? — удивился сын Зевса, прислушиваясь к приятному теплу, разливающемуся по его могучему телу.

В ответ кентавр пожал покрытыми рыжей шерстью плечами.

— Во всеуслышанье кричал, что он-де Аполлон.

— Ну и чем всё закончилось?

— Пальнули по нему с Олимпа молнией, — ответил кентавр, — и всех делов. Хотя заодно с царем и несколько греческих поселений сожгли, но это для олимпийцев так, пустяки.

— Совсем иной масштаб восприятия! — Геракл поднял вверх указательный палец. — Вот, скажем, я, самый могучий из ныне живущих смертных, разве это не масштабно?

— Масштабно! — икнул слегка захмелевший Софоклюс.

— Но при всём при том я, любимый сын великого Зевса, должен какое-то время прислуживать некоему недоношенному неврастенику, боящемуся сквозняков и инфекционного геморроя. Где здесь справедливость? Где здесь соответствие масштабам, я вас спрашиваю!

— По-моему, ему уже хватит, — покачал головой следивший за похождениями ненаглядного сыночка Зевс. — Язык уже опережает мысль.

— Могу всё мигом исправить, — с готовностью предложил вызванный на всякий случай в тронный зал Владыки Дионис.

— Нет, не надо, — величественно повел плечами Громовержец. — Не будем ломать моему сынуле весь кайф. Пусть поговорит, может, ему после этого легче станет. Я как представлю, что бедолаге предстоит выполнить еще семь великих подвигов, так у меня заранее сердце кровью обливается…

Эрот с Дионисом лукаво переглянулись, но лезть со своими комментариями не стали. Обоим богам было хорошо известно, что почти все задания Гераклу Эврисфей дает с молчаливого одобрения, а то и по прямой указке Олимпа. Связь с недоноском была установлена через вездесущего Гермеса…

— Ну что, по третьей? — осведомился сын Зевса, с сомнением оглядывая лысую макушку съехавшего под стол Софоклюса.

— Слабоват твой хронист по части выпить оказался, — засмеялся Фол, снова разливая вино.

Геракл пощипал бороду и, наклонившись, заглянул под стол.

Вопреки ожиданиям, историк вовсе не находился в полной отключке. Азартно закусив губу, он писал великую историю, а дабы не смущать своим поведением пирующих, благоразумно забрался под стол.

— Трудоголик! — с некоторым порицанием пробурчал Геракл, беря полный до краев кубок. — Ну что, вздрогнули?

Гостеприимный Фол не возражал.

Тем временем Херакл, сидя на высокой пихте, с черной завистью наблюдал за грандиозной попойкой, испепеляя взглядом маленький домик добродушного кентавра.

Самозванца так и подмывало устроить пирующим какую-нибудь гадость. Но что он мог им сделать своими убогими силами?

Да, силенок не хватало, но вот умом ненормальный обладал недюжинным, недаром ему так ловко удалось сбежать из психиатрической лечебницы на Аргосе. Зигмундис Фрейдиус небось до сих пор с перевязанной головой ходит, садист сатиров. Экспериментатор хренов! Вот кого (естественно, после Геракла) Херакл с удовольствием отправил бы гулять по долине асфодела. Но… нельзя. Было понятно, что всемогущие боги за подобное по его асимметричной лысой голове не погладят, и это при сложившихся обстоятельствах было самым обидным.

Однако ничто не мешало Хераклу совершить злодеяние чужими руками, вернее, чужими копытами.

Осторожно спустившись с дерева, самозванец зловеще рассмеялся и, еще раз окинув домик пирующих полным праведного гнева взглядом, поспешил через лес в город Псофис, где на небольшом ипподроме тренировались в беге местные кентавры, на которых дурные греки делали очень крупные ставки. Человекообразные конячки всегда договаривались между собой и обдирали наивных (и, как правило, здорово пьяненьких) эллинов до последней нитки.

— Братья кентавры! — возопил Херакл, явившийся на ипподром к концу последнего тренировочного забега.

Кентавры обернулись.

— Какие мы тебе братья, уродец?! — недовольно отозвались они. — Ступай попрошайничать в семивратные Фивы, мы по пятницам не подаем!

«А разве сегодня пятница?» — мысленно удивился самозванец, вспоминая, когда он в последний раз глядел на календарь. Получалось, что еще во младенчестве, продлившемся чуть более суток.

— Жестокая несправедливость творится прямо под вашим носом! — продолжал орать Херакл, гневно потрясая кулаками.

Кентавры прислушались, незнакомец их явно заинтриговал.

— Коварный Фол в своем бревенчатом домике поит двух путешествующих греков лучшим своим вином столетней выдержки!

— Как! — опешили кентавры. — ТЕМ САМЫМ ВИНОМ?

Новость, свалившаяся на них, была подобна раскату грома. Человекообразные конячки гневно зароптали.

— Проклятый Фол! — слышалось из гневно гудящей толпы. — Рыжий продажный мерин. Как он посмел пить свое лучшее вино и не пригласить нас?

— Братья! — зычно гаркнул молодой статный кентавр в яблоках. — Мы обязаны положить конец творящейся несправедливости. Скорее накажем наглеца и, если повезет, допьем великолепное столетнее вино!

Довольно потирая сухонькие ладошки, Херакл проводил мощный табун взбешенных копытных торжествующим взглядом.

— Это еще что там за недомерок пакостничает? — безмерно удивился Громовержец, глядя в телескопис на радостно скачущего Херакла. — Эрот, кто он такой?

Бог плотской любви неприязненно скривился:

— Это побочный эффект нашего генетического эксперимента.

— А что, без этих побочных эффектов у тебя никак?

— Никак, — недовольно буркнул Эрот.

— Может, стоит предупредить Геракла? — предложил круглые сутки дежуривший в тронном зале Олимпа Гермес.

Зевс передвинул угол обзора телескописа и быстро пересчитал несущихся с воплями через лес кентавров. Получалось около двух сотен.

— Нет, не надо, — усмехнулся Тучегонитель, отрываясь от чудо-прибора. — Пусть мой сынуля слегка развлечется.

— Тебе, Зевс, виднее. — Гермес равнодушно пожал загорелыми плечами.

Понятное дело, что греки, пьянствовавшие в бревенчатом домике, ни о чем не подозревали.

— Метание каменного диска, мой друг, сложнейшее мастерство! — со знанием дела поучал слегка осоловевшего кентавра сын Зевса. — Прежде всего нужно найти хорошо сбалансированный диск и ни в коем случае не брать диск со смещенным центром тяжести, ибо иначе он обязательно к тебе после броска вернется и шарахнет по голове. Вот у меня как было? Метнул я этот хреново сбалансированный диск в четверг в Карфагене, а он мне в субботу по башке в Иолке как трахнет!

— М-да, весьма и весьма опасный вид спорта, — хрипло отозвался Фол, неустанно кивая.

— И еще одно. — Удобно развалившись на крепкой скамье, великий герой задумчиво поигрывал пустым кубком. — Перед самым броском нужно наметить для себя какую-нибудь наиболее отдаленную цель. Ну, скажем, какого-нибудь сильно выделяющегося на трибунах зрителя.

— Мудрено, — пьяно кивнул кентавр. — А если зритель заметит, что ты в него целишься, и побежит?

— Тем лучше! — улыбнулся Геракл. — Я ведь как на Олимпийских играх в Спарте победил? Выбрал в качестве мишени огромного толстяка на самой далекой трибуне, ну и приготовился к броску. Но толстяк ушлый оказался. Почувствовал, зараза, опасность и бросился наутек, но не вниз, как все нормальные люди, а вверх по ступеням амфитеатра.

— Ну и чем твой бросок завершился?

— Новым рекордом! — горделиво похвастал великий герой.

— Ну а… тот толстяк?

Сын Зевса небрежно повел плечом:

— Пропал толстяк. Впрочем, как и мой каменный диск. Вернее, диск всё же потом нашелся в супнице у Зевса на Олимпе. Ох, и влетело мне тогда… М-да… Времена учебы! Отличные были деньки…

— Эй, вы слышите? — Из-под стола вынырнула всклокоченная голова Софоклюса.

Пирующие прислушались. Непонятный шум нарастал.

— Табун диких ослов! — предположил Геракл.

— Табун диких кентавров! — завопил Фол, резко меняясь в лице.

— Что, возможны осложнения? — Поставив золотой кубок на стол, сын Зевса приподнял скамью и, одобрительно кивнув, взгромоздил ее себе на плечо.

— Еще какие! — Фол взял из пыльного угла длинное крепкое копье. — Это вино, что мы здесь выпили, я обещал отдать своим собратьям в обмен на то, что они не будут приставать ко мне со своими идиотскими требованиями участвовать в городских скачках.

— М-да, плохо дело. — Геракл подбросил на плече огромную скамью. — Вот так всегда, думал расслабиться, а теперь… Что ж, разомнусь немного перед шестым подвигом. Софоклюс, ну-ка выгляни наружу, сколько их там, этих пышущих праведным гневом жеребцов?

Историк опасливо подобрался к окошку и, округлив глаза, дрожащим голосом сообщил:

— Да их здесь около двух сотен, если не больше!

— А… пустяки, — рассмеялся герой. — А я-то, наивный финик, думал, серьезная заварушка случится…

— Фол, выходи! — гневно донеслось снаружи. — Базар один разрулить нужно.

Фол ринулся было к двери, но его мягко остановил ухмыляющийся Геракл.

— Постой, дружище, дай-ка сперва я с ними немного побакланю.

И с тяжелой скамьей наперевес Геракл величественно вышел к разъяренным кентаврам.

Увидав могучего, лоснящегося литыми мышцами качка, копытные слегка удивились, но особого беспокойства по поводу появления странного незнакомца не проявили.

— Где Фол? — гневно вскричал молодой кентавр в яблоках.

— Я Фол! — дерзко ответил сын Зевса.

Кентавры взволнованно загомонили. Умственные способности у многих были ниже среднего, несмотря на бытовавшее в Греции поверье об их якобы феноменальной мудрости.

Немного посовещавшись, человекообразные конячки пришли к выводу, что перед ними всё-таки не брат Фол, а какой-то наглый зарвавшийся эллин.

— Ты не Фол. — Длинный перст кентавра в яблоках обличающе уставился на Геракла. — Ты наглый самозванец!

— Никто… — яростно заклокотал могучий герой, — никто не смеет безнаказанно оскорблять великого сына Зевса…

Тяжелая скамья со свистом взметнулась вверх и опустилась аккурат на голову хамоватому кентавру.

— А-а-а-а… — дико взревели копытные, бросаясь в атаку.

Геракл усмехнулся.

Ошибка нападающих была в том, что они бросились на сына Зевса всем скопом.

Великий герой ловко развернул скамью, затем опустил ее на уровень широкой груди и, мрачно улыбаясь, стал быстро вращаться на месте, рассекая близлежащее пространство всесокрушающим деревянным винтом. Что и говорить, уроки танцев не прошли для сына Зевса напрасно. Покойный бедняга Лин научил героя всему, чему смог, совмещая занятия музыкой с прикладной хореографией.

Свою фатальную ошибку кентавры поняли слишком поздно. Чудовищная вращающаяся катапульта в руках Геракла за пару минут расшвыряла копытных в радиусе нескольких сотен стадиев от гостеприимного домика Фола.

Самого последнего кентавра сын Зевса ухватил за длинный рыжий хвост, затем раскрутил тяжеленную конячку над головой и запустил ее прямехонько в небольшой пруд, располагавшийся на окраине леса.

— Ну что ж, кажется, всё, — облегченно вздохнул великий герой, оглядываясь по сторонам.

Действительно, сражаться уже было решительно не с кем. Ну разве что с выглядывавшим из развороченного окна домика Софоклюсом.

«Неужели кто-то из кентавров угодил в жилище нашего гостеприимного друга? — мысленно посетовал Геракл. — Как нехорошо, однако, получилось!»

Вид у историка был слегка пришибленный, хотя, впрочем, Софоклюс всегда так выглядел, ну разве что глаза таращил поменьше.

— Т-ты чт-то эт-то наделал! — заикаясь и слегка дергая левым глазом, в ужасе вопросил хронист, на четвереньках выбираясь из полуразрушенного дома.

— Как тебе битва? — поинтересовался великий герой, слегка озадаченный восклицанием Софоклюса. — Ты только погляди, как я расправился с бандой пьяных мерзавцев!

«Пьяные мерзавцы», тихонько постанывая, гроздями висели на ближайших деревьях. Кое-кто тихо бормотал разнообразные проклятия, но подавляющее большинство безмолвствовало.

— А где Фол? — дружелюбно поинтересовался у хрониста Геракл.

Софоклюса слегка передернуло.

«Всё-таки напился, скотина!» — с неудовольствием подумал сын Зевса, выводя из небольшого сарайчика золотую колесницу.

Сделав над собой титаническое усилие, Софоклюс с большим трудом принял вертикальное положение и, заметно пошатываясь, похромал к остановившейся колеснице.

— Это… — неуверенно промямлил он. — Так говоришь, битва с кентаврами мне не привиделась?

— Нет, не привиделась! — рассмеялся сын Зевса, помогая историку забраться в колесницу.

— Ладно. — Хронист грустно вздохнул. — Тогда ответь мне на один важный вопрос…

— С удовольствием! — благодушно согласился великий герой.

Софоклюс провел дрожащей рукой по влажному лицу:

— Скажи мне, на кой хрен ты забросил в пруд несчастного Фола?

Тут-то до Геракла и дошел во всей своей беспощадности смысл дикого ужаса в глазах историка. По всей видимости, хронист весьма небезосновательно усомнился в здравом рассудке великого героя.

— А я-то всё думаю, — хлопнул себя по лбу сын Зевса, — откуда же мне знаком этот рыжий конский хвост?

Громовержец слегка погрозил буйному сынишке божественным пальцем, затем покачал головой и, повернувшись к Гермесу, приказал связаться с подземным царством Аида.

Гермес достал из складок одежды свой сотиус-мобилис и ткнул пальцем в черную кнопку с белым оскалившимся черепом.

— Алло, Аид, это Гермес! Кентавр Фолу тебя там, на полях асфодела не появлялся? Говоришь, к тебе их сегодня много поступило? Ну, это понятно! Проверь, пожалуйста. Да, Фол… называю по буквам: Флора, Олимп, Лесбос… Что? Ага, спасибо…

Спрятав сотиус, Гермес весело подмигнул хмурому Зевсу:

— Всё в порядке, Эгидодержавный, кентавр Фол у ладьи Харона не появлялся…

Громовержец с облегчением кивнул.

Глава одиннадцатая

ПОДВИГ ШЕСТОЙ: ПОДЗЕМНЫЕ КАНАЛЫ ЦАРЯ АВГИЯ

— Может, записать твою битву с кентаврами как незапланированный подвиг? — предложил щедрый Софоклюс на обратном пути в Тиринф.

— Не нужны мне никакие незапланированные подвиги! — гордо ответил Геракл. — Да и какая тут героика… напился, подрался, обидел друга, брата по кубку.

— Ну, это у нас в Греции обычное дело, — ухмыльнулся историк. — Собрались, выпили, к примеру, на дне рождения. Сплясали, снова выпили, спели чего-нибудь в честь именинника, опять выпили…

— Ну а потом? — полюбопытствовал сын Зевса. — Снова сплясали?

— Нет, — улыбнулся Софоклюс, — поймали именинника и долго били…

— За что?

— Ну как же? Есть такой славный греческий обычай — сколько тебе лет, столько и затрещин. Гостей-то обычно человек пятьдесят, не меньше, а именинник один! Даже если заранее боевой шлем надеть, всё равно больно надают, особенно когда пьяные. Я за всю свою жизнь только на двух чужих днях рождения и присутствовал. У родного брата и у троюродного дедушки. И оба раза именинников отколошматили будь здоров. Брат мой получил пифосом в ухо, когда кому-то из гостей вдруг померещилось, что он спартанский шпион, ну а дедушка… То был его последний день рождения. Девяносто восемь годков ему тогда стукнуло! Ну, и каждый норовил дедку шелабанов отпустить. А гостей-то пришло под две сотни! Совсем затюкали беднягу, вот и не выдержала черепушка. Но зато счастливым дедуган помер, прямо в разгар праздника. А вот в другой раз был я на свадьбе у внучатого племянника…

— Что, и его гости побили?

— Еще как! Эти идиоты с пьяных глаз приняли парня за эфиопа, который тайно пробрался в спальню к новобрачным.

— А он что, черный? — удивился Геракл.

— Кто черный?

— Ну, племянник твой внучатый.

— Да нет, что ты, белый, а тогда вообще был белый как мел, ну, когда вопящие гости в спальню к ним с женой ворвались. Говорят, темнота друг молодежи… но в тот раз эта самая темнота сыграла с моим племянником злую шутку.

— Это же как нужно было упиться!

— Да… — мечтательно произнес Софоклюс, — в былые времена умели гулять, не то что сейчас. Но к тебе, Геракл, это не относится, тебе для того, чтобы совершить очередную героическую глупость, вовсе необязательно выпивать.

— Но-но! — грозно насупился сын Зевса. — Ты это… за языком-то своим следи. Думаешь, раз хронист, то тебе всё можно?

— Ну, не всё, конечно, но многое…

— Кажется, я уже начинаю жалеть, что помог тебе в Дельфах на пороге храма Аполлона.

— Дороги судеб неисповедимы! — с некоторым пафосом воскликнул Софоклюс, ничуть не обидевшись на своего великого спутника. — Мы бы в любом случае, рано или поздно, но встретились. Тебе вот на роду написано совершить двенадцать героических подвигов, а мне в свою очередь было дано высшее повеление эти подвиги переврать.

— Записать! — поправил историка сын Зевса.

— Нет, именно переврать, — настаивал на своем Софоклюс, — я вовсе не оговорился. Ведь записать событие может любой мало-мальски грамотный дурак, а вот представить всё в некоем особо возвышенном свете… такое, знаешь ли, дано не каждому.

— Хвастаешь…

— Отнюдь. Я просто доходчиво объясняю тебе свою скромную роль во всех происходящих вокруг событиях. Ведь я историк! А историк, и я повторяю уже в сто первый раз, это человек прежде всего с творческим полетом мысли. Он великий творец, кормчий всего исторического процесса. Ну сам подумай, что бы было, если бы я взял да и написал об эриманфском хряке всё как есть.

— Нам бы никто не поверил, — согласился великий герой.

— Более того, — не унимался Софоклюс, — нас наверняка сразу же свезли бы на остров Аргос для приятной беседы с милым Зигмундисом Фрейдиусом. Да еще беседовали бы мы с этим милым человеком сквозь толстые прутья крепкой решетки.

— Нет такой клетки, которая сможет удержать великого сына Зевса! — с большой значимостью в голосе провозгласил Геракл.

— Ну ты бы, понятно, сбежал, — кивнул историк. — Но твоя репутация знаменитого героя была бы подмочена.

— Это интересно, в каком смысле подмочена? — вкрадчиво осведомился герой, уже давно мечтавший опробовать свои чудесные боевые сандалии на слегка выпяченной заднице трепливого хрониста. — Может быть, подмочена от страха?

— Упаси Зевс! — замахал руками Софоклюс. — Я имел в виду совершенно другое. Я имел в виду имидж, репутацию, что у нас в Аттике немаловажно.

— Имидж штука серьезная, — немного поостыл сын Зевса. — Имидж как мышцы, его постоянно нужно содержать в достойном состоянии, иначе никто из смертных не поверит, что ты способен на великие дела…

Короче, ведя сии довольно продолжительные беседы, наши герои и не заметили, как добрались до заветного Тиринфа, где в условленном месте их уже поджидал коротышка Копрей.

— Поздравляю с успешным исполнением пятого задания! — несколько фальшиво приветствовал великого героя посланец Эврисфея. — Архитектурные ценности со вчерашнего дня больше в Псофисе не исчезают.

— Да пустяки. — Геракл сплюнул в пыль, потирая могучую шею.

— Чего не скажешь о вашем следующем задании, — ехидно ввернул Копрей.

— А ну давай, колись, — оживился сын Зевса. — Что там наш вонючка Эврисфей измыслил?

— Кстати, о вонючках, — улыбнулся посланец. — Полагаю, очень скоро вас с Софоклюсом так будут именовать во всех концах Греции, ибо…

Договорить Копрей не успел, так как мгновенно получил в лоб от незамедлительно среагировавшего Геракла.

— Никто, никто не смеет безнаказанно оскорблять великого сына Зевса!

— А вот это ты зря, — посетовал Софоклюс, за волосатые ноги оттаскивая бесчувственное тело посланца к обочине.

Достав из-за пазухи большой платок, историк принялся плавно махать им над обморочным Копреем.

Через полчаса посланец вроде как очухался, потрогал проклюнувшийся на лбу саднящий рог и хриплым голосом продолжил: