Глава двадцатая

ПОДВИГИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ: ГЕРАКЛ И ЭВРИТ

Что там ни говори, но Геракл, если обещал кому что, слово всегда держал.

Вот почему, блестяще завершив свой последний, двенадцатый подвиг, сын Зевса устремился в Микены, решив лично передать недоношенному Эврисфею золотые яблоки Гесперид.

Жаль было, конечно, что уволился Копрей, но ведь рано или поздно могучему герою всё равно пришлось бы встретиться со своим временным хозяином, дабы свернуть тому его поганую шею. Истинное ликование переполняло Геракла, ибо наконец(!!!) освободился он от власти болезного мерзавца. Правда, всемогущие боги пока не спешили дарить герою обещанное бессмертие и забирать на Олимп, но сын Зевса по этому поводу особо не огорчался. Всему свое время. Почему бы еще немного не погулять по Греции. Кто знает, будут ли потом божественные родственники отпускать могучего героя расслабиться в землях смертных? То-то и оно!

— Заодно, — вслух заявил Геракл, — посмотрим на неприступную крепость Эврисфея…

Крепость отыскали на окраине Микен. Мощные, сложенные из огромных отесанных глыб стены окружал глубокий ров с дурно пахнущей водой. Подъемный мост был убран, на высоких сторожевых башнях ни души.

Сын Зевса несколько раз объехал крепость, но еще одного входа (черного) не нашел, что несколько противоречило поздней греческой архитектуре.

— Ну и что дальше? — пожал плечами Софоклюс. — Летать наша колесница, к сожалению, не умеет.

Остановившись напротив поднятого моста, могучий герой озадаченно пощипал бороду.

— Где-то здесь за стеной есть подъемный механизм. Если бы мне удалось попасть из лука в деревянную палку, заклинивающую коловорот с цепью, мост тогда бы опустился сам собой…

— Пустая трата времени… — безнадежно махнул рукой историк.

Геракл придерживался несколько иного мнения.

Сняв с плеча верный божественный лук, сын Зевса наложил на тетиву длинную стрелу и послал ее точнехонько в дыру в стене, откуда разматывалась ржавая, державшая мост цепь.

В крепости кто-то громко вскрикнул, и мост со скрипом пошел вниз.

— Ну, что я говорил! — победно ухмыльнулся герой.

За опустившимся мостом была преграждавшая путь медная страховочная решетка.

По внутреннему дворику крепости, затравленно оглядываясь, ковылял раненный стрелой в зад перепуганный стражник.

— Эгэ-гэй! — залихватски выкрикнул сын Зевса, пуская колесницу напролом.

Встав на дыбы, лошади начисто снесли смехотворную решетку, и Геракл беспрепятственно ворвался в крепость.

Никакого сопротивления, к своему глубочайшему разочарованию, герой не встретил.

Вокруг не было ни души.

Дверь, ведшая в главную башню крепости, оказалась заперта.

Но сын Зевса лишь зловеще рассмеялся, мощным плечом высаживая хлипкую преграду.

— Я иду-у-у-у… — в боевом запале проревел Геракл, несясь по узкой каменной лестнице, которая вела (скорее всего) в главную резиденцию недоноска…

В спальне Эврисфея царил интимный полумрак.

Пахло совершенно непередаваемым букетом разнообразных целебных трав. Практически все стены были заняты маленькими полочками, уставленными всевозможными баночками, сосудиками, ступками и прочими имевшими непосредственное отношение к медицине предметами.

На низкой, заваленной подушками кровати спал маленький горбатый старик в не очень опрятной одежде.

— Это что, и есть Эврисфей?! — возмущенно вскричал могучий герой.

— Сильно сомневаюсь, — покачал головой Софоклюс и принялся настойчиво будить горбуна.

Со стуком покатился выпавший из руки незнакомца пустой винный кувшин.

— Эй, уважаемый, проснись…

— Да идите вы… к Минотавру… — сквозь сон пробурчал горбун, переворачиваясь на другой бок.

— Он идиот? — уточнил Геракл, пряча в ножны верный меч, которым ему так и не удалось отсечь Эврисфею голову.

— Нет, он пьяный идиот, — ответил историк и принялся неистово тормошить старика.

Горбун с большой неохотой проснулся.

— Ой, вы кто? — испуганно вскрикнул он. — Грабители?

— Я великий Геракл, сын Зевса! — оскорбленно ответил герой. — А это мой верный хронист Софоклюс.

— Геракл! — завопил горбун, окончательно проснувшись. — Не может быть, ТОТ САМЫЙ ГЕРАКЛ?

— Угу, — мрачно буркнул сын Зевса. — А ты кто таков и где недоносок Эврисфей?

— Я несчастный слуга Эврисфея Тэний. — Горбун слез с кровати и смущенно улыбнулся. — Вот, нализался на радостях до зеленых сатиров

— Что же тебя так обрадовало? — поинтересовался Софоклюс.

— То, что нет больше ненавистного издевателя, моего хозяина! — радостно пояснил слуга.

— Как нет?

— Сегодня утром при большом стечении народа его свезли в психиатрическую лечебницу на Аргосе. У меня до сих пор звучит в ушах его визгливый крик «хроно-синкластический инфундибулум, хроно-синкластический инфундибулум…». Он это повторял без конца, как заведенный, когда его насильно сажали в специально приплывший с Аргоса корабль. Матросы так с ним намучились! Пока веслом по голове не дали, Эврисфей не заткнулся.

— Как же так? — расстроенно проговорил Геракл. — Ведь я клятвенно обещал свернуть мерзавцу шею!

— Судьба, — покорно вздохнул Тэний, — великая плутовка.

— Но как всё это произошло? — продолжал свои расспросы неугомонный Софоклюс. — Почему Эврисфей сошел с ума?

— Вопрос риторический, — улыбнулся слуга, — если учитывать то, что мой хозяин и прежде был слегка не в себе от всех этих ужасных лекарств. Но ваш керинейский баран окончательно доконал беднягу. Эврисфей хитростью заманил копытное в подвал и там его запер. Но божественный механизм за несколько дней разобрал каменную кладку и вырвался на свободу. Говорить ему в подвале было не с кем, а тем для приятных бесед у него накопилось предостаточно, вот он и набросился на хозяина моего Эврисфея, который тронулся умом уже через десять минут…

— Да, этот механизм кого хочешь доконает, — согласился с горбуном могучий герой. — Жуткая участь постигла Эврисфея, ну и поделом ему…

— Кстати, — спохватился Софоклюс, — а этот керинейский баран случайно где-нибудь поблизости не бродит?

— Нет-нет, что вы? — всплеснул руками горбун. — Баран сбежал. По слухам, познакомился с каким-то странствующим по Греции глухонемым и ушел вместе с ним в Пелопоннес.

— Фух, — облегченно вздохнул историк, вытирая взмокший было от страха лоб.

— Да, дела, — задумчиво протянул Геракл, страшно раздосадованный таким неожиданным поворотом событий. — Что же теперь делать, снова отправляться на Аргос?

— Нет, ни в коем случае! — яростно запротестовал Софоклюс. — Еще одной встречи с Зигмундисом Фрейдиусом я не переживу.

— Ладно, проехали. — Сын Зевса грустно махнул рукой и, достав из-за пазухи золотые яблоки, протянул их Тэнию. — Вот, держи, это тебе подарок. Линяй поскорее из этого гадюшника, купи себе где-нибудь в наиболее спокойной части Греции дом и живи там счастливо. Думаю, денег тебе хватит и на молодую любовницу, а может, и на целых двух!

— Не знаю, как мне и благодарить тебя, о великий герой. — На глаза горбуна навернулись слезы благодарности. — За эти яблоки я, пожалуй, смогу купить себе целый дворец. Но для начала отправлюсь на Аргос, где божественный Асклепий, по слухам, делает успешные операции по исправлению горбов у смертных.

— Только смотри не столкнись там с Эврисфеем, — засмеялся Геракл.

— Или с Зигмундисом Фрейдиусом, — добавил улыбающийся Софоклюс.

Так великодушный сын Зевса осчастливил несчастного слугу жестокого Эврисфея.

На обратном пути из Микен решил заехать могучий Геракл в город Ойхалию, где правил царь по имени Эврит.

Заехать в Ойхалию герой решил, увидав на придорожном дереве коряво выцарапанное объявление, в котором говорилось, что, мол, проживающий в знаменитом городе царь славится на всю Грецию как самый искусный стрелок из лука. И вот этот царь объявлял, что отдаст свою прекрасную дочь Иолу в жены тому герою, который победит его в состязании по стрельбе.

Понятное дело, что эта Иола была сыну Зевса глубоко до фени. Возмутило героя другое. Возмутила наглость хвастливого негодяя.

Да разве был в Греции более искусный стрелок из лука, чем великий Геракл?

Как этот Эврит вообще посмел заявлять, что он самый искусный стрелок? Вытерпеть подобное оскорбление сын Зевса никак не мог, решив как следует проучить наглеца.

Многие герои Греции приехали в Ойхалию, чтобы принять участие в ежедневных состязаниях. Геракл с Софоклюсом появились в городе как раз в тот момент, когда на центральной площади натягивал огромный лук пьяный в доску Тесей.

Маленький, толстенький, смуглый царь Эврит стоял рядом с афинским героем и ехидно улыбался.

В конце площади, огороженной натянутыми веревками, были установлены (на достаточно приличном расстоянии) небольшие мишени: деревянные щиты с весьма схематичным изображением улыбающегося врага Греции, царя эфиопов Мавра.

Попасть, судя по всему, требовалось точно в улыбку скалящегося врага.

Каким-то чудом ухитрившись натянуть тетиву, Тесей наложил стрелу оперением вперед и приготовился стрелять.

Часть любопытных зрителей бросилась врассыпную, наученная, видимо, горьким опытом предыдущих попыток.

Афинянин осоловело поглядел по сторонам.

В глазах у стрелка слегка двоилось.

— Почему установлено четыре мишени?! — возмутился Тесей, хмуря героические брови. — Ведь по правилам их должно быть только две.

— А их и есть две! — гаденько рассмеялся царь

— Да как он смеет насмехаться над знаменитым героем Афин! — громогласно взревел Геракл, и толпа зевак в испуге шарахнулась от золотой колесницы могучего грека.

Царь оглянулся и, узрев сына Зевса, слегка изменился в лице.

Тесей снова наложил стрелу, но тут глаза афинянина расширились, челюсть отвисла и, выронив оружие, стрелок рванул куда-то в сторону.

Зеваки благоразумно расступились.

— МИНОТАВР! — истошно заорал афинянин. — Там Минотавр, держите его…

Бряцая железяками, за Тесеем тут же кинулась городская стража, и вся веселая компания с криками скрылась в узких улочках города.

— Что ж, — победно улыбнулся Эврит, — могучий Тесей предпочел поединку позорное бегство. Выстрел за мной.

Царь натянул маленький смешной лук, выпятил живот, прищурил левый глаз и выстрелил.

Стрела со свистом взмыла в воздух и вонзилась прямо в улыбку черномазого Мавра. Лишь один Геракл заметил, что вместо царя стрелял кто-то другой, притаившийся, скорее всего, на крыше храма Афины Паллады, что располагался у самой городской площади.

— Ну, кто следующий? — саркастически поинтересовался липовый виртуоз.

Из толпы выступил нагловатого вида белокурый юноша. Геракл с удивлением узнал в нем сына Гермеса Автолика, хитрейшего из греков, который в будущем уступит свой почетный титул знаменитому Одиссею.

— Нет, я принимаю твой вызов, пузан! — гаркнул Геракл, спрыгивая с колесницы.

— Что?! — не поверил своим ушам царь. — Как ты меня назвал?

— Как слышал! — ответил сын Зевса, одной правой отшвыривая ринувшихся было к нему телохранителей правителя.

Увидав Геракла, Автолик, не скрываясь, весело рассмеялся.

— Хамбец котенку! — сообщил он обомлевшим зрителям и, повесив за спину лук, влился в толпу любопытных горожан.

— Наглый мерзавец! — Геракл схватил взвизгнувшего Эврита за заплетенную в косички иссиня-черную бороду. — Решил обманом заполучить великий титул?

— Я никого не обманывал, — жалобно запричитал царь, — Эврит честный муж, пусть любой бросит в меня камень, если я кого когда обманул!

Из толпы зевак тут же вылетел небольшой булыжник и с треском разлетелся о лоб правителя. Эврит схватился за голову и гневно обозрел сограждан, но обнаружить там виновного не было никакой возможности.

Толпа всегда безлика!

— Честный муж… — повторил сын Зевса. — Ну-ну… Сейчас мы посмотрим, как метко ты поразишь очередную мишень…

Стремительно выхватив лук, Геракл мастерски выстрелил, целя в плоскую крышу храма Афины Паллады.

Над площадью пронесся дикий вой, и с высокой крыши храма ласточкой полетел вниз наемный солдат с огромным штурмовым луком.

Почувствовав, что ему действительно настал полный и безоговорочный «хамбец», царь Эврит попытался затеряться в толпе греческих граждан, но был с остервенением вытолкнут обратно.

— Сейчас я покажу тебе, как стреляют из лука великие герои! — пообещал сын Зевса, выдергивая из колчана вторую стрелу. — Софоклюс, мишень!

Быстро смекнув что к чему, историк сбегал в конец площади и принес один из деревянных щитов.

Приняв у хрониста мишень, Геракл внимательно всмотрелся в портрет Мавра.

— Совсем не похож! — вынес свой вердикт сын Зевса и повесил мишень на спину повизгивающему от страха Эвриту. — А теперь беги…

Царь ошалело завращал глазами и, смешно подпрыгивая, понесся по площади, нарезая огромные круги вокруг усмехающегося Геракла. Покинуть огороженное канатами пространство Эвриту не позволяла сильно ожесточившаяся толпа горожан.

Сын Зевса прицелился.

— Нет-нет, не надо, не надо… — вопил правитель, подскакивая на бегу.

Могучий герой выстрелил.

Стрела со свистом впилась в центр деревянной мишени.

От сильного толчка в спину Эврит кувыркнулся через голову и свалился в пыль, немного проехав физией по выложенной камнем мостовой.

— Неужели наповал? — забеспокоился Софоклюс, автоматически переходящий в разряд соучастника убийства.

— Что ты, конечно же нет, — улыбнулся сын Зевса. — Выпущенная мною стрела была со сточенным медным наконечником, она лишь слегка вошла в деревянный щит.

Разочарованные тем, что царь остался невредим, граждане подняли всхлипывающего Эврита на ноги и подволокли супостата к Гераклу.

— На-гра-да, на-гра-да! — буйно скандировала толпа.

На площади тут же появился богатый паланкин, несомый четырьмя чернокожими рабами.

— Что ж, — вздохнул царь, — так уж и быть. Геракл, моя дочь твоя!

Сын Зевса с интересом уставился на остановившийся паланкин. Софоклюс галантно подал даме руку, однако из-за бархатных штор Иола появилась не сразу, ибо сперва наружу вылез ее длинный смуглый нос.

— Мама… — прошептал могучий герой, слегка отшатываясь от своей законной награды. — Да это не женщина, а какой-то попугай какаду!

Чернявая Иола с неудовольствием обозревала двухметрового жениха. Сразу было видно, что суженый явно пришелся ей не по вкусу.

— Папа! — гневно вскричала девица. — Это что еще такое?

— Ну… э… э… гм… — пробормотал Эврит.

— Я не желаю выходить замуж за этого болвана, от него плохо пахнет! — И Иола гневно топнула ножкой.

— Тебе не нравится мой лева? — с очень опасными интонациями в голосе поинтересовался сын Зевса.

Но в разговор весьма прытко вмешался хитрый Софоклюс.

— Ваш брак действительно невозможен, — торжественно объявил хронист, — ибо Геракл уже женат. Вот соответствующий документ. — И историк замахал над головой скрепленной несколькими фиванскими печатями дощечкой.

— Слава Зевсу, — фыркнула Иола и, забравшись обратно в паланкин (последним в паланкине скрылся ее длинный нос), демонстративно покинула площадь.

Горожане еще немного возмущенно погудели и тоже стали потихоньку расходиться. Многие из них очень рассчитывали здорово нажраться на царской свадьбе. Но, видно, не судьба. Геракл же с Софоклюсом постояли, посмеялись, а затем сели в колесницу и поехали себе восвояси.

Однако их приключения в Ойхалии на этом отнюдь не закончились.

Воспользовавшись всеобщей увлеченностью городскими соревнованиями в стрельбе из лука, хитроумный сын Гермеса Автолик здорово почистил царскую казну Эврита.

Переодевшись женщиной, этот самый находчивый из греков тайно проник во дворец правителя, заманил, демонстрируя длинные волосатые ноги, пятерых стражников в подвал и там оглушил похотливых идиотов запасным тележным колесом.

Затем Автолик взломал сундук с казной и, переложив золото в специально принесенный мешок, переоблачился в доспехи одного из стражников. Таким макаром он беспрепятственно покинул царский дворец.

Понятно, что на выходе его остановил подоспевший с площади военный патруль, но на вопрос, что он там несет за спиной, находчивый сын Гермеса нагло ответил: «Молодого поросенка к царскому столу!» При этом кретины солдаты совсем не удивились тому, что Автолик шел не во дворец, а из дворца, явно вынося «поросенка» из царский кухни.

Ну да ладно, что с них взять, с вояк. Шлемы свои медные они носят почти каждый день, а солнышко-то припекает, особенно после полудня, вот содержимое котелков и перекипает.

Несчастные люди!

Увидав взломанный пустой сундук, подвергшийся в тот день множеству издевательств, Эврит пришел в неописуемое бешенство.

— Кто-о-о-о?! — визгливо заголосил царь. — Кто-о-о-о посмел совершить это ужасное злодеяние?

Но дворцовые стражники лишь в недоумении разводили руками.

— Найдите мне свидетелей, немедленно! — потряс в воздухе кулаками Эврит, не понимая, за что на него посыпались все эти неприятности.

Свидетелей разыскали довольно быстро. Вернее, не свидетелей, а свидетеля, который без промедления был доставлен во дворец пред полные гнева очи правителя.

Внешний вид у свидетеля оказался довольно своеобразным, что вызывало определенные сомнения в адекватности этого эллина. Облачен свидетель был в дурно пахнущую собачью шкуру и выглядел, как показалось царю, слегка придурковатым, чему в немалой степени способствовала сплюснутая лысая голова незнакомца.

— Ну и что же ты видел? — брезгливо морщась, поинтересовался Эврит, стараясь как можно дальше держаться от явного психа.

— Это сделал Геракл! — страшным голосом возвестил свидетель. — Я всё видел вот этими самыми глазами! Сын Зевса тайно пробрался в твою казну и утащил всё золото.

— Секундочку, — встрепенулся царь, — есть одна неувязочка.

— Какая же?

— Всё это время Геракл находился на городской площади, и сие могут подтвердить как минимум тысячи свидетелей, включая меня. Как же он в таком случае мог ограбить казну?

— Очень просто. — Странный свидетель безумно расхохотался. — На площади был его двойник!

— Стража-а-а-а! — Эврит мрачно оглядел своих верных воинов. — Схватить Геракла!

Что и говорить, приказ был труден, если вообще выполним.

В этот самый момент ничего не подозревающие бесстрашные эллины медленно объезжали улицы Ойхалии в поисках подходящего для небольшого героического отдыха питейного заведения. Но то ли во владениях Эврита царил сухой закон, то ли питейные места скрывались под какими-нибудь замысловатыми вывесками, вроде такого: «Последний приют Диониса», но, так или иначе, подходящее заведение никак не находилось.

— Но ведь Тесей всё-таки где-то здесь нажрался?! — не унимался сын Зевса. — Не мог же он принести вино в Ойхалию с собой!