Глава девятнадцатая

ПОДВИГ ДВЕНАДЦАТЫЙ: ЯБЛОКИ ГЕСПЕРИД

— Ну, это прямо какая-то загородная увеселительная прогулка получается, а не великие подвиги! — недовольно бормотал Софоклюс на обратном пути в Тиринф.

— А ты чего бы хотел? — удивился Геракл.

— Не знаю, — честно ответил историк, — но уж слишком всё у тебя выходит гладко. И, главное, нигде не нужно прикладывать особых усилий, рисковать жизнью, подрывать здоровье.

— Но ведь я сын самого эгидодержавного Зевса! — возмутился герой. — Сын владыки Олимпа, не кто-нибудь! Потому всё так просто у меня и выходит. Ведь отец ни за что не позволит кому бы то ни было в Греции причинить мне вред!

«Не очень достойные высказывания, — подумал хронист, — но для потомков, пожалуй, их опустим».

— Что-то давно я не брался за мой эпос.

— Ты хотел сказать за МОЙ эпос? — ревниво уточнил Геракл.

— Ну-да, ну-да… Знаешь, меня только что посетило вдохновение. Попробую-ка я описать твой одиннадцатый подвиг.

Сын Зевса благосклонно кивнул, слегка сбрасывая скорость дребезжащей колесницы.

Закусив нижнюю губу, Софоклюс извлек из заплечной сумки свежую восковую дощечку. Проверил остроту деревянной палочки и приступил…

Долго искал Геракл ужасного Цербера в жутком подземном царстве Аида.

Наконец нашел он его на берегу реки Ахеронт. Чудовищен был Цербер о трех головах, с ожерельем из извивающихся змей на шее и со смертоносным хвостом, оканчивающимся головой дракона.

Понял Геракл, что битвы с чудовищем не избежать.

— Песик, песик, песик… — попытался подманить к себе Цербера могучий герой, пряча за спиной огромную дубину. — Хороший песик, цуца, иди-ка сюда, у дяди Геракла для тебя кое-что есть очень вкусненькое…

Услышав про «вкусненькое», Цербер, уже приготовившийся откусить наглому герою голову, алчно повел своими тремя носами, потерял бдительность и получил отличной крепкой дубиной по своей средней, самой умной голове.

Однако недооценил сын Зевса жуткое создание.

Драконья голова пса, что висела на его гибком хвосте, с радостным визгом вцепилась в правую ягодицу героя…

— Всё, на сегодня вполне достаточно! — гаркнул Геракл, отбирая у историка дощечку. — Потом как-нибудь закончишь…

— А ну верни!

— А если не верну, то что тогда?

Возразить Софоклюсу было решительно нечего.

— Дружище Копрей, ты куда-то собрался? — воскликнул сын Зевса, притормозив колесницу. — Что ты такой сегодня хмурый?

Посланец и впрямь был не очень весел. Одет в грубый походный хитон, за спиной внушительный узелок с вещами, на поясе огромный, не менее внушительный разбойничий тесак.

— Я уволился со службы у Эврисфея!

— Как так?

— А вот взял и уволился! Хватит с меня этих его изощренных издевательств.

— А как же двенадцатое задание? — испугался Софоклюс за судьбу своего героического эпоса.

— В память о нашей дружбе… правда, вы меня несколько раз били…

Копрей многозначительно покосился на Геракла.

— Исключительно в профилактических целях, — серьезно кивнул могучий герой. — Признай, дружище, что это пошло тебе только на пользу. Ведь теперь каждому, да, каждому греку ты можешь с гордостью рассказывать о том, что получил пару раз в лоб от самого великого сына Зевса Геракла. Представляешь, какая тебя ждет слава? А какие возможности открываются перед тобой в Аттике? Именитые цари почтут за честь принимать тебя в своих дворцах, где на чудесных празднествах ты, Копрей, будешь с улыбкой рассказывать, какое было счастье, когда огромный кулак великого героя Греции впечатывался в твой лоб. В этот самый широкий лоб. Какие мысли были у тебя в тот момент, как пели птицы и пахли придорожные незабудки. Эта живая картина…

— Издеваешься?! — взвизгнул Копрей, перебивая поток героического бреда. — Знаешь, я начинаю сильно разочаровываться в своем опрометчивом решении сообщить тебе двенадцатое задание. Ведь я уже не посланец Эврисфея и волен поступать так, как мне вздумается.

— Что ж, извини, друг, — проговорил Геракл, повергнув Софоклюса в состояние небольшого нервного стресса, ибо извиняющийся сын Зевса… это было что-то новенькое.

— Итак, твой двенадцатый подвиг. — Копрей прикрыл глаза, вспоминая суть последнего задания Эврисфея. — Ты должен отправиться к великому атланту Атласу, который держит на плечах небесный свод, и принести из его садов, где работают его сестры Геспериды, три золотых яблока!

— Именно три? — уточнил для истории Софоклюс.

— Да, три и ни яблоком меньше! — подтвердил Копрей. — Эти чудесные плоды растут на золотых деревьях, выращенных богиней земли Геей в подарок богине Гере в день ее свадьбы с Зевсом.

— Давно это было… — задумчиво заметил Геракл.

— Но главная проблема состоит в том, — продолжал бывший посланец, — чтобы найти тайный путь в сады Гесперид, о котором ведает один лишь вещий морской старец Нерей.

— Найти дедка плевое дело! — усмехнулся сын Зевса.

— Тебе всё плевое дело, — огрызнулся Копрей, — но ни хрена он тебе просто так не скажет. Вредный, зараза, словно подвыпивший фавн.

— Ну, для таких случаев у меня есть одно верное средство, — похвастался могучий герой, — и это средство еще ни разу, слава Зевсу, меня не подводило.

— И что же это за средство?

— А вот хрясну его как следует! — выкрикнул Геракл и взмахнул кулаком.

— Нет, — ухмыльнулся Копрей, — тут не силой, а хитростью действовать надо. Впрочем, дело твое…

— Что ж, спасибо тебе за всё! — Сын Зевса дружески похлопал бывшего посланца по плечу. — Вот только кто же передаст Эврисфею золотой ошейник Цербера?

И герой указал на ошейник, словно ожерелье надетый на худосочную шею Софоклюса.

— Воспользуйтесь голубиной почтой, — посоветовал Копрей и решительно потопал в противоположном от Микен направлении.

— А что, отличная идея! — улыбнулся Геракл и с интересом оглядел окрестности в поисках голубя поупитанней.

— И где ты, остолоп, пропадал? — поинтересовался Эврисфей, нервно ерзая на мягких подушках. — Тут столько всего произошло.

— Меня покусал ужасный пес Орф, — грустно ответил Херакл. — Переболел бешенством и вот решил зайти к тебе в Микены и узнать, не поздно ли еще как следует нагадить великому Гераклу.

— Нет, еще не поздно, — зловеще прошипел Эврисфей. — Слушай меня внимательно и, главное, ничего не перепутай…

Самозванец сосредоточил всё свое сумасбродное внимание и с каждым словом Эврисфея всё больше и больше тянул свою жуткую улыбку, похожую на предсмертный оскал безумной бродячей собаки.

Вещий старец Нерей бережно расстелил на каменистом берегу мягкое купальное полотенце, медленно разделся и, оставшись в одной набедренной повязке, стал делать зарядку, больше всего напоминавшую судороги больного эпилепсией.

Старикашка закатывал глаза, дрожал всем своим дряблым телом, высоко вскидывал руки и приседал.

Скрип старых костей тоскливо разносился над унылым пустынным берегом.

Притаившиеся за большим валуном Геракл с Софоклюсом держали военный совет.

— Нет, я его всё-таки хрясну, — гневно настаивал на своем упрямый сын Зевса.

— Нельзя, ни в коем случае нельзя, — не сдавался историк. — Дедушка старый, может скопытиться. Еще ненароком в царство Аида отойдет, ищи его потом свищи среди бледных полей асфоделов.

— Хорошо, — уступил могучий герой, — тогда я его хрясну лишь слегка…

— И слегка не годится… Вообще не нужно никого бить. Всё можно решить миром.

— Ой-ой-ой! — отчаянно донеслось от берега.

Греки как по команде с любопытством выглянули из-за камня.

Вещий старец Нерей, сильно запрокинув назад свое худое туловище, раскорячился в весьма нелепой позе, и оставалось загадкой, как это он ухитряется держать равновесие, стоя на немощных худых ногах.

— Помоги-и-и-ите… — жалко проблеял дряхлый физкультурник, — я не могу разогнуться…

— Ага! — обрадовался Геракл. — Дедка весьма кстати разбил паралич, сейчас он нам всё расскажет.

Прятаться более не было смысла, и сын Зевса, уже не скрываясь, подошел к вопящему старику.

— Эк тебя, отец, перекосило! — восхитился могучий герой, с улыбкой глядя на прорицателя. — В твоем возрасте занятия физкультурой весьма опасное развлечение.

— Помоги, мил человек, — заканючил старец, — будь так добр… ох… разогни меня обратно…

— Что я тебе, Асклепий? — обиделся Геракл.

— Ну… ох… пожалуйста.

— Хорошо, но взамен ты мне, старый пенек, расскажешь, как попасть в сады Гесперид!

— Расскажу-расскажу, — поспешно пообещал постанывающий Нерей, — только разогни…

Сын Зевса вздохнул и, взяв старика за узкие плечи, медленно выровнял тщедушного дедка, придав физкультурнику строго вертикальное положение.

— Ох-ох-ох, — заохал Нерей, растирая худые плечи. — А ведь всего и хотел-то разок окунуться.

— Наверное, из-за любви к морю тебя и называют морским старцем? — предположил подоспевший Софоклюс.

— Нет, что вы? — беззубо улыбнулся прорицатель. — Зовут меня так вовсе не из-за этого, просто я родственник Посейдона.

— Далекий? — полюбопытствовал Геракл.

— Да нет, — отозвался Нерей. — Посейдон мне дядя… троюродный… по моей матери… приемной…

— Так мы с тобой, считай, родственники! — обрадовался сын Зевса. — Вот так дела!

— Ладненько, — махнул рукой прорицатель. — Сейчас я немного окунусь и затем расскажу вам, как добраться до волшебных садов Гесперид.

— А давай наоборот, — предложил Геракл, наметанным глазом заметив трех белых акул, вертляво круживших у самого берега, — сначала ты расскажешь нам, как пройти до садов, ну а затем сполоснешься…

— Хорошо, твоя взяла, — сдался Нерей. — Всё спешите, молодые да горячие. Я тоже вот таким был лет этак девяносто назад. М-да… Идите к самому краю земли через Ливию и Египет. Там, где купол неба соединяется с землей, и найдете вы владения атланта Атласа!

И, сообщив сие, вещий старец с залихватским гиканьем колченого помчался к набегающей на берег морской воде, где его уже битый час с большим нетерпением поджидали проголодавшиеся белые акулы.

Сокрушенно покачав головой, Геракл снял с плеча крепкий золотой лук, и уже через минуту голодные хищники плавали кверху брюхом вокруг радостно плескавшегося в море безумного дедка.

Сын Зевса сделал пару коротких звонков на Олимп, и вот они вместе с Софоклюсом уже стремительно мчатся по безлюдным угрюмым равнинам далекой Ливии.

— Знаешь, Геракл, ты всё не перестаешь меня удивлять! — восхищенно произнес историк, как-то странно глядя на правящего колесницей героя.

— Да? И чем же я тебя так безмерно удивляю?

— В отличие от прочих греческих крети… то есть, прости, героев ты способен на совершенно бескорыстные благородные поступки, не имеющие почти никакого отношения к твоим официальным подвигам.

— Ну, ты и сравнил! — возмутился сын Зевса. — Что значит это твое «в отличие от прочих греческих героев»? Нет никаких прочих героев! Я один, великий и непобедимый, единственный достойный герой Аттики!

— Вот так всегда, — грустно улыбнулся историк. — Если бы не твоя феноменальная мания величия и уникальнейшая способность всё портить, цены бы тебе как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО великому герою Греции не было!

— Ни хрена не пойму, что ты там мелешь, — гневно отозвался могучий герой. — Все эти разговоры мне не по душе. Заткнись, или пойдешь дальше пешком.

— Ну вот, а я что говорил? — тихо вздохнул хронист…

Вдалеке замаячила пограничная застава, вернее, огромное бревно, преграждавшее дальнейший путь. Рядом сидел великан, вяло поигрывая на свирели.

Остановив колесницу, Геракл достал из висевшего на поясе мешочка с золотом блестящий новенький талант и небрежно швырнул его великану.

— Слышь ты, образина, кончай дудеть, освобождай дорогу!

Гигант перестал играть, с удивлением воззрившись на сына Зевса.

— Я Антей, сын Посейдона и богини земли Геи. Как ты смеешь, смертный, так со мной разговаривать?!

— Ха-ха-ха… — басом рассмеялся могучий герой. — Нет, вы только посмотрите на эту наивную обезьяну. А знаешь ли ты, жертва жестокой природы, чей я сын?

— Не-а, — честно ответил Антей.

— Я великий сын Зевса, владыки богов и повелителя смертных! — с пафосом возвестил Геракл.

— Ух ты! — непонятно чему обрадовался великан. — Какой славный мне встретился противник, а то бегают тут всякие недомерки, псиной воняют…

С этими словами Антей снял правую сандалию и с отвращением отодрал от нее, как показалось грекам, труп рыжей лишайной собаки.

— Фу, какая гадость! — с омерзением поморщился великан, отбрасывая в сторону полураздавленное тщедушное тельце.

— Какой я тебе противник, убожество? — гневно вскричал сын Зевса. — Пойди проспись, сатиров пьянчуга, да я тебя одной левой уложу! Да ты вообще представляешь своей тупой башкой, на кого пифос катишь?!

— Представляю! — ответил Антей, опуская мощный кулак на золотую колесницу эллинов.

Но Геракл отреагировал быстрее, выставив вверх острое копье.

— У-а-у-ва-а-а-а… — взвыл великан, хватаясь за пробитую руку.

Герой спрыгнул с колесницы и, не теряя драгоценного времени, ударил Антея под коленную чашечку.

Гигант вскрикнул и с грохотом упал на землю. Однако дальше произошло нечто уж совсем из ряда вон выходящее. Великан выдернул из руки застрявшее копье, и кровоточащая рана тут же, на глазах у изумленных греков, затянулась.

— А-а-р-р… — зарычал Антей, вновь бросаясь на Геракла.

Сын Зевса ловко отскочил в сторону, ставя противнику подножку. На этот раз великан брякнулся мордой оземь и тут же получил от Геракла огромным камнем по затылку.

Но и это не остановило придурка.

«Что-то здесь не чисто, — подумал сын Зевса, ломая Антею левую ногу. — Если размышлять логически, то… Ведь мать идиота богиня земли. Значит… Ну, конечно же, она питает его своей силой!»

— Ой-я-я-я… е-о-о… — завизжал великан, снова падая на землю и нецензурно выражаясь.

— Так его, так его! — азартно кричал прыгающий в колеснице Софоклюс.

Геракл победно улыбнулся и, вскочив в боевую повозку, несколько раз переехал катающегося по земле Антея.

— Ну что, может быть, для начала хватит?

— У-у-у-у… — тихо подвывал воинственный великан, вправляя себе сломанную шею.

— Сатир его побери! — уже не на шутку разозлился сын Зевса, когда Антей в очередной раз твердо встал на ноги. — Значит, хочешь по-плохому, ну, сейчас я тебя…

Выскочив из колесницы, Геракл провел молниеносную серию сокрушительных ударов: по почкам, по печени, в нос и в челюсть противника.

Великан покачнулся.

Сын Зевса ухнул и, схватив гиганта за туловище, поднял его над землей.

— Мама-а-а-а… — жалобно заверещал Антей, яростно дубася великого героя кулаками по голове.

Но силы в этих ударах было не больше, чем у немощного морского старца Нерея. Догадка Геракла, как ни странно, оказалась верна.

— Немедленно опусти меня на землю! — плаксиво потребовал барахтающийся в воздухе великан. — Я теряю свои силы. Мама, какого сатира?..

— Ага, обделался! — улыбнулся Геракл и, повернувшись к историку, зычно бросил: — Софоклюс, давай тащи какой-нибудь булыжник.

Хронист не растерялся и, подобрав с земли увесистый камень, зазвездил им испуганному великану аккурат промеж глаз.

Орудие древнегреческого пролетариата не подвело.

— Фух! — Сын Зевса швырнул бесчувственное тело врага в небольшую, случившуюся неподалеку расщелину. — А ты говоришь, увеселительная прогулка…

Вернувшись к дороге, могучий герой пинком отбросил преграждавшее путь бревно и пошел поглядеть на труп раздавленной Антеем собаки, ибо животных Геракл очень любил.