– Самолет прилетел раньше, – объяснил он, вытирая кофе бумажной салфеткой.

– Прошу прощения. Я должна была позвонить в аэропорт, – сказала Мэри.

– Да нет, все в порядке, – ответил он. – Я ничего не имею п-п-против.

Мэри еще раньше заметила, что, когда они с Бейли вдвоем, он слегка заикается. Трудно было поверить, что этот хрупкий молодой человек, находясь в Северной Ирландии, отправил на тот свет четырех офицеров Королевской тайной полиции. Он был на целых два дюйма ниже Мэри, с копной вечно нечесаных рыжих волос и усыпанным веснушками курносым носом. Его волосы невозможно было выкрасить, однажды он попытался применить черную краску, но получил темно-зеленый цвет. Поэтому Бейли изменил внешность, коротко подстригшись, отрастив тоненькие усики и нацепив на нос очки, как у Джона Леннона. В таком виде ему можно было дать не больше девятнадцати лет. Одеждой он не отличался от типичных американских студентов – спортивная рубашка, мешковатые джинсы и бейсбольные ботинки. Мэри опустилась на стул напротив него.

– Как долетели? – спросила она.

– Без проблем, – откликнулся он, ища глазами, куда бы деть мокрую салфетку. – Может быть, хотите кофе?

Мэри покачала головой. Бейли положил салфетку в пепельницу.

– Я купил билет до Лос-Анджелеса по карточке «Америкен экспресс». По ней же взял в аэропорту напрокат машину и заплатил за м-м-мотель. Через день я вернул машину, а карточку вместе с несколькими долларами положил в кошелек и бросил в центральном аэропорту Лос-Анджелеса. Послонялся неподалеку и удостоверился, что кошелек подобрали двое черномазых парней, которые наверняка не собирались отнести его в полицию. – Он усмехнулся. – Один из них даже принялся плясать на радостях. Жаль, что вы этого не видели, было очень забавно. За обратный билет сюда я заплатил наличными и уничтожил водительское удостоверение.

– Отлично. Это должно сработать.

– Вы и вправду думаете, что за нами будут следить? – спросил Бейли.

– Не знаю, но всегда лучше перестраховаться. После того как мы сбили тот самолет, пустыня наверняка кишмя кишит полицейскими. Они могут найти машины по отпечаткам протекторов или обнаружить кого-нибудь, кто видел нас на заправочной станции. Если им удастся установить, где мы брали машины, они легко поймут, что мы пользовались двумя кредитными карточками и двумя удостоверениями.

– Но ведь они были на вымышленные имена.

– Не имеет значения. Оставив ложный след в Лос-Анджелесе, мы заставим их думать, будто мы уже на другом конце страны.

Бейли кивнул и начал вертеть в руках чашку. У него наверняка что-то на уме, решила Мэри, но надо подождать, пока он скажет об этом сам. Бейли не поднимал глаз от стола.

– Итак, мы продолжаем игру?

– Что вы имеете в виду? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя сердце бешено застучало. Не хватало еще, чтобы Бейли в последнюю минуту струсил.

– Я просто подумал... После всего того, что случилось в пустыне... Не оставили ли вы эту затею?

– О нет, Мэтью. Нет-нет. Не может быть и речи о том, чтобы бросить все сейчас. Не считая того самолета, все идет по плану. Оружие пристреляно, мы провели репетицию. Мы готовы.

– О'кей, – проговорил он тихо.

Мэри ласково коснулась его руки. Он вздрогнул, как от удара током, затем слабо улыбнулся.

– У нас будет только один шанс, – сказала она. – Мы уже вложили в дело кучу денег и потратили массу времени. Вы ведь не хотите, чтобы все оказалось напрасным?

– А как насчет того парня из САС[3], Мэньона?

Мэри сердито фыркнула.

– Он не знал, что мы задумали. Вы ведь слышали, что он сказал, он только преследовал вас, вот и все. Просто Мэньон оказался там и тогда, где и когда ему не следовало быть.

– Как и самолет, – отозвался Бейли.

– Да, как и самолет, – повторила она.

Мэри провела указательным пальцем по ладони Бейли.

– Они узнали, что вы в Штатах, и послали Мэньона все выяснить. Он ничего не знал.

– Раз он нашел меня, смогут найти и другие.

Мэри убрала руку.

– Именно поэтому вы поедете во Флориду, пока мы не будем готовы к окончательному этапу операции. Сходите в Диснейуорлд, поваляйтесь на солнышке – в общем, наслаждайтесь жизнью. В это время года во Флориде полно англичан. Там вас никто не найдет. Мы встретимся в Балтиморе через четыре недели.

Она дала ему листок бумаги, на котором был записан номер телефона.

– Позвоните мне в этот отель двадцатого апреля. Я скажу вам, как идут дела.

Бейли все еще колебался. Мэри наклонилась к нему через стол.

– Мэтью, вы мне нужны. Очень.

Она обворожительно улыбнулась.

– Мэтью, вы ведь не бросите меня одну в этом деле, не так ли?

Он кивнул. Она наградила его еще одной улыбкой.

– Все будет прекрасно, поверьте. А сейчас исчезайте на несколько недель и позвоните мне двадцатого до полудня.

Мэри встала, коснулась губами его щеки и пошла к выходу. Она знала, что Бейли провожает ее взглядом, и качала бедрами чуть больше, чем обычно, ненавидя себя за это и понимая, что иначе нельзя.

Джокер прилетел в Нью-Йорк семнадцатого марта днем, проведя восемь часов, скрючившись и дрожа от холода, в самолете «Боинг-747» компании «Бритиш эйруэйз». В рекламе самолет назывался «Всемирным путешественником», но Джокер скорее окрестил бы его «Скотовозом»: малюсенькие сиденья, ноги девать некуда, а еда совершенно пластмассовая, как и улыбка стюардессы. Он не придавал никакого значения дате своего прилета, пока такси, на котором он ехал, не попало в пробку где-то вблизи Семьдесят второй улицы. Водитель обернулся к Джокеру и ухмыльнулся.

– Чертовы ирландцы, – сказал он с сильным акцентом, который показался Джокеру славянским.

– Что-что? – отозвался Джокер в полусне. Даже заднее сиденье нью-йоркского такси было удобнее кресла в самолете «Бритиш эйруэйз», да и печку водитель включил на полную мощность.

– Чертовы ирландцы, – повторил тот. – Сегодня шествие в честь дня святого Патрика, и транспорт не пропускают. И так будет весь этот чертов день. Сегодня это чертовы ирлашки, через неделю чертовы греки, а через месяц, уж поверьте мне, это будут чертовы пуэрториканцы.

– Ничего страшного, – успокоил его Джокер. – Я не спешу.

– Как скажете, – отозвался водитель и начал давить на клаксон. – Вы англичанин?

– Шотландец, – ответил Джокер.

– Да? А я из Турции. Черт возьми, большая страна эта Америка. Чертовски большая.

Водитель продолжал давить на клаксон и проклинать машины, мешавшие ему проехать. Джокеру показалось, что Набор ругательств у водителя ограничивается одним словом, причем каждую минуту он употребляет его по меньшей мере дважды.

Через стекло Джокер наблюдал за толпами людей, спешивших по своим делам. Стоял холодный весенний день, и многие надели длинные пальто и шарфы. Мусорные баки были переполнены старыми газетами, смятыми жестянками из-под напитков и пустыми сигаретными пачками, но, похоже, это никого не волновало. Толстяк в дорогом кашемировом пальто бросил недокуренную сигару на землю, и она догорала там, пока чей-то ботинок с высоким белым каблуком не смял ее. Джокер перевел взгляд с каблука на стройную ногу, почти скрытую желтовато-коричневым плащом. Блестящие черные волосы женщины спускались до плеч. Она быстро прошла мимо высокого негра, который протянул ей пластмассовую чашку, прося подаяния. Нищий что-то прокричал ей вслед, но, похоже, она его не услышала, и он замахал чашкой перед носом какого-то солидного мужчины, который делал вид, будто не замечает его. Да, визуальный контакт между горожанами сведен к минимуму. Неужели признание чужого существования может привести к стычке? Нищий заметил, что Джокер наблюдает за ним, и ухмыльнулся. Он быстро засеменил к машине, оперся о крышу и наклонился к окошку.

– Есть у вас какая-нибудь мелочь? – спросил он через поднятое стекло.

Джокер покачал головой. У него были только банкноты, полученные от полковника.

– Пошел к черту, слышишь? – закричал водитель такси. – Оставь мою машину в покое!

– Все в порядке, – сказал Джокер, – никаких проблем.

– И убери свою чертову грязную руку с моей чертовой машины! – завизжал водитель.

Негр отошел и встал перед автомобилем. Он был одет в потертое серое шерстяное пальто без пуговиц. Из-под пальто виднелись коричневые брюки, протертые на коленях, и грязный зеленый свитер. Он продолжал улыбаться, но его взгляд стал холодным, почти безумным. Мускулы шеи напряглись, он откинул голову назад и неожиданно изрыгнул струю зеленоватой слизи прямо на переднее стекло.

– Ах ты, чертов ублюдок! – заорал водитель.

Он включил дворники, и они размазали слизь по всему переднему стеклу. Нищий начал хихикать, наклоняясь при этом то вперед, то назад. Водитель нажал кнопку пуска воды, и по стеклу потекли тоненькие струйки.

– И куда, спрашивается, идет этот чертов город? – воскликнул водитель, но вопрос был явно риторическим.

Скопление машин наконец сдвинулось с места. Такси дернулось вперед. Джокер обернулся, чтобы понаблюдать за нищим, и несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Странное чувство вдруг охватило Джокера: он понял, что опуститься до уровня этого бродяги очень просто. Ты даже не заметишь, как сам будешь бродить по улицам и просить подаяния. Как этому парню удается прожить в Нью-Йорке без дома, без денег? После того как Джокер в Лондоне потерял место ночного сторожа на Собачьем острове, он почти шесть недель оставался без работы и был близок к отчаянию. Если бы домовладелец не согласился подождать с квартирной платой, Джокеру наверняка пришлось бы спать в тамбурах магазинов. У него не было ни близких родственников, ни сбережений. Он слишком хорошо понимал, что никакая правительственная программа помощи не ждет момента, когда он упадет, чтобы протянуть ему руку.

– Чертовы ублюдки! – повторил водитель.

– Ага, – согласился Джокер. Ему не хотелось возражать. – Вы можете высадить меня здесь?

– Вам вроде бы была нужна Тридцать седьмая улица?

– Вообще-то да, но я неважно себя чувствую. Хочу пройтись пешком.

– О'кей. Как скажете. Только не попадите под какой-нибудь чертов автомобиль, вот и все.

Такси подъехало к стоянке. Джокер бросил деньги в небольшое отверстие в плексигласовой перегородке, отделявшей водителя от пассажиров. Открыв дверцу. Джокер с дешевым чемоданом в руке вышел из машины. После жарко нагретой кабины воздух на улице показался ему очень холодным, и он пошел быстро, пытаясь согреться. Где-то в отдалении послышался звук волынки. Туда Джокер и направился.

Оказалось, что звуки доносились с шествия, двигавшегося по Пятой авеню. Джокер поглазел немного вместе с толпой. Чемодан стоял у его ног, руки он засунул глубоко в карманы куртки. Группа волынщиков в шотландских юбках играла «Мыс Кинтайр». За ними следовало гигантское сооружение в форме лох-несского чудовища, на обоих боках которого трафаретным способом было начертано название японской компьютерной компании. Всю Пятую авеню перегораживало внушительное здание собора в готическом стиле. Когда лох-несское чудовище перестало загораживать обзор, Джокер увидел, что это собор святого Патрика.

Он вдруг подумал, а многие ли из тех зрителей, что выкрикивают сейчас приветственные лозунги и машут флагами, знают, что и волынщики, и лох-несское чудовище происходят из Шотландии, а не из Ирландии? Казалось, это не имеет никакого значения, все были довольны и наслаждались жизнью. Мимо проехала сверкающая пожарная машина, украшенная огромными картонными трилистниками. Сидевшие на ней пожарные были одеты в зеленое. За машиной следовало сооружение в виде ирландского холма, на котором большие надувные коровы выстроились вокруг громадного желтого параллелепипеда с высеченным на нем словом «МАСЛО».

За этим сооружением двигался кортеж американских автомобилей старых моделей – все с открывающимся верхом, огромными радиаторами и многочисленными хромированными деталями. На капоте каждой машины сидели подростки, махавшие толпе руками, а на дверцах были прикреплены плакаты с названиями, как предположил Джокер, телевизионных программ: «Живой цвет», «Голова Германа», «Рок». На плакаты толпа реагировала наиболее активно: слышались громкие возгласы и крики, а малыши подбегали, чтобы взять автограф. Какое отношение все это имело ко дню святого Патрика. Джокер не мог понять. Отряды полицейских в синей форме маршировали, а затем становились по стойке «смирно». На груди у каждого красовался трилистник. Джокеру пришли на ум слова полковника о том, что в правоохранительных органах Соединенных Штатов служит много выходцев из Ирландии. Неожиданно перед Джокером возник клоун в ярком желтом костюме и синем парике. Он махал ведерком, на котором были написаны названия благотворительных фондов, собиравших пожертвования. Джокер пожал плечами и признался, что у него нет мелочи.

– Ничего не поделаешь, – покорно сказал клоун и зашлепал в своих огромных башмаках к группе детей.

С небоскребов, выходивших на площадь, спускались бумажные ленты. Одна из них обвилась вокруг шеи Джокера. Он оборвал ее и бросил на землю.

Мимо проследовала платформа зеленого цвета, рекламировавшая какую-то страховую компанию. Трое скрипачей, сидя на ней, играли народную ирландскую мелодию, а несколько девушек танцевали джигу. Джокер подхватил свой чемодан и начал пробираться сквозь толпу.

До этого он уже несколько раз бывал в Нью-Йорке и поэтому знал, что вблизи Тридцать седьмой улицы, ближе к Ист-ривер, есть небольшие гостиницы. Вдоль Пятой авеню можно было продвигаться только очень медленно из-за толпы зевак. В какой-то момент ему перекрыл дорогу марширующий оркестр, состоявший из молодых негритянских девушек, одетых в серебристые костюмы и высокие шлемы с плюмажами, за которыми следовали молодые люди в такой же униформе с медными духовыми инструментами и барабанами. Джокер решил сойти с Пятой авеню, дождался просвета в шествии и проскользнул на другую сторону магистрали. На улицах, где не проходило шествие, было сравнительно тихо, и через двадцать минут он уже стоял у входа в гостиницу, в которой решил остановиться. Она называлась «Белая лошадь» и располагалась в двух примыкавших друг к другу зданиях из коричневого камня. Внутри обстановка была очень простой: фанерные перегородки между номерами, дешевые ковры и дешевые люстры. У главного входа в гостиницу находился стол портье. Сидевшая за ним женщина, похожая на испанку, говорила по телефону. При виде Джокера она подняла брови, но не прекратила разговор. Он поставил чемодан на пол и стал ждать. Наконец она подала ему регистрационную карточку. Предложенная ею шариковая ручка протекала, и, когда Джокер закончил писать, на карточке осталось несколько пятен пасты. Женщина взяла у него бумагу, прочла ее, списала данные с кредитной карточки Джокера, протянула ключ, и все это – не прекращая телефонного разговора. Показав на лестницу справа от себя, она что-то со смехом сказала в трубку по-испански.

Отведенная Джокеру комната располагалась на третьем этаже в заднем крыле гостиницы. Окна выходили в темный парк, который уже вечером не внушал доверия. Здание обвивала ржавая пожарная лестница. Джокер открыл окно, чтобы поближе ее рассмотреть. Конечно, она давала возможность уйти от преследования, но с таким же успехом ею мог воспользоваться и непрошеный посетитель. Осмотрев окно. Джокер понял, что запор не остановит даже напористого любителя, не говоря уж о профессионале. Кондиционер, встроенный в стену под окном, никак не отреагировал на включение. Джокер в сердцах пнул его ногой.

Из спальни можно было попасть в небольшой санузел, где имелись душ, желтая, вся в трещинах раковина и унитаз. Кусок бумаги, прикрепленный поперек сиденья, оповещал Джокера о том, что санитарная обработка произведена. Взяв с полочки под зеркалом стеклянный стакан, он вернулся в комнату, сел на кровать и открыл свой чемодан. Достав оттуда бутылку «Старого ворчуна», налил себе порядочную порцию и чокнулся с собственным отражением в зеркале.

– Если мне удастся провернуть это дело, я опять окажусь на коне, – произнес он полным сарказма голосом.

Говард сидел в приемной Теодора Клейтона, поставив у ног портфель. Секретарша тестя время от времени бросала на него сочувственные взгляды, но он никак не выражал своего нетерпения. Что поделаешь, если Клейтону вздумалось по-ребячески показать свою власть! Говард может заплатить эту небольшую цену за ту помощь, которую получит ФБР.

Клейтон заставил его ждать всего десять минут, и Говард решил, что легко отделался. Тесть сам открыл дверь в свой кабинет и пригласил Коула войти.

– Извини, Коул, я разговаривал по телефону с Токио.

– С Токио? – спросил озадаченный Говард. – Я считал, вы с японцами конкуренты.

– Что касается конечной продукции – да, но технология у нас одна. Кроме того, несколько японских фирм заинтересованы в том, чтобы финансировать нас. В последнее время японцы ведут с нами дела в стиле «сокуренции» – словечко, придуманное ими для обозначения одновременно и конкуренции, и сотрудничества.

– А как смотрит правительство на такое ведение дел?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Клейтон, усаживаясь за свой безукоризненно чистый стол, на котором стояла фотография Лизы в медной рамке, а рядом фотография Дженнифер – второй жены Клейтона. Обе женщины поразительно походили друг на друга – те же светлые волосы, прекрасная кожа и голубые глаза, только Дженнифер была моложе падчерицы на пять с лишним лет.

– Вашу работу в области обороны. Правительству наверняка не понравится участие заокеанских пайщиков в этих программах.

Клейтон фыркнул и покачал головой.

– Ты думаешь, правительство будет против? Для бизнеса не существует границ, Коул. Деньги – вот язык, который всем понятен, общая для всех философия. Я скажу тебе так: самое лучшее, что может произойти с вооруженными силами нашей страны, это если у нас появятся построенные японцами реактивные самолеты, взлетающие с построенных японцами авианосцев, а наши солдаты будут водить японские танки и летать на японских вертолетах.

– И применять японское ядерное оружие? – спросил Говард, не скрывая иронии.

– Не иронизируй, мой мальчик, это время придет. Я помню, как в нашей стране появились первые японские мотоциклы. Мы тогда тоже смеялись над ними – швейные машинки на колесах! А знаешь ли ты, на какой машине я езжу сейчас? На «ниссане», и уверяю тебя, ни один американский автомобиль с ним не сравнится.

Говард отлично знал, что Клейтон несколько уклоняется от истины – гораздо чаще его можно было увидеть за рулем великолепного «роллс-ройса».

Клейтон вытащил из ящика стола картонную папку.

– Во всяком случае в данный момент мы говорим только о долевом участии в финансировании. Кстати, это конфиденциальная информация. Я не хотел бы, чтобы тебя притянули к ответу за разглашение служебной тайны.

Он улыбнулся, дабы показать Говарду, что это всего лишь шутка, и передал папку.

– Вот что нам удалось сделать с видеопленкой.

– Я не рассчитывал на результаты так скоро, – обрадовался Говард, открывая папку.

– У меня работает парочка ученых парней, умирающих от желания показать мне, чего они способны достичь с помощью нового компьютера, который я купил для них за десять миллионов. Надеюсь, ты будешь удовлетворен результатами.

На двух верхних фотографиях были сняты машины. Сердце Говарда упало, когда он увидел эти снимки: по сравнению с тем, что удалось сделать Бонни Ким, на фото не проступили никакие новые детали. Клейтон подошел к зятю и положил руку ему на плечо.

– Да, здесь они потерпели неудачу. Съемка велась под слишком острым углом, поэтому номера автомашин рассмотреть не удалось. А вот с лицами вышло гораздо лучше.

Говард положил снимки автомобилей на стол. На следующей фотографии был изображен человек с переносной рацией в руках. Фотография, сделанная крупным планом, сильно отличалась качеством от той, что получила Бонни Ким. Однако Коул усомнился, что по этому все же недостаточно четкому снимку удастся установить личность мужчины.

– Неплохо, а? – с гордостью спросил Клейтон.

На фотографии почти не было той нечеткости, которая присутствовала на снимках, обработанных Бонни, и затрудняла их расшифровку. Мужчина средних лет на фотоснимке уже начинал лысеть. Можно было ясно видеть круглое, пухлое лицо и темные очки. Остальные детали расплывались.

– Конечно, гораздо лучше, – не мог не признать Говард. – Но боюсь, все же недостаточно хорошо.

Он вернул снимки тестю.

– Они значительно четче, чем полученные нами, но многие детали рассмотреть, к сожалению, невозможно. Это затруднит сопоставление снимков с теми, которые имеются в наших досье. Можно ли еще что-нибудь сделать с этими фотографиями?

– О, разумеется, – сказал Клейтон доверительно. – То, что ты видишь, – только начало. Мои сотрудники повторили работу, проделанную твоими: срединное фильтрование – так это, кажется, называется, – но применили его вместе с методом, который обычно используется для устранения нечеткости, вызываемой движением камеры. В основном нечеткость на этих снимках объясняется неровностью ведения видеокамеры, а не дальностью расстояния, с которого производилась съемка. Мои ребята пропустили изображения через программу, позволяющую устранить влияние движения самолета.

– А они пробовали метод концентрации пикселей? – поинтересовался Говард, вспомнив термин, который употребляла Бонни Ким.

Клейтон нахмурился.

– Я полагаю, что да, – холодно ответил он и начал нервно постукивать пальцами по крышке стола. Говард подавил улыбку. – Я знаю, у них в запасе есть еще какие-то идеи, – продолжал Клейтон. – Просто некоторые методы занимают гораздо больше времени – требуется осуществить довольно сложные преобразования.

Говард кивнул. Он чувствовал, что объяснения тестя несколько бессвязны, и спросил себя, понимает ли на самом деле Клейтон ту технологию, о которой разглагольствует. У Говарда сложилось впечатление, что его тесть пытается рассуждать о вещах, в которых не очень разбирается. Размышляя таким образом, Говард изучал лицо на фотографии. Оно было немного дряблым – видимо, этот человек привык к сытой жизни и пренебрегал физическими упражнениями. Кожа оливкового цвета наводила на мысль о том, что мужчина – уроженец Средиземноморья или Ближнего Востока. Темные очки скрывали глаза, а нос был виден очень нечетко. Похоже, мужчина носил усы, но, возможно, такое впечатление создавала просто какая-то тень. На некоторых снимках тот же человек попал в кадр весь, с головы до ног. Трудно было определить, какого он роста, но не вызывало сомнений то, что он широк в плечах и в талии.

Снимки молодого человека получились четче. У него были короткие рыжеватые волосы и очки с маленькими круглыми стеклами. Имелась фотография, где в кадр попали все трое. Молодой был на ней самым низкорослым – даже ниже женщины. Ее изображения вышли наименее удачными. На всех снимках она прикрывала глаза рукой, и удавалось рассмотреть только ее светлые волосы и нижнюю часть лица. Говард сомневался в том, что даже опытные эксперты по анализу фотографий из ФБР смогут сопоставить эти снимки со своими досье, однако он чувствовал: от него ждут более положительной реакции. И благодарности.

– Все прекрасно, Тед. Просто прекрасно. Будем надеяться, что вашим людям удастся сделать снимки еще лучше.

Он бегло просмотрел фотографии манекенов и перешел к снимкам снайперов. Их лица находились настолько близко к оптическим прицелам винтовок, что сердце Говарда упало.

– В чем дело? – спросил Клейтон, наклоняясь к зятю.

– Да снайперы, – пояснил Говард. – Я ожидал большего.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ведь компьютер может обрабатывать лишь то, что есть на снимках. Чего нет – того нет. И все же они гораздо четче оригинала.

– О да, прогресс очевиден. Но я сомневаюсь, что по этим фотографиям удастся установить личность. Слишком мало деталей.

Клейтон обошел стул, на котором сидел Коул, и встал у него за спиной. Перебрав фотографии, лежавшие у него на коленях, Говард протянул тестю наиболее примечательный снимок. На нем один из снайперов был изображен в положении для стрельбы с колена.

– Можно сделать крупный план его винтовки?

– Это тот снайпер, который был дальше всех от целей, да? Мы сейчас пытаемся получить крупный план. Кстати, его винтовка, должно быть, чертовски метко стреляет. До цели не меньше двух тысяч ярдов.

– Я знаю, – сказал Говард.

– Ты прав, что заинтересовался им. Такое оружие не похоже ни на одно из тех, что я когда-либо видел.

Клейтон показал на следующую фотографию, где также был снят снайпер с винтовкой.

– У этого парня, по-моему, «хорсткамп». Немецкая винтовка. У меня в коллекции есть одна такая. Очень крупный калибр. Из «хорсткампа» можно убить слона. А вот у первой винтовки совершенно необычный вид. Попроси ваших экспертов по оружию взглянуть на снимок. Может быть, легче идентифицировать оружие, чем человека.

Рассмотрев винтовку как следует, Говард кивнул. Его тесть был прав – оружие явно необычное.

– Кстати, не забудь про воскресенье, – напомнил Клейтон.

– Мы обязательно придем, – заверил Говард. – С большим удовольствием.

Покидая офис Теодора Клейтона с портфелем под мышкой, Говард ощущал в желудке сосущую пустоту.

Джокер сидел в номере гостиницы и лениво переключал каналы кабельного телевидения, одновременно опустошая бутылку «Старого ворчуна». Казалось, в эфире нет ничего, кроме бесконечного фейерверка ярких шоу, старых комедий положений и полицейских сериалов семидесятых годов, прерываемых рекламой, от которой Джокера уже мутило. Он дождался восьми часов и вышел из номера. В городе начали зажигаться огни, в вечернем небе уже виднелись звезды. С Ист-ривер дул пронизывающий ветер, и Джокер, подняв воротник, поглубже засунул руки в карманы куртки.

В том досье, которое полковник дал ему прочесть в Херефорде, имелся последний отчет Пита Мэньона. В поисках Мэтью Бейли Мэньон ошивался вблизи ирландского кабачка под названием «Филбинз», расположенного в Верхнем Ист-сайде. Джокер решил начать с него.

Кабачок «Филбинз» отлично смотрелся бы на какой-нибудь улочке Дублина. Его небольшие окна прикрывались свинцовыми ставнями. Внутрь вела дубовая дверь, за которой находилось узкое прокуренное помещение. Низкий потолок поддерживали деревянные балки. В глубине кабачка стояло несколько столов и расшатанных стульев. Выбор напитков приятно удивил Джокера. Такого обилия видов крепкого ирландского портера и легкого бочкового пива, а также различных сортов виски ему никогда не приходилось видеть. Сама стойка бара простиралась на добрых тридцать футов. Это было мощное сооружение из полированного дерева и меди, низ которого опоясывал толстый медный брус, явно предназначенный для удобства перебравших посетителей. Никаких стульев возле стойки не было. Джокер поставил одну ногу на брус и наклонился к стойке. Свою фетровую шляпу он снял еще при входе и сунул ее в карман. К нему подошел маленький, похожий на эльфа бармен. Вытирая стакан, он спросил Джокера, чего тот желает.

– "Старый ворчун", – ответил Джокер с мягким ирландским акцентом.

– Конечно, мне приходится работать в день святого Патрика, но в целом я на жизнь не жалуюсь, – произнес бармен с кислой миной.

Вытерев стакан, он поставил его в шкафчик за стойкой и лукаво подмигнул Джокеру.

– Вы, наверное, хотите виски «Старый ворчун»?

– Если вас это не затруднит, – ответил Джокер.

Бармен налил в стакан порцию спиртного.

– Двойной, пожалуйста, – попросил Джокер.

Бармен не стал спрашивать, нужен ли лед, а просто поставил стакан и рядом кувшин с водой, сразу поняв, что перед ним настоящий выпивоха. Джокер поблагодарил и расплатился.

– Зовите меня Коротышка, – сказал бармен.

– Я запомню, – отозвался Джокер.

Со стаканом в руке он отошел и сел за столик. На обшитой деревянными панелями стене над его головой висело несколько черно-белых фотографий в рамках, на которых были запечатлены какие-то неизвестные ему боксеры. В баре сидело около десятка посетителей, видимо строители. Одетые в джинсы и теплые куртки, они потягивали портер и разговаривали с явным ирландским акцентом. Попивая виски. Джокер невольно прислушивался к их разговорам, наслаждаясь этим акцентом и мелодичным ритмом речи строителей. Прошло уже почти четыре года, как он покинул Ирландию. Наверняка его речь будет отличаться от речи этих парней, но придуманная для него легенда легко объясняет разницу. По выговору Джокер пытался угадать, откуда эти ребята. Один наверняка из Лондондерри, еще двое с юга. Однако его слух утратил былую остроту. Ему приходилось слышать, что ирландцы способны, услышав чей-то говор, с точностью до двадцати миль определить, из каких мест на их общей родине происходит собеседник.

Неожиданно перед Джокером возникли два подростка. На обоих были зеленые свитера и зеленые шарфы вокруг шеи. Один из них, тот, что был повыше, нес в руке зеленое ведерко. Он протянул его Джокеру, и тот увидел в ведерке монеты и банкноты.

– Не дадите ли что-нибудь на дело? – попросил подросток.

Его выговор, резкий и в нос, говорил о том, что он родом из Белфаста. Такие же агрессивно вздернутые подбородки Джокеру не раз приходилось видеть у многих северо-ирландских подростков-католиков. Эти юнцы пытались с помощью Ирландской республиканской армии запугать местное население. Они были далеки от политики и зачастую не имели никакого представления об идеалах и целях ИРА – знали только, что она хочет выгнать британские войска из Ирландии. Но вступление в эту организацию избавляло от скуки и безнадежности, охватывавших их в очереди за пособием по безработице, и отчасти возвращало чувство самоуважения. Появлялся также шанс присвоить пару монет из собранного «на дело».

Джокер достал кошелек. Вытирая стакан. Коротышка наблюдал за происходящим из-за стойки бара.

– На доллары можно купить патроны для наших славных парней, – сказал второй юнец.

Джокер опустил в ведерко пятидолларовую купюру.