– Да, это я. Как дети?

– У них все в порядке.

Все. Ни вопросов, ни участия, просто – у детей все в порядке, и какого черта ты разбудил меня в такую рань?

– Ты уже встала?

– Гольф, – произнесла она.

Односложный ответ – всегда дурной знак.

– Правда? А с кем играешь?

– С отцом.

Уже два слова, но вовсе не те, которые Говарду хотелось бы услышать.

– Извини, дорогая, – сказал он, и слова эти вырвались помимо его воли. Он не чувствовал ни капли своей вины за тот спор, но он хотел прекратить его, поэтому, если единственный способ – извиниться, то пусть будет так.

– Извиняться не за что, – произнесла она тоном, который означал: как раз есть за что.

– О'кей, я просто хотел сказать тебе, что добрался нормально, вот и все.

– О'кей, – ответила Лиза, как будто его безопасность была последним, что могло бы ее взволновать. – Послушай, мне пора уходить, а у меня еще куча дел. Ты уже знаешь, когда вернешься?

– Максимум через две недели, – произнес он. Она не стала жаловаться, она не задохнулась от гнева, она просто сказала «о'кей» и повесила трубку. Было бы гораздо лучше, подумал Говард, если бы с ним что-нибудь случилось.

Он побрился, принял душ и спустился в холл отеля, где уже ждали О'Доннелл и Клутези.

– Эд говорит, чтобы мы ехали вперед, а он возьмет вторую машину, – сказал О'Доннелл.

По дороге к Белому дому трое мужчин болтали о пустяках, не будучи в курсе, насколько секретные разговоры можно вести при водителе. Для удостоверения личности им прошлось показать свои документы агентов ФБР, и охранник сверил их имена со списком, имевшимся у него в кабине.

Боб Санджер уже сидел за столом, разгребая кучу компьютерных распечаток. Он поздоровался, но не спросил о Малхолланде, поэтому Говард догадался, что шеф ФБР уже звонил. Санджер проводил их в офис, подготовленный для группы из ФБР, и представил полноватой секретарше средних лет по имени Элен, которая должна была работать с ними до конца их командировки. Она была приветлива, услужлива и уже сделала им пропуска в Белый дом, которые они прикрепили к нагрудным карманам своих пиджаков.

Говард оглядел офис и тут же понял, что здесь нет нужного количества телефонных розеток и столов. Он обернулся к Элен, но не успел открыть рот, как она сообщила ему, что уже побывала в соответствующем отделе Белого дома и что оборудование и розетки появятся сегодня же. Говард попросил показать ему, где работают Энди Ким с Риком Палмером, и Элен, приятно улыбнувшись, проводила его на первый этаж к двери из красного дерева.

– Обычно здесь сидят секретари, – сказала она. – Я сама однажды провела восемнадцать месяцев в комнате за этой дверью. Мы называли ее «могилой».

Говард улыбнулся.

– Прекрасно вас понимаю, – сказал он. – Я тоже провел несколько месяцев в местечке с аналогичным названием.

Возле двери Элен покинула его, и, глядя ей вслед, Говард видел, как ее крупные ляжки терлись друг о друга, пока она шла почти что вперевалочку по коридору. И еще долго после того, как она свернула за угол, до него доносился свистящий звук трения нейлона о нейлон.

Говард постучал и вошел в кабинет. Энди Ким действительно был там, он сидел напротив большого цветного дисплея, а рядом стояла Бонни с волосами, собранными в конский хвост. Оба выглядели очень уставшими, и Говард понял, что этой ночью они не спали. В офисе теснилась дюжина столов и стояла большая белая доска, на которой красным и черным было написано несколько фраз на компьютерном языке и комплексных уравнений. Слева от доски располагались две маленькие походные раскладушки. Внимание Энди и Бонни было целиком поглощено экраном компьютера, и лишь когда Говард подошел к ним совсем близко, молодые люди обнаружили его присутствие в комнате.

– Коул! – воскликнула Бонни. – Привет! Энди сказал, вы сейчас придете. – Под ее глазами залегли темные круги, а волосы как будто потускнели. Было совершенно очевидно, что муж ее выдохся куда больше, чем накануне вечером. Энди Ким встал и пожал руку Говарду, но избегал смотреть ему в глаза. Говард почувствовал, что Энди смущен оттого, что дела идут плохо.

– Вы оба выглядите так, что хороший сон вам бы сейчас не повредил, – произнес он.

Бонни помассировала плечи мужу.

– Энди не спит уже третью ночь, – сказала она.

– Я наверняка где-то ошибся, – просипел Энди, опять уставившись в экран. – Наверняка я что-то упустил.

Говард не знал, что сказать. Новость о том, что снайперы планируют свою акцию на ближайшие две недели, явно потрясла Энди, но Говард не хотел показаться снисходительным, уговаривая его не беспокоиться.

– Мы возвращаемся к первому квадрату, – пояснила Бонни. – Сначала проверили все углы и дистанции в модели, затем все места встречи, начиная с сегодняшнего дня.

– Но я уверен, мы впервые сделали все правильно, – произнес Энди.

– Энди, вы должны помнить, что мишенью может быть вовсе не президент. Возможно, вы делаете все правильно, но не по адресу. Другие варианты вы рассматривали? Например, принца Уэльского или британского премьер-министра?

Энди поднял голову.

– Большой разницы нет, но я уверен, что охотятся именно за президентом, – произнес он. – Я это чувствую. И если они своего добьются, это будет моя вина. Я не смогу с этим жить, Коул. Действительно не смогу.

Бонни нервно улыбнулась Говарду, как будто извиняясь за чувствительность своего мужа.

– А вы чем будете заниматься, Коул? – спросила она.

– У нас есть кое-что на снайперов и на людей, которые им помогают. Чтобы найти их, ФБР и Секретная служба работают сообща.

– И каковы шансы? – кисло поинтересовался Энди.

Говард пожал плечами.

– Я надеюсь на лучшее.

– А есть основания? – продолжал давить Энди.

Говард натянуто улыбнулся.

– Не знаю, Энди. Расследование нельзя решить, как уравнение. Слишком много различных факторов, и удача среди них – не последний. Мы можем, условно говоря, о них споткнуться: вдруг террористов привлекут за превышение скорости или один из наших людей выйдет прямо на них. Так что все может быть.

Рядом с компьютером лежала распечатка, и Говард взял ее в руки.

– Это список встреч президента на следующие две недели, – пояснила Бонни.

Говард бегло просмотрел список. Большинство встреч было на Восточном побережье, однако намечалась двухдневная поездка в Лос-Анджелес, кроме того – визиты в Даллас и Чикаго.

– Даллас, – пробормотал он достаточно громко, чтобы Кимы могли расслышать.

– Как я понимаю, основное внимание мы уделили Восточному побережью? – спросила Бонни.

– Извините, я просто подумал вслух, – произнес Говард. – Трудно не вспомнить Даллас, когда размышляешь о покушении на президента. Но имеющиеся у нас сведения указывают на то, что это действительно произойдет на Восточном побережье. – Он вернулся к списку. – Президент действительно очень занятой человек, – в этом никто не сомневается, – и в день у него бывает до двадцати визитов: завтраки, ленчи, церемонии открытий, поездки на фабрики, деятельность по созданию фондов, спортивные мероприятия. – Интересно, подумал Говард, откуда у этого человека еще находится время ездить по стране. – Я и не знал, что он столько перемещается. Мы, похоже, все считаем, что президент день и ночь сидит в Овальном кабинете.

– Да, хотел бы я, чтобы это было так, – сказал Энди Ким. – Но в действительности все обстоит еще хуже, чем в распечатке. – Он пригладил ладонью копну черных волос. – Это не просто разовый прогон программы визита. Скажем, президент должен появиться где-то на заводе. А там он может посетить дюжину разных мест, плюс переходы до них и обратно, и каждый раз нам надо заново пропустить их все через программу. Предположим, он пешком проходит сто футов от машины до входа в отель. Нам надо разбить на точки каждые десять футов и пропустить их через программу. Это значит – десять операций на один проход. Каждый раз, когда президент садится в лимузин или выходит из него, мы прогоняем это через модель. Вы не поверите, насколько здесь все сложно.

– Но все вроде бы получается, – доброжелательно произнесла Бонни.

– Надеюсь, – пробурчал Энди Ким.

Дверь в офис распахнулась, и в комнату стремительно влетел тяжело дышащий человек. На нем были серые шорты, потертые кроссовки и белая футболка, промокшая от пота. Энди Ким глянул через плечо на вошедшего и повернулся обратно к своему компьютеру. Это стремительное вторжение было настолько неожиданным, что Говарду потребовалось несколько секунд, прежде чем он узнал в лицо президента Соединенных Штатов.

– Привет, ребята, вот решил остановиться и посмотреть, как у вас идут дела с этой компьютерной моделью, – сказал он. Среднезападный говорок был настолько узнаваем по тысячам передач теленовостей, что Энди моментально обернулся и уставился на вошедшего изумленным взглядом. Челюсть его отвисла, а руки сползли с клавиатуры. Бонни была поражена не меньше.

Президент закрыл дверь и подошел к чете Ким. На шее у него болталось маленькое полотенце, и он вытер им пот со лба.

– Боб Санджер многого ждет от этого, – произнес он, протягивая руку для приветствия.

Энди Ким уставился на нее, как будто это было заряженное ружье. Только после того как Бонни подтолкнула его в плечо, он встал и пожал руку президенту.

– Энди Ким, – проговорил он дрожащим голосом. Бонни опять пихнула его в плечо. – О, а это моя жена, Бонни.

Бонни тоже пожала протянутую руку.

– Агент Бонни Ким, ФБР, – сказала она, чтобы президент вдруг не подумал, будто она здесь только для моральной поддержки мужа.

– Рад познакомиться с вами, Бонни, – произнес президент и повернулся к Говарду. – А вы Коул Говард из Феникса? – Говард кивнул и получил такое же теплое, крепкое рукопожатие, которое отличалось от обычных президентских пожиманий рук, когда необходимо как можно быстрее лишь слегка прикоснуться к ладоням сотен восторженных поклонников. Рукопожатие президента означало, что он действительно был рад знакомству с Говардом. – Боб рассказал мне о вашей идее со «Стар Треком». Преклоняюсь перед вашей детективной смекалкой, Коул. Просто преклоняюсь.

Он нагнулся и внимательно вгляделся в экран компьютера. Живьем президент выглядел гораздо более худым, чем по телевизору, а волосы его казались темнее. Говард вспомнил слухи, ходившие во время предвыборной президентской кампании, что тот подкрашивает свои волосы в седину, чтобы выглядеть более солидно, и поймал себя на том, что выискивает, не темнеют ли волоски ближе к корням.

– Ну, Энди, почему бы вам не показать мне, на что способна ваша машина? – спросил президент.

Сначала нервничая, но затем все более спокойно Энди Ким показал президенту, как работает компьютерная модель, вызвав на экран несколько интерьеров предстоящих мест посещения и накладывая поверх них три снайперские позиции. Президент задал вполне уместные вопросы, демонстрировавшие его достаточное знакомство с компьютерными системами, и вскоре Энди уже говорил с ним как с равным.

Президент потянулся, выгнув спину, как будто у него там побаливало.

– Скажу честно, Энди, это произвело на меня впечатление. Очень важно показать этим террористам, что нас голыми руками не возьмешь. В любом случае мы не можем допустить, чтобы они диктовали нам свои правила. Саддам попытался это сделать в Кувейте, но мы поставили его на место. И нам надо дать им ясно понять, что президента Соединенных Штатов не запугаешь.

– Вы не собираетесь изменить свой график, сэр? – поинтересовался Говард.

Президент посмотрел Говарду прямо в глаза.

– Ни на йоту. Если я проявлю хоть малейший признак испуга, они победят. Людям типа Саддама Хусейна нельзя показывать свою слабость. Если б я прятался в Белом доме каждый раз, когда меня запугивают... тогда я бы носу из него не мог высунуть, не так ли?

– Конечно, сэр, – согласился Говард, хотя сильно сомневался, что президенту когда-либо грозила опасность, подобная той, которой он подвергался сейчас со стороны Карлоса Шакала и Ирландской республиканской армии.

Президент улыбнулся.

– Ну, ребята, мне надо идти, но я хочу, чтобы вы знали: мне кажется, вы чертовски много работаете. Просто чертовски. – Выходя из офиса, он вытер лицо полотенцем.

Энди Ким посмотрел на свою жену так, словно не верил, что видел все это собственными глазами. Она молча кивнула. Говард потер затылок. Президента, похоже, совершенно не беспокоил тот факт, что один из самых страшных террористов в мире пытается взять его на мушку.

Карлос и Мэри Хеннесси шли вместе вдоль спускающегося вниз газона п0 направлению к серо-голубым водам Чесапикского залива. Небо было голубое и чистое, дувший с востока свежий бриз развевал их волосы и нес с собой резкий соленый запах моря.

– Ты хорошо подобрала дом, Мэри, – произнес Карлос. – Это как раз то, что нам нужно.

– У меня был большой выбор. Рынок жилья до самого Мериленда находится в упадке, поэтому многие домовладельцы предпочитают сдавать дома в аренду, а не продавать их и нести при этом убытки.

Карлос кивнул и разгладил свои широкие черные усы.

– Великая американская капиталистическая система скоро сама себя уничтожит, – произнес он.

– Что такое, Ильич?! – воскликнула Мэри с деланным удивлением. – Я и не знала, что ты так политизирован.

Сузив глаза, Карлос внимательно посмотрел на шедшую с ним рядом женщину. Он находил Мэри Хеннесси проницательной и интеллигентной, ей было присуще множество великолепных качеств, но очень часто его смущало ее чувство юмора, а также ирония и сарказм. Это была очень британская черта характера, даже если произносимые колкости сопровождал веселый ирландский акцент. Он решил, что Мэри шутит, и улыбнулся. Невзирая на род своих занятий, Карлос совсем не был политиком. За время своей карьеры он служил многим хозяевам, принадлежавшим к каким угодно политическим течениям, но никогда не разделял взглядов кого-либо из них. Карлос был чистокровным бизнесменом и признавал только один политический символ – зеленый доллар.

– А как насчет тебя, Мэри Хеннесси, насколько политизирована ты сама?

Брови Мэри нахмурились, словно прозвучавший вопрос ее удивил. Пронзительно кричавшие чайки парили над морем, покрытым белыми барашками волн, а высоко в небе маленький самолетик лег на крыло и полетел по направлению к аэродрому Бейбридж.

– Политизирована? – спросила она скорее у самой себя. – Да, раньше, похоже, была. А теперь я в этом не уверена.

Они дошли до края газона и поглядели вниз на тонкую полоску каменистого пляжа, отделявшую их от воды. Слева деревянный пирс выступал в акваторию залива, словно указующий перст.

– У тебя есть семья? – спросил Карлос. Он знал Мэри Хеннесси уже почти шесть месяцев, но впервые за это время заговорил с ней о чем-то ином, кроме планируемой ими операции. Она все время как бы была окружена барьером, за который он не мог проникнуть, но у него было ощущение, что близость воды вызывает у нее старые воспоминания и немного располагает к откровенности.

– У меня есть сын и дочь, которым уже больше двадцати, – сказала Мэри задумчиво. – Я давно их не видела.

– Понимаю, что ты чувствуешь. Я тоже не видел свою жену и детей уже очень давно.

Она повернулась и посмотрела на него.

– Но ты вернешься к своим детям, Ильич. А я никогда больше не увижу свою семью. Никогда. В этом вся разница.

Мэри спустилась на пляж. На ней была белая полотняная рубашка и бледно-зеленые шорты, и, когда она встала чуть поодаль, Карлос пришел в восхищение от ее фигуры. Трудно было поверить, что она мать двоих самостоятельных взрослых детей, которым уже за двадцать. Он также заметил, что она не носит лифчика, да он ей и не был нужен. Карлос улыбнулся, как только до него дошло, что он глядит на Мэри так же плотоядно, как Ловелл смотрел раньше на Лену Рашид. Карлос никогда не домогался этой активистки из ИРА. Она была прекрасной, сексуальной женщиной и к тому же одним из лучших профессионалов в своем деле из всех, с кем ему приходилось встречаться. Мэри вызывала уважение у любого, кто с ней общался. Кроме того, думал Карлос, если между ним и Мэри что-то произойдет и жена когда-нибудь об этом узнает, она убьет его. Убьет или сделает что-нибудь похуже.

Он двинулся по пляжу вслед за Мэри и скоро догнал ее. Она нагнулась, чтобы поднять камешек, рубашка обтянула ее груди, и Карлос в очередной раз восхитился ею. Она посмотрела вверх лукавым взглядом, и Карлос понял, что попался. Когда Мэри выпрямилась и кинула камешек в волны, он покачал, головой и пошел дальше.

– Мой муж всегда занимался политикой, – сказала она за его спиной. – Он был адвокатом и советником ИРА. Он говорил, что политика – это единственный путь добиться успеха, в то время как насилие будет порождать одну лишь непримиримость. Он только и делал, что говорил, Ильич, и это убило его.

Карлос шел все дальше по пляжу, и Мэри следовала за ним.

– Большую часть своей жизни я была просто женой и матерью, но, когда британские солдаты убили моего брата, все изменилось. Они расстреляли его на Рождество, на глазах жены и детей. Я была там, и на мне была его кровь.

– Твой брат состоял в ИРА? – спросил Карлос.

– Все мужчины нашей семьи в ней состояли. Ты знаешь, какие чувства вызывают у палестинцев еврейские поселения на Западном берегу? Примерно то же самое чувствуют католики по отношению к протестантам в Северной Ирландии. Протестанты не имеют права жить там, это наша страна, но именно они управляют всем на севере Ирландии: распределением работы, полицией, образованием, социальными службами. Католики – граждане второго сорта.

– А вы с мужем пытались что-то изменить?

Мэри поравнялась с Карлосом.

– Он пытался убедить руководство ИРА вести переговоры с британским правительством. Он верил, что Тэтчер, а затем Мэйджор готовы пойти на уступки и что они хотят вывести свои войска из Северной Ирландии.

– Ты, похоже, с этим не согласна.

Мэри пронзительно глянула на него.

– Не согласна. И я не одинока. Пока мой муж пытался остановить разгул насилия, мы посылали своих людей на материк.

Ее глаза горели тем самым огнем, какой он видел в глазах фанатиков любой национальности. Убежденность, что они и только они знают, что для мира лучше всего. Фанатизм, который в дальнейшем привел ее к измене делу своего мужа.

– Я ошибалась, страшно ошибалась, – тихо произнесла Мэри. – Был взорван гражданский самолет. В качестве возмездия британское правительство приказало уничтожить наиболее видных лидеров движения. Включая моего мужа.

Карлос остановился.

– Что такое ты говоришь?

– Они послали против нас десантников, дав им приказ произвести специальные аресты.

– Что это такое?

– Специальный арест – это физическое устранение. Некоторые из наших попали в засаду, другим инсценировали самоубийство или несчастные случаи. Эти спецы хорошо умеют убивать. Настоящие профессионалы. Мой муж был застрелен в машине. Королевская тайная полиция утверждает, что это дело рук протестантских экстремистов – той самой группы, которая убила моего брата. – Мэри вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Они убили людей, которых я любила, Ильич. И теперь мне осталось одно – рассчитаться за них.

Месть, подумал Карлос. Самое сильное из всех побуждений, сильнее даже, чем деньги.

– У нас все получится, Ильич, у нас должно получиться.

Карлос кивнул.

– Знаю. Однако скажу честно, Мэри: я сильно волнуюсь. Трудно предвидеть случайности.

– Спланировано все было отлично, – быстро произнесла она. – Но даже если что-то пойдет не так, мы можем подождать и начать все снова. Главная идея в том, что это именно те самые обстоятельства, которые нам нужны. У нас есть команда, у нас есть оборудование.

– Начать снова – означает еще одну репетицию.

– Ну и что? Мы отрепетируем все еще раз. Вспомни, как ИРА почти прикончила Тэтчер на съезде Консервативной партии в Брайтоне. Мой муж сказал тогда, что нашим врагам должно везти все время, в то время как нам – один раз.

– Конечно же, он был прав. Но после того, как мы столько планировали операцию, я не хотел бы начинать все заново.

Мэри лукаво посмотрела на него.

– Ты скучаешь по своим жене и детям?

– Слишком долго все это тянется, – сказал он. – Именно поэтому я так хочу, чтобы у нас все получилось с первого раза. Тогда я снова смогу жить со своей семьей.

Мэри презрительно фыркнула.

– В этом-то и заключается разница между нами. Если у нас все получится, ты устроишь своей семье безопасный рай. А я никогда не смогу увидеть своих. Я и так уже давно их не видела, но это ничто по сравнению с тем, что мне предстоит.

– Я знаю, знаю, – произнёс Карлос.

Какое-то время они шли молча. Маленький самолетик, практиковавшийся в посадке и взлете на летной полосе «Бейбридж», набрал высоту и повернул обратно на запад, злобно рокоча своим единственным мотором.

– Между Ловеллом и Рашид что-то произошло? – спросила Мэри.

– Произошло? В каком смысле? – не понял Карлос.

Мэри улыбнулась и посмотрела на него, догадываясь, что он хитрит. Глаза у нее были сухие, лишь несколько покрасневшие.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – сказала она.

Карлос засмеялся.

– Американец делал нежелательные наезды, и Лена приняла меры.

– Приняла меры? А что же она сделала? Когда она рядом, Ловелл ведет себя прямо как ошпаренный кот.

– Она позанималась с ним сексом.

Мэри с удивлением посмотрела на Карлоса.

– Позанималась с ним сексом так, что тот теперь от страха потерял чувство юмора?

Карлос старался сохранить спокойное выражение лица.

– Судя по тому, что она рассказала, их встреча была не совсем тем, что можно было бы назвать безопасным сексом, по крайне мере по отношению к нему. – Более Карлос сдерживаться не мог и громко, от души расхохотался, откинув голову назад и обнажив неровные желтоватые зубы. Его смех эхом раскатился по заливу, сливаясь с криками мечущихся чаек.

Патрик Фаррелл-старший подкатил на голубом «линкольн-континентале» около восьми часов и, почесывая свой круглый животик любителя пива, оглядел небеса над аэродромом. Вскоре начали появляться механики, и Джокер услышал громыхание раздвигаемых дверей ангара. Вокруг его головы роились мелкие мошки, и он время от времени равнодушно отмахивался от них.

Джокер поднес к глазам бинокль и осмотрел здание «Фаррелл авиэйшн». В одном из офисов нижнего этажа он заметил Фаррелла, стоявшего у своего стола и говорившего по телефону. Жужжащий звук, куда более громкий, чем писк насекомых, прорезал воздух над его головой. Он посмотрел вверх и через крону дерева заметил одномоторный самолет, идущий на посадку. Тот пролетел над его головой, затем свернул налево, выруливая на травяную полосу, и исчез из поля зрения. Джокер услышал, как изменилось звучание мотора, когда пилот сбросил газ перед посадкой. Джокер опять поднес бинокль к глазам и вновь увидел Фаррелла, все еще говорившего по телефону и глядевшего через окно на прибывший самолет.

Достигнув конца травяной полосы, самолет опять появился в поле зрения Джокера, развернулся и покатил в сторону ангаров. Джокер разглядел фирменный знак «Фаррелл авиэйшн»: зеленый пропеллер, а над ним – ястреб. Головы обоих пилотов скрывали шлемы и солнцезащитные очки, поэтому невозможно было определить, мужчины это или женщины. Наконец самолет замер, сидевшие в нем сняли шлемы и выбрались наружу. Это были мужчины – один длинный, худой, черноволосый, а второй невысокий, с копной неправдоподобно рыжих волос. Пока они шли по направлению к офису «Фаррелл авиэйшн», Джокер сфокусировал бинокль на меньшем. У него перехватило дыхание, когда он узнал Мэтью Бейли, улыбающегося и поигрывающего своим шлемом, словно ничто в мире его не волновало.

Как только Мэри Хеннесси и Карлос вошли в кухню, зазвонил телефон. Мэри взяла трубку, а Карлос открыл холодильник поискать чего-нибудь на завтрак. Он вынул ломоть холодной пиццы и откусил большой кусок, глядя, как хмурится лицо Мэри. Она соглашалась с тем, что говорил звонивший, и рукой показала Карлосу, чтобы тот дал ей чем записать. Он передал шариковую ручку, и, записав на полях первой страницы «Балтимор сан» какой-то адрес, Мэри повесила трубку.

– Неприятности? – спросил Карлос с набитым тестом и томатным соусом ртом.

– Не уверена, – ответила она, отрывая уголок газеты. – Кое-кто хочет встретиться со мной. Прямо сейчас.

– Я пойду с тобой, – сказал Карлос.

– Нет. Я должна идти одна.

Секретарша Рональда Хартмана сообщила по селектору, что в приемной офиса его ждет агент Секретной службы. Секретарша работала на этой должности недавно и явно испытывала трепет перед посетителем, но Хартман давно уже привык иметь дело с людьми, отвечающими за безопасность президента. До переезда в Балтимор он работал в отелях Лос-Анджелеса, Детройта и Бостона, и везде повторялось одно и то же. В «Балтимор сан» Хартман прочитал о предстоящем приезде президента в город и знал, что к нему наверняка заявятся представители Секретной службы за списком гостей и служащих. Он сказал секретарше, чтобы та впустила посетителя.

Вошедший был молодым человеком чуть больше двадцати, атлетического сложения, в темном костюме и с короткой стрижкой. Он улыбнулся, обнажив ровные белые зубы и розовые десны, после чего развернул удостоверение агента Секретной службы. Звали его Тодд Оттерман. Агент начал было рассказывать о президентской поездке в Балтимор, но Хартман движением руки заставил его умолкнуть.

– Я уже знаком с этой процедурой, агент Оттерман. Вам нужен список постояльцев, чтобы сравнить со своим розыскным списком, ведь так?

Оттерман кивнул, благодарный за то, что хозяин отеля знает что к чему.

– За три дня до приезда и один день после? – спросил Хартман.

– Именно так, – произнес Оттерман. Пока Хартман, перегнувшись через конторку, говорил со своей секретаршей по селектору, Оттерман достал из внутреннего кармана пиджака конверт.

Хартман закончил отдавать распоряжения.

– Вы можете получить списки в столе регистрации, там для вас приготовлена распечатка и дискета.

– Хотел бы я, чтобы во всех отелях работали так же четко, как у вас, мистер Хартман, – сказал агент. Он вытряхнул из конверта шесть цветных фотографий и протянул их хозяину. – Еще одно, не узнаете ли вы здесь кого-нибудь?

Хартман просмотрел фотографии. Он обладал хорошей памятью на имена и лица – чрезвычайно важное качество для того, кто хочет чего-нибудь добиться в гостиничном бизнесе. На одном из снимков была изображена светловолосая женщина, а на другом она же, только с черными волосами, в компании трех мужчин несколько моложе ее и одного мужчины средних лет с лысиной и усами, а также остролицей молодой женщины с длинными вьющимися волосами. Хартману понадобилось лишь несколько секунд на каждую фотографию, чтобы быть уверенным в своем ответе. Никого из них ему прежде видеть не доводилось. Он покачал головой и вернул фотографии агенту.

– Извините, нет.

– Вы уверены? – переспросил Оттерман.

– Вполне, – ответил Хартман холодно. При всем желании помочь он не мог спокойно переносить, когда под сомнение ставились его профессиональные качества.

Оттерман встал, пожал руку хозяину, поблагодарил его за помощь и пошел в регистратуру, где какая-то девчушка с блестящими стяжками на зубах и черным именным значком, на котором красовалось имя Шенна, улыбнулась ему и вручила конверт из манильской бумаги. Оттерман заглянул в него, обнаружив внутри компьютерную дискету и рулончик распечатки. Он поблагодарил девчушку и показал фотографии.

– Ну, Шенна, ты видела кого-нибудь из этих людей? – спросил он.

– Вы имеете в виду – среди гостей? – Скобки на ее зубах посверкивали в электрическом свете.

– Среди гостей, в ресторане, на улице, где угодно. Разглядывая снимки, она сощурилась, и Оттерман подумал, не нужны ли девочке очки. Шенна взяла фотографию Мэри Хеннесси. На этом фото она была блондинкой.

– Кажется, я помню ее, – неуверенно произнесла девушка. – Разрешите, я спрошу Арта.

Она пошла к толстому юноше, и они оба уставились на две фотографии женщины. Парень подошел к агенту и представился как Арт Линдер, помощник управляющего.

– По-моему, это миссис Симмонс из Лондона. Она останавливалась у нас на прошлой неделе на несколько дней. – Арт поднял фотографию, где Мэри была блондинкой. – Она точно была блондинкой, но у корней волосы были темные. Она выглядела... на свой возраст.

Оттерман не мог поверить свалившейся на него удаче.

– Подробности сообщить можешь? – спросил он. – Регистрационная карта, детали кредитной карточки, номера телефонов, по которым она звонила, чем занималась?

– Нет проблем, – ответил Линдер. – А что она сделала?

– Боюсь, это закрытая информация, – произнес Оттерман, не склонный выдавать свою неосведомленность. Как и всем остальным агентам, прочесывающим город и собирающим списки постояльцев отелей, чтобы сравнить их с розыскным списком Секретной службы, ему сказали только, что фотографии мужчин и женщин, подлежащих опознанию, были спущены с самых верхов.

Пока Джокер смотрел в бинокль, Мэтью Бейли и Патрик Фаррелл стояли перед зданием «Фаррелл авиэйшн» и в течение получаса оживленно о чем-то разговаривали. В какой-то момент Фаррелл что-то передал Бейли, но Джокер не смог разглядеть – что. Потом Бейли отдал Фарреллу шлемофон, и двое мужчин распрощались.

Джокер поднялся на ноги и побежал к своей машине. Он вскочил внутрь и опустил стекла, чтобы услышать, когда Бейли отъедет от аэродрома. Услышав удаляющийся звук мотора Бейли, Джокер последовал за ним. Ирландец ехал на темно-синем седане, совершенно неприметном в дневном потоке, поэтому Джокеру пришлось держаться к нему ближе, чем хотелось бы.

Бейли направлялся в сторону Балтимора, затем свернул на восток, к Чесапикскому заливу. Джокер всю дорогу держал его в поле зрения, постоянно меняя полосы на шоссе и расстояние от своей добычи, в надежде, что тому так будет труднее его засечь. Сердце Джокера учащенно билось, а руки, лежавшие на руле, потели. Ему хотелось глотнуть виски, но он знал, что пить из горла на скорости 55 миль в час – идея не из лучших. Никогда не знаешь, не окажется ли едущая за тобой машина полицейской без опознавательных знаков.