Глава 20

– Почему бы тебе просто не поехать и не вернуть ее? – Граф нервно расхаживал по библиотеке своего лондонского дома. С отъезда Мэг прошел уже месяц, однако эта тема так и не была закрыта.

Даффид посмотрел на него и поднял бровь, а затем посмотрел в пространство. Нераскрытая книга так и осталась лежать у него на коленях. Лицо Даффида стало заметно темнее и вытянулось, он похудел, а его обычно полные жизни глаза потускнели.

– Послушай, – продолжил граф, – не пора ли тебе прекратить? Это самый ужасный приступ мрачного настроения, который я когда-либо видел у взрослого мужчины. Либо забудь девушку, либо верни ее. Пойми, так дальше продолжаться не может. Эймиас согласен со мной, он был потрясен твоим состоянием, увидев тебя на прошлой неделе.

– Я не виню его. Я тогда пил, а сейчас не пью.

– Да, но ты вообще ничего не делаешь. Даже не знаю, что хуже. Эймиас написал Кристиану, и теперь я получил от него письмо с требованием вмешаться. Виконт Хей перед тем, как позавчера уехать, сказал, что если я не помогу тебе завоевать мисс Шоу, он сам сделает это.

– Забавно, – Даффид мрачно усмехнулся, – виконт Хей дает советы страдающему от безнадежной любви…

– Так ты не отрицаешь этого? – быстро спросил граф, садясь напротив.

Даффид пожал плечами.

– Бог свидетель, у меня есть свои недостатки, но ложь не из их числа.

– Но тогда…

– Почему я не еду завоевывать ее? – Даффид снова усмехнулся. – Я не из тех, кто женится, и в этом все дело. Смешно, правда? Однако признаюсь, она таки нанесла мне запрещенный удар. И все же я не могу пообещать, что буду верен ей всю жизнь, не могу, и все. Я происхожу из рода эгоистичных обманщиков и бродяг, это у меня в крови. Мои мать и отец никого не любили больше, чем самих себя. Как я смогу стать другим, даже если захочу? Я отношусь к любви слишком легко, а значит, не буду ей верен, и это убьет ее. Лучше я отрежу себе руку, чем причиню ей боль. К тому же я никогда не смогу убедить себя, что она сохранит верность мне навечно. Это безумие, но я так чувствую, потому что никогда не видел супружеской верности. Разумеется, Кристиан и Эймиас счастливы со своими женами, но они женаты всего несколько месяцев, а я говорю о годах, даже десятилетиях. Вот почему неуверенность ни на минуту не покидает меня.

– И что же дальше? – Граф в недоумении посмотрел на него.

– Не знаю. – Даффид пожал плечами. – Пусть сейчас я несчастлив, но все могло быть гораздо хуже. Так я могу лишь сожалеть, но с сожалением я справлюсь.

– А она? – тихо спросил граф.

– О, она тоже, разумеется. Это не то, чего я бы хотел для нее, но теперь Мэг в безопасности, накормлена, одета, и ей не так уж плохо без меня. Стоит ли отравлять ее веру и ее любовь. Мэг слишком хороша для меня, так что лучше все оставить как есть.

– Твой любимый поэт считал по-другому.

– «Лучше любить и потерять, чем не любить никогда», – процитировал Даффид. – Да, я потерял ее, так что ничего не поделаешь.

– Неужели ты позволишь прошлому писать твое будущее? Если бы ты так же думал раньше, тебя бы сейчас здесь не было.

Даффид пожал плечами.

– Маргарет Шоу откровенно восхитительна и настолько же умна, – продолжал граф. – Она действовала опрометчиво, это правда, но делала это от отчаяния, и теперь признает это. Девушка скромна, порядочна, она не поддалась даже тебе, когда ты соблазнял ее… А ведь ты многое можешь предложить ей. Ты обладаешь умом, смелостью, твердой волей, и у тебя есть богатство. Я знаю, что сейчас это ничего не значит для тебя, как и для нее, но ты уже на полпути к тому, чтобы быть принятым везде. Твои дети станут частью светского общества, если пожелают. Все препятствия только в твоей голове.

Даффид поднял голову, его глаза горели.

– Господи, Джефф, я всегда боялся реальности и рисковал только потому, что был вынужден. Трусость убила бы меня, а я хотел выжить… и до сих пор хочу. Однако, когда что-то было мне не по силам, я оставлял все как есть.

Джеффри поднял руки, как будто сдаваясь.

– Оставить все как есть? Я бы предпочел этого не делать, но, полагаю, придется. Мне ведь не остается ничего другого, верно? – Он задумался на мгновение, а потом заговорил снова, на этот раз бодрее. – Итак, каковы твои планы? На улице свежо и ясно. Осталось уже немного таких прекрасных дней, с деревьев опадают последние листья. Ты собираешься выходить?

– Да, полагаю, это произойдет очень скоро. Попробую поискать другого моего брата, вольную пташку: у него есть свои недостатки, и он не любит морализировать, как один мой благородный родич. Может быть, немного кочевой жизни – это как раз то, что мне сейчас нужно.

– Хорошо. – Граф рассеянно кивнул. – Но прежде чем ты уйдешь, я должен кое-что тебе сказать: позавчера у меня была гостья, пожелавшая увидеться с тобой. Похоже, она посылала тебе письмо с такой же просьбой, но ты так и не ответил. По крайней мере, ты отказывался встретиться с ней.

Даффид в замешательстве потер лоб.

– Неужели моя мать?

Джеффри кивнул.

– Я так и думал. Вообще-то я написал ей и сообщил, что плохо сделал работу, не смог вернуть ее крестницу. Я также принес ей свои извинения и сожаления. Чего еще она хочет? Чтобы я приполз на коленях и повторил ей это?

– По-моему, дело касалось чего-то другого.

– Другого? – Даффид насторожился.

– Полагаю, да, но о чем конкретно идет речь, она не сказала.

Даффид слегка пошевелился, и граф увидел, что он как-то странно улыбается.

– Что касается ее интереса ко мне, она не проявляла его десятилетиями, и вдруг она встречает меня, восставшего из мертвых, и едва не падает в обморок. Несколько месяцев спустя она просит меня об услуге, а теперь снова посылает за мной. Будьте уверены, дело тут не в материнской любви: просто у нее появилась очередная просьба. Надеюсь, хоть на этот раз я преуспею.

– Ты пытаешься угодить ей, хотя не любишь ее? Признаюсь, я не очень понимаю…

Глаза Даффида наполнились печалью.

– И не поймете, милорд. Вы слишком хороший человек, не то что я. От осины не родятся апельсины. Она выбросила меня, а теперь она нуждается во мне. Я мог бы послать ее к черту, но это слишком просто. Если я докажу, что она выбросила нечто ценное, а потом велю ей убираться к дьяволу, тогда она скорее всего пожалеет о том, что сделала, и поймет, как сильно ошибалась.

– Ах, друг мой, – печально произнес граф. – Если ты сам не знаешь своей ценности, никто другой не сможет доказать ее тебе.

– Возможно, – устало ответил Даффид. – Человек, считающий, что ничего не стоит, никогда не может быть удовлетворен, не так ли? Он не может жить, как все, любить, как все… Только показав ей, как она ошибалась, я смогу вернуть уважение к себе. – Даффид встал и, осторожно положив книгу на стол, вышел из библиотеки.

– Здравствуйте, мама, – произнес Даффид после того, как дворецкий провел его в гостиную. – Вы посылали за мной?

Виконтесса перестала ходить по комнате и подняла голову.

– Да. Пожалуйста, садись. Когда ты расхаживаешь взад-вперед, у меня начинает кружиться голова.

– Такова цыганская кровь. – Даффид опустился на стул и приготовился слушать.

Его мать была вся в голубом; этот цвет очень шел ей. Даффид с любопытством смотрел на нее, гадая, не больна ли она, но, наконец понял, что мать выглядит так, поскольку чувствует себя не совсем уверенно.

– Я хотела поговорить с тобой, – помолчав, сказала она.

– Что ж, как видишь, я здесь. Возможно, моих извинений оказалось недостаточно?

Виконтесса в замешательстве посмотрела на него.

– Я упустил беглянку, это верно; но, полагаю, у нее в дальнейшем не возникнет особых трудностей, если только ее жених не полный болван. Она не одна, и у нее есть деньги, поскольку он взял с собой целую кипу наличных. Тем не менее, я опять подвел вас…

– Опять?

– Я имею в виду второй раз. Первый – это когда я родился.

Виконтесса стала еще бледнее.

– Но мы никогда об этом не разговаривали, – растерянно произнесла она.

Даффид согласно кивнул.

– Разумеется, это моя вина: увидев тебя в прошлом году на балу в обществе графа, я просто не знала, что сказать.

– Ясно.

– Ты мне не веришь? – Она встала и принялась ходить по комнате. – Но я действительно была потрясена; я просто не могла говорить… Кроме того, ты сам не хотел говорить со мной, вот я и начала придумывать поручения для тебя. Мне все равно, преуспел ты в них или нет, я лишь пыталась построить мостик между нами.

Он со скучающим видом посмотрел в окно.

– Считайте, что он построен. Чего еще вы хотите? Я постараюсь угодить вам, если только дело не касается какой-нибудь девчонки, на которой вы хотите меня женить. Наверное, это идет от отца…

Виконтесса остановилась и внимательно посмотрела на сына.

– Знаешь, а ведь ты в чем-то очень похож на него, но, разумеется, не во всем. Твой отец был весельчак, он всегда смеялся; меня в нем привлекала именно эта аура беззаботности. Ну а ты вечно мрачный, серьезный. В тебе есть много скрытого, чего я не могу разгадать.

– Невозможно было стать беззаботным после того, как вы оставили меня один на один с вашим веселым цыганом, – произнес Даффид нарочито любезно. – Странно, однако: насколько я помню, он не был очень уж веселым человеком, и больше любил бить, чем смеяться. А еще трудно научиться радоваться в ньюгейтской тюрьме, 'мама, или когда тебя запирают в трюме корабля, плывущего из Англии. У каторжников в Ботани-Бей тоже нет поводов для веселья. Теперь вы хотите, чтобы я больше улыбался, в этом все дело? Неужели вы попросили меня прибыть сюда только за этим?

– Но я вовсе не собиралась бросать тебя! – вскричала виконтесса.

Даффид замер, потом улыбнулся.

– Так вы что, хотите извиниться? Что ж, хоть и поздновато, но почему бы нет? Извинения приняты. Теперь – все?

– Даффид, – в отчаянии произнесла виконтесса, – в ночь, когда я сбежала от твоего отца, я собиралась забрать тебя с собой, но тебе было всего несколько недель, и у тебя открылась лихорадка. Ты кричал, едва кто-то прикасался к тебе. Твоя бабка, Кея, убедила меня, что мне не стоит даже пытаться, а твой отец был пьян; он заснул и не просыпался, даже когда ты плакал. У Кеи нашлись дальние родственники – их табор как раз проходил мимо, и они согласились взять меня с собой. Я обещала Кее, что вернусь, и действительно собиралась это сделать, но к тому моменту, когда я смогла послать за тобой, вы все уже уехали, и потом я так и не смогла найти тебя.

Улыбка исчезла с лица Даффида.

– Возможно, так все и было, но… Чего еще вы от меня хотите, мадам?

– Ты так ничего и не понял, – с горечью сказала виконтесса. – Да, я сбежала с цыганом – но только потому, что он был всем, чем мой муж не был; к тому же тогда я была глупым, избалованным и самонадеянным ребенком. Но я не искала приключений, а искала только одобрения и любви Моего мужа выбрали для меня родители; он оказался неплохим человеком, но был замкнутым, гордым, и холодным, таким холодным, что я замерзала в его объятиях. Его не интересовали женщины, и он не желал получить от меня ничего, кроме наследника. Как только это случилось, муж уехал в Лондон, оставив меня одну в загородном поместье, а ведь я тогда ничего не знала о жизни! Я вышла замуж очень молодой, и девочкой меня называли бриллиантом. Я привыкла к лести и флирту. Когда муж, по сути, бросил меня, я стала искать способ отомстить. Как-то твой отец шел, насвистывая, по дороге на деревенскую ярмарку – это недалеко от нашего поместья. Он польстил мне, заставив меня почувствовать, насколько я прекрасна и желанна. Я ускользнула из дома ночью и танцевала с ним по росе, а когда настало утро, порхала с ним в солнечных лучах. Вернувшись, мой муж заявил, что ему нужен еще один наследник. В ту же ночь я сослалась на головную боль, а в следующую сбежала с твоим отцом. – Лицо виконтессы ожило, и Даффид на мгновение увидел в ней ту самую девушку, какой она была когда-то.

– Когда твой отец привез меня к Кее, он больше всего был доволен тем, что ему удалось украсть жену у дворянина. Он похвалялся этим каждый раз, когда напивался, что бывало довольно часто. Скоро он устал от меня, как и я от него. Этот человек был не так уж весел, когда раздражался, а раздражался он легко, особенно когда пил. К тому же он начал распускать руки.

– Мне ли этого не знать, – пробормотал Даффид.

– Прежде меня никогда не били, и я не могла позволить этого. Поскольку муж сохранил мое отсутствие в тайне, так как не мог допустить такого пятна на своем имени, я легко могла вернуться к нему. Развод стал бы скандалом, а ему все еще был нужен второй наследник. Но тут возникла одна проблема.

– Или, вернее, ее приближение.

Виконтесса кивнула.

– Я не могла вернуться с ребенком в животе, да еще от другого мужчины. – Она отвернулась. – Снадобья Кеи уже не могли исправить положение. Тогда я решила остаться и вернуться домой после твоего рождения.

Даффид усмехнулся.

– Неужели вы рассчитывали вернуться к мужу и, показав ему прелестного младенца, смотреть, как растает его сердце?

– Не смешно, – отрезала виконтесса. – Я собиралась поместить тебя в приличную фермерскую семью и платить за твое воспитание.

– Какая прелесть! Из меня мог выйти такой хороший молотильщик! Жаль, не повезло. А все из-за того, что вы не смогли найти меня. Да, старый лис хорошо умел заметать следы, в это я верю. Но теперь-то какое это имеет значение?

– Как ты не поймешь! Я была эгоистичной девчонкой, холодной женой, никудышной матерью, но все же не потеряла человеческие чувства. Мне нужно, чтобы ты знал это. Я продолжала разыскивать тебя, и…

– И нашли. – Даффид поднялся. – Что теперь?

– Мне понадобилась вся моя храбрость, чтобы позвать тебя сюда и рассказать тебе все. Понимаю, ты не веришь мне, но больше мне нечего сказать. – Она отвернулась.

С минуту Даффид смотрел на красивую, холодную женщину, которая подарила ему жизнь, а потом бросила. Она была права. С него достаточно.

Он шагнул к двери.

– Даффид, – неожиданно окликнула его виконтесса. Он повернул голову и увидел, что мать протягивает ему кожаный портфель.

– Возьми, просмотри это на досуге, большего я не прошу. К счастью, вы с Лиландом понравились друг другу, а он хорошо разбирается в людях. Жаль лишь, что Лиланд – копия отца, и поэтому я так никогда и не смогла сблизиться с ним. Увы, я всегда была несчастна в отношениях с мужчинами.

Даффид, не глядя, взял пухлый портфель, сунул его под мышку и поклонился.

– До свидания, миледи, – сказал он и быстро вышел.

Прошло много часов, прежде чем Даффид смог заставить себя открыть портфель; но прежде он отнес его в свою комнату, положил на стол и долго разглядывал. Наконец, подбодрив себя стаканом спиртного, он открыл портфель.

Внутри лежали связки старых бумаг; некоторые пачки были перевязаны лентой, другие – веревкой. Вынув бумаги, Даффид начал читать. Перед его глазами замелькали многочисленные отчеты сыщиков с Боу-стрит, приходившие в течение многих лет и сообщавшие, что цыгана, известного как Джонни Рейнард, нигде не могут найти, так же как его мать и сына. К ним прилагалось множество отчетов от частных сыщиков.

В конце концов, Даффид нашел пожелтевшее письмо с Боу-стрит, сообщавшее, что мальчик по имени Даффид наконец найден и что он находится в Ньюгейтской тюрьме, ожидая повешения за кражу фунтовой банкноты.

Следующий документ Даффиду было труднее всего прочитать из-за слез, бежавших по его лицу. Это оказалась расписка в получении огромной суммы наличными, уплаченной за то, что цыганский мальчик Даффид будет сослан на каторгу вместе с другим мальчиком, Эймиасом, что его приговорят к заключению вместо повешения.

Рука Даффида задрожала, и он отложил письмо. Прежде он полагал, что какой-то дальний родственник будущего графа организовал смягчение наказания Джеффри и его сыну в виде замены казни ссылкой. Оставалось только удивляться, как небольших денег, оставленных Джеффри, хватило на взятки, необходимые, чтобы купить такой же приговор еще для двоих. Теперь Даффид знал – это его мать выкупила их.

Откинувшись в кресле, Даффид уставился невидящими глазами в ночь. Конечно, хотя это спасло ему жизнь, мать могла бы сделать больше, но какое это теперь имело значение! Он взрослый мужчина, его жизнь определена. И все же где-то в самых дальних глубинах сердца он почувствовал тепло.

Леди, которая родила его, оказалась холодной, эгоистичной, неспособной любить еще кого-то, кроме себя самой, но по крайней мере она не оставила его, как змея оставляет в песке свои яйца: оказывается, ей все же не было безразлично, жив он или умер.

Пусть это было немного, но все же больше, чем он когда-либо имел.

Глава 21

На дороге по пути в деревню Мэг не встретила ни души; это даже трудно было назвать дорогой – так, тропинка с претензией. Мэг улыбнулась отличному каламбуру, но ее улыбка тут же померкла, когда она вспомнила о конечном пункте своей прогулки.

Деревья стояли голые, живые изгороди побурели, осень постепенно уступала место зиме. Вот и с ней происходит то же самое, печально подумала Мэг. Ее надежды увядали, и в сердце тоже наступала зима, подготавливая ее к длинным холодным дням оставшейся жизни. Теперь уже она не поднимала голову на каждую птичью трель, гадая, не он ли это идет, насвистывая, по дороге, как делала, только что приехав сюда. Разумеется, это было глупо: ей даже не было известно, умеет ли он свистеть, и все же временами она продолжала думать, что это он приехал увидеть ее, а не ветер стучит в дверь в беспокойную ночь, или воображать, что треск ставней на окнах ее спальни означает, что Даффид, словно Ромео, карабкается в ее комнату посреди ночи. Это был очаровательный образ, драматичный и так подходивший ему, но она, конечно, знала, что все это чепуха. Проблема состояла в том, что Мэг ничего не могла с собой поделать; для нее это было так же невозможно, как остановить собственное сердце.

Она произнесла отличную прощальную речь перед Даффидом и графом и гордилась этим. Не вина Даффида, что он поверил всему сказанному; к тому же Мэг действительно приобрела больше уверенности в себе после участия в столь безумной авантюре. Именно эта уверенность помогла ей выдерживать неодобрение теток и сохранять достоинство, что, в свою очередь, произвело на них впечатление: убедившись, что Мэг смирилась со своей судьбой, они перестали бранить ее.

Но Господи, как же она скучала по Даффиду! Пусть он ушел из ее жизни, однако когда ветер дул с востока, ей мерещился в нем дым дальних костров. Тогда она думала о нем. Ей вспоминались его остроумие, его прикосновения, его поцелуи и его смех. Она вспоминала о них ночью, в одиночестве, и в самые неподходящие дневные часы. Впрочем, есть ли подходящие часы, чтобы мечтать о том, чего никогда больше не случится…

К величайшему удивлению Мэг, через некоторое время после ее возвращения у них появился новый сосед, который стал являться к ним с визитами. Джордж Флетчер – вдовец с двумя детьми, – подолгу сидел в гостиной по вечерам, пил с тетками чай и обсуждал с ними погоду и виды на урожай. По мнению Мэг, он мог стать отличным мужем для любой из этих почтенных дам, но сама она о нем даже не думала.

Мэг не скучала по длинным дорогам, которые проехала с Даффидом, и не тосковала по Лондону; ей нравилась спокойная красота деревни. Если бы только она не была здесь одна! Увы, жизнь не предоставила ей выбора.