Бриджет снова заколебалась. От волнения у нее пересохло во рту и задрожали руки. Она тоже знала Эйвена, была готова поклясться, что знает. Но леди говорила так убедительно!
— Я могу сказать вам, что будет в той записке, — продолжала Элиза. — Он будет каяться и в тысячный раз просить прощения, но заплатит вам гораздо меньше. Помяните мое слово! Конечно, какую-то компенсацию вы получите. Как-никак вы его ублажали. Но я приложу все усилия, чтобы вы оказались на улице и умерли с голоду. Так что не советую вам дальше водить меня за нос! Поняли? Пока у вас еще есть шанс. Берите карету и немедленно убирайтесь из нашего дома! Иначе я не ручаюсь за последствия.
— Не пугайте, — сказала Бриджет, — я не боюсь никаких последствий. Я остаюсь, что бы вы ни говорили и какие бы клочки бумаги ни показывали. Они ничего не доказывают. Я буду ждать Эйвена. Пусть он сам скажет. Он не станет мне лгать. Он…
Бриджет не успела договорить, потому что в этот момент Бетси потянула ее за юбку и показала пальцем вниз.
— Прекрасно! — разгневанно вскричала леди. Она потянулась к висевшему рядом шнуру колокольчика, чтобы вызвать слуг, но ее рука замерла на полпути.
Леди Элиза обернулась посмотреть, что так внимательно разглядывали Бриджет и ее спутницы. В единственном месте, где еще оставался кусочек тени, стояли трое высоких мужчин. Один из них, воинственно сжав кулаки, выступил вперед.
— Эйвен?! — радостно закричала Бриджет. Он был здесь! И рядом его рыжеволосый друг. И кузен тоже. Да, это был Эйвен!
Бриджет сделала шаг и остановилась, потому что он стоял прямо и неподвижно. Его глаза были устремлены на леди, а та смотрела на него. И улыбалась.
— Эйвен, ты ли это?! — воскликнула Элиза. — Бог мой! Тебя не узнать, — продолжала она приторным голосом. — Ты изменился и, надо сказать, к лучшему.
— Элиза… — сурово произнес Эйвен.
Бриджет почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах.
— Да, — улыбаясь, ответила леди. — Это я. Как видишь, вернулась. Только не с того света, как подумала… эта особа. Она говорит, ты сказал ей, что я умерла.
Бриджет не могла понять выражения его лица. Собственно, оно ничего не выражало.
Виконт не ответил. Он по-прежнему не сводил глаз с женщины в белом.
— Эйвен! — повторила Бриджет.
Ее лицо побледнело, а сердце билось так сильно, что она едва слышала собственный голос. Лгал он ей или нет? Задать этот вопрос значило бы перечеркнуть все, что до сих пор существовало между ними. Видя мужественное, такое дорогое ей лицо, ощущая силу от одного его присутствия, Бриджет не могла сомневаться в нем или себе. Оставалось только одно предположение — ее ввели в заблуждение, я не по воле Эйвена. Она заставила себя собраться с силами, чтобы выяснить то, что ей надлежало знать, и постаралась сделать так, чтобы не обидеть любимого.
— Эйвен, эта леди говорит, что ты женился на ней.
Виконт наконец оторвал взгляд от Элизы и посмотрел на Бриджет. Она увидела его напряженное лицо и глаза, в которых застыла боль.
— Да, — медленно, с усилием произнес ом, хотя голос его прозвучал громко и отчетливо.
Леди засмеялась. Бриджет покачнулась и, наверное, упала бы, если б рядом не стояла Джилли и если б в ту же секунду Эйвен не обнял ее сильными руками за плечи.
Он заглянул ей в глаза и увидел растерянность и боль, причиненную предательством. Бриджет подняла руку и слегка коснулась его лица, словно желая убедиться, что это он. Эйвен выглядел встревоженным и из-за этого казался моложе и ранимее. Таким беспомощным, с воспаленными, больными глазами человека, прошедшего длинный трудный путь и безумно уставшего от жизни, она его еще не видела.
— Ты женился на ней? — прошептала Бриджет, надеясь, что ослышалась. Эйвен кивнул.
— Значит, она твоя жена? — в тревоге, повторила Бриджет.
— Нет, — ответил виконт грустно, но твердо. — Нет, милая. Она мне не жена.
Глава 20
— Ты женился на этой леди, но она не твоя жена? — с несчастным видом бормотала Бриджет, пытаясь найти в его глазах хоть какое-то объяснение столь; невразумительному ответу. — О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю. Какая-то бессмыслица!
— Да нет, — сердито пробурчал Эйвен, — наоборот, все слишком хорошо продумано. Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Он почувствовал, как вздрогнули и съежились ее хрупкие плечи. Его руки обвились еще крепче и начали мягко укачивать Бриджет, унимая тревогу от пережитого потрясения.
— Милая, это я не тебе. Это я ее спрашиваю. С тобой и так все ясно, — тихо сказал он взволнованным голосом. — Я слышал ваш разговор. Спасибо, родная, что ждала. А то уж я подумал, ты потеряла веру в меня… Я спрашиваю тебя, что ты здесь делаешь? — Виконт перевел на Элизу сверкающие гневом глаза.
— А ты как думаешь? — вызывающе спросила она, хотя голос ее звучал уже не так уверенно.
— Я надеялся, что больше никогда не увижу тебя. Одному Богу известно, как мне неприятно тебя видеть! Ведь ты знала, что я не хочу иметь с тобой никаких дел. Все эти годы я не отвечал на твои письма, даже не распечатывал их. Они все у моего адвоката. Я был уверен, что ты больше не появишься в Англии. Зачем ты приехала? Что за сумасшедшая выходка?
Леди Элиза вскинула голову, как от пощечины.
— Я хотела поговорить с тобой! — резко сказала она, но уже в следующую секунду сделалась кроткой овечкой. — Хорошего же ты обо мне мнения! Неужели ты считаешь меня безжалостным чудовищем? Я услышала, что твой отец при смерти. Конечно, я должна была приехать, чего бы мне это ни стоило.
Бриджет видела, как кровь отхлынула от загорелого лица Эйвена и оно сразу приобрело болезненную желтизну.
— Ты прав, жизнь у нас не сложилась, — продолжала Элиза, — но какие-то чувства остались. Я всегда понимала, что для тебя значил отец, и мне казалось, сейчас тебе нужны поддержка, доброе слово. Я не ожидала, что у тебя такие превратные представления, — с укором добавила она. — Ты должен бы знать меня лучше, Эйвен.
— Куда уж лучше! Когда ты вернулась? Я слышал, ты была во Франции… потом уехала в Италию. Или ты давно приехала и где-то скрывалась?
— О нет! Я действительно жила за границей. Война сильно осложнила положение, но не безнадежно. У нас были друзья на той и другой стороне. Жили как могли. И вот, как видишь, выжили. — Она пожала плечами, будто ее сияющий вид и дорогие наряды ни о чем не говорили. — Я приехала сюда только из-за тебя. Я получила письмо от Жоржетт Холидей. Помнишь ее? Моя старая подруга и единственный человек, не бросивший меня. Она написала, что граф на смертном одре. Естественно, я тут же собрала вещи и поехала к тебе, хотела утешить тебя и сделать все, что в моих силах. Об опасности я даже не думала. Я знала, что ты не распечатываешь моих писем. Но это не важно. Какая помощь от слов на бумаге? Три недели я пыталась разыскать тебя, вернее, мои слуги занимались этим. Но им сказали, что ты уехал к отцу. Я могла бы поехать к нему и дождаться тебя там, но, согласись, это не лучшее место для встречи. Поскольку мне не хотелось, чтобы меня видели в Лондоне, я остановилась в гостинице по дороге и послала слуг выяснить, когда ты вернешься. Наконец я узнала, что ты здесь, и поехала сюда.
— Понятно! — Эйвен кивнул и медленно отпустил Бриджет. Его темные брови сошлись у переносицы. — Элиза, сейчас мы поговорим, а затем ты уйдешь, уедешь отсюда так же быстро, как ты хотела спровадить Бриджет. Это было очень грубо сработано. Грубо даже для тебя.
— Я хотела сделать для тебя еще одно доброе дело, — оправдывалась Элиза. — Она сказала, что ты женился на ней. Я знала, что этого не могло быть.
Эйвен неожиданно запрокинул голову и захохотал во все горло. Веселье в такой неподходящий момент? Все были изумлены. Похоже, Эйвен не притворялся.
— Ох, Элиза, Элиза! Время тебя не берет! Ты нисколько не изменилась.
— Послушайте! — низким грубым голосом вмешалась Джилли. — Чему вы так радуетесь? Говорите прямо, жена она вам или нет? — Джилли показала палацем на Элизу. — А этот хмырь с кислой физиономией — ваш сын… — Заместив изумление товарищей Эйвена, она запнулась и добавила под конец: — …ваша светлость?
— Джилли, ты, как всегда, бьешь в самую точку! — весело заметил Эйвен. — Нет, он не мой сын. И Элиза не моя жена. Моя жена — наш общий друг, вернее, твой друг. Моя жена — Бриджет, виконтесса Синклер. Да, да, Элиза, — сказал он, вида, как та вздрогнула от его слов. — Ты не ослышалась. Пока она не графиня Синклер. И Бог даст, еще не скоро ею станет. Мой отец жив, он поправился. Полностью. Ты удивлена? Вероятно, в спешке ты забыла выяснить, умер он или нет.
Леди словно окаменела. Казалось, в ней не осталось ничего живого, кроме бегающих синих глаз.
— Да, Элиза, — сурово повторил Эйвен, — ты осталась такой, какой я тебя запомнил. Не нужно притворяться. Пойдем. Мы должны поговорить.
Он жестом велел ей пройти в гостиную. Элиза не спеша спустилась по лестнице, и утреннем платье с длинным шлейфом она напоминала королеву или невесту, шествующую среди притихших прихожан в фате.
Эйвен взял холодную руку Бриджет и хотел повести ее за Элизой, но Бриджет не двинулась, подняв на него серьезные серые глаза. Он порывисто схватил ее за руки и собрался что-то сказать, но сообразил, что Джилли и Бетси, Рейф и Драм смотрят на него.
Элиза обернулась и, заметив процессию, запротестовала:
— Это ни к чему, Эйвен! Зачем же всех посвящать в наши дела?
Он оглянулся на возглавляемое им маленькое шествие.
— Ты права, всех действительно посвящать не надо. Драм и Рейф уже и так все знают. Бриджет сам Бог велел знать. А что касается детей…
Эйвен посмотрел на Джилли, но та, не замедлила наградить его таким взглядом, что у него язык не повернулся продолжить.
— Прощу прощения, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — Я не имел в виду тебя. Естественно, тебе в любом случае все станет известно. А вот нужно ли брать с собой малышку…
Джилли передернула плечами.
— Да она знает в десять раз больше меня!: Люди забывают, что у детей тоже есть, глаза и уши.
Эйвен добродушно улыбнулся:
— Я не сомневаюсь. Ну что ж, пусть идет вместе с нами. Почему бы и нет? В конце концов, чем больше гласности, тем меньше шансов, что подобное снова повторится.
— Я плохо представляю, — начала было Элиза, но виконт одернул ее:
— Не возмущайся! Не я: нарушил уговор. Знал лишь Рейф, потому что я доверяю ему, как самому себе. Кузен узнал только что. Ведь, кроме нескольких доверенных лиц с обеих сторон, других посвященных не было. Я держал слово, но, как оказалось, напрасно. Хранить тайну — дело неблагодарное. В руках непорядочных людей секрет может превратиться в оружие против тебя же.
— Эйвен! — вскричала Элиза. — Я ничего не делала во вред тебе!
— Возможно. Ты только хотела извлечь выгоду для себя. И почему-то при этом всегда причиняла зло другим. Странное совпадение, не правда ли?
Гости сели и тихо ждали начала разговора. Элиза с высоко поднятой головой заняла небольшое золоченое кресло у камина. Эйвен прохаживался перед ней.
Бриджет снова обратила внимание на его изнуренный вид. Его темные волосы были спутаны, сквозь загар проступала нездоровая бледность. Он был с ног до головы в дорожной пыли. Мужчина в грязных ботфортах, несвежей сорочке, со сбившимся шейным платком не имел ничего общего с тем аристократом, который подошел к ней на балу. Сейчас виконт выглядел более грозным, но и более отчаявшимся.
Однако по-прежнему поражала сила этого человека. Достаточно было ему появиться, как дом сразу заполнился людьми. Эйвен собрал их всех ради Бриджет, хотя в данный момент держался с ней словно посторонний. С той минуты как он вошел в эту комнату, он не обращал внимания ни на кого, кроме Элизы. Бриджет положила на колени крепко стиснутые руки, чтобы не протянуть их к нему. Но Эйвен ни на кого не глядел.
Бриджет посмотрела на леди Элизу. Гордая и бледная, та тоже не сводила с Эйвена блестящих синих глаз. «Разве Может его занимать какая-нибудь женщина, — с грустью подумала Бриджет, — если к нему из-за моря приехала эта сказочная принцесса? Леди, которая была замужем за ним, но не являлась его женой. Разве такое возможно?» Этого Бриджет не понимала. И вдруг сердце защемило от страха, что может выясниться какая-то неизвестная ей правда.
На фоне широкого окна четко вырисовывались силуэты двух джентльменов, приехавших вместе с Эйвеном. Мужчины молча наблюдали и ждали. Бетси и Джилли, разместившиеся вдвоем в глубоком кресле, сидели, едва дыша, боясь, как бы их не попросили удалиться.
Бриджет, одолеваемая страстным желанием, следила за Эйвеном. Она презирала себя за эту слабость. Сейчас нужно быть как никогда собранной и решительной, с холодным сердцем и ясной головой, потому что от предстоящего разговора зависело ее будущее. Однако Бриджет твердо знала одно: как бы она ни любила Эйвена, если выяснится, что любимый предал ее, она поднимется и уйдет без оглядки. Поэтому она хотела досыта наглядеться на него, если… если выяснится, что он все-таки обманул ее.
Эйвен изучал причудливый узор на персидском ковре под ногами и покачивал головой.
— Вроде все предельно ясно, — неожиданно сказал он, — и в то же время ужасно глупо. Хуже всего, что я не сумел предотвратить эту нелепую ситуацию. Впрочем, мог, если бы подумал заблаговременно. Не надо было обещать хранить эту чертову тайну! Пожалуй, единственное, в чем я ошибся… Хотя нет, — с горечью добавил он, — не совсем так. Промах, непростительный для мужчины, не относится к неопытному юноше. Я никогда не лгал тебе, — сказал он, поднимая глаза на Бриджет. — Поверь, я обманывал не тебя, а самого себя. Я дал слово хранить секрет, но забыл, что это было слово мальчика. Почему я делал это? Наверное, потому, что у меня не было выбора. Есть только один; способ сохранить секрет — это забыть его. И я забыл. Но после твоего появления вспомнил. Понимаю, это слабое оправдание, но я собирался рассказать тебе правду.
Элиза разразилась пронзительным хохотом.
— Как бы не так! Это я собиралась рассказать ей правду. Да, я! Действительно, ты сильно изменился, Эйвен. Мальчик, которого я знала, был по крайней мере честен… чересчур честен!
— «Чересчур» не подходит к такому понятию, как честность, — ответил Эйвен, не оборачиваясь к Элизе. — Дело в том, что я был молод, так же как и она. Тогда ни для меня, ни для нее вообще не стоял вопрос о честности. Просто я не вполне понимал и даже слегка недоумевал, почему такая очаровательная девушка из всех предпочла именно меня? Почему ей захотелось выйти за меня замуж?
— Что ж тут удивительного?! — воскликнул Драм, но Эйвен сделал ему знак помолчать.
— Погоди, Драм. Сейчас поймешь. Да, возраст позволял мне жениться, но мой ум был еще незрел. Сказалась моя затворническая жизнь. Ребенком я долгое время обучался дома. Поэтому у меня не было возможности общаться с более искушенными сверстниками. Позже я стал учиться в школе. У меня сложились прекрасные отношения с товарищами, но я совершенно терялся в обществе девушек. Ты не догадывался об этом. Драм! — Он посмотрел задумчивым, невидящим взглядом в окно. — Сейчас мне стыдно в этом признаваться, но это было так. Тогда я был очень…
Эйвен запнулся, обвел глазами компанию, зачарованно слушавшую его рассказ, и рассмеялся.
— Да, как вы уже, наверное, поняли, — продолжал он с лукавым выражением лица и издевательскими нотками, так знакомыми Бриджет, — я был очень стеснительным юношей. Судите сами. Когда я танцевал с хорошенькой девушкой, у меня выступала испарина. Я начинал спотыкаться, потому что ноги не слушались меня. Когда я пытался говорить, у меня заплетался язык.
Эйвен косноязычный? Неуклюжий и неловкий? Эйвен смущался в присутствии девушек? Бриджет, как ни старалась, не могла вообразить что-нибудь, даже отдаленно похожее на это.
— Можете себе представить, — вздохнув, продолжил он, — что было со мной, когда отец познакомил меня с Элизой. Ох, как же давно это было! Я онемел и стоял как истукан. Элиза была красива, общительна, весела, остроумна. В тот сезон она имела головокружительный успех! У нее не было отбоя от кавалеров. Ее нарасхват приглашали танцевать. Но она снизошла до меня, и я начал ухаживать за ней. Воображаю, как я выглядел в ту пору! Заикающийся философствующий поклонник, часами рассказывающий какую-то заумь. Однако она слушала мои бессвязные рассуждения.
— Чушь! — не выдержав, крикнул Драм. — В ту пору я восхищался тобой, Эйвен. И не только я. Все восторгались твоим умом и начитанностью. Тебя уважали за справедливость, воспитанность и деликатность. Мы завидовали твоим манерам. Ты был образцом джентльмена. А твои успехи в спорте! Взять хотя бы бокс. А как ты лихо ездил верхом! И как только ты не сломал себе шею на скачках!
— Наездником, возможно, я был неплохим, но фехтовальщиком неважным, — с нотками сожаления заметил Эйвен и тихо засмеялся. — Во всяком случае, в школе. Этому искусству я выучился позже. А тогда я избегал спортивных сборищ, потому что на них всегда присутствовали девушки, приводившие меня в трепет и ужас. Приятный ужас, как ты понимаешь. Я питал к ним исключительно возвышенные чувства. Если помнишь, после тех матчей я никогда не ходил с друзьями развлекаться. Хотя среди девушек были и доступные.
— Верно, ты всегда был разборчив, — сказал Драм. — За это тебя тоже уважали.
— Просто я был лопоухим юнцом, жившим в мире иллюзий. Я сторонился продажных женщин, потому что воспринимал их ремесло как насмешку над тем, что меня восхищало в леди. Мне нравились истинные леди. О, как я их боготворил! Позже я утратил все романтические чувства, когда столкнулся с ними вплотную. Но тогда я считал их высшим творением природы, и леди Элиза была для меня живым воплощением идеала.
Бриджет закусила губу.
— Да, я помню, — промурлыкала Элиза. — Неужели ты думаешь, что я забыла об этом? — Она украдкой взглянула на Бриджет и добавила: — Ведь ты же любил меня.
— Не любил, а был зачарован, — уточнил Эйвен. Бриджет удивленно раскрыла глаза. Внезапно ее захлестнула такая боль, о существовании которой она и не подозревала.
— Между этими чувствами есть различие, — продолжал Эйвен, пристально глядя на Бриджет. — Да, есть. Но я понял это только недавно. Впрочем, пора прекратить играть словами, — сурово сказал он и отвел взгляд, будучи не в состоянии видеть дольше ее удивление и тревогу.
Он сделал круг по ковру, пытаясь успокоиться, и снова заговорил, на сей раз не обращаясь ни к кому конкретно:
— В общем, я понял, что очаровательная Элиза не просто хотела выйти за меня замуж, а прямо-таки жаждала. Мой отец пришел в неописуемый восторг. Обе стороны решили, что это прекрасная партия, и приступили к делу. Все произошло так быстро, что можно только диву даваться. Оказывается, в этом была необходимость. Какой же я все-таки был идиот! Мне льстило ее нетерпение. Я возгордился и уверовал в собственную значимость. Вскоре я желал этого знаменательного события так же страстно, как и она.
Бриджет прикрыла глаза, представив ту брачную ночь. Красивые мужчина и женщина — аристократы до мозга костей, изысканные, элегантные, созданные друг для друга — охваченные страстью, слились в объятиях…
Бриджет никогда не позволяла себе рисовать в воображении подобные картины, ни разу за многие ночи одиночества в своей постели. Но сейчас позволила и никак не могла остановиться.
— Больше сотни приглашенных, — мечтательно сказала Элиза. — Ты тоже был, Драммонд. Помнишь? Мы обвенчались в мае. Повсюду стояли цветы. Весь будуар был заполнен розами. И вместе с ними ландыши, душистые фиалки и таволга. Все говорили, что это необыкновенно изящное сочетание садовых цветов с полевыми. И вообще бракосочетание прошло превосходно. А какое было угощение и какие гости! Собрались сливки общества. Сотни…
— Да, сотни гостей, — согласился Эйвен, — и только двое, ты и я, в первую брачную ночь. Это ты тоже помнишь?
Бриджет замерла. Элиза замолкла и, опустив глаза на руки, вдруг принялась изучать свои ногти.
— Зато я очень хорошо помню. Ты вдруг сразу как-то скисла. Ну, я подумал, наверное, моя очаровательная новобрачная безумно устала. Все-таки хрупкая, утонченная девушка. Естественно, я понимал, что вряд ли тебе захочется плюхнуться со мной в… — Он замялся, покосившись на Джилли и Бетси, потом снова посмотрел на Элизу, по-прежнему избегавшую его взгляда. — Потому я и отвез тебя в Лондон. Тогда я решил, — продолжал Эйвен, обращаясь к остальным, — что после утомительного переезда новобрачной потребуется отдых. Я взял билеты на пакетбот до Кале. На корабле от качки ей сделалось совсем худо, и она была вынуждена лечь. При ней находилась ее горничная. А я тем временем мерил шагами палубу и дурел от тревоги. Такой вот нежный цветок мне достался! Разумеется, отлеживалась она не день и не два. Но я отнесся с пониманием. — Эйвен снова взволнованно заходил по комнате. — Женщины очень слабые существа. Мне ли было этого не знать? Как-никак детство мое прошло при больной матери. Поэтому я очень беспокоился за свою юную супругу. Она была такой ранимой и чувствительной! Пугалась любого моего движения. У нее вздрагивали ресницы, едва я прикасался к ее щечке. А уж про поцелуй в губы и говорить не приходилось! Она начинала трястись, ее буквально воротило от меня. Я отдаю должное твоей искренности, Элиза, хотя бы в этом ты была честной.
Эйвен сделал очередной круг и, остановившись, снова повернулся к Элизе. Сложив руки на груди и высоко подняв голову, он окинул ее холодным презрительным взглядом.
— Разве я был груб или похож на монстра? Ничего подобного. Уж скорее вел себя не так, как подобало мужчине. Мне не хватало смелости и расторопности. Нужно было сразу определиться в главном вопросе, а я отложил до лучших времен. Почему я это сделал? Наверное, из страха. Но это было только в самом начале. Вскоре я уже начал сомневаться. Помнишь ту большую гостиницу в Париже? Мы уже прожили несколько недель, а ты все продолжала болеть. Тогда я пригласил врача.
Элиза наконец подняла свои синие глаза и посмотрела на Эйвена.
— Но как я могла сказать тебе!
— Ответь лучше, как ты могла не сказать.
Бриджет, похолодев, смотрела то на Эйвена, то на Элизу. Как рьяно они обсуждали события десятилетней давности! Их прошлое было словно неподвластно времени. Люди, равнодушные друг к другу, не стали бы вести себя таким образом.
— Но я собиралась рассказать тебе, — оправдывалась Элиза. — Потом, когда все стало бы очевиднее…
— Слава Богу, что до этого не дошло! — мрачно отрезал Эйвен. — Я благодарен тебе за то признание. Ты могла бы этого не делать и спокойно обвести меня вокруг пальца. Я был глуп как котенок. Так что ты все хорошо продумала. Теперь же я это отлично понимаю. Но тогда я не подозревал о твоем коварстве. Откуда я мог знать, что это был не девичий страх, а отвращение! Мне и в голову не приходило, что я у тебя не первый.
— У меня не было отвращения, ты действительно мне нравился! — закричала Элиза, вскакивая с кресла. — Я пыталась… я хотела… но мешала эта проклятая болезнь. В этом я не обманывала тебя!
— Разве что только в этом, — презрительно констатировал Эйвен; сейчас он был в той же мере холоден и сдержан, в какой она взбешена.
— Я же все тебе рассказала!
— Только потому, что тебя загнали в угол. Вспомни, как ты вырывалась из моих объятий. Наверное, ни одного мужчину не отвергали так откровенно! Тебя выворачивало прямо мне на колени. Потому ты и была вынуждена признаться.
— Я же могла просто сказать, что мне плохо…
— Или что ты умираешь, — иронически заметил Эйвен. — Только вряд ли я бы тебе поверил. Мы уже были не на море и не на тряской дороге. Я как сейчас помню то ясное утро. Ты была в прекрасной форме, розовая, пышущая здоровьем. И жаждущая моих объятий, но только до того момента, как… А после этого ничего не было, кроме горькой правды.
— Но я же во всем призналась тебе!..
Элиза снова села в свое кресло. Было видно, какого труда ей стоит взять себя в руки..
— Призналась! После того как я назвал тебя проституткой.
— Блудницей, насколько я помню, — поправила Элиза. — Да, блудницей! — Эйвен снова повернулся к ней. — Если тебе кажется, что так звучит мягче, пусть будет так! Только это ничего не меняет. Вспомни свое заявление о том, что ты не блудница, а порядочная женщина. Как ты себя защищала! Доказывала, что ты не шлюха, хотя бы потому, что была замужем. Порядочная женщина… с ребенком во чреве!
Бриджет недоуменно смотрела на них, открыв наконец для себя чудовищную правду. Он любил свою Элизу, он с радостью женился на ней, но потом выяснил, что она не только беременна… да еще и замужем за другим человеком. Выходит, их союз десятилетней давности был недействительным?
Постепенно все начинало проясняться.
— Порядочная женщина! О, ты была уверена в своем успехе! Даже если б твой первый супруг оставил тебя по причине маленькой несуразицы с твоим вторым замужеством, тебя бы это не остановило. Кто, кроме вас двоих, знал, что вы женаты?
Элиза поджала губы.
— Он же не отказался, в конце концов.
— После того, как наши отцы разыскали его и приперли к стенке. Твой первый муж не мог заманить тебя в постель, не женившись на тебе. Так что на этот счет лучше бы молчала! Я не осуждаю тебя за то, что у тебя было до знакомства со мной. Ты не предполагала, что муж окажется неверен тебе, когда узнает о планах твоего отца, который, понятное дело, не предполагал получить в зятья разжалованного за игру краплеными картами армейского офицера. Разве ты думала в то время, что его выгонят из полка под барабанный бой и что ему придется распрощаться с военной формой, которая так шла ему! Ты ждала ребенка, но не могла допустить, чтобы он появился на свет без отца. Тебе срочно понадобился новый муж, и твой выбор пал на меня.
Эйвен смотрел на Элизу уже не с гневом, а скорее с сочувствием.
— Ты была молода и неопытна, Элиза. И сильно, напугана. Сейчас я все это понимаю. Но твоя авантюра могла сыграть со мной злую шутку. Мне бы и в голову не пришло, что я воспитываю сына другого мужчины. А если бы твоему благоверному потребовались деньги на погашение долгов? Мне пришлось бы оплачивать его счета. И ведь ты знала: этот человек не остановился бы перед шантажом. Слава Богу, что все выяснилось! Неизвестно, возобладал ли тогда твой разум или мне помог телесный недуг, но только твои планы расстроились. Я тебе очень признателен за это.
— Хороша признательность! — не удержалась Элиза. — Ты все равно оставил меня!
Эйвен снова повернулся к ней.
— А ты думала, я останусь с тобой после того, что мне стало известно? Ведь тогда у тебя было бы два мужа! Ты знаешь, что это преступление и оно карается смертной казнью. Конечно, как представительницу слабого пола тебя могли и не повесить, да еще учитывая твои деньги и связи. Но на каторгу бы отправили наверняка. Я уж не говорю о скандале, который запятнал бы мое имя только потому, что я позволил обращаться с собой как с последним дураком. К счастью, твои родные не допустили огласки. Я нашел адвоката, а позже окончательно убедился в твоем двуличии. Мой отец помог мне в этом, заставив тебя предъявить твое первое брачное свидетельство. Потом тебя отправили в изгнание, и тебе следует помнить о том, что именно твой отец настоял на твоем отъезде из Англии. Это он установил местожительство твоего благоверного и послал его к тебе. Твой отец обещал тебе поддержку, если ты сойдешься с ним. И ты рада была вернуться к первому мужу. Не помнишь? Зато у меня с памятью пока все в порядке.
На лице у Эйвена пролегли суровые складки. Его глаза блестели, как два ярких топаза. Элиза молча смотрела на него, белая и неподвижная, как надгробный памятник.
Бриджет следила за ними обоими.
Элиза, несомненно, все еще любила его. Да и как она могла не любить его? Зачем бы ей тогда ехать сюда? Конечно, она хотела снова увидеть, улестить Эйвена и изгнать его новую жену. Это были действия ревнивой женщины, намеренной бороться за то, что она потеряла. Наверняка Эйвен тоже любил ее.
В каждом его разгневанном слове чувствовалась боль незаживающих старых ран. Во время этого диалога Эйвен не мог скрыть неприязни, которая, несомненно, была порождением горечи. Эти два чувства состояли в таком же родстве, как любовь со своей незаконнорожденной и недостойной сестрой — ненавистью.
Не важно, оставался ли в силе брак с прекрасной Элизой или нет, сердце его принадлежало ей. И будет принадлежать всегда. Зная Эйвена, можно было не сомневаться в этом. Он был добрым человеком, человеком слова. Любая женщина могла спокойно доверить свою жизнь такому мужчине. Бриджет прекрасно это понимала. Внезапное прозрение было похоже на удар кинжала. Эйвен женился, питая к Элизе подлинные чувства, искренне веря ей. Он связал себя вечным обетом и потому, несмотря ни на что, не мог изменить ей. Поступить иначе просто не мог — такой уж он был человек. Будь виконт другим, Бриджет и сама не вышла бы за него замуж. И никогда не полюбила бы его.
Правда оказалась еще горше, чем ложь, хотя Бриджет понимала, что Эйвен не обманывал. Он взял ее под защиту, дал свое имя и вселил уверенность в завтрашнем дне. Но разве вместе со статусом замужней женщины он подарил ей свое сердце? Нет, отвечала она себе, не желая расставаться со спасительной темнотой под прикрытыми веками. Он много обещал ей, но никогда не открывал душу. Нет, и в любви он никогда не признавался.