Глава 11

Каторжник? Эймиас до сих пор слышал голос Тремеллина, сорвавшийся на этом слове, когда тот, побагровев, поднялся с кресла.

— Он не поверил мне, — сказал Эймиас, сидя у очага в сторожке и вспоминая разговор с Тремеллином.

Эмбер тоже не поверила и молча ждала продолжения, полагая, что он сейчас рассмеется. Но его лицо оставалось сосредоточенным и бледным.

— Он решил, что это шутка, — сказал Эймиас. — Дурная шутка. Неудивительно, что он рассердился. Еще бы! Является поклонник, чтобы просить руки его дочери, и начинает с дурацких шуток. Он сказал, что не ожидал от меня подобной бесчувственности. И что это не делает мне чести. Я заверил его, что не шучу, — продолжил Эймиас бесцветным голосом. — Я был осужден и сослан в Австралию за свои преступления.

Глаза Эмбер расширились.

— Это правда, — сказал он, пожав плечами. — Мне было то ли одиннадцать, то ли двенадцать лет — я никогда не знал точно своего возраста, — когда это случилось. И я попал в тюрьму за преступление, которое совершил по ошибке. Видите ли, вместо обычного шиллинга я вытащил из кармана какого-то растяпы целый фунт. А это тянуло на повешение, так что мне еще повезло, что меня посадили в Ньюгейт, а потом приговорили к ссылке. Но, когда я рассказал все это Тремеллину, он не смягчился. — Эймиас горько улыбнулся. — У него буквально отвисла челюсть. Когда он пришел в себя, то пожелал знать, кем были мои родители и как они допустили все это. Он хотел знать, почему они не заплатили судье и не забрали меня домой, как поступают в приличных семьях в подобных случаях.

— И почему они этого не сделали? — вырвалось у Эмбер.

Эймиас устало улыбнулся.

— Потому что у меня не было родителей. Ни отца, ни матери, ни тетки, о которой я рассказывал, вообще никого. Я все выдумал. Мои первые воспоминания связаны с лондонским приютом для найденышей. Я сбежал оттуда, прежде чем меня отправили в работный дом. Такова участь всех мальчишек, которых не удается пристроить в подмастерья. Я был слишком высоким, слишком тощим и слишком непокорным, чтобы заниматься моим обучением. Так я оказался на улице и с тех пор заботился о себе сам. И смело могу сказать, что сделал себя собственными руками. Я богат, — произнес Эймиас с неожиданной силой. — У меня влиятельные друзья. Я служил короне, добывая секретные сведения во время войны. И это тоже правда. Будь у меня семья, возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. Но мне пришлось пробиваться самому, и я горжусь тем, чего добился. — Он посмотрел на Эмбер, словно только сейчас по-настоящему увидел ее. — Я не чудовище, порочное по натуре. Я не совершал никаких преступлений со времени своего детства, но даже тогда я воровал, чтобы не умереть от голода. В любом случае все это в прошлом. Я так и сказал Тремеллину.

Эмбер потрясенно молчала, пытаясь переварить услышанное. Ее расширившийся взгляд не отрывался от Эймиаса, который сидел у очага, медленно обсыхая, со стаканом бренди в руке. Он казался спокойным. Слишком спокойным.

Эймиас помедлил, приводя в порядок мысли. Он не жалел о своей откровенности. Это помогло ему увидеть случившееся как бы со стороны. Но есть вещи, которые он не может рассказать Эмбер.

Он не станет повторять оскорбительные слова, произнесенные Тремеллином в его адрес. И не только потому, что они не предназначены для женских ушей. Многие из них с таким же успехом можно отнести к самой Эмбер. К изумлению Эймиаса, Тремеллин пришел в негодование не только потому, что человек, которого он принимал в своем доме и которому позволил ухаживать за своей дочерью, оказался бывшим каторжником. Не в меньшей степени его взбесил тот факт, что тот оказался безродным сиротой.

— Ублюдок! — выкрикнул Тремеллин с искаженным от ярости лицом.

— Возможно, — сказал Эймиас, поднимаясь. — Во всяком случае, я не могу доказать обратного. Послушайте, Тремеллин, я был не прав, умолчав о своем пребывании в тюрьме. Неужели вы думаете, что я этого не понимаю? Но вы никогда бы не заговорили со мной, если бы знали правду, не так ли? Я мог продолжать лгать, и вы бы ничего не узнали. Но я предпочел поступить честно. Я не хочу, чтобы между нами стояла ложь. Подумайте сами: неужели это такое страшное преступление — украсть кошелек? Я был голодным мальчишкой. Но таковы законы этой страны, хотя мы оба знаем, что отпрыск богатой семьи может совершить худшее деяние и остаться безнаказанным. Я заплатил за свой проступок многократно. И получил прощение от его величества.

Здесь на побережье полно мужчин, которые каждый день воруют вдесятеро больше, — сказал он теперь, обращаясь к Эмбер. То же самое он говорил, пытаясь объясниться с Тремеллином. — Они воруют, когда доставляют алкоголь, духи и прочее из Франции, не платя ни гроша в качестве налогов. Они занимались этим даже во время войны. А это большое преступление. И, тем не менее, им не только удается избежать тюрьмы, все охотно называют их друзьями — если не отцами и братьями. Я же поплатился за жалкий фунт, который украл случайно, и был сослан за это в ад.

— И что он сказал вам? — спросила Эмбер, затаив дыхание.

Эймиас горько улыбнулся.

— Я не решился бы это повторить.

— Боже! Ну и дела. — Эмбер встала, взяла кочергу и разворошила поленья в очаге. — Может, вам следует подождать, — сказала она. — Согласитесь, это слишком шокирующая история, чтобы переварить ее вот так сразу. Вам следовало рассказать нам все раньше.

Эймиас выгнул бровь.

— Вы действительно думаете, что, случись это на прошлой неделе, реакция была бы другой?

Эмбер покачала головой и отвела глаза.

— Вряд ли. — Она вздохнула. — О Боже. — Она потыкала кочергой в огонь, затем медленно заговорила, глядя на язычки пламени: — Мистер Тремеллин — справедливый человек. Просто он потрясен. Понимаете, он был уверен, что вы вращаетесь в высших кругах. — Она бросила на него короткий взгляд. — Мы все так думали. Никому и в голову не могло прийти, что у вас преступное прошлое. Но Грейси — хорошая и добрая девушка. Дайте ей время свыкнуться со всем этим. В его глазах блеснула ирония.

— Вы полагаете, что она настолько влюблена в меня, что мои признания разобьют ей сердце?

Эмбер вернула кочергу на место и покачала головой, избегая его взгляда.

— Нет, но это не значит, что она отказалась бы принять ваше предложение.

К ее удивлению, Эймиас рассмеялся.

— Вот именно, — сказал он, сделав основательный глоток бренди. — Господи, — выдохнул он, — наверное, я сошел с ума. Но я был так очарован здешними красотами и образом жизни, что совсем потерял голову… Послушайте, мисс Эмбер, мы с вами оба знаем, что я ухаживал за девушкой, которая была влюблена в меня ничуть не больше, чем я в нее. Так что ее чувства не пострадали. Конечно, я скрыл правду о себе, и это не делает мне чести. Я признаю свою вину и готов нести ответственность. Не стоит меня жалеть. Я заслужил все, что сказал Тремеллин. Кроме…

Он не стал заканчивать фразу. Нет смысла рассказывать Эмбер, что он не возражал против вспышки гнева Тремеллина, когда тот услышал о его каторжном прошлом. Эймиас ожидал чего-то в этом роде, но полагал, что по здравом размышлении Тремеллин поймет, что он не более чем жертва обстоятельств. Однако, к его изумлению, тот впал в еще большую ярость, узнав, что он безродный найденыш. «Мразь», «ничтожество», «отродье из лондонских канав» — вот только некоторые из оскорбительных эпитетов, которыми наградил Эймиаса разгневанный хозяин дома.

— Вы думаете, что у нас, сельских жителей, нет гордости? — поинтересовался он, наконец, высоко подняв голову. — Достоинства? Чести? Может, у меня нет титула, но я горжусь своим именем. Оно такое же древнее и уважаемое, как у любого пэра королевства. Мои предки основали эту деревню. Они рыбачили на море и возделывали землю, водили корабли и сражались в войнах. Мы плоть и кровь Англии. — Голос Тремеллина зазвучал спокойнее, но холоднее, а лицо приняло жесткое выражение. — Мы не какая-нибудь безродная шушера, как та публика, с которой вы привыкли якшаться. Мужчины в нашем роду всегда отвечали за свои поступки. Если Тремеллин награждал женщину ребенком — я не исключаю такой возможности, в конце концов, мы все люди, — уверяю вас, он давал ей свое имя. В нашей семье нет места отщепенцам, появившимся неведомо откуда.

— Неведомо откуда? — переспросил Эймиас. — Вы и Эмбер относите к этой категории?

Тремеллин бросил на него свирепый взгляд. — Конечно, нет! И я не позволю такому, как вы, даже приблизиться к ней. Она заслуживает лучшего. Не ее вина, что она оказалась на корабле, потерпевшем крушение. К тому же она возьмет имя своего мужа, и ее детям не придется стыдиться своего происхождения. Не знаю, зачем я трачу на вас время, Сент-Айвз, — если, конечно, это ваше настоящее имя. Полагаю, даже это под вопросом. Впрочем, мне все равно. Разговор окончен. Ни одна из моих дочерей никогда не выйдет замуж за незаконнорожденного. Само ваше присутствие здесь оскорбительно для них. — Тремеллин выдвинул ящик стола и извлек оттуда пистолет. — А теперь извольте оставить мой дом, пока я окончательно не вышел из себя. Хоть вы и моложе меня, не думаю, что вы одержите верх в рукопашной схватке. Впрочем, это не имеет значения. Я не намерен марать о вас руки. У меня есть пистолет, и я, не задумываясь, пущу его в ход, чтобы очистить свой дом от всякой скверны. Убирайтесь.

— В общем, — произнес Эймиас, тщательно подбирая слова, — он попросил меня уйти и больше не приходить. — Он протяжно выдохнул. — Каким же я был болваном! Итак, — он уперся ладонями в колени, вставая, — что вы думаете обо всем этом? Я имею в виду мое тюремное прошлое и сомнительное происхождение. Хотите, чтобы я ушел? Я готов. Просто мне хотелось попрощаться с вами и принести извинения лично, чтобы вы знали, что произошло на самом деле. Тремеллин так разозлился, что один Бог знает, что он вам расскажет.

— Он хороший человек, — сказала Эмбер. — Думаю, он расскажет все, как было. Но что вы имели в виду, когда сказали, что не были влюблены в девушку, за которой ухаживали? Разве вы не любите Грейс?

Эймиас улыбнулся, и сердце Эмбер дрогнуло. Его волосы высохли и приобрели свой обычный темно-золотистый оттенок, в голубых глазах светилась привычная ирония, рот расслабился и больше не напоминал жесткую линию. Но он по-прежнему был бледен и казался бесконечно усталым, что делало его еще более привлекательным в ее глазах.

— Ах, Эмбер, Эмбер, — произнес он с мягким укором. — Я обманул вас тем, что был не до конца честен. Но я попросил прощения и, учитывая, что мы скорее всего больше не увидимся, надеялся на ответную любезность. Прошу вас, будьте со мной так же честны хотя бы сейчас. Вы чертовски хорошо знаете, что, если бы я следовал велениям сердца, то никогда бы не стал добиваться Грейс.

Эмбер прикусила губу.

— Извините, — сказал Эймиас, склонив голову в коротком поклоне, — я хотел сказать… Впрочем, вы все отлично понимаете.

— О, — сказала она, — все нормально.

— Нет, — возразил он с горькой улыбкой, — не нормально. Не делайте мне поблажек только потому, что теперь вы знаете, из каких низов я вышел. Я давно научился разговаривать с женщинами, получившими приличное воспитание. Что же касается Грейс, я хотел жениться на ней, потому что она казалась доброй, кроткой и милой девушкой. Но главное, она происходила из дома Тремеллинов, со всеми его достоинствами. Вы не представляете себе, какую ценность это придавало ей в моих глазах. Я хотел иметь семью и друзей, славное имя и уважение, каким пользуется здесь Тремеллин. Он прав в одном: мы, безымянные создания, похожи на пиявок и вечно ищем, к чему бы прилепиться, чтобы черпать уверенность, необходимую нам для жизни.

Эмбер обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно.

— По-вашему, я сделала именно это? Глаза Эймиаса удивленно расширились.

— Нет, конечно! Простите меня. Я не имел в виду вас. Вы часть семьи Тремеллина, причем важная часть.

Эмбер стояла неподвижно, но на ее прелестном лице, освещенном неровным пламенем очага, пронесся целый вихрь эмоций. Наконец она кивнула.

— Учитывая, что мы и вправду больше никогда не увидимся… — Она говорила так тихо, что Эймиасу пришлось склонить голову, чтобы расслышать ее голос за шумом дождя, стучавшего в окна, и потрескиванием огня в очаге. — Можно задать вам вопрос?

— Конечно, — быстро отозвался он. — Можете смело спрашивать. Мы ведь расстаемся навеки. Через пару минут я исчезну и никогда больше не потревожу вас. Так что можете говорить и спрашивать все, что угодно. Не беспокойтесь, я знаю, как это бывает. Мне уже приходилось вести подобные разговоры — в Ньюгейте, когда я был мальчишкой, и на пути в Австралию. Видите ли, заключенные никогда не знают, что их ждет завтра. За исключением, разумеется, тех, кому сообщили о дате повешения. Остальные просто живут с мыслью, что конец может наступить в любой момент. Так что спрашивайте. Я отвечу на любой вопрос.

— Если вы не были влюблены в Грейс, — произнесла она на одном дыхании, — почему вы не ухаживали за мной? В конце концов, я старше. И… вы все время смотрели на меня.

Она опустила глаза, не решаясь взглянуть на него, в ожидании ответа.

— А кто бы удержался? — медленно произнес он с печальными нотками в голосе. — Вы очень красивы.

— Мне не нужны комплименты. Я надеялась получить ответ. Вы сказали, что ответите на любой вопрос.

— Я ответил, — отозвался он, затем неохотно продолжил: — Ладно. Вы хотите знать, почему я не ухаживал за вами? Отчасти потому, что мы с вами очень похожи. Нам, найденышам, следует соблюдать осторожность в вопросах любви, чтобы не попасть в положение, описанное в известном вам греческом мифе. Видите ли, я предпочитаю смотреть на мир открытыми глазами.

Эмбер вскинула на него удивленный взгляд:

— Что? Ах да. Царь Эдип. Но я слишком молода, чтобы быть вашей матерью… О, понятно. Вы полагаете, что и вправду происходите отсюда? И поскольку наше происхождение покрыто тайной, мы можем быть родственниками? — Она задумалась, размышляя над подобной возможностью.

— . У нас обоих белокурые волосы и голубые глаза, — сказал Эймиас.

Глаза Эмбер весело сверкнули, губы изогнулись в улыбке.

— О Боже, — произнесла она сдавленным голосом. — Вы думаете, что ваши родители… — Она плотно сжала губы, но не выдержала и рассмеялась. — О нет, похоже, вы имеете в виду наших родителей. Вы полагаете, что они были настолько безответственны? Бросили вас в Лондоне, а потом, спустя пять-шесть лет, наведались в Корнуолл, чтобы оставить меня на берегу? О Боже! Когда такое случается один раз, это трагедия. Но дважды? Это уже какая-то мания. Можно только гадать, сколько еще отпрысков они разбросали по всему свету. Это просто безобразие, если не сказать больше. — Она прижала ладонь ко рту, но снова хихикнула. — Неужели вы это серьезно? Эймиас, никак не ожидавший подобной реакции, ошарашено молчал. Затем тоже улыбнулся.

— В ваших устах это звучит как полный бред. Но, признаться, когда эта идея пришла мне в голову, то показалась вполне правдоподобной… Хотя, возможно, мне просто хотелось верить, что это может оказаться правдой.

— Почему? — спросила Эмбер. Эймиас нахмурился, колеблясь.

— Думаю, вы знаете почему, — сказал он. — Если только наше сходство не распространяется на образ мыслей. В том смысле, что вы тоже предпочитаете закрывать глаза на то, чего не хотите видеть.

Эмбер озадаченно нахмурилась. Затем в ее глазах отразилось понимание, и все следы веселья исчезли с ее лица.

— О, — сказала она. — Вам нужна была дочь мистера Тремеллина, а не его подопечная. Понятно. В этом есть смысл.

— Нет, — возразил Эймиас. — Это имеет смысл только для человека, который захотел стать кем-то, кем он никогда не станет. Черт бы побрал мою глупость! — проворчал он. — Мой брат, точнее, человек, которого я считаю своим братом, был прав. У меня есть деньги и довольно приличное образование. При желании я могу разговаривать и вести себя как джентльмен. Но мне не следовало забывать, кто я и откуда вышел, и притворяться, будто это не имеет значения. Надо быть круглым дураком, чтобы пытаться скрыть это, в особенности от самого себя. Боже, неудивительно, что Тремеллин был в шоке. Представляю, как это выглядело! Безродный выходец из лондонских трущоб является в его дом, простодушно полагая, что его радостно примут в семью. — Он взял ее руку. — Эмбер, я не настолько глуп и тщеславен, чтобы надеяться, будто нужен вам. Но вы не представляете, как я сожалею, если мое поведение заставило вас хоть на мгновение подумать, что я пренебрегаю вами. Теперь я ясно понимаю, что, прими Тремеллин мое предложение, я оказался бы в куда худшем положении. В конечном счете, он оказал мне услугу. Мне не нужна Грейс. Я хотел стать таким, как Тремеллин. Надо же было придумать такой идиотский способ, чтобы добиться этого!

Ее рука казалась ледяной даже сквозь перчатку, и он накрыл ее другой рукой.

— Я был влюблен в респектабельность, в принадлежность к семье. Вы одна из самых пленительных женщин, каких мне доводилось видеть. Я внушал себе самые нелепые идеи, какие только можно вообразить, чтобы держаться подальше от вас. Я даже убедил себя, что вы можете оказаться моей сестрой. Но для этого вы слишком умны, — добавил он с покаянной улыбкой. — И все потому, что возмечтал стать зятем Тремеллина. Я хотел купить дом у моря, поселиться в нем и навсегда забыть о пронырливом маленьком воришке, которым я был когда-то, о тюрьме и ссылке. Вот каким пустым человеком я оказался на поверку. Можете передать Грейс, что ей повезло. Впрочем, теперь, когда рассудок вернулся ко мне, я серьезно сомневаюсь, что она согласилась бы выйти за меня. Она не сводила глаз с этого молодого моряка. Вы не знали? Думаю, ваша Грейс использовала меня также, как я пытался использовать ее. — Он улыбнулся своей прежней беспечной улыбкой, но с оттенком иронии. — Представляю, что за пантомиму мы разыгрывали! Я пялился на вас, когда думал, что никто этого не видит. Грейс украдкой поглядывала на своего моряка. Паско Пайпер как коршун следил за вами и набрасывался на меня, как только наши пути пересекались. Странно, что никто не заметил нашего поведения. Даже такой старый хитрец, как Тремеллин. Он тоже видит только то, что хочет. Я сожалею, что лишился его дружбы, и еще более сожалею, что огорчил вас. Мне осталось только попрощаться, поблагодарить вас за вашу дружбу и еще раз извиниться за то, что я оказался таким тупицей и трусом. Мне надо было сказать Тремеллину правду с самого начала. Тогда бы мы никогда не встретились, и у меня не было бы причин извиняться перед вами сейчас.