Джон расхаживал по комнате, обходя ванну с дымящейся водой. Он забыл отменить свою просьбу; и теперь воде суждено было просто-напросто остынуть.
      Филипп упаковал свою сумку.
      – Прости, что я вынужден отправить тебя, – сказал Джон.
      Филипп усмехнулся и пожал плечами:
      – Ты нужен леди Элизабет.
      – Только лишь затем, чтобы сообщить что-то срочное, – уточнил Джон.
      – Разумеется, – с готовностью согласился Филипп. – А какое оправдание у тебя будет завтра вечером?
      Джон понимал: чтобы Элизабет была в безопасности, она должна оставаться с ним, и надеялся убедить ее в этом. Но Филиппу он сказал:
      – Я не могу загадывать дальше чем на сегодня. Куда ты направляешься?
      – Я переночую в большом зале. Я спал в местах и похуже, как тебе известно.
      – Я тебе очень благодарен.
      Филипп захохотал и покачал головой:
      – Может, я попрошу себе отдельную комнату у капитана охраны. Я ведь теперь его помощник и секретарь.
      Уже в который раз Джон подумал, как ему мешает его «сломанная» нога. Он скучал по тренировкам, по шлифовке своего мастерства с достойным противником. Иногда у него возникало желание бросить вызов Баннастеру и разделаться с ним. Но ведь тогда у короля возникли бы проблемы…
      И у Элизабет тоже. Она хотела, чтобы Олдерли был самой важной составляющей их жизни. И пока что так оно и было. Но кто может поручиться, что и дальше будет так?
      Снова покосившись на Филиппа, Джон спросил:
      – А твое положение и авторитет среди солдат могут нам помочь?
      – Возможно, в будущем. А пока что, насколько мне известно, как и во всех солдатских подразделениях, здесь есть очень хорошие люди, добросовестно выполняющие свои обязанности, но есть и некоторое количество таких, которые любят чинить неприятности.
      – Ты видел войско Олдерли?
      Филипп покачал головой:
      – Паркер сказал мне, что его численность порядка сотни. Если ты привлечешь солдат на свою сторону, то сможешь взять замок.
      – Если я привлеку их на свою сторону. А что касается взятия замка, я мог бы сделать это и без разрешения госпожи. Знаешь, я не уверен, что моя брачная ночь будет счастливой. Но я благодарен тебе за помощь.
      Филипп подошел к двери.
      – А что еще я мог бы делать, не будь я здесь? Продавал бы свое умение фехтовать нанимателю, предлагающему наивысшую цену?
      – Вместо этого ты предложил мне помощь бесплатно, – заметил Джон.
      Филипп улыбнулся, пожелал Джону спокойной ночи и вышел из комнаты. А Джон снова зашагал по комнате. Он понимал, что Элизабет, по всей вероятности, задержится у своей горничной, рассказывая ей о том, что произошло за последний час. И все же ожидание показалось ему бесконечно долгим. Наконец раздался легкий стук в дверь. Джон распахнул ее и увидел Элизабет – одну, без сопровождения.
      – Вы обещали, что вас будут сопровождать, – напомнил Джон, втягивая ее в комнату и закрывая за ней дверь.
      – Так оно и было, я только сейчас отослала Адалию. К тому же Баннастер не в состоянии проснуться, настолько он пьян.
      Джон закрыл глаза, пытаясь успокоиться.
      – Элизабет, здесь все солдаты – его. Он мог просто приказать им позвать вас. Меня очень беспокоит, что вы так беспечны в отношении себя. Отныне вы будете спать здесь, где я смогу вас защитить.
      Он ожидал протеста с ее стороны, однако она лишь решительно расправила плечи.
      – Это вполне согласуется с моим планом.
      – Вашим планом? – с подозрением переспросил Джон.
      – Я уже говорила вам, что обдумываю один план, и вот он готов. – Она нервно сглотнула, но сумела бесстрашно встретить его взгляд.
      Затем, к вящему удивлению Джона, она расстегнула чепец и бросила его на стол. Выпущенные на свободу волосы упали ей на плечи и на грудь. Перекинув их через плечо, Элизабет завела руку за шею и стала расшнуровывать платье.
      То место, где рождались порочные желания, которые Джон не без труда пресекал в себе, снова заговорило, разливая жар по всему телу.
      – Что вы делаете? – хрипло спросил он, не в силах отвести взгляд от лифа платья, который начал провисать.
      – Я больше не могу рисковать и оставаться девственницей, – спокойно объяснила Элизабет. – Вы должны отнести меня на ложе, и тогда Баннастер перестанет быть угрозой.
      Он-то думал, что Элизабет нуждается в покое после переживаний, вызванных приставаниями Баннастера, но она оказалась гораздо сильнее. И своим предложением она собирается доказать, что он слабейший из мужчин, ибо он не мог представить, что способен ей отказать.
      Джон стоял неподвижно, словно статуя. Элизабет, без каких-либо эмоций на лице, перешагнула через упавшее на пол платье и осталась в льняной с длинными рукавами сорочке, присобранной на шее. Она села на стул и стала снимать туфли и чулки. Джон сглотнул комок в горле, когда она, снимая подтяжки, обнажила округлости бедер. После этого Элизабет шагнула к его кровати, взобралась на нее и подтянула покрывало до талии, призывно отвернув один край для Джона.
      Где-то в глубине души у Джона было желание сорвать с себя все одежды и присоединиться к Элизабет, показать, сколько страсти он способен привнести в их брак. Он не мог представить, что способен когда-либо устать от нее, его восхищало ее мужество и даже не раздражало стремление руководить им. Он был готов сделать всё, что она ему прикажет, – в постели. И тогда она наконец получит доказательство того, как сильно он ее хочет. И можно будет распрощаться с его глупым намерением – долго и романтично ухаживать за ней.
      Джон перевел взгляд с того места, где у нее под тонкой сорочкой угадывались груди, на шею и бледное лицо. Внезапно в карих глазах Элизабет промелькнул испуг, чувство незащищенности, но лишь на один миг, после чего в них снова отразилась решимость.
      Но как мог он начать интимные отношения с будущей женой, если она идет на это вынужденно, прибегая к этому как к последнему средству?
      Джон тяжело вздохнул, осознавая, что ему придется проигнорировать болезненно ноющие ощущения эрекции. Пожалуй, даже неплохо, что его ванна сегодня будет холодной.
      Он сел на край кровати и постарался остаться спокойным при виде того, как напряглась Элизабет.
      – Нет, Элизабет, только не так.
      Она нахмурилась:
      – Что вы имеете в виду? Вас беспокоит, что это моя идея?
      Джон улыбнулся:
      – Нет. Ваше предложение обоснованно, и я ценю его, можете быть уверены. Но мы найдем другой способ.
      Она выглядела ошарашенной.
      – Но… все мужчины всегда хотели меня, тем более зная, что им принесет брак со мной.
      – Поверьте мне, Элизабет, перед вами мужчина, который страстно вас хочет, при этом мне наплевать на то, какое наследство принесет мне этот брак. Но я хочу найти достойное решение, я не могу принять вашу жертву.
      Элизабет отвернулась, ее плечи поникли.
      – Не так уж это и хорошо, когда тебя все хотят.
      Джон молчал, надеясь, что она продолжит свою мысль.
      – Когда мне было десять лет, – тихо проговорила Элизабет, – как раз перед моим приездом в замок Рейм, нам нанес визит старинный друг моего отца и привез с собой своего юного сына. Я привыкла встречаться с возможными женихами; я не имела ничего против того, что мой отец подберет мне кого-нибудь в мужья. Я доверяла его выбору. Но… за последний год отцы сделались более настойчивыми, их сыновья старались остаться со мной наедине, и хотя все ограничивалось играми, мне казалось, что им велели так делать. Герцогство было сильной приманкой, даже если король еще не решил, как учесть волю моего отца. Но этому старинному другу отца мы доверяли полностью и были очень рады встретиться с ним и его сыном.
      Джону хотелось поддержать ее, поскольку он чувствовал, что эта история не имеет счастливого конца, однако Элизабет настолько отдалась воспоминаниям, что даже забыла о нем.
      – Он собрался взять своего сына и меня на прогулку к ближайшему пруду. Я была счастлива показать свое умение ездить на лошади, а также побыть некоторое время подальше от суеты замка. У нас всегда были гости, которые пытались убедить моего отца отдать меня им в жены. Однако прежде чем я взобралась на лошадь, мне кое-что показалось подозрительным. Мне было всего десять лет, но даже я смогла сообразить, что седельные сумки лошадей были слишком полны для обычной и недолгой прогулки.
      Джон понимающе кивнул:
      – Он хотел увезти вас с собой?
      – Он так и не признался в этом моему отцу, – вздохнула Элизабет, – даже после того, как его сумки подверглись осмотру. Он продолжал настаивать, что они с сыном собирались вскоре уехать и что он подготовился к отъезду заранее. Однако ему никто не поверил.
      – И что, по мнению вашего отца, он намерен был сделать?
      – Возможно, шантажировать. – Элизабет содрогнулась. – Или же нечто еще более зловещее, не имеющее никакого отношения к его сыну. Его жена незадолго до этого умерла.
      – Да, Элизабет, это было жестокое испытание для ребенка.
      Она попыталась улыбнуться:
      – Но это стало непосредственной причиной того, что мои родители решили отправить меня в вашу семью.
      – Готов поспорить, что не все дни были для вас счастливыми, – предположил Джон.
      – И все же Олдерли казался мне благословенным уголком. Долгое время я получала от него удовольствие.
      – Вплоть до смерти родителей?
      Кивнув, она добавила:
      – И вот теперь опять все хотят мной завладеть.
      Элизабет постоянно ощущала душевную боль, которая не отступала, как бы она ни пыталась от нее изба виться. С детства ее пытались защитить от превратностей жизни, а сейчас не было никого, кто стоял бы между нею и теми мужчинами, которые за нее боролись. От устала ощущать свою беспомощность и надеялась в эту ночь взять наконец дело в свои руки.
      Однако Джон был благочестив и благороден, хотя Элизабет не могла не видеть, чего ему это стоило. Не могла она и не сочувствовать человеку, который вернулся домой, чтобы исполнить долг перед семьей, и обнаружил полнейшее запустение. Было потеряно уважение к его роду, и не имело значения, кто был виновен в этом. Он потратил много лет, чтобы заслужить добрую репутацию в Европе, и что толку? Хотя Джон казался Элизабет скрытным человеком, его взгляд был достаточно красноречив, и ей хотелось как-то помочь ему.
      Она вдруг с удивлением обнаружили, что протягивает руку, чтобы погладить его лицо. Джон закрыл глаза, на его лице появилось напряженное выражение. Когда Элизабет наклонилась и поцеловала его, губы его приоткрылись, и он судорожно вздохнул.
      – Элизабет… – Он произнес это прямо у ее рта, в его голосе звучало предупреждение.
      – Всего лишь поцелуй, – пробормотала она, целуя его верхнюю, затем нижнюю губу и, наконец, всасывая обе губы. – Иначе как я научусь не бояться того, что происходит между мужем и женой?
      Элизабет почувствовала, что Джон позволил ей руководить, и испытала от этого легкую дрожь. Она запрокинула голову, целуя его крепче, ее язык скользнул между его губ. Взяв его за руки, она почувствовала, как они напряглись: слегка погладив их, она надеялась его успокоить. Но он был мужчиной, и Элизабет начинала постигать, что это значит. Похоже, она сумела пробудить в нем страсть, ибо он со стоном прижал ее руку к своей груди; она услышала стук его сердца и тут же вспомнила, как он уже прежде прикасался к ней так же, и это повергло ее в трепет.
      Его рука скользнула вдоль ее бедра, прикрытого покрывалом, двинулась дальше, к талии, затем по ребрам переместилась к груди.
      Элизабет прервала поцелуй и вопросительно посмотрела ему в глаза, не имея сил управлять своим дыханием.
      – Позволь мне показать тебе кое-что из того, за чем ты шла сегодня, сладкая моя, – пробормотан он, целуя ее в щеку и пощипывая губами мочку уха. – Я понимаю, что нам следовало бы подождать нашей женитьбы, но… ты такая вкусная, что я не могу сдержаться.
      Элизабет молча кивнула, готовая довериться ему. По мере того как их взаимное влечение все возрастало, она начинала задавать себе вопрос, имеют ли значение ее собственные обеты. Она не могла противиться Джону, а он целовал ее все жарче, играя с ее языком и дергая за кружева, которые поддерживали ее сорочку.
      И она хотела этого; она хотела испытать потрясение, хотела забыть обо всех сложностях.
      Сорочка подалась и стала сползать с плеч; продолжая целовать Элизабет, Джон положил ладонь ей на спину, побуждая прижаться к нему еще крепче. Его рот проложил мучительно-сладостную дорожку вдоль шеи, он лизал и пощипывал ее кожу, затем задержался на впадинке у основания шеи. Обеими руками Джон приподнял Элизабет на колени, сам же он продолжал сидеть на кровати. Теперь ему не нужно было нагибаться к ней. Его лицо находились на уровне ее груди. Сползавшая сорочка Элизабет на какой-то миг зацепилась за соски, но затем быстро упала до талии. Джон глубоко вдохнул.
      – Ты само совершенство, – пробормотал он. Элизабет не знала, что ей говорить и что делать, она лишь читала восхищение в его глазах – и это было божественно.
      Он прижался ртом к ложбинке между ее грудей, и Элизабет позволила себе погладить его шелковистые волосы, о чем она давно мечтала. Джон повел плечами и тихим стоном выразил удовольствие от этой ласки.
      А затем он задвигался, пробуя на вкус ее кожу и покрывая легкими поцелуями ее грудь. Он мучил ее таким образом несколько минут, пока она в конце концов не застонала. Лишь тогда Джон сделал то, что, по-видимому, давно хотел сделать: он взял в рот один сосок и принялся нежно его покусывать.
      От этого по телу Элизабет пробежала судорога, она задрожала всем телом. Джон продолжил эту восхитительную ласку, словно ее грудь была лакомством. Когда его губы переместились на другую грудь, первую он продолжал ласкать пальцами, и эти два ощущения слились в такое невероятное наслаждение, какого она не испытывала никогда раньше. В животе Элизабет разгорался настоящий пожар. Ее сорочка сползла еще ниже, и ей хотелось совсем от нее освободиться, предоставив себя полностью в распоряжение Джона.
      Но был ли это еевыбор? Или же это была его воля?
      Джон забрал глубоко в рот ее сосок, его рука скользнула вниз по ее животу и поверх ткани сорочки накрыла самую интимную часть тела Элизабет.
      Чувствуя, как она напряглась, Джон пробормотал ее имя, словно она была дикой кошкой и нуждалась в том, чтобы ее успокоили. Он ласкал, гладил ее бедра: затем его ладонь скользнула под сорочку, и он коснулся рукой ее теплой плоти. Его пальцы затеяли игру и делали это безо всяких усилий, словно ему были известны все тайны. Элизабет была ошеломлена, овладевшая ею паника смешалась с усилившейся страстью и нарастающим жаром. Пальцы Джона погрузились глубже, и она поняла, что ее тело помогает его продвижению, увлажняет проход. Его рот ласкал ее груди, в то время как пальцы дразнили ее самую интимную часть. Элизабет напряглась в ожидании, почти умоляя его дать ей то, чего она так хотела.
      И оно пришло совершенно неожиданно и с такой силой, что Элизабет выгнулась и забилась в ошеломительной сладостной конвульсии. В этот момент она осознавала лишь то, что рядом был Джон, его руки и рот, которые умело и нежно ласкали ее и давали ей возможность насладиться умопомрачительно сладостной разрядкой.
      Джон уложил Элизабет на кровать, и она лежала молча и неподвижно, глядя на него со все возрастающим смущением и ощущением того, что между ними возникла сильнейшая связь. Казалось, теперь ее разум принадлежал не только ей одной.
      Джон наблюдал за выражением ее лица, и она прочитала полное понимание в его глазах. Ничего не говоря, он потянул сорочку вниз, чтобы прикрыть ее наготу, затем накрыл ее до талии покрывалом. Это было странно, потому что она понимала, что он лишает себя удовольствия продемонстрировать ей начало их интимных отношений.
      – Спи, – прошептал он.
      И внезапно Элизабет почувствовала себя усталой, ей захотелось закрыть глаза и не видеть его лица. Она теряла контроль над собой, когда смотрела на него, и это ее пугало. Элизабет смежила веки.
      Но она не спала. Она чувствовала себя иной, и ее мозг пытался оценить те новые ощущения, которые испытало ее тело. Она слышала, как Джон передвигается по комнате, и поняла, что не знает, где он собирается спать – на матрасе Филиппа или с ней?
      Эта мысль вызвала волну дрожи в ее теле. Она должна знать. Она приоткрыла глаза и посмотрела сквозь смеженные ресницы. Джона она увидела сразу же – он стоял возле ванны.
      Она испытала шок, поняв, что он собирается раздеваться.
      Разумеется, он должен раздеться, сказала она себе. Не может же он спать в одежде. Но затем она догадалась, что он собирается принять ванну.
      Элизабет снова сомкнула веки, чтобы не вторгаться в столь интимные дела.
      Но разве он не дотрагивался до самых интимных частей ее тела? Она всего лишь посмотрит.
      Элизабет снова чуть приоткрыла глаза. Джон снял рубашку. Она видела его торс, когда целительница Рэйчел обрабатывала его раны. Однако сейчас вид его широкой груди вызвал у нее новую волну трепета. Это было так приятно, интересно, хотя и порождало смятение… Элизабет продолжала смотреть.
      У него бугрились мышцы там, где у нее они плавно сходили на нет. Грудь его покрывали волосы, дорожка которых, постепенно сужаясь, сбегала на мускулистый живот. Местами на коже были видны светлые следы шрамов, приобретенных в боях.
      Элизабет вспомнила, что он не мог носить рейтузы из-за шины на ноге. На нем был лишь скудный клочок материи, прикрывавший его чресла. Стоя спиной к Элизабет, он снял его и оказался нагим.
      Его ягодицы выглядели такими крепкими и совершенными, что ей захотелось их потрогать; Элизабет пришла в ужас от своих столь нескромных мыслей. Но ведь она совсем недавно испытала интимную ласку с его стороны, и теперь у нее родилось желание исследовать его таким же образом. Пока что она пользовалась для этого лишь глазами. То, что она увидела затем, способно было ослепить ее.
      Джон наклонился, чтобы пощупать воду в ванне, которая наверняка к этому времени остыла. Когда он повернулся в профиль, она увидела выпирающий пенис.
      У Элизабет все закипело внутри, ей вдруг захотелось принять его внутрь. Она знала, что мужчина и женщина соединяются воедино – ее мать не хотела, чтобы дочь оказалась совершенно невежественной в брачную ночь. Но раньше Элизабет не могла представить, как это происходит, но сейчас же это сделалось вполне очевидным.
      Джон все еще желал ее. Он подарил ей наслаждение, не получив ничего взамен.
      Мог ли какой-либо другой мужчина быть таким бескорыстным, тем более что она позволяла ему продолжить ласки?
      Джон забрался в ванну и со вздохом опустился в нее, хотя вода доходила ему всего до талии. Он был крупным мужчиной, и ему требовалась большая ванна, но единственная большая ванна находилась в семейном крыле; отец Элизабет сделал ее на заказ. Она могла бы отправить ее Джону и…
      «Я веду себя уже как жена, – с удивлением подумала Элизабет, – думая о его потребностях и удобствах».
      Значит ли это, что она свыклась с мыслью о грядущих переменах в своей жизни?
      Элизабет продолжала наблюдать за тем, как моется Джон, и вскоре задремала.
      Она сказала себе, что Джон – ее последняя надежда. И в то же время ее тревожило, что, похоже, она теряет свою независимость.

      Утром Элизабет, посетив Анну, узнала, что ночью та получила сверху еще одну корзинку, в которой оказались сладости, книги и даже флейта. Стало быть, таинственный незнакомец слышал ее музыкальные упражнения?
      Джон ожидал Элизабет у основания башни. Ее поразило, до какой степени он был рад ее видеть. Джон, прихрамывая, пошел с ней рядом, и она вспомнила, как благородно он поступил, отправившись спать на матрасе Филиппа.
      Элизабет не хотелось признаваться даже себе, что она была несколько разочарована, проснувшись в одиночестве.
      В большом зале Милберн преградил им путь, и они остановились. Элизабет насторожилась. Уж не раскрылось ли инкогнито Джона? Не слишком ли много внимания уделялось тому, что она спала в его комнате?
      Милберн взял поднос из рук Элизабет и передал его Джону.
      – Тебя хочет видеть лорд Баннастер.
      Только благодаря многолетним тренировкам Элизабет удалось сохранить спокойствие. Вокруг было много людей; начинался новый день, и Баннастер сейчас был не пьян.
      Но тут Джон шагнул вперед и положил руку на кинжал. Милберн вскинул бровь.
      Элизабет тронула Джона за руку.
      – Все в порядке, – тихо проговорила она. – Я не выйду за пределы большого зала.
      Она увидела, как Джон стиснул зубы, однако тут же кивнул. Облегчение, которое испытала Элизабет, породило чувство благодарности к Джону – он доверял ей принятие решения. Сколько женщин могли бы сказать это о мужчине, за которого они собираются выйти замуж?
      Элизабет ощущала тепло от одного лишь взгляда Джона. Милберн, всегда такой невозмутимый, сейчас выглядел несколько… удивленным. Элизабет придала лицу строгое выражение и направилась к головному столу, за которым завтракал Баннастер.
      Виконт поднял на нее глаза; на его лице не было ни малейшего признака смущения.
      Ну разумеется, он же даже не сомневался, что может иметь любую девушку из низшего сословия, какую только пожелает.
      – Анна, – сказал он, дожевав и проглотив кусок хлеба, – ты можешь сказать леди Элизабет, что я услышал кое-что о ее нареченном в Лондоне.
      Элизабет напряглась, ожидая продолжения.
      – К моему удивлению, король получал регулярные отчеты о нем в течение нескольких лет. Кажется, он весьма известен в Европе.
      – Леди Элизабет слышала о его блестящем владении шпагой, – осторожно вставила она.
      – Он выиграл много крупных турниров, и, очевидно, на него большой спрос как на наемного солдата. Талантливый парень.
      Элизабет не могла понять, с какой целью Баннастер сообщал ей эти сведения.
      – Однако весьма печально, что этого талантливого человека, как и его брата, по всей видимости, мало интересуют семейные обязательства, ибо он до сих пор не прибыл за твоей госпожой.
      Элизабет опустила глаза, чтобы не выдать торжества. Но уже в следующий момент она готова была вскипеть от ярости, поскольку поняла, что еще один человек плохо думал об Уильяме. Баннастер вздохнул:
      – Уильям был приятным компаньоном, и я должен признать, что мне его не хватает. С его внешностью он, как никто другой, мог околдовывать девчонок. Он знал, что и как нужно сказать. Когда он умер, я обеспокоился, что будет с его поместьем. Это лишь справедливо, что я как его друг хочу о нем позаботиться.
      Он говорил так, словно и в самом деле верил сказанному. По его словам выходило, что брак и внушительное приданое – это величайшее неудобство, которое никто не хочет на себя взваливать.
      Баннастер снова внимательно посмотрел на нее.
      – Обязательно расскажи леди Элизабет все, о чем я тебе сообщил.
      – Да, конечно, милорд. – Она сделала книксен и, повернувшись, отошла от него.
      Опираясь на костыль, Джон ожидал ее возле, очага. Теперь Элизабет знала, что он был прав в отношении своего брата.
      Она направилась к нему, Джон улыбнулся ей, и Элизабет сразу стало легко и спокойно.
      Когда она подошла, Джон сказал:
      – Милберн попросил меня сделать опись овец, которые пасутся на пастбищах Хиллсли.
      – Я готова отправиться.
      Джон вопросительно вскинул бровь.
      – В Хиллсли, конечно, – уточнила Элизабет.
      Понизив голос, Джон спросил:
      – Как ты? И чего он от тебя хотел?
      Элизабет огляделась: зал был почти пуст, если не считать нескольких слуг, которые поодаль убирали столы.
      – Со мной все в порядке. А он пытался опорочить твое имя.
      Джон удивленно взглянул на Баннастера, но тот уже разговаривал с Милберном, направляясь к выходу из зала.
      – Мое имя? – удивленно переспросил Джон.
      – Похоже, король следил за твоими замечательными успехами. По-моему, интерес короля к тебе обеспокоил Баннастера, хотя он по-прежнему очень самоуверен.
      – А каким образом он пытался опорочить мое имя?
      Элизабет сделала глубокий вдох.
      – Он сравнил тебя с твоим братом и сказал, что ты, по всей видимости, так же небрежно относишься к своим обязательствам, как и он.
      Джон молча смотрел на Элизабет. Его глаза были такими понимающими и излучали такое тепло, что Элизабет захотелось разрыдаться. Ах, как она устала сдерживать свои эмоции!