Дьюи сглотнул, его глаза совсем разжижились, и он тронул конверт так, словно это был раскаленный стальной лист.
      - Марти... ты... вляпался во что-то серьезное?
      - Для меня это крайне важно, Дьюи. Вот почему я прошу тебя не прикасаться к бутылке и держать ушки на макушке. И запомни: если, когда ты позвонишь по этому телефону, ты услышишь не наш пароль, а что-то другое, молчи, ни слова не говори, клади трубку и звони в полицию. И Бога ради, набирай правильный номер - тот, что на этой бумажке. А теперь все повтори.
      Дьюи запинаясь повторил, после чего мы ещё раз прошлись по его роли. Наконец я сказал:
      - Хорошо. Приканчивай свою фляжку - это тебе сейчас не повредит. Сиди за стойкой и помни: начинай звонить ровно в десять. Даже если в сортир захочешь - сиди и звони.
      Дьюи встал, засунул письмо в задний карман брюк, а бумажу с телефоном Ланде в карман рубашки.
      - Марти, во что ты вляпался? Я могу...
      - Дьюи, ты будешь национальным героем. И ещё - не болтай ничего ни Кенни, ни Барбаре - никому!
      - Слушай, Марти, ты же знаешь, какой я старй и слабый... Может, я не смогу...
      Он дрожал мелкой дрожью. Я хлопнул его ладонью по спине.
      - Сделай, как я тебе сказал - и все будет путем. Мы же друзья, нет? Ты ведь единственный, на кого я могу положиться. Ну, вперед. Не забудь: начинаешь звонить ровно в десять, через полтора часа. Я отвечу "Лоусон педрила". Если услышишь другие слова - даже если тебе покажется, что трубку снял я, - дай отбой и звони в полицию.
      Когда он ушел, я положил второй экземпляр письма в конверт и адресовал его Лоуренсу в больницу, потом положил оторваные половинки банкнот в другой конверт и надписал его для Дьюи в "Гровер". Я наскреб у себя в ящике пару марок, запер дверь и бросил оба письма в почтовый ящик в коридоре около вестибюля. На служебном лифте я доехал до восьмого этажа, открыл окно бельевой кладовой и ступил на пожарную лестницу. Привязанный к ноге "сорок пятый" здорово сковывал мои движения. Я прошел по крыше соседнего дома к другой пожарной лестнице и стал спускаться. Со вчерашней ночи они, наверное, недоумевали, как это я умудрился исчезнуть из "Гровера" незамеченным. Я спрыгнул на асфальт, стараясь не шуметь - насколько это позволяли мои двести с лиших фунтов веса - и замер во тьме.
      Я был не один. Кто-то впереди тяжело дышал
      Я постоял немного, нащупывая револьвер в кармане и тихо отрыгивая вкус морских гребешков.
      Кто бы ни скрывался во мраке ночи, производил много шума, пыхтя как паровоз. Я ждал, но мой приятель тоже не торопился. Я вытащил фонарик и, присев на корточки, положил на асфальт.
      Я достал револьвер и, подавшись вправо и вытянув левую ногу, нажал носком ботинка на кнопку фонарика. Луч выхватил из темноты какого-то бродягу, притулившегося у стены. Я усмехнулся, увидев, как он прищурился, пытаясь разглядеть меня во тьме против света.
      Я положил револьер в карман, поднял фонарик и направился к нему.
      - Убери фонарь, амбал! - проговорил он глухо.
      - А вы, алкаши, что-то больно осмелели! - отозвался я.
      Я смотрел на него сверху внизу. Он осклабился - зубы у него оказались слишком уж хорошими для уличного бродяги, а глаза слишком блестели: он был не под мухой, а под наркотой. Он сидел, уперев обе ладони в асфальт, потом вдруг чуть приподнялся и, резко выбросив вперед обе ноги, подсек меня.
      Я рухнул на него, размахивая фонариком ... и тут за спиной у меня послышался легкий свист рассекаемого воздуха, и голова моя как будто взорвалась, охваченная белым пламенем.
      Глава 6
      Придя в себя, я понял, что лежу на боку. Голова и шея, онемели и, похоже, превратились в чугунную чушку весом не меньше тонны. Около меня горел свет и, несколько раз моргнув, я наконец умудрился сесть и оглядеться. Подсадной бродяга лежал в двух шагах от меня, вся голова у него была в крови. Должно быть, я все-таки задел его то ли ногой, то ли кулаком, прежде чем отключился.
      У меня закружилась голова, но я все же уставился в сторону света. Над лучом фонарика я увидел физиономию "Деревни" Смита - резкие, точно вылепленные из гипса, черты. Глаза у него были пустые и холодные, как сухой лед. Я удивился, не увидев его рук, потом понял, что он в черных перчатках. Наверное, в правой он держал мой "полицейский-специальный" - револьвер завис во тьме над землей - вперив прямо в меня ствол.
      Я рыгнул. Голова раскалывалась от тупой боли Я шевельнул ногами. Нет, Боб оказался не таким уж великим гангстером - мой армейский сорок пятого калибра на лодыжке он не нашел.
      Некоторое время мы смотрели друг на друга. За все эти годы я видел его раз или два, но так близко - никогда. Красавчик был, гад, это правда: высокий, крепкий, с широченными плечищами, лицо тяжелое, но ни унции лишнего жира, впрочем, может, просто тени, упавшие на его щеки и скулы, придавали его роже такий впечатляющий вид.
      Я упер локти в асфальт и немного успокоился, гадая, что же будет дальше. Я попал в западню, но это ничего для меня не меняло. Дьюи позвонит Биллу в десять - ведь я не сниму трубку. Даже если подсадной нейтрализовал Дьюи, Лоуренс получит копию письма завтра утром и полиция обязательно возьмет Бокьо, а, даст Бог, и Смита заодно. Мне же оставалось только озаботиться тем, чтобы не уйти отсюда живым. А если Боб лопухнется, я был не прочь его взтяь. Неплохо сделать такой прощальный подарок... самому себе.
      - Ну чо скажешь, сволота? - наконец произнес Смит. У него был явный дервенский выговор. И что-то у него было с губами - будто они были слишком велики для его рта и как две жирные гусеницы заползли в рот. А может, это тоже была игра теней.
      - Я как раз собирался все тебе сказать в лавке у Вилли. Но и это местечко подходящее. - Мой голос в кромешной тишине звучал ровно и твердо.
      - Я так и понял. Да не хотел тя кончать в лавке - потом пришлось бы объясняться...
      - Да с кем объясняться? - с издевкой спросил я. - Ты же мог проделать со мной тот же трюк, что и с Забиякой - пришить меня в морозилке, а потом сбросить труп где угодно в любое удобное время. Бокьо, верно, себя считает непревзойденным умником - сначала грохнул его, а потом махнул в Майами и обеспечил себе алиби. Через пару недель ты скинул труп в Бронксе. На жаре тело оттаяло, так что ни один судмедэксперт не определил, что труп просто взяли и заморозили. И никто не понял, что Андерсона убили-то вовсе не накануне того дня, когда нашли труп, а две недели назад! Это же старый номер - так что твой Бокьо не Бог весть какой изобретатель...
      - Перо в спину - тоже, может, старый номер, но и теперь годится.
      "Бродяга" застонал и снова затих.
      Боб взглянул на него и,повернувшись ко мне, спросил:
      - Ты чо тут развонялся? Лехцию мне решил прочесть? - Реакция у Смита была отменная. Он одним прыжком оказался около меня, и я глазом не успел моргнуть, как получил сильнейший удар ногой в печень. Я перегнулся пополам, и в этот момент он рассек мне лицо рукояткой моего револьвера.
      Сознания я не потерял, но долгое время не мог пошевелиться и едва дышал. Кровь ручьем текла мне за воротник рубашки и бежала по спине теплыv сиропом. Тут я уж и засомневался, что Боб способен совершить ошибку. И потом меня в голову пришла страшная мысль: а что если он вовсе и не убьет меня, а только отутюжит как следует, чтобы припугнуть, - и все?..
      Наконец я опять смог сесть и пошевелил ступнями. Мне оставалось только одно - применить к нему тот же захват ногами, который пытался продемонстрировать его подсадной "алкаш".
      - Я про тя все знаю, - продолжал Смит. - Когда-то ты был орлом с полицейской бляхой, а теперь ты дешевка - пропойца, гостиничный вышибала! Ты на кого работаешь?
      Стоило мне раскрыть рот, как кровь залилась под язык, и я едва не захлебнулся.
      - Чево ты добиваесся? В газеты хочешь попасть или в полицию вернуться?
      - Хочу свою долю, - сказал я - мои слова прозвучали так, словно я говорил с полным ртом земли.
      - Да ты никак потрясти нас хочешь? - он захохотал беззвучным смехом.
      Я попытался кивнуть, но моя голова только бессильно мотнулась на одеревеневшей шее. - Убьешь меня - тебе же будет хуже , - продолжал я. Чем больше я говорил, тем увереннее становился мой голос . - Я послал самому себе письмо до востребования, а обратным адресом поставил отделение полиции. Если я завтра не получу его, письмо отошлют обратно и вскроют... И вы с Бокьо погорите... - Придумка была не Бог весть какая, но должна была сработать.
      - Ха, ты чо ж думаешь, сволота, ты со щенками игру затеял?
      - Нет, Боб, я думаю, что этот тебе хватит щенков задирать - ты попробуй-ка на волка выйди...
      Он молчал, сверля меня своими ледышками-глазами. Я вдруг перепугался, что он просто уйдет и оставит меня валяться здесь.
      - Я бы никогда ничего не распутал, если бы ты, парень, выучился наконец говорить как городской. А то ты до сих пор гундявишь как деревенщина...
      Он ударил мне ботинком в ухо. На секунду мне показалось, что мою голову надули как воздушный шарик, но в следующее мгновение я уже оклемался.
      - Каждый твой удар, Боб, только повышает цену. Вы с Бокьо сильно просчитались, угрохав Забияку в мясной морозилке - больше так никогда не делайте. А что это вдруг Бокьо опять взялся за старое - убивать стал? Никак ему подвернулось дельце на миллион, и он не смог устоять перед искушением убрать Андерсона собственноручно?
      "Подсадной" опять застонал, и Боб вмазал ему револьвером по темени, снова отправив его в глубокий нокаут.
      - Я ж те сказал - никаких лехций!
      Я слабел. Моя рубашка вся пропиталась кровью. Я понизил голос, точно вот-вот мог потерять сознание, и прошептал:
      - Все... в письме... Бокьо, наверное, даже и не подозревал, что у него есть такой родственник... Ланде-мясник. Или Вилли не знал. А потом... вдруг старику Бокьо приспичило угрохать Забияку. Может, он видел этот трюк с морозилкой в кино. Может, кто его надоумил. И вот он начинает искать подходящую мясную лавку с морозильником и... находит её ... прямо под носом - да ещё и владелец ее... родственничек. Бох, он же Бохштейн! Все... в письме... все!
      - Ах ты сволота поганая, чево те надо?
      - Десять штук, - просипел я.
      Боб наклонился надо мной.
      - Чево?
      - Десять штук, - я чуть не прыснул от смеха: Боб Смит, знаменитый контролер мафии, оказался глухим как тетерев.
      Он чуть не споткнулся об мои ноги.
      - Десять штук?
      - Если я умру... вам крышка, - прокряхтел я.
      - Ты чо ж думаешь, мы совсем уроды - отступного те давать, чтоб ты опосля нас тряс?
      Я махнул рукой.
      - Ну что ж, ну потрясу маленько. Так, по мелочи. Я же понимаю, когда нельзя перегибать палку, - и тут я перешел на бессвязное бормотанье.
      - Чево? Громче говори, гад!
      Я прошептал что-то совершенно неразборчивое и чуть отодвинул правую ногу вбок. Даже если мне мой трюк не удастся думал я, он меня точно пристрелит.
      - Ты громила хренов - ты хоть соображаешь, что я могу тя так уделать, чо ты у меня заговоришь как миленький, а опосля бушь сам просить тя пристрелить, шоб не мучился!
      - Пиьсмо... Не забудь про письмо! - произнес я достаточно громко. Отвези меня к врачу... а то я умру!
      Он заколебался.
      - У... мираю... - забормотал я и напрягся, картинно изобразив содрогание, а сам тем временем ещё дальше отодвинул правую ногу.
      Боб склонился ниже.
      - Эй! Ты получишь бабки! Эй, слышь? - повторял он ак последний болван. У меня был полный рот крови и из-за этого я говорил булькающим шепотом, похожим на предсмертный хрип.
      Смит выпрямился, и я подумал, что переборщил. Но он вытащил из кармана пригоршню долларовых бумажек, наклонился и помахал бумажками перед моим лицом.
      - Во, смотри! Вот твои бабки! Слышь? Получишь ты...
      Собрав остатки сил, я мощно выброил вперед правую ногу - с привязанным к лодыжке армейским 45-го калибра - и в тот же миг Боб попытался отпрянуть и выпрямиться во весь рост. Грохнул выстрел моего револьвера, который он не выпускал из руки, и пороховое пламя полыхнуло мне прямо в глаза, но нога все же вонзилась ему в правый висок.
      Смит покатился на асфальт, а я, ослепенный выстрелом и оглушенный ударной волной, с трудом удерживал равновесие. После короткой вспышки тьма вокруг, казалась, сгустилсь ещё больше, и понадобилось немало времени, чтобы мои глаза вновь стали различать предметы вокруг. Зато боль в плече, куда попала пуля, я почувствовал сразу. Правда, я мог двигать левой рукой, так что рана была не слишком серьезной, но мне пришлось немало попотеть, чтобы встать на ноги. На ногах мне значительно полегчало.
      Я схватил фонарик Смита и осветил "бродягу". Кровь залила ему лицо, но он был жив - кровь булькала у него на губах в такт дыханию. Я поспешно выпрямился, потому что у меня снова закружилась голова. Кровотечение было такое сильное, что я уже слышал хлюпанье в ботинках.
      Вида собственной крови я не испугался, к тому же у меня ещё были неотложные дела. Я глубоко вздохнул, как штангист перед жимом, и, оттащив бездыханное тело Боба к краю аллеи, посадил его у стены дома, чтобы он мог послужить мне хорошей мишенью. Эта операция едва не лишила меня последних сил, и мне самому пришлось прислониться к стене и немного передохнуть. Меня забавляло все происходящее - и как я неловко волочу ноги и как деловито подготавливаю собственное убийство.
      Боб шевельнулся, н я ударил его затылком об стену - аккуратно, чтобы не дай Бог не убить его и не лишить себя собственного приза. Я осветил его фонариком и обыскал. На боку у него висела кобура с пистолетом, второй ствол я нащупал в потайном кармане на рукаве. Ну, там-то он явно припрятал малокалиберную игрушку, из которой он мог бы уложить меня только при удачном выстреле в упор или расстреляв в меня всю обойму. Я не стал трогать нарукавную игрушку, оставив себе шанс быть убитым именно из нее. Деньги, которые он совал мне в нос, лежали у него в кармане пиджака и сам не знаю зачем, я взял несколько сотенных, а потом переложил фонарик в левую руку. Моя левая была вся в крови и, фонарик выскользунув из ладони, шлепнулся на асфальт и погас.
      Я стоял в темноте, старясь сохранять равновесие и проклиная свою глупость. И мне и Бобу свет обязательно понадобится. Я наклонился над Бобом и отодрал рукав от его пиджака, потом нашарив в темноте "бродягу", снял с него пиджак и штаны. Из этого тряпья я сложил кучку, а сверху положил деньги. Потом сложил кучку поменьше из скомканных банкнот и поджег их своей зажигалкой. Я положил револьвер Боба и свой "полицейский-специальный" около него - так, чтобы он мог видеть оба, но не смог бы до них дотянуться. Я вытер ладони и, отвязав свой армейский от лодыжки, положил его в карман. Банкноты сгорели дотла. Я прислонился к стене, закрыл глаза и стал ждать.
      По прошествии нескольких секунд, показавшихся мне часами, я услышал, как Боб застонал, а потом сел. Я достал зажигалку и поджег лежащие на одежде доллары.
      Боб смотрел на меня из-под окровавленных бровей. Половина его лица сильно опухла и посинела. Он как бы невзначай потер лаодонью о бедро и, наверное, улыбнулся, решив, что я прохлопал спрятанный на рукаве ствол. Не знаю, почему но вдруг впервые в моей жизни вид чужой крови и разодранной кожи вызвал у меня приступ тошноты.
      Я пошатываясь стоял перед Бобом и держал правую руку на рукоятке спрятанного в кармане армейского автоматического. Вонючее пламя, пожиравшее бумагу и ткань, отбрасывало на нас таинственные кривые тени.
      - Ну вот наконец-то мне попалась крупная рыба, - сказал я. - Большой гангстер. Главный контролер мафии. Ты думал, что ты выше закона, выше меня, что у ты сам себе закон. Ты даже по-быстрому разобрался с воришками, которые ограбили Вилли Ланде. Видно, сильно перепугался, что они могли заметить труп Забияки Андерсона у Вилли в морозилке? Но впервые я...
      - Деньги! - прохрипел Боб. Похоже, я сломал ему челюсть. - Ты ж деньги взял...
      - Кто взял? Болван, нужны мне твои деньги! Да я сейчас тебя так уработаю, я тебе последние мозги вышибу, ты у меня калекой останешься... если выживешь! - Я сам себя не слышал. Я думал, что мне не хотелось и не было нужды избивать этого бандита.
      Огонь догорал.
      - Я тебя тут и порешу, чтобы ты уж больше никого не мог...
      Но Боб и впрямь был молодец: короткое движение левой рукой, которого я бы и не заметил, наверное, если бы не знал о существовании в рукаве потайного кармана, - и вот уже в его правой ладони оказался короткоствольный автоматический пистолетик европейского производства. Может быть, это была только странная игра света и тени, но мне в первый момент показалось, что так блестеть может только латунная игрушка. Однко тут же я почувствовал два коротких укола в живот.
      Смит буквально прошипел:
      - Сволота! Легаш паршивый! Поганый легаш!
      Я двинулся к нему. Вспыхнули ещё две игрушечные молнии, и ещё две иголочки кольнули меня в живот. Теперь я ощутил боль - обжигающую, глубокую.
      Я приблизился к нему почти вплотную и позволил всадить в меня две последние пули. Но странное дело, я почувствовал только один укол - этот идиот во второй раз умудрился промазать.
      Головокружение и боль внизу живота быстро нарастали, но я все ещё сжимал в кармане свой армейский пистолет. Я шатался как пугало на ветру, дым от сгоревшей одежды жег мне глаза. Но я услышал свои слова:
      - Ладно, парень, теперь получай от легаша! - и выстрелл в него сквозь карман пиджака.
      Его голова раскололась надвое, и правая половинка крсно кляксой впечаталась в стену. В ушах у меня громыхнул выстрел патрона 45-го калибра - но этот гром мгновенно растаял вдалеке, когда я стал падать навзничь.
      Неподалеку от Бриджгемптона на Лонг-Айленде есть чудесный пустынный пляж, сохранивший старое индейское название Сагапонак. Чистый песок и высокие дюны тянутся на много миль, и порой здесь бывают сильные штормы. Лучшего места для ночной рыбалки я не знаю. Помню, обычно около девяти или десяти вчера у кого-то из наших вдруг возникала мысль сгонять туда. Мы забирались в чью-нибудь развалюху, к полуночи добирались туда и рыбачили до рассвета. От прибоя в воздухе там постоянно висит сеть соленых брызг, и когда солнце появляется из-за горизонта, эта соленая водяная сыпь розовеет и сквозь неё пробиваются сотни крошечных радуг. Иногда, выезжая туда в одиночку, я представлял себя на том свете - правда, словно попавшим в другой мир.
      Открыв глаза, я увидел этот самый розовый туман, медленно плывущий перед моим лицом, и первой моей мыслью было: если небеса или ад существуют, то мое дело плохо - я либо там, либо сям... Или я снова на пляже? Тогда как я сюда попал?
      Я не пытался шевелиться, а просто глазел на розовый туман. Потом только до меня дошло, что это - я все ещё лежал на аллее недалеко от "Гровера" и сквозь запекшуюся на веках кровь наблюдал восход. Но почему же я не труп? Разве можно было остаться живым с пятью пулями в брюхе, с пробитой башкой и...
      Розовый туман стал бледно-желтоватым, и потом снежно-белым. Я напряг зрение и - черт, скоро осознал, что лежу в больничной палате.
      Сомнений быть не могло. С трудом вращая глазами, я заметил металлический стол на тонких ножках и стул, какие бывают только в больницах. Я попытался повернуть голоу, но все мое тело пронзила такая боль, что я тут же отказался от этой попытки. Мимо моих глаз проскользнуло что-то бело-рыжее. Я с усилием сфокусировал зрение на рыженькой медсестре в белом халате и услышал её возглас:
      - Доктор Мурпарк! Он пришел в сознание!
      Рыжая исчезла, и воцарилась тишина, а я стал смотреть на белый стол. Ну конечно же, я все запорол. Потом я услышал голоса и почувствовал прикосновение чео-то холодного к коже и наконец - укол, но словно где-то далеко-далеко . Потом я сразу же ощутил, как тело наливается силой, как мне становится жарко и как отвердевают мышцы. Какой-то тип, ужасно похожий на врача из какого-нибудь голливудской мелодрамы - невозмутимая физиономия, седые волосы и очень усталые глаза - вдвинул голову в поле моего зрения и спросил:
      - Мистер Бонд, вы меня слышите? - Голос был глубоким и уверенным.
      Он так низко склонился надо мной, что я даже расслышал легкое чавканье, сопровождавшее его слова.
      - Конечно, слышу. А почему я не умер? Что-то не получилось?
      Его лицо приблизилось ещё больше, и губы, казалось, припечатались к моим глазам. Я смог рассмотреть поры на его коже.
      - Мистер Бонд, вы меня слышите?
      - Сказал же, что да. Уйдите с моего лица!
      Тонкие влажные губы снова шумно задвигались.
      - У нас очень мало времени, мистер Бонд, а вы не в состоянии говорить. Пожалуйста, если вы меня слышите, просто моргните.
      Что там стряслось с моим ртом? Я-то себя отлично слышал - может, этот болван глухой? Я моргнул.
      - Мистер Бонд, мы дали вам... Вы скоро уснете, поэтому я все вам скажу без утайки. Вы получили тяжелейшие ранения. То, что вы остались живы, можно считать чудом хирургии. Я это вам говорю потому, что у вас сильный организм и у вас есть все шансы жить - сли вы сами будете сражаться за свою жизнь. Губы задвигались быстрее, а в голосе вдруг появились суетлиые интонации опытного коммивояжера. - Я же понимаю, что вы очень хотите жить, ведь вы теперь главная сенсация дня, и все газеты и радиостанции только о вас и говорят. Вы стали национальным героем. Вас ждет большое будущее...
      Я закрыл глаза. Он ещё что-то говорил, чего я не хотел слышать, что-то о Фло, которая ждет встречи со мной. Потом зазвучал новый голос:
      - Марти, прошу тебя, взгляни на меня.
      Я открыл глаза и увидел старину Арта Дюпре. Его сияющий взгляд словно говорил: у меня для тебя отличне новости, дружище!
      - Марти! Несокрушимый Марти! Мне все-таки удалось... Марти, когда тебя доставили сюда с развороченными кишками, мне удалось взять пункцию! Слушай, нет у тебя никакого рака! - Арт набрал воздуху и едва не заорал мне в лицо: - Марти, ты что, не понимаешь? Твоя опухоль не злокачественная. Дело в том, что это даже и не опухоль никакая, а что-то вроде пазухи в кишечнике. Там скапливается непереваренная пища, она гниет и... Ты понял, Марти, ты напрасно считал, что у тебя рак! Тебе надо только неколько недель проваляться в хирургии и все будет отлично - ты снова станешь как огурчик.
      Я закрыл глаза. Веки стали весить тонну каждое.
      - Марти, скажи, ты меня слышишь? Ты понял, что у тебя нет рака?
      Я заморгал как сумасшедший и увидел, как посветлело лицо Арта. Потом я снова закрыл глаза и уже не смог открыть их, и скоро опять утонул в розовом тумане, и голос Арта растворился вдалеке.
      Мне вдруг захотелось поскорее выработать какой-ниубдь условный язык и все рассказать Арту. Но уж больно это было утомительное и сложное занятие, да и какое это имело значение? Вот то, что у меня нет рака, что я освободился от бремени своих мыслей - да, вот это имело значение.
      Как мне было объяснить Арту - да и зачем себя утруждать? - что в эти несколько дней я увидел Марти Бонда со стороны и что мне расхотелось жить. Марти-грубияну и бандюге вообще не следовало появляться на свет, никогда...
      Розовый туман побагровел. Наверное, солнце уже близилось к зениту. Но воздух и песок оставались такими же влажными и холодными, как на заре. Тут удочка сильно дернулась, потом ещё раз. Я выронил одеяло, которым укутывалс ночью, и вскочил на ноги, обхватив удочку обеими руками. Я понял, что поймал на крючок упрямого бойца - я едва удежрживал удилище.
      - Смотри , как я сейчас этого малыша буду вытягивать! - заорал я. Поймал что-то очень большое - может, молодого тунца или даже пеламиду. Ты только посмотри, какую битву эта дурашка затеяла - чуть удилище не переломилось!
      - У него пропадает пульс! Мистер Бонд! Боже мой, мистер Бонд!
      Удилище напряглось, и у меня не было времени обернуться и посмотреть, кто это там разговаривает за моей спиной. Рыбина не собиралась сдаваться. Напротив она, похоже, с каждым мгновением набиралась сил и мощно рвалась с лески. Ну и великан! У меня уже затекли руки, и удилище выскальзывало из ладоней. Да там целый кит! Просто непонятно, как только леска его выдрживала. Мне эти рывки уже было невмоготу сдерживать - не говоря уж о том, чтобы вытянуть добычу из воды.
      Удочка мелко завибрировала. Я сделал последнее усилие удержать её в руках...
      Потом разжал пальцы.