- Там, откуда я родом, такого не бывает!
      В кафешке наступила тишина, а я посмотрел на него поверх газеты. Тут он зачерпнул ложку кофе и под одобрительное подмигивание остальных оболтусов, как бы случайно вылил мне все на рукав.
      Было бы хуже, если бы я ничего не предпринял, поэтому я встал и, с силой оттолкнув его на соседа, заметил:
      - Успокойся, парень, сейчас-то ты на Севере и давно уже босиком не бегаешь.
      Я вел себя глупейшим образом, но просто мне было невмоготу сдержаться. Если бы начался скандал и они позвали того полицейского, мне пришлось бы показать свой жетон - и конец моей работе. Лучше всего мне было просто повернуться и уйти.
      В кафе воцарилась гробовая тишина: наверное, увидев мои параметры, Голосистый на том конце стойки перестал лыбиться. Но я уже совершил ошибку, и Томасу ничего не оставалось, как сделать ответный ход. И он крикнул:
      - Ах ты вонючий ниггер! - С этими словами он вскочил, замахнувшись правой. Я поймал его руку на лету и больно завернул ему за спину, не спуская глаз с его приятелей. От боли Томас переломился пополам, и когда попытался лягнуть меня, я рванул его резко вверх и внезапно выпустил. Он шмякнулся на пол и его шапочка слетела.
      - Глупо, - спокойно сказал я. - Мы же в разных весовых категориях. Веди себя примерно, и поумерь пыл. Я на неприятности не нарываюсь.
      - Да я тя убью! - заревел он, забыв о своем южном акценте.
      - Если ты встанешь, малыш, тебе будет бо-бо.
      Его правая рука метнулась к заднему карману, и он начал подниматься на ноги, потом провел левой ладонью по светлым волосам и сел. Встрял Голосистый:
      - Не стоит ссориться, мистер. Он же ничего такого не хотел...
      - Я знаю. Вот потому-то я и сам не хочу, чтобы он лез в драку - и получил по мозгам. И не хочу, чтобы вам, ребята, в голову пришла дурацкая мысль побить меня. - Я бросил десятицентовик на прилавок за третью чашку кофе и вышел на улицу, бросив им на прощанье:
      - Мы просто позабавились.
      Я так рассердился на самого себя, что чуть не плакал. Мур, суперсыщик, едва не запорол полуторатысячную работу! Но черт побери, не мог же я снести того, что он мне сказал.
      Я пошел к метро. На станции никого не было. Томас конечно же, сразу меня заметит, если я буду тут околачиваться. Поэтому я вышел на улицу и поймал такси. Судя по досье, которое дала мне мисс Роббенс, Томас жил на Западной Двадцать четвертой. И я попросил таксиста отвезти меня к станции "Двадцать четвертая улица". Около станции толпился народ - в основном белые - в ожидании утренних газет. Я занял позицию в темном парадном дома напротив станции и записал в блокнотик расходы на такси. Я попытался успокоить себя тем, что инцидент в кафе даже сослужил мне хорошую службу я услышал его голос, что могло мне пригодиться в будущем. Но я прекрасно понимал, какого дурака свалял. Если только Томас хоть раз меня заметит, он может подумать, что я легавый, и смоется. Но и он тоже зря затеял эту свару. А что если бы в кафе забрели полицейские и замели нас обоих - и тут сразу бы обнаружилось, что он в розыске? Наверное, именно поэтому он особо и не стал выступать и не достал свой нож из заднего кармана.
      Я увидел, как из метро вышел Томас - один. Он остановился у газетного киоска, поговорил со стариком-продавцом, и купил журнал "Популярная механика". На углу был кафетерий - недалеко от моего укрытия. Томас скользнул в дверь. Парень, видно, любил поесть. Я прошел мимо витрины. Он не ел, а болтал с посудомойкой в белой униформе. На вид ей было лет девятнадцать - такая, знаете, бледненькая тоненькая девчонка явно из бедной белой семьи. Бледненькая и тоненькая от постоянного недоедания в детстве.
      Судя по тому, как доверительно они ворковали, склонив головы друг к другу, и по улыбкам на их губах можно было предположить, что она его подружка. Через некоторое время он потрепал её по руке и вышел. Пройдя квартал, он свернул на свою улицу и вбежал в подъезд небольшого многоквартирного дома с выцветшей вывеской "КОМНАТЫ ВНАЕМ". Я стал смотреть на окна, но так и не увидел, где зажегся свет. Впрочем, я же не знал, куда выходит окно его комнаты - на улицу или во двор. Я стал размышлять, каким образом все-таки Кей удалось раздобыть всю информацию про него, - даже номер дома, квартиры и комнаты. Я был уверен, что Томас теперь никуда отсюда не двинется до утра, а ляжет и будет читать свой журнал.
      Я вернулся в кафетерий и заказал стакан воды. Все служащие кафетерия носили пластиковые планки на груди со своими именами. Бледненькую посудомойку звали Мэри Бернс. Я перешел улицу и в табачной лавке нашел телефон-автомат. Естественно, в справочнике я нашел массу Бернсов, в том числе одного жившего неподалеку отсюда, чей адрес я записал. Этот Бернс мог быть её отцом, и, возможно, я получил её домашний адрес. Было уже начало девятого, и я позвонил мисс Роббенс домой. Когда она сняла трубку, я услышал голоса и музыку. Я рассказал ей о своих успехах - но о скандале в кафе не обмолвился ни словом - и она ответила наигранно официальным тоном:
      - Ну, вам пока вряд ли стоит так много сил отдавать работе. Хотя я, признаюсь, рада, что вы такой ответственный.
      - Когда передача выйдет, мне проще будет действовать. Так что сейчас мне нельзя его отпускать от себя ни на шаг. Завтра я провожу его на службу и посажу на поводок после работы. А вечером позвоню.
      - Замечательно, Туи. А что вы сейчас делаете?
      - Ничего.
      - Тут у меня гости, интересные люди, может, зайдете?
      - Ну...ммм... я... - Я ощупал лицо. Хотя щетина у меня становилась заметной только на второй день, сейчас побриться бы не мешало.
      Она же восприняла мои сомнения за нечто иное.
      - Да вы не смущайтесь, это все люди с либеральным взглядом на вещи, зашептала она, должно быть, сама не понимая, что она такое несет.
      - Да я не об этом вовсе подумал. Мне надо побриться.
      - Ох, перестаньте! Так вы придете?
      - Да! - Если уж я надеялся, что Роббенс познакомит меня с нужными людьми на Мэдисон-авеню, дружбу с ней надо было крепить.
      Выйдя на улицу, я машинально стал искать глазами парикмахерскую. Единственная в округе оказалась закрыта, хотя для меня большой разницы не было бы, будь она и открыта. Как-то в девятнадцать лет я случайно оказался в Нижнем Манхэттене и услышал, что в табачной лавке нужен продавец-негр на лето. Побриться в Манхэттене я не мог и пока ездил в Гарлем, пока приехал обратно, вакантные места уже были все заняты...
      Я купил станок и лезвие в табачной лавке, поехал на автобусе на Пенсильванский вокзал и побрился в мужском туалете. В такси, отвезшем меня через весь город к дому мисс Роббенс на Тридцать седьмой, я записал свои транспортные расходы, а потом, поразмыслив секунду, добавил доллар, истраченный на бритье.
      Она жила в отремонтированной пятиэтажке и, судя по их количеству в городе, перестройка старых пятиэтажных домов, вероятно, составляет основу градостроительного бизнеса в Нью-Йорке. Я позвонил ей снизу, она через домофон отперла замок входной двери, и я на крохотном лифте поднялся на третий этаж. Кей стояла в дверях. На ней были обтягивающие кожаные штаны, синяя водолазка, выгодно подчеркивающая её маленькие грудки и контрастирующая с беленьким лицом и рыжими волосами. Ее талию стягивал узкий ремень с серебряной пряжкой в виде монеты, а на ногах были кожаные шлепанцы с крошечными бубенчиками. Она провела меня в большую гостиную, выдержанную в современном стиле: шведская мебель и горящий камин. Стены украшали яркие - вырви глаз - обои в разноцветных кляксах.
      На полу перед камином возлежала парочка, на кушетке нежился ещё какой-то парень, а около столика на колесиках стояла женщина и смешивала в шейкере коктейль. Все присутствующие вытаращились на меня с нескрываемым интересом, словно до сей минуты они скучали и вот на тебе - входит некто, кто всех сейчас позабавит. Я стал гадать, кто из двоих мужчин приходится Кей мужем. Повесив мое пальто в шкаф, Кей познакомила меня со своими гостями. Парочка на полу оказались мужем и женой - он был писателем. Писатель поджаривал на огне кружочки картофеля, насаживая ломтики на длинную палочку. Он вытаскивал готовые ломтики и осторожно, стараясь не обжечься, поедал их. Звали его Хэнк. Я так и не понял, как зовут его жену. Парня на кушетке звали Стив Макдональд.
      - Стив у нас на "Сентрал" главный, - сказала Кей. - Это он придумал теле шоу, которое я сейчас раскручиваю. Ну и наконец Барбара - мы с ней делим эту обитель.
      Стив был долговязый и тощий, как жердь, с телосложением бегуна на длинные дистанции и такой короткой стрижкой, что, казалось, волосы на его узкой голове нарисованы. У него была дурацкая привычка, как я потом заметил, в разговоре широко раскрывать глаза, чтобы привлечь внимание слушателей к своим словам. Вместе с тем его не волновало то, что он, лежа на кушетке, может помять свой полосатый блейзер и фланелевые штаны.
      Барбара была аккуратненькая и миленькая дамочка с юной фигуркой, однако на её лице лежала печать помятости и усталости, а её тщательно уложенные волосы были испещрены струнами седины - наверняка результат покраски. Эта седина была ей совершенно не к лицу.
      - Привет, Туи, - проговорила она. - Кей мне про вас рассказывала. Хотите виски или горячий ром с маслом?
      Прежде чем я раскрыл рот, Кей ответила за меня:
      - Туи непременно должен попробовать ром.
      - Как хочешь, - сказала Барбара и налила ром в толстую чашку, потом бросила туда кусок масла и какие-то специи. Подойдя к камину, она опустилась на колени рядом с Хэнком и, поднеся к огню небольшой заварочный чайник, налила мне в чашку горячей воды. На Барбаре было простое платье с набивным рисунком, и, когда она наклонилось, под тканью проступили полные симпатичные ляжки. Уголком глаза я заметил, как Стив, тот, что на кушетке, впился взглядом в её зад и ляжки. Потом он перевел взгляд на меня и ухмыльнулся.
      Я взял чашку с питьем, а Хэнк постучал по ковру рядом с собой и предложил:
      - Садитесь. Не каждый вечер удается заглянуть в глубины истории и чокнуться с генералом Туссейнтом.
      - В прошлом году мы были в Гаити, - пояснила его жена.
      - Лучше сяду вот здесь, - сказал я, опускаясь на кожаную подушечку.
      Все воззрились на меня с дружелюбным любопытством. Я отпил варево, которое на вкус оказалось похоже на суп, сдобренный алкоголем.
      - Туи был капитаном в армии, - объявила Кей. - У него и медали есть.
      - Мой пресс-агент, - заметил я, мечтая, чтобы она заткнулась.
      Стив приподнялся на локте и шутливо отдал мне честь.
      - Капитан, войска преют на солнце. Как вам подать их - с кровью, прожаренными или с корочкой?
      - Ну какой пошляк! - воскликнула Барбара.
      Стив сделал большие глаза.
      - Ну не знаю, мне показалось это смешным. А как вам, Луи?
      - Неплохо, - ответил я, ещё раз приникнув к чашке с варевом.
      - Его зовут Туи, и это тебе известно, - отрезала Барбара, продолжая вести со Стивом какую-то личную битву. - Как вам горячий ром?
      - Нравится, - солгал я и добавил, решив тоже принять участие в коллективном сотрясании воздуха. - Я уже пробовал, в Париже.
      - Мы были в Париже в пятьдесят третьем, - подхватила жена писателя, поворачиваясь ко мне.
      На книжной полке стоял стереопроигрыватель с уютно урчащей джазовой пластинкой. Жена писателя плотоядно облизала губы, точно собиралась откусить от меня кусочек, и подала мяч на мою половину поля:
      - Я обожаю пластинки Бесси Смит, но они ужасно записаны - на нашем стерео слышны все царапины и шумы.
      Кей разожгла свою трубочку и примостилась на полу, а писатель, ткнув пальцем в почерневшую дольку картофелины, сказал:
      - Не могу спокойно слушать про нее, потому что сразу вспоминаю, как ужасна была её смерть - она истекала кровью, но её не приняли в больницу для белых. Я слышу боль в её голосе.
      - Ее голос проникает до самых глубин твоей души, - отозвался Стив.
      Тут я понял, что они сыграют сейчас со мной в "пятый угол", как назвал один негритянский писатель подобную светскую игру. То есть бывают такие белые, которые обожают обсуждать негритянские "вопросы" и "проблемы", и считают своей обязанностью заводить подобные разговоры в обществе негров. Пожалуй, такое отношение к нам куда лучше отношения большинства беляков, которые стараются нас просто не замечать. Но я уже давненько не оказывался в центре подобной идиотской дискуссии.
      Завела волынку жена Хэнка, сказав, что, по её мнению, негры должны в массовом порядке эмигрировать с Юга, чтобы иметь возможность "консолидировать свой избирательный потенциал".
      Стив и Кей немедленно бросились очертя голову за ней, потом и Хэнк с Барбарой внесли свою посильную лепту. Я допил горячую бурду и ухитрился втихаря налить себе чистый виски. Я оказался тихой и вежливой "проблемой" и все думал, как понравилось бы Сивилле эта тягомотина. Можете себе представить, они так увлеклись своей беседой, что забыли обо мне - кроме Барбары, та время от времени стреляла в меня глазами, точно изучала. Наконец, когда Кей закончила очередной монолог и занялась своей трубкой, Стив устремил на меня взгляд и спросил:
      - Туи, а как, по-вашему, положение негров не улучшилось бы в случае их массового переезда на Север?
      - Я не знаю, - кротко ответил я и, кажется, мой ответ рассердил всех присутствующих: наверное, они считали меня экспертом по межрасовым отношениям.
      - Ну, конечно, даже невзирая на различные проявления расовой дискриминации, - сказала Кей, - здесь у негров больше шансов, тут им закон по крайней мере предоставляет возможность бороться за свои права.
      - Мне не приходилось бывать на Дальнем Юге, - начал я, осторожно выбирая слова из опасений лишиться клиента, - но могу вам сказать одно: вряд ли у средней негритянской семьи на Юге достаточно денег, чтобы осуществить переезд не только на Север, но вообще куда-нибудь.
      - Ерунда! - подала голос жена Хэнка чуть не злобно. - Если бы негры по-настоящему хотели получить свободу, уж они бы смогли каким-то образом удрать.
      - Вся история Соединенных Штатов пошла бы другим путем, если бы после Гражданской войны негры переехали на Запад, - горячо воскликнула Кей.
      - Ничего подобного, - возразил Хэнк, - им же обещали по сорок акров земли и мула - с чего бы им уезжать? Беда в том, что республиканцы их предали и вся Реконструкция пошла коту под хвост;
      Он снова затеяли словесную перепалку, и наконец Кей спросила:
      - Туи, а что вы думаете?
      Мне надо было парировать её удар, поэтому я спросил в свою очередь:
      - А почему вы не предлагаете массовую эмиграцию белых с Юга, чтобы оставить негров в покое дома? Это было бы куда легче осуществить - ведь на Юге белые в меньшинстве.
      Стив сказал, что это чушь, а Хэнк и его жена решили, что я над ними подшучиваю. Кей рассмеялась и подмигнула мне. Барбара это заметила и закусила губу.
      Они опять затеял пустопорожний треп, правда, на этот раз завели новую песню - что белая раса вообще меньшинство на земном шаре - а потом разговор сам собой зачах, а может быть, они просто утомились. Жена Хэнка встала - у неё оказалась очень хорошая фигура - и лениво протянула:
      - Черт, уже одиннадцать. Наша няня - старшеклассница и она не может допоздна сидеть с ребенком. - Она ткнула Хэнка ногой. - Пойдем, лапа, ты же собирался сегодня ещё поработать. Честно, я не представляю, как ему это удается, но он будет сидеть за столом до утра.
      Стив сделал большие глаза:
      - Возможно, раннее утро стимулирует его творческое воображение. Как-нибудь я сделаю телепостановку по твоему последнему детективу. Придется, конечно, немного разбавить эротическими сценами, но сюжет мне нравится - очень закрученный.
      Хэнк поднялся, отряхнулся, рыгнул, погладил себя по животу и изрек:
      - Чертова картошка... Тогда поторопись, Стив, я найду куда вложить деньги. Сейчас пишу одну вещицу, из которой обязательно получится отличный телеспектакль. Речь идет о подпольном тотализаторе. - И он поглядел на меня так, словно я был главным букмекером в городе.
      - О, тогда Туи может стать для тебя кладезем информации, - воскликнула Барбара. - Он же детектив!
      Тишина объяла комнату, точно туман. Все обратились ко мне с возобновленным интересом. Кроме Кей, которая сердито сверкнула глазам на Барбару.
      - О, так вот значит, что за темная лошадка среди нас! - сделал большие глаза Стив. - Не обижайтесь за каламбур, приятель.
      - Так вы полицейский? - спросил Хэнк.
      - Нет. Я работаю на почте. Но... ммм... в свободное время подрабатываю охранником. Вышибалой на танцах. В таком духе.
      - Да, - вставила Кей поспешно. - Раньше Туи был футболистом.
      Стив зевнул.
      - Может, пообедаем как-нибудь. Я сейчас занимаюсь криминальным сериалом на документальной основе.
      - Да это просто приработок. Сказать по правде, я уже несколько месяцев не работал, - затараторил я, надеясь, что лгу гладко.
      Пока Кей доставала их пальто, Хэнк с женой выпили на посошок. Я налил себе чистого рома, Стив закурил сигару и стал прохаживаться по комнате. Вблизи он выглядел старше, чем мне показалось поначалу. У него были зубы с коричневатым налетом и морщинки вокруг глаз. Ему можно было дать сороковник.
      Когда Хэнк с женой ушли, я перебрался на кушетку, а Кей устроилась рядом. Барбара сменила пластинку на стереопроигрывателе. Стив мерил шагами комнату и нервно сосал свою сигару.
      - Детективы Хэнка бездарны, - проговорил он. - Этот парень слишком самодоволен. Прямо Трумэн Капоте с кольтом.
      Общая атмосфера в комнате вдруг резко переменилась.
      - Твои критические замечания идут в прямом эфире из преисподней. усмехнулась Кей. - Или это просто очередной выход Стива Макдональда?
      Стив выпустил в неё струйку дыма.
      - Не трать понапрасну свой крошечный талант. Все равно никто не обращает внимания на твою декламацию.
      - Мне представляется, что его книги отмечены тонким и умелым построением сюжета, - отрезала Кей, показывая Стиву нос. - А ты завидуешь, потому что его печатают, а тебя нет.
      - Хрен печатают! Сразу после войны, когда я всю душу излил в своем романе, мне казалось: все, дело сделано! Моя книга получила отличные отзывы в прессе, но её не покупали и мне даже не удалось окупить пятисотдолларовый аванс, который мне дали за рукопись. Черт побери, да любое телевизионное шоу смотрят миллионы! Как-нибудь я дам тебе почитать свою книгу, Кей.
      - А я её читала, - ответила Кей. - Она вымученная и пустая.
      Стив швырнул сигару в камин.
      - Да что может понимать в настоящей литературе школьная училка? Ладно, у меня был тяжелый день. Давайте-ка сходим послушаем что-нибудь заводное, ну хотя бы джаз в "Стим рум".
      - Отлично, - сказала Кей. - Я бы не прочь пропустить рюмашку-другую.
      - Да зачем нам идти куда-то? - возразила Барбара. У нас и тут выпивки полно.
      - Да нет, назюзюкаться в ночном клубе - это клево! Пойдем, Туи!
      - Мне завтра рано вставать, - промямлил я, недоумевая, что в её лексиконе означает слово "назюзюкаться".
      - А кому нет? Мы посмотрим полуночное шоу и все. Идешь, Бобби?
      Барбара, отзывавшаяся также и на Бобби, ответила усталым голосом:
      - Ну... ла-адно.
      Кей небрежно набросила себе на плечи норковый палантинчик, точно эта была бабушкина шаль, а Барбара обрядилась в облегающее пальто и беретик. Они накрасили губы, а потом сняли избыток помады салфетками. Когда они бросили салфетки на стол, Стив подхватил их со словами:
      - Словно красные тесты Роршаха. Боже, как же я ненавижу неряшливых женщин! - и выкинул салфетки в огонь.
      Пока я надевал пальто и шляпу, Барбара оттащила Кей в сторону и стала что-то шептать ей на ухо. Я услышал слова Кей: "Не будь дурой. Ты прямо, такая стеснительная..." Она была чем-то разозлена, даже швырнула свою трубочку на стол. Мне было премерзко - потому что я сразу понял, по какому поводу Барбара "стесняется". Ей не хотелось показываться на публике вместе со мной.
      Лифт был такой маленький, что нам пришлось спускаться по очереди, в два захода. Кей втиснулась в кабину вместе со мной. На ней были какие-то очень приятные духи, но я был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Она улыбалась мне, а её пальцы игриво бегали по моему рукаву.
      - Барбара ведь чуть все дело не испортила, проболтавшись про детектива, - заметил я.
      - Она просто в своем репертуаре. Но вы так ловко выкрутились. - Ее пальцы прибежали к моим бицепсам. - Мускулы меня завораживают.
      - А что вы имели в виду под словом "назюзюкаться"?
      - Назюзюкаться? А, ну напиться, надраться. А вы что подумали?
      - Нет, мне просто интересно. - Мы вышли в крошечный вестибюль и стали ждать Барбару со Стивом. В подъезд вошла пожилая пара, они одарили нас этим самым "взглядом" и стали ждать лифт.
      Кей снова занялась моим рукавом и прошептала:
      - А как вы сохраняете форму?
      - В спортзале. Перестаньте ощупывать меня точно лошадь на ярмарке. - Я чуть не сказал "жеребца".
      - А вам не нравится?
      - Я не смешиваю бизнес и удовольствие, если можно так выразиться.
      - Вы разве вы в данный момент на работе?
      - Давайте не будем усложнять отношения между работодателем и работником, - я широко улыбнулся, обращая все в шутку. а сам раздумывал, как бы это ей повежливее объяснить, что у меня нет желания с ней переспать.
      Наконец Стив и Барбара спустились. Пока мы ловили такси, Кей спросила, где мой "ягуар", после чего разгорелась дискуссия об автомобилях, которая не кончалась до тех пор, пока мы не подкатили к клубу "Стим Рум". Снаружи клуб можно было принять за большой магазин с дымчатыми стеклами. Когда мы туда входили я опять весь внутренне подобрался, но сразу расслабился, как только увидел на эстраде цветной ансамбль и чернокожую парочку за одним из столиков. Мы сдали верхнюю одежду в гардероб, и я осмотрелся. Это было тускло освещенное помещение с низким потолком и рисунками на стенах, оркестр играл тихую джазовую пьесу. Я бывал и в "Бердленде" и в "Кафе Сосайети" и прочих "тусовочных" заведениях, как называла их Сивилла, и в Гарлеме и на Манхэттене. Но тут и правда была какая-то особенно интимная обстановка - как в ночном кинотеатре. Столики вокруг небольшой танцплощадки не теснились друг к дружке и никто на нас не вылупился, когда нашу четверку усадили у самой эстрады.
      Официант раздал нам меню, но я был единственный, кто стал его изучать. Тут не брали плату за вход, но когда любая порция спиртного стоит три доллара, это и не нужно. Все заказали себе джин с тоником, а я чистый ирландский виски. Наши дамы решили сходить в туалет, на что Стив произнес веско:
      - Ни разу ещё система не дала сбоя: как только баба заходит в ресторан, она первым делом бежит отлить.
      - Завтра же попрошу нашу библиотекаршу послать тебе учебник по анатомии человека, - отпарировала Кей на ходу.
      Мы послушали музыку. Оркестр играл очень спокойно и гладко, как старая группа Ната Кинга Коула. Стив признался, что мечтает как-нибудь написать роман о джазе. Мне захотелось посоветовать ему написать про тяготы жизни чернокожего музыканта, кочующего по Югу с однодневными концертами, но не стал. Мы потягивали из своих стаканов и наблюдали, как какая-то малышка выкладывается в танце.
      - Господи, да у этой козявки внутри прямо дизельный двигатель, заметил Стив. - Ну, как вам в обществе розовых?
      - Розовых?
      Он сделал большие глаза и брякнул:
      - Приятель, да я вижу, вы с Кей знакомы недавно. Она и Барбара лесбиянки, они уже несколько лет вместе живут! - и он гоготнул, точно подросток, рассказавший похабный анекдот. - Вы не заметили, как они спорили перед уходом? Бобби не хотела, чтобы Кей брала свою трубку.
      Я мысленно рассмеялся - над собой. И пожав плечами, ответил:
      - У нас демократическая страна. У всех свои вкусы.
      Он потер переносицу.
      - Да вы правы. Спасибо, что вправили мне мозги. - и переменил тему. А вы правда играете в футбол?
      Наши дамы вернулись, и я решил, что Стив дурачился: они обе были весьма женственные.
      - Потанцуем? - предложила Кей.
      Я встал.
      - Хорошо, но я неважный танцор.
      Я обнял её и мы заскользили по танцплощадке достаточно ритмично, так что издали наши движения можно было принять за танец.
      - Извините, что оставила вас наедине со Стивом, - сказала она.
      - А что с ним такое - корь?
      - О Боже, вы сами что, не видите? Он же педрила записной! Чему вы улыбаетесь?
      - Ваши волосы щекочут мне подбородок.
      - Я же не телепатка. Нас разделяет полметра, - и она положила мне голову на плечо. - Вам здесь нравится?
      - Ага.
      - Я надеюсь, вы внесете стоимость виски в свой отчет о расходах?
      - Не беспокойтесь, внесу.
      После очередной порции виски я танцевал с Барбарой и заметил у неё на пальце кольцо - такое же, как и у Кей. Она меня изрядно вымотала, хотя Стив танцевал с Кей, и Барбара неотрывно следила за ними. Он хорошо танцевал. Перехватив мой взгляд, Барбара улыбнулась:
      - Извините. Но я терпеть не могу этого самодовольного идиота. Наконец он получил собственное шоу на телевидении, а ведет себя так, точно ему принадлежит весь мир. А эти его мальчишеские ухватки - короткая стрижка, одевается под студента... Болван! Не понимаю, почему Кей позволяет ему вокруг нас крутиться. Не имели несчастья, случаем, прочитать его роман?
      - Нет.
      - Белиберда. Бескрылый реализм в худшем своем проявлении. - Она потерлась седой головой о мой галстук. - Сколько в вас росту?
      - Шесть футов два дюйма.
      Тут она стала рассказывать про свои спортивные успехи в колледже и не умолкала, пока мы не вернулись за столик. Стив отирал лицо салфеткой.
      - Ну вот, тут действительно теперь парная*. Не увлекаетесь турецкими банями, Туи?
      - Ни разу не был.
      - Да, я тоже, - и он знаком подозвал официанта. Вместо очередной порции виски я заказал большой сэндвич. Началось шоу. "Шоу" ограничилось длинноногой девицей с отсутствующим взглядом и сильно напудренным лицом, похожим на посмертную маску, на которой выделялись две черные стрелки накрашенных бровей. Она спела какую-то сладкую песенку о любви - отчаянно фальшивя. После второй песни я наконец врубился в её стиль, а может, просто меня повело от выпитого.
      Мой сэндвич был обернут в гигантский салатный лист, больше смахивающий на лопух, и обильно уснащен ломтиками соленых огурцов и маслинами. Он произвел на меня сильное впечатление и показался лучшим сэндвичем в моей жизни. И я уделил ему больше внимания, чем коленке Кей, которая упрямо терлась о мою штанину и грозила протереть на ней дырку.
      Я медленно жевал, слушал безобразное пение и глядел по сторонам. Я что-то никак не мог их раскусить - все они были какие-то ненастоящие. Как и эта "парная". И тем не менее я давно уже забыл про меланхолию, которую навеяла на меня последняя встреча с Сивиллой. Я забыл о дурацкой сваре с Томасом в кафе и даже о самом Томасе. Здесь было здорово. Должен признаться, что мне здесь нравилось, даже несмотря на весь фальшивый антураж этого заведения.
      И я без особого для себя потрясения вынужден был также признать, что мне нравилось изображать из себя ручного негритенка... ну хотя бы чуть-чуть.
      ПОЗАВЧЕРА
      4
      В два часа ночи я оказался в койке - своей. Я уговорил Стива разделить пополам счет на тридцать один доллар, хотя Кей прошептала мне: "Пусть заплатит - он из богатеньких!" Мы проводили девочек домой, а потом я подбросил Стива на Шестьдесят пятую и проехался на такси к себе в Гарлем как важный дядя.
      В шесть гром будильника вырвал меня из глубокого сна. Быстренько надев старенькие штаны и свитерок, я помчался к дому Томаса и едва успел - в семь тридцать он вышел из подъезда. Я отправился за ним на Тридцать третью - там он зашел в ресторанчик позавтракать, а в восемь двадцать одну, весело насвистывая, вошел в здание своей грузовой компании.
      Я вернулся домой и мне посчастливилось найти место для парковки. Я выпил стакан молока, прихватил свежий номер "Джет", который Олли принес накануне, завалился читать в кровать и очень скоро уснул.
      Я проснулся во втором часу дня и только под душем окончательно стряхнул с себя остатки сна и почувствовал голод. Когда я одевался, позвонила Сивилла. Я и забыл, что у неё сегодня выходной. Она понесла какую-то чушь насчет того, чтобы я отвез её в салон красоты на Сто двадцать шестую улицу - ей надо было слегка подсветлить волосы, и в конце выложила то, ради чего она и позвонила - не решил ли я все-таки устроиться на почту? Я ответил, что у меня ещё есть время подумать и что сейчас мои мозги заняты только едой. Она сказала, что как раз готовит обед. Я поехал к ней, решив ни слова не говорить о приключениях вчерашней ночи.
      Сивилла выглядела отдохнувшей и как-то по-особенному хорошенькой, даже оживленной. Ее губы были накрашены ярко красной помадой. Мне захотелось её поцеловать, но потом я передумал. Меня раздражало, что все её разговоры крутились вокруг моего превращения в почтальона. Но у меня было очень хорошее настроение и я не имел никакого намерения опять вступать с ней в пререкания. После того, как я отвез её на Сто двадцать шестую, у меня оставалось ещё два свободных часа, и я подумал, не сходить ли мне в бассейн поплавать, но потом решил немножко поработать на Теда Бейли.
      В своем письме он сообщил, что миссис Джеймс было пятьдесят два года, что она работала в больнице и её последним местожительством были дешевенькие меблирашки на Сто тридцать первой улице. Рядом с дверным звонком этого дряхлого строения я увидел присобаченную бумажку с написанными карандашом инструкциями: один звонок Флэттсу, два - Адамсу, а Стюарт - наверное, занимавший апартаменты на верхнем этаже, - удостаивался целой серенады из десяти звонков. Никаких Джеймсов тут не было и в помине, конечно, однако бумажка настолько выцвела, что некоторые фамилии стали нечитабельными.
      Я спустился в полуподвал и позвонил в дверь. Мне открыла девчонка лет пятнадцати с огненно-красными губами, в узеньких джинсиках, клубном свитере и мужской рубашке, которая не могла скрыть её торчащих грудок. Лениво жуя резинку, она всем своим видом давала понять, прекрасно сознает все достоинства своей расцветающей фигуры и смазливого личика: мол, никому бы в голову не пришло отрицать, что она самое миленькое создание, обитающее в этом глухом закоулке мира. Я подумал, что миссис Джеймс вовсе не переехала, а просто попросила свою домохозяйку дать магазинному клерку от ворот поворот. Она, может быть, и поменяла не одну работу, но человек с холодильником-электроплитой так просто не сможет скакать из одной квартиры в другую.