Глава 1

Крохотный медицинский корабль (медкор) казался абсолютно неподвижным, когда прозвучал сигнал о предстоящем через час выходе в пространство. И после этого он продолжал казаться неподвижным. Работали проигрыватели фоновых шумов — тихие несвязные звуки заполняли все пространство человеческого обитания на корабле. Оставаясь незаметными для слуха, для корабля в овердрайве они были необходимы, поскольку мертвая тишина угнетает человека. Сигнал выхода во вневремя сопровождался переменой обстановки.

Кэлхаун отложил книгу — руководство Медслужбы — зевнул и встал с койки на пол опрятной каюты. Мургатройд, тормал, открыл глаза и сонно посмотрел на него, свернувшись хвостом к носу.

— Хотелось бы мне, — самокритично сказал Кэлхаун, — так же бесстрастно относиться к происходящему, как ты, Мургатройд! В любом случае наше задание не серьезно, именно так ты к нему и относишься, но я закипаю всякий раз, как подумаю о его бесполезности. У нас символическая миссия, Мургатройд — пунктуальность Медслужбы, которая должна реагировать на истерические вызовы так же, как и на обоснованные. Плакало наше времечко.

Мургатройд сонно мигнул. Кэлхаун криво улыбнулся в ответ.

Медкор — пятидесятитонное космическое судно (очень маленькое по тем временам), экипаж которого состоит исключительно из Кэлхауна и тормала Мургатройда. Одно из тех суденышек, которые Медслужба пыталась направлять на каждую колонизованную планету по крайней мере раз в 4-5 лет. Все дело в том, что все новое, появившееся в общественном здравоохранении и индивидуальной лечебной практике, распространилось на столько широко и быстро, насколько это было возможно.

Для контроля над опасными ситуациями и новыми формами бедствий существовали большие медицинские лайнеры. Но каждый медкор должен был справиться с чем угодно, если поспевал вовремя. Взять, например, этот полет. Сигнал бедствия пришел в штаб-квартиру сектора от планетного правительства Федры-2. Доставленный торговым судном в овердрайве, во много раз превышающем скорость света, он попал в штаб-квартиру через три месяца после отправки. Причина ЧП, в котором просили оказать помощь, была абсурдна. Федра-2 и Пес-2, говорилось в послании, находятся в состоянии войны. Вскорости начнутся боевые действия против Пса-3. Для лечения больных и раненных понадобится Медслужба. Следовательно, ее запрашивают заранее.

Сама идея войны, естественно, была смехотворна. Межпланетной войны просто не может быть. Между собой миры сообщаются с помощью космических кораблей. Но межпланетный двигатель Лоулора не работает в открытом космосе, так же как и овердрайв, конечно же, не действует в гравитационном поле планеты. Поэтому корабль, направляющийся к звездам, должен быть приподнят не менее, чем на пять диаметров планеты от ее поверхности, прежде чем может включить свои двигатели. Точно так же, опустившись на равное расстояние, он останется фактически без двигателей.

Космические полеты стали возможными только благодаря посадочным решеткам этим огромным стальным конструкциям, которые понапрасну использовали планеты для инерции силовых полей, с помощью которых осуществлялись посадка и запуск космических кораблей. Следовательно, для того, чтобы сесть, нужна посадочная решетка. И не один мир не посадит на свою поверхность вражеский корабль. Но посадочная решетка может запускать бомбы и ракеты так же, как и корабли, и, следовательно, абсолютно надежно защитить свою планету. А раз попадание невозможно, а защищаться можно, то нельзя воевать.

— Все это бессмыслица, — сказал Кэлхаун. — Мы явимся после трех месяцев пути, когда ситуация состарится на шесть месяцев. За это время либо стороны достигнут компромисса, либо все давно останется позади и никто не захочет вспоминать об этом. А мы теряем время и способности на неблагодарную работу, которой нет и не может быть! Тяжелые времена настали во Вселенной, Мургатройд! И мы — жертвы.

Мургатройд лениво развернулся, убрав хвост из-под носа. Раз Кэлхаун так долго говорит, значит, ему хочется пообщаться. Мургатройд встал, потянулся и ответил:

— Чи! — И ждал. Если Кэлхаун действительно хочет поговорить, то Мургатройд подключится. Он обожал притворяться человеком.

Тормалы имитировали поступки людей, как попугаи речь. Мургатройд слегка подпрыгнул, демонстрируя возможность поговорить. — Чи, чи, чи! разговорчиво продолжил он.

— Вижу, мы пришли к согласию, — сказал Кэлхаун. — Давай подбираться.

И начал выполнять те мелкие работы по уборке, которые обычно игнорируются, если впереди не ожидается никаких перемен: книги — на место, файлы восстановить в нужном порядке; сложить кассеты со спецданными, которые Кэлхаун брал для изучения, чистота и порядок перед приземлением и на случай вероятных посетителей.

Часы перехода в пространство показывали еще 25 минут овердрайва.

Кэлхаун снова зевнул. Как организация межзвездного обслуживания, Медицинская служба временами вынуждена была совершать довольно глупые поступки. Этого требовало правительство, состоящее из политиков.

Представителям медслужбы вменялось быть хорошо информированными в вопросах, связанных с возникшими проблемами. Во время путешествия Кэлхауну было приказано изучать древнее безумие, когда-то называвшееся военным искусством. То, что он узнал о делах своих предков, ему не понравилось.

Это просто счастье, подумалось ему, что подобного больше не бывает. Он снова зевнул.

Потом пристегнулся к креслу управления за добрых девять минут до перехода корабля к нормальному положению дел, позволил себе такую роскошь, как еще один зевок и принялся ждать.

Еще один сигнал предупреждения. Голос: «Выход из пространства через пять секунд после звуков гонга». Тяжелое ритмичное тиканье. Еще и еще.

Удар гонга и снова голос: «Пять, четыре, три, д…»

Отсчет прервался. Послышался треск электрических разрядов. Запахло озоном. Медкор взбрыкнул как понесшая лошадь и вышел из овердрайва двумя секундами раньше срока. Автоматические аварийные ракеты бешено ревели, корабль рванул в одну сторону, резко поменял курс, рванул в другую. Было видно, что он безнадежно сражается с чем-то, что легко сводит на нет любой его маневр. Волосы Кэлхауна встали дыбом. Наконец он осознал, что индикатор внешнего поля показывает, что силовое поле чудовищной силы удерживает корабль, и заглушил двигатели, так как толчки пытались сбросить его с кресла.

Наступила тишина.

— Что происходит? — прохрипел в космофон Кэлхаун. — Говорит медкор «Эскулап-20»! Это нейтральное судно! — Термин «нейтральное судно» был новым в словаре Кэлхауна. Он выучил его, изучая в овердрайве приемы и способы войны. — Отключите силовые поля!

Мургатройд негодующе визжал. Какое-то из резких движений корабля забросило его на койку Кэлхауна, и он вцепился всеми четырьмя лапами в одеяло. Следующий чудовищный толчок выбросил его вместе с одеялом в угол, где и барахтался тормал, пытаясь выпутаться, не переставая ругаться.

— Мы — гражданские, — выдал еще один термин Кэлхаун.

— Приготовьтесь к переговорам по световому лучу. А пока соблюдайте тишину! — прорычал в ответ динамик.

Кэлхаун фыркнул. Ведь медкор — невооруженный корабль. Сегодня вооруженных кораблей просто нет. Нет при нормальном течении событий. Но корабли какого-то вида несли вахту в ожидании корабля, идущего именно сюда.

Вспомнилось слово «блокада» — тоже из познаний в немодном искусстве войны. В блокаде Пес-3.

Он поискал корабль, который так быстро захватил медкор. Ничего.

Повысил разрешающую способность своих экранов. Снова ничего. Солнце Пса колыхалось сверху и снизу. Поблизости видны были очень яркие звезды, некоторые из которых, если судить по расцветке, являлись планетами. Но медкор по-прежнему находился далеко за пределами населенной части солнечной системы звезды класса Солнца.

Кэлхаун вытащил из ячейки фотоэлемент и принялся ждать. Вспыхнул новый очень яркий огонек. Кэлхаун прижал фотоэлемент к экрану, прикрыв им яркую точку. Послышалось глухое гудение. Не такой отчетливый, как по космофону, но достаточно ясно слышимый голос произнес:

— Если вы действительно медкор «Эскулап-20», отвечайте по световому лучу. Сообщите свои полномочия.

Кэлхаун уже нажал соответствующую клавишу и где-то из-под обшивки возникла сигнальная лампа. Его душила злоба:

— Предъявляю свои полномочия, но я здесь не для того, чтобы разыгрывать с вами представления. Здесь черт знает что творится! Я явился сюда по вызову, чтобы быть добрым ангелом, женщиной с лампой или что-то вроде этого, а вовсе не для того, чтобы меня выдергивали из овердрайва, даже если у вас тут война. Это медкор!

— Да, это война, — ответил чуть невнятный, но столь же жесткий голос.

— Мы вас ждали! И хотим, чтобы вы передали на Пес-3 наше последнее предупреждение. Следуйте за нами на нашу базу. Там вы получите необходимые инструкции.

— Думаю, что вы возьмете меня на буксир. — Резко парировал Кэлхаун. Выдернув меня из овердрайва, вы черт знает что наделали с моей энергетикой!

— Чи! — вмешался Мургатройд, пытаясь встать на задние лапы и взглянуть на экран. Кэлхаун смахнул его в сторону. Когда невидимый корабль ответил согласием и почувствовалось на удивление мягкое воздействие буксира, он отключил микрофон от светового луча. Затем серьезно сказал Мургатройду:

— Я сказал им не совсем правду. Но война есть война. Чтобы быть нейтральным, я должен казаться совсем беспомощным. Это и означает нейтралитет.

Но о войне он всерьез не думал. Война между мирами была просто невозможной. Реальность космических путешествий делала ее немыслимой.

И все же, происходящее сильно смахивало на войну. Как бы то ни было, случилось нечто, противоречащее действительности жизни в наше время. И Кэлхаун оказался в это втянут. Возникла необходимость немедленно изменить свои суждения и представления о том, что придется делать. Медицинская Служба конечно, не может принять участие в войне на стороне одного из воюющих. Она не имеет права помогать какой-либо из сторон. Ее неизменной функцией является предотвращение бессмысленной смерти любого человека. С другой стороны, она не может отстраниться, ухаживая за ранеными и облегчая отдельные несчастья, позволяя нагромождаться их количеству.

— Черт знает что! — ругнулся Кэлхаун.

— Чи! — согласился Мургатройд.

Медкор взяли на буксир. Физически сцепить два корабля невозможно. Эту задачу выполняют силовые поля (ими постоянно пользуются посадочные решетки), но на кораблях их нет. Во всяком случае на обычных кораблях. Все это беспокоило Кэлхауна.

— Кое на кого свалились большие неприятности, — проворчал он, — как будто бы войны снова вошли в моду, и кое-кому придется в них участвовать.

Кто же все-таки захватил нас?

Запрос на помощь Медицинской Службы пришел с Федры-2. Но военные действия, если таковые имеют место, ведутся на Псе-3. Пылающее поблизости Солнце и семейство его планет — солнечная система Пса. Поэтому очень странно, что из овердрайва его выдернул федрийский флот. Так ему кажется.

Они приказали не пользоваться космофоном. Для местных сил безразлично, подслушивают на планете или нет. А для захватчиков — нет. Разве что в безвоздушном пространстве находятся два флота, скрывающие свои позиции накануне космической битвы. Но это абсурд. Нельзя воевать в космосе, поскольку любой корабль может уйти в овердрайв за доли секунды!

— Мургатройд, — проворчал Кэлхаун, — здесь все не так! На что не посмотри, концы с концами не сходятся. И у меня такое предчувствие, что в действительности дела обстоят еще хуже, чем мне кажется. Полагаю, нас выловило федрийское судно. Для них не было неожиданностью, когда я сказал, кто мы. Но…

Он проверил пульт управления. Осмотрел экраны. На них видны были планеты желтого солнца, которое сейчас находилось прямо по курсу. Кэлхаун увидел тончайший серп и понял, что это и есть мир, к которому его буксируют. В действительности, он не нуждался в буксировке. Просто нужно было обмануть задержавшего, кем бы он не был.

Повреждение медкора было неправильным даже во время войны — особенно во время войны. Глаза Кэлхауна обратились к шкале внешнего поля. Такое поле используется в посадочных решетках. Но совершенно непрактично использовать его для буксировки. Чтобы генерировать такое силовое поле, решетка должна иметь около фута в диаметре на каждые десять миль захвата.

Корабль-захватчик, судя по расстоянию захвата, должен быть величиной с посадочную решетку. И ни одна посадочная решетка не управится с ним.

Тут глаза Кэлхауна расширились, а челюсть отвисла.

— Мургатройд! Черт их возьми, но это правда! Они нашли способ сражаться!

Войны не велись уже многие сотни лет, да и сейчас никакой нужды в них не было. Совсем недавно Кэлхаун изучал записки о военных действиях во всех аспектах и последствиях и как медик не мог сдержать возмущения.

Организованная бойня не казалась ему естественным продолжением политики для людей в своем уме. Вся галактическая культура основывалась на счастливом убеждении, что войны больше никогда не будет. Но раз война возможна, то рано или поздно она начнется. Кэлхаун достаточно хорошо знал человечество, чтобы не сомневаться в этом.

— Чи? — спросил Мургатройд.

— Счастье твое, что ты тормал! — ответил ему Кэлхаун. — Ты никогда не будешь стыдиться за свое племя.

Вся информация, которая имелась у Кэлхауна о войнах как таковых, заставляла его скептически относиться к тому, что вскорости будет ему сообщено. То, что обычно называют пропагандой, будет подсунуто под видом инструкции. С ним согласятся, что вообще-то война — это ужасно, но как можно более правдоподобно, с глубоким сожалением докажут, что именно эта война, ведомая именно этой стороной, достойна восхищения и оправдана.

— Чему, — мрачно произнес Кэлхаун, — я не поверю, даже если это будет правдой!

Глава 2

Он смог проверить свою догадку о средствах, с помощью которых межзвездные войны можно было перевести в практическую плоскость, во время посадки медкора. Обычно, посадочная решетка — это гигантское строение из стальных решеток, полмили в высоту и добрую милю в диаметре. Она покоится на каменном ложе, намертво зацементированная в поверхность планеты, черпая энергию из ионосферы. Когда медкор погрузился в бездонную тьму теневой стороны ближайшей планеты, наступили длинные-длинные паузы, во время которых он неподвижно зависал в пространстве. В промежутках между ними корабль встряхивало, как если бы кто-то проверял, на месте ли он. Кэлхаун воспользовался индикатором ближнего видения и заметил, как что-то очень крупное осмотрелось, зависло в пространстве, а затем быстро и уверенно рванулось в тьму, являющуюся ночной стороной планеты. Когда оно слилось воедино с поверхностью планеты, медкор начал быстро опускаться в тисках силовых полей типа генерируемых посадочной решеткой.

Он приземлился в центре решетки, но решетки нетипичной. Решеткой столь чудовищных размеров не мог похвастаться ни один космопорт. Кроме того, она не была приземистой, ее высота равнялась диаметру. Огни рубки управления он видел примерно в полумиле от земли. Это было странно, но очевидно. Захватившие медкор построили посадочную решетку, которая одновременно была и космическим кораблем. Эта решетка могла преодолевать космическое пространство, могла вести наступательную войну.

— Все это адски просто, — неодобрительно начал отвечать Мургатройду Кэлхаун. — Обычная посадочная решетка хватает что-нибудь в космосе и опускает на землю. Эта штуковина хватается за что-то на земле и выталкивает себя в космос. Там она может перемещаться с помощью Лоулора или овердрайва, а добравшись куда-либо, цепляется за любую часть мира, опускается к ней и использует ее в качестве якоря. Теперь решетка-корабль может посадить весь идущий вместе с ней флот. Это летающий док и посадочный корабль одновременно. Готовый космопорт в любой точке, где он задумает сесть. Следовательно — самое смертельное оружие за последнюю тысячу лет.

Мургатройд залез к нему на колени и понимающе подмигнул экранам. На них отражалось окружение теперь уже приземлившегося медкора, стоящего на хвосте. Над головой сияли бесчисленные звезды. Все вокруг было покрыто снегом. Тут и там сверкали огни. Корабль покоился на льду.

— Я полагаю, — проворчал Кэлхаун, — что смогу рвануть на аварийных двигателях и исчезнуть за горизонтом прежде, чем они поймают меня. Но это просто обычная военная база!

Он вспомнил все, что недавно проштудировал о войнах, ушедших в историю, о битвах, массовых убийствах, грабеже и насилии. Даже современные цивилизованные люди быстро возвращаются к дикости после участия в битве.

Гнусности, чудовищные преступления, немыслимые в другое время, быстро становятся нормой, когда люди возвращаются к варварству. Возможно, разум членов экипажей этих кораблей уже исковеркан.

— Ты и я, Мургатройд, — сказал Кэлхаун, — можем оказаться единственными полностью разумными людьми на этой планете. А ты, к тому же, не человек.

— Чи! — пискнул Мургатройд. Казалось, он этому рад.

— Но мы должны разобраться в ситуации, прежде чем предпринять что-нибудь столь же благородное, сколь и бесполезное, — заметил Кэлхаун. Но все… Что это?

Он смотрел на экран, на котором отражалась цепочка огней, движущихся к медкору. Их несли бредущие по снегу люди. По мере приближения стало видно, что они вооружены. Вооружены странными, безобразными инструментами — вроде спортивных ружей, стволы которых невероятно большие. Вероятно, это (Кэлхаун порылся в своем новом запасе информации) ракетометы, стреляющие небольшими снарядами, одного из которых достаточно, чтобы запросто разрушить медкор.

В тридцати ярдах люди разделились и взяли корабль в кольцо. Один человек продолжал идти вперед.

— Я дам ему войти, Мургатройд, — заметил Кэлхаун. — Во время войны человек должен быть вежливым с каждым, у кого в руках оружие, способное разнести тебя в клочки. Это — один из законов войны.

Он открыл внутреннюю и внешнюю двери шлюза. Свет из корабля упал на белый нетронутый снег. Кэлхаун стоял в проеме, наблюдая, как его дыхание, вырвавшись наружу через внешний люк, превращается в белый туман.

— Меня зовут Кэлхаун, — представился он, обращаясь к приближающейся темной фигуре, — Межзвездная Медицинская Служба. Нейтральный, гражданский и, в настоящий момент, очень обеспокоенный!

Седобородый мужчина с мрачным взглядом вышел на свет, падающий через открытый люк.

— Меня зовут Уолкер, — ответил он так же кратко. — Полагаю, что являюсь предводителем этой военной экспедиции. Во всяком случае, мой сын лидер… эээ… неприятеля, поэтому напрашивается вывод, что именно я должен возглавить нападение на них.

Кэлхаун не совсем поверил своим ушам и навострил их. Отец и сын по обе стороны вряд ли вызовут доверие и у тех, и у других во время войны. И, наверное, их родство не будет считаться особым достоинством, необходимым лидеру, в любое время.

Он сделал приглашающий жест, и седобородый поднялся по лестнице в шлюз. Карабкаясь наверх, он как-то умудрился не потерять при этом ни капли достоинства. Солидно вошел в шлюз, а затем — в кабину корабля.

— Если можно, я закрою двери шлюза, — сказал Кэлхаун. — Снаружи холодно, но мне не хотелось бы, чтобы ваши люди меня неправильно поняли.

Бородатый крепыш пожал плечами.

— Они взорвут ваш корабль, если вы попытаетесь взлететь, — пояснил он. — Им как раз хочется что-нибудь взорвать!

В той же атмосфере особой доверительности Уолкер направился к креслу.

Мургатройд подозрительно следил за ним. Тот, в свою очередь, не обращал на зверька никакого внимания.

— Ну? — с нетерпением спросил он.

— Я из медицинской Службы, — ответил Кэлхаун, — и могу это доказать.

Я буду сохранять нейтралитет, что бы здесь не происходило. Но меня направили сюда по запросу планетного правительства Федры. Думаю, что, скорее всего, ваши корабли прибыли с Федры. Корабль-решетка, например, местным гражданам был бы не нужен. Как идет война?

Глаза коренастого вспыхнули.

— Вы смеетесь надо мной? — вызывающе спросил он.

— Я нахожусь три месяца в овердрайве, — напомнил ему Кэлхаун. — И не слышал ничего такого, над чем можно было бы посмеяться. Нет.

— Наши… врачи, — с горечью сказал Уолкер, — считают, что войну выиграют они! Но вы в состоянии заставить их понять, что они не победят и не могут победить. Мы добьемся победы, даже если для того, чтобы отпраздновать ее, каждому из нас придется перерезать собственное горло. А, похоже, так оно и будет.

Кэлхаун удивленно поднял брови. Но кивнул. Его исследования говорили, что военная психология высокоэмоциональна.

— Наша родина — планета Федра — должна быть эвакуирована, — угрюмо пояснил Уолкер. — Появились признаки нестабильности солнца. Пять лет прошло с тех пор, как мы отправили старших детей на Пес-3 строить мир, на который переселимся все. Именно детей, потому что источник опасности был дома. Мы понуждали их работать на пределе сил и возможностей. С самого начала мы отправили молодых женщин вместе с мужчинами, чтобы в случае вспышки солнца, которая сожжет и расплавит нашу планету, остались в живых дети детей наших. Потом мы отправили младших детей, обременяя новую колонию ртами, которые нужно накормить, но сами остались в самом опасном месте. Позже, когда признаки неизбежного катаклизма стали более угрожающими, мы отправили самых маленьких.

Кэлхаун снова кивнул. В течение года в галактике вспыхивает не так уж много сверхновых и это — среди миллионов миллиардов звезд, в ней содержащихся. Но была, по крайней мере, одна колония, которую нужно было переселить, ввиду нестабильности солнца. В этом случае работа не была завершена, когда солнце вспыхнуло. Хотя эвакуация целого мира никогда не являлась легкой задачей. Население нужно передвинуть на расстояние в световые годы. Космические перелеты требуют времени, даже если их скорость в тридцать раз превышает скорость света. В случае, когда время бедствия и крайний срок для отбытия нельзя определить точно, курс, выбранный Федрой, логичен. Молодежь лучше отправить первой. Они построят дома себе и тем, кто последует за ними. Они могут выполнять более тяжелую работу в течение более длительного времени по сравнению с любой другой возрастной группой и могут наилучшим образом обеспечить постоянное выживание любого! Новая колония должна будет стать местом неистового труда безо всякого отдыха, поскольку срок завершения работ неизвестен, но, по всей вероятности, времени не хватит. Когда можно будет взвалить им на плечи дополнительное бремя, доставят более юных мальчиков и девочек — достаточно взрослых, чтоб помочь, но еще не готовых к самостоятельной работе. Затем пришлют малышей, нуждающихся в уходе старших. И только после этого взрослые оставят старый мир и отправятся в новый. Они будут находиться в опасности, пока не обеспечат безопасность всем более молодым.

— А теперь, — пробасил Уолкер, — наши дети построили свой мир и отказываются принять в него родителей и предков! У них сейчас мир молодежи, где никто не указывает им, кроме них самих. Они заявляют, что мы лжем, утверждая, что солнце Федры вот-вот вспыхнет, что мы поработили их и заставили потратить свою молодость на строительство нового мира, который теперь хотим у них отобрать! Им хочется, чтобы солнце Федры вспыхнуло и убило нас, чтобы они могли жить в свое удовольствие, не заботясь о старших.

Мургатройд забрался к Кэлхауну на колени и крепко прижался к нему.

Тормалы — мирные зверюшки. Ярость и горечь в интонации Уолкера напугали Мургатройда, и он нашел убежище от зла в близости Кэлхауна.

— Итак, война между вами — с одной стороны и вашими детьми и внуками — с другой, — отметил Кэлхаун. — Как представитель Медицинской Службы, я хотел бы знать положение на сегодня. Как идет война? Каково состояние дел в настоящий момент?

— Мы пока ничего не достигли, — заскрежетал зубами Уолкер. — Мы слишком мягкосердечны! Мы не хотим убивать их — даже после того, что они натворили! Но они жаждут нашей крови! Всего неделю назад мы послали крейсер для пропаганды. Мы считали, что остатки приличия должны сохраниться в душах наших детей! Естественно, ни один корабль не может пользоваться двигателями у поверхности планеты. Мы направили крейсер по полупараболической орбите с минимальным расстоянием от планеты над Канополисом. Приблизившись к верхним слоям атмосферы, корабль должен был начать передачу на стандартной частоте и прекратить ее после выхода в открытый космос. Но они с помощью посадочной решетки усеяли путь камнями и булыжниками. Корабль получил пятьдесят пробоин. Все до одного погибли!

Лицо Кэлхауна оставалось бесстрастным. Он расспрашивал о происходящем, чтобы знать в деталях ситуацию, в которой придется действовать Медицинской Службе. Это — не тот случай когда нужно ужасаться.

— Чего вы ждали от Медицинской Службы, когда обратились к нам за помощью?

— Мы считали, — с очень кислым видом ответил Уолкер, — что у нас будут пленники. Мы подготовили корабли-госпитали для ухода за нашими детьми в случае ранения. Мы старались получить в этом максимально возможную помощь. Независимо от того, что натворили наши дети…

— У вас уже есть пленные? — спросил Кэлхаун.

Он все еще не разобрался, в чем здесь дело. Все было слишком необычно для скоропалительных выводов. Любая война по нынешним временам казалась бы достаточно странной. Но война между родителями и детьми в планетном масштабе — чересчур сильно, чтобы на ходу понять все ее особенности.

— У нас есть один пленный, — презрительно процедил Уолкер. — Мы захватили его, так как надеялись использовать. Но потерпели неудачу. Вы отвезете его назад. Он нам не нужен! Прежде чем отправить к ним, мы посвятим вас в наши планы ведения войны до полного уничтожения, если понадобится, наших собственных детей! Но лучше уж нам уничтожить их, чем позволить им уничтожить наших внуков, что они сейчас и делают!

Истинность обвинения насчет внуков вряд ли стоило рассматривать всерьез. Но Кэлхаун не стал подчеркивать этого, а задумчиво произнес:

— Вы ведете это дело очень странно: не то война, не то родительский урок. Сообщать о своих планах предполагаемому противнику, например…

Уолкер вскочил на ноги. Щека его задергалась.

— В любой момент солнце Федры может вспыхнуть. Возможно, это уже произошло, пока мы тут беседуем. А наши жены — матери детей наших — на Федре. Если наши дети убивают их, отказав в убежище, то нам не остается ничего другого, как..

Раздался стук в двери шлюза.

— У меня все, — процедил Уолкер. Он повозился с запорами и открыл двери. — Этот человек, — сказано кому-то снаружи, — пойдет и осмотрит все, что мы подготовили. Затем заберет пленного на Пес. Он расскажет все, что знает. Может, с этого выйдет что-то путное.

Подав знак Кэлхауну следовать за ним, Уолкер вышел через шлюз.

Кэлхаун недовольно заворчал, открыл шкаф и вытащил оттуда тяжелые зимние одежды. Мургатройд зачикал от волнения, сообразив, что его собираются оставить одного. Щелчок пальцами — и зверек прыгает на руки.

Сунув его под пальто, Кэлхаун пошел по снегу вслед за Уолкером.

Безусловно, эта планета была внешней по отношению к колонизованному Псу-3. Вероятно, это Пес-4 и совсем небольшой излишек углекислого газа в атмосфере создавал тепличный эффект. На планете было теплее, чем позволяло ее расстояние от солнца. Снег был всего лишь зимним снегом. Здесь было не так уж и холодно для военной базы воюющих с ближайшей планетой в сторону солнца.

Уолкер направился к рядам кораблей, находящимся на единственной решетчатой структуре посадочного корабля. Кэлхаун понял, что управлять им все равно что управлять огромным, открытым с одного конца мусорным баком.

Для него необходимо поле овердрайва чудовищной мощности, и сохранить невредимой эту металлическую громаду в течение действительно длительного полета, по-видимому, задача нелегкая. Тем не менее, он здесь. Вне всякого сомнения, корабль взлетел с Федры, сел тут, и, значит, в состоянии сесть на Пса и затем посадить весь военный флот, сгрудившийся у его основания.

Кэлхаун попытался найти комфорт в тягостях путешествия на десятки световых лет для такой громадины. Возможно, да, вполне возможно, войны ограничатся относительно близкими мирами…

— Мы думали, — громыхал Уолкер, — что сможем вырыть убежища здесь и расположить оставшихся с Федры до конца войны. Они были бы здесь в безопасности даже в случае вспышки солнца Федры. Но мы не в состоянии всех прокормить. И остается с боем ворваться в мир, созданный руками детей наших!

Они подошли к самому большому кораблю, если не считать посадочную решетку. Примерно половина корпуса была открыта, впереди установили гигантский тент. Вышла огромная автомастерская. Корабль внутри, очевидно, и был крейсером, о котором рассказывал Уолкер. Огромные рваные дыры зияли в корпусе. Мужчины среднего возраста и старше трудились над ним с завидным упрямством. Уолкер указал на другой корабль, вдвое меньше по размерам, чем медкор. На нем тоже работали люди. Это была непилотируемая ракета с относительно большой емкостью для топлива.

— Глянь на нее, — скомандовал Уолкер. — Это баллистическая ракета, боевая самоуправляемая машина. Мы запустим ее из космоса с горючим в количестве, достаточном для маневрирования. Она с боем пробьет себе дорогу в центр решетки Канополиса — той самой, которую дети наши отказываются использовать для посадки кораблей с родителями. Ровно через три дня мы с ее помощью взорвем решетку и разрушим часть Канополиса, которая окажется в зоне разрушений после взрыва мегатонной бомбы. Затем наш корабль с посадочной решеткой приземлится, посадит весь наш флот, мы высадимся на Псе с лучевыми винтовками, огнеметами, гранатами, сражаясь за жизненный плацдарм в мире наших детей!

— Как только наши бойцы приземлятся, корабли начнут доставлять с Федры наших жен (если они еще живы), пока мы будем сражаться за их безопасность. Мы будем биться с нашими детьми как если бы они были дикими зверями — будем обращаться с ними так, как они обращаются с нами! Мы начнем сражение через три дня, как только ракета будет готова и испытана.

Если они уничтожат нас — тем лучше! Но мы заставим их совершить это убийство своими руками, собственным оружием, производство которого они несомненно наладили. Но им не удастся уничтожить нас, лишив наших законных прав! И если мы должны будем убивать их ради будущего наших внуков, то мы начнем делать это уже через три дня! Прошу передать им мои слова!

— Боюсь, они мне не поверят, — усомнился Кэлхаун.

— Они быстро усвоят урок, — прорычал Уолкер. Затем резко поменял тему. — Какой ремонт нужен вашему кораблю? Мы доставим его сюда и отремонтируем, а затем вы возьмете с собою пленника и доставите его и наше послание к нашим детям.

Ирония, ярость и отчаяние в интонации, с которой он произнес «детей», заставила Мургатройда, тихо сидящего за пазухой у Кэлхауна, вздрогнуть.

— Я обнаружил, — ответил Кэлхаун, — что все, что мне нужно — это энергия. Вы истощили мой овердрайверный заряд, выдергивая меня из овердрайва. У меня есть несколько запасных батарей, но потеря овердрайверного заряда невосстановима.

— Вы получите ее назад, — проворчал Уолкер. — Затем доставите пленного и наше предупреждение на Пес. Заставьте их сдаться, если сможете.

Кэлхаун задумался. Мургатройд вставил свое «Чи! Чи!». В интонации явно прослушивалось негодование.

— Вспоминая свои отношения с отцом, — скривился Кэлхаун, — и полагая Ваш рассказ абсолютно правдивым, как, черт возьми, я могу заставить их поверить, что на этот раз вы не блефуете? Разве не блефовали до этого?

— Мы угрожали им, — глаза Уолкера засверкали. — Это правда. Но были слишком мягкосердечны, чтобы выполнить угрозы. Любым путем пытались избежать применения силы. Но пришло время, когда мы просто должны быть безжалостными. Вопрос стоит о жизни или смерти наших жен.

— Которых, — заметил Кэлхаун, — как я понимаю, вы не взяли с собой, потому что они не позволили бы вам воевать. Независимо от того, что бы ни натворили ваши сыновья и дочери.

— Но они не с нами! И нас ничто не остановит!

Кэлхаун согласно кивнул. Рассматривая ситуацию в целом, он почти верил родителям колонистов на Псе-3.

Но он никогда бы не поверил своему собственному отцу, и, следовательно, не думал, что молодежь Пса поверит своим. Но ничего другого им не оставалось.

Получается, он в течение трехмесячного полета в овердрайве штудировал самые нелицеприятные сведения о предках современного человека только для того, чтобы стать свидетелем наиболее душераздирающего конфликта в истории человечества.

Глава 3

Сильные седые мужчины подсоединили кабель к энергоблоку. Послышалось специфическое жужжание (природа которого по сей день так никем и не понята), свидетельствующее о том, что идет зарядка батарей Дуэнна.

Энергетики не проявляли никакого интереса к обстановке корабля, словно так были погружены в собственное горе, что не интересовались ничем другим. Как только они ушли, небольшая группа охранников привела пленника. Кэлхаун обратил внимание на выражение их лиц. Они ненавидели пленного. Но в то же время в глазах их читалась родительская скорбь по ребенку, связавшемуся с дурной компанией.

Пленник по трапу легко поднялся на медкор.

Он оказался очень молодым человеком исключительно хорошего сложения и, с самого начала, легкомысленного и вызывающего поведения. Ему было лет на семь меньше, чем самому Кэлхауну, и он сразу же показался раздражающе неопытным и недостаточно взрослым.

— Ты мой тюремщик, да? — оживленно спросил пленник, едва войдя в кабину. — Или это какой-то новый трюк? Они сказали, что отправляют меня назад. Я в этом сильно сомневаюсь!

— Это вполне соответствует истине. Не будешь ли ты так добр закрыть дверь шлюза? Сделай это — и мы стартуем.

Юноша озарил Кэлхауна лучистой улыбкой.

— Не-э, — счастливым тоном сообщил он. — Я не стану этого делать.

Кэлхаун вскипел от злости. Просьба была безо всякой задней мысли.

Поэтому и в отказе не было резона. Взяв пленника за воротник, он вывел его в шлюз.

— Мы сейчас отправляемся, — голос его был на редкость мягким. — Если наружная дверь останется не заперта, воздух высосет в космос и ты помрешь.

При всем желании спасти тебя я не смогу, потому что при открытой внешней двери любая попытка помочь тебе приведет к разгерметизации корабля. Думай.

С этими словами он закрыл внутреннюю дверь. Вид его был ужасен.

Мургатройд тревожно чикнул.

— Если мне придется иметь с ними дело, — сказал он тормалу, — они должны знать, что я выполняю свои обещания. В противном случае они отнесут меня к той же группе, что и своих родителей!

Медкор вздрогнул. Кэлхаун взглянул на пульт. Указатель на шкале внешнего поля показывал, что силовое поле посадочной решетки сомкнулось на кораблике и он начал подниматься. Все выше и выше. Воздух в шлюзе быстро редел. Высота две мили. Три…

Лихорадочно залязгал металл. Индикатор сообщил, что теперь внешняя дверь плотно закрыта. Кэлхаун открыл внутреннюю. Ввалился юноша, белый как мел, тяжело дыша.

— Спасибо! — коротко поблагодарил Кэлхаун.

Он пристегнулся к креслу перед пультом. На обзорных экранах половина вселенной казалась угольно-черной, а остальная часть светилась разноцветными точками. Новые звезды появлялись по краю чудовищной тьмы.

Медкор поднимался все быстрее. Черная область уже не занимала половины вселенной. Всего треть. Затем пятую часть. Десятую. Остался черный диск в сиянии мириады далеких звезд.

Внезапно указатель внешних полей замер на нуле. Медкор повис в космосе. Кэлхаун запустил двигатель Лоулора. Для пробы. Работает. Медкор по большой дуге вышел из планетной тени. Появилось ярко сияющее солнце Пса. Кэлхаун сделал нужные наблюдения, проложил новый курс и корабль начал набирать скорость с внешне неощутимым ускорением. Заработали, конечно же, двигатели Лоулора, используемые для расстояний в миллионы миль.

Когда корабль полностью перешел под контроль автоматики, Кэлхаун повернулся лицом к своему невольному попутчику.

Мургатройд проявлял к юноше сильное любопытство и время от времени Кэлхаун ловил его понимающий взгляд. Самое время познакомиться.

— Меня зовут Кэлхаун. Я из Медицинской Службы. Это Мургатройд. Он тормал. Кто ты и как попал в плен?

Пленник мгновенно принял вызывающе-насмешливый вид.

— Меня зовут Фредерикс. А что будет дальше?

— Я направляюсь на Пес-3. В частности, для того, чтобы доставить тебя. И чтобы попытаться что-либо сделать с этой войной. Как ты попал в плен?

— Во время очередного рейда, — презрительно произнес юноша — В чистом поле села их ракета. Мы решили, что это еще одна пропагандистская бомба, вроде тех, что к нам уже запускали — с рассказами о том, какие мы подлецы и подобным хламом. Я подошел посмотреть, нет ли там чего такого, над чем можно посмеяться. Но на этот раз она была больше, чем обычно. Я не знал, что в ней люди. Они набросились на меня. Вдвоем. Затащили вовнутрь и ракета взлетела. Затем нас подобрали и доставили на место твоего приземления. Они пробовали пудрить мне мозги! — В смехе отчетливо слышна была насмешка. — Показали научные выкладки, доказывающие, что солнце Федры вот-вот взорвется и поджарит родную старушку планету. Читали лекции, что все мы — безнадежные дураки, неблагодарные сыновья и все такое. Заявили, что убийство наших родителей нам не оплатится.

— А на самом деле, — спросил Кэлхаун, — оплатится?

Фредерикс покровительственно ухмыльнулся.

— Ты хочешь продолжить в том же духе? Я не разбираюсь в науке, но хорошо знаю, что старики лгут! Смотри! Первую группу на Пес они отправили пять лет тому назад. Практически без оборудования, только абсолютно необходимое. Набили полный корабль людьми. Всем примерно по двадцать. И те должны были вкалывать до седьмого пота: в поте лица добывать руду, делать машины, пытаться обзавестись крышей над головой и выращивать продовольствие. Все новые и новые люди появлялись с Федры постоянно — и все на голодном пайке. Только молодые, не забудь! Чтобы не голодать, они должны были постоянно вкалывать, а новички прибывали непрерывно. Каждый должен был разбивать себе лагерь сразу после выгрузки. Ты никогда не слышал об этом, не так ли?

— Кое-что.

— Они вкалывали из последних сил, — с вызовом продолжал Кэлхаун. Бедняжки. Когда дела наладились и им показалось, что через месяц можно будет передохнуть, старики начали отправлять с Федры меньших. Среди них и меня тоже! Мне было пятнадцать и мы хлынули на Пес, подобно потопу. Не было ни жилья, ни еды, ни лишней одежды, но им пришлось кормить нас. А нам — помогать им в работе. И я работал! Я строил дома и мостил улицы, прокладывал водопровод и канализацию — трубы делали ребята постарше засевал поля и садил деревья. Ни тебе отдыха, ни развлечений! Они выбросили нас на Пес так быстро, что нужно было либо пустить корни, либо погибнуть. И мы пустили корни! И снова, как только нам показалось, что вот-вот и мы сможем перевести дух, на нас посыпались малыши. Десятилетние и девятилетние, которых нужно кормить и за которыми надо смотреть.

Семилетние, которым надо вытирать носы! Ни развлечений, ни отдыха…

Он плюнул в сердцах.

— Об этом они рассказали?

— Да, — подтвердил Кэлхаун. — Я слышал все это и еще кое-что.

— Все время, — сердито продолжал Фредерикс, — они кричали нам, что солнце дома разбухает. Оно вздрагивает. Оно пульсирует, как бы собираясь взорваться в любую минуту! Нас продолжали запугивать тем, что в любую секунду могут перестать прибывать корабли, поскольку не будет больше Федры. А мы были паиньками и вкалывали, как черти. Мы строили все необходимое для присылаемой малышни, а с кораблей сгружали все меньших и меньших. И мы не выдержали! Ночь и день, без развлечений, без отдыха, ничего, кроме работы до упада, и снова подъем, и снова работа, пока снова не упадешь.

Он замолчал. Продолжил Кэлхаун.

— И вы перестали верить в то, что это нужно. Вы послали представителей назад для проверки и осмотра. И солнце Федры показалось, на их взгляд, абсолютно нормальным. Не было видимой опасности. Старшие показали свои научные записи, но им не поверили. Ваши посланники решили, что те поддельны. Они устали. Вы все устали. Молодым нужны развлечения. У вас их не было. Поэтому, когда посланники вернулись и сообщили, что никакой угрозы не существует, вы им поверили. Поверили, что взрослые при помощи лжи переложили на ваши плечи бремя забот.

— Мы знаем это! — перешел на крик Фредерикс. — Баста! Мы сделали, что могли! А теперь собираемся отдохнуть и пожить немного для себя! Мы вернули себе развлечения! Вернули отдых! Вернули просто шорох прибоя! Мы снова станем рабами, вернувшись к работе по их планам, роя норы и засыпая обратно. — Он остановился. — Когда они сообщили нам, что теперь начнут присылать старших, наше терпенье лопнуло! Мы тоже люди! Тоже имеем право жить, как люди! Когда нужно было начать строительство новых домов и распахать новые поля для того, чтобы принять новых людей (и людей немолодых), которые взялись бы снова нами командовать, терпенье наше лопнуло! Ничего из результатов нашего труда не досталось бы нам. Ничего, если явятся старшие. Они не остановятся перед тем, чтобы работой вогнать нас в гроб! Ну их всех к черту!

— Реакция естественная, — отметил Кэлхаун. — Но, если одна из посылок неверна, то и все ваши действия неверны.

— Какая еще посылка? — зло спросил Фредерикс.

— Что они обязательно лгут. Вполне возможно, что солнце Федры вот-вот взорвется. Возможно, ваши посланники ошиблись, и вам сказали правду.

Фредерикс плюнул на пол.

— Не угодно ли будет вытереть плевок? Пожалуйста!

— Шваброй, — Кэлхаун показал на нее жестом.

Фредерикс фыркнул. Кэлхаун ждал. Мургатройд поощряюще произнес:

— Чи, чи, чи!

Кэлхаун не шевелился. Прошло порядочно времени, Фредерикс взял швабру и небрежно провел ею поверх плевка.

— Спасибо!

Кэлхаун снова повернулся к пульту управления. Он сверил курс, консультируясь с полувековой давности отчетом о солнечной системе Пса, нахмурился и спросил через плечо:

— Как подействовал отдых? Чувствует каждый себя лучше?

— В степени, достаточной для того, чтобы мы старались сохранить все, как есть. Старики присылают корабль и пытаются приземлиться, а мы с помощью посадочных решеток забрасываем навстречу камни и они наталкиваются на них. Мы установим вокруг небольшие решетки для запуска бомб — у нас хорошие бомбы — в случае, если они попытаются высадиться в окрестностях Канополиса. А если предки решатся на десант, то очень скоро об этом пожалеют! Все, на что они пока были способны, так это на забрасывание листовок, в которых обзывают нас как могут, или призывают нас к повиновению!

Перед Кэлхауном на центральном экране стабилизировалось изображение внутренней планеты — Пса-3.

— А как дела у малышей? — небрежно спросил он. — Ведь, по твоим словам, большинство не работает вообще.

— Работы у нас не так уж много. Производство мы создали автоматическое, поэтому все необходимое получаем, не прилагая особых усилий. Проект мы получили из дому. Живем хорошо, при этом не вкалывая, как проклятые!

«Да, — подумал Кэлхаун, — если и возможно общество без частной собственности, то это общество, состоящее исключительно из молодежи. Им не нужны деньги как таковые. Им нужно то, что на них можно купить — и купить немедленно. Не будет капиталистов в мире, населенном только подрастающим поколением колонистов Федры. Это могло бы быть интересное общество. Уже хотя бы тем, что в нем никто не тревожился бы о завтрашнем дне.»

— Но, — не отставал Кэлхаун, — как же обстоят дела с совсем маленькими? Нуждающимися в няньке? У вас же нет автоматов, которые могли бы взять на себя уход за ними?

— Хороший вопрос! Некоторые девочки любят возиться с малышами.

Домашние, в основном. Но малышей слишком много. Так мы построили психологическую цепь со множеством выходов. Одна из девочек играет с парочкой малышей, а остальные довольны. Один парень на Федре учил начала психологии, а тут его вместе с другими послали рыть норы и строить дома.

Он сварганил эту штуку, чтобы любимая девушка могла иметь свободное от ухода за детьми время. На Псе-3 тьма талантов! Мы все можем!

Среди них действительно было несколько неплохих технарей. Но Кэлхауну стало нехорошо. Психоцепь, сама по себе — совершенно безвредное устройство. Эта часть инструментария каждого психиатра — в Медицинской Службе не используется — доказала свою полезность. В клинических условиях она позволяет психиатру проникнуть в сознание пациента во время обследования. Ему не нужно больше интерпретировать процесс мышления на основании полученных ответов. Он может его наблюдать, прослеживать блокировки, болезненные центры в мозгу, дикие, нечеловеческие желания, превращающиеся со временем в мании.

Да, психоцепь — удивительная штука. Но она мало подходит на роль няньки.

Где-то должна быть огромная комната, в которой сотни малышей сидят с умильным выражением на лице и на голове у каждого — рецептор психоцепи.

Они сидят тихонько, очень тихо, хихикая или бормоча что-то про себя. Им очень хорошо. А где-то рядом — комната поменьше, в которой играют один-два малыша. С ними несколько девочек постарше, которые и организуют для этих немногих малышей интересные игры. Те каждую секунду ощущают на себе заботу старших и глубокую привязанность к себе самоотверженных нянечек — играющие дети имеют лучший возможный уход. И все, что с ними происходит, полностью разделяет — одновременно и знает и чувствует — каждый из сотен малышей, подключенных к психоцепи. Каждый разделит малейшее возбуждение или восхищение с тем, кто действительно возбужден или восхищен.

Но дети, осчастливленные подобным образом, не получают никакого образования. Они не приучаются самостоятельно действовать, мыслить и реагировать. Эффект от воспитания детей с помощью психоцепи аналогичен тому, который был бы получен от применения наркотиков для лечения от любознательности. Только потребляющие дети будут лишены всякой инициативы, целеустремленности, предприимчивости. Они будут пассивно ждать от кого-нибудь другого, чтобы он играл для них. Смертность среди них будет непомерно высокой, жизнестойкость среди оставшихся в живых — очень низкой, продолжительное пользование психоцепью приведет к необратимым повреждениям психики.

Потом появилась мысль, еще ужаснее предыдущей. В том обществе, которое сложилось на Псе-3, должны быть подростки и переростки, которые обеспечат себя небывалым, восхитительным удовольствием сразу же, как только поймут, какие возможности таит в себе психоцепь.

Спокойным голосом Кэлхаун предложил:

— Минут через тридцать с Канополисом можно будет связаться по космофону. Я бы хотел, чтобы первым на связь вышел ты. Должен быть дежурный на решетке?

— Обычно там всегда кто-то ошивается, — последовал беспечный ответ. Подходящее место для клуба. Кроме того, в любой момент можно ждать очередной выходки стариков. Если они сунутся, решетка поможет устроить достойную встречу!

— Мы можем сесть как с чьей-то помощью, так и без нее. Но если ты не свяжешься заранее и не убедишь находящихся там, что один из ваших возвращается с войны, мы будем теми, кому посадочная решетка позволит устроить достойную встречу.

Веселья Фредерикса как не бывало.

— А как я должен представить тебя?

— Мы находимся на медкоре, — с выражением произнес Кэлхаун. Согласно соглашению в рамках Организации Межзвездного Договора, население каждой планеты само выбирает свое правительство. Обстоятельства вынуждают каждую планету быть независимой. Мне не нужны контакты с вашими руководителями, коммерсантами или связистами. Ни с кем, кроме работников здравоохранения. Но о медкорах они должны быть наслышаны. Вы знаете о нас, не так ли?

— Д-да, — согласился Фредерикс. — Учил это в школе, до того, как нас отправили сюда.

— Все верно. Поэтому сам решай, что говорить.

Он повернулся лицом к контрольной панели, наблюдая за все увеличивающимся по мере приближения корабля изображением планеты. Наконец, выключил двигатели и включил космофон.

— Давай. Договорись о посадке или о неприятностях, что тебя больше устроит.

Глава 4

Организация общества на Псе-3 была предельно простой. После длительной и явно не относящейся к делу перебранки по космофону медкор опустился на землю с помощью посадочной решетки Канополиса. Операция была произведена с мастерством, близким к артистизму. Кто бы не сидел за пультом управления, он работал с тем невозмутимым совершенством, с каким молодежь обычно обращается с механизмами, которые она хорошо знает и боготворит. Но отсюда не следует, что подобным образом вышколенный оператор будет беспокоиться о чем-то большем, чем мастерство посадки.

Выйдя из кабины, он гордо улыбнулся, глядя на легкий, как перышко, медкор, покоящийся на чистом, укрытом травой поле в самом центре городской посадочной решетки. Было ему лет этак семнадцать, восемнадцать.

Шайка — но уж не стража — ребят примерно одного возраста важно подошла допросить прибывшую пару. Фредерикс назвал место работы, род занятий, объяснил, при каких обстоятельствах оказался на борту. Никто не побеспокоился проверить истинность его утверждений. Но его возраст был почти гарантией принадлежности к гражданам Пса. Когда дошло до его пребывания в качестве пленного в стане врагов, всякая претензия на подозрительность сразу испарилась. Шайка из космопорта наперебой засыпала его вопросами, поднимала галдеж, услышав некоторые из ответов, возбужденно одаривала друг друга шлепками. Услышав о некоторых его словах и поступках в руках врагов, громко и задиристо сообщала, что сделает, если старики попробуют только осуществить свои угрозы. Но Кэлхаун не заметил реальной подготовки к войне, за исключением прекрасного рабочего состояния решетки.

Тем не менее, она была бы надежной защитой планеты, если бы не мобильный космопорт, которым в свое время он был захвачен.

Но когда из его показаний попытались извлечь дополнительные источники неприязни к старшему поколению, Кэлхаун холодно процедил:

— Если хотите знать мое мнение, они возьмут верх в тот же момент, когда решатся убить нескольких ваших, чтобы расчистить себе дорогу. При условии, что все остальное вы делаете так же, как то, что я вижу.

В ответ они ощетинились. Кэлхауну осталось только поразиться той первобытной организации, которая у них возникла. То, что на корабле рассказывал Фредерикс, аккуратно укладывалось в схему, известную ранее, как антропологическая теория чистой воды. В свое время он вынужден был выучить ее, потому что врач должен знать больше, чем просто болезни. Он должен знать и человека, у которого они заводятся. Странные предположения теории инстинктивной культуры всплыли из глубин памяти и на удивление подходили к тому, что он обнаружил. Теория гласит, что первобытные культуры, из которых родом даже самые цивилизованные социальные организмы, не являются изобретением человека. Главные контуры человеческого общества возникли благодаря тому, что человеком управляют инстинкты, точная параллель социальной организации пчел и муравьев. Кэлхауну казалось, что он напрямую наблюдает работу инстинкта по распределению функций во встретившемся ему обществе.

Здесь, где должны быть сосредоточены защитники от ожидаемого вторжения врагов, он обнаружил группу молодых воинов. Инстинкт вынудил их взять на себя эту задачу, нести стражу в минуту опасности. Главный движитель этого поступка — не ударить лицом в грязь перед сверстниками. Им не нужны мудрость, безопасность, семья или частная собственность. Инстинкт их возрастной группы управлял ими так же, как поколениями социально организованных насекомых. Они группировались в шайки. Были тщеславными и хвастливыми. Их безделье бросалось в глаза и, одновременно, они без видимой причины шли на безумный риск.

Но никогда им не построить города. Это — импульс более пожилых. В частности, воинственная возрастная группа способна на беспредельное, вызывающее восхищение искусство управления всем, что вызывает интерес, но никогда им не изобрести автоматические устройства управления городом, которые могли бы функционировать безо всякого вмешательства со стороны.

Они просто не в состоянии так далеко заглядывать вперед. Они могут драться, ругаться и хвастаться. Но раз этот эксцентричный мир продержался до сих пор, значит, в нем существуют дополнительно племенные структуры должно существовать более соответствующее руководство, чем эти яркие юнцы, столь же неадекватно охраняющие, сколь и превосходно управляющие механизмами оборудования космопорта, которые им никогда не построить.

— Мне нужно поговорить с начальством, — раздраженно сказал Кэлхаун. С шефом, а точнее — боссом. Ваша война с родителями — не мое дело. Я здесь по делу Медицинской Службы. То есть должен проверить состояние здоровья населения и обменяться информацией с местными властями. Что касается меня, рутинная работа.

Не совсем правда. В определенном смысле, предохранить от ненужных смертей — рутинная работа, и в этом смысле задача Кэлхауна на Псе-3 та же, что и на любой другой планете, на которую его могли бы послать. Но опасность для здоровья здесь была не рутинная. Общество — это организм.

Единое целое. Теория инстинкта гласит, что выжить оно может только как целое, состоящее из таких-то и таких-то составных частей. Общество пережило травму в ожидании вспышки солнца Федры. Много человеческих жизней будут впустую утрачено, прежде чем оно излечится от травмы. Но в обязанности Кэлхауна не входило констатировать происходящее этим молодым людям в подобных выражениях.

— Кто здесь начальник? — требовал Кэлхаун. — Мужчина по фамилии Уолкер утверждал, что руководит его сын. И это Уолкера очень огорчало. Кто занимается распределением пищи, кто определяет, кому заниматься ее производством, кто заботится о том, чтобы малыши были накормлены и ухожены?

Шайка озадачено задумалась. Затем кто-то сказал небрежно:

— Мы по очереди готовим еду для себя. Высадившиеся первыми обычно слоняются вокруг, покрикивая на каждого. Иногда мы делаем что-нибудь из того, что им надо. Но они теперь почти все переженились и живут в центре, вон там.

Он сделал жест рукой. Кэлхаун воспринял его как направление.

— Может кто-то доставить меня туда?

— Я, — великодушно предложил Фредерикс. — Все равно еду в ту сторону.

У кого здесь машина, которую я мог бы взять? Моя девушка должна беспокоиться обо мне. Она не знает, что старики взяли меня в плен.

Его просьба одолжить машину была воспринята с насмешкой. Здесь стояли машины, но те, что на ходу, были заняты ребятами для себя и для ближайших приятелей. После перебранки хмурый молодой человек согласился подбросить Кэлхауна в район, в котором первые колонисты, ставшие теперь угрюмыми самодурами, поставили свои дома. Скучно было ждать, пока такое простое дело решалось в столь долгой перебранке. К тому времени, когда вопрос был решен, Фредерикс, разозлившись, ушел.

Хмурый молодой человек подъехал на своей машине. Кэлхаун сел.

Мургатройд, естественно, не остался позади.

Машина была великолепна — как по внешнему виду так и по состоянию, в котором ее содержали. Щедрый уход и настоящее умение превратили ее в холенное совершенство. В мгновение ока она набрала головокружительную скорость. Волосы вставали дыбом от беспечного мастерства, с каким чернобровый юноша вел машину. Он пересек город за несколько минут на скорости, не позволившей Кэлхауну как следует осмотреться. Но он заметил, что город почти безлюдный.

Канополис был построен молодежью Федры по планам старших и был предназначен для приема иммигрантов с родной планеты. Он возводился в страшной спешке и использовался исключительно как станция прибытия.

Город требовал бесстрастного и самозабвенного труда, непрерывного истощающего напряжения всех сил, чтобы возвести его и все необходимое до наступления катастрофы. Но теперь создатели были сыты им по горло. Он практически опустел. Прибывшие потом разбрелись поближе к источникам пищи, к местам, где более удовлетворительные жизненные условия. Тут и там попадались разбитые окна и разрушенные стены. Везде грязь. Но в здания были вложены огромные усилия. Некоторые недостроенные предприятия поражали мастерским исполнением.

Город закончился и превратился в гигантское нагромождение строений, которое быстро оседало позади. Шоссе построено на скорую руку. Лучшее всегда можно будет сделать позже. На горизонте виднелись кое-как сколоченные деревни, временные по замыслу, поскольку была колоссальная потребность в огромном их количестве в кратчайшие сроки.

Завизжав тормозами, машина остановилась на окраине одной из таких деревень, состоящей из наскоро сколоченных домишек. Женщина убежала и спряталась. Появился мужчина. Затем еще один, и еще, и еще… Угрожающе двинулись в сторону машины.

— Выпрыгивай! — приказал хмурый водитель. На его лице мелькнула улыбка. — Они не хотят, чтобы я здесь ошивался. Но я навел здесь шороху, а?

Кэлхаун вылез из машины. Развернувшись, она умчалась в сторону города. Ее водитель, обернувшись, сделал издевательский жест в сторону приближающихся мужчин. Они были совсем молодыми — моложе Кэлхауна.

Недовольно хмыкнув про себя, Кэлхаун сказал:

— Я ищу человека по фамилии Уолкер. По все вероятности, он здесь главный.

— Я Уолкер, — язвительно ответил напряженный молодой человек. — Но я не главный. Ты откуда здесь взялся? В униформе Медицинской Службы и с тормалом на плече, ты не можешь быть одним из нас! Ты явился уговаривать нас сдаться Федре?

Кэлхаун фыркнул.

— Я доставил послание, что атака из космоса последует через три дня, и это все, что связано с Федрой. Я из Медицинской Службы. Какова ситуация со здоровьем населения? Обеспечены ли вы врачами и медперсоналом?

Достаточно ли у вас госпиталей и больниц? Какой у вас уровень смертности?

Уолкер ответил улыбкой дикаря:

— Это молодая колония. Я сомневаюсь, что здесь наберется сотня человек старше двадцати пяти. Сколько врачей может быть у общества типа нашего? Я не думаю, что среди нас возможна смертность. Тебе известно, как мы здесь оказались?

— Твой отец рассказал мне об этом на военной базе, расположенной на ближайшей внешней планете. Они готовятся атаковать и попросили меня предупредить вас об этом. Начало через два дня.

Младший Уолкер сцепил зубы.

— Они не посмеют. Иначе мы нанесем им сокрушительный удар. Они лгали нам! Заставили вкалывать…

— И никакой смертности? — спросил Кэлхаун.

Юноша нахмурил брови.

— Совершенно напрасно ты пытаешься убедить нас. Это наш мир! Мы построили его своими руками и сумеем защитить. Они дурачили нас достаточно долго!

— И вообще никаких проблем со здоровьем?

Язвительный молодой человек заколебался. Другой холодно процедил:

— Сделай ему удовольствие. Дай поговорить с женщинами. Их беспокоят несколько малышей.

Кэлхаун облегченно вздохнул про себя. Эти относительно взрослые юноши были первопоселенцами. На их плечи легла самая трудная из задач, возложенных на молодое поколение взрослыми Федры. На их долю пришелся самый изнурительный труд и самая тяжелая ответственность. Они день за днем работали до полного изнеможения. И, наконец, это они приняли отчаянное решение.

Но, очевидно, дела могли обстоять намного хуже. Общеизвестно, что везде женщины становятся такими, какими их хотят видеть мужчины. Девушки, в частности, готовы перенять любые привычки, которые по нраву их мужьям в перспективе. И в заново создаваемом обществе могли бы возникнуть традиции, вызывающие отвращение. Но не возникли. Продолжают действовать глубоко укоренившиеся инстинкты. В женщинах — молодках и девицах — по-прежнему проявляется чувство заботы о маленьких детишках, даже если те не их собственные. И рассказ Фредерикса…

— В любом случае, — сказал Кэлхаун. — Раз что-то не так со здоровьем детей…

Юный Уолкер сделал приглашающий жест и пошел в сторону домов. Лицо его становилось все более хмурым. Наконец, он попытался защититься.

— Ты, наверное, заметил, что в городе не много народу?

— Да, заметил.

— Мы еще не совсем организованы, — продолжал защищаться Уолкер. — Мы пока не занимались ничем, кроме строительства. Нам нужно организоваться, прежде чем построить настоящую экономическую систему. Некоторые из прибывших попозже умеют только строить. Но и они готовы к ней, город будет заселен. У нас будет такая же здоровая система производства и распределения благ, как и везде. Просто революция только-только закончилась В определенном смысле, она продолжается. Зато теперь этот мир будет таким же, как все остальные, только лучше.

— Я вижу.

— Большинство живет в небольших поселках вроде этого — поближе к выращиваемым посевам. Люди растят себе пищу и все такое. На первый взгляд, мы можем показаться тебе примитивными, но среди нас много отличных техников! Когда они преодолеют отвращение к работе на стариков и перестанут делать вещи только для самих себя, дела пойдут отлично. В конце концов, нас не готовили полностью построить все. Просто мы должны были подготовить мир, который потом отберут старики с Федры. Но мы сохраним его для себя!

— Да, — вежливо согласился Кэлхаун.

— Мы создадим все, чего пока нет, — агрессивно напирал Уолкер. — У нас будут деньги, кредит, наемный труд и все остальное. Просто сейчас самозащита — главная задача каждого.

— Да, — снова поддакнул Кэлхаун. К нему относились не совсем как к врагу, но и не воспринимали как абсолютно нейтрального.

— Старшие из нас переженились, — твердо продолжал Уолкер, — мы понимаем ответственность и полностью владеем ситуацией. Как бы то ни было, нам лгали и нас это обижает. И мы не позволим старикам командовать нами, мы доказали, что сами в состоянии управлять этим миром.

Кэлхаун промолчал. Они подошли к дому. Уолкер повернул, чтобы войти, жестом пригласив Кэлхауна пройти с ним. Тот остановился.

— Минуточку! Парень, который подвез меня… Когда он внезапно появился, по крайней мере одна женщина убежала и сразу же появились вы, мужчины… м-м-м… явно настроенные на драку.

Уолкер покраснел от злости.

— Я же говорил, что у нас есть техники. Некоторые из них делают приспособления для ухода за детьми, совершенно безобидные. Но они пытаются их использовать… чтобы шпионить за старшими. За нами! Вторжение в личную жизнь. Нам не нравится… ну… они пытаются установить психоцепь поблизости. Им… кажется забавным… подслушивать… о чем люди говорят и чем занимаются…

— Психоцепь может быть полезной, — заметил Кэлхаун, — или абсолютно чудовищной. С другой стороны…

— Ни один порядочный человек, — отрезал Уолкер, — не стал бы делать этого. И ни одна девушка не будет иметь дела с человеком… Но есть же такие идиоты…

— Ты описал класс преступников. Но вместо того, чтобы воровать у других имущество, они хотят украсть ощущения. Вроде подглядывания в замочную скважину, подслушать, какие чувства испытывают другие к тем, кто им дорог, о чем они между собой говорят и чем занимаются. Кстати, это ведь одна из задач борьбы с преступностью, не так ли?

— Не может быть цивилизации без проблем, — парировал Уолкер. — Но мы стремимся к… — Он открыл дверь. — Моя жена работает с малышами, которых старики спихнули на нас. Сюда, пожалуйста.

Он показал вовнутрь дома. Это было одно из укрытий, построенное в рамках бешеной строительной программы, призванной обеспечить пристанищем беженцев с Федры. В нем было еще неуютней, чем в производственном помещении. Пол был недоделан. Стены не оштукатурены. Оборудование на виду.

Но все-таки была предпринята попытка придать помещению жилой вид — его покрасили.

Когда из соседней комнаты вошла девушка, Кэлхаун все понял. Она была моложе мужа, но не намного и отнеслась к гостю с ем подсознательным страхом, с каким домохозяйка всегда следит за пришедшим в надежде, что он не заметит беспорядка в доме. Молодая жена обладала тем инстинктом женщины, который намного древнее традиций. Долг и преданность могут быть отброшены, но понимание домохозяйкой ее роли незыблемо.

— Познакомься, это представитель Медицинской Службы, — коротко представил Кэлхауна Уолкер. — Я сказал ему, что у нас проблемы с некоторыми из детишек. А это моя жена Эльза.

— Чи! — вмешался Мургатройд, не отрываясь от шеи Кэлхауна. Внезапно осмелев, он слез на пол. Эльза улыбнулась ему.

— Да он совсем ручной, — обрадовалась она. — Может…

Кэлхаун протянул руку. Девушка пожала ее. Мургатройд важно подал свою черную лапу. Взамен конфликтов и ненависти, здесь он попал в привычную атмосферу дружественного общения и все больше чувствовал себя как дома.

Забавно было смотреть, как зверек ведет себя совсем по-человечески.

— Он просто восхитительный! — пришла в восторг девушка. — Можно, я покажу его Джеку?

— Эльза занимается с малышами, — объяснил Уолкер. — Она говорит, что с ними происходит что-то непонятное. Давай его сюда, Эльза.

Хозяйка исчезла и через минуту вернулась с маленьким мальчиком. По всей вероятности, ему было шесть-семь лет. Худенький, с блестящими глазами, он совершенно пассивно сидел у нее на руках. Эльза опустила его в кресло, он настороженно огляделся, но даже не пошевелился. Увидев Мургатройда, просиял. Тормал направился к человеку почти одного с ним роста. Важно протянул лапу. Малыш захихикал, но рука его продолжала безжизненно покоиться на коленях.

— Он ничего не хочет делать, — отчаивалась Эльза. — Его мускулатура в порядке, но он не хочет ею пользоваться! Просто сидит и ждет, пока за него все сделают! Ведет себя так, словно потерял саму идею движения и даже совершения любых поступков вообще! И это свойство начинает проявляться и у других детей! Они просто сидят! Они достаточно способные… они все видят и понимают — но они просто сидят!

Кэлхаун осмотрел малыша. Лицо его старательно оставалось бесстрастным. Но он вздрогнул, коснувшись тоненьких, как спички, ручек и ножек ребенка. Все мускулы были жидкие, как кисель.

Когда Кэлхаун выпрямился, рот его был перекошен вопреки желанию.

Жена Уолкера встревожилась:

— Вы знаете, что с ним?

— В принципе, да, — в голосе Кэлхауна прозвучала безнадежная ирония.

— Он восстал. Как вы восстали против Федры, он восстал против вас. Вы восстали и нашли себе отличное оправдание войне, в которую вступили. Но и он кое в чем нуждается и не получает тоже. Поэтому он восстал супротив своей судьбы — как, впрочем, и вы — и теперь умирает, как и вы вскорости, в конечном счете, по той же причине.

Лицо Уолкера зловеще помрачнело.

— Я не понимаю о чем ты!

Кэлхаун облизал пересохшие губы.

— Повторяю доступным языком. Истинная причина его теперешних бед, как и ваших будущих, в том, что была разрушена общественная система. Куски не могут жить сами по себе. И я не знаю, какие медицинские меры можно предпринять, чтобы исцелить тяжело больное общество. Как врача, меня можно выпороть. Но лучше… Кстати, я сказал вам, что флот Федры атакует через два дня?

Глава 5

В первый день Кэлхаун уныло бродил по детским приютам, построенным первыми юными колонистами, когда корабли начали выгружать совсем маленьких на посадочные решетки Канополиса. Приюты не так уж похожи на детдом, конечно, но молодое поколение Федры было поставлено взрослыми в слишком жесткие условия. Время неизбежной вспышки солнца не было известно наверняка. Она задерживалась, как на сегодняшний день, почти на пять лет со дня обнаружения ее неотвратимости. Если бы столь сильное отклонение можно было предвидеть, то сначала бы были отправлены взрослые и техника.

Но вспышка не поддавалась расчету. Она — игрушка в руках вероятности.

Определенные переменные непостоянства неизбежно совпадут раньше или позже.

Как только это произойдет — конец и окончательная катастрофа. Солнце превратится в ужасающий огненный шар и уничтожит жизнь в своей солнечной системе. Расчеты показали, что вспышка, скорее всего, произойдет в первый же год, два против одного — в два года, пять против одного — в три. Шансов продержаться столь долго у Федры практически не было. Население планеты уже должно было погибнуть.

И, сохраняя трезвость ума и здравый смысл, люди поступили разумно.

Сначала спасли тех своих детей, что могли позаботиться о себе, затем отправили остальных. Но на юных колонистов было взвалено чудовищное бремя.

Даже взрослым не по силам был бы тот объем горнодобывающих, строительных и сельскохозяйственных работ, что свалился на подростков. При этом им едва хватало продовольствия, а ртов все прибывало. Излишков жилья никогда не было, а с каждым новым кораблем прибывали все меньшие дети, требующие жилья и ухода больше, чем предыдущие. А в мире предков их было достаточно.

Кэлхаун видел девочек, посвятивших себя детям-квазисиротам. Они привносили с собой, скорее всего, трогательную атмосферу авторитета в среду малышей. Но иногда были способны и на жестокость. Временами у них появлялась необходимость защищать не детишек, а самих себя от неуклюжих ухаживаний несовершеннолетних увальней, считавших себя неотразимыми.

Получалось очень даже хорошо.

Малыши были точно такими, как предполагал Кэлхаун. Во всех отношениях. Малыш, который первым встретился ему был экстремальным случаем, но результат игр по доверенности бросался в глаза повсюду.

Кэлхаун вынужденно проверял, один за другим, приюты для детей. За ним ревниво следили спокойные лица юных нянек. Но их смешило, когда Мургатройд вслед за Кэлхауном пытался измерять температуру и все остальное. Его пришлось остановить, когда он попытался взять мазок из горла, что, по словам Кэлхауна — сущий пустяк.

После четвертой такой инспекции он сказал Эльзе:

— В дальнейшей проверке необходимости больше нет. А куда подевались мальчики того же возраста, что и девочки-няни: тринадцати-, четырнадцатии пятнадцатилетние?

В ответе Эльзы послышалось смущение:

— В большинстве своем они живут в глуши. Охотятся, ловят рыбу, осваивают новые территории. Некоторые занялись земледелием… Я не думаю, что нам хватало бы продуктов питания, если бы не они, хотя количество ртов сейчас не прибавляется.

Кэлхаун понимающе кивнул. Во всех городах галактики малые дети обоих полов встречаются повсюду, так же, как девочки-подростки и взрослые. Но мальчишки упомянутого возраста всегда и везде умудряются становиться невидимыми. Они собираются в группы подальше от глаз людских, где устраивают захватывающие игры и абсолютно бессмысленные исследования.

Повсеместно им не нужна никакая иная компания, чем общество себе подобных.

— Твоему мужу, — сказал Кэлхаун, — лучше попытаться собрать часть из них в одном месте. Насколько мне не изменяет память, в этом возрасте очень сильно развито романтическое чувство долга. Очень скоро нам понадобятся романтики.

Эльза к этому времени уже поверила в Кэлхауна, убедившись, что его действительно беспокоит судьба малышей. Расстроившись, она спросила:

— Ты действительно считаешь… старики атакуют нас? Я повзрослела за то время, что нахожусь здесь. Те из нас, что прибыли первыми, сейчас почти такие же, как оставшиеся на Федре… в определенном смысле. Более молодые начали относиться к нам с презрением, потому что мы пытаемся… управлять ими.

— Если ты хочешь сказать, что считаешь, что к этой войне можно относиться по-разному, то ты совершенно права. Но подумай над тем, что твой муж может сделать, чтобы собрать здесь побольше рыбаков и охотников.

Я возвращаюсь на корабль.

Его отвезли обратно к посадочной решетке. Сделал это не Уолкер, а другой из находящихся теперь под подозрением двадцатипятилетних жителей деревушки первопоселенцев. Работавший с Уолкером с самого начала и такой же до предела озлобленный, он вдруг обнаружил, что его относят к старшему поколению. И по прежнему был зол сразу на всех на Федре, но…

— Все это непорядок! — мрачно ворчал парень, пока они ехали по почти пустынному городу к посадочной решетке. — Мы должны организовать нашу жизнь лучше, чем у них — это да! Но чтобы вообще отказаться от всякой организации — это же нонсенс! У нас имеется несколько пареньков с железным характером, которым все это по нраву, но мы поставим их на место!

У Кэлхауна зародились пока еще не совсем четкие подозрения. Дефицита в идеях создания социальных систем, которые превратят жизнь в рай земной для их обитателей, не было нигде и никогда. Благодаря случайности здесь возник мир, населенный исключительно молодежью. Он попытался на время забыть о том, что (в этом он, к несчастью, был абсолютно уверен) вскорости обнаружит на корабле; попытался обдумать эту, на первый взгляд идеальную возможность абсолютно новой и лучшей организации жизни человеческого общества.

Но поверить в нее не мог. Слишком уж хорошо срабатывает теория инстинктивной культуры. Медицинская Служба считала доказанным, что базовый образец человеческой культуры является скорее делом инстинкта, чем результатом эволюции вследствие проб и ошибок. Индивидуальное человеческое существо в течение жизни проходит сквозь серию заготовленных инстинктом ролей для разных возрастных групп, с помощью которых оно выполняет различные функции в социальной организации, которая может варьироваться от общества к обществу, но никогда не изменяет своей природы. Организация должна использовать последовательность функций, которые исполняет понукаемый инстинктом индивидуум. Если она не использует в полной мере своих членов или дает разгуляться их инстинктам, то обречена на гибель.

Попытки нового общества сделать равными не только всех членов общества, но и уравнять все возрастные категории еще более летальны. Из этого ничего не выйдет.

Кэлхаун с горечью подумал об ожидающей его на медкоре работе по тестированию мазков. Когда машина направилась к разверстому центру решетки, он сказал:

— Моя работа — Медицинская Служба. Не мое дело учить вас как планировать новый мир. Даже если у меня и есть идеи, я оставлю их при себе. Но кто бы ни был главным из вас, он должен подготовиться к грядущим неприятностям.

— Мы отразим все атаки Федры! — мрачно заверил его юноша. — Им никогда не приземлиться живыми, а если они все же умудрятся, то горько пожалеют об этом!

— Я не о Федре, — ответил Кэлхаун.

Машина остановилась впритык к медкору. Он вышел. В его отсутствие в корабль кто-то пытался проникнуть. Шайка, находящаяся в здании управления и, теоретически, защищающая Пес-3 от вторжения из космоса, явно пыталась удовлетворить свое любопытство, вызванное корабликом.

Кэлхаун вошел вовнутрь. Мургатройд защебетал, как только его опустили на пол. Он обалдело носился по кабине, откровенно радуясь, что снова находится в знакомой обстановке. Кэлхаун не обращал на него внимания. Он закрыл и замкнул двери шлюза, щелкнул выключателем космофона и, экономя слова, произнес:

— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор «Эскулап-20» вызывает…

Динамик буквально оглушил его, когда кто-то завопил в микрофон в здании управления.

— Эй, там, на корабле! Немедленно прекратите! Никаких переговоров с врагом!

Кэлхаун приглушил звук и терпеливо повторил.

— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Отвечайте, флот Федры!

Медкор «Эскулап-20» вызывает…

В ответ послышался хор раздраженных голосов из здания по соседству.

Пестрая, чванливая, самовлюбленная охрана посадочной решетки пыталась вломиться в корабль из простого любопытства, но достаточно было Кэлхауну совершить поступок, не вызвавший всеобщего восхищения, чтобы они страшно возмутились. Производимый ими гам не давал услышать ожидаемый ответ космофлота, парящего где-то близко. Но минуту спустя кто-то один отпихнул, по всей вероятности, остальных от микрофона и закричал:

— Эй, ты! Продолжай в том же духе — и мы прикончим тебя! Нам нужна решетка, в том числе и для этого.

— Медкор — управлению! Мне нужно вам кое-то сказать. Но не по космофону. Если хотите, пусть ваши ведущие специалисты по решетке выйдут наружу и я все скажу через громкоговоритель.

Он отключил космофон и начал ждать. Вскоре из здания управления высыпала стайка рассвирепевших юнцов. Кэлхаун узнал одного из них — того, который гордо улыбался после безупречной посадки медкора. Толпа свистела, выкрикивала угрозы в сторону корабля.

Кэлхаун обратился к ним через громкоговоритель, который обычно используется для переговоров с наземным персоналом перед стартом.

— Корабль заправлен для путешествия в овердрайве. Батареи Дуэнна заряжены до предела. Если вы только попробуете создать силовое поле вокруг него, я разряжу на поле полдюжины овердрайвовых зарядов за один прием, и у вас не останется ни одной неповрежденной цепи. Как после этого вы думаете сражаться с кораблями Федры? Подслушивайте, если хотите, записывайте. Но не пытайтесь мне мешать!

Он снова включил космофон и терпеливо взялся за старое.

— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор…

Глаза его наблюдали за яростными спорами перед зданием управления решеткой. Некоторые из ребят были в бешенстве. Но юноша, столь профессионально обращающийся с решеткой, не менее резко парировал их выпады. Слова Кэлхауна не были пустой угрозой. Поле решетки можно взорвать. Корабль, находящийся внутри решетки, может сделать ее неработоспособной. Уходя в овердрайв, корабль этого типа расходует около четырех унций энергии, чтобы создать вокруг себя поле, внутри которого можно превзойти скорость света. Мощь до такой степени колоссальная, что измерять ее в лошадиных силах или киловатт-часах бессмысленно. Когда корабль выходит из овердрайва, большая часть энергии возвращается в батареи. Относительные потери ничтожны. Но, разрядившись в силовое поле, три-четыре таких заряда превратят оборудование решетки в кучу хлама.

Кэлхаун получил ответ из бездны как раз тогда, когда члены группы из здания управления, устав от перебранки, вошли вовнутрь, чтобы послушать, о чем он будет говорить с врагами.

— Говорит флот Федры, — послышалось рычание из динамика. — Что вам надо?

— Исходя из полномочий офицера Медицинской Службы, — властно сказал Кэлхаун, — хочу вас предупредить, что с сего момента я объявляю карантин на всей территории планеты. Любые контакты с ней из космоса запрещены до тех пор, пока угроза здоровью жителей планеты не станет подконтрольной. Вы обязаны сообщить о карантине на все корабли и во все космопорты, с какими в состоянии связаться. Конец сообщения.

Тишина. Затянувшаяся тишина. И снова рычание.

— Что вы сказали? Повторите!

Кэлхаун повторил сообщение. Потом этого отключил космофон и распаковал образцы мазков, которые взял в каждой из детских колоний.

Извлек лабораторное оборудование. Поместил один из мазков в культурный слайд, позволяющий исследовать живые организмы в их развитии. И начал проверять свои профессиональные, крайне специфические подозрения. Для начала испытал на них различные антибиотики. Грубо, но логически безупречно идентифицировал инфекцию. С каждой минутой лицо его становилось все более мрачным. Взяв другой мазок, он повторил все сначала. Третий, четвертый, пятый, десятый… Вид его стал совсем угрюмым.

Наступил вечер. Кто-то замолотил по корпусу корабля. Кэлхаун включил микрофон и громкоговоритель.

— Что вам надо?

Из сгущающихся сумерек послышался злой голос молодого Уолкера. Экраны показали дюжину, или даже больше обитателей Пса-3, яростно спорящих о чем-то у него за спиной. Но младший Уолкер и четыре-пять человек рядом с ним стояли в зловещем спокойствии.

— Что это за нонсенс о карантине? — жестким тоном допытывался стоящий снаружи. — Дело не в том, что мы можем понести торговые убытки. Просто, что это все значит?

— Это значит, — объяснил ему Кэлхаун, — что ваш прекрасный новый мир приравнивается к трущобам. Вы заставляли детей вести себя тихо, используя психоцепи. В результате дети не ели как следует и совсем не занимались физкультурой. Они ослаблены от недостатка движения и недоразвиты из-за отсутствия собственных игр. Как и дети трущоб они задержались в развитии.

Вы на грани самоуничтожения. И легко перешагнете эту грань.

— Ты с ума сошел! — фыркнул Уолкер. Он обиделся.

— В четырех колониях для детей, в которых я побывал, мною обнаружены четыре случая дифтерии в начальной стадии, два случая тифа, три — краснухи и кори. В общем, есть случаи почти всех болезней, которые ты в состоянии назвать. Дети вырастили в себе эти болезни из того резервуара инфекции, который мы, люди, всегда тащим с собой. Они достигли заразной стадии до того, как я появился здесь. Но вы заставили их вести себя так тихо, что никто и не заметил, что они больны. Наверняка, они заразили друг друга и нянечек, а через них ребят вашего поколения. Сделано все возможное для начала целого ряда самых беспощадных эпидемий. А у вас нет ни врачей, ни антибиотиков. Нет даже шприцов, с помощью которых можно было бы делать уколы при наличии лекарств.

— Ты с ума сошел! — запротестовал младший Уолкер. Просто сошел с ума!

Не трюк ли это Федры, чтобы заставить нас сдаться?

— Трюк Федры, — ответил Кэлхаун тоном еще более неприязненным, чем до этого, — это атомная бомба, которую они собираются сбросить на посадочную решетку — я думаю, независимо от того, будет карантин или нет, ровно через два дня. Учитывая общую ситуацию, не думаю, что это так уж важно.

Глава 6

Кэлхаун работал всю ночь, присматривая за инкубаторами культур, являющихся частью технического оборудования медкора. В приютах для детей он взял мазки из горла. На корабле поместил их в питательную среду и начал исследовать под микроскопом. Подтвердились худшие ожидания, разработанные в деталях на основании хвастливо описанной Фредериксом системы ухода за детьми с помощью психоцепи, и это его сильно угнетало. Он мог заранее в деталях записать полученные теперь результаты только на основании беглого осмотра малыша Джека, показанного ему молодой женой Уолкера. Он ненавидел действительность за то, что она так старательно согласилась с предположениями теории.

В теле каждого человека микробы всегда в изобилии. Хорошее здоровье это в том числе и непрекращающаяся схватка со слабой и внешне незаметной инфекцией. В результате победы над легким вторжением тело человека вырабатывает защиту, которая понадобится ему в случае тяжелого вторжения заразы. Без таких постоянных, хоть и незаметных побед тело разучилось бы держать мощную оборону против инфекции. Однако, недоедание и даже просто истощение могут ослабить в общем-то солидно оснащенное тело для такого рода партизанской войны. Если ослабленный ребенок проиграет хотя бы одну схватку, он может быть побежден болезнью, о которой и не подозревал бы, будучи чуточку покрепче. Но, побежденный, он становится спорадическим случаем инфекционного заболевания — случаем вне связи с уже наблюдаемыми.

И может стать источником эпидемии. В условиях трущоб эпидемии болезней, о которых годами никто не слышал, возникают и распространяются подобно пожару. Из лучших побуждений и с максимальной изобретательностью поколение юных колонистов на Псе-3 сделали все это неизбежностью для малышей.

Оказавшись непосильным бременем, малыши недополучали занятий и игр, а, следовательно, страдали недостатком аппетита и ухода. У Медицинской Службы давно считалось аксиомой, что один постоянно голодный ребенок — угроза всей планете.

Кэлхаун доказал это с пугающей убедительностью. Высеянные культуры поразили даже его. Перед рассветом он применил к ним особые генетические свойства Мургатройда. Мургатройд протестующе пискнул: «Чи!», когда Кэлхаун проделал необходимые манипуляции на небольшом участке его ягодицы, известном своей нечувствительностью к боли. Но потом он встряхнулся и, демонстрируя свое уважение к Кэлхауну, принял хмурый вид, имитируя атмосферу напряженного внимания, что окружала врача. Затем, придя в хорошее настроение, он начал подражать человеку и, став на задние лапы, начал настраивать всевозможную воображаемую аппаратуру задолго до того, как что-то в этом роде, по его предположениям, должен будет проделать Кэлхаун.

Наконец Мургатройд угомонился (немножко раньше, чем обычно) и лег спать. Кэлхаун наклонился над ним, подсчитал частоту дыхания и пульс.

Тормал уснул. Кэлхаун, нервничая, грыз ногти.

Он отправлялся на это задание с явной неохотой, поскольку считал его глупым. Теперь оно вызывало страх, усиливающийся по мере того, как становилось все более понятно, что это не так. Кэлхаун наблюдал Мургатройда со всепоглощающим беспокойством медика, понимающего, что тысячи жизней зависят от его профессиональной эффективности, но сама эффективность зависит от факторов, ему не подконтрольных. Мургатройд был на этот раз одним из факторов, но только одним из двух.

Тормал — приятная маленькая зверюшка и Кэлхаун его очень любил. Но тормалы были полноправными членами экипажа одиночного медкора, потому что метаболизм у них был таким же, как и у людей. В то же время по имеющимся сведениям ни один тормал не умер от инфекционной болезни. Они могут быть инфицированы болячками человека, но только единожды и в легкой форме. Как оказалось, у тормалов колоссальная чувствительность к бактериальным токсинам. Появление инфекции в системе кровообращения вызывает немедленную и бурную реакцию — производство антител в огромных количествах. Теоретики утверждают, что у тормала активная иммунная система — в отличие от пассивной у человека. Их организм ведет агрессивный поиск микроскопического врага и тут же его уничтожает, в то время как человеческий позволяет врагу укрепиться, прежде чем предпринимает меры самозащиты.

Если все будет идти нормально, через несколько часов система кровообращения Мургатройда будет насыщена антителами, летальными для привитых Кэлхауном культур. Все бы ничего, если бы не одно обстоятельство.

Мургатройд весит не больше двадцати фунтов. А в антителах, производить которые по силам только ему одному, нуждается большинство жителей планеты.

Проспал тормал с завтрака до ленча. Дыхание немного частило по сравнению с нормальным. Нарушилось сердцебиение.

Наступил полдень. Кэлхаун ругался про себя, рассматривая медицинские приборы и инструменты, вынутые из шкафчиков по случаю проведения биологических микроанализов — крошечные пробирки, вмещающие не более полукапли, бутылочки с реагентами, содержащие доли миллилитра, инструменты и весы размера намного меньше кукольного. Если ему удастся определить структуру или формулу антител, выработанных организмом Мургатройда, можно будет синтезировать их в достаточном количестве. Да только на медкоре не из чего было произвести такую прорву сыворотки.

Оставался единственный шанс. Кэлхаун щелкнул выключателем космофона.

И сразу из динамика послышался голос.

«…вает медкор „Эскулап-20“! Флот Федры вызывает медкор „Эскулап-20“!»

— Медкор на связи, — ответил Кэлхаун. — Что случилось?

Голос монотонно продолжал: «Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю…». Флот должен был быть очень далеко, если понадобилось столько времени, чтобы услышать ответ Кэлхауна. Наконец автозапросчик отключили. «Медкор! Наши врачи хотят знать причину неприятностей на Псе. Можем ли мы помочь? У нас имеются санитарные корабли, экипированные и в полной готовности.»

— Весь вопрос в том, смогу ли я идентифицировать формулу и структуру антител и удастся ли вам синтезировать то, что я идентифицирую. Что вы можете сказать о вашей лаборатории? Как вы обеспечены биологическим сырьем?

И снова ожидание. Судя по интервалу между вопросом и ответом, корабль, ведущий с ним переговоры, находился не менее чем в пяти миллионах миль. Но все равно ближе, чем ближайшая внешняя планета системы Пса-3, на которой находилась база флота Федры.

В ожидании ответа Кэлхаун услышал бормотание. Оно могло доноситься из здания управления, стоящего у посадочной решетки. Шайка недоверчивых увальней подслушивала. Кэлхаун пригрозил им разрушить посадочную решетку, если они предпримут враждебные действия по отношению к медкору, но в действительности он бессилен что-либо сделать, пока они не пытаются использовать силовое поле. Они подслушивали, перешептываясь между собой.

После долгой паузы пришел ответ из космоса. Флот старшего поколения Федры находится на базе, за исключением кораблей-разведчиков, один из которых и вышел на связь. Флот полностью укомплектован на случай любого бедствия, в том числе и биологическим оборудованием. На нем можно синтезировать любой требуемый компонент, вплоть до… Степень сложности и класс были удовлетворительны.

— Позавчера, — сказал Кэлхаун, — когда вы посадили меня на Псе-4, ваш лидер Уолкер заявил, что дети ваши на этой планете губят ваших внуков. Он не объяснил, как. Но процесс сильно продвинулся и, по всей вероятности, все население Пса уйдет с ними. Во всяком случае, большая часть населения.

Мне понадобятся эти санитарные корабли и лучшие, я надеюсь, ваши биохимики. Направьте их как можно быстрее! Я попытаюсь договориться, чтобы хоть санитарным кораблям разрешили посадку. Конец передачи.

Он не выключил космофон, а продолжал слушать. И услышал как откуда-то поблизости кто-то проговорил едко и зло:

— Как же, как же! Мы позволим посадить под видом санитарных корабли, переполненные вооруженными до зубов людьми! Мы устроим им посадочку пусть только сунутся!

Послышался щелчок. Космофон в здании управления отключили.

Кэлхаун повернулся к спящему Мургатройду. У здания контроля посадочной решетки началась какая-то возня. Две яркие блестящие машины умчались куда-то. Кэлхаун переключился на планетарную радиосвязь. Он мог перехватить сообщение на волне любой длины, используемой для связи на планете. Ему нужно было связаться с Уолкером или с любым другим первопоселенцем. Зло на родную планету у них не прошло, но то, что Кэлхаун сказал правду о состоянии малышей, они должны были начать понимать. Зная о болезни, они ее обнаружат.

Но планетарная связь молчала. Передачи не велись ни на одной волне.

Служба новостей вообще не была организована. Молодые люди на Псе-3 настолько сконцентрировались на самих себе, что не позаботились организовать выпуск информации. Не было развлекательных программ. Только жаждущие популярности хотели бы попасть в эфир, но им не под силу создание аппаратуры. К услугам Кэлхауна остались космофон, с дальностью в миллионы километров, и внешний громкоговоритель корабля, с дальностью в сотни футов. Если выйти из медкора, то, по всей вероятности, назад не пробиться.

В любом случае, на ногах ему Уолкера не найти, а никого другого он просто не знал.

Кроме того, на корабле его ждала неотложная работа. Прежде, чем Мургатройд проснулся, обе машины вернулись. К этому времени дюжина других машин промчалась к зданию управления мимо центра решетки, оставляя за собой впечатляющие тучи пыли. Подъехав, они резко притормозили. Оттуда высыпали стаи юнцов. Многие из них освистали медкор, угрожающе жестикулируя в его сторону. Затем все вошли в здание.

— Чи? — попытался завести разговор Мургатройд. Он уже проснулся.

Кэлхаун обнял его.

— Ну, посмотрим, как твои дела, — мрачно проговорил он. — Будем надеяться, что ты сделал свое дело, Мургатройд!

Зверек послушно вскарабкался на заранее приготовленный стол. И на этот раз действия врача не причиняли боли. Крошечный участок на ягодице Мургатройда сделали постоянно нечувствительным к боли вскоре после его рождения. Кэлхаун извлек небольшое количество того, что, как он полагал, было высокоэффективным антагонистом болезнетворных бактерий. Всего тридцать кубиков. Удалил красные кровяные тельца. Выделил плазму. Разбавил мельчайшую ее долю и твердой рукой добавил ее в слайд с теми же культурами — живыми — над которыми трудилась иммунная система Мургатройда.

Культуры тут же погибли.

В распоряжении Кэлхауна находился образец антитела, которое было в состоянии покончить с недопустимым и теперь вовсю распространяющимся в мире молодых бедствием… если ему будет по силам сделать быстрый и точный анализ, если санитарным кораблям Федры позволят совершить посадку, если им удастся синтезировать составляющие антитела, некоторые из которых очень сложны, если население Пса сумеет отложить на время ненависть…

Послышались звуки ударов по корпусу медкора. Он посмотрел на экран.

Двое юношей, стоя в дверном проеме здания управления, развлекались стрельбой по медкору из спортивных ружей.

Кэлхаун взялся за работу. Спортивные ружья — это не то, что может нанести существенный вред кораблю. За час, под пошлепывание случайных пулевых попаданий по обшивке корабля, он проделал тончайшую работу по отделению плазмы от антител. В течение второго часа безуспешно пытался разделить антитело на составляющие. Невероятно, но оно не делилось. Ибо состояло из единой субстанции.

Послышался грохот, корабль задрожал. На экране появилось уносимое ветром облако дыма. Ребятки из охраны решетки взорвали что-то, предназначенное для бурения, вернее всего, под одним из стабилизаторов.

Кэлхаун выругался. Причиной, конечно же, были его переговоры с флотом Федры. Охрана решетки вознамерилась не допустить посадки. Он пригрозил уничтожить управление, если они попытаются воспользоваться решеткой против медкора, но она понадобилась им в готовности как оружие против космического флота. Им нельзя воспользоваться решеткой против Кэлхауна. И ему не причинить вреда, пока та бездействует. Они хотят избавиться от него.

Кэлхаун вернулся к своему делу, время от времени посматривая на происходящее снаружи. Вот появилась группа юных воинов, неся в руках что-то тяжелое. Больший заряд взрывчатки, скорее всего. Он подождал, пока они не подошли на расстояние в несколько ярдов от корабля. Затем нажал кнопку запуска аварийной ракеты. Тонкий, не толще карандаша, столб пламени внезапно возник между стабилизаторами, на которых покоился корабль. Был он бело-голубого цвета — цвета солнца. В мгновение ока полыхнул огнем во все стороны, затем пламя съежилось и исчезло в выжженной им же дыре. Но и мгновения хватило, чтобы загорелась упаковка и юнцы, бросив груз, разбежались во все стороны. Столб огня зарывался все глубже.

Клубы дыма и пара становились все гуще. Внезапно мертвенно-бледная вспышка озарила иллюминатор. Брошенный молодыми воинами груз исчез в этой вспышке, которая была больше похожа на удар молнии. Корабль задрожал от детонации. На месте груза появился кратер.

Кэлхаун отключил аварийную ракету. За десять секунд она сожгла четвертую часть горючего.

С сумерками пришла вторая ночь на этой планете. Он отметил, что часть машин снова куда-то умчались. Но на этот раз они старались проехать подальше от корабля. Врач продолжал заниматься своим делом. Почти тридцать часов он уже потерял, собирая образцы мазков из детских горлышек, работая с Мургатройдом, ожидая результата, отделяя антитела из плазмы, которых в конечном счете оказалось не больше, чем пыльцы на крыле у бабочки.

Он продолжал работать всю ночь напролет. Далеко, на расстоянии в десятки, а может и в сотни миль санитарные корабли флота Федры стартовали с поверхности ближайшей внешней планеты. На предельной скорости они мчатся к Псу-3. Им понадобятся результаты работы Кэлхауна, чтобы помешать разразиться эпидемии, которая сведет на нет все жертвы, понесенные при строительстве колонии. Но для этого его работа должна быть безупречной.

А, значит, утомительно скучной, педантичной, изматывающе поглощающей прорву времени. Весь предыдущий опыт помогал ему в работе, он знал, что вот эта группа радикалов почти наверняка должна войти в молекулярную схему, эта — очень вероятно, стоит поискать цепочки вот такого типа, а такие полимеры — возможно… И, тем не менее, к утру он смертельно устал.

Глаза болели так, как будто их засыпало песком. Казалось, мозги пересохли и голова набита опилками. Но когда заалел восток, осветив городские башни, в его руках была формула сложной молекулы, выработанной мохнатым тельцем Мургатройда.

Понимание того, что работа сделана, только-только начала проникать в его затуманенные мозги, когда то подпрыгивающие, то ныряющие лучи фар-близнецов появились в зияющем пустотой центре посадочной решетки. Они казались чрезвычайно яркими в красноватых сумерках. Остановились. Из машины выпрыгнул человек и побежал к кораблю.

Кэлхаун устало щелкнул выключателем, включив внешние микрофоны и динамики.

— Ну что там еще?

Человек оказался Уолкером-младшим.

— Ты оказался прав! — закричал он голосом на грани срыва. — Повсюду больные! Это эпидемия! Она только начинается! Люди чувствуют усталость, раздражительность, замыкаются в себе. Никто и не догадывается! Но их лихорадит! Покрывает сыпью! Некоторые в бреду! Хуже всего дела у малышей они всегда вели себя тихо — но болезнь везде и повсюду! У нас еще никто никогда не болел! Что нам делать?

Кэлхаун устало сообщил:

— У меня имеется образец антитела. Его создал Мургатройд. Санитарные корабли Федры направляются сюда. Они начнут производить лекарство в достаточном количестве, а их доктора сделают прививки каждому.

— Но это значит, что они совершат посадку! А, следовательно, захват!

Я не могу позволить им сесть! Я не обладаю достаточной властью! И никто другой! Слишком много наших скорее погибнет, чем впустит их! Они нам лгали. Достаточно плохо уже то, что мы позволяем им висеть у нас над головой. Им мы не можем позволить помочь нам! И не позволим! Мы будем сражаться! Лучше сначала погибнуть!

Кэлхаун слепо моргнул.

— Это вы решайте без меня. Если вам не терпится умереть, я не в силах вас остановить. Умереть сначала или потом — выбор ваш. Вот и выбирайте. А я пошел спать!

Он отключил микрофон и динамики. Глаза слипались и держать их открытыми не было больше сил.

Глава 7

Мургатройд дергал Кэлхауна и возбужденно щебетал ему в ухо.

— Чи! Чи-чи-чи!

Кэлхаун поморгал и, наконец, открыл глаза. Послышался грохот. Медкор закачался на своих стабилизаторах. Он почти перевернулся, но остановился, а затем медленно пошел назад и, минуя вертикальное положение, отклонился почти на тот же угол в противоположную сторону. Послышался скрип — это земля просела под одним из стабилизаторов.

Кэлхаун проснулся окончательно. В одно мгновение он оказался на противоположной стороне каюты в кресле за пультом управления. Послышался второй сильный удар. Проведя рукой по рядочку переключателей, включил все источники информации и коммуникации. Ожили все экраны, космофон, внешние микрофоны, громкоговорители и даже устройство планетарной связи, которое немедленно сообщит о любом излучении в электромагнитном спектре в атмосфере этой планеты.

Каюту заполонил бедлам. Из динамика космофона донесся зычный голос:

— Это наше последнее слово! Или вы разрешите посадку, или…

Внешние динамики донесли оглушающий грохот взрыва. Корабль прилично тряхнуло, он окутался белым дымом. Время шло к обеду, и гигантская кружевная структура посадочной решетки была отчетливо видна на фоне ярко-голубого неба. Доносились разряды каких-то удаленных на тысячи миль электрических штормов. Крики тоже проникли в корабль через внешние микрофоны.

Две группы фигурок в пятидесяти — ста ярдах от медкора старательно трудились над какими-то расположенными на земле объектами. Вот их окутал дым, затем послышалось тяжелое эхо взрыва: «Бу-ум!». Медленно вращаясь вокруг поперечной оси, к кораблю несся предмет, оставляющий за собой разлетающиеся искры. Он упал у основания вертикально стоящего медкора.

В момент взрыва Кэлхаун включил аварийную ракету. Ее грохот наполнил корабль. Динамик космофона снова зарычал:

— Мы нацелили на вас мегатонную бомбу! Это наше последнее слово! Или вы разрешите посадку, или мы прорвемся с боем!

Снаряд самодельной пушки с грохотом взорвался. Благодаря помощи аварийных ракет, взрыв подбросил медкор, который, приподнявшись, снова опустился, но только две его опоры коснулись земли. Корабль начал падать третьей опереться было не на что.

В случае падения медкор станет абсолютно беспомощным. Его можно взорвать, расположив взрывчатку между корпусом и землей. Один кратер уже готов — там, где раньше покоилась третья опора.

Кэлхаун передвинул рычаг до конца. Корабль завис и начал подниматься.

Вот он поднялся до половины посадочной решетки. Его стройное, сверхвысокоскоростное пламя полосовало почву, оставляя за собой дымящий раскаленный след. Фигурки у бомбометов разбежались во все стороны. Медкор выровнялся и начал подниматься.

Кэлхаун выругался. Решетка была защитой планеты от вторжения из космоса, поскольку запускала снаряды любого размера с очень хорошей точностью в любую цель в радиусе десятков тысяч миль — добрая дюжина диаметров планеты. Ее операторы хотели отбить атаку флота Федры и нуждались в избавлении от медкора, прежде чем пустить по виткам энергию.

Теперь им это удалось.

Теперь они могли запускать бомбы, булыжники — все, чем может оперировать силовое поле.

Космофон рявкнул снова:

— Эй, вы, там, на земле! Наш снаряд нацелен прямо на вашу решетку! Он начинен мегатонной атомной бомбой! Эвакуируйте район!

Кэлхаун снова выругался. Шайка ли, охрана или, если угодно, группа юных воинов, защищающая решетку, слишком самоуверенна, чтобы угроза возымела на нее должное воздействие. Если более мудрые головы и были на Псе-3, они не взяли на себя командование. Человеческое общество должно быть целостным, иначе оно неработоспособно. Цивилизация, существовавшая на Федре-2, раскололась из-за угрозы взрыва солнца. Ее фрагменты — на Федре, флоте, в каждой небольшой общине Пса-3 — были неполны и неспособны мыслить или действовать с учетом интересов остальных. Каждая группка на этой планете только на словах горой стояла за других. Молодой мир этой планеты в принципе был неспособен на самоорганизацию больше, чем в мини-масштабе.

И одна из таких мини-групп владела решеткой и с ее помощью будет сражаться до конца, безотносительно к мнению остальных, поскольку состоит она из членов влекомой инстинктом группы юных воинов.

Медкор все еще находился за изгородью высотой в полмили, что и являет собой решетка. Пока Кэлхаун пристегивался к креслу, корабль поднимался все выше и выше. Вот он достиг вершины единственной защиты колонии от вторжения извне. Своеобразная гофрированная губа этой структуры, являющаяся источником силового поля, качнулась к нему. Он нажал на газ и медкор рванул вверх.

Оглушающий крик донесся из динамика:

— Эй, ты! Убирайся к своим старикашкам! Мы до тебя еще доберемся!

Очевидно, голос донесся снизу. Корабль резко рванул вверх.

— Медкор вызывает флот! Отзовите снаряд назад! У меня с собой формула антитела! На войну времени нет! Отзовите снаряд назад! — заорал в космофон Кэлхаун.

Насмешливый хохот — опять с земли. Затем тяжелый раскатистый голос пожилого человека.

— Убирайся с дороги, медкор! Эти желторотые идиоты сначала губили себя. Теперь они губят наших внуков! Если бы мы не были прежде такими мягкосердечными, и если бы сразу усмирили их, малыши не умирали бы сейчас!

Убирайся с дороги, медкор! Если ты можешь нам помочь, то сделаешь это уже после нашей победы!

Небо стало пурпурным. Корабль достиг соответствующей высоты. Затем черным. Солнце Пес полыхало и сияло на фоне черного, как смоль, неба, усеянного искрами миллиардов разноцветных солнц. Медкор продолжал подниматься.

Кэлхаун чувствовал себя безнадежно одиноким. Под ним простиралась залитая солнцем поверхность планеты, уже загибающаяся по краям, облака заслоняли горы и покрытые зеленью равнины. Вдалеке вздымался океан.

Городок у посадочной решетки теперь казался совсем крошечным. Вспаханные поля больше не казались составленными из прорвы прямоугольничков, а стали просто клочками коричневого тумана между разноцветием пока еще девственной земли. Пока на Псе-3 колонисты освоили малую толику нового мира.

На экранах заднего обзора показалось нечто, мчащееся вдогонку с ужасающей скоростью. Непонятный, неопределенной формы предмет.

Обыкновенная груда земли с середины посадочной решетки, заброшенная вверх с кошмарной силой, способной садить и запускать в космос корабли.

Сфокусированное на ней силовое поле решетки могло управлять ею на расстоянии в сотни тысяч миль. Неважно, из чего она состоит. На такой скорости это не будет удар тела определенной массы. Подобно дождю метеоритов, при ударе о медкор произойдет взрыв, который превратит в пар и корабль, и глыбу. Но решетка должна будет отпустить глыбу накануне удара.

Ведь в батареях Дуэнна содержится заряд колоссальной мощи. И если его разрядить на предмет, находящийся в фокусе силового поля, можно разрушить источник поля. Значит, перед столкновением поле придется отключить и оператор это хорошо знает.

Кэлхаун неистово рванул корабль в сторону. Масса бешено мчащейся материи пронеслась не более чем в сотне ярдов. Силовое поле освободило ее из-под своей опеки. Теперь она будет мчаться сквозь пространство месяцы, годы, а, может быть, и вечность.

Кэлхаун выровнял корабль и продолжил подъем. При этом начал диктовать в космофон:

— Верните снаряд назад! Вы не можете сбросить бомбу на Пес! Там люди!

Вы не можете сбросить бомбу на Пес!

Ответа не последовало. Он начал снова.

— Медкор вызывает флот Федры! На Псе эпидемия! Ваши дети и внуки опасно больны! Нельзя силой навязывать помощь! Огнем не проложить дорогу в больничные палаты! Необходимо вступить в переговоры! Идти на компромисс!

Вы должны договориться, в противном случае и вы, и они…

С земли послышался насмешливый комментарий.

— Не бери дурного в голову, человечек с Земли! Не мешай их попытке приземлиться! Пусть они попробуют захватить нас и снова править! Мы достаточно долго их слушались! Пусть только попробуют сесть — и горько пожалеют! Они навсегда покроют себя позором! Мы позаботимся об этом!

Затем рокочущий бас, который у Кэлхауна ассоциировался с Федрой.

— Не путайся под ногами, медкор! Раз дети наши больны, мы идем к ним.

Мы как раз подошли к черте, за которой двигатели не работают. Взорвав решетку, мы опустим посадочный корабль и высадимся на Псе! Через полчаса наша бомба достигнет цели! Меньше чем через три часа мы высадим десант!

Уйди с дороги!

Кэлхаун ответил очень грубыми и крайне неприличными словами. Он наткнулся на предельно эмоциональную патовую ситуацию между враждующими сторонами, каждая из которых была не права. Бешеная ярость старшего поколения Федры, отгороженного от мира, на который они отправили своих детей, чтобы спасти их от неминуемой гибели, была сравнима с озлобленным бунтом молодежи, немыслимо перегруженной непосильной работой и заботами до такой степени, что никто не смог бы вынести подобное. Ситуация, в которой компромисс невозможен, поскольку ни одна сторона не согласилась бы признать даже частичной победы противника. Ссора могла закончиться только битвой до победного конца. И, кто бы не победил в ней, ненависть к противнику сохранится. Ибо ненависть такого рода не нуждается в обосновании.

Избавиться от нее можно, только сменив на еще более сильную ненависть.

Кэлхаун от бессилия заскрипел зубами. Медкор мчался прочь от залитого солнцем Пса-3. Не далее, чем в нескольких тысячах миль, сосредоточился флот Федры. Его экипаж неистовствовал, но сердце каждого переполняла тревога за судьбу врага, с которым предстояло сразиться.

На земле ненависть поглотила старших колонистов — группу юных воинов в особенности, потому что именно для этой группы она наиболее подходяща но и здесь она причиняла не меньшую боль, потому что, даже будучи правы, они были неправы. Каждый импульс благородства, который в свое время заставлял их работать до изнеможения, до мятежа, теперь протестовал против последствий этого мятежа. И тем не менее они верили, что мятеж обоснован.

Мургатройда раздражал непрекращающийся грохот аварийных ракет. Он взобрался на колени Кэлхауна и заявил протест:

— Чи! — очень настоятельно. — Чи-чи!

— Мургатройд! — заворчал Кэлхаун. — Правила Космической Службы гласят, что, в случае необходимости, члена экипажа медкора можно списать в расход. Я сильно опасаюсь, что подошла наша с тобой очередь. Ну, держись!

Мы попробуем провернуть одно дельце.

Он развернул медкор хвостом вперед и на полную силу запустил ракеты.

Корабль будет тормозить даже быстрее, чем набирал скорость. Затем настроил индикатор ближайшей массы на максимальную разрешающую способность. На нем появилась быстро удаляющаяся масса из земли и камней Пса. Затем настроил сканер для наблюдения за определенным участком неба.

— Поскольку родители почувствовали себя оскорбленными, — рассуждал он, — то они сделали снаряд, который проложит себе дорогу сквозь любые препятствия, которые расставят на его пути. А, значит, он должен быть управляемым. Очень сомнительно, что на планете есть космический корабль, который смог бы с ним сразиться. По крайне мере, никто о нем не упоминал.

Значит, он готов сражаться только с хламом, которым могут усеять его курс с помощью решетки. Это хорошо. Более того, отцы, являясь таковыми, не сделают снаряд высокоскоростным. Им хочется иметь возможность отозвать снаряд в самую последнюю минуту. И они на это надеются.

— Чи! — настаивал на своем неприятии ракетного грохота Мургатройд.

— Поэтому мы станем по возможности больше непопулярными среди родителей, — дальше рассуждал Кэлхаун, — и, если нам удастся выжить, добьемся еще более сердечной ненависти от их сыновей. И тогда, благодаря всеобщей ненависти к нам, им удастся хоть чуточку терпеть друг друга.

Таким образом, возможно, разрешится проблема общественного здоровья на Псе-3.

Он тяжело вздохнул. На экране индикатора ближайшего объекта появилось изображение предмета, движущегося к медкору. Сканер воспроизвел информацию в мельчайших деталях. Небольшой объект двигался к планете со стороны космоса. Его скорость и курс…

С удвоенным ускорением Кэлхаун ринулся наперехват, в то же время заставляя корабль терять скорость убегания.

Десятью минутами позже из космофона донеслось рычание:

— Медкор! Как ты считаешь, чем это ты сейчас занимаешься?

— Ищу приключений на свою голову, — последовал короткий ответ.

Тишина. На экранах появилась крошечная яркая горошина, возникшая из пустоты и медленно приближающаяся. Кэлхаун рассчитал свой курс. Затем изменил его.

— Медкор! — донесся взволнованный голос. — Уйди с дороги нашего снаряда! Это мегатонная бомба!

Кэлхаун небрежно парировал:

— Those who in quarrels interрose, must often wiрe a bloody nose. — И добавил:

— Я знаю, что это такое.

— Оставь ее в покое! — все больше злился голос. — Решетка на земле засекла ее. Они запускают камни, чтобы взорвать ее.

— Они плохие стрелки, — ответил Кэлхаун. — Ведь по мне промазали!

И нацелил свой корабль. Он знал, на что тот способен, как только может знать человек, пролетавший на нем очень и очень долго — абсолютно точно знал все его возможности.

Ракета издалека — управляемый снаряд с мегатонной боеголовкой яростно дымя, появился на фоне звезд. Как могло показаться со стороны, Кэлхаун пошел на таран. Ракета, хоть и управляемая на расстоянии в многие тысячи километров, вильнула, чтобы избежать столкновения. Нужно время, чтобы сканер зафиксировал и передал ситуацию, сигнал достиг флота Федры и контрольные импульсы вернулись назад. Кэлхаун рассчитывал на это. Должен был. Но он и не шел на таран. Он вынуждал снаряд уклониться. И добился этого. Ракета свернула в сторону, Кэлхаун развернулся и головокружительный трюк, от которого волосы на голове встают дыбом пламенем дюз прошелся по всей длине снаряда. Толщина пламени не больше полудюйма, но температура — как на поверхности звезды, Оно аккуратно разрезало снаряд пополам. Ужасная вспышка, которую почти физически ощутил Кэлхаун — взорвалось горючее. Атомная бомба — единственная из известных бомб, которая не взорвется, если ее разрезать пополам.

Остатки управляемого снаряда продолжили свой путь к планете, но вреда они уже не причинят.

— Отлично! — холодно изрек космофон, но Кэлхауну послышалось облегчение в голосе. — Ты только задержал нашу высадку и обрек на смерть от инфекции лишние жизни!

Кэлхаун проглотил что-то, что, как он полагал, было его под ступившим к горлу сердцем.

— Ну что же, — сказал он, — посмотрим, так ли это.

Корабль потерял свою космическую скорость еще до встречи со снарядом.

Теперь он все быстрее падал назад. Чтобы осмотреться, Кэлхаун выключил ракеты. Включив на мгновение дюзы, выровнял корабль параллельно земле.

— Мне пора стать экономным, признался он Мургатройду. — В космосе тяжело достать ракетное топливо. Если я не стану бережливым, мы можем застрять на орбите — прямо здесь, не в силах спуститься! Не думаю, что местные жители проявят желание помочь нам.

Медкор планировал с беспредельной, на первый взгляд, легкостью над бескрайними выпуклыми просторами мира, готового к войне. Меньше чем через полчаса он погрузился в черноту ночной тени Пса. А через три четверти часа снова вышел на освещенную солнцем сторону уже в каких-то четырех милях от поверхности планеты.

— Не хватило скорости для того, чтобы остаться на орбите, критически поделился соображениями с Мургатройдом Кэлхаун. — Много бы я отдал сейчас за хорошую карту!

Он напряженно следил за проносящейся под кораблем поверхностью планеты. Ему надо было бы набрать большую высоту и он мог бы это сделать, если бы его не беспокоило ракетное горючее. Оно предназначалось только на крайний случай и весило слишком много, чтобы можно было запастись им в достаточном количестве.

На горизонте показался Канополис. Кэлхаун развил бешеную активность.

Развернул кораблик и нырнул в атмосферу. Погасил скорость ракетным пламенем и одновременно трением об атмосферу во время спуска.

Корабль уже опустился до двух миль, когда перемахнул горную гряду и под ним раскинулся город. На такой высоте он вполне мог разбиться. Кэлхаун потратил горючее, чтобы остаться наверху, дважды включив ракеты. Очень расчетливо.

С горизонтальной скоростью не более двухсот миль в час, поддерживаемый снизу пламенем дюз, стройным как лезвие шпаги, медкор перемахнул через вершину посадочной решетки. Саблеобразное пламя бегло прошлось по ближайшему краю. Очень бегло. Оно вспахало борозду, не отличая стальные конструкции от медных силовых кабелей. Ракеты яростно взревели.

Первый обезоруживающий удар был нанесен решетке во время нырка вдоль внутреннего ее края. Теперь корабль устремился вверх и преодолел дальнюю сторону решетки всего в нескольких ярдах от широкой медной полосы, направляющей в космос силовые поля. Здесь пламя перерезало кабели и излучатель силового поля на глубину более чем двести футов. Решетка теперь сможет заработать только после капитального ремонта.

Кэлхаун использовал почти все оставшееся горючее, чтобы набрать высоту, одновременно отдавая по космофону отрывистые указания:

— Вызываю флот! Вызываю флот! Медкор вызывает флот! Я обезвредил посадочную решетку на Псе! Вы можете теперь высадиться и позаботиться о больных. На планете отсутствует какое-либо оружие и, если вы не получаете удовольствия от самой возможности пострелять, боевые действия не ожидаются. Я приземлюсь где-то среди холмов к северу от города. Если местные жители не подорвут корабль, чтобы добраться ко мне, вы сможете получить у меня все необходимые для производства антитела сведения.

Фактически, сразу же после посадки я начну передавать их вам по космофону, имейте в виду.

Ждать пришлось недолго. При ударе о землю горючего уже не было. Пламя вспыхнуло и погасло в трех футах от земли. Корабль упал, ломая деревья.

Это была действительно грубая посадка.

У Мургатройда она вызвала негодование. Он яростно бранился, пока Кэлхаун отстегивал себя от кресла и осматривал место приземления.

Прошла неделя и медкор, доставленный к решетке для починки и дозаправки, был готов снова отправиться в космос. Изначальная посадочная решетка стояла, конечно, на месте. Но над ней, подавляя своими габаритами, возвышалась гигантская летающая решетка Федры. Рядом с ней на космодроме находилось не так много космических кораблей. Пока Кэлхаун дошел до здания управления, один из немногих оставшихся взмыл над решеткой и провалился в небеса. Буквально секунды спустя его примеру последовал другой.

Он вошел в здание. Уолкер-старший с Федры издали кивнул ему. Младший при виде его нахмурился. Он консультировался со своим отцом, и атмосфера встречи позволяла желать лучшего.

— Гм-м! — угрюмо прорычал старший Уолкер. — Как идут дела? Доложите.

— Очень неплохо, — ответил Кэлхаун. — Одна партия лекарства оказалась недостаточно эффективной. Но в общем, мне кажется, ситуация удовлетворительна. Появятся еще несколько случаев инфекционных заболеваний — из тех, что сейчас на стадии инкубации. Но прививки и инъекции делают свое дело. По крайней мере, так было до сих пор.

— Ты проделал большую работу, — он обратился теперь к младшему, организовав из тринадцатилетних эскорт для врачей космофлота и поручив им обеспечение поступления пациентов. Ребята отнеслись к поручению очень серьезно. Они идеально подошли для этой работы. Группа юных воинов…

— Частично бежала в леса, — перебил его Уолкер-младший, — и поклялась никогда не сдаться!

— А девушки?

Тот пожал плечами.

— Они порхают вокруг прибывших и, в основном, интересуются шмотками.

Когда появятся женщины постарше, откроются мастерские…

— А парни из лесов, появляясь, чтобы вызывать восхищение, сами будут восхищены. Как вы считаете, реально ожидать больших неприятностей?

— Не-э! — кисло ответил младший Уолкер. — Некоторые, кто помоложе, почувствовали явное облегчение, избавившись от ответственности.

— Но, — вмешался Уолкер-старший, — он сам этого хотел. Сам добивался.

И добился! Как и многие другие, показал на что они годятся. Это мы, люди постарше, нуждаемся в них. Мы не планируем никаких… э… репрессий.

— Я должен удивиться? — Кэлхаун поднял брови.

Старший Уолкер фыркнул.

— Ты же не ждал от нас, что мы бросимся в объятия друг другу, не так ли? И правильно! Мы попытаемся не обращать внимания на наши… различия настолько, насколько возможно. Но мы не простим их, тем не менее.

— Я полагаю, — сказал Кэлхаун, — что им будет намного труднее простить вас. Тяжелее, чем вам кажется. Ваша культура расколота пополам.

Каждой половинке многого не хватало, а общество должно быть целостным, чтобы выжить. Это не людьми придумано. Это заложено в наших генах на уровне инстинкта. Как строительство гнезд — инстинкт птиц. Пока мы строим культуру согласно нашим инстинктам, у нас все ладится. В противном случае — беда. Впрочем, я не собираюсь читать вам лекцию.

— О! — удивился старший Уолкер. — Так-таки и не собираешься?

Кэлхаун улыбнулся.

— Я думал, что должен буду стать самой непопулярной личностью на этой планете, — бодро заметил он. — Так оно и оказалось. Я влез в дело каждого и никто не смог добиться того, к чему стремился. Но зато никто не может считать себя победителем. Вам доставит удовольствие, если я сниму карантин и отбуду, не так ли?

— Мы плевать хотели на твой карантин! — презрительно ответил старший Уолкер. — Флот загружает наших жен на Федре, чтобы перебросить их сюда так быстро, как позволит овердрайв! Неужели ты полагаешь, что мы обратили малейшее внимание на твой карантин?

Кэлхаун улыбнулся опять. Младший Уолкер болезненно улыбнулся.

— То, что ты сделал, пошло нам на пользу, не скрою. Но нам нанесена большая обида, чем тебе. Лет через двадцать, быть может, мы сможем посмеяться над собой. Тогда и появится чувство благодарности. А сегодня, хотя мы и знаем, что многим обязаны тебе, нам это не нравится.

— А это, — прервал его Кэлхаун, — значит, что все возвращается на круги своя. Это обычное отношение к медикам — быть в неоплатном долгу, но ненавидеть саму мысль о необходимости платить. Я подпишу снятие карантина и отбуду сразу же, как только вы заправите ракету, просто на случай аварии.

— Прямо сейчас! — в унисон слились голоса Уолкеров.

Кэлхаун щелкнул пальцами. Мургатройд чванливо подошел к нему. Врач взял черную лапу тормала в свою руку.

— Пошли, Мургатройд, — бодро сказал он. — Ты — единственный, с кем я обращался действительно плохо, и ты на меня не в обиде. Я полагаю, что мораль отсюда такова: тормал — лучший друг человека.

Глава 1

Кэлхаун разглядывал передатчик-коммуникатор с некоторым раздражением в то время, как его собственный голос в записи повторял стандартное объявление уже в двадцатый раз. Но ответа не было и это давно раздражало Кэлхауна. Для него это был новый сектор для медицинского патрулирования.

Он выполнял чужую работу, потому что ответственный за нее завел любовный роман. Он женился и его вычеркнули из списков сотрудников по медицинскому обслуживанию. И вот теперь Кэлхаун слушал свой голос, бесконечно повторяющий объявление, на которое следовало бы получить немедленный ответ.

Мургатройд, из тормалов, с интересом наблюдал за ним своими глазками-бусинками. Планета Майя находилась слева от медицинского корабля «Эскулап-20». На видеоэкране около панели с приборами виден был почти весь круглый диск планеты. Изображение было абсолютно чистым с яркими красками.

Видна была ледяная шапка, континенты, моря. С одной стороны была заметна система облаков со значительной циклонной деятельностью, континенты выглядели так как им и следовало, моря были грязного трудноописуемого оттенка, что всегда означает большую глубину.

Собственный голос Кэлхауна, записанный полчаса назад, звучал в динамике, когда он передавался на коммуникатор, а затем в совсем невидимый мир, отстоящий на сто тысяч миль от корабля.

"Вызываю землю, — повторял записанный голос Кэлхауна. — Медкор «Эскулап-20» вызывает землю, чтобы сообщить о прибытии и получить координаты для приземления. Масса корабля пятьдесят стандартных тонн.

Повторяю пять-ноль тонн. Цель посадки — санитарное обследование планеты."

Голос на пленке прервался. Наступила тишина и слышны били только случайно записанные шумы, которые и отличают космический корабль внутри от гробницы.

Мургатройд сказал:

— Чи?

Кэлхаун ответил иронически:

— Несомненно, Мургатройд, несомненно. Тот, кто на дежурстве в космопорту вышел куда-то, или умер, или сделал нечто подобное. Нам придется подождать, пока он не вернется или кто другой заступит на дежурство.

Мургатройд сказал «Чи» снова и начал облизывать свои бакенбарды. Он знал, что когда Кэлхаун посылает вызов через коммуникатор, другой человеческий голос должен был ответить. Затем должен состояться разговор, а затем силовые поля приземляющего захвата должны были захватить медкор и спустить его на планету. Через какое-то время корабль должен был приземлиться в космопорту с помощью приземляющего захвата, который серебром вздымался вверх вдоль корабля. Затем люди должны были сердечно приветствовать Кэлхауна, Мургатройда гладить и улыбаться ему.

«Вызываю землю, — снова сказал записанный голос. — Медкор „Эскулап-20“…»

Это было обычное сообщение о прибытии. Мургатройд предвкушал приятное. Когда медкор прибывал в порт назначения человеческие существа угощали его конфетами и пирожными и находили, что он очаровательно пьет кофе, как человек, только с большим удовольствием. На земле Мургатройд с охотой вращался в обществе, пока Кэлхаун работал. Работа Кэлхауна состояла в том, что он участвовал в конференциях со служащими здравоохранения планеты, вежливо принимал ту информацию, которую они считали важной и тактично сообщал им о последних достижениях медицинской науки, насколько это было известно межзвездной медицинской службе.

— Кому-то, — сказал Кэлхаун мрачно, — хорошо достанется за это.

В коммуникаторе раздались разные звуки.

— Вызываем медкор, — произнес голос. — Вызываем медицинский корабль «Эскулап-20». Говорит корабль «Кандид». Получили ли вы ответ с земли?

Кэлхаун моргнул. Затем сказал резко:

— Еще нет. Я их вызываю уже полчаса.

— Мы на орбите уже двенадцать часов, — сказал голос из пустоты. Вызываем землю все время. Никакого ответа. Нам это не нравится.

Кэлхаун щелкнул переключателем и подключил видеоэкран к электронному телескопу. Появилось звездное пространство и резко ушло в сторону. Затем появилась яркая точка. Кэлхаун усилил увеличение. Яркая точка стала расти и сделалась круглым коммерческим кораблем с фальшивыми иллюминаторами, через которые пассажиры предполагали обозревать космос. Два относительно крупных отсека по обеим сторонам корабля показывали, что кроме пассажиров на нем был тяжелый груз. Это был один из тех рабочих кораблей, которые перевозят груз и пассажиров длинными рейсами только в определенные космические порты.

Мургатройд прошлепал через кабину медкора и обследовал изображение с видом крайней мудрости. Для него изображение ничего не значило, но он сказал «Чи!» так, как будто подразумевал нечто глубокомысленное. Затем Мургатройд вернулся на свою подушечку.

— Нам кажется, что на земле все в порядке, — жаловался голос с корабля. — Но они не отвечают на наши позывные. Не слышно и каких-либо случайных сигналов. Мы спустились вниз до минимальной орбитальной высоты, но не можем ничего обнаружить. А у нас пассажир требует, чтобы его высадили.

Обычно связь между двумя различными местами на поверхности планеты используются частоты ионного слоя атмосферы, которые либо отражаются либо перемещаются вдоль горизонта. Однако всегда существует утечка в пространство, но эти случайные частоты чрезвычайно многочисленны. И это одна из неприятных проблем, когда корабль возвращается в космопорт.

Пространство около большинства планет заполнено местными сигналами.

— Я проверю, — сказал Кэлхаун отрывисто. — Не отключайтесь.

Корабль «Кандид» мог бы улететь от планеты Майя, как только медкор прибыл и сообщить об этом Кэлхауну, когда он попытался вызвать землю.

Вполне возможно, что какой-то космический корабль, прибывший по расписанию и оператору дистанционного управления в космопорту следовало ожидать его прибытия. Космическая торговля была важной для всех планет. Это было более-менее похоже на экспорт-импорт промышленных наций в древние времена на Земле. У планет была развитая система помощи перевозкам, ибо корабли-грузовозы, летающие между солнечными системами, совершали это так же, как и между континентами на Земле. Такие перевозки тщательно обеспечивались всем необходимым. Естественно, что казалось зловещим, что посадочная площадка в космопорту не отвечает целых двенадцать часов.

— Мы думаем уже, — сказал «Кандид» раздраженно, — может там внизу случилось что-то очень серьезное. Какая-то болезнь, например.

Слово «болезнь» означала нечто более страшное. Чума почти уничтожила в свое время население Дорсета, а первые корабли, прибывавшие после ее вспышки, без боязни приземлялись и затем несли чуму в следующие два порта назначения. Теперь был установлен жесткий карантин.

— Я попытаюсь узнать, в чем дело, — сказал Кэлхаун.

— У нас пассажир, — повторил «Кандид» обиженно, — который настаивает, чтобы его доставили космическим катером, если мы не собираемся приземляться. Он заявляет, что у него там важные дела.

Кэлхаун не ответил. В эти времена права пассажиров были защищены до чрезвычайности. Не доставить пассажира по месту назначения означало огромные штрафы, которые не могла себе позволить ни одна космическая линия. Таким образом, медкор был как бы послан самим богом капитану «Кандида». Кэлхаун мог избавить его от ответственности.

Экран телескопа мигнул и на нем показалась поверхность планеты на расстоянии сто тысяч миль от корабля. Кэлхаун взглянул на изображение на экране, а затем перевел на городской космопорт Майя-сити. Он увидел дороги и кварталы зданий. Он увидел космопорт и посадочную площадку. Он не увидел, конечно, никакого движения. Он усилил увеличение. Потом еще.

Никакого движения. Кэлхаун усиливал увеличение на экране, пока не показался телескопический усиливающий кристалл. Но на таком расстоянии от планеты автомобиль был размером одну сороковую секунды дуги. Кроме того, мешала и атмосфера со своими тепловыми выделениями. Никакой предмет размером с автомобиль невозможно было увидеть.

Но город выл виден четко. Ничего глобально с ним не случилось.

Никаких разрушений не произошло. Он просто не отвечал на вызовы.

Кэлхаун выключил экран.

— По-видимому, — сказал он в микрофон коммуникатора, — мне придется совершить аварийную посадку. Вполне вероятно, что у них просто нет энергии. — Но он знал, что это вообще невозможно. — Может, что-то другое случилось. Я сяду с помощью ракет и сообщу вам, что я обнаружу.

Голос с «Кандида» произнес с надеждой:

— Можете ли вы запретить нам высаживать нашего пассажира на его страх и риск? Он черт знает как скандалит. И настаивает на том, что его бизнес требует того, чтобы его высадили на планету.

Достаточно было слова Кэлхауна, как сотрудника медицинской службы и этот корабль был бы избавлен от неприятностей штрафа. Но Кэлхауну не нравилась ситуация. С отвращением он понял, что внизу он может обнаружить все, что угодно. Возможно придется установить карантин на планете и самому подвергнуться карантину. В подобном случае ему нужна был «Кандид», чтобы сообщить о карантине на другие планеты и в штаб медицинской службы.

— Мы потеряли много времени, — настаивал «Кандид». — Вы можете разрешить нам…

— Не сейчас, — ответил Кэлхаун. — Я все сообщу вам, когда приземлюсь.

— Но…

— Пока, конец связи, — сказал Кэлхаун. — Ждите.

Он направил свой маленький корабль вниз и пока корабль набирал высоту, Кэлхаун просмотрел документацию об этой планете. Он здесь никогда не бывал. Конечно его профессиональной обязанностью было распространение медицинской науки по мере ее развития в медицинской службе. Сама медицинская служба не имела ни политических, ни административных целей, но имела важное значение. Каждую заселенную землянами планету какой-нибудь медкор должен был посещать, по крайней мере, раз в четыре года. Подобные визиты подтверждали нормальное состояние здоровья общества. Люди с медкоров, подобные Кэлхауну, давали советы по поводу проблем здоровья общества. Если случалось что-то из ряда вон выходящее, для этой цели в медицинской службе имелся штат исследователей, которых трудно было сбить с толку. Имелись огромные корабли, способные перевозить необходимое лабораторное оборудование и специальный персонал в любое место, куда было нужно. Не менее дюжины обжитых миров в этом секторе выжили только благодаря этой медицинской службе, а количество тех миров, которые невозможно было колонизировать без помощи медицинской службы было огромно.

Кэлхаун перечитал данные о планете. Майя была одной из четырех планет в этом общем пространстве, где, по-видимому, жизненные системы имели общее происхождение, если предположить, что теория Аррениуса о спорах перемещающихся в пространстве, была в некотором смысле истинна. Вид растений, растущих на, с подвижными стеблями и листьями и со склонностью к пожиранию живых существ, считался серьезным доводом в пользу теории общего происхождения.

Эта планета была колонизирована два столетия назад и сейчас производила очень важные органические вещества из несъедобных растений.

Они использовались в текстильной промышленности. На планете не было микробов, вызывающих инфекцию у людей. На ней выращивали ряд растений, употребляемых людьми. Однако выращивать травы и зерновые было нельзя из-за местных растений с подвижными стеблями. Пшеницу и крупы импортировали и это серьезно ограничивало рост населения планеты Майя. На планете было около двух миллионов людей, которые жили на полуострове Юкатан у моря на небольшой площади на материке. Медицинские исследования населения отображали то-то и то-то. Не было упоминаний о том, что на планете не отвечали на вызовы из космоса о прибытии.

Медкор спускался дальше вниз. Залитое солнцем полушарие Майи увеличивалось в размере и Кэлхаун держал телескоп наготове. Он увидел города и обширные площади обработанной земли, на которой местные растения росли как сырье для переработки на фабриках. Но Кэлхаун не видел настоящего зеленого цвета. Листья на Майе были темного оливкового цвета.

С расстояния пятидесяти миль Кэлхаун убедился, что на улицах города не было движения автомобилей. На посадочной площадке не было космических кораблей. На прекрасных многорядных магистралях не было движущихся автомобилей.

На высоте в тридцать миль в атмосфере не было никаких сигналов. В атмосфере на любой частоте не было ни одного нормально модулированного сигнала. На высоте в двести миль тоже. На высоте пятнадцать миль уже можно было обращаться по радио и оказалось, что посадочная площадка работает как обычно, забирая в верхних слоях атмосферы электрические разряды и снабжая необходимой энергией всю планету.

С расстояния в десять миль и до посадки Кэлхаун был занят. Не трудно посадить корабль с помощью ракет, когда поверхность достаточно ровная. Но посадка в определенном месте — это совсем другое дело. Кэлхаун манипулировал кораблем, чтобы сесть внутрь посадочной площадки. Его ракеты прожгли дырки в глине и камне под бетоном. Кэлхаун выключил их.

Тишина. Спокойствие. Внешние микрофоны медкора улавливали слабый шум ветра. Других звуков не было.

Нет. Был какой-то особый щелкающий звук, не громкий и не быстрый.

Возможно щелчок — двойной щелчок — каждые две секунды. Больше ничего.

Кэлхаун вошел в тамбур, а Мургатройд резво прыгал в ожидании своего большого успеха в обществе людей этого мира. Кэлхаун резко распахнул дверь тамбура и что-то почувствовал. Это был какой-то кисловатый острый запах, похожий на запах разложения. Но Кэлхаун не знал какой это тип разложения.

Снова спокойствие и тишина. Никакого шума уличного движения. Не было даже того слабого шума, который характерен каждому городу в любое время суток.

Здания выглядели так, как должны выглядеть здания ранним утром, за исключением того, что двери и окна были открыты. Это выглядело ужасающе.

Любой разрушенный город выглядит драматично. Вид заброшенного города патетичен. А это было ни одно, ни другое. Это было нечто новое. Все выглядело так, как будто все ушли несколько минут прочь всего несколько минут тому назад.

Кэлхаун направился в здание, а Мургатройд озадачено семенил рядом.

Мургатройд был озадачен. Ведь должны же здесь быть люди. Они должны приветствовать Кэлхауна и восхищаться им, Мургатройдом. А он должен быть светским львом и съесть все предложенные сладости и выпить столько кофе, сколько влезло бы в его вместимое брюшко. Но ничего такого не произошло.

Абсолютно ничего.

— Чи? — сказал он озадаченно. — Чи-чи?

— Они уехали, — проворчал Кэлхаун. — Очевидно на автомобилях. Ни одной машины не видно.

Не было ни одной машины. Кэлхаун глядел и видел только длинные, залитые солнцем и полностью пустынные улицы. Кэлхаун подошел к зданию космопорта. У его основания было когда-то площадь из зеленой растительности. От живой планеты не осталось и следа. Листья увяли и обвисли. Поникшие цветы представляли собой месиво темного оливкового цвета. Растения были мертвы, но они высохли недавно. Они, по-видимому, увяли два-три дня тому назад.

Кэлхаун вошел в здание. Журнал космопорта лежал открытым на столе. В нем было зарегистрировано прибытие груза, подлежащего отгрузке, очевидно на «Кандиде», которая в беспокойстве вращалась сейчас на орбите. Не было и признаков беспорядка. Все выглядело так, как будто люди вышли, чтобы взглянуть на что-то интересное и не вернулись.

Кэлхаун устало потащился из космопорта на улицы самого города. Это было невероятно! Двери были либо открыты, либо не заперты. Товары лежали на витринах так, как положено, чтобы привлекать покупателей. Нигде не было видно и признака какого-либо беспорядка. Даже в ресторане стояла посуда и столовые приборы. Пища в тарелках была с таким душком, как будто лежала уже три дня, но она еще не испортилась. Казалось, что люди, сидящие у своих тарелок, по какому-то сигналу встали и ушли без паники и беспорядка.

У Кэлхауна скривилось лицо. Он кое-что вспомнил. Среди легенд, которые были унесены в другие миры этой галактики, была незначительная загадочная история, к которой люди пытались приделать окончание. Это была история старинного судна «Мария Челеста», которое было обнаружено дрейфующим в океане. На столах в каютах стояла пища, плита была еще теплая, не было никакого беспорядка, следов борьбы, которые могли бы заставить людей покинуть судно. Но на судне не было ни одной живой души.

Никто никогда не мог дать этому объяснение.

— Но здесь, — сказал Кэлхаун Мургатройду. — Все в более крупном масштабе. Люди ушли из этого города дня три тому назад и не вернулись.

Возможно все люди на этой планете сделали то же самое, поскольку нигде не работает ни один коммуникатор. Если произнести преуменьшенное высказывание века, Мургатройд, мне это не нравится! Очень не нравится!

Глава 2

Возвращаясь к медкору, Кэлхаун остановился в другом месте, где на любой планете с растущей травой, была бы зеленая площадка. Там деревья похожие на землянские и другие, местные, а между ними должен бы быть газон. Деревья были живые, а наземные растения увяли и начали гнить.

Кэлхаун поднял немного гниющей слизи и понюхал ее. У нее был горьковатый и острый запах такой, какой был в тамбуре. Кэлхаун выбросил слазь и вытер руки. Что-то погубило наземные растения, которые обычно убивали землянскую траву посаженную рядом.

Он прислушался. Везде, где живут земные существа, есть насекомые, птицы, другие крошечные создания, которые являются существенной частью экологической системы, к которой привыкла человеческая раса. Их следует переносить и населять каждый новый мир, который человечество надеется колонизировать. Но звуков подобных живых существ не было слышно. Вероятно, что единственным звуком, который слышал этот город, после того, как ушли люди, был рев ракет медкора.

Игла на циферблате, показывающая использование энергии, медленно двигалась взад-вперед. Это было ритмическое движение, показывающее максимум и минимум использования энергии. Примерно шесть миллионов киловатт передавалось в течение полсекунды из накопителя каждые две секунды. Затем — пауза полторы секунды и снова полсекунды получения энергии.

Нахмурившись, Кэлхаун поднял глаза на прекрасную цветную фотографию, висевшую над приборами. Фотография сделанная с высоты четырех тысяч милей и изображавшая часть планеты Майя, населенной людьми, размером четыре на шесть футов. На ней был виден город Майя в виде квадратиков и треугольников, размером дюйм и меньше. Все детали выглядели отчетливо.

Видны были абсолютно прямые, чрезвычайно тонкие линии шоссейных дорог, тянущихся из города. Их было огромное множество и они математически точно тянулись от одного города к другому, а затем под новым углом к следующим городам. Кэлхаун задумчиво глядел на эти линии.

— Люди покинули город в спешке, — сказал он Мургатройду, — в полном порядке. Значит они заранее знали, что им следует уехать и были готовы к этому. Если они что-то взяли с собой, то это было заготовлено в машинах.

Но они не были уверены, что им следует уезжать, потому что они продолжали заниматься своим делом. Все магазины были открыты, люди сидели в ресторанах и так далее.

Мургатройд сказал: «Чи», так, как будто выражал полное согласие.

— Ну, а теперь, — сказал Кэлхаун. — Куда они уехали? Вопрос в том, куда вообще они могли уехать. В городе было около восьмисот тысяч людей.

Конечно же, на всех были автомобили и двести тысяч автомобилей могли забрать всех. Но, это великое множество машин. Расставьте их на трассе на расстоянии двухсот фунтов и в каждом ряду будет по 26 автомобилей на каждую милю.

…Если они едут со скоростью сто миль в час по двенадцатирядной трассе — это составит две тысячи шестьсот автомобилей в час в одном ряду, это составит тридцать одну тысячу… На двух трассах будет шестьдесят две тысячи… На трех трассах… На двух трассах они могли покинуть город за три часа, на трех — примерно за два… Поскольку нет следов паники, очевидно они так и сделали. Возможно, они это проработали заранее…

Кэлхаун тщательно осмотрел фотографию, на которой было больше деталей, чем на карте. К северу от города Майя находились горы, но туда вела только одна трасса. К западу тоже были горы. Одна трасса шла к ним, но не сквозь них. К югу было море, которое тянулось вокруг города Майя на триста миль и превращала город и колонию в полуостров. Это был малый кусочек планеты и зерновые культуры здесь не росли. На планете произрастали местные растения, которые давали сырье для органических химических материалов, но колония не могла выращивать все, что ей было необходимо для пропитания и поэтому ее население было ограничено.

— Они поехали на восток, — сказал наконец Кэлхаун. Он прошелся пальцем по фотографии. — На восток идут три трассы. Только в этом направлении они могли бы так быстро уехать. Они не были уверены в том, что им следует уезжать, но они знали куда нужно ехать в случае необходимости.

И когда они получили предупреждение, они уехали. По трем трассам на восток. А мы поедем за ними и спросим, почему, черт возьми они убежали.

Здесь ничего не понятно.

Кэлхаун вернулся в медкор в сопровождении скакавшего вокруг него Мургатройда. Когда дверь тамбура за ними закрылась, Кэлхаун услышал щелчок из динамиков. Он прислушался. Это был двойной щелчок. Как будто бы что-то включалось и тут же отключалось. Цикл был двухсекундный, точно такой же как цикл забора энергии. Нечто втягивающее шесть миллионов киловатт энергии включалось и сразу же через две секунды выключалось. В наружных динамиках это было слышно, а снаружи — нет. Щелчки в микрофонах были индукционного свойства; включение, затем, как переговоры по детективному телефону.

Кэлхаун тяжело пожал плечами и подошел к коммуникатору.

— Вызываю «Кандида», — начал он и ответ пришел мгновенно.

— «Кандид» вызывает медкор. Говорите! Говорите! Что там произошло?

— Город покинут жителями без всяких следов паники, — сказал Кэлхаун.

— Есть энергия и ничего не поломано. Все так, как будто кто-то приказал:

«Всем на выход» и они это сделали. Но такое не происходит просто по какой-то прихоти. Какой у вас следующий порт захода?

Голос с «Кандида» сообщил ему.

— Примите сообщение, — признал Кэлхаун. — Доставьте его в центр охраны здоровья сразу же по приземлении. Оттуда его доставят в штаб сектора медицинского обслуживания. Я остаюсь здесь и собираюсь выяснить, что здесь происходит.

Кэлхаун начал диктовать, раздражаясь, потому что не мог объяснить о чем было сообщение. Произошло что-то серьезное, но ключа к разгадке не было. Строго говоря, все это конечно не имело отношения к службе здоровья.

Но чрезвычайное происшествие такого размера, конечно было связано с факторами здоровья общества.

— Я остаюсь здесь для проведения расследования, — закончил Кэлхаун. По мере возможности вышлю дальнейшее сообщение. Конец сообщения.

— А как насчет нашего пассажира?

— К дьяволу вашего пассажира! — сказал Кэлхаун брюзгливо. Поступайте, как хотите.

Он выключил коммуникатор и начал готовиться к деятельности снаружи.

Затем Кэлхаун с Мургатройдом пошли искать средство передвижения. Медкор нельзя было использовать для поисковой операции. На нем не было достаточно горючего. Они должны были использовать наземный транспорт.

Было дико отметить, что ничего не сдвинулось с места, кроме солнечной тени. И снова показалось, что все просто вышли из дверей и просто не вернулись. Кэлхаун увидел витрины ювелирных магазинов. Сокровища лежали там, никем не охраняемые. Он увидел цветочный магазин. В витрине стояли цветы типа землянских, которые как было видно росли хорошо, и еще какие-то странные цветы с листьями оливкового цвета, которые росли тоже хорошо. В цветочном изоляторе росло какое-то растение, но оно засыхало, но ведь оно росло в изоляторе.

Кэлхаун увидел агентство по продаже автомобилей, возможно для импортированных, а возможно для машин, построенных на Майе. Он вошел внутрь. На стенде стояли автомобили. Кэлхаун выбрал автомобиль спортивного типа. Он вставил ключ и мотор зажужжал. Кэлхаун осторожно вывел автомобиль на улицу. Мургатройд с интересом сидел рядом и наблюдал.

— Это роскошный автомобиль, — сказал Кэлхаун. — И я его украл. Мы, медики, не можем позволить себе такую роскошь или найти оправдание воровству. Но сейчас страшное время. Так что попробуем.

— Чи, — сказал Мургатройд.

— Мы должны найти убежавшее население и спросить от чего они убежали.

В настоящий момент кажется, что не от чего. Им будет приятно узнать, что они могут вернуться.

Мургатройд снова сказал: «Чи.»

Кэлхаун ехал по пустынным улицам. Это действовало на нервы. У Кэлхауна было такое ощущение, что вот-вот кто-то выскочит и крикнет «Ату!». Он нашел трассу и въезд на нее. Она вела на восток. Кэлхаун ехал на восток тщательно выискивая какие-то признаки жизни. Их не было.

Он уже почти выехал из города, когда почувствовал, как ему сдавило грудь, а затем услышал затихающий визгливый звук, который шел откуда-то издали. Это было похоже на какой-то объект, который двигался со сверхзвуковой скоростью и удаляющийся звук совпадал со звуком поблизости.

Кэлхаун поднял глаза и увидел парашют, сверкающий в синеве неба.

Затем он услышал еще более низкий рев сверхзвукового объекта, удалявшегося вверх в небо. Это могла быть капсула с космического корабля, которая опустилась в атмосферу и теперь улетала обратно. Да, это было так. Капсула оставила парашют и возвращалась на свой корабль.

— Это, — сказал Кэлхаун с раздражением, — очевидно пассажир с «Кандида». Если он был достаточно настойчив.

Кэлхаун нахмурился. Голос с «Кандида» сообщил, что пассажир требовал посадки из-за какого-то бизнеса. А у Кэлхауна была предвзятость по отношению к некоторым бизнесменам, которые считали свои дела более важными, чем что-либо другое. Два стандартных года тому назад Кэлхаун совершил инспекционную поездку на Тексию-2 в другом галактическом секторе.

Это была планета Ллана, которая являлась огромным деловым предприятием.

Огромные прерии были засажены травой с Земли, которая уничтожила местную растительность (как раз в отличие от этой планеты) и вся та планета была огромным пастбищем для скота. Десятки тысяч животных перемещались то туда, то сюда с помощью подземных индукционных полей, в основном в районе боен.

В конце концов с помощью тех же индукционных полей, животных загоняли на бойни в стойла, где им перерезали глотки. Из тех животных извлекалась любая самая малая выгода и все это казалось Кэлхауну ужасным. Он не был сентиментален, но то хладнокровие, с которым совершалась эта операция, вызывало у него отвращение. Со служащими обращались с таким же хладнокровием. Их жилье было ниже уровня. Воздух вонял убитыми животными.

Люди или работали на компанию «Тексия» или не работали. Если они не работали, они не получали пищу. Если они работали и ели — все равно Кэлхаун не понимал удовольствия от проживания на подобной планете. Его доклад медицинской службе был очень резким. С тех пор Кэлхаун испытывал предубеждение к бизнесменам.

Но парашют опустился, отлетев в сторону от города. Он должен был опустится недалеко от трассы. Кэлхауну не пришло в голову помочь неизвестному парашютисту. Кэлхаун увидел маленькую фигуру, болтающуюся под парашютом. Он притормозил, прикинув, где опустится парашют. Кэлхаун съехал с трассы на местную дорогу, когда парашют был на высоте ста футов. Кэлхаун ехал через поле оливково-зеленых растений, которое тянулось до самого горизонта, когда парашют опустился. Был сильный ветер. Парашютист споткнулся. Он не знал как погасить парашют. Парашют тащил его.

Кэлхаун нажал на газ, свернул и въехал в парашют. Он остановил машину и парашют тоже остановился. Кэлхаун вышел из машины.

Человек беспомощно лежал перевитый веревками и неумело пытался освободиться. Когда Кэлхаун приблизился, человек подозрительно спросил:

— У вас есть нож?

Кэлхаун подал нож, предварительно открыв его.

Человек перерезал веревки и освободился. К парашюту был прикреплен «дипломат». Человек обрезал его, но «дипломат» не просто освободился, а открылся. В нем лежало огромное количество новехоньких плотно упакованных межзвездных кредитных карточек. Кэлхаун успел заметить, что они были достоинством в тысячу и десять тысяч. Человек с парашюта просунул руку подмышку и вытащил бластер. Он был искусно сделан, но это практически была игрушка. С суровым видом человек сунул его в боковой карман. Он собрал разбросанные деньги. Сумма была огромная, но он ее упаковал обратно, затем встал.

— Меня зовут Эллисон, — сказал он значительно. — Артур Эллисон.

Премного обязан. Ну а теперь вы отвезете меня в город Майя.

— Нет, — ответил Кэлхаун вежливо. — Я как раз оттуда. Жители покинули его. Я не вернусь обратно. Там никого нет.

— У меня важное де… — Эллисон взглянул на Кэлхауна. — Жители его покинули? Но это невозможно!

— Невозможно, — согласился Кэлхаун. — Но это так. Город покинут. Там нет людей. Все его покинули, там совсем никого нет.

Эллисон заморгал недоверчиво глазами. Выругался. Потом крайне разозлился, но эта новость его не ошарашила. Что, если поразмыслить, было само по себе ошарашивающим. Затем глаза его стали хитрыми и проницательными. Он оглянулся.

— Меня зовут Эллисон, — повторил он как заклинание. — Артур Эллисон, чтобы здесь не произошло, у меня здесь бизнес. Куда уехали люди? Я должен знать…

— Я хочу найти их тоже, — сказал Кэлхаун. — Могу взять вас с собой, если желаете.

— Вы обо мне слышали. — Это было утверждение, сделанное с уверенностью.

— Никогда не слышал, — ответил Кэлхаун вежливо. — Если вы не ранены, садитесь в машину. Я также, как и вы желаю выяснить, что случилось. Я представитель медицинской службы.

Эллисон двинулся к машине.

— Ага, медицинская служба. Я не очень высокого мнения о медицинской службе. Вы пытаетесь всунуть нос в то, что вас не касается.

Кэлхаун не ответил. Этот запачканный человек, крепко сжимая «дипломат», проследовал вдоль оливково-зеленых растений к автомобилю и взобрался в него. Мургатройд дружелюбно сказал: «Чи, чи!», но Эллисон взглянул на него с отвращением.

— Это Мургатройд, — сказал Кэлхаун. — Он из тормалов. Он сотрудник медицинской службы.

— Я не люблю животных, — холодно сказал Эллисон.

— Для меня он более важен чем вы, — сказал Кэлхаун, — особенно если дело дойдет до какого-либо эксперимента.

Эллисон взглянул на Кэлхауна ожидая, что тот съежится. Но Кэлхаун не съежился. Эллисон все время показывал, что он очень важная персона, ожидая, что с этим нужно считаться. Когда Кэлхаун сделал нетерпеливое движение, Эллисон взобрался в машину и что-то проворчал. Кэлхаун сел на свое место.

Машина заработала и поднялась на воздушной подушке из шести столбов, которые заменяли колеса. Она поехала по полю оливково-зеленых растений, оставив позади парашют и поломанные растения.

Машина снова выехала на трассу. Кэлхаун вел машину по трассе, затем внезапно остановился. Он что-то заметил, остановил машину и вышел. Там, где заканчивалось вспаханное поле и до начала трассы, было пространство иного мира, где можно было ожидать зеленую траву. На этой планете трава не росла. Но, где имелась почва, солнце и влага, обычно была какая-то саморастущая растительность. Здесь была подобная растительность, но она представляла собой вызывающую массу слизистой и разлагающейся листвы.

Кэлхаун наклонился над ней. У нее был кислый слегка острый запах разложения. Это были наземные растения планеты Майя, о которых читал Кэлхаун. У них были подвижные стебли, листья и цветы. Они были насекомоядными. Сейчас они были мертвы. Но это были местные растения, которые не давали возможности выращивать зерновые для людей.

Кэлхаун выпрямился и вернулся к машине. Такие же растения увяли около здания космопорта и в другом месте, где должны были расти. Кэлхаун видел такое же крупное погибшее растение в цветочном магазине. Оно росло в изоляторе до того, как погибло. Это было странное совпадение. Люди убежали от чего-то и это что-то стало причиной гибели определенного вида насекомоядных растений.

Все это ничего не проясняло и ни о чем не говорило. Но Кэлхаун ехал дальше слегка озадаченный. В голове у него начала формироваться некая идея. Он не мог притворяться перед самим собой, что идея была правдоподобной, но не менее правдоподобна, чем то, что два миллиона людей одновременно покинули свой дом.

Глава 3

Они прибыли к повороту в город, который назывался Теночтитлан, расположенный примерно в сорока милях от города Майя. Кэлхаун свернул с трассы, чтобы проехать через город. Тот, кто выбрал для планеты имя Майя, интересовался там на Земле легендами Юкатана. В списке названий портов захода медкора было много подобных причуд. Регулярно Кэлхаун приземлялся на планетах, которые носили имена областей и городов, когда люди начали бороздить космос и ностальгически использовали названия своей родины. Там были и Трали и Дорсет и Эйре. Колонисты часто использовали названия нового мира как основное, а производными были названия для морей, полуостровов и горных цепей. Кэлхаун посетил планету, которая называлась Тексия, а посадочная площадка была около города, который назывался Коралл, а поселения, где делали мясные консервы, называли Раундап.

Чтобы не означало наименование Теночтитлан, вид города противоречил названию. Это был небольшой городок с приятной архитектурой местного типа.

Там были магазины, несколько фабрик и множество сугубо частных домов.

Некоторые из них лепились друг возле друга, а другие стояли посреди садов.

В этих садах насекомоядные растения тоже увядали и разлагались. Травы не было, поскольку эти растения не давали ей расти, а теперь и сами были мертвы. Кроме этого вида растений растительный покров был обильный.

Но городишко тоже был покинут, его улицы пусты. Некоторые дома, правда, были закрыты. Кэлхаун увидел несколько магазинов, где товары были закрыты перед тем, как владельцы уехали. Кэлхаун догадался, что либо этот город предупредили раньше, чем космопорт, либо они знали, что у них есть время уехать прежде, чем трассы заполнят машины с запада.

Эллисон глядел на дома проницательным оценивающим взглядом. Казалось он не замечал отсутствия людей. Когда Кэлхаун свернул за городом на трассу, Эллисон рассматривал бесконечные поля темно-зеленых растений с тем же интересом.

— Интересно, — сказал он резко, когда Теночтитлан остался позади и превратился в пятнышко. — Очень интересно. Меня интересует земля.

Недвижимое имущество. Это мой бизнес. Я — владелец земной корпорации на планете Танет-3. На Дорсете у меня тоже кое-что есть. И повсюду. Мне вот только пришло в голову сколько же стоит эта земля и города, когда люди убежали?

— А сколько стоят люди, которые убежали? — спросил Кэлхаун.

Эллисон пропустил это мимо ушей. Он выглядел задумчивым и расчетливым.

— Я приехал сюда купить землю, — сказал он. — Я договорился купить несколько сот квадратных миль. Я бы купил больше, если бы цены были подходящие. Но при теперешнем положении вещей, похоже цена на землю значительно упадет. Значительно!

— Все зависит, — сказал Кэлхаун, — есть ли кто в живых, чтобы продать ее вам и от того, что случилось.

Эллисон взглянул на него резко.

— Смешно, — сказал он с апломбом. — Вопрос не в том живы ли они или нет.

— Они думали, что выживут, — заметил Кэлхаун. — Поэтому они и убежали. Они надеялись, что там, куда они убежали, они будут в безопасности.

Эллисон проигнорировал это замечание. Взгляд его был напряженным и проницательным. Его не ошеломило бегство людей Майи. Мозг его был занят размышлением об этом бегстве с точки зрения бизнесмена.

Машина мчалась дальше. Бесконечные темно-зеленые поля уносились назад. Трасса была пустынна. Видны были только три полоски дороги, математически прямо несущиеся к горизонту на десятки миль. На каждой полоске дороги рядом могли ехать четыре машины. Трасса предназначалась, чтобы с максимальной скоростью и в любом количестве отправить продукты поля на рынок или на перерабатывающий завод. По тем же дорогам можно было покинуть город немедленно после предупреждения, какое оно не было бы.

Через пятьдесят минут после Теночтитлана появилась полоска сараев длиной в милю. В них находилась сельскохозяйственная техника для уборки урожая и грузовики для его перевозки. Около техники не было видно никаких признаков жизни.

Затем слева появился город. Но к нему вела другая трасса. На улицах не было никакого движения. Город простирался слева и сзади до горизонта.

Вскоре он исчез.

Полчаса спустя Мургатройд сказал:

— Чи.

Он в беспокойстве зашевелился. Мгновение спустя он снова сказал:

— Чи.

Кэлхаун оторвал глаза от дороги. Мургатройд выглядел несчастным.

Кэлхаун ощупал пушистое тело тормала. Мургатройд прижался к нему. Машина мчалась дальше. Мургатройд немного хныкал. Кэлхаун почувствовал, как мускулы маленького животного сжимались, затем расслаблялись и снова сжимались. Мургатройд сказал почти истерически:

— Чи-чи-чи-чи!

Кэлхаун остановил машину, но Мургатройду не полегчало. Эллисон сказал нетерпеливо:

— В чем дело?

— Я и хочу, узнать в чем дело, — сказал Кэлхаун. Он пощупал пульс Мургатройда и сравнил биение с часами. Затем засек спазмы мускулов, которые были у Мургатройда. Они совпадали с расстройством пульса. Спазмы приходили примерно каждые две секунды, а сжатие происходило примерно полсекунды.

— Но я-то этого не чувствую, — сказал про себя Кэлхаун.

Мургатройд захныкал снова и сказал:

— Чи-чи!

— Что происходит? — требовательно сказал Эллисон с нетерпением очень занятого человека. — Если животное больно, оно больно! Мне нужно выяснить…

Кэлхаун открыл аптечку, начал в ней тщательно рыться, нашел то, что искал. Он положил пилюлю в рот Мургатройда.

— Проглоти, — приказал он.

Мургатройд сопротивлялся, но пилюля проскользнула. Кэлхаун тщательно следил за ним. У Мургатройда была деликатная система пищеварения, но она была надежная. Все, что было отравой, желудок Мургатройда отвергал мгновенно. Пилюля прошла.

— Послушайте, — сказал Эллисон негодующе. — У меня здесь бизнес. В этом «дипломате» несколько миллионов межзвездных кредитных карточек для покупки земли и фабрик! Я должен заключить чертовски выгодные сделки! Я считаю, что это так же важно, как и все то, что вы можете себе представить! И это, черт подери, намного важнее, чем животное, у которого болит живот!

Кэлхаун холодно взглянул на него.

— Вы владеете землей в Тексии? — спросил он. У Эллисона отвисла челюсть. На лице его отобразилась крайнее подозрение и неуверенность. И как жест неуверенности его рука потянулась к карману, в который он положил бластер. Но достать его он не успел. Левый кулак Кэлхауна поднялся и опустился. Он взял карманный бластер и бросил его в монотонные ряды оливково-зеленых растений. Затем Кэлхаун продолжил наблюдать за Мургатройдом.

Через пять минут спазмы уменьшились, через десять — Мургатройд уже резвился. Но ему казалось, что Кэлхаун сделал что-то замечательное. Самым теплым тоном он сказал:

— Чи!

— Очень хорошо, — сказал Кэлхаун. — Поедем дальше. Я думаю, вы тоже с нами пока поедете.

Машина приподнялась на несколько дюймов, воздушные столбы удерживали ее над землей. Она снова двинулась на восток, но теперь Кэлхаун ехал медленнее.

— Что-то вызвало у Мургатройда ритмические спазмы мускулов, — сказал Кэлхаун холодно. — Я дал ему лекарство, чтобы они прекратились. Он более чувствителен, чем мы и реагировал на что-то, чего мы еще не заметили. Но я думаю, мы это тоже скоро почувствуем.

Эллисон, казалось, оцепенел от отпора, который он получил. Ему казалось невероятным, что кто-то может поднять на него руку.

— Какое, черт возьми, это имеет ко мне отношение? — заявил он требовательно и сердито. — И за что вы меня ударили? Вы за это поплатитесь.

— Пока этого не случится, — сказал Кэлхаун, — вы будете вести себя спокойно. И это все не имеет к вам никакого отношения. В свое время в медицинской службе было приспособление, такое хитрое небольшое устройство способное вызывать спазмы мускулов. Его использовали при остановке сердца без производства операции. Оно регулировало работу сердца, если оно билось слабо или не ритмично. Но у какого-то бизнесмена появилась блестящая идея и он нашел послушного исследователя, который подсоединил это устройство к подземным индукционным токам. Я подозреваю, что вам знаком этот бизнесмен!

— Не знаю, о чем вы говорите, — огрызнулся Эллисон. Но видно было, что он напрягся.

— Я знаю, о чем я говорю, — сказал Кэлхаун неприязненно. — Я был с инспекционным полетом на Тексии пару лет назад. Вся планета — это уникальное, гигантское предприятие по разведению скота. Там не используются металлические заборы. Стада слишком велики и заборами их не остановишь. Там нет ковбоев — им нужно платить деньги. На Тексии используется подземная индукция и то самое устройство, которые служат в качестве заборов для скота. Когда скот хочет пересечь такие заборы, он начинает себя плохо чувствовать и отходит. Таким образом люди контролируют передвижение скота. Они заставляют скот передвигаться, изменяя эти индукционные заборы. Скот даже на бойни загоняют с помощью этого устройства. Вот такую штуку используют на Тексии, чтобы пасти скот. Я думаю, что та же штука использована на Майе, чтобы как скот выгнать людей из городов. Тогда стоимость их, полей и заводов упадет и покупатель сможет заключить выгодные сделки.

— Вы сумасшедший, — огрызнулся Эллисон. — Я только что приземлился на этой планете. Вы же это видели. Не знаю, что здесь произошло до меня. Как я мог узнать?

— Вы могли сами это организовать, — сказал Кэлхаун.

Эллисон принял вид обиженного и важного достоинства. Кэлхаун вел машину со значительно меньшей скоростью. Вскоре он взглянул на свои руки, лежащие на баранке. Казалось, что время от времени сухожилия сокращались.

Кожа на кистях рук ритмически съеживалась. Он взглянул на Эллисона. Руки Эллисона были плотно сжаты.

— Это действует индукционный забор, — сказал Кэлхаун спокойно. — Вы не замечаете? Это забор для скота и мы пересекаем эту зону. Если бы мы были скотом, то повернулись бы и ушли.

— Не знаю, о чем вы говорите, — сказал Эллисон. Но его руки были сжаты. Кэлхаун притормозил машину. Он начал ощущать, что каждый мускул его тела начал сокращаться. Это было жуткое ощущение. Мышцы сердца сокращались одновременно с другими мышцами. Но у каждого сердца свой собственный ритм.

Иногда нормальный ритм совпадал с этими спазмами и тогда сердце тяжело билось. Это было очень болезненно. Но часто спазмы приходили после нормального сокращения сердца и тогда оно останавливалось на полсекунды.

Один удар сердца пропадал и это было ощущение агонии. Никакое животное не двинулось бы вперед при таких ощущениях — оно бы повернуло назад.

Кэлхаун остановил машину и взглянул на Мургатройда. Тот чувствовал себя нормально и взглянул на Кэлхауна вопросительно. Кэлхаун кивнул ему.

Он заговорил с Эллисоном с трудом.

— Вы видите… работает… это устройство. Вы знаете, что это трюк… с Тексии. Здесь установлено подземное индукционное устройство. Оно прогнало людей… как скот. А теперь мы… въехали в эту зону. Она держит людей… как скот.

Кэлхаун перевел дыхание. Грудные мышцы сокращались, как и остальные и с дыханием было трудно. Но Мургатройд, который раньше чувствовал себя плохо, теперь был веселый и оживленный. Лекарство уничтожило действие индукционного устройства. Мургатройд мог бы перенести значительный удар током даже не прореагировав. Но он мог бы погибнуть, если бы удар был слишком большим.

Слепая ярость охватила Кэлхауна. Все сходилось. Эллисон потянулся за бластером, когда Кэлхаун упомянул Тексию. Это означало, что Эллисон знал наверняка. Устройство для ограждения передвижения скота было установлено на Майе и удерживало людей как скот, которых сперва прогнали как скот. С достаточной достоверностью Кэлхаун мог себе представить, как это было.

Первые эксперименты на Майе с забором были небольшой силы. Ток был небольшой и вызывал просто чувство неудобства, которое ощущалось. Оно было у всех, медленно двигалось с запада на восток, доходило до определенного места и исчезало. Ощущение было загадочно и неприятно и никто на Майе не мог понять, что это такое. Через неделю об этом забыли, но ощущение появлялось снова, более сильное. И перемещалось оно как и первый раз: по всему полуострову, где находилась колония и прекращалась на том же месте.

И опять это казалось загадочным, но никто не подозревал, что это делали люди. Появились идеи, вопросы, но считалось, что неизвестное естественное явление.

Очевидно третья волна использования загона для скота была самой неприятной. В этот раз ощущение было крайне болезненным. Оно прошло по городам, дальше по полуострову и исчезло там же, где и первые два раза. А люди на Майе были обеспокоены и испуганы. Но они считали, что знали, что начинается это ощущение к западу от города Майя и движется на восток с определенной скоростью и доходит до определенного места, не далее. И они решили использовать эту тщательно прослеженную информацию. И им не приходило в голову, что они узнали, как их будут гнать как стадо животных.

Конечно, Кэлхаун мог только предположить, что это было именно так. Но ничего другого произойти не могло. Возможно забор использовался более трех раз, чтобы люди были готовы покинуть свои места в неизвестность. Возможно, прошли дни, недели или месяцы прежде, чем это случилось. Но забор для загона существовал — индукционный забор поперек трассы. Кэлхаун въехал в зону его действия. Каждые две секунды все мышцы его тела сокращались.

Иногда сердце останавливалось, а дыхание перехватывало, иногда сердце глухо колотилось. Казалось, что симптомы становятся все более невыносимыми.

Кэлхаун достал свою аптечку, а руки его периодически дергались. Он поискал то лекарство, которое дал Мургатройду, достал две таблетки.

— По-настоящему, — сказал он холодно, — я должен был бы заставить вас испытать эту чертову штуку. Но — нет.

Эллисон был в панике. Сама идея загона для скота была, конечно, неприятна, но она не несла опасность. А самому испытать на себе действие забора, предназначенного для крупного рогатого скота, а не для людей, было жутким ощущением. Эллисон судорожно глотнул воздух. Его движения были конвульсивны. Кэлхаун тоже двигался невпопад. Полторы секунды из двух он контролировал свои мускулы, а затем каждые полсекунды он не мог их контролировать. Он сунул пилюлю в рот Эллисона.

— Глотайте, — скомандовал он. — Глотайте.

Эллисон подавился таблеткой. Кэлхаун заставил принять еще одну.

Мургатройд глядел вопросительно то на одного, то на другого. Он сказал:

— Чи, чи?

Кэлхаун откинулся на сидении, осторожно дыша, чтобы не умереть. Но он ничего не мог поделать со свои сердцем. Солнце ярко светило, хотя стояло уже низко у горизонта. На багровом небе были облака. Дул легкий ветерок.

Внешне все выглядело мирным, спокойным и привычным для этого мира. Но в тех местах, где жили люди, города стояли спокойные. Молчаливые и покинутые, а где-то (где-то!) население планеты с беспокойством ожидало конца этой серии ужасных ощущений. До этого времени это странное, ползущее, всеобщее бедствие начиналось в одном месте, медленно продвигалось к другому, затихало и прекращалось. Но это было величайшее и худшее из всех мучений. И оно не заканчивалось. Оно не уменьшалось. В течение трех дней оно буйствовало в том месте, где раньше прекращалось.

Люди Майи были испуганы. Они не могли вернуться домой. Они не могли никуда поехать. Они не были готовы к бедствию, которое будет длиться днями. Они не взяли с собой пищи.

По-видимому, им придется голодать.

Глава 4

Кэлхаун очень плохо себя чувствовал, когда машина добралась до конца трассы. Во-первых, многочисленные шоссейные ряды по всему маршруту пересекали тройные полосы дорог, идущих с севера. Для движения было двадцать четыре ряда. Они тянулись вместе, а затем их оставалось двенадцать. Было заметно, что некоторое время назад здесь было сконцентрировано огромное количество машин. Там, где машины шли в объезд, помятые и поломанные кусты и деревья. Двенадцать рядов уменьшались до шести, а по обеим сторонам дороги были видны следы бесчисленных машин, которые ехали рядом с трассой. Затем рядов оставалось три, два и наконец оставался единственный ряд, где рядом могли ехать только два автомобиля.

По обеим сторонам все было уничтожено. На полмили вправо и влево была уничтожена вся зелень. А затем узкая дорога была уже не прямой. Она огибала какой-то холм и заканчивалась. И Кэлхаун увидел, что все наземные машины собрались здесь на стоянку.

Зданий не было. Не было улиц. Не было никаких признаков цивилизации, кроме десятков тысяч автомашин. Они выглядели странно: их передки торчали в разные стороны, а воздушные трубки упирались в землю.

Они стояли, упершись бампер в бампер, и теоретически можно было бы разместить двадцать пять тысяч машин на площади в одну квадратную милю. Но здесь было гораздо больше машин, а некоторые места не подходили для стоянки и никто особенно не старался разместить максимум автомобилей на минимуме пространства. И вся транспортная система планеты Майя тянулась на пятьдесят квадратных миль. В одном месте машины стояли близко друг от друга, в другом — между ними было большое расстояние. Казалось, что сколько мог взгляд в сумерках охватить, везде были сверкающие машины, стоявшие как попало и ничего другого не было, кроме случайно торчащего дерева.

Кэлхаун приехал к концу укатанной дороги. Он подождал, пока таблетки, которые он дал Эллисону начнут действовать так, как они подействовали на Мургатройда. Подействовало. Кэлхаун продолжал ехать. Сила индукционного поля становилась невыносимой. Когда он остановил машину, по нему было видно, что он перенес.

Несколько фигур мгновенно собрались около него. Начались жадные расспросы.

— Это прекратилось? Вы пробрались? Мы можем вернуться?

Кэлхаун покачал головой.

Наступил закат и на западе появилось много блестящих цветных огней, но они не могли добавить цвет в лицо Кэлхауна. Щеки у него были серыми, глаза запавшие и выглядел он полностью изнеможенным.

Он сказал с трудом.

— Ничего не кончилось. Мы пробрались. Я из медслужбы. У вас здесь есть какая-либо власть? Мне нужно поговорить с тем, кто может приказывать.

Если бы он задал этот вопрос два дня назад, он не получил бы ответа, так как беглецы ждали только, когда кончится бедствие. День тому назад он мог бы найти ответственных людей, которые пытались обеспечить доставку воды примерно для двух миллионов человек, хотя не было ни колодцев, ни насосов. Если бы он прибыл днем позже, то вполне вероятно застал бы дикий беспорядок. Но Кэлхаун прибыл на закате три дня после того, как люди покинули города. Пищи не было, вода была на исходе и люди только начали подозревать, что они никогда не уедут отсюда и что, возможно, здесь умрут.

Несколько мужчин покинули толпу, собирающуюся у машины Кэлхауна, чтобы найти тех, кто мог приказывать. Кэлхаун оставался в машине, отдыхая от непереносимого напряжения, которому он подвергся. Индукционный забор для скота находился на глубине десяти миль. Одна миля была неплохая.

Только Мургатройд ощутил ее. После двух миль начали мучиться Кэлхаун и Эллисон, но лекарство помогло им выдержать. Но предстоял долгий-долгий путь в центр индукционного поля, где находиться было настоящей пыткой.

Мускулы Кэлхауна выходили из повиновения каждые две секунды, а сердце и легкие вот-вот готовы были отказать. В этой части индукционного поля Кэлхаун ехал черепашьим шагом, чтобы контролировать машину, когда он не мог контролировать свое тело. Но вскоре напряжение поля снизилось, а потом исчезло.

Мургатройд с благосклонностью глядел на фигуры, которые теснились возле машины. Он совсем не пострадал. Мургатройд принял половину того, что принял Кэлхаун, но тело его весило в десять раз меньше. И Мургатройд чувствовал себя хорошо. Сейчас он выжидательно глядел на плотную толпу вокруг машины. Они отчаянно надеялись на вести, которые дадут надежду. Но Мургатройд живо надеялся, что кто-нибудь поприветствует его, угостит пирожными и конфетами, а потом несомненно и чашкой кофе. Но никто этого не делал.

Прошло много времени пока толпа не заколыхалась. Наступила ночь и на много миль во всех направлениях сверкали огни автомобильных обитателей Майи. Конечно, они использовали энергию ионного слоя и для двигателей и для освещения. Где-то кричали мужчины. Кэлхаун включил передние огни.

Крики усилились. Группа мужчин пыталась пробиться сквозь толпу. С трудом она наконец добралась до машины.

— Мне сказали, что вы пробрались, — тяжело дыша сказал высокий мужчина, — но вы не можете вернуться. Говорят…

Кэлхаун встряхнулся. Эллисон зашевелился рядом с ним. Высокий мужчина запыхтел снова:

— Я — президент планеты. Что мы можем сделать.

— Для начала послушайте, — сказал Кэлхаун устало.

Он немного отдохнул. Не очень, но все-таки. Его трехсотмильная езда из города Майи была обычным делом, но продолжительные, а потом и острые спазмы в мышцах сердца и дыхательных путей были изнурительными. Он услышал, как Мургатройд сказал располагающе:

— Чи, чи, чи, чи.

Кэлхаун положил на него руку, чтобы успокоить.

— То от чего вы убежали, — сказал Кэлхаун с усилием, — это вид подземного индукционного поля, которое использует энергию ионного слоя, конденсированную на посадочной площадке. Такое же используется на Тексии, чтобы скот не убегал со своих пастбищ и чтобы он перемещался туда, куда необходимо. Но это было сконструировано для скота. Это забор для скота. Но эта штука может быть смертельной для людей.

Кэлхаун продолжал говорить и голос его набирал силу и уверенность. Он четко объяснил, как индукционное поле было направлено в виде линии под прямым углом к своему источнику. Его можно было перемещать с помощью устройства, которое его направляло. Все это было спроектировано, чтобы получить те же результаты, что при работе со скотом, а теперь использовалось на людях.

— Но если поле использует конденсированную энергию, — сказал торопливо президент, — мы можем отключить ее подачу. Если вы пробрались сюда, скажите нам, как пробраться обратно и мы сами отключим подачу энергии. Надо что-то немедленно предпринять. Здесь население всей нашей планеты. Пищи нет. Нет воды. Нужно что-то делать, чтобы мы здесь не погибли.

— Но, — сказал Кэлхаун, — если вы отключите энергию, вы все равно погибнете. Здесь вас пару миллионов. Вы находитесь в сотнях миль от мест, где есть пища. Без энергии вы не доберетесь туда, чтобы привезти пищу.

Если вы отключите энергию, вы здесь так и останетесь. Без энергии вы погибнете так же быстро, как и с ней.

Толпа издала звук похожий и на рычанье и на стон.

— Я только что это выяснил, — сказал Кэлхаун. — Только за последние десять миль я понял в чем дело и приехал сюда, чтобы быть уверенным. Мне нужны помощники. Дело будет не из приятных. У меня достаточно лекарства, чтобы отвезти обратно двенадцать человек. Но для верности я возьму только шесть. Пусть доктор выберет шесть человек с хорошим сердцем и здоровыми легкими. Двое из них должны быть инженерами-электронщиками. Остальные хорошие стрелки. Если вы их подготовите, я дам им то же лекарство, которое помогло нам пробраться сюда. Найдите оружие для этих людей.

Люди в толпе начали переговариваться. Одни торопливо объясняли другим то, о чем рассказал Кэлхаун. То бедствие, от которого они убежали не было естественной катастрофой, это было сделано искусственно. Это сделали люди.

Их загнали сюда как стадо скота. Их жены и дети были сейчас голодны от того, что какие-то люди это подстроили.

Низкий, жужжащий звук раздался в толпе вокруг машины. Никто не спрашивал, каковы же были мотивы тех людей, которые это сделали. Безумная ярость охватила толпу. Кэлхаун наклонился к Эллисону.

— На вашем месте я бы не выходил из машины, — сказал он тихо. — Я бы не стал покупать какую-либо недвижимость по низкой цене.

Эллисон задрожал. По мере того, как объяснение передавалось друг другу в толпе началось бурное движение. Люди уходили в темноту. Освещенные окна машин мигали, когда они двигались в темноте. Население Майи растянулось на многие мили в безлюдном месте и не было никакой системы передачи информации. Но задолго до зари все знали, что они убежали от бедствия, подготовленного руками человека, что их как скотину загнали за забор, очевидно на погибель.

У Эллисона стучали зубы. Он был бизнесменом и до этого момента считал себя таковым. Он принимал решения в своих офисах с адвокатами, секретарями и клерками, чтобы решения были практичными и надежными. Но никто не указывал ему на какие-либо последствия, кроме финансовых. Но теперь он видел возможные последствия для себя. Он сам высадился на Майе, потому что считал это дело слишком сложным, чтобы кому-то его доверять. Даже во время поездки с Кэлхауном, он был в приподнятом настроении и удивлялся успешному завершению дела. Он достиг своей цели. Некоторое время он даже верил, что будет единственным владельцем колонии на Майе, и каждое растение будет приносить прибыль, и каждая фабрика будет зарабатывать для него деньги, а каждый житель будет его служащий. Это была самая грандиозная мечта из всех возможных. В голове у него вертелись детали и маневры, которые нужны были, чтобы завершить это дело.

А вот теперь у него стучали зубы. Скажи Кэлхаун всего несколько слов, разъяренные мужчины разорвали бы его на куски. Его «дипломат» с миллионами кредитных карточек послужил бы доказательством всему, что бы не сказал Кэлхаун. Эллисон почувствовал, как ужас пронизывает его до глубины души.

Но он не осмелился отодвинуться от Кэлхауна. Одна единственная фраза, произнесенная спокойным голосом, и он будет уничтожен. А до этого Эллисон никогда не стоял перед лицом физической опасности.

Наконец, один за одним пришли мужчины, чтобы получить указания от Кэлхауна. У них были тренированные тела и угрюмые лица. Двое из них были инженеры-электронщики. Один был полицейский, два механика и доктор, который был чемпионом планеты по теннису. Кэлхаун раздал пилюли, которые уменьшали чувствительность мускулов и проинструктировал. Им следовало ехать в зону забора до тех пор, пока они могли это терпеть, затем выпить пилюли, подождать пока они начнут действовать и продолжать путь. У Кэлхауна было ограниченное количество пилюль. Он раздал их по три на каждого человека.

Мургатройд разочарованно вертелся, пока шла инструкция. По всей видимости у него здесь не будет светского успеха. Он был обеспокоен, ему нужно было больше места. Кэлхаун швырнул «дипломат» Эллисона за передние сидения. Эллисон был в таком ужасе, что не возражал.

Четыре гудящие машины поднялись над землей на восемь дюймов и повисли на воздушной подушке. Кэлхаун поехал впереди, его машина скрылась в темноте. Остальные последовали за ним.

Над головой сияли прекрасные звезды. Скопище двух тысяч звезд, находящихся на расстоянии двух тысяч световых лет, давали на Майе картину яркого, хотя и рассеянного лунного света. Машины двигались вперед. Вскоре Кэлхаун почувствовал небольшие спазмы мускулов. Он въезжал в зону поля, которое поначалу изобрели не для того, чтобы пасти скот или людей, но впервые его использовали на Тексии, а теперь его использовали во второй раз.

Дорог стало две, затем четыре и наконец — восемь широких рядов. Затем четыре повернули на одну сторону, а из остальных четырех получилось восемь. Они снова расширялись и это была наконец та самая магистраль, которая привела Кэлхауна из города Майи. Но ритмические спазмы тела становились сильнее. Эллисон не произнес ни слова, когда Кэлхаун давал инструкцию. Его зубы продолжали стучать, когда они отправились обратно. Он не пытался заговорить, когда они въехали в зону поля. Его зубы стучали, переставали стучать и снова начинали. Наконец он сказал с отчаянием.

— Вы хотите, чтобы я от этого погиб?

Кэлхаун остановился, машины позади тоже. Он дал Эллисону две таблетки и принял две сам. В сопровождении Мургатройда, Кэлхаун прошел вдоль машин, убедился, что все шесть человек приняли пилюли и получили нужный эффект и вернулся к своей машине.

Эллисон слегка хныкал, когда Кэлхаун и Мургатройд сели в машину.

— Я подумал, — сказал Кэлхаун, — что теперь вы могли бы попытаться выбраться сами. Это решило бы мою проблему. Конечно же, это не решило бы ваших проблем. Но мне кажется, что ваши проблемы неразрешимы.

Он снова завел машину и двинулся вперед, за ним остальные машины. Они продолжали ехать сквозь звездную ночь. Кэлхаун отметил, что влияние поля было слабее, чем в прошлый раз. Первые таблетки еще оказывали свое действие, когда он принял еще. Кэлхаун держал низкую скорость, чтобы быть уверенным, что другие водители выдержат этот кошмар во время прохождения поля.

Вскоре он убедился, что поле осталось позади и довел скорость до восьмидесяти миль в час. Остальные машины дружно следовали за ним. Затем до ста миль в час. Остальные не отставали. Машины мчались в ночи на предельной скорости — сто двадцать, сто тридцать миль в час. Огни остальных машин дружно шли за ним.

Эллисон сказал в отчаянии.

— Послушайте! Я не понимаю, что случилось. Вы говорите так, как будто я это все запланировал. У меня были сведения о научно-исследовательском проекте здесь. Но людей не должны были держать там долгое время. Произошла какая-то ошибка. Я верил, что люди просто покинут планету. Я только планировал купить, как можно больше земли и контролировать, как можно больше фабрик. Вот и все. Это был бизнес, просто бизнес.

Кэлхаун не ответил. Возможно, Эллисон говорил правду. Некоторые бизнесмены считают очень умным заставить людей от испуга продать то, что им принадлежит ниже стоимости. Нечто подобное происходило каждый день на бирже. Но люди Майи могли погибнуть.

Кстати, все еще могут. Они не могли вернуться домой, пока поле действовало. Но они также не могли вернуться домой, если бы была отключена энергия.

На всей планете Майя был свет только в одном месте и огромное количество маленьких огоньков ожидали одного, погибнут ли они или останутся живы.

Глава 5

Кэлхаун холодно рассуждал. Они находились позади самого дальнего городка на магистрали. Сейчас они будут ехать вдоль полей растений, произрастающих на Майе, проедут вдоль многочисленных мест, где машины груженые этими растениями взбираются на дорогу и направляются к фабрикам, которые перерабатывают эти растения. На десятки миль тянулись поля вдоль всей трассы до горизонта и дальше. Очевидно на десятки миль в этом направлении тоже. Поля, на которых росли темно-зеленые растения занимали площадь тысяч и тысяч квадратных миль. Они поставляли сырье для экспорта с планеты Майя. Где-то миль сто впереди небольшой город Теночтитлан лежал в свете далеких звезд. А далее снова трасса и город Майя. А за ним…

Кэлхаун считал, что проектор, управляющий индукционным полем, должен находиться за городом Майя, где-то в горах, какие были видны на фотографии в здании космопорта. Основная магистраль только слегка врезалась в горы.

Индукционное поле всегда находилось под прямым углом к проектору, который и был его источником. Его можно было регулировать — процесс такой же, как и фокусирование — и поле можно было образовать на любом желаемом расстоянии. Чтобы выдворить жителей города Майи на восток, проектор поля должен был находиться к западу от жителей. Следуя логике, он должен был находиться в горах. Практически, он должен был быть спрятанным. Для того, чтобы забрать энергию и отдать шесть миллионов киловатт не нужен был большой силовой источник. Нужно было его быстро спрятать от поисков. Чтобы обнаружить его место могут потребоваться дни или даже недели поисков. Но люди, находящиеся в конце магистрали не могли ждать. У них не было пищи, а воды, которую мужчины добывали, роя руками землю, не хватало. Нужно немедленно отключать забор. А энергия должна подаваться.

Кэлхаун хмыкнул. Что нужно делать — это был план, но как его осуществить. Очень просто. Конечно, ему нужны будут эти инженеры. Но штука будет вот в чем…

Он продолжал ехать со скоростью сто тридцать миль, а губы его были угрюмо сжаты. Остальные автомобили следовали за ним. Мургатройд следил за дорогой. Милю за милей, минуту за минутой огни машин бросали перед собой ослепляющие лучи света. Мургатройду это начало надоедать. Он неодобрительно сказал: «Чи» и попытался свернуться калачиком между Эллисоном и Кэлхауном. Но не было места. Он переполз на заднее сиденье, покрутился там, устроился. Вскоре наступила тишина. Несомненно он засунул свой нос в пушистый хвост и крепко заснул.

Внезапно Эллисон заговорил. У него было достаточно времени для размышлений, но размышления его были однобоки.

— Сколько у вас денег? — спросил он.

— Не очень много, — ответил Кэлхаун, — а что?

— Я ничего не сделал незаконного, — сказал Эллисон с видом неубедительной уверенности, — но я буду поставлен в неудобное положение, если вы меня публично обвините в том, в чем обвиняли лично. Вам кажется, что я запланировал очень серьезное преступление. Те действия, которые мне известны, научно-исследовательский проект, о котором я слышал… Но вероятно получилось, что все вышло из-под контроля. Но я чист. Я не сделал ничего без совета юриста. Закон не может предъявить мне претензии. Мои адвокаты…

— Это не мое дело, — сказал Кэлхаун. — Я — медик. Я приземлился сюда и мне показалось, что здесь опасное положение со здоровьем людей. Я поехал посмотреть, что случилось. Я выяснил. Но все равно у меня нет ответа. Но население Майи испытывает неудобства, им угрожает опасность. Я надеюсь покончить с этим. Но я не имею отношения к чьей-либо вине или невиновности в преступлении к преступному намерению.

Эллисон сглотнул слюну. Затем со спокойной уверенностью сказал:

— Но вы можете причинить мне неприятности. Я бы хотел, чтобы вы… чтобы вы…

— Нет. Я не сделал ничего плохого. Но вы можете просто промолчать. Я спустился на парашюте, чтобы завершить бизнес, который я организовал несколько месяцев тому назад. Я их завершу и улечу на следующем же корабле. Это совершенно честно и откровенно. Только бизнес. Но вы можете создать мне дурную репутацию у людей. Все-таки я не сделал ничего, чего бы не сделал другой бизнесмен. Да, я знал о научно-исследовательском проекте…

— Я думаю, — сказал Кэлхаун без злости, — вы послали людей с этим устройством с Тексии, чтобы испугать жителей Майи. Они не поняли бы, что происходит. Они были бы перепуганы и захотели бы убраться отсюда. И вы смогли бы купить практически всю колонию за бесценок. Я не могу этого доказать, — согласился Кэлхаун. — Но таково мое мнение. Но вы хотите, чтобы я его не высказывал. Правильно?

— Абсолютно, — сказал Эллисон. Он был потрясен до глубины души. Он ухитрился поддерживать и тон и вид достойного бизнесмена, чистосердечно обсуждающего неприятное дело. — Уверяю вас, вы ошибаетесь. Вы согласны, что не можете доказать свои подозрения. Если вы не можете доказать их, тогда не заявляйте о них. Это будет этично. Вы согласны?

Кэлхаун посмотрел на него с любопытством.

— Вы ждете, когда я назову свою цену?

— Я жду, — сказал Эллисон с неодобрением, — когда вы согласитесь не ставить меня в затруднительное положение. Я не останусь в долгу. В конце концов у меня есть знакомства. Я мог бы многое для вас сделать. Я был бы рад…

— Вы пытаетесь догадаться, сколько я запрошу денег? — спросил Кэлхаун с тем же любопытствующим видом.

Казалось, что его больше разбирает любопытство, а не негодование, и что его все это больше забавляло, чем вызывало любопытство. Внезапно Эллисона прошиб пот. По всей вероятности Кэлхаун не брал взяток. Но Эллисон был в отчаянии.

— Если вы хотите именно так выразиться — да, — сказал он хриплым голосом. — Я хочу сказать — назовите вашу сумму.

— Я не скажу об этом ни слова, — сказал Кэлхаун. — Зачем мне это нужно. Люди, которые управляют вашим забором, расскажут все. Все сходится, кроме одного, что они все время находились на месте, пока мы ехали по этой дороге.

— Я сказал назовите вашу сумму, — сказал Эллисон визгливым голосом. Любую! Любую!

Кэлхаун пожал плечами.

— К чему человеку с медкора деньги? Бросьте это.

Он продолжал ехать дальше.

На повороте магистрали появился Теночтитлан. Кэлхаун проехал его.

У Эллисона снова застучали зубы.

Минут через двадцать начали появляться здания города Майи. Кэлхаун замедлил ход, подъехали остальные автомобили. Он опустил стекло и сказал:

— Сперва мы заедем на посадочную площадку. Пусть кто-то показывает дорогу.

Один из автомобилей выехал вперед и они поехали по темным узким, извилистым улицам. Наконец они выехали к посадочной площадке.

Когда они подъехали к зданию космопорта, Кэлхаун вышел, за ним выпрыгнул Мургатройд. Какая-то бумажка прилипла к его шерсти, он отряхнулся и на землю упала межзвездная кредитная карточка достоинством в пять тысяч. Мургатройд устроил себе гнездышко из содержимого «дипломата»

Эллисона. Это было, конечно, самое дорогое ложе, на котором когда-либо спал тормал. Эллисон сидел спокойно, как бы в забытьи. Он даже не поднял карточки.

— Мне нужны только инженеры, — сказал Кэлхаун. Затем извиняющимся тоном добавил. — Я кое-что придумал по дороге. Я думал, что до рассвета нам придется принимать какие-то решительные меры, а теперь сомневаюсь в этом. Выключите огни у машин и стреляйте, если кто-нибудь появится. Я не знаю появятся они или нет.

Они зашли внутрь. Кэлхаун зажег свет и подошел к приборам, которые показывали, сколько на самом деле потребляется энергии. Приборы показывали очень небольшое потребление энергии, если учитывать, что все города планеты зависели от посадочной площадки. Но в городах было темно и не было людей. Игла прибора ритмично двигалась взад-вперед, показывая потребление энергии. Каждые две секунды потреблялось шесть миллионов киловатт в течение примерно полсекунды. Затем наступала пауза.

— Индукционный забор действует каждые полсекунды через две секунды.

Его действия прерывисты, иначе он парализовал бы животных или людей. Вот поэтому он их просто выгоняет. Я хочу, чтобы вы сделали нечто новое. Здесь есть инструменты и запчасти, если понадобится.

Инженеры начали расспрашивать его.

— Нам нужен, — сказал Кэлхаун, — прерыватель, который отключит подачу питания в индукционный забор именно в те полсекунды. Затем прерыватель должен подавать энергию те полторы секунды, когда забор выключен. Забор перестанет работать, а каждые три с половиной секунды автомобили будут получать необходимую энергию.

Сначала инженеры просто глядели на Кэлхауна непонимающе, затем заулыбались и начали работать. А Кэлхаун пошел на поиски. В одном из столов он нашел завтрак. Это были три черствых бутерброда и Кэлхаун предложил их инженерам, но они отказались. Они не хотели есть, пока их семьи там в конце трассы были голодны.

Инженеры-электронщики пригласили механиков, чтобы что-то там встроить. Они объяснили Кэлхауну, что делают выключатель, на который не воздействует ритм работы индукционного забора.

— Отлично, — воскликнул Кэлхаун. — А я об этом и не подумал.

Он надкусил бутерброд и вышел наружу. Эллисон сидел безвольно откинувшись на сиденье.

— Забор отключается, — сказал Кэлхаун без торжества в голосе. — К рассвету, наверно, начнут прибывать люди.

— Я не сделал ничего незаконного, — сказал Эллисон. — Ничего. Им придется доказывать, что я знал каковы будут последствия этого научно-исследовательского проекта. Невозможно. Поэтому я ничего не сделал противозаконного.

Кэлхаун зашел внутрь, отметив, что доктор и полицейский тщательно следили за городом.

Полчаса спустя количество потребляемой энергии начало постепенно и ровно подниматься. Это означало, что машины двинулись в путь.

Сорок пять минут спустя, Кэлхаун услышал снаружи какой-то шум. Те, кто стоял на страже, глядели на город. Там что-то двигалось. Это была машина, которая ехал медленно и без огней.

Кэлхаун сказал спокойно:

— Те, кто управлял забором, увидели, что их устройство не работает.

Они приехали посмотреть, что происходит на посадочной площадке. Но они видели освещенные окна. Приготовьте бластеры.

Но автомобиль без огней развернулся и уехал. Кэлхаун пожал плечами.

— У них нет никаких шансов, — сказал он. — Как только рассветет мы их найдем их устройство. Оно слишком большое и его невозможно уничтожить. Там будут отпечатки пальцев. Но они не местные жители. Когда полиция начнет разыскивать иностранцев, которые находились на планете, когда работал забор… Они могут уйти в джунгли, где нечего есть или сдаться.

Кэлхаун направился к дверям здания. Эллисон сказал с отчаянием:

— Они спрятали оборудование. Вы его никогда не найдете.

Освещенный звездным светом, Кэлхаун покачал головой.

— Любой летательный аппарат найдет это место. Видите ли, случилось такое, на что они не рассчитывали. Поэтому они оставили устройство включенным на полную мощность. В первый раз они использовали его на небольшой мощности. Это было не очень приятно. Во второй раз это уже вызвало беспокойство, в третий раз это было болезненно. Но в последний раз они использовали устройство на полную мощность.

Кэлхаун пожал плечами. Он не любил длинных речей — ведь все было и так очевидно. Что-то погубило растения определенного вида. Кэлхаун видел одно такое растение в цветочном магазине. У наземных растений были подвижные стебли, листья и цветы. Они были насекомоядные. Из-за индукционного поля их ткани судорожно сокращались. Затем они погибли.

Индукционное поле, работавшее на полную мощность, уничтожило все наземные растения Майи до того места, где находилось устройство. След от погибших растений в виде сужающейся стрелы укажет точно на то место, где находится устройство.

— Ваши друзья, — сказал Кэлхаун, — по-видимому, сдадутся и попросят о снисхождении. Им больше не останется ничего сделать.

Затем он добавил.

— А они могут получить помилование. Знаете, у индукционного поля есть интересный побочный эффект. Оно уничтожает местные растения, которые не давали произрастать земным. Планета может стать процветающей, перестав импортировать зерно.

К утру начали прибывать машины обитателей города Майя. Через час после рассвета нашли устройство и выключили его. Это было громоздкое оборудование, установленное под землей так, чтобы его было трудно найти.

Но это оказалось не трудно.

К полудню на лицах жителей Майи все еще была видна злоба, но поскольку в городе не было никаких разрушений, жизнь вошла в свою нормальную колею. Мургатройд с одобрение отметил, что все вернулось в нормальное русло. Для него было обычным делом, что его приветствовали и ласкали, когда медкор «Эскулап-20» прибывал на какую-нибудь планету. Для него было обычным делом общаться с людьми, которые им восхищались, пить кофе и с огромным наслаждением набивать свое вместительное брюшко пирожными и конфетами.

Пока Мургатройд с огромным наслаждением вращался в обществе людей, Кэлхаун занимался своим делом. Это были конференции с медиками планеты. Он вежливо принимал ту информацию, которую они считали важной и тактично рассказывал им о последних достижениях медицинской науки, которая была известна Межзвездной Медицинской Службе.