1

Ошибка — это отрицание реальной действительности.

Ошибки — всего лишь сбой в четкой работе разума. В экстремальной ситуации мы, возможно, совершаем ошибку при необходимости действовать раздумывая. Нет времени, чтобы выбрать оптимальное решение, необходимо действовать немедленно. Однако большинство ошибок мы совершаем вовсе не под нажимом внешних обстоятельств. Мы безоговорочно принимаем первое пришедшее на ум решение или стараемся избежать труда подумать, какое решение следует принять, а может быть, из-за нежелания думать о необходимости сделать что-либо немедля в то время, когда существует масса приятных вещей, о которых стоит поразмышлять.

Фицджеральд. Практическое мышление

Случилось так, что кто-то набрал неправильную команду на бортовом компьютере. Это был как раз тот случай, когда ошибка непростительна, но как в повседневной жизни нельзя обойтись без молотка при забивании гвоздей, так и человеческая ошибка вполне возможна при обращении со сложной техникой.

Люди совершают ошибки по недоразумению, походя, и вовсе не из корыстных побуждений и не из вредности, и даже не в силу предначертаний свыше, поэтому…

Кальхаун услышал знакомое предупреждение: «Выход из подпространства через пять секунд после звукового сигнала», затем послышалось знакомое тиканье отсчета секунд. Кальхаун зевнул и отложил в сторону книгу «Практическое мышление». Он учился. В его профессии учеба была совершенно необходима. Кроме того, доскональное изучение какой-либо книги помогало коротать время, путешествуя в подпространстве. Он подошел к приборному блоку, занял свое кресло и пристегнул ремни. Тормаль Мургатройд высунул нос из-под пушистого хвоста и сошел со своей подушки, где он дремал, тоже коротая время перелетов в подпространстве. Он мягко прошлепал к креслу Кальхауна и устроился под ним. Там были специальные приспособления для четырех черных лапок и гибкого пушистого хвоста.

«Чи», — завел было разговор Мургатройд своим высоким сопрано.

— Совершенно с тобой согласен, — серьезно ответил Кальхаун и, переиначивая цитату, произнес: — Не в каменных стенах суть тюрьмы, и наш корабль для нас совсем не клетка!.. Но было бы неплохо прогуляться на свежем воздухе, так, для разнообразия.

Тиканье в динамике продолжалось, но вот наконец послышался звук гонга и начался отсчет: пять… четыре… три… два… один!

Звездолет вышел из подпространства.

Кальхаун поморщился и сглотнул. Невозможно привыкнуть к этому ощущению при входе и выходе из подпространства. Резкое головокружение и подступающая к горлу тошнота — не самые лучшие ощущения, и неважно, как часто их приходится испытывать: выработать какую-либо привычную реакцию не удается — всегда на мгновение замирает сердце, и невольно возникает необъяснимое чувство паники.

Пока Кальхаун приходил в себя, включились экраны внешнего обзора. Экраны продемонстрировали привычную картину глубокого космоса, окружавшего корабль Медслужбы. Да, обычный космос, совсем не та пустота, которая окружает звездолет во время путешествия в коконе подпространства. И все-таки это космическое окружение показалось Кальхауну несколько странным: он готовился увидеть совсем не то.

Корабль окружали звезды разнообразных размеров и окраски, в зависимости от их удаленности от корабля. Но каждая из них представляла собой всего лишь сияющую точку.

Картина была совсем иной, отличной от той, которую Кальхаун должен был увидеть после прыжка через световые годы.

Прошли те времена, когда космические корабли останавливались, чтобы полюбоваться великолепием Вселенной, потому что расстояния стали слишком велики. Эти расстояния вызывали у людей чувство безмерного одиночества среди звезд.

Все космолеты входили в подпространство как можно ближе к планете, с которой стартовали, и после суперпрыжка «выныривали» поближе к той планете, которая была их пунктом назначения. Экипажи совсем не стремились к тому, чтобы лицезреть звездные картины в полном объеме. Оказывается, для людей очень вредно смотреть на звезды, если вокруг одни только звезды. Подобная практика рассматривания звезд будила в людях чувство собственного ничтожества перед этой непостижимой звездной бесконечностью, и было известно немало случаев, когда люди теряли рассудок, пережив чувство затерянности в пространстве.

Кальхаун прищурившись наблюдал за звездным пространством. Он понимал, что произошла ошибка, возможно, ошибка в программе компьютера. Ему не было страшно. Пока. Он поискал глазами «знакомые» звезды.

Где-то поблизости должны находиться пламенеющее солнце и полумесяцы или полудиски разной яркости, а также закутанные многослойной атмосферой планеты, плавающие неподалеку от звезды-солнца.

Солнцем должна быть звезда Мерида, а Кальхауну предстояло по плану осуществить самую обычную посадку на планету Мерида-2 и провести рутинную профилактическую инспекцию состояния здоровья населения, а затем отправиться в Главное управление Межзвездной медицинской службы с отчетом, в котором он ничего важного, наверно, и не сообщил бы. Но теперь уж он точно не сможет всего этого сделать, поскольку «вынырнул» в совершенной пустоте, и это его отнюдь не радовало.

Мургатройд вспрыгнул на ручку кресла и важно уставился на экраны. Кальхаун хмурился и качал готовой. Мургатройд с удовольствием и очень изящно повторил движение Кальхауна, ведь тормали так прекрасно имитируют манеры и поведение людей. Все, что он увидел на экранах, было ему непонятно, да и не имело для него никакого значения, но он почувствовал, что должен что-нибудь сказать на этот счет.

«Чи», — произнес он.

— Несомненно, — согласился Кальхаун. — Очень мудрое замечание, Мургатройд. Хотя я могу лишь констатировать неудовольствие по поводу сложившейся ситуации и возможных последствий. Нам подстроили пакость.

Мургатройду нравилось думать, что он участвует в разговоре, и он добросовестно ответил: «Чи-чи! Чи-чи-чи!»

— Разумеется, — опять согласился с ним Кальхаун. — Но мы вляпались в неприятную заварушку. Прыгай вниз, а я попробую поискать выход.

Разочарованный Мургатройд спрыгнул на пол. Горящими глазами он смотрел, как Кальхаун без всякого удовольствия отправился в отсек, где хранилась аппаратура как раз для таких непредвиденных случаев, и принес какой-то прибор, с помощью которого можно было попытаться найти выход из этой опасной ситуации. Если окажется, что все не так плохо и ошибку можно исправить, то ему это удастся без труда, но если ситуация вышла из-под контроля, результат может оказаться фатальным.

Среднее удаление звезд друг от друга в пределах одной галактики примерно пять или шесть световых лет. Среднее расстояние между звездами типа солнца гораздо больше, а за очень малым исключением обитаемые планеты являются спутниками как раз таких звезд. Продолжая свои рассуждения, Кальхаун пришел к выводу, что среди пригодных для жизни планет только ничтожно малая часть была уже колонизована, и если корабль провел в подпространстве два или более месяца, пилоту очень трудно определить, где он находится, взглянув лишь на звезды в иллюминаторе. Мало того, даже по звездным картам вряд ли кто сможет определить, где он находится, если, конечно, не иметь какой-нибудь галактики, звезды или планеты, относительно которой можно сориентироваться. В подобных случаях звездные карты бесполезны.

Ошибка компьютера в данном случае могла быть исправимой. Если звездолет Медслужбы вышел из подпространства в пределах восьми-десяти световых лет, Кальхауну, возможно, удастся определить ближайшую звезду-солнце с помощью построения параллакса. Он мог определить относительно точно и большее расстояние. Ну что же, оставалось лишь надеяться, что ошибка в программе не оказалась очень серьезной.

Он принес панорамную камеру с шестьюлинзовой турелью, чтобы получить изображение с шести внешних экранов одновременно, и тщательно вставил пластину. Через несколько секунд перед ним лежало изображение всех звезд и небесных тел третьей величины в их соответствующем цвете и с соответствующим указанием их яркости.

Кальхаун отложил отснятую пластинку, предупредил Мургатройда о еще одном скачке через пространство и нажал кнопку. И снова они оба ощутили головокружение, приступ тошноты и неудержимый всплеск страха. Мургатройд пытался протестовать, но Кальхаун удерживал кнопку ровно пять минут.

Когда Кальхаун отпустил кнопку, последовали все те же неприятные ощущения и, как всегда, одновременно.

Отдышавшись после прыжка в пространстве, Кальхаун продолжал съемки и скорректировал курс звездолета, развернув его на девяносто градусов, затем снова начал прыжок в пространстве. Опять их обоих захлестнула волна страха, близкого к панике, головокружение и приступ тошноты.

Мургатройд прикрыл пушистыми лапками свой кругленький животик, всеми силами стараясь подавить тошноту, и тоненьким жалобным голосом выразил страдание и протест: «Чи-чи!»

— Я полностью с тобой согласен, — заверил его Кальхаун, — мне тоже не нравятся эти скачки, но мне хотелось бы знать, где мы, если мы еще существуем где-нибудь…

Он включил прибор сравнительного анализа фотографий и вставил в него три отснятые пластины.

Прибор начал вращать пластины по очереди. Очень далекие звезды были почти неподвижны и не давали заметного смещения в пространстве, но объекты, находящиеся в пределах двадцати световых лет, наверняка покажут смещение при рассмотрении их с разных точек.

На этот раз при сравнении пластин Кальхауну удалось отыскать звезду, которая достаточно заметно перемещалась в пространстве, и он принялся с подозрением ее рассматривать.

— Да, мы бог знает где, — мрачно констатировал Кальхаун. — Уж кто-то постарался с программой компьютера. Единственная звезда, которая образует параллакс, совсем даже не Мерида. На самом деле я вообще не очень-то доверяю этим снимкам. Две пластины определяют этот объект как звезду типа солнца, а третья пластина характеризует эту же звезду как красный карлик. А это уже само по себе невозможно. Солнце не может быть красным карликом, и совсем невероятно, чтобы солнце было с одной стороны одного цвета, а с другой стороны — иного. Особенно если угол смещения при наблюдении за ним очень мал.

Кальхаун произвел приблизительные вычисления и поставил звездолет в позицию для совершения прыжка к видимой звезде-солнцу. По его расчетам, после часового путешествия в подпространстве они приблизятся к этому странному солнцу. Он нажал на кнопку, и последовали знакомые симптомы вхождения в подпространство. Мургатройд чуть было не поддался приступу тошноты, но удержался.

Чтобы скоротать время, Кальхаун занялся просмотром микрофильма, представляющего космическое пространство, отснятое в одних и тех же галактических координатах с каждой звезды-солнца в этом звездном секторе. Приблизительно у одной звезды-солнца из сорока существовала обитаемая планета, и если когда-либо производилась съемка этого сектора Галактики с ближайшей к звезде планеты, то, сравнивая снимки и определяя расположение звезд, можно было узнать, где в данный момент находится звездолет «Эскулап 20». Может, и звездные карты тогда принесут какую-нибудь пользу.

Но ему еще предстояло определить, что привело корабль к этому болтанию в пространстве: ошибка в астронавигационной системе звездолета или ошибка в программе, введенной в бортовой компьютер. Если первое — то дело плохо, если второе — то ситуация сложная, но не безвыходная. Он прилег отдохнуть и попробовал сосредоточиться на книге, которую изучал в полете.

«Более того, человеческая ошибка никогда не бывает произвольной. Мозг расценивает приобретенные и сохраняемые им данные как абсолютно безошибочные и не воспринимает информацию, которая противоречит этим данным… — Кальхаун зевнул и пропустил несколько строк. — Поэтому каждый человек обладает собственным индивидуальным фактором ошибки, не только количественного, но и качественного характера…»

Он продолжал читать, лишь отчасти понимая смысл прочитанного. Если человек достиг положения медика в Межзвездной медицинской службе, то это вовсе не означает, что он уже закончил свое обучение и образование. Ему предстояло еще подниматься по карьерной лестнице, а для этого многое надо было изучить, понять и лишь тогда можно подняться на высшие ступени.

Раздался знакомый голос: «Выход из подпространства через пять секунд после звукового сигнала», и опять послышалось знакомое тиканье: тик-так, тик-так.

Кальхаун занял свое место у блока управления кораблем. Мургатройд с отвращением сказал: «Чи!» — и отправился на свое место под креслом Кальхауна. Начался отсчет времени: пять, четыре, три, два, один.

Звездолет вынырнул из подпространства и… тут же сработали двигатели аварийной посадки, а Мургатройд отчаянно вцепился в кресло Кальхауна. Дальше произошло что-то вообще непонятное: аварийные двигатели затихли, что-то мелькнуло рядом, нечто похожее на осколки колец на прихотливом изгибе орбиты. Вот на экранах появилось звездное поле и солнце на расстоянии двух световых лет. И если до этого Кальхауна удивляло отсутствие солнца, теперь он был потрясен, увидев необычайное зрелище на внешних экранах.

Солнце оказалось справа. Это было желтое солнце, обычная звезда типа «солнца» с размытыми очертаниями. Еще были планеты: одна — газовый гигант, достаточно близко видимая точка; за ним — тонкая полоска света, полумесяц другой планеты, находящейся ближе к солнцу. Но изумление его вызвал пояс, полоска, ленточка сверкающего вещества над этой второй планетой. Зрелище восхитительное, но совершенно неподдающееся восприятию разумом. Это было невероятно!

Тонкий занавес великолепного сияния окутывал желтую звезду. Он не походил на кольцо из осколков бывшего спутника этой планеты в пределах Лимита Рома.

Это была узкая неровная сверкающая золотая ленточка, которую хотелось немедленно прогладить утюгом. Еще ее можно было сравнить с постепенно тающим по краям колечком дыма. Поверхность ее выглядела неровной, и сама она казалась жесткой. Может быть, какая-то неподдающаяся человеческому воображению ракета оставила такой замысловатый след от своих двигателей?.. Как будто след этот гнался за собственным хвостом в прихотливом вращении вокруг желтой звезды.

Но этого не могло произойти, так не бывает! Но ленточка сверкала, извиваясь вокруг планеты.

Кальхаун не мог оторвать глаз. И вдруг понял, что их нынешнее положение в космосе вызвано не ошибкой компьютера: кто-то намеренно задал компьютеру другую программу. Звездолет Медслужбы прибыл точно по назначению, потому что в этом секторе находится обжитая людьми планета.

Он снял электронный телескоп и начал поиск, но не мог удержаться, чтобы лишний раз не взглянуть на сверкающую полоску, не имеющую ни начала, ни конца. Он еще раз убедился в своем предположении, что эта структура состоит из твердых частиц, а твердые частицы не могут образовать подобие кольца вокруг планеты, если планета не вращается по определенной орбите. Но многократные вращения в течение долгого времени выравнивают твердые частицы, и внешнее кольцо планеты становится ровным и гладким. Это кольцо таким не было, значит, появилось оно совсем недавно.

Кальхаун оценивающе прикинул:

— Это — натриевая пыль или, возможно, калиевая. Висит она над планетой неспроста. Частицы достаточно малы и поэтому обладают отражающей силой, но они и достаточно велики, чтобы держаться на орбите под влиянием светового давления. Очень разумно, не правда ли, Мургатройд? Я думаю, что ленточка эта вывешена специально, чтобы поддерживать особый климат на планете. Очень хорошо придумано! Стоит посмотреть. — Он нажал кнопку, переводящую звездолет в подпространство, и был так увлечен размышлениями насчет натриевого или калиевого кольца, что не успел почувствовать всех «прелестей» вхождения в подпространство.

Он даже успел заметить, что именно эти мельчайшие частицы и придавали планете красноватый оттенок, и именно из-за этого оттенка планета была классифицирована приборами как красный карлик при съемке этого звездного поля с одной из позиций.

Ленточка была потрясающей идеей. А идея становилась еще более превосходной от того, что была удивительно проста. Ленточка поглощала теряющийся в космосе солнечный свет и отражала его, рассеивая над планетой, возвращая планете тепло. В «колечке» над желтой планетой были микроскопические частицы пыли, несколько десятков тонн, не больше.

Планета, для которой создали эту сверкающую завесу, была третьей от солнца. Снежно-ледовые шапки покрывали больше чем две трети поверхности. Словно растопыренные пальцы, ледники отмечали горные цепи, высокогорные районы приближались к экватору. Там были синее море и зеленая тропическая растительность. Это была не Мерида-2, но ленточку-то не зря, наверно, вывесили?

Кальхаун сманеврировал кораблем для захода на посадку и приготовился вызвать диспетчерскую службу.

— Медкорабль «Эскулап 20», — уверенным голосом произнес Кальхаун, — вызывает диспетчерскую службу. Прошу сообщить координаты для посадки. Масса корабля пятьдесят стандартных тонн. Повторяю: пять-ноль. Цель посадки: выяснить, где я нахожусь, и сориентироваться для дальнейшего полета в пункт назначения.

Послышались щелчки. Кальхаун повторил запрос. Он услышал какое-то бормотание: кто-то разговаривал в радиорубке. И вдруг донеслось:

— Сколько времени прошло со времени последней посадки звездолета…

Другой голос резко заметил:

— Даже если он не из Города-Два или Города-Три, кто знает, какая болезнь…

Кто-то прикрыл микрофон рукой. Последовала пауза, перешедшая в глухое молчание. Кальхаун повторил стандартный вызов в третий раз.

— «Эскулап 20», — произнес наконец голос в микрофон. — Вам будет разрешена посадка. Займите позицию.

Кальхаун удивился инструкции: координаты не соответствовали стандартным галактическим. Ему дали местное время космопорта и широту. Посадка, даже самая сложная не представляла для него труда. Но инструкции были совершенно немыслимыми! Негалактические координаты были приняты уже бог знает сколько времени тому назад, во всяком случае их применили еще до того, как Кальхаун получил какое-либо понятие об этих вещах. Но он принял инструкции и подтвердил их выполнение.

Внешний микрофон снова ожил:

— Не спешите! Мы еще можем передумать. Нам нужно все приготовить для посадки единственного космического корабля весом пятьдесят тонн.

Кальхаун просто рот открыл от изумления. Корабль Медслужбы всегда был желанным гостем. Межзвездная медицинская служба была организацией с четкими целями, высококвалифицированным персоналом и пользовалась большим авторитетом, хотя ей всегда не хватало звездолетов, медиков, и ее деятельность, почти подвижническую, принимали как должное. Она была так же необходима, как воздух, которым мы дышим, но никогда еще никому не приходило в голову относиться к представителю этой организации с подозрением.

Подозрительность и странность координат да еще эта ленточка в небе повергли Кальхауна в недоумение и даже вызвали у него самого чувство неловкости и подозрительности.

Он ждал посадки с нетерпением и с… интересом. Он не получал задания остановиться на этой планете, но у него сложилось впечатление, и совершенно правильное, что корабль Медслужбы не совершал посадки на эту планету много десятков лет.