I

Томми Дорт вошел в капитанскую рубку с парой стереофотографий и доложил:

— Сэр, моя работа закончена. Это последние снимки. Больше фотографировать невозможно.

Он вручил фотографии и с профессиональным любопытством оглядел экраны, которые показывали все, что творилось в космосе за бортом корабля. Приглушенная темно-красная подсветка выхватывала из темноты ручки и приборы, нужные дежурному рулевому для управления космическим кораблем «Лланвабон». Рядом с мягким креслом был пристроен небольшой прибор, составленный из расположенных под разными углами зеркал, — что-то вроде зеркала заднего вида на автомобиле двадцатого века. Прибор давал возможность видеть все экраны, не поворачивая головы. А на громадном экране перед креслом очень четко вырисовывалась вся картина космоса по курсу корабля.

«Лланвабон» был далеко от родных краев. Экраны, которые показывали любую звезду видимой величины и могли по желанию увеличить ее изображение, были усеяны звездами самой разной яркости. Невероятно разнообразная раскраска звезд говорила о составе атмосферы каждой из них. Но здесь все было незнакомо. Узнавались только два созвездия, видимые с Земли, да и те были какие-то искаженные, как бы смятые. Млечный Путь, казалось, немного сдвинулся. Но даже эти странности были мелочью по сравнению с видом на переднем экране.

Впереди была громадная, громаднейшая туманность. Светящаяся дымка. Она казалась неподвижной. Потребовалось много времени, чтобы приблизиться к ней и разглядеть ее на экране, хотя корабельный спидометр показывал невероятную скорость. Эта дымка была Крабовидной туманностью. Длиной в шесть световых лет и шириной в три с половиной, она имела далеко выдававшиеся отростки; они-то, если рассматривать созвездие в телескопы с Земли, и придавали ей сходство с тем существом, от которого она получила свое название. Это было облако газа, бесконечно разреженного, занимавшего пространство, равное половине пути от нашего Солнца до ближайшего другого. В глубине тумана горели две звезды; двойная звезда; одна из составляющих частей была знакомого желтого цвета, похожего на цвет земного солнца, другая казалась сверхъестественно белой.

Томми Дорт задумчиво произнес:

— Мы продолжаем углубляться в туманность, сэр?

Капитан изучил две последние фотографии, сделанные Томми и отложил их в сторону. Теперь он с беспокойством вглядывался в передний экран. Началось экстренное торможение. Корабль был всего в половине светового года от созвездия. До сих пор курс корабля зависел от работы Томми, но теперь эта работа была закончена. Пока исследовательский корабль находился в туманности, делать ему было нечего. Томми был не из тех, кто умеет сидеть сложа руки.

Он только что завершил совершенно уникальное исследование — движение созвездия за период в четыре тысячи лет было запечатлено на фотографиях. И все снимки Томми сделал сам, дублируя их, меняя экспозицию, чтобы исключить какую бы то ни было ошибку. Это было достижение, которое само по себе стоило длительного полета от Земли. Но, кроме того, Томми также запечатлел четырехтысячелетнюю историю двойной звезды, и в эти четыре тысячи лет был прослежен путь превращения звезды в белого карлика.

Это совсем не значило, что Томми Дорту было четыре тысячи лет от роду. На самом деле ему не было и тридцати. Но Крабовидная туманность находится в четырех тысячах световых лет от Земли, и картина, которую Томми запечатлел на последних двух снимках, достигнет Земли лишь в шестом тысячелетии нашей эры. По пути сюда со скоростью, в невероятное число раз превышающей скорость света, Томми Дорт перехватывал своей фотоаппаратурой свет, покинувший созвездие, начиная с сорока веков тому назад и кончая какими-то шестью месяцами…

«Лланвабон» совсем замедлил ход. Он еле двигался. Невероятно яркое свечение наползло на экраны. Оно скрыло из виду половину вселенной. Впереди была сияющая дымка, позади — пустота, усеянная звездами. Дымка уже скрыла три четверти звезд. Только самые яркие тускло светились сквозь ее кромку, но их было совсем немного. «Лланвабон» углубился в туманность, и, казалось, полз по черному туннелю среди стен сияющего тумана.

Именно это корабль и делал. Уже снимки, сделанные с самого дальнего расстояния, рассказали о структуре туманности. Она не была аморфной. Она имела форму. Чем ближе подходил к ней «Лланвабон», тем отчетливее проявлялась ее структура, и Томми Дорту пришлось доказывать, что для получения хороших фотографий надо приближаться к туманности по кривой. Поэтому корабль шел по широкой логарифмической дуге, и Томми получил возможность делать снимки под все время меняющимися углами и получать стереопары, показывавшие туманность объемно. На них были видны все вздутия и впадины, все очень сложное очертание туманности. Местами углубления напоминали извилины, бороздящие человеческий мозг. В одно из таких углублений и скользнул теперь космический корабль. Их назвали «впадинами», по аналогии с расселинами в океанском дне. Они оказались весьма кстати.

Капитан расслабился. В наши дни одна из обязанностей капитана — предвидеть трудности и заранее находить выход из них. Капитан «Лланвабона» был человек очень осторожный. Лишь убедившись, что ни один прибор не регистрирует чего-либо необычного, он позволил себе откинуться на спинку кресла.

— Вряд ли возможно, — медленно проговорил он, — что эти впадины наполнены несветящимся газом. Они пусты. Поэтому в них мы можем идти на сверхскорости.

От границ туманности до двойной звезды в ее центре было полтора световых года. В этом и заключалась проблема. Туманность — газ. Настолько разреженный, что хвост кометы в сравнении с ним был бы густым. Но корабль ходил на сверхсветовой скорости, и для него опасен был даже не совсем чистый вакуум. Он мог двигаться так только в той абсолютной пустоте, какая существует между звездами. Но «Лланвабон» не продвинулся бы далеко в этой дымке, так как пришлось бы ограничиться скоростью, допустимой для не совсем чистого вакуума.

Свечение, казалось, замкнулось позади космического корабля, который шел все медленнее и медленнее. Как только скорость стала меньше световой, сразу появилось ощущение, будто что-то гудит, — так бывало всегда, когда сбрасывали сверхсветовую скорость.

И почти в то же мгновенье раздались звонки, по всему кораблю пронесся скрипучий рев. Томми был почти оглушен сигналом тревоги, раздававшимся в рубке, пока рулевой не выключил звонка. Но повсюду на корабле слышались звонки, затихавшие по мере того, как одна за другой автоматически захлопывались двери.

Томми Дорт смотрел на капитана. У того сжались кулаки. Он стоял и глядел через плечо рулевого. На одном из осциллографов заметались кривые. Другие приборы стали показывать то же самое. На носовом экране в светлом тумане появилось пятно, которое стало ярче, когда на нем сфокусировалось автоматическое сканирующее устройство. В этом направлении находился предмет, возможность столкновения с которым вызвала сигнал тревоги. Но радиолокатор вел себя странно… По его показаниям милях в восьмидесяти тысячах находился какой-то твердый предмет… небольшой предмет. Но обнаружился и другой предмет, на расстоянии от предельной дальности работы прибора и до нуля, и определить точно его размеры, а также направление его движения — удаляется он или приближается — было невозможно.

— Настроиться поточнее, — приказал капитан.

Яркое пятно на экране перекатилось к краю, стерев второе непонятное изображение, которое было позади него. Сканирующее устройство стало работать четче. Но это ничего не изменило. Совершенно ничего. Радиолокатор по-прежнему показывал, что какое-то громадное и невидимое тело бешено рвется в направлении «Лланвабона» на скорости, которая неизбежно приведет к столкновению. Потом оно вдруг с той же скоростью понеслось в обратном направлении.

Экран работал на максимальной мощности. И по-прежнему на нем ничего не было. Капитан стиснул зубы. Томми Дорт нерешительно сказал:

— Знаете, сэр, что-то вроде этого я видел однажды на лайнере Земля — Марс, когда мы попали в поле действия локатора другого корабля. Луч их локатора был той же частоты, что и луч нашего, и всякий раз, когда они встречались, прибор показывал что-то громадное, массивное.

— Именно, — сердито сказал капитан, — именно это и происходит сейчас. На нас направлено что-то вроде луча локатора. Мы ловим этот луч и эхо собственного луча. Но другой корабль невидим! Кто это там, на невидимом корабле, с радиолокатором? Разумеется, не люди!

Он нажал кнопку переговорного устройства на своем рукаве и скомандовал:

— Боевая тревога! Оружие к бою! Готовность номер один во всех отсеках!

Он сжимал и разжимал кулаки. На экране по-прежнему не было ничего, кроме бесформенного пятна.

— Не люди? — Томми Дорт резко выпрямился. — Вы хотите сказать…

— Сколько солнечных систем в нашей Галактике? — сердито спросил капитан. — Сколько планет, годных для жизни? И сколько видов жизни может там быть? Если этот корабль не с Земли… а он не с Земли… значит, его команда состоит не из людей. А все нечеловеческое, но достигшее в развитии своей цивилизации способности совершать путешествия в дальний космос, что-нибудь да значит!

У капитана дрожали руки. Он не говорил бы столь откровенно с членом собственной команды, но Томми Дорт был из исследовательской группы… И даже капитан, в обязанности которого входит преодоление трудностей, иногда испытывает отчаянное желание, разделить с кем-нибудь бремя своих тревог. К тому же порой подумать вслух бывает полезно.

— О чем-то подобном говорят и думают уже многие годы, — уже спокойнее сказал он. — Логика подсказывала, что где-то в нашей Галактике, кроме человеческого, есть другой род, в своем развитии равный нам или даже превзошедший нашу цивилизацию. Никто и никогда не мог предсказать, где и когда мы встретимся с его представителями. Но теперь, кажется, это случилось!

Глаза Томми сияли.

— Вы думаете, они настроены дружелюбно, сэр?

Капитан взглянул на индикатор дальности объекта. Призрачный предмет все еще бессмысленно совершал свои кажущиеся броски то к «Лланвабону», то от него. Второй предмет, что был в восьми тысячах миль, едва шевелился.

— Он движется, — отрывисто сказал капитан. — В нашем направлении. Именно так поступили бы и мы, если бы чужой космический корабль появился в нашем радиусе действий! Дружелюбно? Возможно! Попробуем войти с ними в контакт. Но мне кажется, что на этом наша экспедиция и кончится. Слава богу, что у нас есть бластеры!

Бластеры — это лучи полного уничтожения, которые устраняют с пути космических кораблей непокорные метеориты, когда с теми не справляются отражатели. Создавали их не для военных целей, но они вполне могли служить оружием. Дальнобойность их достигала пяти тысяч миль, и при этом пускались в ход все энергетические источники корабля. При автоматическом прицеливании и горизонтальной наводке в пять градусов такое судно, как «Лланвабон», могло чуть ли не прожечь дыру в небольшом астероиде, вставшем на его пути. Но, разумеется, не на сверхсветовой скорости.

Томми Дорт подошел к носовому экрану. Услышав слова капитана, он резко обернулся.

— Бластеры, сэр? Для чего?

Капитан, глядя на пустой экран, поморщился.

— Потому что мы не знаем, что они такое, и не можем рисковать! Я убежден в этом! — с горечью добавил он. — Мы войдем с ними в контакт и попытаемся узнать о них все, что можно… особенно откуда они. Хотелось бы, чтобы мы попытались завязать дружбу… но рассчитывать на это трудновато. Мы не можем доверять им и самую малость. Не имеем права! У них есть локаторы. Может быть, у них приборы обнаружения лучше наших. А вдруг они смогут проследить весь наш путь домой, и мы ничего не будем знать об этом! Мы не можем позволить роду нелюдей знать, где Земля, не будучи уверенными в их доброжелательности! А как можно быть уверенным в этом? Разумеется, они могут заявиться для торговли… а то вдруг ринутся с боевым флотом на сверхсветовой скорости, нападут и сотрут нас с лица земли прежде, чем мы узнаем, что случилось. Нам не дано узнать, чего ожидать и когда!..

На лице Томми был написан испуг.

— Теоретически это все обсуждалось тщательно и много раз, — продолжал капитан. — Никто ни разу не был способен предложить разумный ответ, даже на бумаге. Но вы знаете, что даже в теориях считался явной бессмыслицей такой контакт в дальнем космосе, когда ни одна из сторон не знает, где находится родина другой стороны! Нам же придется найти выход в действительности! Как нам быть с ними? Может быть, эти существа на диво хорошие, добропорядочные и вежливые… а под этой личиной будет скрываться жестокая японская злобность. Или они могут быть грубыми и резкими, как шведский крестьянин… и вместе с тем оказаться вполне приличными…

Возможно, в них есть что-то среднее между этими крайностями. Но рискну ли я возможным будущим человечества ради попытки отгадать, безопасно ли доверять им? Бог знает, стоит ли завязывать дружбу с новой цивилизацией! Возможно, она подстегнет нашу, и мы будем в громадном выигрыше. Я не хочу рисковать одним, не хочу показать им, как найти Землю! Либо я буду уверен, что они не могут последовать за мной, либо я не вернусь домой! Они, наверно, думают так же!

Капитан снова нажал кнопку связи на рукаве.

— Штурманы, внимание! Все звездные карты на корабле должны быть подготовлены к мгновенному уничтожению. Это касается фотографий и диаграмм, на основании которых можно сделать выводы относительно нашего курса или пункта отправления. Я хочу, чтобы все астрономические данные были собраны и подготовлены для уничтожения в долю секунды, по приказу. Сделайте это побыстрей и доложите о готовности!

Капитан отпустил кнопку. Он как-то на глазах постарел. Первый контакт человечества с чужим родом предусматривался в самых разных вариантах, но никому в голову не приходило такое безнадежное положение, как это. Одинокий земной корабль и одинокий чужой; встреча в туманности, которая, наверное, находится далеко от родной планеты каждой стороны. Они и рады бы мирному исходу, но для того, чтобы подготовиться к предательскому нападению, нет лучшей линии поведения, чем видимость дружелюбия. Недостаток бдительности может обречь на гибель человечество… С другой стороны, мирный обмен достижениями цивилизации привел бы к величайшей взаимной выгоде, какую только можно себе представить. Любая ошибка была бы непоправимой, но отсутствие осторожности чревато смертельной опасностью.

В капитанской рубке было тихо, очень тихо. На переднем экране — изображение весьма небольшой части туманности. Весьма небольшой. Только туман — бесформенный, разреженный, светящийся. Вдруг Томми Дорт показал на что-то пальцем.

— Смотрите, сэр!

В дымке появились очертания небольшого предмета. Он был очень далеко. Он имел черную поверхность, а не отполированную до зеркального блеска, как корпус «Лланвабона». Он был круглый?.. нет, скорее грушевидный. Светящаяся дымка мешала различить детали, но было очевидно, что это не творение природы. Потом Томми взглянул на индикатор расстояния и тихо сказал:

— Эта штука движется в нашем направлении на очень большой скорости, сэр. Вероятнее всего, что им пришла в голову та же мысль, сэр. Никто из нас не осмелится дать другому возможность уйти на родину. Как вы думаете, попытаются они войти с нами в контакт или применят оружие, как только мы окажемся в пределах его дальнобойности?

«Лланвабон» был уже не в пустой извилине, пронизывающей разреженное вещество туманности. Он плыл в светящемся газе. Не было видно ни одной звезды, кроме тех двух, что сверкали в сердце туманности. Все окутывал свет, странным образом напоминавший подводное царство в тропиках Земли.

Чужой корабль совершил маневр, менее всего свидетельствовавший о враждебных намерениях. Подплыв поближе к «Лланвабону», он сбросил скорость. «Лланвабон» тоже, продвинувшись немного вперед, остановился. Этот маневр был знаком, что близость чужого корабля замечена. Остановка означала и дружественные намерения, и предупреждение против нападения. Находясь в относительном покое, «Лланвабон» мог вращаться вокруг собственной оси и занять такое положение, которое бы уменьшало уязвимую поверхность в случае внезапной атаки. Кроме того, с места попасть в чужой корабль было больше шансов, чем в том случае, если бы они пронеслись мимо друг друга на большой скорости.

Однако начавшееся потом сближение проходило очень напряженно. Тонкий, как игла, нос «Лланвабона» был неизменно нацелен на массивный чужой корабль. Рука капитана лежала на кнопке, нажатие которой вызвало бы самый мощный залп из всех бластеров. Томми Дорт, морща лоб, наблюдал за тем, что происходило. Чужаки, верно, находятся на очень высокой ступени развития, раз у них есть космические корабли, а цивилизация не может развиваться без способности предвидеть будущее. Эти чужаки должны представлять себе все значение первого контакта между двумя цивилизованными расами так же полно, как представляют его себе люди на «Лланвабоне».

Возможность мощнейшего рывка в развитии обеих сторон в результате мирного общения и обмена техническими знаниями, наверно, привлекала их так же, как и людей. Но когда непохожие человеческие культуры входят в соприкосновение, одна обычно занимает подчиненное положение, в противном случае возникает война. Но один род другому мирным путем не подчинишь, тем более что живут они на разных планетах. Люди, по крайней мере, никогда не согласятся на подчиненное положение, да и вряд ли согласится какой-либо другой высокоразвитый род. Выгоды от торговли никогда не смогут возместить морального ущерба, нанесенного чувством неполноценности. Некоторые люди, возможно, предпочли бы торговлю завоеванию. Возможно… возможно!.. эти чужаки предпочли бы то же самое. Но даже среди людей есть жаждущие кровавой бойни. Если чужой корабль, приближающийся сейчас к «Лланвабону», вернется на родину с известием о том, что существует человечество и корабли, подобные «Лланвабону», то это поставит чужаков перед выбором: торговля или война. Возможно, они захотят торговать. Или захотят воевать. Скорее всего, они предпочтут войну торговле. Они не могут быть уверены в миролюбии людей, а люди не уверены в их миролюбии.

Единственной гарантией безопасности для обеих цивилизаций было бы уничтожение одного, а то и обоих кораблей тут же, на месте.

Но даже победы не было бы достаточно. Людям надо было бы узнать, где обитает чужой род, для того чтобы избегать его, если не возникнет желания напасть… Людям потребуется узнать, каково оружие чужаков, их ресурсы, и, если создастся угроза для Земли, продумать, как уничтожить их в случае необходимости. Чужаки, наверно, испытывают те же чувства в отношении человечества.

Итак, капитан не нажал кнопки, что, возможно, оставило бы от чужого корабля пустое место. Он не решился. Но он не решался и не нажимать. Лицо его стало мокрым от пота.

Из динамика донесся голос. Кто-то говорил из дальней каюты.

— Чужой корабль остановился, сэр. Стоит неподвижно. Бластеры нацелены на него, сэр.

Это заставляло открыть огонь. Но капитан покачал головой, как бы отвечая своим мыслям. Чужой корабль был всего милях в двадцати. Черный как ночь. Каждая частица его корпуса была воплощением мрака бездонного, ничего не отражающего. Ничего нельзя было различить, кроме очертаний корпуса на фоне сияющего тумана.

— Стоит, как вкопанный, сэр, — раздался другой голос. — Они посылают в нашу сторону модулированное коротковолновое излучение, сэр. Частота модулирована. Наверно, сигнал. Мощность недостаточная, чтобы нанести какой-либо вред.

Капитан процедил сквозь стиснутые зубы:

— Теперь они что-то делают. Снаружи на корпусе какое-то движение. Наблюдайте за тем, что появилось изнутри. Направьте дополнительные бластеры туда.

Что-то небольшое и круглое плавно отделилось от овала черного корабля, тронувшегося с места.

— Уходят, сэр, — раздалось из динамика. — Оставили там, где были, какой-то предмет.

Ворвался другой голос:

— Опять модулированная частота, сэр. Что-то непонятное.

Глаза Томми Дорта сияли… Капитан смотрел на экран, на лбу выступили капли пота.

— Неплохо, сэр, — задумчиво произнес Томми. — Если бы они послали что-нибудь в нашу сторону, могло показаться, что это снаряд или бомба. Итак, они подошли поближе, спустили шлюпку и снова ушли. Они рассчитывают, что мы тоже пошлем лодку или человека, чтобы войти в контакт, не рискуя кораблем. У них, видно, такой же ход мысли, как и у нас.

Не отрывая глаз от экрана, капитан сказал:

— Мистер Дорт, не выйти ли вам за борт и не посмотреть, что это там за штука? Я не могу приказывать вам, но вся моя команда нужна мне на случай боевых действий. Ученые же…

— Не в счет. Ладно, сэр, — тотчас ответил Томми. — Я не буду брать шлюпку. Только надену костюм с двигателем. Он меньше, и видно, что в руках и ногах нет бомбы. Мне кажется, надо взять с собой телепередатчик, сэр.

Чужой корабль продолжал отход. Сорок, восемьдесят, четыреста миль. Тут он остановился и повис выжидая. Влезая в свой космический костюм, снабженный атомным двигателем, Томми в воздушной входной камере «Лланвабона» слушал рапорты, которые разносили по кораблю динамики. То, что чужой корабль остановился в четырехстах милях, обнадеживало. Возможно, он не имел оружия большей дальнобойности и поэтому чувствовал себя в безопасности. Но не успел он подумать это, как чужой корабль стремительно понесся еще дальше.

Одно из двух, думал Томми, вылезая через люк наружу, либо чужаки поняли, что надо убираться, либо они делают вид, что уходят. Он взмыл с серебристо-зеркального корпуса «Лланвабона» и понесся сквозь ярко сияющую пустоту, в которой не бывал еще ни один представитель человеческого рода. Позади него «Лланвабон», развернувшись, ринулся прочь. В шлемофоне Томми зазвучал голос капитана:

— Мы тоже отходим, мистер Дорт. Весьма возможно, они готовят атомный взрыв на оставленном объекте, и мы окажемся в радиусе разрушения. Мы отступим. Не упускайте объекта из виду.

Причина отхода была весомой, хотя не очень утешительной. Взрыв, который бы разрушил все в радиусе двадцати миль, был теоретически возможен, но люди производить его еще не умели. Для вящей безопасности «Лланвабону» следовало отойти.

Однако Томми Дорт почувствовал себя очень одиноким. Он мчался к крошечному черному пятнышку, которое висело в невероятно яркой пустоте. «Лланвабон» исчез. Его полированный корпус сливался с сияющей дымкой где-то сравнительно недалеко. Чужой корабль тоже нельзя было увидеть невооруженным глазом. Томми плыл сквозь пустоту, в четырех тысячах световых миль от дома, направляясь к крошечному черному пятнышку, которое было единственным твердым предметом в пределах видимости.

Это был слегка сплюснутый шар, не более шести футов в диаметре. Он качнулся, когда Томми коснулся его ногами. Небольшие щупальца или скорее усики торчали из него во все стороны. Они были похожи на детонационные усики подводных мин, но на конце каждого сверкало по кристаллу.

— Я прибыл, — сказал Томми в свой шлемофон.

Он схватился за усик и подтянулся к шару. Тот был весь металлический, совершенно черный. Разумеется, Томми не мог почувствовать, каков он на ощупь, сквозь свои космические перчатки и внимательно осматривал шар вновь и вновь, пытаясь выяснить его назначение.

— Гиблое дело, сэр, — сказал он наконец. — Могу доложить только о том, что мы уже видели с корабля.

Затем он почувствовал сквозь костюм вибрацию. Она сопровождалась лязганьем. Часть круглого корпуса откинулась. Томми подобрался поближе и заглянул внутрь, надеясь первым среди людей увидеть первое цивилизованное существо неземного происхождения.

Но он увидел лишь какую-то плоскую панель, на которой вспыхивали тусклые красные огоньки, ничего не говорившие ему. В его шлемофоне послышалось чье-то испуганное восклицание, а потом голос капитана:

— Превосходно, мистер Дорт. Установите свой телепередатчик так, чтобы была видна панель. Они оставили робот с инфракрасным экраном для того, чтобы вступить с нами в связь. Не хотят рисковать никем из своей команды. Если бы мы решились на что-либо враждебное, то пострадал бы только механизм. Наверно, они думали, что мы возьмем эту штуку на борт корабля… но там, возможно, бомба, которую взорвут, когда они подготовятся к полету на родную планету. Я пошлю экран для того, чтобы установить его перед их телепередатчиком. А вы возвращайтесь на корабль.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Томми. — Но в каком направлении корабль, сэр?

Звезд не было. Туманность скрыла их из виду. С робота видна была только двойная звезда в центре туманности. Томми больше не мог ориентироваться. У него был всего один ориентир.

— Двигайтесь в сторону, противоположную двойной звезде, — приказал голос в шлемофоне. — Мы подберем вас.

Немного погодя Томми пронесся мимо еще одной одинокой фигуры — это был человек, посланный установить экран на чужом шаре. На обоих кораблях решили не подвергать своих ни малейшему риску и вести переговоры через небольшой круглый робот. Их раздельные телевизионные системы давали возможность обмениваться той информацией, которую они могли позволить себе сообщить. В то же время велись споры о самом практичном способе обеспечения безопасности собственной цивилизации при этом первом контакте. В сущности, самым практичным способом было бы мгновенное уничтожение другого корабля… в контратаке.

II

Отныне «Лланвабон» стал кораблем, который выполнял одновременно две задачи, не связанные друг с другом. Он прибыл с Земли, чтобы с близкого расстояния изучить меньшую часть двойной звезды в центре туманности. Сама туманность появилась в результате самого гигантского взрыва из всех известных человечеству. Взрыв произошел где-то году в 2946-м до нашей эры, еще до того, как возникли первые (теперь давно исчезнувшие) семь городов Эллады. Свет этого взрыва достиг Земли в 1054 году нашей эры и был в должное время отмечен в церковных анналах, а также в более надежных источниках — записях китайских придворных астрономов. Яркость взорвавшейся звезды была такова, что ее видели средь бела дня двадцать три дня подряд. Находясь в четырех тысячах световых лет от Земли, она была ярче Венеры.

Исходя из этих данных, девятьсот лет спустя астрономы смогли высчитать силу взрыва. Вещество, выброшенное из центра взрыва, разлеталось со скоростью два миллиона триста тысяч миль в час; более чем тридцать восемь тысяч миль в минуту; свыше шестисот тридцати восьми миль в секунду. Когда телескопы двадцатого века нацелились на место этого громадного взрыва, осталась только двойная звезда… и туманность. Более яркая звезда из пары была почти уникальной, имея такую высокую температуру своей поверхности, что спектральный анализ оказался недейственным. Линий не было. Температура поверхности Солнца равна примерно семи тысячам градусов Цельсия выше нуля. Температура же раскаленной звезды равнялась пятистам тысячам градусов. У них с Солнцем почти одинаковая масса, а диаметром она в пять раз меньше, то есть она плотней воды в сто семьдесят три раза, свинца — в шестнадцать раз, иридия — в восемь. Это было самое тяжелое вещество из всех известных на Земле. Но даже такая плотность несравнима с плотностью карликовой белой звезды — соседа Сириуса. Белая звезда в Крабовидной туманности была неполным карликом; эта звезда находилась еще в процессе распада. Экспедиция на «Лланвабоне» была задумана ради изучения этого явления, а также исследования четырехтысячелетней колонны света. Но обнаружение чужого космического корабля, прибывшего сюда, очевидно, с той же целью, отодвинуло на второй план первоначальные задачи экспедиции.

Небольшой круглый робот дрейфовал в разреженном газе. Вся штатная команда «Лланвабона» стояла на своих постах, напряженно следя за развитием событий. Исследовательская группа разделилась. Одна часть ее неохотно продолжала те исследования, ради которых прибыл сюда «Лланвабон». Другие занялись проблемой встреченного космического корабля.

Он был продуктом культуры, способной совершать космические путешествия в межзвездном масштабе. Взрыв, происшедший каких-то пять тысяч лет тому назад, смел, очевидно, всякий след жизни в районе туманности. Следовательно, чужаки с черного корабля прибыли из другой солнечной системы. Их путешествие, как и путешествие землян, имело, очевидно, чисто научные цели. Больше в туманности делать было нечего.

Уровень их цивилизации не ниже уровня человеческой цивилизации, а это означало, что в случае установления дружелюбных отношений у них нашлись бы знания и товары, которыми они могли бы обмениваться с людьми. Но они бы, несомненно, осознавали, что существование цивилизованного человечества угрожает их роду. Два рода могли бы стать либо друзьями, либо смертельными врагами. Каждый, даже не желая того, был страшной угрозой для другого. И спастись от опасности можно, только уничтожив угрозу.

Встреча в Крабовидной туманности заострила этот вопрос и потребовала немедленного ответа на него. Будущие отношения двух родов надо было решить тут же, на месте. Если наметились бы пути к дружбе, один из родов (обреченный, в противном случае) выжил бы, и оба получили бы громадный выигрыш. Но надо спланировать этот процесс, надо добиться доверия, исключив какой бы то ни было риск опасности предательства. Доверие следовало бы установить на основе необходимости полного недоверия. Никто не осмелится вернуться на родную планету, если другая сторона окажется способной нанести вред чужому роду. Ни одна сторона не станет рисковать, даже если это необходимо, чтобы заслужить доверие. Для обеих сторон самым безопасным было бы уничтожить другой корабль или самой подвергнуться уничтожению.

В случае войны потребовалось бы куда больше сил, чем для простого уничтожения корабля. Совершая межзвездные полеты, чужаки, очевидно, используют атомную энергию или что-то другое для движения со сверхсветовой скоростью. Кроме радиолокации, телевидения, связи на коротких волнах, у них, разумеется, есть и другие достижения. А какое у них оружие? Какова область распространения их культуры? Каковы их ресурсы? Могут ли они подружиться и торговать, или два рода настолько непохожи друг на друга, что без войны им не обойтись? Если возможен мир, то как его установить?

Людям с «Лланвабона» нужны были факты… как и команде другого корабля. А они не могли допустить ни малейшей утечки информации. Самое главное — не выдать местонахождения родной планеты. На случай войны. Именно эта информация может оказаться решающим фактором в межзвездной войне. Но и другие факты оказались бы невероятно ценными.

Вся трагедия была в том, что информации, которая привела бы к миру, не существовало. Ни один из кораблей не мог поставить существование своего рода в зависимость от собственной уверенности в чужой доброй воле и чести.

Итак, корабли придерживались чего-то вроде странного перемирия. Чужак продолжал наблюдать. То же делал и «Лланвабон». Телепередатчик с «Лланвабона» установлен против экрана чужаков. Телепередатчик чужаков нацелен на экран с «Лланвабона». Начался сеанс связи.

Дело двигалось быстро. Томми Дорт первым доложил об этом. Свою задачу в экспедиции он выполнил. Теперь ему приказано было работать над разрешением проблемы общения с чужими существами. Он пошел в капитанскую рубку вместе с судовым психологом, чтобы сообщить об успехе. Как обычно, в капитанской рубке было тихо. Красноватое освещение приборов, большие светлые экраны на стенах и потолке…

— Мы установили вполне сносную связь, сэр, — сказал психолог. У него был усталый вид. Во время экспедиции ему полагалось держать под наблюдением исследовательскую группу, анализировать ошибки, возникавшие из-за личных качеств каждого, и стараться свести эти ошибки к минимуму. Его заставили делать то, к чему он был не совсем подготовлен, и это сказалось на нем. — В общем, мы можем выразить все, что пожелаем, и понять все, что нам скажут в ответ. Но, разумеется, мы не знаем, сколько правды в их словах.

Капитан посмотрел на Томми Дорта.

— Мы наладили кое-какую аппаратуру, — сказал Томми. — Что-то вроде автоматического транслятора. Использовали телеэкраны и коротковолновую связь. Частота их передатчика модулирована — похоже на гласные и согласные в нашей речи. Ничего подобного мы прежде не знали, и наш слух не воспринимает этого, но мы разработали подобие кода, который позволяет общаться. Они посылают нам короткие модулированные волны, а мы преобразуем их в звуки. Нашу модулированную частоту они преобразуют в нечто воспринимаемое ими.

Нахмурившись, капитан сказал:

— Откуда вам это известно?

— Мы показали им свою аппаратуру, а они — свою. Каким-то образом они воспринимают нашу модулированную частоту. Мне кажется, — пояснил Томми, — никаких звуков они не издают, даже разговаривая. Они показали нам свою рубку связи, и мы наблюдали за ними во время переговоров. Мы не заметили шевеления чего-либо, соответствующего органу речи. Микрофона у них нет, они просто стоят у чего-то, напоминающего антенну приемника. Я полагаю, сэр, они пользуются ультракороткими волнами для общения между собой. Они непосредственно воспринимают радиосигналы, как мы — звуки.

Капитан смотрел на него во все глаза.

— Значит, они обладают телепатическими способностями?

— М-м-м… Да, сэр, — ответил Томми. — Но это также означает, что с их точки зрения телепатическими способностями обладаем мы. Они, очевидно, глухие. Они наверняка не представляют себе, как можно использовать звуковые колебания воздуха для общения. Они просто не используют шумов для каких бы то ни было целей.

Капитан принял эту информацию к сведению.

— Что еще?

— Мне кажется, сэр, — чуть запнувшись, ответил Томми, — дело налаживается. Мы пришли к соглашению относительно условных обозначений предметов, сэр. С помощью телеэкранов. Мы разработали систему показа взаимосвязи вещей, условились о глаголах, используя диаграммы и рисунки. У нас уже есть тысячи две слов, которые понимают обе стороны. Мы установили анализатор, чтобы выделять их коротковолновые группы, которые затем поступают в машину для раскодирования. Она же преобразует нашу речь в коротковолновые группы, которые мы посылаем в сторону чужого корабля. Если вы готовы вести переговоры с его капитаном, сэр, мы, кажется, способны обеспечить их.

— Гм… Что вы думаете об их психологии?

Этот вопрос капитан задал психологу.

— Видите ли, сэр, — с тревогой произнес психолог, — вроде бы они совершенно искренни. Но даже намеком не выдают своей тревоги. А мы знаем о ней. Они действуют так, будто просто налаживают связь для дружественных переговоров. Но есть один… э… обертон…

Психолог прекрасно разбирался в мотивах человеческих поступков, но не был подготовлен к полному анализу чужого образа мышления.

— Если вы мне позволите, сэр… — стесняясь, сказал Томми.

— Что?

— Они дышат кислородом, — продолжал Томми, — и не слишком отличаются от нас в других отношениях. Мне кажется, сэр, что мы развивались параллельно, в смысле… так сказать, основных функций организма. Я думаю, — убежденно добавил он, — любое живое существо какого бы то ни было вида должно поглощать, производить обмен веществ, выделять… Очевидно, любой развитый ум должен воспринимать, оценивать и реагировать сообразно личному характеру. Я определенно уловил иронию. Значит, у них развито чувство юмора. Короче говоря, сэр, я чувствую, что мы могли бы найти с ними общий язык.

Грузный капитан встал с кресла.

— Гм! Посмотрим, что они скажут, — задумчиво сказал он.

Он отправился в рубку связи. Телепередатчик, установленный перед экраном в роботе, был готов к включению. Капитан остановился перед экраном. Томми Дорт сел к машине и застучал по клавишам. Донесшиеся из нее совершенно невероятные звуки подхватил микрофон, передатчик смодулировал частоту, и в сторону чужого корабля через космос был отправлен сигнал. Почти тотчас на экране появилось (ретранслированное через робот) внутреннее помещение чужого корабля. Перед телепередатчиком возник один из чужаков. Он, казалось, пытливо вглядывался с экрана. Он был поразительно похож на человека, и все же это был не человек. Совершенно лысый, он производил впечатление существа откровенного, но не лишенного чувства юмора.

— Мне хотелось бы сказать, — медленно произнес капитан, — что-нибудь соответствующее этому первому контакту двух цивилизованных родов, хотя бы выразить надежду на добрые отношения между нашими народами.

Томми Дорт заколебался. Потом он пожал плечами и искусно прошелся пальцами по клавишам машины. Снова раздались странные звуки.

Капитан чужого корабля, по-видимому, получил послание. Он сделал жест, который можно было истолковать так, что он согласен, но не особенно убежден в этом. Зажужжала машина, и из нее выскочила карточка с текстом. Томми бесстрастно сказал:

— Он говорит, сэр: «Все это очень хорошо, но есть ли какой-нибудь способ отпустить друг друга по домам живыми? Я был бы рад услышать о таком способе, если вы сможете его придумать. Сейчас же, как мне кажется, один из нас должен быть уничтожен».

III

Создалось неловкое положение. Надо было ответить сразу на очень много вопросов. Но ни на один из них не мог ответить никто. А ответить требовалось на все.

«Лланвабон» мог уйти к родной планете. А если чужой корабль способен развить сверхсветовую скорость, превышающую скорость земного корабля? «Лланвабон» выдал бы местонахождение Земли и… все равно был бы вынужден сражаться. Он победил бы или проиграл. Если бы даже он победил, у чужаков могла оказаться система связи, по которой бы они доложили своей планете о направлении движения «Лланвабона» еще до начала схватки. Но в этом сражении «Лланвабон» мог проиграть. И уж если корабль обречен, то пусть его уничтожат здесь, и тогда предупрежденный и мощно вооруженный вражеский боевой флот никогда не узнает, где находится человечество.

Поэтому ни один из кораблей и не думал покидать место встречи. Возможно, на черном корабле знали курс «Лланвабона» к туманности, но это был всего лишь конец логарифмической кривой, а чужаки не могли знать ее начала. Они не смогли бы определить ту точку, где «Лланвабон» совершил поворот, сойдя с земного курса. Следовательно, в данную минуту оба корабля не имели преимуществ в этом отношении. Тем не менее, вопрос «Как быть?» по-прежнему требовал ответа.

Точного ответа не было. Чужаки меняли информацию на информацию… но та информация, которую они давали, не всегда была понятна. Люди меняли информацию на информацию… но Томми Дорт исходил кровавым потом, боясь выдать ключ к определению местонахождения Земли.

Чужаки видели в инфракрасном свете; экраны и телепередатчики в коммуникационном роботе преобразовывали оптическую частоту всякий раз таким образом, чтобы обе стороны воспринимали изображение. Чужакам не приходило в голову, что характер их зрения говорит о характере их солнца. Это красный карлик, испускающий свет большей энергии, но лежащий ниже спектра, видимого человеческим глазом. Но, как только это поняли на «Лланвабоне», стало понятно, что и чужаки способны сделать вывод о спектральном типе Солнца, зная, к какому свету привычны земляне.

Существовало устройство для записи коротковолновых сообщений, которое обычно применялось чужаками так же, как звукозапись — людьми. Землянам оно бы очень пригодилось. Чужаки тоже были поражены тайной звука. Разумеется, они были способны воспринимать шум, но только так, как воспринимает человеческая ладонь тепло инфракрасного излучения, однако они разбирались в звуковом диапазоне не лучше, чем земляне в диапазоне невидимых частот, рождающих тепло. Для чужаков человеческая наука о звуке была значительным открытием. Они бы нашли применение шумам такое… какое людям и не снилось… если бы остались живы.

Вот что было главное. Ни один из кораблей не мог уйти, не уничтожив другой. Но пока шел поток информации, ни один из кораблей не мог позволить себе уничтожить другой. Интересен был и сам фактор цвета корпусов обоих кораблей. У «Лланвабона» он блестел как зеркало. У чужого корабля корпус на свету был совершенно черный. Он превосходно поглощал тепло и с таким же успехом должен был отдавать его. Но этого не происходило. Черная оболочка не являла собой цвет «черного тела» или отсутствие цвета. Это был превосходный отражатель каких-то волн инфракрасного диапазона, и одновременно корпус светился именно в них. В сущности, он поглощал тепло более высокой частоты, превращал ее в низкую и уже не излучал — он имел нужную температуру даже в пустоте.

Томми Дорт продолжал работать над проблемой общения. Он обнаружил, что ход мысли чужаков не так уж чужд, чтобы его нельзя было понять. Обсуждение технических вопросов привело к проблеме межзвездной навигации. Для иллюстрации этого процесса необходима была звездная карта. Самым логичным было бы воспользоваться одной из карт, находившихся в штурманской рубке… но по звездной карте можно было догадаться, с какого пункта ее сняли. Для Томми специально изготовили карту с воображаемыми, но убедительно изображенными на ней звездами. С помощью машины он передал правила, как ею пользоваться. В ответ на экране появилась звездная карта чужаков. Ее мгновенно засняли, и штурманы занялись ей, пытаясь определить, с какой точки галактики под таким углом видны звезды и Млечный Путь. И пришли в недоумение.

В конце концов именно Томми понял, что чужаки тоже изготовили специальную карту для показа, и она была зеркальным отражением той фальшивой карты, которую только что продемонстрировал Томми.

Он лишь ухмыльнулся. Эти чужаки начали ему нравиться. Они не были людьми, но чувствовали смешное совсем по-человечески. Немного погодя Томми отпустил беззлобную шутку. Ее надо было закодировать, смодулировать, передать на другой корабль, и черт ее знает, осталась ли она после этого понятной. Шутка, прошедшая такую процедуру, вряд ли показалась бы смешной. Но чужаки поняли, в чем дело.

Один из чужаков, как и Томми, постоянно работал над кодированием и раскодированием сообщений. Между ними завязалось что-то вроде бессознательной дружбы. Они обсуждали вопросы кодирования, раскодирования и коротковолновой связи. Когда начались передача и прием официальных сообщений, чужак время от времени вставлял фразочки, почти жаргонные и не имевшие никакого отношения к тем техническим подробностям, которые обсуждались. Нередко они подбадривали. Без всякой причины Томми дал ему кодовую кличку «Старина», и машина всякий раз выдавала ее, когда этот самый оператор подписывался своим именем под сообщением.

На третью неделю связи машина выдала Томми такое сообщение:

«Ты хороший малый. Жаль, если бы пришлось убить друг друга. Старина».

Томми был того же мнения. Он отстукал горестный ответ:

«Мы не можем найти никакого выхода. Вы можете?»

После некоторой паузы пришло такое сообщение:

«Можем, если поверим друг другу. Нашему капитану хотелось бы. Но мы не можем поверить вам, вы не можете поверить нам. Мы сопровождали бы вас до вашей планеты, если бы имели возможность, а вы нас — до нашей. Но нас это приводит в отчаяние. Старина».

Томми Дорт передал оба послания капитану.

— Посмотрите, сэр! — настойчиво сказал он. — Это же почти люди, они хорошие ребята.

Капитан был занят важным делом — он предвидел новые трудности и заранее пытался найти выход из них. Он устало сказал:

— Они дышат кислородом. В их воздухе двадцать восемь процентов кислорода, а не двадцать, но на Земле они будут чувствовать себя хорошо. Завоевание ее было бы для них крайне желательным. А мы до сих пор не знаем, какое оружие у них есть, или какое они могут создать. Уж не скажете ли вы им, как найти Землю?

— Нет, нет! — тоскливо сказал Томми.

— Они, наверно, испытывают те же чувства, — сухо продолжал капитан. — И если даже наш контакт будет дружественным, надолго ли сохранятся дружеские отношения? Если их оружие будет уступать нашему, ради собственной безопасности они будут думать, как его усовершенствовать. И мы, зная, что они собираются взбунтоваться, постараемся сокрушить их, пока будет такая возможность… ради собственной безопасности! Если бы все произошло наоборот, они бы смяли нас прежде, чем мы догнали бы их.

Томми молчал, беспокойно переступая с ноги на ногу.

— Если мы уничтожим этот черный корабль и уйдем домой, — сказал капитан, — правительство Земли будет недовольно тем, что мы не узнали, откуда он. Но что мы можем поделать? В лучшем случае мы выберемся из этой переделки живыми. От этих существ получить информации больше, чем даем им ее мы, невозможно, и, уж, разумеется, мы не дадим им своего адреса. Мы встретились с ними случайно. Возможно… если мы уничтожим этот корабль, нового контакта не случится и через тысячи лет. А жаль, торговля может принести громадную пользу! Но для того чтобы заключить мир, нужны две стороны, а мы не можем пойти на риск и довериться им. Ответ один — уничтожить их, если сможем, но, если они нас уничтожат, надо быть уверенными, что они не обнаружат ничего такого, что привело бы их к Земле. Такое положение мне не нравится, — устало добавил капитан, — но нам просто не дано ничего другого.

IV

На «Лланвабоне» инженеры лихорадочно работали, разделившись на две группы. Одна готовилась к победе, другая — к поражению. У трудившихся на победу выбор был небольшой. Главные бластеры были единственным стоящим оружием. Установки осторожно перемонтировали так, что они могли вести огонь не только прямо по курсу корабля при горизонтальной наводке в пять градусов. Электронные устройства, соединенные с радиолокатором, с абсолютной точностью наводили их на любую заданную цель, независимо от ее маневрирования. Более того, не прославившийся еще гений из машинного отделения изобрел систему накопления энергии, при помощи которой все, что давали судовые двигатели на выходе при нормальной работе на полную мощность, какое-то мгновенье аккумулировалось, а потом повышенная мощность подавалась толчками на бластеры. Теоретически дальнобойность бластеров увеличилась в несколько раз, а разрушительная мощь значительно повысилась. Однако на большее рассчитывать не приходилось.

Группа, созданная на случай поражения, имела в запасе больше времени. Звездные карты, навигационные инструменты, регистрирующие данные, серия фотографий, которые делал Томми Дорт на протяжении шести месяцев путешествия с Земли, и любой другой документ, способный дать ключ к определению местонахождения Земли, — все было подготовлено к уничтожению. Они были сложены в запечатанные контейнеры, и, если бы кто-нибудь вскрыл их, не зная точно сложного процесса вскрывания, содержимое контейнеров вспыхнуло бы и превратилось в пепел, а пепел перемешался бы так, что не оставалось никакой надежды на реставрацию. Разумеется, если бы «Лланвабон» победил, сохранялась возможность вскрытия тщательно замаскированным способом.

На корпусе корабля повсюду были размещены атомные бомбы. Если команду убьют, не полностью уничтожив корабль, то при попытке чужого корабля пристать к «Лланвабону» они взорвутся. На борту не было готовых атомных бомб, но были устройства, работавшие на атомной энергии. Оказалось, нетрудно переконструировать источники атомной энергии так, чтобы они вместо постепенной отдачи этой энергии взорвались бы. А четыре члена команды земного корабля не снимали ни космических скафандров, ни шлемов, готовые сражаться, если борт корабля будет проломлен во многих местах в результате внезапного нападения.

Такое нападение, однако, не было бы предательским. Капитан чужого корабля высказался откровенно. Всем своим поведением он как бы с отвращением признавал бесполезность лжи. Капитан и вся команда «Лланвабона», в свою очередь, постепенно признали достоинство откровенности. Каждый утверждал (возможно, искренне), что желает дружбы между двумя родами. Но ни один не мог поверить в то, что другой не сделает всего возможного, чтобы найти тщательно скрываемый путь к родной планете. И ни один не мог отмести мысль, что другой способен сесть ему на хвост и разведать дорогу. Поскольку каждый считал своим долгом выполнить эту (неприемлемую для другого) задачу, никто не мог, доверившись другому, пойти на риск возможного уничтожения своего народа. Они должны сразиться, потому что ничего другого не остается.

Они могли бы повышать свои ставки перед сражением путем обмена информацией. Но блефовать бесконечно было бы невозможно. К тому же они все равно не обменивались сведениями об оружии, населении и ресурсах. Даже о расстоянии до родных планет от Крабовидной туманности не могло быть и речи. На всякий случай они обменивались информацией, хотя знали, что драка не на живот, а на смерть неминуема, и каждый стремился показать собственную цивилизацию достаточно могучей, чтобы заставить другого отказаться от всякой мысли о возможном покорении ее… и тем самым они преувеличивали опасность, делая сражение неотвратимым.

Любопытно, как существа, совершенно чуждые друг другу, рассуждают все-таки одинаково. Томми, проливая пот у машины над кодированием и раскодированием сообщений, лично для себя отметил это сходство по первой же все увеличивавшейся кипе карточек с высокопарно изложенным текстом. Он видел чужаков лишь на экране и в свете, который, по крайней мере, на целую октаву отличался от света, привычного для их зрения. В свою очередь, он казался им очень странным в передаваемом освещении, которое для них, с человеческой точки зрения, считалось ультрафиолетовым. Но мозги у них работали одинаково. Это поразительное сходство вызывало у Томми подлинную симпатию, и даже нечто вроде дружеского чувства к дышащим жабрами, лысым и сдержанно ироничным существам с черного космического корабля.

Это мыслительное подобие толкнуло его на составление (хотя и безнадежное) чего-то вроде графика очередности проблем, стоящих перед обеими сторонами. Он не верил, что и чужаки испытывают инстинктивное стремление уничтожить людей. В сущности, изучение сообщений чужаков вызвало на «Лланвабоне» чувство терпимости, не отличающееся от чувства, испытываемого враждебными сторонами на Земле при заключении перемирия. Люди не испытывали враждебности, и, наверное, то же самое было с чужаками. Но необходимость убить или быть убитыми имела чисто логические причины.

График Томми был своеобразным. Он составил список целей, которые следовало бы попытаться осуществить людям, в порядке их важности. Во-первых, надо доставить на Землю сообщение о существовании других разумных существ. Во-вторых, надо определить местонахождение чужой цивилизации в Галактике. В-третьих, надо привезти на Землю как можно больше сведений об этой цивилизации. Над третьим пунктом работали, но второй, скорее всего, был невыполним. Первый же (да и все остальное) зависел от результата схватки, которая еще предстояла.

Цели у чужаков были, наверно, те же самые, и поэтому людям, во-первых, надо, чтобы чужаки не доставили весть о существовании земной цивилизации на родную планету, чтобы они, во-вторых, не обнаружили местонахождения Земли, и, в-третьих, нельзя дать возможность чужакам получить такую информацию, которая помогла бы им или натолкнула на мысль о нападении на человечество. И опять же третье осуществлялось, второго остерегались, а первое решилось бы в ходе битвы.

Не было никакой возможности уйти от мрачной необходимости уничтожить черный корабль. Чужаки, очевидно, видят решение своих проблем только в уничтожении «Лланвабона». Но, уныло продумывая свой список, Томми Дорт понимал, что даже полная победа не была бы лучшим выходом из положения. Предел мечтаний — захватить чужой корабль для обследования. Третья цель тогда была бы достигнута наилучшим образом. Томми чувствовал, что ему отвратительна сама мысль о такой полной победе, даже если бы она могла быть одержана. Его возмущала мысль об убийстве существ, которые не являются людьми, но понимают человеческие шутки. И, помимо всего прочего, он не мог примириться с мыслью, что Земле придется создавать флот боевых кораблей ради уничтожения чужой цивилизации, так как ее существование опасно. Чисто случайная встреча между народами, которые могли бы полюбить друг друга, создала положение, имеющее один конец — возможность полного взаимоуничтожения.

Томми Дорт ломал голову, пытаясь найти выход из этого положения. Ведь должен же быть какой-нибудь выход! Слишком много поставлено на карту! Да и абсурдно это — битва двух космических кораблей. Ни один из них не создавался специально для боевых действий. И вот выживший принесет на родину весть, которая положит начало бешеной подготовке к войне с другой ничего не ведающей стороной.

Если бы можно было хоть предупредить оба рода, и если бы каждый знал, что другой не хочет воевать, и если бы они могли поддерживать связь друг с другом, но не определять местонахождения планет, пока не получат должных оснований для взаимного доверия…

Это невозможно. Это химера. Это фантастика. Это чепуха. Но это была настолько соблазнительная чепуха, что Томми Дорт в отчаянии закодировал ее для своего дышавшего жабрами дружка Старины, которого отделяли от него несколько сот тысяч миль светящейся дымки туманности.

"Конечно, — ответил Старина в послании, раскодированном машиной. — Мечта прекрасная. Ты мне нравишься, но я все еще не верю тебе… Если бы я сказал то же самое первый, то понравился бы тебе, но ты бы не верил мне тоже. В моих словах больше правды, чем в тебе веры, и, возможно, в твоих словах больше правды, чем веры во мне. Но выхода нет. Сожалею ".

Томми Дорт мрачно смотрел на послание. Страшное чувство ответственности навалилось на него. На всю команду «Лланвабона». Если они потерпят неудачу в этой встрече, над человеческим родом нависнет угроза уничтожения в будущем. Если победят они, уничтожение, наверно, будет грозить роду чужаков. Миллионы, миллиарды жизней зависят от действий нескольких человек.

И тут Томми Дорт нашел выход из положения.

Поразительно простой. Только бы удалось его осуществить. В худшем случае это была бы частичная победа человечества и «Лланвабона». Томми сидел совершенно неподвижно, боясь малейшим движением отвлечься от обдумывания мелькнувшей мысли. Он возвращался к ней вновь и вновь, взволнованно споря сам с собой, устраняя противоречия. Да, это выход из положения! Он был уверен в этом.

У него едва ли не кружилась голова от облегчения, когда он вошел в капитанскую рубку и попросил капитана выслушать его.

Среди других обязанностей капитана была обязанность предвидеть трудности. Но теперь капитану «Лланвабона» хватало их и без предвидения. За три недели и четыре дня, прошедших со времени первого контакта с чужим черным кораблем, лицо капитана покрылось морщинами, постарело. Он беспокоился не об одном «Лланвабоне». Он беспокоился за все человечество.

— Сэр, — сказал Томми Дорт, у него пересохло во рту от чрезмерного волнения, — разрешите мне предложить способ нападения на черный корабль. Я сделаю это сам, и, если ничего не выйдет, наш корабль не пострадает.

Капитан смотрел на него невидящими глазами.

— Тактика разработана, мистер Дорт, — медленно произнес он. — Дело идет к концу, корабль к бою готов. Это страшная игра, но выиграть ее надо.

— Мне кажется, — тщательно выбирая слова, возразил Томми, — я нашел способ, как выйти из этой игры. Предположите, сэр, что мы посылаем сообщение тому кораблю с предложением…

Его голос раздавался особенно отчетливо в совершенно тихой капитанской рубке, где экраны показывали только необъятный туман за бортом и две неистово сверкавших звезды в сердце туманности.

V

Сам капитан вышел вместе с Томми через люк в космос. Во-первых, дело, которое предложил Томми, требовало его авторитетного присутствия. И, во-вторых, капитан переживал все более сильно, чем кто-либо на «Лланвабоне», и устал от этого. Отправляясь с Томми, он сделал бы дело сам, а при провале первый бы погиб (действия корабля были уже запрограммированы, данные введены в командную машину). Если бы Томми с капитаном погибли, одно нажатие кнопки бросило бы «Лланвабон» в самую яростную атаку, которая завершилась бы полным уничтожением либо одного из кораблей, либо обоих. Так что капитан не дезертировал со своего поста.

Люк широко распахнулся. В него была видна сияющая пустота туманности. В двадцати милях от корабля в космосе небольшой круглый робот дрейфовал по немыслимой орбите возле двух центральных солнц, постепенно приближаясь к ним. Но, разумеется, он никогда бы не достиг ни одного из них. Одна белая звезда была настолько горячее земного Солнца, что тут до земной температуры нагревался бы предмет, отстоящий от Солнца, раз в пять дальше Нептуна. Даже на таком удалении, как у Плутона, маленький робот стал бы вишнево-красным от жара сверкающего карлика. Ну а на те примерно девяносто миллионов миль, которые разделяют Солнце и Землю, здесь приблизиться к звезде было бы невозможно. В такой близости металл расплавился бы, закипел и испарился. Но в половине светового года от звезды робот-шарик лишь покачивался в пустоте.

Две фигуры в космических скафандрах покинули «Лланвабон» и помчались. Небольшие атомные двигатели, превращавшие скафандры в самостоятельные космические кораблики, были хитро переделаны, но перемена не отражалась на их основной функции. Они направились к роботу связи. Уже в космосе капитан сказал хриплым голосом:

— Мистер Дорт, всю свою жизнь я мечтал о приключениях. Теперь я впервые взялся за осуществление своей мечты и пошел на авантюру.

Услышав голос капитана в шлемофоне, Томми облизал губы и заметил:

— Мне это не кажется авантюрой, сэр. Мне ужасно хочется, чтобы замысел удался. Я думаю, авантюра — это когда на все наплевать.

— Э нет, — возразил капитан. — Авантюра — это когда бросаешь свою жизнь на чашу весов случая и ждешь, что стрелка вот-вот остановится.

Они достигли круглого предмета и ухватились за усики, которые были объективами телепередатчиков.

— Умницы эти существа, — задумчиво сказал капитан. — Видно, им отчаянно хотелось увидеть не только рубку связи нашего корабля, прежде чем согласиться на этот обмен визитами перед сражением.

— Да, сэр, — откликнулся Томми. Но в глубине души он подозревал, что Старине, его дышащему жабрами другу, хотелось бы увидеть его во плоти до того, как один из них или оба они погибнут. И еще ему показалось, что в отношениях между двумя кораблями возникла странная традиция, напоминающая этикет, которым руководствовались два древних рыцаря перед турниром, — они, бывало, восхищались соперником от всего сердца, прежде чем обрушиться друг на друга со всем своим арсеналом. Капитан и Томми подождали.

Из дымки показались две другие фигуры. Космические скафандры чужаков тоже были с двигателями. Сами чужаки были меньше ростом, чем люди, и лицевую сторону их шлемов прикрывали фильтры против видимых и ультрафиолетовых лучей, которые для них были смертельны. Удалось разглядеть лишь очертания их голов в шлемах.

Томми услышал в своем шлемофоне, как передали капитану:

— Они говорят, что их корабль ждет вас, сэр. Люк будет открыт.

Послышался голос капитана:

— Мистер Дорт, вы видели их скафандры прежде? Если видели, то уверены ли вы, что у них нет с собой ничего, бомб, например?

— Да, сэр, — сказал Томми, — мы показывали друг другу наше космическое снаряжение. На виду у них нет ничего необычного.

Капитан помахал двум чужакам. Потом вместе с Томми капитан направился к черному кораблю. Они не могли разглядеть корабль невооруженным глазом, но из рубки связи «Лланвабона» следили за их курсом.

Показалась громада черного корабля. В длину он был не меньше «Лланвабона», но гораздо толще. Оба человека влетели в открытый люк и встали на магнитные подошвы. Люк закрылся. Хлынул воздух, и одновременно они почувствовали искусственное тяготение. Затем внутренняя дверь камеры открылась…

Было темно. Томми включил фонарь на шлеме в тот же самый момент, что и капитан. Поскольку чужаки видели в инфракрасном свете, белый свет был для них невыносим. Поэтому фонари на шлемах излучали темно-красный свет, которым обычно освещались панели управления, дабы глаза могли разглядеть малейшее белое пятнышко, появившееся хотя бы на мгновенье на навигационном экране. Чужаки встретили людей. Они щурились от яркости фонарей на шлемах. В шлемофоне у Томми послышался голос:

— Они говорят, сэр, что их капитан ожидает вас.

Томми с капитаном находились в длинном коридоре с мягким полом. В свете фонарей все вокруг выглядело совершенно экзотичным.

— Кажется, я могу раскрыть шлем, сэр, — сказал Томми.

И раскрыл. Воздух был хороший. Анализатор показывал, что в нем тридцать процентов кислорода, а не двадцать, как в нормальном воздухе Земли, но давление было ниже. Люди чувствовали себя неплохо. Искусственная гравитация тоже была меньше той, которая поддерживалась на «Лланвабоне». Родная планета чужаков, очевидно, меньше Земли и (судя по интенсивности инфракрасного света) обращалась близко к почти остывшему, тускло-красному солнцу. В воздухе чем-то пахло. Запахи были совершенно непривычные, но не неприятные.

Арочный вход. Аппарель, застланная таким же мягким материалом. Лампы, горевшие мрачноватым тускло-красным светом. Чужаки из учтивости сами подготовили такое освещение. Свет, очевидно, резал им глаза, но этот знак внимания еще больше разжег стремление Томми осуществить свой замысел.

Капитан чужого корабля встретил их жестом, который, как показалось Томми, выражал недоверие, смешанное с иронией. В шлемофоне послышалось:

— Он говорит, сэр, что с удовольствием приветствует вас, но он мог придумать только один способ решения проблемы встречи двух наших кораблей.

— Подразумевается битва, — сказал капитан. — Скажите ему, что я прибыл, чтобы предложить альтернативу.

Оба капитана стояли лицом к лицу, но говорить непосредственно друг с другом не могли. Чужаки не пользовались звуковой речью. В сущности, они разговаривали на ультракоротких волнах и как бы телепатически. Но они не слышали, в привычном значении этого слова, так что речь капитана и Томми, с их точки зрения, тоже была как бы телепатической. Когда капитан говорил, его слова слышали на «Лланвабоне», где их кодировали, и посылали коротковолновые эквиваленты слов обратно на черный корабль. Ответ капитана чужого корабля тоже поступал на «Лланвабон» для раскодирования и передавался в шлемофоны, считываемый с карточки. Процесс был громоздкий, но действенный.

Низкорослый и коренастый капитан чужого корабля высказался не сразу. В шлемофонах послышался перевод его беззвучного ответа:

— Он с нетерпением слушает, сэр.

Капитан снял свой шлем и, положив руки на пояс, стал в воинственную позу.

— Послушайте! — сказал он агрессивным тоном странному лысому существу, стоявшему перед ним в неземном красном свете. — Похоже, нам придется сражаться, и кто-то из нас погибнет. Мы готовы к этому, если уж на то пошло. Но если вы победите, мы все равно сделали все так, чтобы вы не узнали, где Земля, а справиться с нами будет нелегко! Если победим мы, то столкнемся с той же проблемой. После нашей победы и возвращения домой наше правительство построит флот и станет разыскивать вашу планету. И если мы ее найдем, то уж разнести ее на куски не составит труда! Если победите вы, то же самое случится с нами! Все это глупость! Мы торчим здесь целый месяц, мы обменивались информацией, и у нас нет ненависти друг к другу. Причин сражаться у нас нет, разве что ради своих народов!

Хмурый капитан перевел дух. Томми Дорт бессознательно положил руки на пояс своего скафандра. Он ждал, страстно желая, чтобы замысел удался.

— Он говорит, сэр, — послышалось в шлемофоне, — что все сказанное вами правда. Но свой народ надо защитить…

— Конечно! — сердито сказал капитан. — Но благоразумие требует продумать эту защиту! Неблагоразумно ставить будущее в зависимость от воли случая во время битвы. Надо предупредить наши народы о существовании друг друга. В этом все дело. Но каждый должен иметь доказательство, что другой не хочет сражаться, а желает установления дружеских отношений. И не надо давать возможность разыскать друг друга. Мы должны поддерживать связь, чтобы разработать основу для взаимного доверия. Если наши правительства примут глупые решения, пусть их! Но мы должны дать им возможность подружиться, а не затеять из-за взаимного страха космическую войну!

В шлемофоне послышалось краткое изложение ответа:

— Он говорит, что все дело в доверии. Раз на карту поставлено существование его рода, он, как и вы, не может рисковать, лишаясь какого бы то ни было преимущества.

— Но мой народ, — гремел капитан, уставясь на чужака, — мой народ теперь это преимущество имеет. Мы прибыли на ваш корабль в скафандрах с атомными двигателями! И мы заранее переделали эти двигатели! Мы можем заставить взорваться десять фунтов топлива вот здесь, на вашем корабле. Дистанционное управление взрывом осуществляется и с нашего корабля. И было бы удивительно, если бы весь ваш запас топлива не взорвался вместе с нами! Другими словами, если у вас не хватит здравого смысла принять мое предложение, мы с Дортом произведем атомный взрыв и повредим, а то и уничтожим ваш корабль. Да и «Лланвабон» всей своей мощью обрушится на вас в ту же секунду, когда произойдет взрыв!

Непривычно было все в этой капитанской рубке чужого корабля, с ее тускло-красным освещением, со странными лысыми, дышащими жабрами чужаками, которые смотрели на капитана и ждали беззвучного перевода страстной речи, которую они не могли услышать. И вдруг возникла какая-то напряженность. Ощущение острой, дикой неловкости. Капитан чужого корабля взмахнул рукой. В шлеме послышалось:

— Он спрашивает, сэр, что это за предложение?

— Поменяться кораблями! — воскликнул капитан. — Поменяться кораблями и отправиться по домам! Мы можем перемонтировать наши приборы таким образом, что будет исключена возможность выслеживания; он может сделать то же самое со своими приборами. Каждая из сторон возьмет с собой свои звездные карты и записи. Каждый из нас демонтирует оружие. Воздух обоих кораблей годен для дыхания, так что поменяемся, и никто из нас не сможет нанести вред другому или выследить его. Так каждый доставит домой больше информации, чем каким бы то ни было другим способом! Мы можем договориться о встрече в этой самой Крабовидной туманности, когда двойная звезда сделает полный оборот. И если наш народ захочет встретиться с ними, мы прибудем сюда. То же пусть сделают и они, если не испугаются! Это и есть мое предложение! И пусть он принимает его, не то мы с Дортом взорвем их корабль, а «Лланвабон» добьет остатки!

Он смотрел на застывших коренастых чужаков, ожидая, когда им переведут сказанное. Он понял, что смысл его слов дошел до них, потому что напряженность исчезла. Чужаки зашевелились. Они жестикулировали. Один из них делал какие-то конвульсивные движения. Он лег на мягкий пол и колотил его ногами. Другие прислонились к стенам и тряслись.

Прежде тон голоса, слышавшегося в шлемофоне, был профессионально бесстрастен и тверд, теперь же в нем чувствовалась полная растерянность.

«Он говорит, сэр, что это превосходная шутка. Два члена их команды, посланные к нам и встретившиеся вам по пути, тоже принесли в своих скафандрах атомную взрывчатку, сэр. Он собирался сделать то же самое предложение и подкрепить его угрозой! Разумеется, он согласен, сэр. Наш корабль ему нужнее своего, а его корабль нужнее нам, чем „Лланвабон“. Кажется, сэр, сделка заключена».

И тут только до Томми Дорта дошло, что это были за конвульсивные движения, которые делали чужаки. Они хохотали.

Все было не так просто, как обрисовал это капитан. На самом деле осуществление предложения требовало преодоления значительных трудностей. За три дня команды обоих кораблей перемешались. Чужаки изучали принцип действия двигателей «Лланвабона». Люди учились управлять черным кораблем. Это была превосходная шутка… только совсем непохожая на шутку. На черном корабле находились люди, а на «Лланвабоне»— чужаки, готовые в одно мгновенье взорваться вместе с кораблями при первом же сигнале тревоги. И они сделали бы это в случае необходимости, но по этой самой причине необходимости не возникало. Лучшего соглашения и придумать было невозможно — обе экспедиции возвращались на родные планеты и в одиночку.

Впрочем, разногласия были. Возник спор относительно изъятия записей. В большинстве случаев спор разрешался уничтожением записей. Вызвали беспокойство книги «Лланвабона» и чужой эквивалент судовой библиотеки, в которой было что-то вроде земных романов. Но эти предметы оказались бы ценными, если бы завязалась дружба, — при таком культурном обмене становился ясным образ мыслей обыкновенных граждан и отсутствовала пропаганда.

Но нервная напряженность не спадала все три дня. Чужаки выгружали и осматривали продукты питания, предназначенные для людей, которые полетят на черном корабле. Люди переправляли продукты питания, которые необходимы чужакам, возвращающимся домой. Дел было бесконечно много, начиная от обмена осветительным оборудованием, приспособленным к зрению каждой команды, и кончая последней проверкой всех систем. Совместная контрольная группа удостоверилась, что все приборы слежения уничтожены, а не изъяты, — теперь их нельзя было протащить на другой корабль и пустить в ход. И уж, разумеется, обе стороны постарались, чтобы на их кораблях не осталось никакого оружия. Любопытно, что обе команды оказались подготовленными лучшим образом к тому, чтобы не допустить какого бы то ни было нарушения договоренности.

Последние переговоры перед расставанием велись в рубке связи «Лланвабона».

— Скажите этому коротышке, — пророкотал бывший капитан «Лланвабона», — что он получает хороший корабль, и пусть обращается с ним как следует.

На карточке появился ответ капитана-чужака.

— Я считаю, что ваш новый корабль не хуже. Надеюсь встретиться с вами здесь, когда двойная звезда сделает один оборот.

Последний человек покинул «Лланвабон». Корабль исчез в тумане прежде, чем люди вернулись на черный корабль. Экраны этого судна были приспособлены для человеческого зрения, и люди ревниво следили за своим бывшим кораблем, а их новое судно взяло сперва бессмысленный, уклончивый курс на отдаленную часть туманности. Оно оказалось в пустотной впадине, ведущей к звездам. Потом оно быстро вышло в открытый космос. На мгновение комок подкатил к горлу, как бывало всегда, когда корабль набирал сверхсветовую скорость, и черное судно понеслось в пустоте.

Много дней спустя капитан увидел, как Томми Дорт вглядывается в один из тех странных предметов, которые заменяли чужакам книги. Приятно было поломать над ними голову. Капитан остался доволен собой. Инженеры бывшей команды «Лланвабона» нашли нужные им сведения о корабле почти тотчас. Несомненно, что чужаки получили такое же удовольствие от своих открытий на «Лланвабоне». Но и черный корабль превосходен… Найденный выход из положения со всех точек зрения был предпочтительнее даже боя, в котором бы земляне одержали полную победу.

— Гм, мистер Дорт, — серьезно произнес капитан. — У вас нет больше аппаратуры, чтобы сделать новые снимки на обратном пути. Она осталась на «Лланвабоне». Но, к счастью, ваши снимки, сделанные на пути к туманности, сохранились, и я дам самую высокую оценку в своем докладе о вашем предложении, а также вашей помощи в деле осуществления целей экспедиции. Я самого высокого мнения о вас, сэр.

— Спасибо, сэр, — сказал Томми Дорт.

Он ждал, что еще скажет откашливавшийся капитан.

— Вы… кха… первый поняли большое сходство умственных процессов чужих и наших, — заметил капитан. — Что вы думаете о перспективах дружественного соглашения, если мы пойдем на встречу с чужаками в туманности, как было согласовано?

— О, мы прекрасно поладим, сэр, — сказал Томми. — Начало дружбе положено хорошее. Наконец, раз у них инфракрасное зрение, планеты, которые они захотели бы освоить, нам бы не подошли. Нет причины, почему бы нам не поладить. Психология у нас почти одинаковая.

— Гм… Что вы хотите этим сказать? — спросил капитан.

— Ведь они совсем похожи на нас, сэр! — сказал Томми. — Разумеется, они дышат сквозь жабры и видят в тепловой частоте, у них кровь на медной основе, а не на железной, и прочие мелкие отличия. И все же мы очень похожи! В команде у них были только мужчины, сэр, но вообще-то у чужаков есть оба пола, как и у нас, у них есть семья и… чувство юмора… В сущности…

Томми заколебался.

— Продолжайте, сэр, — сказал капитан.

— Ну… там был один, которого я называл Стариной, сэр, потому что его имя никак нельзя было передать звуковыми колебаниями, — объяснял Томми. — Мы с ним хорошо поладили. Я бы даже назвал его своим другом, сэр. И мы провели вместе часа два перед отлетом. Делать нам было нечего. И тогда я убедился, что люди и чужаки вполне способны стать добрыми друзьями, если представится хоть какая-нибудь возможность. Видите ли, сэр, мы провели эти два часа, рассказывая друг другу… нескромные анекдоты.