В то время суда-барки, прибывшие в Петербург по Вышневолоцкому каналу из Рыбинска, Гжатска, Твери и других городов, обратно не возвращались из-за опасных боровических и волховских порогов. Их разгружали и тут же продавали на слом, на дрова. Государство несло большие убытки в связи с большим расходом строевого леса на такие суда и было заинтересовано в изменении подобной практики. Восемь лет "усердствовал" изобретатель убедить купцов и судовладельцев воспользоваться его водоходной машиной для удешевления возврата судов и продления их жизни. Страх перед опасными порогами оказался сильнее. В 1791 году Кулибин поехал в Нижний Новгород и предпринял первую попытку внедрить свою водоходную машину в волжское судоходство. С тех пор эта мысль уже не оставляла его.
      Наряду с этим "главным делом своей жизни" Кулибин проектировал мельницы без плотин, создал оптический телеграф, автоматическую сеялку, самокатку, подъемное кресло, совершенствовал отливку зеркал, спуск кораблей на воду и многое другое.
      Последняя запись в тетради была посвящена офицеру Сергею Непейцыну, потерявшему ногу при штурме Очакова. Кулибин изобрел для него механический протез вместо обычной деревяшки. "На первый случай он с тростью пошел, садился и вставал, не прикасаясь до нее руками и без всякой посторонней помощи, а напоследок, я слышал от верных людей, что он, живучи в своей деревне, привык ходить смело и без трости, обувался еще здесь в шелковые чулки, башмаки и сапоги, ибо для приделанной ноги плюсна получилась разгибная, подобно натуральной".
      4
      Между тем уже смеркалось, и я с трудом дочитал последние строчки. Я закрыл тетрадь и спрятал ее за пазуху. До чего же несовершенен мир, ежели человеку, талантом которого восхищаются лучшие ученые мира, пытаются поселить в дом нечистую силу, чтобы ошельмовать его! И тем не менее это так. И я здесь для того, чтобы не допустить такой несправедливости.
      Однако пора было занимать наблюдательный пост. Я внимательно осмотрел кроны растущих рядом с беседкой деревьев. Облюбовал укромное убежище в самой гуще одной из лип. Не без труда вскарабкался туда и оседлал развилку. Весь дом отсюда был как на ладони. К тому же, чтобы не затекало тело, я мог менять его положение.
      Теперь, не отрывая глаз от дома, можно было подумать о прочитанном и услышанном о Кулибине.
      Когда-то матушка рассказывала мне о мальчике, который предпочел стать искусным мастером, а не богатым купцом. Шесть долгих лет хранил я память о нем в укромном уголке сердца, старался, так же как и он, чтить красоту, добро и справедливость. Волею судьбы неделю назад тот сказочный мальчик стал для меня живым человеком. Оказалось, что его ненавидят мои враги, уважают и ждут от него помощи мои друзья. И вот наконец я узнал его совсем близко. Нет, вовсе не девица-краса сделала его знаменитым, известным на весь мир художником механических дел.
      Упорным трудом он добился поразительных успехов, признания известных ученых. С юных лет любимое дело поглощало его всего, без остатка. И в отличие от князя Извольского, Осетрова и других богатых купцов, главным для него была не личная выгода, а общественная польза.
      Мои размышления прервали какие-то странные звуки. Шелест ветра в густой листве, писк летучих мышей и уханье совы, охотившейся на них, не мешали мне и воспринимались моим подсознанием как обычная ночная жизнь. Новые звуки были явно посторонними.
      Я наклонился вперед, прижался грудью к ветке и стал напряженно всматриваться в темноту. Внезапно у высокого крыльца кулибинского дома возникли две темные фигуры в одинаковых серых накидках и картузах, надвинутых на глаза. Один был высокий и худой, как жердь, другой - плотный и приземистый.
      - В доме точно никого нет? - спросил высокий.
      - Говорил уж, никого! - раздраженно ответил приземистый. - Сам с друзьями живет в Подновье безвыездно. Новая жена с детьми у родственников в Карповке. Про Нижний забыл механик, самое напряженное у него время ныне с антихристовой машиной! А для нас - самое удобное, чтобы испытать, колдун он или нет!
      - И посторонних быть не может?
      - Откуда? Живет чернокнижник замкнуто, ни с кем, кроме близких друзей, не встречается. А те у нас под наблюдением. Так что риска для тебя, Авдей, нет никакого.
      "Авдей! - отметил я про себя. - Это уже кое-что, по имени и приметам возможно разыскать человека!"
      - А все ж таки совестно мне как-то, - продолжал сомневаться Авдей. Вроде бы тот чудак мне ничего плохого не сделал. За ремонт дома сполна заплатил. А из судоплатов отчислил, потому как ленился я. Кому ж такое понравится?
      - Попридержи-ка свое ботало! - грубо осадил его приземистый. Сказано тебе, удостовериться нам лишь нужно, колдун он или нет!
      - Коли колдун, сам мои хитрости разгадает?
      - Ну да.
      - А коли нет?
      - Через день уберешь. И сразу расчет получишь. Никто и не узнает. А ты за сущий пустяк немалые деньги огребешь!
      - Для меня вовсе не пустяк! Совесть я еще не окончательно потерял!
      - Отказываешься, значит? Ну, так мы другого найдем. А тебя молчать заставим! Вякнешь кому-нибудь хоть полсловечка, не то что без средств, без крыши над головой останешься! И все по своей глупости!
      - Ладно, - махнул рукой Авдей. - Будь по-вашему. Исполню, раз пообещал.
      Следить за ними двумя сразу оказалось не так-то просто. Пока Авдей лез на крышу и медленно, на ощупь пробирался к слуховому окну, его спутник открыл отмычкой замок и, достав фонарь из-под полы, вошел в дом. Пробыл он там довольно долго, больше всего находился, судя по огню, напротив ближайшего к палисаднику окна.
      Авдей между тем надолго приник к слуховому окошку, вынул одно стекло и долго что-то прилаживал вместо него. Когда он наконец спустился с крыши, напарник уже вышел из дома, закрыл замок и поджидал его у крыльца.
      - Долго тебе еще? - спросил он.
      - Бересту под крыльцо подложить да бутылочные горлышки под косяк и наличники.
      - Приступай скорей!
      Напарник стал светить фонарем, а Авдей отодрал доску между верхними ступеньками крыльца, вырубил в ней клин, приладил туда какой-то продолговатый ящичек и поставил доску на место. Потом сунул что-то под косяк двери и под наличники ближайших к крыльцу окон.
      Другой злоумышленник зачем-то заглянул в окошко, затем поднялся на крыльцо, прислушался...
      - Порядок! - удовлетворенно заключил он и коротко хохотнул. - Не поздоровится теперь колдуну! Инструмент собери, раззява! - обратился он к Авдею.
      Авдей пошарил рукой по крыльцу, побросал что-то в свой плотницкий ящичек, и злоумышленники тут же растворились в темноте, как будто их и вовсе не было. Я выждал на всякий случай еще несколько минут, спустился с дерева, прокрался огородами на Ильинку и бросился к дому Пятериковых.
      5
      Петр спал чутко и отозвался сразу же, как только я легонько стукнул в окно. Отворил его створки, спросил коротко:
      - Приходили?
      - Только что.
      - Все приметил?
      - Вроде бы.
      Через пять минут мы уже спешили к дому Кулибина.
      - Сколько их? - спросил Петр на ходу.
      - Двое. Распоряжался всем приземистый, выполнял высокий, худой. Зовут Авдеем.
      Пятериков даже остановился.
      - Неужто тот самый, что дом поправлял перед возвращением Ивана Петровича?
      - Ну да, он еще упомянул об этом!
      - Верно говорят, не доводит вино до добра!
      У самого дома Кулибина нас ждал еще один сюрприз. Не успели мы открыть калитку, как услышали громкие крики, от которых волосы могли стать дыбом. Тут же раздался глухой удар о землю, и мимо нас, в открытую уже калитку, продолжая издавать дикие вопли, вылетели двое.
      - А-а-а! - пронзительно, на одной ноте кричала женщина в черном с головы до ног. Свою клюку она держала в руке, как боевое копье, наперевес.
      - О-у-ы! - завывая на разные голоса, побежал в другую сторону тщедушный, как подросток, мужчина, одетый в неструю рванину, босой, со всклоченной бородой. На бегу он высоко задирал босые ноги, оглядывался и мелко крестился, издавая при этом какие-то непонятные металлические звоны.
      - Кто это? - спросил я.
      - Юродивый Захарка веригами* гремит. А в другую сторону странница Фекла побежала. Верно, по горячему следу пустили их купцы, чтобы с утра пораньше раззвонили о нечистой силе по всему городу.
      _______________
      * В е р и г и - железные цепи, одеваемые на голое тело.
      - Может, остановить их?
      - Ни в коем случае! Пока что мы не должны ни во что вмешиваться. Да и разве догонишь их?
      - Времени у нас в обрез. До завтрашней ночи нечистую силу в доме поселили.
      - А мы уже сегодня вечером разоблачим обман!
      Подходя к дому, я обратил внимание, что ветер гораздо сильнее, чем прежде, шумел в кронах деревьев, гнул ветви. А у самого крыльца мы вдруг явственно услышали какие-то жуткие завывания, скрежет, возню, вой, плачи и стоны.
      - Тут, - с опаской заметил Петр, - зная, что подстроено, поневоле напугаешься! В самом деле, будто лешие с ведьмами хоровод водят!
      Я вспомнил о том, что в самую последнюю минуту, перед тем как уйти, приземистый зачем-то заглянул в окно. Я приник к окну и тут же отшатнулся. В глубине комнаты мерцали какие-то огоньки, высвечивая зловещие пустые глазницы черепа, как будто парящего в воздухе. Вот что смертельно напугало странницу и юродивого!
      - Взгляни в окно! - позвал я Пятерикова.
      - Череп! - присвистнул он, приникнув к стеклу. - То масонский знак! Почище нечистой силы будет! Его мы изымем немедленно! Не иначе, рядом мастерок и заступ спрятаны!
      - Князь еще о книгах масонских упоминал.
      - Их тоже поищем.
      Мы вошли в дом, и Пятериков зажег свечи. Обстановка в комнате была самая простая: деревянная кровать, сундуки, лавки, книжная полка над письменным столом. Злоумышленник подвесил череп к матице потолка на нитке со светляками. Петр оборвал нитку, снял светляков и выбросил их в окно. Череп сунул в захваченную из дому котомку. Туда же последовали две тоненькие масонские книжки, обнаруженные на полке. Заступ лежал на дне сундука под одеждой и бельем. Мастерок мы нашли не сразу, а лишь после того, как я вспомнил, что свет от фонаря задержался у углового окна. Напротив него как раз стоял письменный стол. Инструмент каменщика оказался в его нижнем ящике, среди бумаг и чертежей.
      Пока мы искали подброшенные вещи, со всех сторон и даже сверху слышались те же жуткие завывания, скрежет, возня, звуки, похожие на плач ребенка, стоны, крики.
      - С ума можно сойти! - не выдержал я. - Страшная все-таки месть у плотников и печников! Неужели от обычных бутылочных горлышек и ящиков с берестой такое?
      - А ты как думал? В горлышках ветер завывает, как по покойнику, а от бересты скрежет, стоны и крики!
      - Ты-то откуда знаешь?
      - Лавочник Антипов по соседству с нами жил. Скупой страшно, зимой снегу со двора не выпросишь! Недоплатил он мастерам, когда новый дом ему возвели, они ему и отомстили. Пришлось тому дом продавать. А новому хозяину мастера открылись. Среди них, кстати, и Авдей был.
      - Как же он ныне на такое пошел? Вспоминал ведь ночью, что Кулибин к нему всегда по-доброму относился! В самый последний момент пытался отказаться, правда.
      - От водки у него разум совсем помутился. Сам не ведал, что творил! Петр щелкнул пальцами, как будто его осенило. - Пытался отказаться, говоришь? - переспросил он. - Постой, постой... А не попробовать ли нам поговорить с Авдеем? Вдруг он сам покается всенародно в содеянном?
      Мастерок и заступ мы забросили на чердак. Когда вышли на крыльцо, уже совсем рассвело, время приближалось к шести часам.
      На нижней ступеньке я увидел молоток, все-таки забытый Авдеем. На длинной ручке было выжжено его имя. А рядом с лестницей четко выделялись его следы, впечатались, верно, в землю, когда спрыгнул.
      - Теперь не отопрется! - заметил Петр, кладя молоток в котомку рядом с черепом.
      6
      Толпу у паперти Успенской церкви мы увидели еще издали. В центре ее, теперь уже опираясь на свою клюку, стояла странница Фекла. Указывая свободной рукой на дом Кулибина, она вещала, очевидно, о ночном его посещении и тех бурных событиях, невольными свидетелями которых мы стали. Юродивый Захарка находился тут же и время от времени выкрикивал что-то и гремел веригами, подтверждая ее слова.
      Мы подошли ближе, прислушались.
      - За грехи наши тяжкие, - вещала странница, шныряя по сторонам колючими глазками, - господь нам суровое испытание посылает!
      - С турками, что ли, опять война? - выкрикнули из толпы. - Али с французами?
      - Хуже, судари и сударушки, хуже! Ежели даже война какая начнется, до нас ведь не дойдет - далеко! А тут рядом, можно сказать, по-соседству, невидимая брань с дьяволом разгорается!
      - С косой придет, - тараща глаза, загремел веригами юродивый, - всех заберет!
      - Вот каково страшное явилось Захарушке в кулибинском доме! пояснила странница и снова указала на него рукой. - Подозревала я и раньше, что там нечисто, а нынче ночью и вовсе уверилась!
      - Из-за чего же? - спросили из толпы.
      - Захарушке ночью яблочек захотелось в саду у механика сорвать, он и зашел туда. Божьему человеку ведь то не зазорно! А там на него бесы накинулись и до смерти напугали!
      - Страшная, страшная борода! - затрясся юродивый. - Наслал на Захарушку стражу лютую! Карачун, нетопырь, ведьмино отродье!
      - Провидит он, судари и сударушки! От блаженного человека ничего не скроется! Примчался ко мне, сердечный, среди ночи, растолкал и за руку тянет, а сам по-своему что-то лопочет! Отправилась я, конечно, за ним, знаю, что по пустякам не станет среди ночи тревожить, верно, что-то серьезное стряслось! Привел меня к кулибинскому дому Захарушка и показывает: иди, мол, погляди! А сам за калитку ни шагу, уперся - и все тут! Пришлось силком его тянуть! А как приблизились к дому - батюшки светы! - своими глазами увидела, своими ушами услышала, как нечисть поганая шабаш свой справляет!
      - Черные, черные, - забормотал Захарка, - прыгают, прыгают, кол-семикол, о полицу лбом!
      - Что там было, - перевела Феклуша, - передать невозможно! Стекла в окнах дрожали, дверь ходуном ходила от дьявольской той музыки! Полная луна вчера народилась - вот и разгулялись бесы вовсю! Половицы даже скрипели, видно, захмелела нечисть и вприсядку пустилась! Заглянула я в окошко свят, свят, свят! - кого там только нет: и лешие, и домовые, и кикиморы с русалками, и упыри, и вурдалаки! И у каждого огонек на спине, чтобы друг с другом не столкнулись! Захарушка тоже к окошку приник, так его невидимый кто-то в грудь толкнул, он упал, болезный, и о землю головой расшибся! Бросились мы с ним бежать, а у калитки уже стража выставлена, два страшных черных ефиопа! Закричали мы с ним, испугавшись, стали творить молитву, ею только и спаслись!
      В толпе ахали, качали головами, сочувственно поддакивали страннице. Мы с Петром переглянулись, и он пожал плечами, удивляясь, как можно из ничего составить такую нелепицу. Особенно нас позабавило то, как легко мы превратились в черных ефиопов.
      - А не прикстилось ли все это тебе, странница Фекла? - раздался вдруг за нашими спинами насмешливый молодой голос - Ночь ведь темная была да ветер сильный.
      Я обернулся вместе со всеми и увидел высокого статного ремесленника в кожаном фартуке, с длинными волосами, подвязанными сыромятным ремешком.
      - Какое там прикстилось, - живо затараторила Феклуша, - какое там! Присягнуть готова, что нечисто в том доме. Да и святой человек Захарушка ошибиться не мог!
      - Святой истинный крест, - тоненьким голоском запел юродивый, вознесу до небес!
      - Все слышали? - застучала клюкой о землю Феклуша. - Захарушка каждое мое слово подтверждает!
      - Странно, - пожал плечами мастеровой. - Семь лет уже слышу я разговоры, что Кулибин - чернокнижник и колдун, однако ни разу ничем они не подтвердились. А тут вдруг в одну минуту вся нечисть у него в доме собралась!
      - Ты, сударь, - обиженно поджала тонкие губы странница, - верно, в ремесленной слободе за рекой живешь?
      - Там, - подтвердил мастеровой, - в Кунавино. Кузнец я, поделки свои на базар привез.
      - То-то и оно, в Кунавино! - подхватила Фекла. - Разве можно разглядеть что-нибудь оттудова?
      - Очень даже можно, - стоял на своем кузнец. - Валы я для его водоходной машины отковывал и убедился, что он никакой не колдун, а всем мастерам мастер!
      - Бес ему помогает иных легковерных в соблазн вводить! Вот и ты, кузнец, поддался! А знаешь ли ты, что с помощью своей машины антихристовой измыслил механик бурлаков извести?
      - Как это?
      - Очень просто! Бес его надоумил колеса мельничные на расшиву поставить! Сам их крутит - бурлаков и не нужно!
      - Не бес колеса крутит, а речное стремление! - не выдержал Петр.
      - Ишь, еще один умник выискался! - накинулась на него Феклуша. - А ты на мельнице-то бывал хоть раз? Колеса тогда лишь крутятся, когда вода на них сверху падает! Так испокон века повелось! А в воде без посторонней помощи они и с места не сдвинутся! - И снова повернулась к кузнецу: - А то, что свет у механика семь лет ночами горел в его доме, это как? Из Кунавино небось не видно было? То механик золото из камней добывал по примеру колдунов немецких, чтоб с тобой за работу расплачиваться! Рожь в прошлом году по чьей милости не уродилась? Скот нынче весной у нас отчего пал? Тоже механик подстроил, чтобы с судовщиками поквитаться, которые от машины его отказались, разгадав бесовские козни!..
      - Наговоры и бабьи сплетни! - пожал плечами кунавинец. - А про месть судовщикам - и вовсе несуразица! Не только ведь у них рожь не уродилась и скот пал!
      - Бес хитер, сразу себя не выдаст! Вместе с судовщиками других он наказал для маскировки! А как нечистая сила, осторожность позабыв, в кулибинском доме поселилась, все то наружу и всплыло!
      - Насчет нечистой силы тоже еще доказать надо!
      - А тут и доказывать нечего! Кто мне с Захарушкой не верит, нынче же ночью может убедиться, что сущую правду говорим!
      - Верим вам, Феклуша, верим! Сказывай дальше! - раздались голоса в толпе.
      - Мели, Емеля, твоя неделя! - в сердцах воскликнул кунавинец и отошел прочь.
      - А еще, судари и сударушки, - продолжала Фекла, - слышала я, механик с новыми еретиками, отступниками от веры, связан! Масоны они прозываются, а по-русски сказать - "вольные каменщики". Из европейских стран к нам проникли. И строят они не дома и не храмы, а прибежище дьяволу в душах людских! Ловят в свои хитросплетенные сети заблудшие души, молятся скелетам да черепам! И не только против веры идут они! Своим идолищам всех стремятся подчинить! Кулибина, говорят, за связи с ними в Петербурге разоблачили и к нам выслали!
      - Неправда! - вырвалось у Пятерикова. - Иван Петрович сам пожелал на родину вернуться, чтобы водоходную машину на Волге построить!
      - Что-то не слышала я, - злобно зашипела странница, - чтобы столицу по своей воле на такую глухомань, как наша, меняли! Просто царь наш батюшка, Александр Первый, милостив и человеколюбив. Не стал он механика по его вине в Сибирь на каторгу отправлять!
      С досады, что не может ответить страннице по-настоящему, Петр тряхнул котомкой, и череп глухо ударился о молоток Авдея. Я сжал локоть товарища, напоминая о том, что необходимо сдерживаться.
      - Ну, ничего, - продолжала странница, - недолго ему осталось у нас в свои бесовские игры играть! Отец Иннокентий обещал послезавтра, после воскресной службы, крестный ход к кулибинскому дому повести и изгнать бесов! А самому механику анафему объявят и отлучат от святой церкви!
      - Егорий храбрый, - подал голос Захарка, - спасет нашу скотинку от волка хищного, медведя лютого, зверя лукавого!
      - Поглядим еще, на чьей стороне будет правда! - шепнул мне Пятериков.
      Не сговариваясь, мы выскользнули из толпы. Невдалеке от паперти нас ожидал кунавинский кузнец.
      - Не выдержали? - усмехнулся он. - Так я и думал, что не все страннице станут послушно внимать! Как-то надо, ребята, ее околесице отпор дать, защитить механика от клеветы!
      - Не волнуйся, - успокоил его Петр. - Мы друзья Кулибина и о том позаботимся! Нынче же, после вечерней службы, приходи к дому Кулибина и убедишься, что от выдумки с нечистой силой не останется и следа!
      - В случае чего, - предложил кузнец, - мной располагайте, ребята! Андрей Трофимов меня зовут. В Кунавино Кулибина, почитай, все уважают. Мы его в обиду не дадим, дружно на защиту встанем!
      - Знаю, - подтвердил Петр.
      - Откуда?
      - Ваш кунавинский плотник Федот Дроздов, что у Кулибина в Подновье ныне служит, то же самое говорил.
      - Привет Федоту от меня передайте, соседи мы с ним.
      - Вечером сам его увидишь. Он тоже у дома Кулибина будет.
      На прощание мы обменялись крепкими рукопожатиями.
      7
      - Дальше так, - сказал Пятериков, когда мы остались одни. - Сейчас я сведу тебя с учителем Орловым, еще одним истинным другом Ивана Петровича, а сам отправлюсь в Подновье предупредить наших. Вернусь я с плотником Федотом. А вы попробуйте Авдея найти и уговорить его покаяться и на глазах у всех штучки свои хитроумные убрать. Так оно даже лучше будет.
      Якова Васильевича Орлова, учителя истории и географии Нижегородского народного училища, мы застали у него дома за письменным столом. На худом, изможденном чахоткой лице выделялись огромные глаза, горящие вдохновением. Остатки когда-то пышной шевелюры венчиком вздымались над обширной лысиной.
      Петр познакомил нас, коротко рассказал о событиях нынешней ночи, слухах, которые с легкой руки странницы Феклуши уже распространялись по городу.
      - Что ж, - кинул перо на стол Орлов, - когда делается сегодняшняя история, вчерашняя может подождать!
      С самого начала мне было легко и просто с Яковом Васильевичем. Несмотря на приступы кашля, время от времени мучившие его, он был бодрым и веселым, живо интересовался всем, шутил и заразительно смеялся Феклушиным досужим выдумкам.
      Мы отправились к Авдею домой, но там его не оказалось.
      - Добрые люди на работу, - в сердцах пожаловалась жена, - а мой - в кабак, бесстыжие его глаза!
      - Попробуем его вызволить, - пообещал Яков Васильевич. - Сынишка ваш - один из лучших в классе, нельзя, чтобы отец его подводил!
      Женщина улыбнулась сквозь слезы, стала благодарить за заботу...
      Мы нашли Авдея на пристани. Босой, в рваных портах и исподней рубахе, искал он глазами знакомых в толпе.
      Увидев нас, он бросился к Орлову с распростертыми объятиями.
      - Яков Васильич, дорогой, сам бог тебя мне послал! Сделай милость! В доме крошки хлеба нет! Послезавтра деньги большие получу, тут же разочтусь!
      - Тридцать сребреников? - уточнил учитель.
      - Каких еще сребреников? - опешил Авдей.
      - Тех, что испокон веку за предательство платят!
      Бледное до того лицо Авдея пошло пятнами.
      - Пошто лаешься, Яков Васильич?
      - А разве то не предательство, когда ты безвинному человеку великую пакость сотворил?
      - Какую такую пакость? - переспросил Авдей, явно затягивая время.
      - Эх, Авдей, неужто ты и память вместе с совестью пропил? Ты же только нынче ночью нечистую силу механику Кулибину в дом вселил!
      - Свят, свят, свят! - закрестился Авдей. - Знать, и в самом деле он колдун! А вы тогда кто ж такие будете?
      - Никакой он не колдун, а мы - не бесы, а друзья Кулибина. По его просьбе рано утром в его дом зашли и все твои художества сразу открыли!
      - Почему же мои?
      - А то чьи же? Молоток ты свой забыл на крыльце, его ни с каким другим не спутаешь. Имя там твое вырезано.
      - Могли и подбросить.
      - Ну что ж, раз ты до конца запираться решил, то следы придется вместе с капитаном-исправником сличать.
      - Какие следы?
      - Там, где ты с лестницы спрыгнул!
      Авдей опустил голову, закрыл глаза руками. Просидел он так довольно долго. Мы терпеливо ждали, что будет дальше.
      Наконец он отнял ладони от лица, мокрого от слез.
      - Ведите в участок, - сказал он. - Меня и самого совесть замучила!
      Тут и я вступил в разговор:
      - Легко хочешь отделаться, Авдей! По твоей милости уже весь город взбаламутился и над безвинным человеком расправа готовится!
      - Расправа? - удивился Авдей.
      - Неужто не ведал, что творил? - насупил брови Орлов. - В воскресенье утром крестным ходом собираются к его дому идти и нечистую силу, тобой вселенную, изгонять!
      - Как же так? - всплеснул руками Авдей. - Мне объявили, что Кулибину никакого вреда не будет! Или он сам мои каверзы откроет, или я их в субботу ночью уберу.
      - Обманули тебя, Авдей, - вздохнул Орлов. - Странница Фекла уж во все колокола о нечистой силе растрезвонила.
      - Такого я не хотел. Они обещали, что вреда Кулибину никакого не будет, только проверка...
      - Кто они?
      - Толком и не знаю. Имен они своих не называли. Разыскали меня так же, как вы сейчас.
      - Один совсем небольшого роста? - спросил я.
      - Ну да. А ты откуда знаешь?
      - Видел однажды вас вместе, - ответил я, имея в виду минувшую ночь.
      - Верно, - согласился Авдей. - Он вначале всюду за мной ходил и против Кулибина настраивал! Механик, мол, порчу наводит на соседний скот, засуха из-за него в прошлом году случилась...
      - Так же и Фекла говорила, - вспомнил я.
      - Что ж тут удивительного! - откликнулся Орлов. - Одна рука Авдея и странницу направляла. - И повернулся к Авдею: - Ты же Кулибина хорошо знаешь. Как же мог такой чепухе поверить?
      - Поверишь тут, ежели все о том говорят!
      - Кто все?
      - На пристани, на базаре, на улице!
      - Это еще далеко не все! Да и разве можно чужим умом жить?
      - А своим - трудно разобраться. Я ведь неученый, только свое рукомесло и знаю!
      - Сына бы своего спросил, Николку! Он бы тебе живо растолковал, кто такой Кулибин!
      На Авдея жалко было смотреть. Одна щека дергалась, слезы путались в жидкой нечесаной бороденке.
      - Я ведь шибко раскаиваюсь в том, что совершил! Деньги бы те пакостные швырнул в лицо заказчикам! И нечистую силу готов хоть сейчас убрать!
      - Убрать ее и наш плотник сможет, - заметил Орлов. - А ты ныне лишь одним можешь свою вину искупить!
      - Чем же?
      - Всенародным покаянием.
      - Согласен, - тяжело вздохнул Авдей. - Когда?
      - Нынче же, на вечерней службе в Успенской церкви.
      8
      Дома у Пятериковых я проспал до пяти часов вечера. А когда проснулся, Петр уже прибыл из Подновья вместе с пожилым и немногословным плотником Федотом Дроздовым. Я закусил на скорую руку и вместе с ними, а также Орловым и Пятериковым-старшим отправился на вечернюю службу.
      Храм гудел как растревоженный улей. Вокруг только и говорили о Кулибине. Предполагали, что о нечистой силе в его доме могут объявить сразу же после службы. Пока же все шло своим чередом. Священник читал молебен, а мы внимательно приглядывались к купцам и судовладельцам, стараясь определить, кому из них особенно по душе предстоящее действо.
      Яков Васильевич указал на звероподобного, заросшего бородой до самых глаз судовладельца Дранникова.
      - Начинал с бурлаков, - шепнул мне, - но недолго в лямке ходил. По слухам, ограбил хозяина и собственное дело открыл. А ныне бурлаков обдирает, как липку! Осетрова ты знаешь. На лису не только мастью, но и повадками похож. Скупает за бесценок гнилую муку и с хорошей смешивает! И вон тот гусь длинношеий с красным носом, Буланов, продувная бестия! Соляного пристава посулами* кормит и себя не обижает: за пуд соли заплатит, а берет - десять. А недостачу приятель его на полую воду списывает: заливает весной магазейны... Эх, друга Чаадаева Якова, друга моего, нет на них!
      _______________
      * П о с у л - взятка.
      - Кто это? - спросил я.
      - Литератор покойный, товарищ мой. Одного такого плута, взяточника и казнокрада Прокудина он в книге своей "Дон Педро Прокудуранте, или Наказанный бездельник" вывел. И издал ее, будто перевод с гишпанского неизвестной пьесы Лопе де Вега. То-то шуму наделала та книжка! Прокудину поневоле пришлось с поста директора экономии в отставку выйти.
      - Ежели подручные таковы, то что же тогда о главных заговорщиках можно сказать?
      - Осетров с компанией крупными аферами занимаются, стотысячные обороты у них!
      Тут на нас зашикали со всех сторон, и мы замолчали.
      Купцы и судовладельцы, подстриженные под горшок, с бородами-лопатами молились истово, далеко откидывая назад голову и с размаху ударяя в лоб перстами, сложенными в щепоть. Купцы просили удачи в торговых делах, личного благополучия. Особенно громко шептал Дранников, и я отчетливо слышал каждое его слово:
      - Не дай пропасть трудам моим напрасно, дай удачи в делах, не разори, не выдай врагам на поругание! Покарай их, нечестивцев, не допусти новой пробы водоходной машины!..
      Прислушиваясь к другим невнятным бормотаниям, я старался угадать, сколько еще врагов механика Кулибина или просто заблудших, поверивших страннице Фекле, недобрым словом поминают его, просят кару на его голову? Десять? Двадцать? Пятьдесят?
      - Братие прихожане! - приступил к субботней проповеди отец Иннокентий. - Рад видеть я ныне такое многолюдство в храме. Многие беды происходят из того, что пропускаете вы службы, особливо субботние и воскресные! Занимаемся разной тщетой и празднословием, вместо того чтобы миром подумать о том, праведно ли мы живем, не обуяла ли нас гордыня...
      - Что же медлит Авдей? - заволновался я. - Ведь священник явно подводит к Кулибину!
      - Пора бы! - подтвердил Орлов.
      В напряженном ожидании вытянули головы купцы и лавочники.
      - Люди добрые! - прерывая священника, раздался вдруг зычный голос Авдея почти от самых дверей. - Дозвольте тотчас же покаяться в неправедном поступке!
      И сразу же взорвалась благостная тишина. Прихожане зашумели, задвигались, стараясь увидеть говорящего. Но кое-кто еще раньше узнал его по голосу.
      - Да как ты смеешь, плотник Авдюшка, - закричал один из лавочников, прерывать проповедь? Али пьяный ворвался в храм?
      - В трезвом уме и здравой памяти, - отчеканил тот, пробираясь к амвону, - хочу я пресечь клевету, возведенную по моей вине на механика Кулибина!