Глава 3

Когда в конце концов ресницы Софи затрепетали и она открыла глаза, ее по-прежнему окружала тьма, но на сей раз она была усеяна звездами и подсвечена сиянием взошедшей луны. Голова девушки просто раскалывалась от боли, и некоторое время Софи никак не могла сообразить, где они и что же с ней случилось. Затем она услышала, как беспокойно забила копытом стоявшая поблизости лошадь.

– Бижу, – прошептала Софи, посчитав, что она все еще в лесу, близ шато де Жюно. Послышался треск шагов, и какой-то человек спешился рядом с лежавшей на траве девушкой.

– Слава Богу, вы живы!

Глубокий, грудной мужской голос прозвучал для нее столь неожиданно, что Софи показалось, будто это заговорил шелестевший над нею английский дуб. Взяв в руку фонарь, мужчина склонился над мадемуазель Делькур, из вежливости стараясь не светить ей прямо в глаза.

В тусклом свете Софи успела различить необычайно решительное, прекрасное лицо, как будто высеченное из гранита, большой лоб, идеально прямой нос и миниатюрные трепетные ноздри. Зеленоватые глаза незнакомца поблескивали из-под темных прямых бровей такого же цвета, как и его густые курчавые волосы, выбившиеся из-под узких полей высокой шляпы. Крупный, резко очерченный рот был довольно чувствителен, и судя по морщинкам у уголков рта, его обладатель был человеком веселым. Софи успела все это довольно подробно рассмотреть и запомнить, прежде чем впасть в очередное забытье. Потом ей показалось, что он будто бы спросил ее имя, но у нее даже не было сил, чтобы ответить. Когда Софи вновь пришла в себя, она все еще лежала близ дороги, но под голову ей положили что-то мягкое, а чьи-то заботливые руки укутали ее плащом. Лошади поблизости слышно не было, и в течение нескольких леденящих душу секунд Софи была уверена, что ее оставили здесь умирать. Она ужасе она закричала, но тут же вновь услышала стук приближающихся копыт. И вновь мужчина спешился и склонился над нею. И в то же мгновение не нее нахлынули воспоминания о кошмарном нападении разбойников.

– Антуан! – Она пыталась встать, но незнакомец не дал ей этого сделать.

– Если вы волнуетесь по поводу мальчика, то с ним все в порядке. Я только что доставил его в тот сельский домик, что через поле. Он лежал, прижавшись к вам, когда я нашел вас обоих в лесу, и, судя по потекам от слез на его щеках, я бы подумал, что он ревел в три ручья, пока, обессилев, не уснул. Он так и не проснулся, а когда я видел его в последний раз, жена местного поселянина укладывала его в теплую постельку.

– А где же маркиз де Фонтэн? – вопрос этот невольно вырвался у нее на французском, поскольку в том состоянии шока, в котором она сейчас пребывала, Софи не могла сконцентрироваться на какой-нибудь другой речи. Он ответил ей на чистейшем французском, причем она не почувствовала даже малейшего акцента.

– Как это ни прискорбно, здесь мне вас нечем утешить, мадемуазель. Приготовьтесь к худшему. Пожилой джентльмен – мертв.

Она вновь закрыла глаза, по щекам ее потекли слезы. Везти маркиза в такую даль, чтобы он смог найти здесь такую ужасную смерть.

– Ему столько пришлось пережить во Франции, – заметила она всхлипывая, и незнакомцу пришлось почти прильнуть к ней, чтобы услышать хоть что-нибудь. – Господи, как же это несправедливо, что он погиб именно здесь.

– Что случилось? Вы можете мне сказать? Я не хочу вас лишний раз тревожить… Я сейчас жду подмоги, и именно поэтому до сих пор не поднял вас с земли. В вашем положении вас необходимо транспортировать по возможности без лишней тряски, подождите немного, подоспеет здешний фермер со своими сыновьями.

– Вы очень добры, – с трудом прошептала Софи.

– Слава Богу, что я на вас наткнулся, я решил поскакать в Шорхем короткой дорогой через лес, и если бы не это, вы бы пролежали здесь целые сутки без всякой помощи. Видите ли, по этой дороге почти никто не ездит. Маркиз был вашим отцом?

– Нет, нет, мы не состояли в родстве. Я всего лишь помогла ему бежать из Франции.

– А мальчик?

Почти автоматически она повторила заранее придуманную легенду.

– Антуан – мой племянник. А вы, месье, случаем, не француз?

– Нет, но моя бабушка была француженкой, вышедшей замуж за англичанина, и я вместе с братом вырос в ее доме, после того как умерли наши родители… Зовут меня Том Фоксхилл, и живу я в Лондоне, а в этих краях оказался по долгу службы… Теперь вы в состоянии назвать мне свое имя?

И лишь только она представилась, как он встал во весь рост и стал кричать подходившим фермеру и его двум крепко сбитым сыновьям:

– Сюда! Сюда! Скорее!

– Что с девушкой, сэр?!

Том Фоксхилл покинул ее на минуту, чтобы переговорить с ними. Хотя он и фермер старались говорить вполголоса, Софи поняла, что эти самые люди позже увезут и труп маркиза. Затем Том вернулся к ней.

– Сейчас мы вас отсюда заберем, мадемуазель Делькур. Обещаю, что новое путешествие вы перенесете куда лучше, чем поездку верхом.

Принесли одеяло, и Том положил девушку на него. Она чуть не закричала от внезапно пронзившей голову боли, но все же сдержалась, до крови прикусив губу. После этого фермер взялся за один конец одеяла, а Том за другой, и на этих импровизированных носилках они понесли Софи по полю в направлении фермы.

Рыжеволосая и конопатая фермерша широко распахнула дверь, и Софи пронесли через просторную кухню с длинным дубовым столом. Тяжелый дух вареной баранины мешался здесь со сладковатым запахом яблоневых веток, тлеющих в очаге. При виде крови на волосах и мертвенно бледного лица Софи женщина всплеснула руками.

– Бедняжка! Что с тобою сделали!

Она взяла со стола зажженную свечу.

– Я лучше посвечу вам. Смотрите не споткнитесь о приступку, мистер Фоксхилл… И ты тоже, Вильям, поосторожнее, – добавила она, обращаясь к своему мужу. – Я не хочу, чтобы мою пациентку сейчас уронили на пол.

– Мы несли ее по перепаханному полю, – недовольно пробурчал фермер. – И уж теперь-то в доме, где я провел всю свою сознательную жизнь, подобное невозможно…

Не обратив никакого внимания на его слова, женщина продолжала болтать без умолку, звонко стуча деревянными башмаками по каменному полу темного коридора. Свет свечи дрожал на свежеоштукатуренных стенах.

– Я приготовила чистую постель, мистер Фоксхилл, нагрела таз воды и достала специальный бальзам и все необходимое для того, чтобы обработать и перебинтовать рану девушки.

В маленькой спаленке Софи опустили на кровать, после чего фермер вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.

Зажмурив глаза от боли, девушка еле слышно прошептала:

– А где Антуан?

Том ответил ей по-французски, потому что ни единого слова на английском она еще не произнесла.

– Он спит в соседней комнате. Дочурка миссис и мистера Миллард присматривает за ним.

– Он испугается, когда, проснувшись, обнаружит, что меня нет рядом! – заволновалась Софи.

– Не беспокойтесь. Я уверен, что миссис Миллард присмотрит за ребенком. Я попрошу принести его сюда, если он проснется среди ночи.

Миссис Миллард с тревогой спросила:

– Она что, не говорит по-английски?! О Боже! Да она, никак, француженка?!

– Пожалуйста, скажите, что я прекрасно понимаю ее язык, – прошептала Софи Тому.

Том передал это супруге фермера, и та облегченно вздохнула. Когда Софи вновь открыла глаза, Фоксхилл, склоняясь над нею, прошептал:

– Старайтесь по возможности не двигаться до тех пор, пока не перестанет болеть голова. – Он широко улыбнулся. – Как-то раз я пробил себе голову, свалившись с лошади, так что имею полное представление о том, каково вам сейчас.

Софи попыталась ему ответить, но пульсирующая боль в голове помешала ей сделать это. Внезапно ей подумалось, что хотя этот красавец вызывает доверие, его, возможно, следует опасаться. Выходя из спальни, он обернулся:

– Прощайте, мадемуазель Делькур. Пусть ваше дальнейшее пребывание в Англии пройдет без больших неприятностей.

Когда жена фермера приготовила все необходимое для ухода за потерпевшей, в том числе и одну из собственных обшитых ночных рубах, она развернула плащ, в который была укутана миниатюрная француженка. При виде того, что открылось, миссис Миллард сокрушенно покачала головой.

Платье Софи было разорвано до пояса. Плечо и руки девушки покрывали свежие синяки и ссадины, грудь была обнажена. Не удивительно, что мистер Фоксхилл ее так тщательно закутал.

– А у вас ничего, кроме головы, не болит? – тактично спросила миссис Миллард.

– Нет, нет, меня не изнасиловали, – с трудом прошептала Софи и потеряла сознание от нестерпимой боли.

Пока Софи была прикована к постели, миссис Миллард стирала и чинила ее одежду, которую затем спрятала в комод до лучших времен. Позаботилась она и об Антуане, переодев его в костюм, ставший не по размеру ее подросшему сыну. Целыми днями мальчик пропадал на ферме, с увлечением наблюдая за домашними животными, и даже посильно помогал десятилетней дочери Миллардов Джози в каждодневном фермерском труде. Вскоре. Софи узнала, что Том Фоксхилл заплатил за ее постой у Миллардов и даже оставил ей десять золотых монет, чтобы она хоть как-то могла свести концы с концами, когда оставит ферму. Он также записал Софи свой лондонский адрес на тот случай, если ей понадобится дальнейшая помощь. Поскольку мадемуазель Делькур не изменила своего первоначального решения отправиться в Брайтон, она очень сомневалась в том, что когда-нибудь еще встретится с Томом, однако оставленные ей деньги она посчитала за долг, который во что бы то ни стало поклялась вернуть, как только подыщет себе работу.

К великому сожалению Софи, похороны маркиза состоялись, когда она еще была больна. Местный врач составил заключение о том, что смерть де Фонтэна наступила в результате перелома основания черепа, вследствие нанесенного злодеями смертельного удара. Об убийстве, как полагается, доложили в здешний магистрат, но надежды на возвращение драгоценностей и поимку разбойников не было, поскольку их поиски не увенчались успехом. Она не стала заявлять о похищенных сокровищах, так как побоялась неизбежно последовавших бы после этого неудобных вопросов. Первым делом она должна была заботиться о безопасности Антуана. Справка с именем и фамилией Софи и Антуана была отослана через магистрат в Лондон, как того требовали принятые в Англии формальности. Мальчика записали под именем Антуана Дюбуа.

Софи очень хотелось, чтобы на гроб маркиза положили символ старой Франции – белую лилию, однако столь экзотический цветок в здешних местах не произрастал. И вместо этого было решено послать Джози в ближайшую деревню за рулоном белой ленты, ведь именно белый был цветом дома Бурбонов. Смастерив из этой ленты некое подобие кокарды, Софи пришила к ней букет цветов, сорванных в саду Миллардов. Все это потом положили на крышку гроба как последнюю дань уважения бесстрашному воину Франции.

Лишь только головные боли Софи пошли на убыль, миссис Миллард позволила ей сидеть у открытого окна в кухне в те часы, когда дома никого не было.

– Семейка у меня шумная, а вам, мисс, пока требуется покой, – говорила она при этом.

Постепенно Софи оказалась вовлеченной в размеренную жизнь этого семейства. Хотя Милларды частенько ссорились и любили поспорить, они были привязаны друг к другу не меньше, чем члены любого крестьянского семейства где-нибудь во Франции. Но на этом сходство заканчивалось. Еды здесь было в изобилии. Огромные говяжьи окорока поворачивались на вертеле, брызгая кипящим салом на знаменитый сассекский пудинг, разогревавшийся в гигантской сковороде под ними. В кладовке на крючках висели всякого рода ветчина, колбасы и копчености; кринки с молоком, сметаной вместе с сырами разных сортов заполняли полки столовой. Комоды и шкафы фермерского дома были набиты всевозможными вареньями и соленьями. Каждый раз, когда Софи видела, как дюжие парни Милларды доверху наполняют свои тарелки, она вспоминала об умирающих с голоду крестьянах своей родной Франции.

Первый выезд с фермы, если не считать посещения могилы маркиза, Софи совершила в компании миссис Миллард, когда они отправились на крытой повозке в ближайшую деревню за покупками. Пришло время обновить гардероб, сильно пострадавший во время ограбления. Хорошо поторговавшись на деревенском рынке, Софи купила себе необходимое количество сукна, заплатив частью тех денег, что ей оставил Том Фоксхилл. Туфли Софи, так же, как и башмаки Антуана, износились до предела за время их многодневных скитаний, и поэтому мадемуазель Делькур заказала новую обувь у здешнего башмачника.

В свободное от шитья новой одежды время Софи старалась помочь миссис Миллард по дому. Она уже в какой-то степени проникла в секреты английской кухни и была просто поражена количеством и разнообразием здешних сладких и пряных пудингов. Теперь уже Софи достигла некоторого мастерства в их изготовлении и была уверена, что прежние навыки кондитера могут сослужить ей добрую службу на чужбине. И хотя, по ее мнению, большинство пудингов было крайне жирной и тяжелой пищей, Антуан постоянно просил, чтобы она готовила именно их, поскольку хотел быть похожим на фермера и его сыновей.

Он копировал их в безудержном поглощении пищи, совершенно забыв об этикете и изящных французских манерах, привитых ему в шато де Жюно.

Как-то раз ближе к вечеру в ворота фермы въехал всадник, спешившийся около дома. Софи, занятая в это время выпечкой хлеба, отряхнула руки от муки и прошла к дверям. Увидев на пороге Тома Фоксхилла, она покраснела. Хотя во время болезни она частенько о нем думала, ей даже в голову не могло прийти, что он приедет сюда.

– Мистер Фоксхилл! Какой сюрприз!

Но, признаться, Том был потрясен этой встречей куда больше. Красота девушки, особенно после того, как лицо ее порозовело на свежем воздухе, потрясла его своей первозданной свежестью. Внимательно всмотревшись в ее глаза, он прочел в них всю ту же странную отрешенность, которую в прошлый раз посчитал результатом шока, охватившего девушку после нападения бандитов. Однако это лишь добавляло ей очарования.

– Здравствуйте, Софи. Можно мне обращаться к вам просто по имени? Ведь именно так я называл вас в своих мыслях.

– Да, да, конечно, ради Бога, проходите, пожалуйста.

Она приоткрыла дверь пошире, сгорая от стыда за свой слишком простой, по ее мнению, шерстяной платок и грубое домотканое платье.

– Мадемуазель, вы выглядите отлично! Просто не сравнить с тем, какой вы были в прошлый раз!

Том был столь высок, что ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой о притолоку.

– Должно быть, миссис Миллард проявила о вас особую заботу?

– Да, да, конечно. Все вашими стараниями, мистер Том. Пожалуйста, садитесь… Я должна достать из печи последний хлеб, но прежде хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы спасли меня с Антуаном в ту ужасную ночь.

Он присел на стоявшую у стены скамью.

– Право, не стоит, единственное, о чем я жалею, так это о том, что не подоспел вовремя, не разогнал разбойников и не спас маркиза от смерти.

Она открыла печную заслонку и, зажмурившись на мгновение от жара, сняла хлебы с противня и положила их на стол.

– Меня лишь утешает, что маркиз так до конца и не понял, что происходит, быть может, он даже не осознавал до конца, что навсегда расстался со своей любимой Францией. Останься старик в живых, думаю, он умер бы от разрыва сердца, узнав всю правду.

Софи бросила украдкой взгляд на Тома.

– Вы передали миссис Миллард деньги, чтобы оплатить уход за мною. Остатки от этой суммы пришлись сейчас очень кстати. Словами невозможно выразить мою благодарность, но все же я постараюсь вернуть эти деньги при первой же возможности.

– В этом нет нужды.

– У меня есть ваш адрес, – твердо сказала она, поставив на этом деле точку, и с ожесточением стала тереть тряпкой стол, словно желая подчеркнуть свою решимость не быть никому обязанной.

– Как Антуан? – спросил он, осознав, что решимость этой хрупкой девушки непоколебима. Судя по всему, невзгоды, пережитые ею в последнее время, ничуть не сломили ее. Более того, Софи выказывала удивительную твердость духа. И это восхищало его также, как и все остальное в этой прекрасной француженке. Хотя поначалу Том и не планировал возвращаться в это скромное жилище поселян, он не смог противостоять желанию вновь увидеть девушку. Будь сейчас средневековье, Том наверняка бы подумал, что Софи околдовала его с помощью черной магии, однако, дитя своего просвещенного века, мистер Фоксхилл прекрасно понимал, что то, что исходит от этой мадемуазель, есть колдовство совершенно иного рода. И тем не менее он терпеть не мог неразберихи в собственных чувствах. Конечно, глупо, что он сюда вернулся, но дело в том, что он уже просто не мог без Софи.

– Антуан чувствует себя прекрасно и очень рад, что ему посчастливилось пожить на настоящей ферме, – ответила она на вопрос Фоксхилла.

Закончив работу, Софи развязала платок.

– Я не собираюсь накрывать на стол, но, думаю, вы все же останетесь, чтобы отужинать с нами?

– С удовольствием принимаю ваше предложение.

Исполненным грации жестом она поправила свои волосы, желая убедиться, что все заколки на месте и, свернув платок, положила его в карман передника.

– Вы вновь собрались на побережье, сэр?

– Да. – Он отодвинулся на край скамьи, чтобы она могла сесть рядом с ним. – Но я не тороплюсь. Для меня нет ничего более приятного, чем путешествие в ночной тиши.

– Значит, вы либо астроном, либо ваше зрение острее, чем у ночной совы, – рассмеялась Софи.

Том ухмыльнулся, «ночная сова». Она даже не подозревает, насколько близка к правде.

– Пожалуй, симбиоз того и другого, – шутя ответил он. – Но на тот случай, если звезды меня подведут, у меня всегда при себе огниво, чтобы осветить придорожный указатель, да фонарь, чтобы не слететь в придорожную канаву.

– Тем же самым пользовалась я, когда бежала из Франции.

– Мне бы очень хотелось услышать о ваших злоключениях, если вы, конечно, в состоянии говорить об этом.

Софи на мгновение опустила глаза, чтобы собраться с мыслями. У нее было почему-то такое чувство, что если она не будет осторожна, Том быстро раскусит ее ложь о происхождении Антуана, а сейчас еще рано было говорить правду как Тому, так и кому-либо еще.

– Отец мой, старый вдовец, был убит революционерами, – начала она свой рассказ, – и я уехала из Парижа, чтобы работать кондитершей в шато, удаленном от столицы на много миль. Когда замок штурмовала разъяренная толпа простолюдинов, я спасла маркиза и бывшего при мне Антуана от неминуемой расправы. Мать мальчика, моя сестра, отдала мне свое дитя на попечение, когда судьба ее уже была предрешена.

Софи невольно запнулась, и на глаза ее навернулись слезы после того, как перед мысленным взором предстало искаженное мукой лицо графини.

– Ее гильотинировали? – сочувственно спросил Том.

Тяжело вздохнув, она продолжала:

– Да, но я не в силах об этом рассказывать…

Слава Богу, что он удержался от дальнейших расспросов. О том, как она добиралась до Англии, Софи рассказала без каких-либо затруднений. И то, что именно он спас ее, подумалось мадемуазель Делькур, создало между ними некую невидимую связь, которая крепчала с каждым мгновением, пока они были вместе. Софи сразу почувствовала это, обратив внимание на то, как Том на нее смотрел. Она тонула в его бирюзовом взоре, и сердце ее таяло. Похоже, она вновь возвращалась к жизни. После того как горести и несчастья, обрушившиеся на нее, ожесточили чувства, она вновь потеплела душой. Быть может, ей необходимо было просто как следует выговориться, чтобы окончательно освободиться от страшных впечатлений бегства из Франции.

– Итак, теперь вы знаете, что именно предшествовало тому, как вы обнаружили меня лежащей у дороги в ту роковую ночь, – закончила она свой рассказ.

– Сударыня, я весьма польщен тем, что вы мне все это рассказали, – сказал он совершенно серьезным тоном, но губы его тронула улыбка.

– С вами легко говорить, вы терпеливый слушатель, – ответила Софи, улыбнувшись ему в ответ.

– Мне бы хотелось быть для вас не только слушателем.

Хотя это замечание и польстило ей, она предпочла не углубляться в значение только что сказанного Томом. Софи предложила ему совершить небольшую прогулку.

– Слишком хорошая погода, чтобы сидеть дома.

И они пошли гулять, выбрав ведущую в лес, залитую солнцем тропинку, продолжая свою непринужденную беседу.

– А я, собственно, импортер высококачественных товаров и произведений искусства с Дальнего Востока и континента, – рассказывал о себе Том. – И вот почему я много путешествую. Я слежу за положением дел на заморских рынках, будь то Санкт-Петербург, Вена, Флоренция. До революции я частенько бывал в Париже.

– И куда же вы сбываете купленные вами товары?

– У меня лавка на Сент-Джеймс-стрит в Лондоне. Я открыл ее, когда мой старший брат Ричард вышел в отставку, прослужив в армии, и решил открыть со мною совместное дело. Он стал одним из ведущих в Британии экспертов по старинному стеклу и живописи. Он сейчас ведет все дела в лавке, я же исключительно занимаюсь закупками за рубежом.

– Все это звучит весьма интересно, – заметила Софи, надеясь, что он расскажет что-нибудь еще, но этого не произошло.

– Простите, но я все о себе, да о себе. Скажите мне лучше, что вот лично вы, француженка, думаете об английской деревенской жизни. Вас хорошо здесь приняли? Я не имею в виду ферму, а говорю о соседней деревне, там, знаете, даже человека из ближайшего поселения сочтут за чужака.

И тогда Софи рассказала, что, напротив, все были чрезвычайно добры к ней, быть может, просто по-человечески сочувствуя тем невзгодам, которые пришлось уже пережить ей и Антуану.

– Все были крайне дружелюбны и искренне хотели помочь нам забыть несчастливые обстоятельства нашей первой встречи. Я весьма это ценю.

Они не замечали, как бежит время. Софи вдруг с удивлением услышала, как звенит колокольчиком ее собственный смех в ответ на очередное остроумное замечание Тома. Да, пожалуй, она забыла, когда последний раз была столь беззаботной.

Когда они возвращались на ферму, миссис Миллард с детьми была уже дома, и Антуан впервые увидел своего спасителя. Ужин, как обычно, прошел шумно, и не только от стука ножей и вилок, но, по большей части, от оживленных споров мужчин об охоте и рыбалке. Обсуждая вместе с миссис Миллард события прошедшего дня, Софи невольно обращала внимание на частые взгляды Тома в ее сторону. Она чувствовала себя необыкновенно счастливой, словно вскоре ей предстояло нечто прекрасное и неведомое. Теперь она даже представить не могла, почему в отношении Тома у нее были какие-то нелепые подозрения, и приписала их пережитому при ограблении потрясению.

За ужином Том вскользь упомянул, что едет в Шорхем встретить там очередную партию груза с товарами для лавки, но предметы искусства столь мало интересовали этих грубых поселян, что вскоре разговор перешел на другие темы. После ужина фермер и его сыновья продолжили беседу с Томом за кружкой доброго старого эля, в то время как миссис Миллард и Софи занялись мытьем тарелок. Затем Антуана повели спать, но уложить его после такого богатого событиями дня было непросто. Когда Софи вернулась на кухню, Том уже ожидал ее там, чтобы попрощаться. Накинув на плечи шаль, она проводила его до ворот. Они стояли рядом, и силуэты их четко вырисовывались на фоне тусклого мерцания звезд. Наконец она не выдержала и посмотрела ему в глаза.

– Софи… – голос его сорвался. Позже ей казалось, что они потянулись друг к другу одновременно, словно еле уловимая нотка нежности в его голосе послужила для них обоих сигналом, не подчиниться которому в то мгновение было невозможно.

Внезапно она оказалась в его объятиях, и Том поцеловал ее с прежде неведомой Софи страстностью, и, словно в забытьи, девушка ответила ему тем же. Их поцелуй прервался, но руки не желали раскрывать объятия. Тело ее пело от радости. Том вдруг смутился и принялся извиняться, но игравшая на устах Софи счастливая улыбка говорила, что глупой сцены с выражением светского негодования не последует.

– Простите меня, Софи, – продолжал настаивать Том, – у меня не было никакого морального права воспользоваться вашей слабостью. Подобный поцелуй должен был скрепить лишь обоюдную святую клятву.

Она сразу поняла, о чем идет речь. Во Франции до помолвки между женихом и невестой не допускалось никакой близости, и, судя по всему, он хотел сказать, что в Англии соблюдается тот же самый обычай. Хотя ей стало немного легче от сознания того, что этот поцелуй их ни к чему не обязывал, от дальнейших слов Тома ее волнение усилилось.

– Я много должен еще поведать тебе о своей жизни. Она состоит их отъездов и приездов, прощаний и встреч. Ты уже знаешь, что я частенько уезжаю далеко за море. – Глаза его заблестели от какого-то неведомого ей тайного удовлетворения. – Часто мои странствия сопряжены с большими опасностями, а посему нет никакой надежды на то, что я буду в состоянии поддерживать длительные отношения с кем бы то ни было. Но в то же время я, как и ты, прекрасно понимаю, что между нами есть нечто, отличное от всего, что было раньше. То, что мы оба почувствовали с первых же мгновений нашего знакомства. Единственное, о чем я могу говорить определенно, Софи, так это о том, что я обязательно к тебе еще вернусь…

Переполнявшее ее счастье взорвалось нестерпимой болью. Конечно же, она не рассчитывала на быстрое признание в любви, но ведь всего лишь несколько минут назад ей казалось, что хаосу в ее жизни пришел конец и перед нею открываются двери в счастливое, исполненное любви будущее. Увы! Он ясно дал понять, что ей невозможно рассчитывать на что-нибудь определенно.

– К чему вам возвращаться? – холодно спросила она, высвобождаясь из его объятий.