– Наш отец очень плох последнее время, но из гордости не признается в этом. Николай очень скоро вынужден будет вернуться в Россию. Его дом – там. Существует несколько проблем, их нельзя разрешить, живя во Франции. Мой брат – талантливый скульптор, но ваять он сможет и на родине. Париж – Мечта любого молодого художника, но молодость проходит, мечты уступают место реальности.
– Вы говорили ему об этом? – Дениза чувствовала, что ее мечты о будущем готовы рухнуть, словно карточный домик.
Анна вздохнула. Искренне озабоченная будущим брата, она напрямую говорила с Николаем, но только усилила его раздражение. Он ждет ее поддержки, а родная сестра готова занять сторону тех, кто и так стоит на его пути.
– Все мои слова брат пропускает мимо ушей. Он непоколебим в своем решении съездить со мной в Россию, все уладить дома, чтобы организовать брак с Жюльетт. Я чувствую себя обязанной обсудить все это недоразумение с вами, поскольку мы обе – заинтересованные лица. Если бы Жюльетт была разведенной или очень опытной женщиной – а таких немало, я бы знала, что для Николая это всего лишь увлечение, но на этот раз все совершенно по-иному.
– Что вы имеете в виду?
– Жюльетт молода, красива и верит всем обещаниям Николая. Он сейчас кажется очень последовательным, но я уверена, что для обоих подобный союз – просто катастрофа. Пока не поздно, нужно принимать меры.
Дениза почувствовала, что ей трудно подобрать слова:
– Почему вы так считаете?
– Он же крестник царя, мадам! Отец попросит своего старого друга вмешаться. Однажды он уже прибегал к помощи царя, когда Николай вознамерился стать скульптором и навсегда остаться в Париже…
– Влюбленные могут пропускать мимо ушей упреки любого человека. Николай не захочет слушать ничьих возражений.
Анна передернула плечами, откинулась на спинку кресла.
– Тогда жизнь Николая превратится в пытку: старые друзья в России и во Франции отвернутся от него. Жюльетт не будет счастлива, увидев, в какое положение она поставила любимого человека. Когда пройдет всплеск чувств, он начнет воспринимать ее, как обузу, преграду к общению с теми состоятельными людьми, которые для него привычны. Дело в том, что русское дворянство никогда не примет Жюльетт в качестве жены графа Карсавина. Простите мою откровенность, но я хотела бы подчеркнуть: в настоящий момент Жюльетт всего лишь портниха. Несомненно, вы хотите, чтобы в вашем деле она играла видную роль, но все равно, она останется служащей или рабочей. Я навела справки о ваших родителях. О них, конечно, говорят, как о людях уважаемых, но ведь всем известно, что они занимались торговлей. Мой брат за время своего пребывания в Париже приобрел весьма либеральные и современные взгляды, которые неприемлемы для России.
Дениза никогда не испытывала такой ненависти к клиентке. Их деньги, формальная вежливость, заставляли баронессу де Ландель частенько закрывать глаза на надменность, кичливость, но от слов Анны Долоховой краска бросилась ей в лицо. Дениза совершенно забыла о собственном снобизме по отношению к тем, кто стоял на социальной лестнице ниже ее. Сейчас кто-то пытается посмотреть на баронессу де Ландель сверху вниз. Холодная ярость закипела в ней.
– Графиня, вы хотите сказать, что будь Жюльетт не француженкой, а русской, она вполне могла бы оказаться в толпе тех голодных, а среди них было немало девушек-служащих, не так ли, которых несколько лет назад расстреляли у ворот царского дворца, куда они пришли безоружные, чтобы, встав на колени, молить о помощи?
Анна вскочила, в глазах сверкал гнев.
– Как вы смеете? Ноги моей больше здесь не будет! Я отказываюсь от всего, что заказала у вас! И не смейте даже упомянуть об оплате!
Графиня широко распахнула дверь и вышла из кабинета, не заметив ни директрису, ни собственную приятельницу, поджидавшую на диванчике в коридоре. Бледная, с поджатыми губами, она промаршировала по лестнице и заняла место в экипаже, стоявшем у порога ателье.
– Ателье Паквин! – бросила она кучеру. Когда колеса застучали по мостовой, с лица Анны так и не сошло гневное выражение. Сложенный зонтик отстукивал дробь по полу экипажа, словно отбивая такт лихорадочным мыслям. Что-то она хотела сказать еще, но уже поздно. Даже по телефону она никогда не снизойдет до беседы с подобной нахалкой.
Более, чем когда-либо, графиня была полна решимости заставить Николая порвать с Жюльетт. Если бы брат встретил девушку из хорошей семьи, Анна всеми фибрами души желала бы этого брака. Но предать свою собственную кровь… Все проблемы России связаны с тем, что крестьяне жаждут права голоса, понижения налогов, образования и тому подобного. Принадлежащее людям с голубой кровью не должно быть доступно тем, у кого нет ни воспитанности, ни манер. А эти нищие готовы бороться не на жизнь, а на смерть…
Ее мысли переметнулись к великолепным туалетам, сшитым в ателье Ландель. Единственная надежда – мадам Паквин заставит своих служащих работать день и ночь, чтобы они успели приготовить самые необходимые туалеты до отъезда Анны в Санкт-Петербург. Вечерние и дневные. И многое другое. Безусловно, увидев столь выгодный заказ, мадам Паквин сделает все возможное.
Анна перестала стучать зонтиком. Лицо прояснилось. Как приятно выбирать новую одежду!
* * *
Когда Дениза закрыла за графиней дверь, то буквально упала в кресло, прижав ладони ко лбу. Ее всю трясло. Ужасно! Один господь Бог знает, сколько русских клиенток она потеряет, когда пойдет слух об этой скандальной сцене в кабинете баронессы де Ландель.
А Жюльетт! Это же кошмар! Из всех молодых людей, увивающихся за ней на протяжении двух с половиной лет после возвращения в Париж, она выбрала иностранца, да еще и русского! Поостыв, Дениза поняла, что графиня пришла к ней за помощью, чтобы они вдвоем придумали, как спасти Николая от ложного шага. А вместо этого… Она вспомнила, как когда-то родители советовали ей отказаться от брака с Клодом де Ланделем. Чем больше они старались, тем упрямее становилась Дениза. В молодости иначе не бывает.
Дениза метнулась к своему столу, взяла карандаш. Повертев его руках, постучала по крышке стола. Итак, Жюльетт уезжает в Лондон. В прошлый раз разлука не подействовала, но на это раз Анна Долохова приложит немало усилий, чтобы переубедить брата. Хоть слабый, но шанс…
Но как понять отказ графини от получения заказанных платьев? Русская клиентка казалась такой довольной. Придется все объяснять не только Жюльетт, но и месье Пьеру, и мадам Табард. Нужно приказать дворецкому доставить коробки прямо в ее кабинет, а потом, по окончании рабочего дня, Дениза сама снимет метки, ценные украшения и опять упакует, а потом отошлет в провинцию одной из своих знакомых, которая охотно платит за непроданные вещи ателье Ландель и переделывает их на благо своих сельских клиенток.
Приняв это решение, Дениза подошла к зеркалу. Пятна гнева на лице потихоньку бледнели. Она вызвала секретаря. Счет нужно отослать немедленно, графиня должна заплатить хотя бы за обслуживание в ателье.
Но вечером счет был возвращен с запиской от адвоката, который сообщал, что ни одно из изделий ателье Ландель не понравилось графине Долоховой, в случае других попыток потребовать оплату, дело будет передано в суд. Дениза была готова рвать на себе волосы. Ни одно ателье не будет рисковать, требуя немедленной оплаты по счету, если речь идет о престижных клиентах. А если уж такая модная женщина, как Анна Долохова, говорит, что одежда никуда не годится…
Нет, даже этого оказалось мало. Графиня отослала заказ обратно не в коробках, перевязанных лентами, а все платья в одном парусиновом мешке. Последний удар! За закрытыми дверями своего кабинета Дениза разразилась рыданиями.
* * *
Когда отъезд в Лондон был назначен на более ранний срок, чем предполагалось, Жюльетт не удивилась. Она знала, что Дениза будет вести свою линию до конца. Габриэле тут же послали телеграмму о том, что в интересах дела дата прибытия в Лондон изменена. Жюльетт решила позвонить Николаю, все это означало, что она сможет позировать до отъезда только один раз, в субботу днем.
Когда Жюльетт постучала в дверь мастерской, ей открыл Генри, ассистент Николая – простоватый дружелюбный юноша с копной светлых, непокорных волос. Николай уже нанес глину на проволочный каркас, и изделие начало приобретать некоторое сходство с моделью. Радостно улыбаясь, он показал маленькие гипсовые статуэтки – прообразы будущей скульптуры. Даже несколько непослушных прядей, выбившихся из прически в тот незабываемый вечер, вились надо лбом девушки из гипса. Подойдя к зеркалу, Жюльетт постаралась придать прическе тот же вид, с такими же выбившимися прядками.
– Отлично, – отозвался Николай, когда она заняла нужную позу на постаменте. – Только подбородок чуть повыше. Вот так.
Жюльетт восхищенно следила за тем, как глина под сильными длинными пальцами приобретает ее черты. По мере надобности Генри подносил свежий материал, убирал куски, неизбежно падающие на пол, подавал необходимые инструменты: деревянный молоток, ножницы для проволоки…
Жюльетт попросила отдохнуть, и Генри приготовил кофе, но Николай отпил только один глоток, а потом продолжал работать, несмотря на отсутствие натурщицы.
Было уже довольно поздно, когда он объявил об окончании рабочего дня. Генри, ждущий разрешения отправиться домой, быстро убрал в мастерской и ушел.
Николай запер дверь и, вернувшись в комнату, увидел, что Жюльетт уже сняла шелковую тунику и стоит обнаженная, удивительно прекрасная с распущенными волосами. Николай встал перед ней на колени, обнял изящные бедра, страстно целуя гладкую кожу…
Накануне разлуки Николай повел Жюльетт в ресторан Лару – туда, где она впервые появилась в платье Фортуни. Жюльетт повязала кносскую шаль, подарок Николая ко дню рождения – нежно-зеленый шелк переливается, словно морская дымка, геометрические узоры в стиле эллинского искусства, выполненные золотыми и темно-зелеными нитями…
Когда они заняли свой любимый столик рядом с огромным вазоном, в котором стояли изящные искусственные цветы, Николай достал маленькую серебряную коробочку в стиле Фаберже, поставил на стол перед Жюльетт.
– Открой, пожалуйста.
Девушка медленно нажала на рычажок, крышка откинулась, явив взору мерцание бриллиантов. Губы Жюльетт задрожали:
– О Николай! Ты знаешь, я не хочу, чтобы мы торопились. У нас так много проблем, которые нужно решить, так много трудностей…
– Но все это не может помешать мне подарить тебе знак моей любви. И я очень хочу, чтобы ты знала его значение, – он вынул кольцо из коробочки, устланной алым бархатом, и объяснил, что кольцо изготовлено из сплава трех видов золота, и это придает ему особую красоту. Такова русская традиция, если речь идет о кольцах для обрученных.
– Кольца для тех, кто помолвлен? – спросила Жюльетт.
– Кольца для тех, кто любит и любим, – отозвался Николай с улыбкой, так и не ответив на вопрос.
Жюльетт ясно видела, что Николай искренен, но руки девушки судорожно сжались. Они уже не раз говорили и спорили по поводу брака. Здравый смысл подсказывал девушке, что все против их союза, но Николай был неумолим. Жюльетт прекрасно понимала, что значит снобизм, голубая кровь, принадлежность к высшему свету – она каждый день в ателье Ландель видела все это. Даже тот факт, что она сестра баронессы, не позволит ей быть принятой в старинных аристократических кругах Франции. Тем более – в России. Жюльетт знала, что ее визит в дом князя Вадима объяснялся только тем, что князь – давний друг «тети» Люсиль… Любовь не заставила девушку закрыть глаза.
Но ей не хотелось портить последний вечер, какой бы короткой ни была разлука.
– Давай немного подождем. Ты поедешь домой, поговоришь с отцом. Я не хочу стать поводом для семейных споров.
– Ты и не будешь, – тон Николая был решительным. – Отец стал к старости более терпелив и снисходителен ко мне.
Жюльетт подумала про себя, что Николай заблуждается.
Граф Карсавин надеялся увезти Жюльетт в Россию, но планировал каждый год три-четыре месяца проводить в Париже, это помогло бы сгладить социальные трудности, которые неизбежно возникнут на их пути. У Николая был двоюродный брат весьма либеральных взглядов, который мог в отсутствие графа Карсавина обеспечивать порядок в поместье. Жюльетт, стараясь не задевать патриотических чувств Николая, никогда не говорила о том, что более просвещенные нации считают русского царя тираном. Она была уверена, Николай и сам хорошо знает о бедственном положении русского крестьянства. Его желание изменить положение крестьян в собственном поместье, когда оно перейдет к нему по наследству, казалось Жюльетт нереальным – капля в океане безграничных земель огромной страны. Ситуация казалась девушке просто неразрешимой.
Николай протянул руку, коснулся ее сжатых пальцев.
– Я люблю тебя, Жюльетт, и этого достаточно, чтобы надеть мое кольцо – знак того, как много ты для меня значишь.
Девушка позволила ему взять свою руку, и кольцо скользнуло по пальцу. На какое-то мгновение Жюльетт показалось, что она видит Николая словно сквозь пелену. Игра света, отражающегося от великолепных бриллиантов? Или слезы, вернувшиеся на глаза?
Вернувшись домой, Жюльетт, стоя у окна, долго смотрела на кольцо. Сняв с пальца, она положила его обратно в коробочку, убрала в ящик комода. Пусть оно лежит здесь. Может быть, когда-нибудь она и наденет это кольцо, чтобы доставить удовольствие Николаю. Возможно, будет и другой случай, но пока Жюльетт не видела никаких предпосылок, чтобы этот случай стал реальностью.
Глава 12
Над проливом дул порывистый ветер. Жюльетт сидела на палубе, укутав колени в дорожный плед, потом откинула его и подошла к перилам, придерживая на ветру шляпу. Белые скалы Дувра появились на горизонте. Девушка с интересом всматривалась в приближающийся пейзаж.
Ее мысли перенеслись к Николаю, уже несколько часов едущему поездом в Россию со своей сестрой. Путешествие Николая будет более продолжительным, его задачи резко отличаются от ее цели. Николай сказал, что его ожидает весьма утомительная дорога, потому что они с Анной сейчас не в лучших отношениях. Он не объяснил причины разлада, но Жюльетт догадывалась. Николай был уверен: никто не может посягать на его право жениться, кого бы он ни выбрал, и неважно, если его намерения вызовут неудовольствие отца и других членов семьи. Но не это было главным.
– Сообщить отцу о моем намерении жениться на тебе, – сказал Николай перед отъездом, – мой сыновний долг, который я с удовольствием выполню. Мы не на все смотрим одинаково, и до сих пор у нас немало разногласий. Когда я был ребенком, он был чрезмерно строг со мной, но справедлив. Я очень надеюсь на его чувство справедливости, чтобы теперь, когда он стар, между нами не возникло отчуждения.
Жюльетт понимала, Николай пытается уверить ее, что семейных разногласий не будет, при этом казалось, он не слышал или не хотел слышать ее возражений. Но сейчас, тем не менее, он уже в пути, едет в роскошном семейном купе, заказанном Анной. Жюльетт не сумела подавить слабую надежду, что каким-то непостижимым образом все проблемы будут решены. Его действия заронили ту искру оптимизма, о наличии которой девушка прежде у себя не подозревала. Но теперь, находясь на борту корабля, словно в заточении, она могла посмотреть на все как бы со стороны.
Можно ли сказать, что она видит ситуацию в розовом свете? Если отец Николая доживет до глубокой старости, а все Карсавины – долгожители, пройдут годы, прежде чем возникнет необходимость поселиться в России. Может быть, к тому времени юный цесаревич унаследует трон и, кто знает, какие реформы введет для блага своих бедных, униженных подданных? Все в этом столетии стремительно меняется как никогда. Мужчины уже поднялись в воздух, а женщины стали работать в областях, которые раньше считались чисто мужскими. Конечно, должно наступить время, когда любовь двоих, принадлежащих к разным классам, будет восприниматься терпимо.
Жюльетт мучительно размышляла, а белые утесы значительно приблизились. Она отошла от перил, чтобы приготовиться к выходу на побережье. Судно пришвартовалось. Ни при предъявлении паспортов, ни при переходе через таможню не возникло никаких задержек. Ожидался лондонский поезд. Скоро Жюльетт уже любовалась зеленым побережьем Кента. Бледно-золотистый солнечный свет озарял крыши ферм, сады и поля, а также красные и коричневые кирпичные строения. Бегло взглянув на доки Чэтема, где стояли корабли королевского флота, девушка начала рассматривать станцию Виктория и вскоре заметила Габриэлу. Они тепло поздоровались.
– Жюльетт, наконец-то ты здесь! Кажется, прошла вечность после нашей встречи в Париже!
– Почему же ты не вернулась?
– Это было невозможно! Дерек стал директором банка, он так занят! Слишком занят, чтобы отлучаться надолго, а я никуда не езжу без него. К тому же, это помогает мне держаться на безопасном расстоянии от матери.
– А твои родители приезжали повидаться с тобой?
– Дважды, – Габриэла выразительно округлила глаза.
К этому времени они уже уселись в сверкающий «даймлер» с шофером в ливрее за рулем.
– Я всегда рада повидать отца, да и он меня, но с матерью трудно ладить.
Габриэла болтала, болтала, пока не выехали на дорогу в Лондон. Внезапно она указала на что-то за стеклом.
– Смотри! Вот Букингемский дворец! Дерек и я приглашены туда на банкет и на другие церемонии, где будут присутствовать король и королева. Должна сказать, что королевские особы придают всему особое очарование.
Посмотрев на дворец и на ярко одетых стражей у ворот, Жюльетт снова откинулась на спинку сиденья. «Даймлер» мчался по окаймленным деревьями улицам. Девушка с иронией взглянула на подругу.
– Что за речи я слышу от французской республиканки? В этой стране ты стала роялисткой?
Габриэла расхохоталась и прижала веер ко рту.
– Вероятно, это так. Может быть, вскоре ты увидишь меня со знаменем. Но не как суфражистку, марширующую по Даунинг-стрит, а на Елисейских полях с лозунгом: «Верните Бурбонов! Все прощено!»
Жюльетт поняла шутку, ей было приятно видеть Габриэлу такой раскованной.
– Ты так изменилась, как будто гора упала с плеч. Я рада видеть тебя счастливой.
– Да, я счастлива, – живо произнесла подруга. – Замужество все еще кажется мне чудом. Дерек вошел в мою жизнь, как рыцарь на белом коне и увез от всего, что делало мою жизнь такой несчастной.
– Я очень, очень рада за тебя.
– Знаю, – голос Габриэлы смягчился. – Вот почему для меня так много значит твой приезд. Иностранке нелегко найти подруг среди англичанок. Единственные мои новые друзья тоже французы, остальные – просто знакомые.
Внезапно ее глаза предательски увлажнились.
– Нельзя сказать, что англичане недружелюбны. Хорошенькое личико и французский акцент притягивают их, как магнит. Ты хорошо повеселишься в Лондоне! Я устраиваю в твою честь прием и уже получила множество приглашений для нас троих. У Дерека ложа на лучшие шоу и на новое ночное галапредставление «Тристан и Изольда» в Королевской Опере на Ковент-Гарден.
Жюльетт была потрясена, в своем письме она просила только о возможности пожить в Англии, пока уладит дела.
– Ты забываешь, что я приехала работать?
– Конечно, нет, – небрежно отмахнулась Габриэла. – Это все можно совместить.
Резиденция Таунзендов была расположена на линии элегантных домов на Беркли Сквер. Когда Дерек пришел домой, они с Жюльетт встретились впервые. Девушка подумала, что он выглядит старше своих лет, но, поскольку занимал высокое и важное положение, моложавая внешность ему даже повредила бы. Пепельные волосы, по цвету напоминающие седину, придавали солидность не по летам, но кожа была чистой, свежей; мягко очерченный подбородок, изящная худощавость делали Дерека крайне обаятельным молодым человеком.
– Мне так приятно видеть вас в своем Доме, Жюльетт!
Габриэла взяла его под руку, счастливо улыбаясь:
– Разве это не прекрасно? Мы просто посадим ее под замок, если она заговорит о возвращении во Францию. Пройдет много-много недель, прежде, чем мы отопрем дверь.
Дерек посмотрел на Жюльетт, затем поймал взгляд жены.
– Я надеюсь, Жюльетт пробудет с нами так долго, как сможет. Но она приехала по делу, и не настолько свободна, как ей самой, может быть, хочется. Мы – ты и я – все понимаем. Но отпустим ее, как только она сама почувствует, что необходимо уезжать.
Габриэла схватила руку подруги.
– Ты действительно останешься с нами, сколько сможешь?
– Конечно, останусь, возможно, даже на несколько дней после того, как закончу дела. Но я обязательно приеду еще раз – уже в отпуск.
Чуть позже Дерек поговорил с Жюльетт наедине:
– Моя жена все еще тоскует по родине. Она так ждала вашего приезда! И не только потому, что вы ее лучшая подруга, но и потому, что вы из Франции, страны, где она родилась, где прошло ее детство. Первые годы после разрыва с родиной особенно тяжелы.
Он не знал, как близко к сердцу приняла его слова Жюльетт. Она вновь подумала, как тяжело было бы жить в России.
– Вы так хорошо понимаете Габриэлу. Она не раз говорила мне, что вы – единственный человек, которому она может доверять. Я не могу назвать ее юность счастливой, – Жюльетт тряхнула головой. – Думаю, Габриэла часто преувеличивает роль, которую я сыграла в ее жизни. Ей просто нужна была опора. Тогда я этого не понимала. А сейчас у нее есть эта опора в вашем лице.
– Я постараюсь быть ей поддержкой во всем. Жюльетт решила, что перед ней человек, который умеет держать слово.
Ночью Дерек, лежа рядом с женой, увидел на ее глазах слезы. Он тут же включил лампу на ночном столике.
– Что случилось, дорогая? – Дерек заботливо склонился над ней.
– Я так беспокоюсь за Жюльетт! У меня ужасное предчувствие – когда она покинет Англию, то будет очень далеко! И неизвестно, что ее ждет.
– О чем ты? Жюльетт вернется в Париж. И все, – в его голосе звучали успокаивающие нотки. Жена просто боится разорвать нити, связывающие ее с родиной. Нужно обязательно выкроить время и отвезти Габриэлу в Париж. Хотя пока трудно что-либо обещать. – Постарайся уснуть, не волнуйся. У тебя просто разгулялось воображение.
– Ты уверен? – она умоляюще посмотрела на мужа, желая поскорее избавиться от страхов.
– Конечно. А теперь закрой глаза, – он поцеловал ее закрытые веки. Габриэла прижалась к мужу, пытаясь отогнать тревогу.
Дерек выключил лампу. Он засыпал быстро и не знал, что жена еще долго лежала без сна. Впервые в жизни Дерек не смог успокоить ее. Габриэла постаралась уверить себя, что Жюльетт умеет встречать трудности, но чувство тревоги за будущее подруги так и не покинуло молодую женщину.
* * *
Еще до отъезда из Парижа Жюльетт связалась с шелкопрядильными фабриками в Лондоне и Масслесфильде, договорившись о деловых встречах, но, попав в Лондон, только спустя неделю смогла вырваться из круговерти, в которую ее вовлекла Габриэла.
Лондонская фабрика располагалась на берегу Темзы. Жюльетт очень плодотворно побеседовала с владельцем предприятия, одобрила образцы. Некоторые ткани изготавливались из материалов, поступавших с ферм Британии, где выращивали шелкопрядов, но основная часть шелка-сырца импортировалась из Китая и Индии. Жюльетт была готова разместить заказы на лондонской фабрике, но Дениза настаивала, чтобы сестра посетила фабрику в Масслесфильде, что давало некоторую отсрочку решения. Завтра же нужно отправиться в Масслесфильд!
– Но ты не можешь поехать завтра! – воспротивилась Габриэла. – Вечером у нас заказана ложа. Новая опера Вагнера!
Поездку пришлось отложить. На премьеру Жюльетт надела платье Фортуни. Такое замечательное событие требовало лучшего вечернего туалета! Поверх него Жюльетт накинула шелковый жакет – также, как когда-то в Лионе в гостях у супругов Дегранже, чтобы не шокировать хозяев.
Королевский Театр сверкал множеством огней. Публика блистала драгоценностями, дамы – кольцами, серьгами, браслетами, мужчины – бриллиантовыми булавками на отлично сшитых костюмах. В королевской ложе появилась принцесса со свитой, что добавило торжественности моменту.
Во время перерыва Жюльетт с Дереком и Габриэлой прогуливались по огромному красному ковру, устилающему фойе. Они остановились, приветствуя знакомых. Неожиданно кто-то обратился прямо к Жюльетт:
– Жюльетт, какой сюрприз!
Еще не видя, она тут же узнала голос. Ее спутники, увлеченные беседой с друзьями, даже не заметили, как Жюльетт повернулась, чтобы поприветствовать Марко Романелли.
– О Боже, Марко! Увидеть вас именно здесь! Вы в Лондоне? Мы же собирались встретиться в Париже!
Он рассмеялся, сам пораженный неожиданной встречей.
– Я в Лондоне по делам, – Марко оглянулся. – А где Николай?
– Уехал в Санкт-Петербург. Как ему хотелось бы оказаться здесь, с нами! Какое трио мы вновь составили бы! Я в Англии тоже по делу, и в то же время в гостях у своей лучшей подруги и ее мужа. Я представлю вас, – она хотела подозвать Габриэлу и Дерека, но Марко остановил ее.
– Подождите минуточку. Есть один человек, который хочет познакомиться с вами. Как только я заметил вас, сразу сообщил ему, что вы здесь.
Жюльетт увидела высокого, удивительно красивого мужчину, который шел по направлению к ним. Еще до того, как Марко представил этого импозантного человека, девушка догадалась, кто перед ней…
– Жюльетт, разрешите представить вам дона Мариано Фортуни.
Жюльетт словно со стороны услышала, как выражает радость от встречи с человеком, творчеством которого давно восхищалась. Она вспомнила, что Марко еще в Лионе говорил ей, как Фортуни ценит музыку Вагнера, нередко служившую ему источником вдохновения. Видимо, именно поэтому он приехал на премьеру в Лондон. Весь облик Фортуни – статная фигура, правильные черты лица, светло-голубые глаза, темные, хорошо уложенные волосы, аккуратные усы и борода, превосходный фрак – производил впечатление человека, рожденного в более романтическую эпоху, чем современный прагматический век.
Фортуни поклонился. Если его поклон показался кому-нибудь вычурным, то для него подобное выражение восхищения было естественным.
– Я так рад познакомиться с вами, мадмуазель Кладель. Марко рассказал мне, как вы обнаружили дельфийское платье в раскроенном виде и сшили его снова. Мне бы очень хотелось поблагодарить за элегантность и изящество, которое платье приобрело благодаря вам.
В устах Фортуни комплимент не показался напыщенным.
– Это платье очень дорого для меня. Он удовлетворенно кивнул.
– Насколько я знаю, вы сами моделируете одежду.
– Да, у меня есть небольшой опыт подобной работы, но в Англии меня интересует воспроизводство рисунка на ткани.
– Завтра я уезжаю в Венецию. Если вам когда-нибудь доведется там побывать, свяжитесь со мной. Я покажу вам ткани, раскрашенные по моему дизайну и с удовольствием послушаю о ваших успехах.
– Спасибо.
– Простите, сейчас я должен присоединиться к своим друзьям. Рад был познакомиться. До свидания, мадмуазель.
Жюльетт повернулась к Марко.
– Как удачно! За несколько минут – два сюрприза! Встретить вас, познакомиться с Фортуни! А сейчас я бы хотела представить вас Дереку и Габриэле.
Остальную часть перерыва Марко провел вместе с новыми знакомыми. Узнав, что Жюльетт в сопровождении Габриэлы завтра едет в Масслесфильд, он выразил желание присоединиться.
– Я собирался туда в конце недели, но ради того, чтобы поехать с вами, готов отправиться когда угодно.
Габриэла искренне обрадовалась, она не любила уезжать далеко без мужского сопровождения.
Когда прозвенел звонок, Дерек пригласил Марко на ужин в честь Жюльетт. Синьор Романелли тут же согласился.
* * *
Поездка в Масслесфильд оказалась очень плодотворной. Жюльетт и Марко управились с делами за один день. Заказ ателье Ландель Жюльетт все же решила разместить на лондонской фабрике, там предлагали более удобные сроки и несколько лучшие условия.
Вечером Марко, который остановился в том же отеле, пригласил Жюльетт и Габриэлу на ужин, а потом все отправились в кинематограф. На третий день они вернулись в Лондон.
– Я полагаю, – сказала Габриэла после того, как они простились с Марко на вокзале в Хьюстоне, – что синьор Романелли неравнодушен к тебе.
Жюльетт со смехом покачала головой.
– Ты говоришь это о каждом, с кем мне удалось здесь побеседовать.
Габриэла улыбнулась, но ничего не ответила.
В лондонском доме Таунзендов Жюльетт ждало письмо, написанное незнакомым почерком. Когда она распечатала конверт, из него выпал кусочек шелка. Жюльетт подняла его, затем прочитала письмо.
«Мне сказали, что когда вы нашли дельфийское платье, то среди кусков не хватало шнуровки и марки модельера. Вы сами заменили шнуровку. Я же добавляю последнюю недостающую деталь. И выражаю свое восхищение.
Искренне ваш, Фортуни».
Жюльетт бросилась к Габриэле.
– Он никогда не прислал бы мне свое клеймо, если бы увидел, что я ошиблась, сшивая платье! Теперь оно завершено.
Габриэла вслух прочла надпись на шелковом кружке: «Мариано Фортуни. Венеция».
– Как великодушно!
– Габриэла, мне так хочется поблагодарить его лично, но, насколько я знаю от Марко, сейчас Фортуни уже в пути.
Жюльетт пришила маркировку на спинку платья с внутренней стороны, рядом с горловиной. Затем написала Николаю об этой удаче.
С Марко она увиделась только на ужине накануне его отъезда. Марко уже знал о письме Фортуни. Его глаза радостно засверкали, когда он увидел, с каким энтузиазмом Жюльетт приняла подарок.
– Я отправила ему в Венецию письмо с благодарностью. Палаццо Пезаро дегли Орфей. Звучит грандиозно!
– Это один из лучших особняков в Венеции. Бывший дворец, построен еще в тринадцатом веке богатейшим родом Пезаро. Сегодня его называют Палаццо Орфей.
– Он на Большом Канале?
– Нет, но недалеко. Фортуни, вернее, дон Мариано, он любит, чтобы к нему так обращались, живет там уже несколько лет. С тех пор, как переехал из дома матери на берегу Большого Канала – Палаццо Мартиненго.
