Девушка готовилась ко сну, когда услышала под окном шум. Осторожно открыв раму, Жюльетт увидела Николая, стоящего на газоне.
      – Вы с ума сошли? – удивленно прошептала девушка. – Что вы делаете здесь в такое время?
      – Я пришел пожелать вам спокойной ночи.
      В ответ раздался радостный, с трудом подавляемый смех, от которого у Николая просто закружилась голова.
      – Сколько водки вы выпили? – голосом строгой классной дамы спросила Жюльетт.
      Он пожал плечами.
      – Уйму.
      – Я так и думала. А сейчас идите домой.
      На его лице отразилось искреннее огорчение. Девушка почувствовала, что Николай тоже хотел ее видеть, поэтому не смог не прийти. Видимо, ушел со званого вечера раньше, чем остальные чтобы прийти к ней.
      На фоне освещенной комнаты волосы Жюльетт золотисто-красноватым ореолом обрамляли лицо. Хотя на плечи была наброшена шаль, Николай ясно видел очертания ее тела.
      – Спускайтесь вниз, – совершенно серьезно попросил он.
      Жюльетт заколебалась, раздираемая сомнениями. Затем покачала головой.
      – Идите домой, – повторила она, закрыла окно и опустила портьеру. Затем погасила свет – пусть Николай думает, что она легла спать. Потихоньку раздевшись и накинув ночную рубашку, девушка наконец коснулась головой подушки. Шестым чувством Жюльетт ощутила, что Николай отошел от окна. Несколько секунд спустя она услышала, как за ним захлопнулась створка ворот.

* * *

      На следующий день слухи о платье, которое было на сестре баронессы Ландель, разнеслись по городу еще дальше. Поток посетителей хлынул, как вода весной. Директриса не знала, как реагировать на просьбы клиенток увидеть это удивительное платье, которое почему-то не вошло в коллекцию. Наиболее отважные посетительницы жаждали его примерить, хотя никто пока не выражал желания носить что-либо подобное в обществе.
      Опять послали за Жюльетт, перед которой встали еще более трудные задачи, но ее сообразительность и на этот раз сослужила хорошую службу. Она попросила пятерых девушек-помощниц пройти с ней в кладовую, где они перебрали множество шелков, выдержанных в золотистой, красноватой и коричневой гамме. Некоторые из этих тканей пролежали на складе не один год. Жюльетт вручила девушкам искрящиеся отрезы. Когда они гордо шли по коридору, груда переливающегося шелка вызывала в памяти венецианскую живопись эпохи Возрождения.
      – Любой из этих шелков, – говорила Жюльетт, обращаясь поочередно к каждой из клиенток, – можно заплиссировать, – помощницы собирали ткань в складки, взмахивали ею в воздухе. – И тогда создается впечатление свободы. Конечно, у Фортуни свой, секретный метод плиссировки, остающийся тайной. Но, – добавляла Жюльетт, понижая голос до шепота, – у дельфийского платья есть один секрет, который мне удалось раскрыть.
      – Какой же? Расскажите!
      – Оно без корсета!
      Раздавались смешки, ахи, руки в перчатках прикрывали рты, готовые безудержно улыбаться от удивления, а у некоторых в шоке просто перехватывало дыхание. Но никто в гневе не покинул ателье: все, пришедшие сюда, были сильно заинтригованы. Надо же! Благородная леди, сестра самой баронессы Ландель, осмелилась во имя моды…
      Посетители вполне справедливо решили: все было сделано для того, чтобы привлечь внимание к ателье Ландель. Так оно и вышло.
      В воскресенье, как и условились, Жюльетт отправилась на свой первый урок вождения. Когда Николай появился в новом автомобиле, девушка уже была готова. Увидев в окно подъезжающую машину, она сбежала по лестнице.
      – Великолепно!
      Спортивная двухместная машина была действительно великолепна: сверкающая темно-желтая краска, на удлиненном корпусе изящный медный радиатор, прозрачное стекло… Николай выскочил из автомобиля, чтобы поприветствовать Жюльетт, затем вновь занял место шофера, причем ему пришлось забраться в машину первым, поскольку руль и тормозные педали загромождали пространство со стороны дверцы водителя.
      Не без сомнения на лице Дениза наблюдала всю эту сцену из окна.
      Жюльетт с удовольствием рассказала о фуроре, вызванном ее платьем от Фортуни. Николай уже слышал об этом от Анны, но теперь им предоставилась возможность посмеяться вместе. А как много других тем!
      Они выехали из Парижа и добрались до тихой деревушки. И только здесь Николай приступил к первому уроку.
      – Давайте изучим, как заводить мотор. Николай и Жюльетт поменялись местами, но девушке так и не удалось вдохнуть жизнь в замолкнувший автомобиль, как она ни нажимала на дрожащий под ее рукой рычажок. Одно движение Николая, и…
      – Мы едем! – Жюльетт нажала на нужные педали.
      Довольно быстро девушка научилась обращаться с рулем из красного дерева, «утихомиривать» машину после начальных толчков. Пешеходы и велосипедисты, мимо которых проносился автомобиль, с удивлением смотрели на молодую женщину за рулем необычной машины; медные волосы развеваются на ветру, лицо светится улыбкой, а рядом – красивый мужчина.
      Мягкий сентябрьский день одаривал их солнечным теплом. На берегу реки они устроили пикник – Николай прихватил с собой вино, а Жюльетт – корзину с едой. Счастье казалось полным. Прежде, чем отправиться домой, Николай поцеловал свою спутницу – так же нежно и страстно, как и по возвращении из Мулен Руж.

* * *

      Салоны ателье Ландель в последующие дни были переполнены. Посыпались новые заказы, наконец-то появились образцы туалетов, разработанные месье Пьером и Жюльетт. Каждое платье отличалось хорошим вкусом, сочетая в себе изящество и респектабельность. Весь осенний Париж признал шуршащие коричневые плиссированные шелка последним криком моды.
      В ателье Ландель работали, не покладая рук. Хотя, конечно, возникали проблемы. Некоторые клиентки жаждали изменить цвет ткани или фасон воротника, но все благополучно разрешалось.
      Дениза не верила своим глазам – неосмотрительность сестры принесла настоящую удачу. Появилось не только много новых клиентов, но и необыкновенно вырос престиж ателье. Другие дома моделей покорно согласились, что ателье Ландель разработало новое направление в моде, определившее наиболее популярную цветовую гамму зимнего сезона.
      Дениза поговорила с месье Пьером. Тот высоко отозвался о способностях Жюльетт и предложил привлекать мадмуазель Кладель к обсуждению всех новых фасонов.
      – У нее прирожденное чувство вкуса, а также умение уловить то, что словно носится в воздухе.
      Дениза также обладала этим чувством, оно объединяло их с месье Пьером и позволяло находить наилучшие решения.
      – Вы уверены? – спросила Дениза.
      – Да, – модельер кивнул. – Только вчера она показала мне несколько новых набросков. Как сказала мадмуазель Кладель, S-образный силуэт господствовал слишком долго, нужно изменить основную тенденцию с учетом пожеланий – порой инстинктивных – тех женщин, которые сейчас, как никогда, хотят обрести свободу в движении и в обществе.
      – Хорошо, Пьер. Мы будем приглашать ее на обсуждения. Если все пойдет благополучно, я предоставлю ей возможность вплотную ознакомиться с делами.

* * *

      Довольно быстро Николай признал Жюльетт прекрасным водителем. И вот настал момент, когда она рискнула впервые проехать по улицам Парижа. Особенно девушке понравилось нажимать на клаксон: громкий, но удивительно выразительный звук разгонял кэбы, готовые помять бока спортивной машине.
      Работа Жюльетт в ателье и обязанности Николая в посольстве не позволяли им видеться так часто, как хотелось бы, но это делало их встречи еще более желанными для обоих.
      Однажды они попали на спектакль, костюмы для которого были выполнены Фортуни. А потом посчастливилось увидеть знаменитого Нижинского в одной из постановок Русского Балета. Они посетили выставку скульптур, где демонстрировалась «Вакханка», ее уже успел купить коллекционер из Америки, и через несколько недель скульптура будет отправлена в Соединенные Штаты.
      В солнечные воскресные дни они отправлялись в Лувр или на Монмартр. Особенно полюбились прогулки по Королевским Садам, теряющим свою листву, но все еще полным осенних красок. Нередко молодых людей можно было видеть в парке Люксембургского Дворца или на набережной Сены.
      Если начинался дождь, они заходили в крошечные кафе, где за мраморным столиком наслаждались кофе. Жюльетт решительно отвергла протесты сестры, требовавшей, чтобы девушку сопровождала компаньонка. Время, проведенное с Николаем, было столь ценным для нее, что девушка не могла представить никого третьего рядом с ними. Нередко они ужинали не у Лару, а в небольших ресторанах, где царило относительное спокойствие.
      Жюльетт особенно полюбила ресторан, в котором играли балалайки, и мужчины в костюмах казаков отплясывали какой-то бесшабашный танец. Однажды к танцорам присоединился Николай, его голос влился в дружное уханье, а Жюльетт вскочила из-за стола, изо всех сил хлопая в ладоши. Когда танец закончился, все разразились аплодисментами. По русской традиции, Николай тоже зааплодировал.
      Когда он вернулся за столик, Жюльетт обвила рукой его шею:
      – Николай! Прекрасно! Я даже не подозревала, что ты умеешь так танцевать!
      Он обнял ее за талию, глаза загорелись чувственным огнем.
      – Ты очень многого не знаешь обо мне, Жюльетт, – повернувшись к публике, продолжающей аплодировать, Николай помахал рукой.
      В этих маленьких ресторанчиках Жюльетт иногда видела кого-либо из своих коллег по ателье: девушек-закройщиц, помощниц, манекенщиц, но ни разу не встретила никого из высшего класса. Жюльетт нередко приходила мысль, что никогда раньше она не была столь счастлива.

* * *

      Жюльетт не держала зла на Люсиль, не передавшую записку от Николая. Девушка ни разу не упомянула об этом в письмах, только сообщила Люсиль, что вновь встретилась с графом Карсавиным и очень рада его обществу. Как и ожидала Жюльетт, мадам Гарнье вложила в свое очередное письмо нераспечатанный конверт без всяких объяснений. Переписка продолжалась, словно ничего не случилось. Инцидент был забыт. Если у Люсиль и имелись возражения по поводу общения Жюльетт с Николаем, она никогда о них не упоминала.
      В отличие от Денизы:
      – Ты забыла всех старых друзей. Нельзя так часто встречаться с мужчиной, если не помолвлена с ним, – голос сестры звучал резко.
      – Он в Париже не навсегда, – Жюльетт передергивала плечами. – Вопрос не в помолвке. Нам нравится вместе проводить время. А что касается друзей, то, когда могу, я вижусь с ними. Но они прекрасно знают, у меня мало свободного времени.
      – В любом случае, граф не собирается на тебе жениться. Это, по-моему, достаточный повод быть благоразумной.
      Жюльетт покраснела.
      – Я знаю. Семья Николая в родстве с Романовыми, и он должен жениться на аристократке, а в моих жилах нет ни капли голубой крови. Не исключено, что мои предки когда-то приветствовали каждое падение ножа гильотины!
      – Не смей! – завизжала Дениза, закрывая руками уши.
      Жюльетт спокойно улыбнулась, мягко коснувшись запястья сестры.
      – Я только хочу подчеркнуть, что понимаю, какая пропасть между мной и Николаем. Законы общества нарушить не так легко, особенно человеку, принадлежащему к высшему слою. Я ведь вижу людей этого ранга среди клиентов ателье.
      Жюльетт ничем не выдала, как непросто для нее смотреть в лицо реальности и не предаваться глупым мечтам.
      Но Денизу ей удалось убедить. Старшая Кладель уже не раз имела шанс понять, что недооценивает сестру, и ей не нужно опасаться за будущее ателье Ландель – практицизм Жюльетт поможет, девушка не поддастся чувствам. Может быть, Жюльетт с самого начала все понимала, когда Анна Долохова не смогла пойти с молодыми людьми в их первый совместный вечер? Дениза решила, что графиня просто не хотела вмешиваться в роман своего брата и сестры хозяйки ателье. Всегда обстоятельная и доброжелательная, Анна Долохова ни разу не пригласила Жюльетт на вечера, которые устраивала в своем парижском особняке. Дениза должна была признать, до нее не доходило слухов, что там бывает Николай. Возможно, он не хотел идти один, без Жюльетт.
      Дениза надеялась, что Анна Долохова постарается проследить, чтобы ее брат не наделал глупостей и вынужден был потом проявить чрезмерное благородство. Но ее беспокоило не только будущее ателье. Она искренне привязалась к Жюльетт, в той мере, в какой могла любить кого-либо вообще, и очень гордилась их совместными усилиями, направленными на процветание ателье Ландель.
      Будучи в хорошем настроении, уверенная в том, что в ателье – все под контролем, Дениза решила накануне Рождества отправиться в Англию. Она была уверена, что Жюльетт сможет быть хорошей помощницей директрисе. Основная цель поездки – посещение ткацкой фабрики в Масслесфилде, традиционно считающейся сердцем британского производства шелков, а также фабрики в Лондоне, владелец которой как-то прислал Денизе весьма привлекательные образцы своей продукции.
      – Если возникнут трудности, тут же вышли мне телеграмму, – настаивала Дениза.
      – Все будет хорошо. Поезжай спокойно, посмотри Щелка, но не забудь отдохнуть в Лондоне как следует.
      – Пришли мне копию бального платья, которое ты смоделируешь. Хочу посмотреть заранее. Не забудь!
      – Конечно.
      Такси увезло Денизу. Жюльетт поднялась по лестнице, слегка поеживаясь: было раннее утро, в воздухе чувствовался легкий морозец.
      Благодаря Николаю, сестры были приглашены на новогодний бал в русском посольстве. Будучи в добром расположении духа, Дениза предложила Жюльетт самой моделировать бальный наряд, который пойдет под маркой изделия ателье Ландель. Было, правда, поставлено условие, чтобы платье не напоминало изделие Фортуни.
      Ходили слухи, что один из модельеров, месье Пуаре, подражая Фортуни, изготовил несколько платьев из плиссированного батика, но были ли они куплены – никто не знал, поскольку ни одна дама так и не появилась в обществе в подобном туалете.
      После беседы с Денизой о Николае, Жюльетт неожиданно поняла, как много для нее значит время, проведенное с графом Карсавиным, как все это неосмотрительно, и что она по уши влюблена. На работе, к счастью, это пока не отражалось, но все же Жюльетт не раз ловила себя на том, что, стоя за столом модельера, поглядывает на часы, ожидая встречи с Николаем.
      Нет, пора положить этому конец. У нее сильная воля, она сможет… Сегодня Жюльетт идет в кинематограф, затем – ужин в ресторане. В воскресенье они собираются в его старую мастерскую на Монмартре. В детстве отец водил Жюльетт на Монмартр. Они посетили одну из галерей, где малоизвестные и совсем неизвестные художники выставляли свои работы в надежде привлечь покупателя, а на вырученные деньги купить пару бутылок абсента и достаточно закуски. Жюльетт помнила, что она тогда очень устала, ей хотелось пить, и отец купил ей лимонада. А также одну из картин. Маленькой Жюльетт очень нравились изображенные на ней балерины, надевающие балетные тапочки. Видимо, картину продали во время банкротства отца, потому что в доме Денизы ее не было.
      В воскресенье Жюльетт и Николай припарковали машину и, взявшись за руки, начали подниматься вверх по узким улочкам Бутте. Вершину холма украшала ветряная мельница. Ночные кафе и бордели остались внизу, и Монмартр обрел черты сельской улицы прошлого века. Теперь, когда старые дома, мощеные мостовые предстали в своем первоначальном очаровании, стало ясно, почему многие художники предпочитают делать наброски, ставя мольберты прямо у порога мастерской, а не ищут экзотических пейзажей.
      Деревья уже сбросили листву, воздух казался удивительно прозрачным. Николай остановился и указал на ряд убогих домиков, прилепившихся к подножию холма. Здесь располагались мастерские художников – Bateau-Lavoir.
      – Вон то узкое окно на втором этаже слева – это и есть моя мастерская, где я работал и жил, когда впервые приехал в Париж после года обучения в Петербургской школе искусств. Здесь я слепил две головы и одну фигуру в полный рост, что позволило мне стать учеником Родена.
      Николай также хорошо помнил, что именно здесь он поселил свою первую любовницу, приобрел немало друзей среди богемной молодежи (с которыми вполне можно было распить бутылочку чуть ли не под столом какого-нибудь кафе), узнал многое об искусстве, жизни, женщинах, узнал, как можно прожить, имея в кармане всего несколько франков. Он даже не делал попытки воспользоваться деньгами, лежащими в банке на его имя, предпочитая жить, если не как все, то, во всяком случае, как многие.
      Жюльетт искоса посмотрела на него. Казалось, Николай забыл о ней, устремившись мечтами в свое прошлое. День был прохладным. Он стоял рядом в теплом твидовом пальто, шарфе, шляпе с опущенными полями. Девушка легко представила себе, как Николай, еще совсем юноша, идет по этим улицам, готовый стать частью богемной жизни Парижа. Она не выдержала и тронула его за рукав.
      – У вас такой ностальгический вид. Вы слишком молоды для этого.
      Он рассмеялся, сжал ее руку.
      – Ты права! – Николай повернулся к Жюльетт. – Все было так давно, я жил здесь всего несколько месяцев. Но столь многое произошло с тех пор, столь важное… Я встретил тебя… А сейчас мы поедем обедать в «Lapin Agile» и выпьем по стаканчику вина.
      По пути им попался уличный фотограф, несущий на плече треногу, а в руках – камеру. Он только что закончил серию зимних снимков Монмартра и предложил Николаю и Жюльетт сфотографироваться на память. Когда молодые люди живо отозвались на его предложение и были запечатлены вместе, Николай попросил фотографа сделать снимок одной Жюльетт на улицах Монмартра. Девушка стала возражать, отказываться, но все же снимок был сделан: Жюльетт, держащая в руках шляпу, в развевающемся шарфике, юбке, взметнувшейся от внезапного порыва ветра. Фотограф мысленно поздравил себя с удачей. Он дал Николаю свою карточку и заверил, что фотографии будут готовы через пару дней.
      Показались зеленые ставни «Lapin Agile». Тепло внутри помещения показалось блаженством после уличной прохлады. Они уселись за один из столиков, и Жюльетт с интересом огляделась. Народу было много, дымились сигареты, голоса наполняли зал, стены которого украшали произведения самых различных жанров: гипсовые барельефы, картины маслом в духе «Арлекина» Пикассо и многое другое. Некоторые полотна настолько потемнели от времени и сигаретного дыма, что было ясно: их создатели, скорее всего, давно расстались с Монмартром.
      Заказывая вино, Николай встретил двух молодых художников, которые радостно приветствовали старого знакомого. Граф Карсавин пригласил давних друзей и их дам к своему столику. Приглашение было принято с восторгом, куплена еще пара бутылок. После представления всех друг другу, женщины атаковали Жюльетт вопросами о моде, в то время как мужчины увлеклись политической дискуссией. Жюльетт была бы не против присоединиться к беседе мужчин, но это оказалось невозможным. Узнав, что молодые женщины – натурщицы, она спросила, знают ли они Ивонну. Одна из женщин мрачно сказала:
      – У нее было много проблем, когда этот негодяй соблазнил ее, а потом бросил. Но все же, когда он умирал от пьянства в больнице для бедных, Ивонна пришла и была с ним до самого конца.
      – Я не знала. Бедная Ивонна. Она все время так мила, а у нее столь непростая жизнь, – в голосе Жюльетт слышалось сочувствие.
      – Раньше этот негодяй забирал у нее все деньги. Теперь она может тратить все на себя, так как ее сестра вышла замуж за мясника. Сейчас у Ивонны маленькая уютная квартирка.
      Девушка знала, что Ивонна поменяла адрес, когда вернулась в ателье после болезни. Жюльетт сделала все возможное, чтобы добиться повышения оклада для лучших манекенщиц. Непросто было убедить Денизу, но все же это удалось. И две отличные манекенщицы из других домов моделей перешли в ателье Ландель, привлеченные более высокой заработной платой.
      Беседа мужчин, в конце концов, свелась к обсуждению кубизма, становившегося все более популярным. Женщины присоединились к беседе.
      На улице стемнело, подходили еще знакомые и незнакомые люди, обменивались приветствиями, соответственно заказывалось все больше бутылок вина. Вначале беседа текла непринужденно, но постепенно воздух пропитался табачным дымом и винными парами, многие высказывания становились весьма бессвязными. Компания разрасталась. Понемногу все переместились за большой прямоугольный стол у самой стойки, вокруг которого могла разместиться целая свадьба. Николай заказал для всех хлеба с сыром.
      Часть посетителей, и среди них Жюльетт и Николай, устремились в танц-холл в «Moulin de la Galette», где все было крайне просто, входная плата почти символическая. Никаких вечерних туалетов, шляпы снимать было не принято. Перья, ленты на женских шляпках чередовались с высокими котелками и цилиндрами мужчин.
      – Тебе здесь нравится? – спросил Николай, ведя девушку в танце под быструю музыку.
      Жюльетт радостно кивнула.
      – Замечательно!
      Уже совсем стемнело, когда молодые люди, держась за руки, покинули танцзал. Жюльетт спросила:
      – Почему ты так редко бываешь здесь? Николай нахмурился:
      – Не так-то легко быть художником лишь время от времени среди тех, кто посвятил всю жизнь искусству. Я никогда не смогу вернуться сюда в полном смысле этого слова.
      Жюльетт схватила его за рукав пальто:
      – Но ты ведь в душе художник! И это самое главное!
      Он положил руки ей на талию, нежно глядя в глаза.
      – Дорогая Жюльетт! Значит, не удивительно, что я люблю тебя!
      Девушка замерла.
      – Мне показалось, что ты сказал…
      – С первого взгляда.
      – Но почему ты молчал?
      – Я надеялся: все изменится, какой-нибудь поворот судьбы уничтожит то, что мешает мне жить так, как я хочу. Но этого так и не произошло…
      Девушка легко коснулась рукой его щеки.
      – Я все равно люблю тебя, что бы ни случилось. Николай сжал ее в объятиях.
      – Я не хочу потерять тебя!
      Он поцеловал ее так страстно, как будто они расставались навеки.
      Когда Николай получил фотографии, то подарил Жюльетт ту, на которой они были вместе. Она поместила ее в серебряную рамку и повесила над столиком в своей комнате. Снимок Жюльетт в развевающейся юбке и со шляпой в руках Николай положил в свой бумажник.

Глава 10