Фриц Лейбер

Полночь в Зазеркалье

Большие настенные часы начали бить полночь. Джейк Нефандер посмотрелся в одно из двух зеркал, которые висели напротив друг друга на лестничной площадке. Он каждый раз проходил между зеркалами, спускаясь с крыши собственного дома после того, как заканчивал осмотр ночного неба в телескоп.

Мимолетный взгляд на свое отражение заставил Джейка остановиться и всмотреться повнимательней. Внезапно сильный порыв ветра, который влетел в разбитые решетчатые окна, наклонил огромную люстру с металлической отделкой. Люстра стала раскачиваться, словно маятник, и Джейка охватил страх. Ему показалось, что надвигается неведомая опасность.

Стоя между зеркалами, Джейк видел не одно свое отражение, а бесконечное множество. Причем каждое последующее было меньше и слабее предыдущего. И в каждом, кроме восьмого по счету, на него смотрело во мраке его собственное худое лицо из-под гладко прилизанных черных волос.

Однако в восьмом отражении волосы его выглядели растрёпанными, а лицо было землистого цвета, с широко открытым ртом и круглыми от ужаса глазами.

В восьмом отражении Джейк увидел позади себя черную фигуру. Рука, украшенная черной шелковой лентой, вытянулась и мягко легла на его отражённые в зеркале плечи. Джейк не видел всю фигуру, поскольку большая ее часть была скрыта за позолоченной рамой зеркала.

Выражение страха на отображенном восьмом лице было неподдельным. Джейк помахал рукой. Сразу же все отражения, кроме восьмого, повторили этот жест.

Пробило двенадцать.

Когда Джейк снова внимательно всмотрелся в зеркало, черная фигура рядом с ним исчезла. Теперь восьмое отражение выглядело таким же, как и все остальные. Все встало на свои места. Джейк еще некоторое время изучал зеркальную поверхность, пока не успокоился.

Спустившись вниз, он сел за пианино и принялся наигрывать сонаты Скрябина. Потом долго сидел над шахматными комбинациями из последнего турнира, пока не устал окончательно. Тогда он пошел спать.

Засыпая, Джейк несколько раз возвращался мыслями к тем странностям, что увидел в зеркале. Но все больше убеждал себя, что темная фигура была простым обманом зрения. Он ведь так долго перед этим смотрел на звезды. К тому же зеркала были старыми и не без дефектов. А тут еще эти прыгающие тени от раскачавшейся люстры…

Проснувшись утром, Джейк совершенно позабыл о ночных видениях в зеркале. Он вспомнил о них только ближе к вечеру, когда, возвратившись с прогулки, поднимался на крышу к своим телескопам и проходил по лестничной площадке между зеркалами. Понаблюдав за кометами, спутниками Земли, а также созвездием Большого Пса, которое было окутано непонятной бледной туманностью, Джейк посмотрел на часы. Было почти двенадцать. Он закрыл крышки телескопов, убрал инструменты и стал спускаться по лестнице. Остановившись на площадке, Джейк осмотрелся.

Ветра не было, и черная люстра с асимметрично расположенными лампочками неподвижно висела на длинной цепи. Тени падали ровно, а не кружились, как вчера. Все отражения в зеркале выглядели одинаковыми.

Однако Джейк медлил. Чего-то недоставало. А-а, боя часов…

Вот и первый удар. Джейк, напрягая уставшие глаза, продолжал всматриваться в свои бесконечные отражения. И… странное дело! Ему опять показалось, что он видит черную руку. Да и вся темная фигура теперь стала чуть заметней из-за золоченой рамы.

Сосчитав отражения, Джейк убедился, что видение возникло не в восьмом, как вчера, а в седьмом отображении. Пересчитать снова он не успел – с двенадцатым ударом часов зрительная аномалия исчезла.

Джейк задумался. Теперь он был склонен считать, что у него возникла зрительная галлюцинация. Однако он продолжал ощущать явную недоброжелательность, исходившую от темной фигуры.

В эту ночь он не играл Скрябина, а пытался размышлять над шахматными комбинациями. Свое мнение относительно галлюцинаций он решил отложить еще на сутки.

Как ни странно, во всей этой истории чья-то недоброжелательность в наибольшей степени не давала ему покоя. Джейк не мог припомнить, чтобы кто-нибудь так к нему относился, ведь он был очень добрым по натуре человеком. Поскольку он унаследовал довольно приличное состояние, то конфликты с кем-либо на почве денег исключались. В свое время Джейк был женат, имел двоих детей, но потом жена бросила его, а дети разъехались кто куда. Свои сбережения Джейк тратил исключительно на себя, на содержание большого старого дома, а также на свои увлечения астрономией, музыкой и шахматами.

Так кто же мог ненавидеть его? Профессиональные завистники? Но он уже давно не принимал участия в шахматных турнирах, ограничившись игрой по переписке. А в астрономические журналы писал все реже и реже, поэтому его наблюдения не могли вызвать научных споров.

Женщины? После развода Джейк надеялся завязать новые знакомства, однако привычка к одиночеству оказалась сильнее. Он оставил все попытки найти себе кого-либо.

Джейк никогда не делал никому ничего плохого. Так чья же ненависть может преследовать его в зеркале?

Джейк задавал себе эти многочисленные вопросы, изучая комбинацию на шахматной доске: черная королева неотвратимо преследовала белого короля.

В следующую ночь Джейк подошел к зеркалам на лестничной площадке, когда пробило уже пять ударов. И снова перед ним предстало его охваченное ужасом лицо с зеленоватым оттенком – в шестом отражении, как он и предчувствовал… Черная фигура тоже была здесь, но теперь Джейку удалось разглядеть, что ее лицо скрыто маской. Полностью рассмотреть лицо мешало легкое мерцание, которое весьма походило на бледную туманность, окутавшую созвездие Большого Пса в телескопе…

В эту ночь Джейк полностью изменил своим привычкам. Он не дотронулся ни до пианино, ни до шахмат, а просто лег спать. Однако пролежал с открытыми глазами всю ночь и добрую часть утра, размышляя над загадочными явлениями в зеркале.

За это время несколько интересных мыслей пришло ему на ум. Он и раньше, оказывается, замечал странности в зеркальных отображениях. Но просто раньше не придавал им значения и не забивал ими голову, как сейчас. Когда он бросал взгляд на свои бесконечные отражения, возвращаясь по ночам с крыши, некоторые зрительные аномалии в глубине зеркального лабиринта отчасти забавляли его, отчасти вызывали мимолетное желание разобраться в них поподробнее. В нем просыпалась страсть математика.

Итак, когда стоишь между двумя параллельно расположенными зеркалами и смотришься в одно из них, то видишь сначала прямое отображение своего лица, затем – затылка в зеркале сзади. Второе отражение лица просматривается чуть хуже. Потом опять отражение затылка. И так далее.

Это значит, что восьмое отражение, увиденное им в первую ночь, было на самом деле пятнадцатым. Ведь он считал только отраженные лица. О, зеркальный мир! Ты прекрасен!

Кроме того, в каждом последующем отображении размеры лица становятся все меньше и меньше. Джейк измерил расстояние между двумя зеркалами на лестничной площадке – почти три метра. Он рассчитал, что восьмое отображение должно находиться на расстоянии около 35 метров. Совсем на уровне маленького чердачного окошка противоположного дома…

Джейка забавляла мысль о том, чего могли бы добиться все его отражения, если бы их усилия можно было бы объединить. С их помощью Джейк Нефандер мог бы стать пианистом с мировым именем, известнейшим астрономом или шахматистом…

Это размышление пробудило в нем почти забытые мечты, и он совершенно позабыл об опасности, таящейся в черной фигуре. Ему следовало вернуться от мечтаний к реальности, что он и сделал весьма неохотно.

Итак, он убедился, что на практике мог видеть намного больше своих отображений, чем теоретически. Он обнаружил, что при хорошем освещении, если только заменить все сгоревшие лампочки в люстре, он сумел бы различить по крайней мере десять или двенадцать отображений собственного лица. Последующие тускнели и пропадали в серой пелене.

Подводя итоги, он решил для себя, что ему все-таки трудно установить точное количество отражений – глаза уставали от однообразия и он мог сбиться со счета. Почему же он был так уверен, что заметил странности сначала в восьмом отражении, а в последующие ночи – в седьмом и шестом? Разве аномалия может приближаться? Скорее всего, это был лишь плод его богатого воображения, нечто вроде туманности в созвездии Большого Пса…

Джейк задался целью насчитать как можно больше отражений в спокойной обстановке. Он принес свой самый лучший бинокль, и, установив рядом с ним свечу в качестве источника света, принялся считать отображения светового пятна. Как он и предполагал, дальнейшие отражения после пятнадцатого терялись в туманной дымке и исчезали. Джейк уже было решил принести с крыши телескоп, но почувствовал себя слишком усталым.

Несмотря на это, настроение его улучшилось. Впервые за многие годы он открыл новую, захватывающую воображение теорию. Хотя наука об отражениях не была похожа на музыку, астрономию или шахматы, это был ни на что непохожий, параллельный мир загадок. Джейк с волнением думал о том, что ему предстоит увидеть в дальнейшем. Только бы феномен вообще не исчез…

В следующую ночь, без одной минуты двенадцать, Джейк уже стоял на лестничной площадке. Как только раздался первый удар часов, изменилось пятое отражение. Черная фигура, как он и рассчитывал, находилась теперь на расстоянии 21 метра и немного увеличилась. Лицо, как и раньше, было прикрыто вуалью, а тонкая рука на плече Джейка была в перчатке. Внезапно он понял, что перед ним женщина.

В эту ночь Джейку опять не спалось. Он думал о женщинах – о том, что, в конечном итоге, всегда избегал их. Может быть, Черная Леди – некий обобщенный образ, призванный отомстить за слабость его характера? Внезапно Джейк вспомнил, что совершенно позабыл об одном своем давнем знакомстве. Когда в следующую ночь часы пробили полночь, и женская фигура исчезла, он произнес вслух имя: Нина Фасинери.

Это случилось десять лет назад. Мисс Фасинери была высокой худощавой брюнеткой с тонкими губами, которые она постоянно облизывала кончиком языка. Она двигалась с изяществом пантеры, при этом можно было слышать легкий шелест ее шелкового платья.

Нина Фасинери пришла к нему за советом, поскольку, как она сказала, решила заняться музыкой. Она была актрисой, но, как выяснилось, выступала лишь несколько раз за летний сезон на Бродвее. Джейк довольно быстро определил ее возраст – она была не намного моложе его. Ей уже приходилось красить волосы, а некогда гладкая кожа лица была покрыта легкими морщинами. Ее музыкальные знания оказались элементарными.

Вскоре Джейк понял, что ее больше интересует он сам, нежели его музыкальные советы. Она уже была готова на любовное свидание – либо в ресторанчике какой-нибудь гостиницы, либо прямо здесь же, в его доме. Нина ему нравилась, но ее жадность и безрассудность пугали и настораживали Джейка. Иногда ему казалось, что она даже принимает наркотики.

В итоге Джейк вежливо, но как-то холодно и твердо стал отвергать ее попытки сделаться любовницей и, в конце концов, указал ей на дверь.

На следующий день он прочел в газете, что Нина покончила с собой. Сначала он сильно переживал, поскольку чувствовал себя виновным. Но потом он отнес этот случай к неблагоприятному стечению обстоятельств, к року, и успокоился. С течением времени Джейк совершенно позабыл о Нине Фасинери.

Сейчас он почему-то вспомнил, что Нина носила темно-зеленые перчатки и шелковое платье такого же цвета. Еще он припомнил, что вырвал статью о ее смерти из газеты, и сразу же принялся искать ее. Когда уже начало светать, Джейк обнаружил пожелтевшую от времени вырезку в одном из сборников Шопена.

«БЫВШАЯ АКТРИСА ПЕРЕОДЕЛАСЬ ДЛЯ СОБСТВЕННЫХ ПОХОРОН

Как сообщил лейтенант полиции Бен Дэвид, прошлой ночью очаровательная Нина Фасинери, которая играла на Бродвее три года назад, повесилась в своей комнате, которую снимала на Вейвери Плейс. На ее туалетном столике был найден кошелек с 87 центами. Она не оставила ни дневника, не записки. Как сообщила домовладелица Эльвира Винтерс, обнаружившая тело в три часа ночи, причиной самоубийства актрисы послужила депрессия.

39-летняя Нина Фасинери была одета в черное шелковое вечернее платье, включая вуаль и длинные перчатки. Она опустила шторы на окнах и зажгла в комнате все освещение. Именно этот ослепительный свет посреди ночи и привлек внимание домовладелицы.

В небольшой комнате с высоким потолком тело мисс Фасинери висело на бельевой веревке. Стул был перевернут. Врач Леонард Белстрем определил, что смерть наступила от удушья около полуночи.

Вот что рассказала нам миссис Винтерс:

„Она висела между двумя зеркалами – стенного шкафа и трюмо. Горел ослепительный свет. Ее тело бесконечно отражалось в обоих зеркалах. Это напоминало театр, но было ужасно. Когда я дотронулась до нее, мисс Фасинери была уже холодной.“»

Дочитав статью, Джейк Нефандер покачал головой и нахмурился. Затем достал карту города и измерил расстояние между комнатой, которую снимала Нина Фасинери, и своим домом. 11,5 миль…

Он сосчитал, сколько времени прошло со дня смерти Нины:

10 лет и 101 день. Если бы она проникла в мир зеркал в момент своей смерти и двигалась бы к его дому, как делала это за последние пять ночей, переходя из одного отражения в другое, то за 10 лет и 101 день прошла бы 18 317,7 метров, или одиннадцать с половиной миль…

Джейк долго ломал голову над тем, почему в мире зеркал человек за сутки проходит такое маленькое расстояние. Это должно зависеть от расстояния между двумя зеркалами отправления и двумя зеркалами прибытия. Потом Джейк решил, что человеку в каждом отражении необходимо найти определенную дверь, чтобы двигаться в нужном направлении. А сделать это за сутки, когда дверей бесконечное множество – задача не из легких…

Он также задумался над тем, почему именно у Нины Фасинери хватило сил и желания блуждать в зеркальном лабиринте, направляясь к нему, в течение десяти лет? Причиной тому должно быть их недолгое знакомство. И… любовь? Но разве Нина любила его? Ему всегда казалось, что она разыгрывала перед ним какую-то комедию. Джейк внезапно вспомнил, как Нина, стараясь завоевать его расположение, сказала, что она ведьма.

В следующую ночь Джейк увидел черную фигуру в третьем отображении. И сразу же узнал приятное худощавое лицо Нины, прикрытое вуалью. Как он мог не узнать ее раньше? Нина как-то загадочно, с полуулыбкой, смотрела на него. Собственного отражения Джейк уже не замечал. Взгляд его был прикован к лицу Нины. Долгие годы, прожитые в одиночестве, внезапно навалились на него. Почему он не осознавал раньше, что все это время надеялся, что кто-то должен найти его. Он ведь никогда не покидал свой старый дом, словно ожидая появления кого-то…

Джейк понял, что любил Нину. С той самой мимолетной встречи. Если бы только она сейчас пошевелилась, он бы услышал шелест ее шелкового платья…

Пробило двенадцать. Впервые за долгие годы Джейк ощутил горечь утраты.

…В течение трех следующих ночей Джейк Нефандер был счастлив. Он полностью отдался во власть своих увлечений – вдохновенно играл Моцарта, Бетховена, Шопена, Скрябина, Скарлатти; с азартом размышлял над шахматными комбинациями Нимцовича, Алехина, Ласкера, Капабланки; наблюдал за любимыми созвездиями – Рака, Большого Пса, Плеядами… Джейк даже открыл несколько новых туманностей.

Иногда его мысли блуждали по коридорам зеркального лабиринта, по бесконечным комнатам и залам с прозрачными стенами. Потом он снова возвращался мыслями к Нине и их странным взаимоотношениям: два атома встретились во вселенной среди триллионов им подобных. Неужели, чтобы любовь возникла, нужно десять лет? Или только десять секунд? И то, и другое, подумал он.

По временам Джейка охватывал страх – он начинал во всем сомневаться. Нина Фасинери могла быть воплощением ненависти, некоего черного паука в зеркальной сети. Она, в сущности, была для него загадкой, несмотря на то, что ему казалось, будто он прекрасно ее знает. Джейк не находил себе места, и у него мелькнула мысль: не сходит ли он с ума?

Как бы то ни было, к каждой полуночи Джейк теперь одевался с особой тщательностью: черный костюм, белоснежная рубашка, аккуратно повязанный черный галстук. Ему было приятно, что цвет его костюма совпадает с цветом платья Нины.

Наконец Джейк обнаружил две черные фигуры в первом отображении. Он рассмотрел свое лицо на расстоянии полутора метров. Выражение ужаса совсем исчезло – Джейк улыбался. Рука Нины Фасинери в черной перчатке лежала на его плече. Черные пальцы слегка дотрагивались до белоснежного воротничка рубашки.

…Следующей ночью поднялся сильный ветер, хотя небо было безоблачным. Звезды в телескопе мерцали как-то по-особенному. Джейк давно не помнил такого ветра – казалось, он все усиливался. К одиннадцати Джейку стало невмоготу находиться на крыше, и он открыл дверь, чтобы спуститься по лестнице.

Люстра почему-то не горела, и Джейка охватило ужасное волнение. Он ощущал, что вот-вот выпрыгнет в пространство, и ветер унесет его в космос…

Джейк начал спускаться по темным ступенькам. Он весь дрожал от холода. Внезапно внизу раздался треск и грохот. Джейк пошатнулся, схватившись за стенку. Его пальцы дотронулись до какой-то абсолютно гладкой поверхности. Это было стекло. Вдруг он услышал хрипловатое дыхание и шелест шелка. Тонкие руки обняли его, и к нему прижалось женское тело. Холодные губы встретились с его губами. Джейк ощущал в руках гладкость шелка.

Кругом царила полная темнота. Часы били двенадцать. Рука нежно гладила его спину, пальцы слегка касались шеи. Пробил последний удар. Пальцы начали с силой сжиматься и схватили его за воротник. Другая рука начала затягивать галстук. Чудовищная боль пронзила голову и полностью поглотила Джейка.

* * *

Через четыре дня полицейский, проезжая в полночь мимо дома Джейка Нефандера, при свете фар увидел в окне мертвое тело. Оно висело на люстре, над лестничной площадкой.

Полицейский доложил о состоянии тела – оно было зацеплено воротником и галстуком за железные крючки люстры. Но он не занес в протокол то, что увидел в зеркале на лестничной площадке: множество отражений собственного потрясенного лица, а в четвертом отражении – еще две черные фигуры. Они держались за руки и смотрели на него, широко улыбаясь. Одна из них была фигурой Джейка Нефандера, который выглядел намного моложе своего возраста. Другая – фигурой женщины в черном, верхняя часть лица которой была прикрыта вуалью.