У меня мелькнула было дикая мысль, что Эрих мог бы подать мне руку, но он прошествовал мимо меня, как будто я была… да, Развлекательницей.
На мгновение я заколебалась, но должна же я была видеть, что там происходит снаружи, даже если меня за это съедят. И кроме того, у меня мелькнула мысль, что если эти формальности надолго затянутся, то даже Лорду Пауку придется выяснить, насколько он безразличен к атомному взрыву, проведенному в замкнутом пространстве.
Так что я прошла сквозь экран, и Лили вслед за мной.
Солдаты остановились в нескольких футах от экрана. Я оглянулась вокруг, пытаясь понять, что тут должно происходить, готовая сделать реверанс или еще что-нибудь; готовая ко всему без исключения, что могло меня ожидать.
Я лихорадочно отыскивала взглядом чудовище. Похоже, некоторые из окружающих занимались тем же. Я увидела, что Док по-дурацки раскачивается у контрольного дивана, а Брюс, Бур, Севенси и Мод стоят за ним, и я поразилась, неужели это чудовище еще и невидимо; хотя нашим боссам, должно быть, не так уж сложно выдумать такую простую штуку, как невидимость.
Потом я резко обернулась налево, куда все переносили взгляды, даже остекленевший Док. Но и в секторе Двери не было никакого чудовища, да и Двери не было, там только сидел Сидди и держал в руках Малый Хранитель, и скалил зубы так, будто собирался меня пощекотать, только выглядел сейчас он куда более свирепо.
– Ни единого движения, господа! – воскликнул он, и глаза у него были бешеные, – не то я расплющу вашу стаю на месте, клянусь всем святым. Пусть эта Станция взлетит к чертям, если снова выпущу этот инструмент из своих рук.
Первой моей мыслью было: «Будь я проклята, если Сид не настоящий актер! Плевать, что он не обучался ни у кого после Бербиджа, это только говорит о том, каков был Бербидж!»
Сид не только убедил нас в том, что явились настоящие Пауки, но еще прежде – что гравитация в том секторе Складов, где он лежал, была много сильнее, чем на самом деле. Он полностью одурачил всех Солдат, не исключая моего шикарного победоносного комендантика, а та отстраненность, с которой простер руку и, не глядя, пощелкал пальцами, была просто превосходна.
– Бургард! – приказал Сид. – Возьми Главный Хранитель и вызови штаб-квартиру. Но не проходи мимо Двери, иди через сектор Восстановления.
Я не потерплю присутствия никого из вас, Демонов, вместе со мной в этом секторе, пока все не прояснится и не установится.
– Сидди, ты просто чудо, – вымолвила я, делая шаг в его сторону. Едва я выудила Хранитель и оглянулась, и увидела твое милое старое лицо…
– Прочь, неверная шлюха! Ни на единый свой крашеный коготок не приближайся ко мне, Королева фокусников и Папесса обманщиков! – громыхал он. – Меньше всех я готов довериться тебе. Зачем ты похитила Хранитель, я еще не ведаю, но потом ты откроешь мне всю правду, иначе я доберусь до твоей глотки!
Я почувствовала, что сейчас объясняться не ко времени.
Док, как я догадалась, расстроенный тем, что Сид замахнулся на меня, запрокинул голову и испустил продирающий по коже волчий вой – у него это всегда превосходно получается. Сид резко махнул ему рукой и он тут же умолк, оскалив зубы; теперь я, по крайней мере, знала, кто был ответственным за Паучий недовольный вой, который Сид либо организовал, либо, скорее всего, получил как своевременный дар богов и использовал в своем действе.
Бур быстро обошел вокруг, и Эрих, без всяких глупостей, сунул Большой Хранитель ему в руки. Четверка Солдат выглядела довольно мрачно после того, как сорвалось их гран-ревю.
Бур смахнул какой-то хлам с одного из увесистых табуретов из Галереи Искусств, бережно установил на нем Главный Хранитель, тут же опустился на колени перед ним, схватил наушники и начал настраиваться. То, как он лихо все это проделывал, вышибло из меня все мое тщеславие за проявленный мной талант в области инверсии, причем так быстро, будто ничего такого и не было. В моем мозгу снова не осталось ничего, кроме бронзового сундука с бомбой.
Интересно, сказала я себе, а что если предложить инвертировать эту штуку, но тут же и ответила: «Эхе-хе, Грета, ты ведь не можешь сунуть им в нос диплом, и все равно вряд ли хватит времени на эту пробу».
И тут Эрих в первый раз сделал то, что я очень от него хотела, хотя это все равно действовало мне на нервы. Он глянул на свой вызывник и спокойно сказал:
– Осталось девять минут, если космическое время синхронизовано со временем на Станции.
Бур сидел, словно окаменев и так нежно шевелил ручки настройки, что мне даже не было видно, шевелятся ли его пальцы или нет.
И тогда, в другой части Станции, Брюс сделал несколько шагов по направлению к нам. Севенси и Мод тоже стронулись с места. Я вспомнила, что Брюс был еще одним психом, у которого имелся персональный план, как лучше взорвать Станцию.
– Сидней, – обратился он, а затем, когда тот повернулся к нему, продолжил. – Вспомни, Сидней, мы же с тобой оба явились в Лондон из Питерхауса.
До меня это не дошло. Затем Брюс посмотрел на Эриха с дьявольским вызовом и на Лили – как будто просил у нее за что-то прощения. Что выразило в этот момент ее лицо, я не смогла понять; но синяки на ее горле были видны отчетливо, а щека распухла вовсю.
Брюс снова бросил на Эриха свой вызывающий взгляд, затем резко повернулся, схватил Севенси за руку и сделал подножку; и оказалось, что полулошади тоже теряются при неожиданном нападении, а у сатира было не меньше оснований почувствовать себя ошеломленным, чем у меня, – Брюс швырнул его на Мод и они повалились на пол – волосатые копыта на фоне жемчужно-серого платья. Брюс рванулся к сундуку с бомбой.
Мы, почти все, заорали: «Останови его, Сид, пригвозди его» – или что-то в этом духе. Я точно орала, потому что внезапно отчетливо поняла он извинялся перед Лили за то, что взорвет их обоих – и всех нас, конечно.
Ослепленный любовью мерзавец.
Сид следил за ним глазами все это время и теперь он поднял руку к Малому Хранителю, но не прикоснулся ни к одному из переключателей, просто смотрел и ждал. Я подумала: «Шайтан нас побери! Неужели Сид тоже хочет смерти? Неужели ему достаточно того, что он успел узнать о жизни?»
Брюс опустился на колени и начал крутить какие-то штучки на передней стенке сундука, и все было залито ослепительным светом; и я говорила себе, что когда появится огненный шар, я ничего не успею почувствовать, и все равно я в это не верила; Севенси и Мод расцепились наконец и уставились на Брюса, а все остальные что-то орали Сиду, кроме Эриха, который со счастливым выражением на лице смотрел на Брюса, а Сид все еще ничего не делал; и это было совершенно невыносимо. Я ощутила, как маленькие артерии начинают взрываться в моем мозгу, как фейерверк, и как хлопает аорта и, для полноты картины, как парочка клапанов в моем движке начинает колотить вразнобой. Я подумала: «Что ж, теперь я знаю, как умирают от сердечной недостаточности и от высокого давления». Последний раз я спокойно улыбнулась, чтобы обмануть бомбу, и тут Брюс вскочил на ноги.
– Сработало! – счастливо провозгласил он. – Она так же безопасна, как Английский банк.
Севенси и Мод остановились, только-только не снеся его с ног. Я сказала себе: «Эге, кино продолжается! А я-то думала, что сердечные приступы более скоротечны».
Не успел еще никто вымолвить ни слова, как вмешался Бур. Он отвернулся от Главного Хранителя и сдернул с головы один из наушников.
– Я добрался-таки до штаб-квартиры, – резко сказал он. – Они объяснили мне, как обезвредить бомбу – я им просто сказал, что нам, наверное, следовало бы это знать. Что делали вы, сэр? – обратился он к Брюсу.
– Там есть четыре крестика с петельками в ряд, чуть ниже замка.
Первый слева поворачиваешь на четверть оборота направо, второй на четверть оборота налево, четвертый то же самое, и не трогать третий крестик.
– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Бур.
Мне очень трудно переносить долгое молчание; я полагаю, что у меня период невысказанного облегчения самый короткий. Я дождалась, пока восстановившиеся артерии подкормят мои серые шарики и завопила: «Сидди, я знаю, что я неверная шлюха и Пронырливейшая из всех лис, но скажи мне, ради преисподней, что такое Питерхаус?
– Самый старый колледж в Кембридже, – довольно сухо ответил он.
Глава 16
СВЯЗЫВАТЕЛИ ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Вы знакомы с бесконечно-связными вселенными и незамкнутыми системами постулатов? – с понятием, что все возможно – я имею в виду, что именно все – и все уже случалось. ВСЕ.
Хайнлайн
Часом позже я сидела в дремотном полумраке на самой дальней от рояля кушетке, потягивала слабенький хайбол и бережно ощупывала свежий синяк под глазом. Вокруг рояля и возле бара продолжался великосветский раут; еще не пришло время контакта с Египтом и битвы при Александрии.
Сид сгреб все наши животрепещущие проблемы в одну большую кучу и, раз уж все козыри, не без помощи Малого Хранителя, собрались в его руках, разложил нам все заново по полочкам, как школярам.
Результат был таков:
Мы были интровертированы, когда большинство всех этих глупостей уже успело произойти, так что можно предположить, что о них знаем мы одни; а каждый из нас умудрился внести в них свою лепту. Значит, каждому нужно помалкивать, чтобы сохранить нежный цвет своего лица.
Что ж, действительно: Эрих запустил бомбу и это ничуть не слаще, чем Брюсов призыв к мятежу, и еще было пьянство Дока, да и всем, кто поддержал миролюбивое воззвание, было что скрывать. На Марка и Каби, я чувствовала, можно положиться, на Мод – без сомнения, да и на Эриха – черт бы его побрал – тоже. Насчет Илли я не была столь уверена, но я сказала себе, что должна же в этой банке с вареньем быть хоть одна муха – правда, на сей раз она оказалась слишком уж здоровенной и мохнатой.
Сид не стал упоминать, что и у него рыльце в пушку, но он знал, что мы помним, как он здорово лопухнулся и его буффонада в последнем действии разве что искупила то, что ей предшествовало.
Когда я вспомнила про Сидов трюк, я снова подумала о настоящих Пауках. Перед тем как я крадучись выбралась из Хирургии, я успела достаточно живо представить себе, как они должны выглядеть, но сейчас я не смогла бы воспроизвести этот образ. Это меня угнетало; но, может быть, я только вообразила, что знаю их облик, как наркоман уверен, что его видения – это реальность? Что я смогла разузнать о Пауках, помимо сумбурных фантазий, вроде той, что родилась в недавней сутолоке? Смех, да и только!
Самое смешное (ха-ха!) – я ведь так и осталась под самым большим подозрением. Сид не пожелал выслушать мои объяснения о том, как я догадалась, что произошло с Хранителем; и даже когда Лили раскололась и призналась в воровстве, она рассказывала об этом с такой скукой, что вряд ли все ей поверили – хоть она и добавила некоторые реалистические детали, вроде того, что она не пользовалась частичной инверсией перчатки, – просто вывернула ее наизнанку, а потом полностью инвертировала, чтобы подкладка снова оказалась внутри.
Я наседала на Дока, чтобы он подтвердил, что его рассуждения двигались в том же направлении, что и мои; однако он заявил, что он все время был в глубокой отключке, кроме, быть может, самого начала поисков; он даже не помнил, что Мод дважды рассказывала ему в подробностях обо всем происшедшем. Я решила, что мне придется еще поработать, прежде чем утвердится моя репутация великого детектива.
Опустив взгляд, у самой своей кушетки я увидела одну из брюсовых черных перчаток. Я подняла: это оказалась правая. Мой золотой ключик; как же он мне опротивел… Боже избави! Я отшвырнула ее прочь и, как осьминог из засады, Илли выбросил вперед щупальце (я и не подозревала, что он отдыхает на соседней кушетке), и сцапал перчатку, будто это был кусочек подводного мусора. Эти внеземляне выглядят иной раз до содрогания нелюдями.
Я подумала, каким же хладнокровным эгоистом, пекущимся только о своей шкуре, проявил себя Илли; и о том, насколько легковерным оказался Сид; об Эрихе и моем заплывшем глазе. И теперь, как обычно, в конце концов я осталась одна. Эх, мои мужчины!
Брюс объяснил, каким образом он оказался причастен к атомной технике.
Как и многим из нас, в первые недели пребывания в Меняющемся Мире ему пришлось испробовать несколько совершенно разных профессий. В частности, он был секретарем в группе каких-то третьестепенных атомщиков из Манхэттенского проекта. Сдается мне, что он и некоторые из своих навязчивых идей оттуда выволок. Я еще не успела решить, к какой категории героических мерзавцев его отнести, а его уже с Марком и Эрихом водой не разольешь. Таковы мужчины!
Сиду не пришлось ни с кем выяснять отношений: все бурные страсти и благие порывы утихли, по крайней мере, пока спорщики не наберутся новых сил. Мне-то точно не помешало бы отдохнуть.
Компания у рояля разгулялась вовсю. Лили отплясывала на его черной крышке, потом соскочила в объятия Сида и Севенси, не торопясь от них освободиться. Выпила она изрядно и ее короткое серое платьице выглядело на ней примерно столь же невинно, как пеленки выглядели бы на Нелл Гвин
. Она продолжила танец, распределяя знаки внимания в равной мере между Сидом, Эрихом и сатиром. Бур, похоже, ничуть не возражал, и только безмятежно выколачивал из рояля «Пришел вечер», мелодию, которую она ему напела – или, скорее, накричала – не более двух минут назад.
Я была рада, что не участвую в вечеринке. Кто может состязаться с обладающей большим опытом, полностью лишившейся всех иллюзий семнадцатилетней девицей, впервые по-настоящему махнувшей на себя рукой?
Что-то коснулось моей руки. Илли, вытянув свое щупальце так, что оно стало похоже на мохнатую проволоку, возвращал мне перчатку, хотя мог бы и понять, что я в ней вовсе не нуждаюсь. Я отпихнула его, про себя назвав Илли линялым слабоумным тарантулом, и тут же почувствовала, что напрасно я его обидела. Какое у меня право критиковать Илли? Интересно, намного ли лучше я проявила бы себя, доведись мне оказаться запертой с одиннадцатью октоподами миллион лет назад? И коли на то пошло, что это я так разошлась со своей критикой?
И все-таки я была довольна, что не участвую в вечеринке, а только наблюдаю за ней. Брюс пил в одиночку у бара. Сид подходил к нему и они пропустили по одной за компанию, и я слышала, как Брюс декламирует стихи Руперта Брука, неспешные колючие строки: «For England's the one land, I know, Where men with Splendid Hearts may go; and Cambridgeshire, of all England, The Shire for Men who Understand»; я вспомнила, что Брук тоже погиб совсем молодым на Первой мировой и мне стало совсем грустно. Но главным образом Брюс спокойно сидел и пил в одиночестве. Время от времени Лили бросала на него взгляд, останавливалась посредине танца и заливалась хохотом.
Мне кажется, я все-таки разобралась, насколько это было возможно, в «деле Брюса-Лили-Эриха». Лили всей душой жаждала свить гнездышко и ничто иное не могло бы ее удовлетворить, а теперь она отправится в преисподнюю своим собственным путем и, быть может, в третий раз умрет от нефрита, на сей раз в Меняющемся Мире. Брюсу же гнездышко Лили было не так уж сильно нужно; ему больше по душе был Меняющийся Мир и те возможности, которые он предоставлял для солдатской бравады и поэтического пьянства; идеи Лили о космическом семени не соответствовали его представлениям о том, как надо исцелять космос. Может быть, когда-нибудь он и поднимет настоящий мятеж, но скорее всего, ограничится сочинением эпических поэм у стойки бара.
Их с Лили вспышка страсти не угаснет полностью, неважно, что сейчас это блюдо смотрится вполне протухшим. Любовное ослепление уйдет, но Изменения подчеркнут романтическую сторону; и когда они снова встретятся, это будет казаться им прекрасным приключением.
Эрих вновь обрел своего «камерада», вполне его достойного, у которого мужества и мозгов хватило на то, чтобы обезвредить бомбу, которую ему, Эриху, хватило мужества привести в действие. Следовало бы отдать должное Эриху за то, что ему хватило нервов довести нас до такой ситуации, что мы должны были либо найти Хранитель, либо изжариться; но мне трудно даже представить себе что-нибудь настолько противное, чтоб отдать ему.
Но некоторое время назад я все-таки попробовала. Я подошла к нему сзади и сказала:
– Эй, как тут мой злючка-комендант? Не забыл еще свое «und so weiter»? – а когда он обернулся, я скрючила пальцы и дала ему пощечину.
Так вот я и приобрела синяк под глазом. Мод хотела было приложить к нему электронную пиявку, но я предпочла воспользоваться носовым платком, смоченным в ледяной воде. Ну что ж, по крайней мере теперь и у Эриха есть свои царапины, не такие глубокие, как шрам, который он сотворил Брюсу, зато их целых четыре. Надеюсь, они инфицированы – все-таки я не мыла руки после наших поисков. Впрочем, вроде бы Эриху нравятся шрамы.
Среди тех, кто помог мне подняться после удара Эриха, был и Марк.
– У тебя и на этот случай найдутся какие-нибудь омнии? – буркнула я ему.
– На какой случай?
– Ну, обо всем, что тут с нами случилось, – раздраженно ответила я.
На мгновение он вроде бы призадумался и затем сказал:
– Omnia mutantur, nihil interit.
– Что означает?
– Все меняется, но ничего не пропадает, – ответил он.
С такой прекрасной философией можно было бы и противостоять Ветрам Перемен. Правда, все это жуткая глупость. Интересно, Марк действительно в это верит? Хорошо бы мне в это уверовать. Иной раз я ловлю себя на мысли, какая же это безнадежная чушь – пытаться стать простым скромным Демоном, пусть даже хорошей Развлекательницей. Тогда я говорю себе: «Такова жизнь, Грета. Придется тебе заставить себя полюбить все это». Но бывает так, что эта стряпня становится не очень-то съедобной.
Снова что-то защекотало мою ладонь. Это оказалось щупальце Илли; усики на его конце распушились метелкой. Я хотела было отдернуть руку, но вдруг поняла, что лунатику просто стало одиноко. И покорилась невесомым паутинкам, сплетающимся в нити разговора перьев.
И тут же услышала слова:
– Тебе грустно, Греточка?
Можете себе представить, я чуть не свалилась на пол. Выходит, я начала понимать разговор перьев, который только что не знала совершенно и, более того, я воспринимала его по-английски, что вообще было совершенной бессмыслицей.
Я подумала на миг, что Илли просто говорил, но сразу же осознала, что этого не было; еще пару секунд я обдумывала возможность того, что он мне это телепатировал, используя свои усики как проводники. И только потом осознала, что же произошло на самом деле: он «печатал» по-английски на моей ладони, как на клавиатуре своей скрипучки, а раз и я точно так же играла на его клавиатуре, мой мозг автоматически перевел его щекотку в слова.
От этих размышлений мои мозги чуть не расплавились, но я была слишком вымотана, чтобы возгордится своей догадливостью. Я просто откинулась на кушетке и предоставила мыслям течь самим по себе. Хорошо, когда с тобой есть кому поговорить, пусть это даже осьминог-недовесок, а когда не было этого скрипа, речь его звучала не так глупо, и фразы стали суше и четче.
– Ты опечалена, Греточка, потому что никак не можешь понять, что с нами происходит? – спросил Илли. – Потому что тебе никогда не стать никем, кроме тени, воюющей с тенями – и пытающейся полюбить тени во время передышек между боями? Пришло время понять, что в действительности мы не ведем никакой войны, хотя все выглядит именно таким образом; на деле же мы проходим некую эволюцию, хотя и не совсем того рода, который подразумевал Эрих. Твой землянин полагал, что существует слово, которым можно обозначить это явление и теория, которой можно его объяснить – теория, которая вновь и вновь возникает во многих мирах. Она заключается в том, что существует четыре уровня жизни: Растения, Животные, Люди и Демоны.
Растения – это связыватели энергии: они не могут двигаться в пространстве или во времени, но могут поглощать энергию и преобразовывать ее. Животные – связыватели пространства: они могут перемещаться в нем. Человек (землянин или внеземлянин, лунянин или внелунянин) связывает время – у него есть память. Демоны же – это четвертая стадия эволюции, связыватели возможностей – могут воссоздавать целое из того, что могло бы быть частью этого целого, и в этом заключается их эволюционная функция. Воскрешение это метаморфоза гусеницы в бабочку: существо третьего уровня вырывается из куколки своей жизненной линии в жизнь четвертого уровня. Прыжок из разорванного кокона неизменной реальности подобен первому движению животного, когда оно перестает быть растением, и понятие Меняющегося Мира – это и есть то зерно истины, которое скрывается во многочисленных мифах о бессмертии. Любая эволюция выглядит вначале как война – восьминогие враждуют с одноногими, млекопитающие борются с рептилиями. И это неизбежная диалектика: имеется тезис – назовем его Змеи, – и антитезис Пауки; в конце же концов получается синтез, когда все возможности реализуются в одной окончательной вселенной. Война Перемен – это отнюдь не слепое разрушение, как может показаться.
Илли продолжал:
– Не забудь, что Змея у вас является символом мудрости, а Паук терпения. На самом деле эти два названия пугают вас, потому что с глубокой древности вызывают смешанные ощущения ужаса и восторга. И не удивляйся, Греточка, диапазону моих мыслей и слов; у меня ведь, в некотором роде, был миллион лет на изучение земных языков и мифов. Кто же на самом деле Пауки и Змеи, если понимать их как первых связывателей возможностей? Кем был Адам? Кем был Каин? Кто такие были Ева и Лилит? Связывая все возможное, Демоны связывают также духовное с материальным. Все существа четвертого порядка существуют внутри и вне всех разумов, они наполняют собой весь космос. Даже эта Станция по своему устройству аналогична гигантскому мозгу: ее пол – это черепная коробка, граница пустоты – это кора серого вещества; да, даже Главный и Малый Хранители – аналоги шишковидной железы и гипофиза, которые можно считать ответственными за функционирование всей нервной системы. Таково реальное положение дел, Греточка.
Илли завершил свой беззвучный монолог и кончик его щупальца вновь превратился в мягкую подушечку, на которой я отстучала: «Спасибо, папочка Длинноног».
Стараясь переварить то, что мне только что рассказал Илли, я оглянулась на шайку, столпившуюся вокруг рояля. Похоже, вечер близился к завершению: по крайней мере некоторые начали откалываться от толпы. Сид переместился к контрольному дивану и начал готовиться к установлению связи с Египтом. Марк и Каби, предвкушающие грядущую битву, присоединились к нему; в глазах их уже видны были ряд за рядом конные Зомби-лучники, тающие в грибовидном облаке. Я раздумывала о том, что говорил Илли и невольно улыбнулась – похоже, мы обречены выиграть и проиграть все битвы.
Марк, уже облачившийся в парфянский костюм, лицемерно жаловался:
«Опять эти штаны!» и вышагивал взад-вперед, напялив коническую шапку, похожую на заросшее мехом мороженое; бренчали металлические побрякушки, нашитые на рукава. Коротким мечом с сердцевидной гардой он повелительно махнул в сторону Брюса и Эриха, предложив им пошевеливаться.
Каби отправлялась на операцию в старушечьих лохмотьях, предназначавшихся для Бенсон-Картера. Я даже чуть было не посочувствовала ей – как же, придется прятать такую грудь да еще и ковылять.
Брюс и Эрих пока что не собирались подчиняться приказам Марка. Эрих подошел к бару и сказал что-то Брюсу, и они вдвоем направились к роялю, Эрих похлопал Бура по плечу, наклонился к нему и что-то сказал; тот кивнул и быстренько завершил «Лаймхаус блюз», а затем начал новую пьесу, что-то медленное и ностальгическое.
А Эрих с Брюсом обернулись к Марку, призывая его присоединиться к ним, но на их улыбающихся лицах было написано, что неважно, подойдет он или нет: все равно их троица – легат, лейтенант и комендант – представляет собой одно неразлучное целое. Тем временем Севенси тискал Лили с таким неподдельным энтузиазмом, что мне даже немного стало жалко своего воображения, понапрасну растраченного на его генетическое исследование.
Эрих с Брюсом запели:
Легионам пропащих, когорте обреченных,
Нашим братьям в туннелях вне времени,
Поют три Зомби, сопротивляющихся Переменам,
Похищенных у смерти и натасканных роботами,
И ставших коммандос у Пауков -
Готовых на убийство!
Мы три слепые мыши, заблудившиеся во времени,
Тише-тише-тише!
Мы потеряли наше настоящее сегодня и никогда его не найдем,
Тише-тише-тише!
Коммандос Перемен отправились покутить,
Проклятые везде, где только возможно,
Девушки-призраки, вспоминайте с добром о таких, как мы,
Тише-тише-тише!
Пока они пели, я бросила взгляд на свою пепельно-серую юбку, а затем на Мод и Лили и подумала: «Три серых шлюшки для трех черных гусар, вот и все, на что мы можем рассчитывать». Что ж, я никогда не пыталась прорваться вперед, выигрывать все забеги – мне это претит. Если хорошенько подумать, нам ведь придется и выиграть, и проиграть все забеги в очень долгой гонке, куда бы ни был проложен путь.
И я отстучала Илли:
– Таково реальное положение дел… Все в порядке, Паучок.
