– Я уже вам говорила, – убежденно ответила она. – Я отца не брошу, независимо от того, нравится это барону Бальмейну или нет.
Смешанное чувство разочарования и огорчения выражало лицо Майкла. Он задумчиво потер подбородок.
– Вы сошли с ума, милая Грей.
Да, она понимала это, но не собиралась так легко сдаваться.
– Я…
– Вы закончили? – раздался голос барона.
Широко раскрыв глаза, Грей круто повернулась и оказалась лицом к лицу с Гильбертом, который стоял, держась одной рукой за косяк двери. Хотя брови его были вопросительно подняты, а в уголках сурового рта пряталась усмешка, выглядел рыцарь угрожающе.
«Что он успел услышать?» – подумала Грей.
Неразумно было позволять Майклу вести такие разговоры так близко от этого человека. Просто глупо!
– Мы закончили, – сказала Грей, делая шаг в сторону комнаты. Барон не двинулся с места, преграждая ей путь, в то же время переводя взгляд с ее лица на лицо Майкла.
Гнев поднялся в душе Грей от такой бесцеремонности.
– Если вы меня пропустите, я займусь вашей раной, – процедила она сквозь зубы.
Глаза Бальмейна казались скорее черными, чем голубыми, когда он перевел глаза с Грей на Майкла.
– Я увижу тебя внизу, – сказал он юноше и посторонился, пропуская Грей в комнату впереди себя.
Девушка проверила то, что принесли служанки, оставив на стуле рядом с кроватью. Потом принялась мыть руки, постоянно ощущая на себе взгляд Бальмейна. Напряжение в комнате стало еще более тягостным, когда Гильберт уселся на стул и вытянул больную ногу.
Первым побуждением Грей было отступить, но она отбросила эту мысль, ни коим образом не желая показать, какое воздействие оказывал на нее этот человек. Она опустила в воду полоску полотна, выжала и намотала себе на руку.
– Джозеф, оставь нас, – приказал Бальмейн.
– Но, милорд…
– Выйди!
– Отрадно видеть, что я не единственная, с кем вы грубо обращаетесь, – заметила Грей, когда Джозеф ушел. Вместе с тем она была уверена: молодой человек находится неподалеку, в полной готовности защитить своего барона, если ей вдруг придет в голову мысль совершить покушение на его жизнь. Грей чуть не рассмеялась. Едва ли она могла представлять собой угрозу для такого человека, как он.
Избегая встречаться с пристальным взглядом Бальмейна, девушка занялась очисткой раны. Теперь кровь лишь немного сочилась. Опасаясь, как бы рана опять не начала сильно кровоточить, Грей осторожно обтерла пострадавшую руку.
Бальмейн все так же не сводил с нее глаз, но Грей избегала смотреть на своего пациента, даже старалась держаться боком, чтобы на ее лицо падала тень, обеспечивая хоть какую-то защиту от испытующих глаз.
Грей закончила обработку раны и взяла иглу, но заметила, что в ней нет нитки. Пришлось вернуться к свету, чтобы вдеть нитку в игольное ушко.
– Я никогда раньше этого не делала, – пробормотала девушка, пытаясь справиться с иглой.
– Что именно? – прорычал Бальмейн. Грей взглянула на него и быстро отвела глаза, испугавшись грозного выражения лица рыцаря.
– Я видела, как зашивают раны, – ответила она. – Это просто шитье, и, можете быть уверены, в этом я мастерица.
Казалось, Гильберт не совсем поверил ей, но больше ничего не сказал.
– Что будет с моим отцом, барон Бальмейн? – спросила Грей, смачивая нить кончиком языка, прежде чем повторить попытку вдеть ее в маленькое ушко.
– Ты спрашиваешь об этом до того, как наложила первый стежок? – отрывисто спросил Бальмейн.
Вторая попытка тоже оказалась неудачной, и Грей нахмурилась.
– Уверяю вас, ваш ответ никак не отразится на качестве моей работы. Это вы имеете в виду, не так ли?
– Какие у тебя отношения с отцом? – поинтересовался рыцарь, но вопрос остался без ответа.
Грей промолчала, потом подняла глаза:
– Он мой отец.
– Я не об этом спрашиваю, – отрезал Гильберт.
Ворчун, сидевший с Грей, глухо зарычал и облизнулся, глядя на него. Девушка почти не обращала внимания на собаку, хотя присутствие такого защитника ее успокаивало.
– И все-таки другого ответа вы от меня не получите, – прошептала она, снова сосредоточившись на своей работе. – Вот! Получилось! – она торжествующе подняла вверх иглу с продетой ниткой.
Бальмейн едва сдерживал недовольство.
– Так какая же судьба ждет моего отца? – настойчиво вернулась к своему вопросу Грей, наклоняясь над раной.
– Сначала зашей, потом поговорим, – заявил рыцарь тоном, не допускающим пререканий.
Все больше волнуясь, Грей судорожно вздохнула. Она соединила края раны и дрожащей рукой проколола кожу иглой. Нить чудесным образом скользила взад и вперед. Рыцарь ничем не выдавал своих страданий, лишь напряжение мышц свидетельствовало об испытываемой им боли.
Сосредоточившись, Грей забыла о тошноте и продолжала аккуратно зашивать рану.
– Стежки не должны быть такими мелкими! -взорвался Бальмейн, когда работа была сделана наполовину. – Располагай стежки подальше один от другого.
Грей нахмурилась и посмотрела в разъяренные глаза раненого. Дыхание перехватило, как от удара в грудь. Она опустила глаза, снова сосредоточенно глядя на рану.
– Вы ведь не хотите, чтобы шрам был грубым и некрасивым? – задала она вопрос, продолжая делать такие же стежки, как прежде.
– Одним больше, одним меньше, не имеет значения. Делай как говорят.
Грей не стала выполнять приказ, что было большой смелостью с ее стороны, и была удивлена, когда Гильберт не повторил своих грозных указаний.
Закончив, девушка выпрямилась и расправила напряженно согнутые плечи. Все еще прячась от пристального взгляда Бальмейна, она отложила иглу и взяла горшочек с мазью. Следующие минуты протекли в тишине, и наконец рана была забинтована.
Грей положила рубашку и тунику на колени Бальмейну и спросила:
– А теперь позвольте снова обратиться к вам с просьбой сказать мне об участи, которая ждет моего отца.
Гильберт взял свою одежду, осмотрел прореху и без предупреждения кинул рубашку в руки Грей. Она машинально поймала брошенное.
– Держи рубашку расправленной у меня над головой, – приказал Бальмейн.
Грей нехотя приблизилась и сделала так, как ей велели. Неожиданно рука рыцаря обвилась вокруг ее бедер. Она удивленно вскрикнула, а Ворчун кинулся защищать хозяйку, рыча и лая.
– Назад! – грозно прикрикнул Бальмейн. Как бы понимая, что этот человек опасен, Ворчун не подошел ближе, но и не отступил.
В достаточной степени владея собой, Грей продолжала держать рубашку и ждала, когда Бальмейн проденет руки в рукава, но у него были совсем другие планы. Рыцарь еще крепче прижал ее к себе, и потом зажал между своих колен.
Сердце Грей билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется.
– И долго мне еще держать для вас рубашку? – отважилась она подать голос, упорно сопротивляясь чувственному влечению.
Гильберт так долго хранил молчание, что Грей рискнула взглянуть на него. Это было ошибкой с ее стороны. Глядя в немыслимо голубые глаза, она словно перенеслась назад, в ночь их первой встречи. Грей закрыла глаза, наслаждаясь истомой, разлившейся в ее теле.
Через мгновение раздался рокочущий смех, заставивший ее сжаться от стыда. У этого человека нет сердца, подумала Грей, глядя в его торжествующее лицо.
Внезапно смех прекратился.
– Сэр Майкл когда-нибудь прикасался к тебе, как я? – насмешливо спросил Гильберт, поглаживая ее по ягодицам.
Убеждая себя, что она ничего не чувствует, а жгучее пламя всего лишь следствие оскорбления, Грей попыталась высвободиться из его объятий.
– Отпустите меня! – потребовала она. Угрюмая складка появилась у губ Бальмейна, он продолжал ласкать Грей еще более настойчиво.
– Он прикасался к тебе?
Грей понимала, что спасения от этого сильного мужчины нет, поэтому сердито ответила:
– Вы прекрасно знаете, что нет.
– Знаю? – его рука переместилась на талию и начала подниматься выше, сводя с ума и возбуждая жгучее желание. – Я знаю лишь, что ему не досталась твоя добродетель, – пальцы уже обхватили ее грудь. – Он никогда не касался твоей кожи, не наслаждался сладостью твоих губ, милая Грей?
Рассерженная Грей встретилась с ним взглядом.
– Мне кажется, вы ревнуете, барон Бальмейн, – дерзко заметила она.
Глаза его сузились.
– Ты мне не ответила.
– Я не буду отвечать.
Гильберт долго смотрел в ее глаза, потом улыбнулся и поднял руки.
Грей с облегчением помогла раненому надеть рубашку, потом отошла подальше, чтобы избежать дальнейших происков, представлявших такую опасность для ее уязвимых чувств.
Бальмейн встал и расправил тунику, потом затянул на поясе ремень и, не удостаивая больше Грей взглядом, направился к двери.
– Так что же будет с отцом? – спохватилась Грей.
Рыцарь оглянулся, внимательно посмотрел на нее и вздохнул.
– Ах да. Твой отец, – он шевельнул раненым плечом. – Я должен подумать.
– И каким будет ответ?
– Я еще не решил.
– Вы оставите меня дожидаться решения? Бальмейн пожал плечами.
– Об этом следует поразмыслить как следует, однако за такое преступление самая суровая кара не будет слишком жестокой, – он помолчал и добавил: – Конечно, есть и другие способы лишить его возможности причинять мне беспокойство в дальнейшем.
Грей отвела глаза и прошептала:
– Тогда я молю Бога, чтобы он смягчил ваше сердце.
– Если бы вы были правдивы и добродетельны, леди Грей, я бы, может быть, и поверил, что одна лишь молитва совершит это чудо. Но боюсь, вам придется поискать другие способы убедить меня сжалиться над таким человеком, как Эдуард Чарвик.
Грей не стала отвечать резкостью на эти несправедливые и обидные слова, хотя сердце, казалось, разлетелось на кусочки, которые она никогда не сможет собрать снова. Повернувшись спиной к Бальмейну, она принялась гладить собаку между ушей.
Гильберт ушел не сразу, а остался стоять в дверях, озадаченно глядя ей в спину. Пришлось признать, что разгадать эту загадку ему не по силам. Никогда не понять ему, почему ее коварное и соблазнительное очарование вызывает у него такую ярость.
Гильберт нахмурился, сознавая, что какая-то часть его души оправдывает девушку, признавая кротость и доброту ее натуры, ее сердечную чистоту и неиспорченность. Ведь слуги сразу же встали на ее защиту и, перебивая друг друга, рассказывали об изменениях, которые она внесла в их жизнь, и о сочувствии, которое выказала, заботясь об их крове и пропитании. Да и сам он испытал на себе, с каким состраданием относится она к страждущим людям. К его ране она прикасалась осторожно, чтобы не причинить лишних мучений, хотя могла бы поступить совсем иначе.
Однако, кроме всех прочих голосов, в душе Гильберта звучал тот, что убеждал: она принадлежит к семейству Чарвиков, его заклятых врагов. Гильберт мог все же оправдать свою слабость; нельзя было порицать его за сомнения относительно Грей, потому что даже на слуг распространилась ее удивительная доброта. И все-таки доверять леди Чарвик не стоило.
Даже не прислушиваясь к шагам за дверью, Грей поняла, почувствовав, как расслабился верный пес Ворчун, что Бальмейн вышел из комнаты. Она обернулась, посмотрела на пустой дверной проем, потом подошла ближе.
Запрокинув голову, Грей глянула на заплесневевшую деревянную балку над головой. Никогда, подумала девушка, не прибегнет она к последнему средству покончить с тяготами жизни.
Она сразу же прошла в комнату, где хранились вещи ее матери и в последний раз сняла монашеское одеяние. Стоя в одной рубашке, она рассматривала пятна крови Бальмейна, которые попали на ткань, пока она занималась его раной.
Они останутся здесь навсегда, если не отстирать немедленно. Грей решительно свернула одежду и положила ее в сундук.
Облачившись в простое коричневое платье, девушка расправила плечи и вышла. Она медленно спускалась по лестнице, прислушиваясь к голосам, доносившимся из холла.
Держась вместе с Ворчуном в тени, Грей прошла незамеченной, в то время как бывшие воины Эдуарда Чарвика приносили присягу на верность барону Бальмейну.
Последним давал клятву красавец сэр Майкл. Девушка получше вытянула шею, чтобы разглядеть молодого рыцаря, ступившего на возвышение. С болью в сердце смотрела она, как он преклонил колени перед бароном и вложил сомкнутые руки в ладони своего нового лорда.
– Лорд, я становлюсь твоим человеком, – произнес Майкл, и убежденность звучала в его голосе, когда он произносил эти слова.
Бальмейн ответил ему, и, не вставая с колен, сэр Майкл дал клятву верности.
– Барон Бальмейн, клянусь любить то, что любите вы, и ненавидеть то, что ненавистно вам. Никогда ни словом, ни делом не огорчу я вас.
Бальмейн снова ответил, как предписывал ритуал, потом поднял рыцаря с колен и одарил его символическим поцелуем, как остальных.
Словно по сигналу, прибежали служанки и начали расставлять столы для полуденной трапезы.
В создавшейся сутолоке Грей воспользовалась возможностью затеряться среди них и незаметно выскользнуть из главной башни. Скоро она уже шла по внешнему двору. Оглянувшись вокруг, девушка разочарованно заметила, что Ворчун ее покинул.
Что за непостоянное животное, подумала Грей, сожалея об успокаивающем обществе верного друга. Печально пожав плечами, она продолжала свой путь.
Две мысли вновь и вновь приходили ей на ум. Во-первых, отыскать отца и, во-вторых, уйти к водопаду. Она обдумывала и то, и другое, а ноги сами несли ее к воротам, за которыми открывался мир, не ограниченный стенами замка. В этот момент рядом с нею появился рыцарь, уже встречавшийся Грей у сторожевой башни.
Грей замедлила шаг, но рыцарь не сделал попытки задержать ее, и девушка пошла дальше. Молодой человек шагал рядом, не отставая. Грей искоса глянула на его профиль и подумала, что его можно считать всего лишь привлекательным. В его чертах не было мрачной притягательности Гильберта Баль…
Грей неожиданно оборвала ход своих мыслей. Среди множества окружающих ее мужчин она выбрала бессердечного барона в качестве мерила достоинств всех прочих.
Уязвленная этим откровением, Грей остановилась и резко повернулась к неожиданному спутнику.
– Что вам нужно? – поинтересовалась она. Рыцарь вскинул брови.
– Барон подумал, что вам может понадобиться сопровождающий, – объяснил он. – Он считает необходимым обеспечить вам защиту, пока вы не вернулись в аббатство.
Грей сделала глубокий вдох:
– А когда меня отправят в аббатство? Сегодня?
– Нет, сегодня слишком поздно пускаться в путь. Думаю, отправимся завтра утром.
Итак, ей предоставлен остаток дня, чтобы привести план в действие. Может быть, еще есть шанс осуществить задуманное.
– Сэр…
– Ланселин, – подсказал рыцарь.
– Мне не требуется сопровождения, я прошу оставить меня одну.
– Я бы оставил, – смущенно улыбнулся сэр Ланселин, – но я должен выполнять приказ моего лорда.
Грей испытывала огромное желание сказать ему, что она думает о его «лорде», но выдержка, обретенная за годы монастырского послушничества, пришла на выручку и заставила промолчать.
– Тогда я вас отпускаю, сэр Ланселин, – обронила Грей и отвернулась. С высоко поднятой головой она прошествовала дальше.
Грей думала, что молодой человек оставит ее в покое, но скоро стало ясно, что он не собирается выпускать ее из поля зрения.
– Это действительно так необходимо? – спросила Грей с раздражением в голосе.
Рыцарь шел бок о бок с девушкой.
– Простая предосторожность, миледи, – он кивком указал на донжон, главную башню замка. – Если бы вы присоединились к остальным за обедом, это выглядело бы вполне благопристойно.
– Если вы голодны, сэр рыцарь, не лишайте себя обеда, – сказала Грей, – а у меня аппетит не настолько велик, чтобы делить трапезу с вашим лордом.
– Вы очень стараетесь быть настоящей представительницей семейства Чарвиков, не так ли, леди Грей? – парировал сэр Ланселин.
Пораженная этим неожиданным суждением, Грей не нашла подходящего ответа. Она споткнулась и остановилась, глядя на молодого рыцаря, потом подхватила юбки и, шагая через две ступеньки, поднялась на крыльцо, а затем вошла в холл.
Сэр Ланселин спокойным шагом последовал за ней.
Поспешное появление в холле было ошибкой. Грей сразу же поняла это, потому что оказалась в центре всеобщего внимания, пока пробиралась вдоль стены к лестнице, ведущей наверх. Хотя она намеренно не искала взглядом барона, ее глаза все же остановились на нем.
Бальмейн кивнул ей, подняв брови и не тая насмешливой улыбки.
Грей вспыхнула, опустила голову и ускорила шаг. Добравшись наконец до лестницы, она вздохнула с облегчением, так как не только избавилась от любопытных взглядов, но и сэр Ланселин не стал продолжать преследование. Ей не совсем понравилось, что она предоставила этому ужасному человеку возможность отобедать вместе со всеми, но он хотя бы не следовал больше за ней по пятам.
Шушуканье и оживление остались за спиной. Грей прошла прямо в маленькую часовню. Здесь было прохладно, в открытые окна залетал легкий ветерок.
Грей встала на колени перед алтарем, приняв привычную молитвенную позу. Однако вместо того, чтобы предаться пламенной молитве, она стала обдумывать план их совместного с отцом побега из Медланда до восхода солнца. Это необходимо сделать именно ночью. Завтра ее вернут в аббатство, а отца предадут смерти. Да, завтра будет уже поздно что-либо предпринимать.
ГЛАВА 7
Несколько бесконечных часов Грей притворялась спящей на скамье в холле, что было ей совсем не по нраву. Стараясь изо всех сил, она ровно и глубоко дышала, дошла даже до того, что бормотала неразборчивые слова, когда считала необходимым повернуться на жестком ложе. При этом Грей мучило чувство вины, но другого способа обмануть приставленного к ней стража – сэра Ланселина – просто не было.
Молодой рыцарь устроился на соломенном тюфяке неподалеку от того места, где стояла скамья Грей. Ей был неприятен такой надзор, да и человек, по чьему приказу он осуществлялся. Если бы не этот ночной страж, она уже давно нашла бы отца. Вполне вероятно, что они бы успели даже выбраться за пределы замка. Это не просто сердило, это приводило в ярость.
Заметив изменение в дыхании молодого человека, Грей медленно повернула голову и несколько минут вслушивалась, чтобы убедиться, что он на самом деле заснул. Терпение Грей истощилось. Убедившись в своих предположениях, она откинула одеяло и встала со скамьи.
Отправляясь спать, она только сняла повязку с головы, оставшись полностью одетой. Даже туфли были на ногах, чтобы не привлечь к себе внимания, если придется их искать. В последнюю минуту девушке пришла в голову мысль прихватить с собой одеяло, которое защитило бы от ночной прохлады. Подняв юбку до колен, Грей осторожно прошла мимо спящего сэра Ланселина.
Из-под скамьи донеслось тихое поскуливание, и Грей замерла. Задержав дыхание, сжав кулаки, она старалась определить, не разбудил ли Ворчун бдительного стража. Благодарение Богу, дыхание Ланселина оставалось таким же ровным. Облегченно вздохнув, Грей продолжила свой путь к выходу.
Грей побоялась идти через главный вход и выскользнула из замка через коридор, по которому слуги приносили сюда блюда из кухни, расположенной во внутреннем дворе. Как она и надеялась, эту дверь не охраняли, и достаточно было лишь поднять щеколду, чтобы выбраться наружу.
В порыве холодного ночного воздуха чувствовалось приближение ранней зимы. Взметнувшиеся под дуновением ветра волосы упали девушке на лицо. На мгновение ей снова захотелось надеть свою повязку. Поморщившись, она собрала разметавшиеся шелковистые пряди, спрятала их под ворот рубашки, а потом накинула одеяло на голову и, держась в тени, – что было не трудно благодаря тучам, закрывавшим небо, – торопливо зашагала к сторожевой башне через подъемный мост внутреннего двора. Нижний этаж башни освещался слабым светом фонаря. Ночная тишина царила вокруг, и Грей, набравшись храбрости, осторожно вошла. Девушка взглядом скользнула по комнате, отыскивая возможные препятствия, и обнаружила всего одного стражника на стуле у лестницы. Он спал, свесив голову на грудь.
Закусив губу, Грей сделала шаг вперед, не спуская со стражника настороженных глаз. Сейчас он был неопасен, но если проснется, сразу возникнут трудности. После некоторого замешательства Грей приняла единственно верное в этой ситуации решение, хотя душе ее претило такое обращение с человеком.
Полная раскаяния, девушка тихо подошла к свободному стулу, имевшемуся в этом помещении, и, сбросив одеяло с плеч, подняла этот предмет обстановки. Он показался ей достаточно тяжелым для задуманного. Тогда Грей двинулась к стражнику и, торопливо помолившись в последний раз, опустила стул на его голову.
Воин со стоном завалился набок и упал на земляной пол.
Грей поставила стул и опустилась на колени рядом с упавшим, чтобы удостовериться, что тот остался жив. Убедившись, что стражник дышит, девушка облегченно перевела дух и поднялась на ноги. Она сняла фонарь с крюка и побежала вверх по лестнице, стараясь как можно скорее преодолеть все ступени.
Грей направилась прямо к той комнате, где, как она считала, должен был находиться ее отец, и отодвинула засов. Подняв фонарь повыше, она открыла дверь, вошла и сразу же увидела отца, свернувшегося на соломенном тюфяке у стены. Поставив фонарь на пол, девушка склонилась над спящим и тихо окликнула, слегка тронув его за плечо: – Отец.
Эдуард Чарвик моментально проснулся, суетливо задвигался и привстал на своем тюфяке. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, где он находится. В широко раскрытых глазах появилось наконец осмысленное выражение, когда взгляд его остановился на Грей.
– Что ты здесь делаешь, дочь? – спросил он голосом, охрипшим после тех воплей, которые он изрыгал намедни.
– Я пришла, чтобы освободить, тебя, – ответила она, стоя рядом с ним на коленях. – Мы должны уехать отсюда до рассвета.
Старик глянул на открытую дверь:
– А как ты сюда попала?
– Я… – она посмотрела на свои руки, неохотно признаваясь самой себе, что смогла совершить такой ужасный поступок. – Я оглушила стражника.
– Ты? – он недоверчиво покачал головой. Грей кивнула и, видя, что не смогла убедить отца, решила объяснить все позже.
– Это неважно, – сказала она. – Мы должны тронуться в путь прямо сейчас, пока никто не обнаружил, что я наделала.
– Тронуться в путь?! – взорвался негодованием старик. – Может быть, если мне удастся вырвать кусок мяса из тела этого негодяя Бальмейна, но не раньше.
И он начал с трудом подниматься с тюфяка.
– Нет, отец, – схватила его за грязный рукав Грей, – тебя казнят, прежде чем ты успеешь отомстить. – В тот момент она не могла найти никаких других доводов.
Неожиданно для девушки старик рассмеялся:
– Но я отомщу. Да, именно сегодня ночью. Грей взмолилась, склонившись к отцу:
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Барона усиленно охраняют. Сегодня ночью ничего не получится.
К ее удивлению и облегчению, старик вроде бы внял ее словам.
– Да, – наконец согласился он, – может, ты и права. Надо не просто перерезать ему глотку. Я заставлю их страдать гораздо дольше, Бальмейна и его проклятую сестру.
Грей не одобряла таких жестоких намерений, при мысли о подобной свирепости у нее сжималось горло, но в тот момент нужно было воспользоваться идеей предполагаемой кровавой мести, чтобы убедить отца следовать ее плану.
– Тогда давай сначала выберемся отсюда, -предложила она, поднимаясь с пола.
– Ты оставайся, – сказал он. – Королевский посланник обещал дать сопровождающих, чтобы тебе добраться до аббатства.
Старик с трудом встал с тюфяка и крадучись двинулся к двери. Его взгляд упал на дочь, и старый барон заметил обычное коричневое платье и непокрытую голову.
Тревога охватила Грей, когда девушка увидела выражение глаз своего грозного отца. Сжавшись в комок, она лихорадочно искала способ спастись от надвигавшейся бури.
– Почему ты так оделась? – голос старого Чар-вика рокотал со все нарастающей силой, наливаясь яростью.
Стремясь как можно быстрее покинуть замок, Грей успокаивающе погладила отца по руке и сказала с мольбой в голосе:
– Это не имеет значения, отец. Теперь я всегда буду с тобой. Мы уйдем вместе и сможем поговорить обо всем, когда окажемся в безопасности, подальше от этих мест.
– Нет, я должен знать все именно сейчас! – настойчиво потребовал старик, отбрасывая руку дочери с такой силой, что девушка покачнулась. Грей дала первое объяснение, которое пришло ей в голову.
– То платье испачкалось, – сказала она, намеренно не упоминая, что испачкано оно было кровью нового владельца замка. Вряд ли отец был осведомлен о том, что происходило в замке после его нападения на Гильберта Бальмейна.
Эдуарда Чарвика такой ответ не удовлетворил, но все же он недовольно кивнул.
– Ладно, но завтра ты вернешься в аббатство, – решительно заявил он.
– Нет! – вырвался у Грей протестующий возглас, и она сразу же пожалела о своей несдержанности.
– Ты снова отказываешься повиноваться мне? – возмущался старик. В его сознании не укладывалось, как осмеливалась она на такую дерзость.
Грей шагнула ближе:
– Отец, лучше я буду служить тебе. Умоляю, не отсылай меня в аббатство.
– А зачем ты мне нужна, какой от тебя толк? – продолжал негодовать Чарвик.
– Я буду заботиться о тебе. Я умею готовить еду, шить… читать и писать. Вместе мы найдем хозяина, к которому ты сможешь поступить на службу.
– Нет, ты примешь монашеский обет и будешь каяться, чтобы изгнать из своей души дьявола, что тебя терзает.
Она должна была сказать ему. Грей понимала, какой шквал проклятий обрушится на нее, но других доводов, способных убедить его взять ее с собой, пока не находилось.
– Ты должен взять меня с собой, – решительно заявила она. – Теперь аббатство не для меня.
Она опустила голову и уставилась на свои руки, вцепившиеся в ткань платья:
– Чтобы стать Христовой невестой, нужно быть непорочной… а я больше таковой не являюсь.
Эдуард Чарвик ничем не выдал своих чувств. Он хранил молчание, пристально глядя на дочь.
Грей отважилась бросить на него взгляд, но сразу же отвела глаза. Она попыталась представить себе, где находится дверь и сколько времени понадобится, чтобы добраться до нее, а также, удастся ли проскользнуть мимо отца, прежде чем он…
– Это негодяй Бальмейн, не так ли? – раздался рокочущий отцовский голос. – Это он испортил тебя, говори!
Она была так поражена точностью догадки, что могла лишь стоять, в изумлении приоткрыв рот. Откуда ему это известно?
Старик сделал такое стремительное движение, что она не успела отстраниться, и грубо сжал ее плечи.
– Это был он, да? – тряс Эдуард дочь. – Он силой взял тебя!
Грей ухватилась за это ошибочное суждение.
– Нет, – выкрикнула она. – Он меня не насиловал.
Этого признания оказалось достаточно, чтобы отец прекратил ее трясти. В следующее мгновение старый рыцарь вплотную приблизил свое лицо к лицу дочери, обдавая ее зловонным дыханием.
– Значит ты сама отдалась ему, – прорычал старик. – Нашему врагу.
– Я не знала, что это был он, – еле слышно проговорила Грей. – Я говорю правду. Я только хотела…
В мгновение ока она была распростерта на прогнившем соломенном тюфяке, половина ее лица страшно болела от удара тяжелой отцовской руки. Едва рассеялся туман перед глазами, как ее рывком поставили на ноги.
– Шлюха! – выкрикнул Чарвик и ударил дочь по другой щеке тыльной стороной ладони, массивным кольцом расцарапав кожу.
Грей прикрыла голову руками, чтобы защититься от ударов, но отец снова встряхнул дочь, обхватив ее подбородок ладонью.
– Дьявол! – прошипел он. – Дьявол завладел твоей душой.
Вся дрожа, смотрела Грей в безумные, налитые кровью глаза.
– Я так сожалею, – она попыталась было оправдаться, но кулак больно врезался ей в живот. От взрыва боли перехватило дыхание, девушка согнулась пополам, но старик снова швырнул ее на тюфяк.
Перекатившись набок, она подтянула колени к груди, закрыв руками голову. Дыхание вырывалось из горла короткими болезненными рывками. Грей почувствовала, как кровь струится по рукам, и поняла, что проигрывает это сражение. Яркие разноцветные круги поплыли перед глазами. Будет ли отец продолжать бить ее, если она потеряет сознание?
Тень, отбрасываемая возвышавшимся над девушкой Чарвиком, каким-то образом не давала окончательно потерять сознание. Грей глянула из-под руки на отца. Он стоял в центре комнаты, держа фонарь над головой.
– От дьявола пришла, к дьяволу и уйдешь! -выкрикнул старик.
Темная волна черным водоворотом нахлынула на Грей и на какое-то время лишила зрения, а потом отступила. Прерывисто дыша, она непонимающим взглядом смотрела на своего отца, ее затуманенный разум отказывался понимать его намерения.
Следующая волна темноты беспамятства, глубже предыдущей, поманила в покой забытья. Грей стала бороться с обманчивым покоем, влекущим к смерти, и победила.
Наконец глаза восприняли то, чего не мог осмыслить разум, – отец собирался сжечь Грей живьем.
Панический страх охватил девушку, она с трудом встала на колени, в то время как раскаты безумного смеха заполняли комнату и обрушивались на девушку, будто смертоносные камни. Через мгновение соломенный тюфяк, с которого она пыталась подняться, был охвачен пламенем.
С криком Грей отшатнулась, прижалась к стене, едва успев уклониться от жадных огненных языков. За пеленой дыма она увидела отца, стоявшего в дверном проеме. В его безумных глазах отражалось красноватое пламя.
– Гори! – прокричал он и исчез.
Борясь с надвигавшейся темнотой, Грей зажмурилась, вдохнула дым, закашлялась и широко раскрытыми глазами оглядела разгоравшийся со всех сторон огонь. Пламя еще не было слишком высоким, оно лишь начало с аппетитом пожирать масло из фонаря, которое ему скормили.
Если бы удалось встать… Грей отшатнулась от стены, наклонилась вперед и едва не упала в огонь. Вдруг темная тень мелькнула в распахнутой двери. «Ворчун?» – удивилась Грей. Затем свет заслонила статная фигура рыцаря, который был такого высокого роста, что наклонил голову, входя в комнату. За ним спешили и другие люди, но Грей не смогла отвести взгляд от невероятного видения Гильберта Бальмейна, явившегося к ней в дыму.