ГЛАВА 6

Был уже полдень, когда Грей набралась наконец храбрости и вышла из часовни. День выдался пасмурный, тяжелые облака закрывали небо. Оглядевшись, девушка увидела, что работники занимались делами, которые она поручила им накануне. Она обрадовалась этой небольшой милости небес, но все равно чувствовала, что множество глаз устремлено на нее.

Да, интерес нового барона к дочери Чарвика вызвал всеобщее любопытство. Последовав за ней в часовню, он проявил свою заинтересованность самым откровенным образом. Должно быть, это происшествие вызвало большой переполох… и множество измышлений. Опасаясь самых худших выводов, поспешно сделанных окружающими, Грей решила, что ей нет никакого дела до того, какое мнение сложилось о ней, но при этом всего лишь лгала сама себе.

По крайней мере, теперь у нее был план или представление о том, с чего начать. Нелегко было найти выход, но во время молитвы Грей просила Господа вразумить ее, и мало-помалу прояснился дальнейший путь. Конечно, решение было не самым лучшим, но казалось наиболее приемлемым для Грей.

Она решительно поправила повязку на лице и подняла голову. Девушка направилась прямо к сторожевой башне, в полной уверенности, что найдет там сэра Абеляра. Кому же знать, где находится ее отец, как не одному из посланников короля. Этот рыцарь нес ответственность за то, чтобы бывший владелец Медланда не причинял беспокойства новому барону. Если она рассудила правильно, то перед прибытием Бальмейна прежнего барона должны были снова запереть в башне.

Проходя по двору, Грей заметила много незнакомых лиц. Похоже было, что Гильберт Бальмейн привел с собой целое войско, предвидя сопротивление. Должно быть, беспрепятственный въезд в замок позабавил его – новые владения преподнесли ему на блюде; само собой, королевские воины расчистили путь Бальмейну.

К большому облегчению Грей, сэр Абеляр действительно находился в башне. Девушка застала его беседующим с рыцарем, одетым в цвета Бальмейна.

– Леди Грей, – воскликнул страж, прерывая разговор и делая шаг ей навстречу: – Вы ищете отца?

– Да. Он наверху?

– Нет. Барон Бальмейн недавно прислал за ним. Его доставили в холл замка.

Уже? Грей не подумала, что барон так скоро вспомнит о своем враге. Какие у него намерения?

– А вы не знаете, что будет с моим отцом? – спросила она.

Рыцарь не сразу смог найти нужный ответ и нахмурился, понимая беспокойство дочери за судьбу отца. Поморщившись, он бросил взгляд на человека из свиты Бальмейна.

Тот шагнул вперед.

– Леди Грей, я сэр Ланселин, – представился он и хотел взять ее за руку, но Грей отступила назад, спрятав руки за спину.

Ее поведение заставило рыцаря удивленно поднять брови, но тем не менее выражения недовольства, которого можно было бы ожидать после такого жеста со стороны Грей, не последовало. Слегка улыбнувшись, рыцарь выпрямился:

– Барон справедлив, миледи. Я уверен, он честно обойдется с вашим отцом.

– Мой отец не сделал ничего плохого. Сэр Ланселин пожал плечами:

– Барону решать.

Расстроенная, Грей повернулась, чтобы уйти.

– Миледи, – остановил ее рыцарь, – если вы направляетесь в холл, вам следует знать, что, пока барон не разберет дело вашего отца, вряд ли он примет вас.

Грей повернулась, чтобы взглянуть на говорившего, но вынуждена была отступить на шаг, так как высокий рыцарь оказался прямо перед нею. Ей вечно приходилось задирать голову, разговаривая с этими людьми.

– А когда это будет? – отрывисто спросила она.

– К сожалению, не могу сказать точно. Может быть, через несколько часов.

Недовольная, Грей вышла из башни, удивляясь, что никто за ней не последовал. Несколько вооруженных воинов стояли перед открытой дверью центральной башни, наблюдая за происходящим в холле. Все они были так поглощены зрелищем, что никто не обратил на Грей никакого внимания.

Между тем Грей узнала низкий голос барона. Она внутренне сжалась, но не позволила себе отступить. Девушка проскользнула незамеченной мимо воинов и вошла в холл, освещенный факелами. Лишь самые дальние уголки большого зала прятались в тени. Грей прошмыгнула в такой темный угол, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь из-за толпы, стоявшей плотной стеной.

Бальмейн замолчал. Последовала долгая тишина, причины которой Грей не поняла. Затем голос барона снова разнесся по холлу.

– Сэр Эдуард Чарвик, принесете ли вы мне первым клятву верности?

Глаза Грей широко распахнулись. Никогда ее отец не даст такой клятвы. Протиснувшись между двумя мужчинами, она немного продвинулась вперед. Удивленные ее неожиданным появлением, те уставились на дочь Чарвика, потом обменялись между собой взглядами, но Грей не стала раздумывать, что бы это значило.

Эдуард Чарвик стоял перед возвышением в противоположном конце холла. На возвышении находился новый владелец Медланда, барон Бальмейн. «Что будет, если отец откажется?» – гадала Грей, устремляя взор туда, где сгрудились бывшие дружинники ее отца, терпеливо ожидавшие своей очереди присягать на верность новому лорду. «Да, – с горькой усмешкой заметила Грей, -все они горят желанием засвидетельствовать почтение Гильберту Бальмейну, в том числе и ее бывший суженый, Уильям Ротвильд».

Наконец последовал с таким нетерпением ожидаемый ответ.

– Я скорее умру, чем поклянусь в верности убийце моего сына! – зычный голос Эдуарда Чарвика разнесся под сводами холла.

– Я уже говорил тебе, старик… – начал было Бальмейн, но речь его быстро оборвалась.

Грей увидела, как отец ее бросился вперед, взмахнув страшным длинным кинжалом. В оцепенении в течение нескольких секунд смотрела она, не в силах вымолвить ни слова, на безумный выпад старого Чарвика.

Бальмейн не успел уклониться от нападения, но ему хватило присутствия духа, чтобы отступить в сторону и потянуться за своим мечом. Эдуард Чарвик не достиг своей цели – он метил в сердце Гильберта, а попал в плечо.

С глухим рычанием отбросил Бальмейн нападавшего, который упал на спину. Потом он выдернул кинжал из раны и бросил его на пол.

Зажав рот руками, Грей пыталась сообразить, чем бы помочь отцу, но ноги ее будто налились свинцом, она не смогла двинуться с места.

Рыцари с негодующими криками бросились на помощь своему лорду, в то время как Бальмейн, крадучись, словно хищник, приблизился к Эдуарду Чарвику, который скорчился на полу. Он поставил ногу в сапоге на грудь старика и концом обнаженного меча уперся в грудь поверженного противника, сделав одновременно своим людям знак оставаться на месте.

– Теперь я вижу, от кого Филипп научился коварству, – пророкотал он. Лицо Бальмейна было искажено яростью.

Каким-то образом Грей удалось сдвинуться с места и пройти к центру зала, где двое противников с ненавистью смотрели друг на друга.

Барон занес меч.

– Не надо! – выкрикнула Грей, когда смертоносное оружие начало гибельное движение вниз. Слишком поздно.

Закрыв глаза, чтобы не видеть потока отцовской крови, она упала на колени и зарылась лицом в складки платья.

В холле воцарилась тишина, которую минутой позже разорвал гневный возглас Бальмейна.

– Что она здесь делает?

Ответа не последовало. Изрыгая ругательства, он направился к Грей, застывшей на полу. Воины за его спиной бросились к Эдуарду Чарвику.

Гильберт шагал, не сводя глаз с застывшей в горестной позе девушки в бесформенном монашеском одеянии. Он был разгневан до такой степени, что не видел поднявшейся суеты, не слышал взволнованных возгласов. Ярость душила рыцаря, ярость, еще более сильная, чем в тот момент, когда он узнал об обмане, подстроенном дочерью Чарвика.

Если бы не этот дрожащий слабый голос, он бы покончил с Чарвиками навсегда. Отец отдал бы Богу душу, а дочь вернулась бы в аббатство, где и прожила бы остаток своих дней.

Да, он был уверен, что старый барон не станет приносить клятву верности, был даже готов к покушению на свою жизнь. То, что Эдуард Чарвик не отклонился от предвиденного курса событий, позволяло покончить с этим делом подобающим образом… а потом эта девица посягнула на его планы.

Одним своим возгласом она принудила его не проливать крови врага, заставила отвести меч как раз в тот момент, когда клинок уже коснулся шеи старого Чарвика. Жизнь ненавистного врага была спасена. Так что проклятия, которые бормотал Гильберт, относились не только к Чарвикам, но и к нему самому.

Бальмейн вложил меч в ножны, зажал ладонью плечо, пытаясь остановить кровь, и наклонился, чтобы взять девушку за руку. Но не успел он дотронуться до нее, как громадная грязная собака бросилась между ним и Грей. Обнажив клыки, пес грозно рычал. Шерсть на загривке встала дыбом, тяжелая голова угрожающе наклонилась.

Выпрямившись, Гильберт посмотрел на животное. Рука потянулась к рукояти кинжала, висевшего на поясе. Пес зарычал громче, но не сдвинулся с места.

Боковым взглядом Гильберт заметил какое-то движение в толпе окружающих. Один из рыцарей вынул свой кинжал и отвел назад руку с зажатым в ней оружием, готовясь в любую минуту пустить его в ход. Барон Бальмейн встретился с рыцарем взглядом и резко мотнул головой.

Воин с неохотой опустил кинжал…

– Леди Грей, – окликнул Гильберт, не пытаясь скрывать раздражение, – вставайте же.

Отняв от лица ладони, Грей глянула на Гильберта большими серыми глазами; взгляд этих глаз поразил его до глубины души. Тревожило и вызывало беспокойство то, что даже после того, как Гильберт узнал подлинную сущность дочери Чарвика, она могла производить на него такое впечатление. Поистине плотские желания ослабляют волю.

Не отводя взгляда от барона, девушка ухватилась за длинную шерсть собаки и поднялась на ноги.

Глаза ее лихорадочно блестели, но слез Бальмейн не заметил. Он удивился этому, так как ожидал шквала рыданий. Что за отношения связывали ее с отцом?

– Вы удовлетворены? – спросила она дрожащим голосом. – Или я буду следующей?

– Удовлетворен? – нахмурился Гильберт. Потом понял, что она имела в виду и отошел в сторону, кивком указывая на Эдуарда Чарвика, которого держали двое рыцарей. – Нет, я не удовлетворен, – сказал он, наблюдая за реакцией девушки.

Грей вскрикнула. Хотя отец, казалось, вот-вот потеряет сознание и голова его упала на грудь, он был жив, и ни одна капля крови не свидетельствовала об обратном. Сердце девушки сжалось от боли, она робко шагнула к отцу.

Бальмейн остановил ее, схватив за руку. При этом ему пришлось отнять ладонь от раны на плече, и все в зале вскрикнули при виде яркого красного пятна на белой тунике.

Не сходя с места, пес, оказавшийся между Бальмейном и Грей, издал устрашающий рык. Оскалив зубы, он подобрался, чтобы прыгнуть на любого, кого сочтет опасным для своей хозяйки.

– Нельзя, Ворчун, – приказала Грей, переводя взгляд с отца, представлявшего собой жалкое зрелище, на встревоженного зверя. – Лучше бы вам убрать свою руку, – прошептала она Бальмейну, поглаживая собаку.

Даже подвергаясь угрозе нападения со стороны свирепого пса, который явно готов был перегрызть горло обидчику, Бальмейн не отпустил Грей. Напротив, еще сильнее сжал пальцы.

Грей пристально смотрела на ладонь, сжимавшую ей руку. Она быстро подняла голову, заметив кровь, стекавшую по запястью. Туника была порвана на плече, где кинжал оставил след, и кровавое пятно все больше расплывалось на тонком полотне.

Сдвинув брови, девушка устремила взгляд на лицо рыцаря и заметила углубившиеся морщины на жестком, неподвижном лике Бальмейна. Да, ему было больно, он страдал, но и от душевных переживаний тоже.

– Пойдемте, – услышала она собственный голос. – Я перевяжу вашу рану.

Искра удивления мелькнула в глубине его глаз, но сразу же исчезла, сменившись безразличием.

– По-моему, тебе бы следовало отослать свою собаку, – предложил Гильберт, кивком головы указывая на беспокойное животное.

– Ворчун останется со мной, – решительно заявила Грей. Уже не раз она убедилась, что преданность пса неоценима.

Бальмейн, казалось, собрался возразить, но потом выразил свое отношение к этому требованию, слегка пожав плечами.

– Хорошо, – согласился он и отпустил руку Грей, чтобы снова зажать рану.

Грей украдкой бросила взгляд на отца, обошла исполинскую фигуру Бальмейна и стала подниматься по лестнице. Пес шел за нею по пятам.

– Отведите его в сторожевую башню и держите под стражей, пока я не решу, что делать с этим горемыкой, – приказал Бальмейн рыцарям, державшим Чарвика.

Грей закусила губу, но не дрогнула. Остановившись перед сэром Майклом, она попросила его прислать одну из служанок с кувшином теплой воды, полосками чистого полотна, иглой, ниткой и целебной мазью, а потом поднялась по лестнице вместе с бароном Бальмейном, который последовал за ней.

Из-за прибытия людей короля Грей забыла о печальном состоянии лестничных ступенек, но сразу вспомнила об этом, услышав, как они протестующе заскрипели под тяжелыми шагами Бальмейна и оруженосца, сопровождавшего рыцаря.

Самым подходящим помещением наверху была комната ее отца, и Грей привела Гильберта именно сюда. В дверях она бросила взгляд через плечо, так как у нее вдруг мелькнула мысль, что высокий рыцарь ударится о притолоку.

Грей готова была предупредить его, но Гильберт сам нагнул голову, шагнув в комнату. Вероятно, он привык к своему высокому росту.

Девушка порадовалась, что успела позаботиться о том, чтобы повсюду постелили свежий тростник, чтобы подновили немногочисленные предметы обстановки и затянули промасленным полотном узкие окна. И все-таки комната оставалась сырой и мрачной. Тлеющие в очаге угли уже давно отдали свое благостное тепло.

Вытащив стул на середину комнаты, Грей знаком пригласила барона сесть. Он подчинился, треногий стул затрещал под его тяжестью.

Ворчун не спускал глаз с рыцаря; он расположился рядом со стулом, обеспечив себе самое выгодное положение для нападения, если возникнет такая необходимость.

Грей обратилась к оруженосцу, который остался у двери, недоверчиво следя за каждым движением дочери старого барона.

– Мне понадобится свет, – сказала ему Грей. – Принесите несколько факелов.

Молодой человек переступил с ноги на ногу, прислонился к косяку, но не выказал ни малейшего желания исполнить просьбу девушки.

– Джозеф, – сказал Гильберт, – принеси несколько факелов.

Бросив предостерегающий взгляд на Грей, оруженосец выпрямился, повернулся кругом и отправился выполнять указание своего лорда.

Грей взглянула на Бальмейна и с тревогой отметила, что его лицо приобретает землистый оттенок. Хотя девушку смущало то обстоятельство, что придется увидеть его наготу, она понимала: необходимо снять тунику и нижнюю рубашку.

– Вам нужно снять это, – сказала она, касаясь его рукава.

Гильберт кивнул:

– С твоей помощью, конечно.

Он заметил замешательство Грей и насмешливо улыбнулся, а затем снял с пояса ремень с мечом и кинжалом и аккуратно отложил его в сторону, ожидая, пока Грей придет на помощь.

Тщетно пытаясь скрыть волнение, Грей приблизилась к Бальмейну лишь насколько это было необходимо, чтобы взяться за одежду. Она старалась смотреть только на тунику и рубашку, которые стаскивала с рыцаря, обнажая его скульптурно вылепленный торс. Гильберт не издал ни звука, когда пришлось потянуть материю, приклеившуюся к ране. Догадаться об испытываемой им боли можно было лишь по внезапно напрягшимся мышцам.

Грей замерла, скользя взглядом от нанесенной ее отцом раны к неровному, бугристому шраму, пересекавшему грудь, и к другому шраму, чуть ниже. Предыдущей ночью она не заметила этих свидетельств былых ранений, но не забывала, кто виновен в хромоте этого могучего воина. Более, сколько же у него шрамов!

Встряхнув одежду, Грей положила ее на смятую постель. В это время вернулся оруженосец барона с факелами, что помогло Грей преодолеть смущение. Факелы были немедленно помещены в держатели на стенах, и пламя осветило мрачную комнату, прогнав темноту из всех углов.

Грей снова подошла к Бальмейну и наклонилась, разглядывая глубокую рану. Поистине настоящее чудо, что отец остался в живых, нанеся такое ранение, подумала Грей. К горлу подступила тошнота.

Ей приходилось работать в больнице при аббатстве, но им редко поручали уход за больными и ранеными. Всегда кто-то сначала сшивал раны, накладывал мазь и делал перевязку. Однако она видела, как сестры врачуют такие раны, и была уверена, что справится, если удастся побороть тошноту.

– Миледи, – позвал ее юный голос.

Обернувшись, Грей увидела служанок, которые принесли то, что она просила. Округлившимися глазами они смотрели на обнаженный торс барона. Позади служанок стоял Майкл.

– Входите, – сказала Грей, стараясь не обращать внимания на присутствие молодого рыцаря.

Не сводя глаз с Гильберта, обе девицы прошли в комнату, соблазнительно покачивая бедрами. Грей нахмурилась, размышляя, как им удается совершать такие плавные движения.

А у меня так получится? Устыдившись, Грей заставила себя вернуться к действительности. А зачем ей это? Чтобы снова соблазнить этого человека, который считает ее самым отвратительным существом на свете? Нет, никогда больше не подвергнет она себя такому унижению.

– Барон Бальмейн, – заговорил Майкл, делая шаг вперед. – С вашего разрешения, я хотел бы переговорить с леди Грей.

Удивившись, что Майкл осмелился так решительно обратиться к своему новому лорду, Грей повернулась к Бальмейну, ожидая его ответа.

После непродолжительной паузы тот лишь сузил глаза, ничем больше не выдав своих чувств.

– Только быстро, – ответил он. Грей неохотно вышла за дверь.

– Вам не следовало этого делать, – Грей говорила так тихо, что только Майкл мог ее слышать.

Взяв девушку под руку, молодой человек отвел ее от двери.

– Вам нет нужды заниматься его раной, другие могут сделать это, – заявил он шепотом.

Пораженная таким замечанием, Грей смогла лишь бросить на Майкла долгий пристальный взгляд. Почему он отыскал ее после того, как избегал так долго? Может быть, передумал насчет старого лорда?

– Это дело рук моего отца, – объяснила девушка. – Значит, мне и следует лечить эту рану.

Майкл вздохнул:

– Вы все-таки считаете, что должны заботиться о старике. Нет ничего, что вы бы ему не простили? Ведь он пытался убить барона, Грей.

– Он сделал это из-за смерти Филиппа… – служанки вышли из комнаты, и Грей, собираясь уйти, прервала свои объяснения, оправдывающие безумие старого барона.

Майкл сам подвел итог их торопливому разговору.

– Грей, – стал уговаривать он ее, – скорее всего, барона Чарвика ждет смерть за покушение на Бальмейна. Уезжайте со мной сегодня ночью, чтобы не стать свидетельницей его конца.

Смерть? Грей покачала головой. Нет, если ее план удастся, смерти отца не предадут.