- По этому поводу не мешает нам выпить свежезаваренного чая, - говорит Фило. - Как вы думаете?
      И, не дожидаясь ответа, он удаляется на кухню вместе со своими чайниками, предоставляя всем остальным развлекать друг друга по мере сил.
      ПО СЛЕДАМ РУАНСКИХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ
      - Хорошо! - разнеженно вздыхает Фило, глядя влюбленными глазами на Асмодея, который шумно лакает чай из старинной чашки в форме лилии. Налить вам еще?
      - Не откажусь, мсье. Такой чай! Да еще из такой чашки...
      - Вам она нравится?
      - Очень, мсье. Особенно рисунки в стиле Ватто74.
      Фило и Мате знают эти рисунки наизусть (на одном из них кукольно улыбающаяся пастушка в фижмах надевает ленточку на шею прелестному ягненку; на другом столь же кукольно улыбающийся пастушок надевает колечко на палец все той же пастушке). Но похвала Асмодея заставляет их все же бросить беглый взгляд на тот рисунок, который приходится каждому перед глазами. И тут они вдруг замечают, что изображена на нем совсем другая, хоть и знакомая сцена: юноша с разметавшимися волосами лежит на широкой деревянной кровати. Девушка с оспинками на лице опадет ему салфетку на лоб.
      - Что это, Асмодей?
      Тот, по обыкновению, невинно опускает глазки.
      - Ничего особенного, мсье. Надо же мне как-то вернуть вас к прерванной работе!
      И разговор снова возвращается к эпизоду "Арифметическая машина Паскаля".
      Мате сожалеет, что самой машины так и не видал. Ну да ничего не поделаешь! Ведь во время их пребывания в Руане она еще не была готова. К тому же сейчас, в двадцатом столетии, изобретение это представляет интерес чисто исторический...
      - До известной степени, мсье, - возражает бес. - Творец кибернетики Норберт Винер, например, справедливо отмечает, что машина Паскаля имеет самое непосредственное отношение к настольным арифмометрам современного образца. Ведь в основу ее устройства положен часовой механизм, а часовые механизмы используются в ручных арифмометрах и поныне.
      Асмодей запихивает в рот громадный кусок яблочного пирога и, мигом разделавшись с ним, продолжает:
      - Между прочим, то, что Паскаль прибег к зубчатой передаче, едва ли не самое главное его достижение. Тем самым поступательное движение, которое используется, скажем, в русских и китайских счетах, он заменил вращательным. Притом так, что перенос десятков в следующий разряд происходит автоматически. Когда в числовом разряде накапливается десять единиц, они с помощью специального рычажка заменяются нулем, а к цифре следующего разряда прибавляется единица. И принцип этот, кстати сказать, сохраняется не только в арифмометрах, но и во многих измерительных приборах. В счетчиках такси, в электросчетчиках...
      - Представляю себе, как обрадовались бухгалтеры семнадцатого века, когда счетная машина была наконец завершена! - фантазирует Фило.
      - Кха. кха... Не думаю, чтобы очень, мсье. К сожалению, она была слишком дорога для них. Да и в работе сложновата. К тому же частенько портилась. Тогда ведь не умели еще устранять трение. Отсюда вечные заедания, зацепки...
      - Хоть бы и так, - хорохорится Фило, - а все-таки четыре действия арифметики с плеч долой!
      - Не четыре, а только два, мсье. Сложение и вычитание. Арифмометр Паскаля - прародитель так называемых сумматорных машин. Зато уже спустя каких-нибудь два-три десятилетия появилась сумматорно-множительная машина Лейбница.
      - Последователь, стало быть, не заставил себя ждать.
      - Не последователь, а последователи, - снова поправляет бес. - Даже в семнадцатом веке их уже было несколько. Само собой, охотники погреть руки на чужом таланте - не в счет. Паскаля оградила от них королевская привилегия, а еще - их собственное невежество: изготовление мало-мальски сносной подделки требовало сноровки и знаний, которых у них не было. Ну да что о них толковать! Мы ведь говорим о связи машины Паскаля с современностью.
      - Как? Разве разговор не закончен? - удивляется Мате.
      - Нет, мсье, мы как раз подошли к самому главному. А главное для нас с вами - отнюдь не устройство машины, а идея. Да, да, идея, которая подтолкнула мсье Паскаля к ее созданию. Он, если помните, руководствовался утверждением Декарта, полагавшего, что мозгу человеческому свойствен некий автоматизм и что многие умственные процессы, по сути дела, ничем не отличаются от механических. Иными словами, мозг столько же автомат, сколько живой орган. Долгие годы работы заставили Паскаля не только утвердиться в этой мысли, но и углубить ее. Он понял, что действия арифметической машины даже ближе к мыслительному процессу, нежели то, на что способен живой мозг...
      - Что?! - взвивается Мате. - У Паскаля есть такая запись? Но ведь это же одно из тех положений, на которых основана кибернетика!
      - В том-то и дело, мсье! И значит, у нас с вами есть все основания считать Паскаля ее отдаленным предшественником, что совершенно необходимо отметить еще одной чашкой чая.
      Хозяин, улыбаясь, принимает у черта пустую чашку. Но что это? Рисунок на ней опять изменился! Теперь там изображены они сами - Фило, Мате и Асмодей в своем маркизовом обличье, восседающие на крыше руанской судебной палаты.
      Улыбка медленно сползает с круглой физиономии Фило. Неужели его заставят копаться в теореме Дезарга? К счастью, эта неприятная для него операция переносится на другое время. Зато разговор о своей собственной теореме Мате откладывать не намерен. И многострадальный филолог покоряется своей участи.
      - Итак, - говорит Мате, - напоминаю суть теоремы. Если на сторонах произвольного треугольника построить снаружи или внутри (значения не имеет) по равностороннему треугольнику и соединить прямыми их центры тяжести, то полученный таким образом новый треугольник тоже будет равносторонним.
      - Насколько я понимаю, именно это и нуждается в доказательстве, капризно замечает Фило.
      - Совершенно верно. Какого рода доказательство вы желаете получить? Общее или частное - на числовом примере?
      - Достаточно будет и частного!
      - Понятно, - ядовито кивает Мате. - Тогда к общему виду потрудитесь привести его самостоятельно. А теперь вычертим произвольный треугольник и выберем систему координат с началом в одной из вершин треугольника. Скажем, в точке О. Ось иксов направим вдоль стороны ОВ. - Говоря это, Мате набрасывает чертеж в своем неизменном блокноте. - Как видите, координаты вершины О - нуль, нуль; вершины А - четыре, пять; вершины В - девять, нуль. Теперь нетрудно вычислить и размеры сторон треугольника.
      -По известной формуле, - сейчас же соображает Асмодей. - Квадрат расстояния между двумя точками равен сумме квадратов разностей координат этих точек, иначе говоря
      d2 =(X1- Х2)2 + (У1 - У2)2.
      - Очень хорошо. Подставим в эту формулу координаты соответствующих вершин треугольника. Тогда:
      ОA2 = 42+52 = 41, а ОА = ; OВ2 = 81, а OВ = 9 и
      АВ2 = (9- 4)2 + 52 = 50, а АВ = .
      Ну, а теперь построим на сторонах нашего треугольника новые треугольники, на сей раз равносторонние. Намечаю их пунктиром. Буквами n, m и р обозначим точки пересечения медиан в каждом из них. Это и будут их центры тяжести. Точки эти, как известно, находятся на расстоянии двух третей медианы, считая от вершины. В первом равностороннем треугольнике это Am = От. Во втором - An = Вп. В третьем - Вр = Ор. Но так как в равностороннем треугольнике медианы являются в то же время и высотами, а высота в этом случае равна половине стороны, умноженной на , то
      Am = mO = 2/3АО = АО
      An = Вn = АB и
      Вр=Ор=OB .
      Иначе:
      (Ат)2= (mO)2 = (AO)2/3 = 41/3, (An)2 = (Вn)2 = AB2/3 = 50/3;
      (Вр)2 = (Ор)2 = OB2/3 = 27.
      Мате на мгновение отрывается от чертежа и, убедившись, что Фило еще жив, продолжает:
      - Далее обозначим искомые координаты центров тяжести равносторонних треугольников. Точки m: х1, у1; точки n: x2, у2; точки р: х3, у3. Займемся сперва одним треугольником и по известной уже нам формуле о квадрате расстояния между двумя точками вычислим, что
      (Am)2 = (Оm)2 =(x1-4)2+(y1-5)2=x12+y12=41/3.
      Решая систему двух уравнений:
      (x1- 4)2 + (y1- 5)2 = x12 + y12 и x12 + y12 = 41/3, найдем, что
      x1 = 2 +- 5/6; y1 = 2,5 +- 2/3.
      - А как это у вас получилось? - неожиданно для себя самого интересуется Фило.
      - По-моему, это понятно всякому школьнику, - сердито отвечает Мате.
      - Допустим. А как же быть с двумя знаками перед вторыми слагаемыми? Какой из них выбрать?
      - Ну, а это уж где как. Обратите внимание на то, что первые слагаемые (2 и 2,5) - это координаты середины стороны ОА. В самом деле:
      (O+4)/2 = 2 и (O+5)/2=2,5
      А точка т лежит слева от этой середины, но выше ее. Следовательно, в первом равенстве (x1) надо сохранить знак минус, а во втором (у1) - знак плюс. Поэтому окончательно:
      x1 = 2- 5/6, у1 = 2,5 + 2/3.
      Точно таким же образом найдем координаты точек n и р:
      x2 = 6,5 + 5/6, y2= 2,5+5/6; xЗ = 4,5, y3 = -2/3.
      Остается вычислить расстояния между т и п, п и р, р и т. Обозначим их буквой d с соответствующими индексами: тп, пр и рт. Тогда:
      Если теперь вычислить и , окажется, что все три результата одинаковы:
      Ну, а раз равны квадраты расстояний, то равны и сами расстояния. Стало быть, соединив точки m, n и р, мы получим равносторонний треугольник.
      - Квод демонстрандум эрат! Что и требовалось доказать, - торжественно заключает Асмодей.
      - Не забудьте рассмотреть еще два частных случая первоначального треугольника, - суетливо напоминает Мате. - Когда сумма двух сторон равна третьей и когда одна из сторон равна нулю. - Он протягивает Фило и Асмодею заранее заготовленные чертежики. - Как видите, моя теорема справедлива также и для них.
      - Благодарю вас, мсье! Поверьте, мне было чрезвычайно интересно! Поздравляю с удачей! - рассыпается бес, но вдруг совершенно неожиданно зевает и страшно смущается. - Пардон, мсье! Не подумайте, что это от вашей теоремы. Всему виной чай. Он всегда действует на меня, как снотворное. С вашего разрешения я вздремну немножко...
      Он взлетает на верхнюю полку и скрывается в книге Лесажа, с силой захлопнув за собой картонную обложку. В ту же минуту оттуда начинает исходить легкое блаженное похрапывание: "Хрр-фью... хрр-фью..."
      Филоматики растроганно переглядываются.
      - Перерыв?
      - Перерыв!
      ВЕЧЕР ЧАЙНОГО ДНЯ
      - Открываем наше вечернее заседание, - объявляет Фило, когда все они снова сидят за столом и Асмодей кулачком протирает заспанные глаза. - Что у нас на повестке... пардон, на чашке дня?
      Бес молча указывает на рисунок, где три блистательных кавалера и одна изысканная дама играют в карты.
      - Эпизод под названием "В великосветском салоне", - определяет Фило.
      Все еще позевывая, Асмодей заглавие одобряет, считает, однако, необходимым добавить, что к этому эпизоду примыкает еще один: "Встреча на улице Сен-Мишель", связанный с ним общей темой "Теория вероятностей". Кроме того, прежде чем перейти к обсуждению, не мешает установить дату...
      Мате уверенно объявляет, что разговор за карточным столом мог быть только зимой 1654 года.
      - Почем вы знаете? - любопытствует Фило.
      - Да потому что речь, если помните, шла о переезде Паскаля и герцога Роанне в Пор-Рояль. Отсюда следует, что интересующий нас эпизод происходил уже после обращения Паскаля, которое, как я выяснил, относится к 23 ноября 1654 года. И судя по тому, что маркиза об этом узнать не успела, разговор ее с де Мере отстоит не слишком далеко от указанной даты. Он мог состояться в конце ноября или в начале декабря.
      - Мог-то мог, но вот состоялся ли? - неосторожно прорывается у Фило.
      - Пф! - Асмодей возмущенно фыркает и просыпается окончательно. - Не все ли равно! Важно другое: убедительно или неубедительно? Вероятно или невероятно?
      - Вероятно, вероятно! - дружно успокаивают его филоматики.
      - Вот и перейдем к задачам о вероятностях, о которых так красноречиво рассказывал шевалье де Мере, - ловко поворачивает разговор черт. - Начнем, как полагается, с начала, то есть с первой задачи. Суть ее такова: двое играют в кости, бросая по два кубика сразу. Первый ставит на то, что хотя бы один раз выпадут две шестерки одновременно. Другой - на то, что две шестерки одновременно не выпадут ни разу. Спрашивается, сколько надо сделать бросков, чтобы шансы на выигрыш первого игрока превысили шансы второго.
      - Ясно, что здесь возможны 36 комбинаций, - говорит Мате.
      - Это почему же? - сейчас же придирается Фило.
      - Да потому, что каждая из шести граней первой кости варьируется с шестью гранями второй. Следовательно, число возможных вариантов есть 6 х 6, что всегда равно 36. И только один из этих 36 вариантов дает выигрыш первому игроку. Стало быть, вероятность выпадения двух шестерок очень мала: 1/36 около 0,028. А вероятность невыпадения, наоборот, очень велика: 1-1/36 = 35/36 около 0,972. При вторичном броске вероятность невыпадения сохраняется (35/36), так как она не зависит от результата первого броска. Значит, согласно теореме умножения, вероятность невыпадения с учетом обоих бросков будет уже равна произведению вероятностей каждого броска в отдельности, то есть (35/36)2. Тогда вероятность выпадения при двух бросках равна: 1 - (35/36)2 , что больше вероятности при одном броске почти вдвое: 1 - (35/36)2 около 1- 0,95 = 0,05. Остается выяснить, каково должно быть минимальное число бросков, чтобы вероятность выпадения превысила вероятность невыпадения, то есть стала бы больше половины. Обозначим неизвестное нам число бросков через х. Тогда вероятность невыпадения (35/36)х , вероятность выпадения р = 1-(35/36)x . Вот и всё!
      - Позвольте! - шебаршится Фило. - Как же все, если икс так и остался ненайденным? И каким способом вы думаете его найти?
      - Очевидно, либо с помощью логарифмов, либо подбирая вместо икса числа, при которых вероятность выигрыша станет больше 0,5.
      - Значит, именно так решали эту задачу в семнадцатом веке?
      - Вот этого не скажу. К сожалению, лично мне способы Паскаля, Ферма и де Мере не известны.
      - Зато известны результаты их решений, мсье, - напоминает бес. - У Паскаля и Ферма х = 25. А шевалье де Мере, как вы помните, получил два ответа 24 и 25. И теперь у нас есть полная возможность выяснить, какой же из них верен.
      -Вот именно, - кивает Мате. - При x = 24: р= 1- (35/36)24 1- 0,5094 = 0,4906. При х = 25: p = 1 - (35/36)25 1- 0,4955 = 0,5045. Так что правы-то все-таки Паскаль и Ферма: вероятность, превышающая половину - 0,5045, получается именно при х = 25.
      - Слава тебе Господи! - ублаготворенно вздыхает Фило. - Одна задача с плеч долой. Можно переходить ко второй...
      Но в это самое время из знакомой уже нам книги Лесажа, на обложке которой Хромой бес возносит в ночное небо сеньора в испанском плаще и широкополой шляпе с перьями, вырывается чей-то отчаянный баритон в сопровождении дикого хора кошачьих воплей.
      - Асмодей, Асмодей! Куда вы запропастились? Я жду вас целую вечность!
      - Дон Клеофас Леандро-Перес Самбульо, - смешливым шепотом поясняет черт. - Постоянно этот студент влипает в какие-то истории!
      Услыхав голоса своих сородичей, Пенелопа и Клеопатра приходят в страшное волнение и начинают носиться по квартире как угорелые. Буль, которому передается их беспокойство, рычит, задрав голову к потолку. Но виновник переполоха и ухом не ведет!
      - Асмодей! - взывает Самбульо. - Есть у вас совесть? Бросили меня на крыше, а тут какой-то кошачий симпозиум. Вы что, хотите, чтобы я оглох от этой кошкофонии?
      "Мя-а-а-у! Мя-а-а-у!" - завывают коты на крыше.
      "Мяу! Мяу!" - вторят кошки в комнате.
      И тут Асмодей не выдерживает (он бес не БЕСсердечный).
      - Лечу, дорогой дон Леандро-Перес! - восклицает он, торопливо дожевывая кусок пирога. - Продержитесь еще немного! Сейчас все будет улажено.
      Он вихрем взвивается к потолку и снова исчезает за картонной обложкой, откуда сразу же доносится жалобный визг разгоняемых симпозиатов вперемешку с чертыханием Самбульо. Потом все стихает, и Асмодей с расцарапанным носом, но зато в прекрасном настроении вновь занимает место у стола.
      - Ну и переделка, мсье! По-моему, там собрались коты со всего Мадрида. Только на сей раз не пришлось им закончить своей КОТОвасии. Ко-ко-ко...
      - Сходное положение. Совсем как во второй задаче де Мере, - острит Мате. - Игроки вносят деньги, но не успевают закончить игру. После чего им приходится выяснять, какая часть ставки причитается каждому.
      - Добавьте, мсье, что в игре участвуют трое, бросающие трехгранные кости, и что каждый ставит на одну из граней.
      - Разберемся по порядку, - начинает Мате, - Допустим, игроки условились бросать кости по очереди до тех пор, пока у одного из них задуманное число очков не выпадет, скажем, шесть раз. При этом первый, кому повезет, забирает все три ставки себе. Теперь рассмотрим такую картину. У одного игрока уже было пять удач. Значит, до выигрыша ему остается всего один счастливый бросок. У второго и третьего до выигрыша не хватает двух удачных выпадений, то есть у каждого из них задуманное число очков выпало по четыре раза. Но в это время игра прекращается, так как происходит что-то из ряда вон выходящее - пожар, землетрясение, всемирный потоп (ибо что же еще может заставить заядлых игроков бросить игру?). И тут возникает вопрос: как разделить поставленные деньги между партнерами?
      - Вот так задачка! - Фило озабоченно почесывает затылок. - На месте де Мере я бы тоже ее не решил.
      - Зато это сделали Ферма и Паскаль, причем каждый своим способом. И так как способ Ферма несколько сложнее, разберем решение Паскаля. Итак, первому игроку не хватает одного угадывания. Но ведь неизвестно еще, как бы сложилась игра в дальнейшем. Могло ведь повезти и другим партнерам! Стало быть, НАВЕРНЯКА первому причитается 1/3 и сверх того какой-то добавок, так как к моменту прекращения игры он был все-таки впереди. Остается выяснить величину этого добавка (при этом заметьте, что до выигрыша одного из игроков не хватает максимум трех бросков). Допустим, игра продолжается, и при следующем броске удача приходит ко второму игроку. Тогда его шансы уравниваются с шансами первого. Но не упущена возможность выиграть и у третьего. Поэтому, после того как первому отдадут одну треть ставок, надо оставшуюся часть, то есть 2/3 ставок, снова разделить на три равные части. Таким образом, первый игрок получает дополнительно одну треть от 2/3, то есть 2/9. То же, естественно, полагается и второму игроку. Значит, в кассе остается 2/3 - 2/9 - 2/9 = 2/9. Если игра все еще продолжается, то при третьем, последнем, броске повезти может и третьему игроку. Тогда права всех партнеров на оставшиеся деньги уравниваются. А посему остаток снова следует разделить на три части. Значит, первый получает еще одну треть от 2/9, то есть 2/27. А всего ему причитается:
      1/3+2/9+2/27=17/27
      - Можете не продолжать, - перебивает Фило. - Оставшиеся 10/27 надо поделить поровну между двумя другими игроками, по 5/27 каждому. Ведь когда игра прервалась, шансы их на выигрыш были одинаковы.
      -Итак, - заканчивает бес, - ставки следует разделить в отношении 17:5:5. А теперь давайте подумаем, в каких отношениях разделить между всеми присутствующими яблочный пирог, оставшийся после утреннего заседания.
      - Прекрасная задача, - смеется Фило. - Прежде всего потому, что долго думать над ней не приходится.
      Он берет большое круглое блюдо с доброй половиной пышного, румяного пирога и торжественно преподносит черту.
      - Что вы, что вы, мсье! - отнекивается тот. - Ни под каким видом! Я бес не БЕСсовестный...
      И, ловко выхватив блюдо из рук обескураженного хозяина, молниеносно скрывается за переплетом. На сей раз - до утра.
      КОФЕЙНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
      Следующий день - не только воскресный, но и кофейный. Собираются, стало быть, у Мате, и Асмодей, который не раз заглядывал в его прежнее жилье (покойная тетка Мате, читавшая запоем, очень любила роман Лесажа и не раз брала его в библиотеке), еще раз с удовольствием убеждается, что сохранить в неприкосновенности свой замоскворецкий хаос хозяину все же не удалось. Что ни говорите, а новый дом - не старый дом! Никаких книг на полу. Электрические розетки в порядке. Зато самодельная кофеварка - гибрид электрочайника и алюминиевой кастрюльки - все та же. Кстати, она уже включена, и черт с наслаждением вдыхает густой кофейный аромат, которым насквозь пропитана вся небольшая квартира.
      По правде говоря, Мате побаивается, как бы кофе не испортил им нынешнего заседания. Вдруг он тоже подействует как снотворное?
      Но бес опустошает чашку за чашкой, не проявляя никаких признаков сонливости. Напротив: узкие глазки его так и зыркают по сторонам, дескать, что бы такое вытворить? Наконец, они останавливаются на телевизоре, и тут черт вдруг объявляет, что неплохо бы отдохнуть и посмотреть новую серию "Знатоков". "Знатоки" - его любимая передача (он ведь и сам знаток!), и отказаться от нее, хотя бы и во имя науки, он просто не в состоянии!
      Филоматики встречают его предложение по-разному: Фило - с тайной радостью, Мате - с явным неудовольствием. Но Асмодей будто и не слышит его протестов! Он самолично включает приемник, потребовав наперед, чтобы все присутствующие, в том числе Пенелопа, Клеопатра и Буль, заняли свои места и потом уж не вздумали отлучаться. Он этого терпеть не может!
      Наконец на экране появляются первые титры. Слышится знакомая музыка. И вдруг... Что такое? Кадры начинают мелькать как сумасшедшие, что-то трещит, гудит, и наконец изображение, а заодно и звук исчезают вовсе. Только и остается, что пустая освещенная поверхность.
      Фило обиженно надувает губы. Вечная история! Только настроишься посмотреть хорошую передачу - и на тебе...
      - Спокойствие, мсье! Только спокойствие! - призывает черт, не двигаясь с места. - Сейчас все будет в полном порядке. Недаром Хромой бес лучший телевизионный мастер на свете! Уж во всяком случае не хуже, чем Карлсон, который живет на крыше.
      Он издали дует на телевизор, и тот снова оживает. Да, но куда же делись "Знатоки"? На экране титры совсем другой передачи!
      - "Клуб знаменитых математиков", - читает Фило. - В первый раз слышу. Насколько я помню, в программе нет ничего подобного.
      - В вашей программе, может, и нет, мсье. Зато в моей...
      Мате понимающе вздергивает брови. Все ясно! Очередной адский фокус. Однако бранить беса он и не думает: передача-то как-никак математическая! Интересно, с чего она начнется? Наверное, как водится, со вступительной песенки...
      Так и есть! Звучит хорошо известная мелодия "Клуба знаменитых капитанов", к которой немного погодя присоединяется хор мужских голосов. Только поют они все же какие-то другие слова:
      Добрый вечер, мэтры!
      Встречи пробил час.
      Что нам километры?
      Что веков запас?
      Вновь камин заветный
      Нас к себе манит...
      Все мы геометры,
      Каждый знаменит!
      Но вот хор умолкает, и на экране появляется какая-то комната. Вглядевшись в нее, филоматики взволнованно ахают: это же комната Паскаля на улице Сен-Мишель! Конечно, вот и знакомый диванчик. По-прежнему пылает огонь в очаге. Но теперь перед ним уже не два, а великое множество людей. И как только все они здесь уместились!
      Поначалу друзья различают в толпе только Ферма и Паскаля. Лица остальных теряются в красочной сумятице одежд самых разных времен и национальностей (заметьте: черно-белое изображение телевизора Мате непонятным образом превратилось в цветное). Но потом Фило вдруг узнает Омара Хайяма75, а Мате - Фибоначчи76, и только вмешательство Асмодея не дает им влезть в экран с головой.
      Как раз в это время слово берет Ферма. Он объявляет очередное заседание Клуба знаменитых математиков открытым и предлагает избрать председателя на сегодняшний вечер.
      -Так как тема нынешнего заседания - "Арифметический треугольник", говорит Паскаль, - предлагаю избрать мэтра Пифагора.
      Раздаются бурные рукоплескания, и с места поднимается смуглолицый грек в белом струящемся облачении.
      - Благодарю высокое собрание за честь! - произносит он, с достоинством наклонив курчавобородую голову. - Хотя совершенно очевидно, что причина ее - не столько моя причастность к теме заседания, сколько уважение к древности. Потому что арифметическим треугольником я никогда не занимался.
      - Зато ты занимался фигурными числами, которые в него входят, возражает Хайям.
      Пифагор протестующе поднимает руку.
      - Не преувеличивай моих заслуг, о Хайям! Фигурные числа - не мое открытие. Много путешествуя, я, конечно, многое и запамятовал. Но фигурные числа я, помнится, вывез из Вавилона заодно с другими математическими редкостями.
      - А все-таки узнали мы о них не от вавилонян, а от тебя и от твоего последователя Никомаха, - упорствует Хайям.
      - Ну, если так, - Пифагор делает приглашающий жест, - тогда позволь предоставить слово тебе. Недаром ходят слухи, что Омар Хайям тоже имеет некоторое отношение к арифметическому треугольнику.
      - Разве? - усмехается тот. - Другие всегда знают о нас больше, чем мы сами. Во всяком случае, если в моей жизни и было что-нибудь подобное, то сам я об этом начисто забыл. Зато наверняка помню, что арифметический треугольник был известен в Древней Индии и в Древнем Китае. А потому предоставь лучше слово мэтру Тарталье. Надеюсь, он-то свою причастность к арифметическому треугольнику отрицать не станет.
      - Ни-ни-ни в коем случае, - подает голос высокий итальянец с глубокими шрамами на подбородке, одетый по моде шестнадцатого столетия. - Хотя числа в этом треугольнике я ра-ра-расположил так, что правильнее было бы называть его прямоугольником.
      - Какое, однако, удивительное совпадение! - не выдерживает Фило. "Тарталья" - по-итальянски "заика", а этот уважаемый мэтр и впрямь заикается.
      - Ничего удивительного, - поясняет Асмодей. - Прозвище Тартальи сей даровитый синьор получил как раз за свое заикание, которое началось у него после сильного ранения в нижнюю челюсть.
      - А настоящая его фамилия как? - продолжает приставать любопытный Фило.
      Но Асмодей лишь досадливо пожимает плечами. Не всегда ж ему знать то, чего не знает никто! И вообще, дадут ему наконец смотреть передачу?
      - Однако, до-до-дорогие мэтры, - продолжает Тарталья, - хочу обратить ваше внимание на то, что арифметические треугольники возникали в разные времена и в разных странах совершенно самостоятельно. Свой я, во-во-во всяком случае, придумал сам.
      - И я тоже, достопочтенный мэтр Тарталья, - присоединяется Паскаль, потому что ваши изыскания были мне, к сожалению, неизвестны.
      - Вы забыли сказать главное, уважаемый мэтр Паскаль - вмешивается представительный горбоносый красавец с густыми бархатными бровями и легкой любезной улыбкой в уголках рта.
      - Насколько я понял, мэтр Лейбниц, вы просите слова, - строго намекает Пифагор. - Рад его вам предоставить.
      Тот, извиняясь, склоняет набок голову в крутокудром каштановом парике. Достопочтенному председателю незачем затрудняться! Он, Лейбниц, хотел лишь заметить, что заслуга мэтра Паскаля не столько в том, что он открыл арифметический треугольник, сколько в том, что ему удалось вывести формулу сочетаний. Ту самую формулу, с помощью которой легко вычислить любой элемент числового треугольника.
      - Прошу прощения! - живо перебивает Паскаль. - Одновременно со мной ту же формулу вывел мэтр Пьер Ферма.
      - Не отрицаю! - весело басит Ферма. - И все-таки честь ознакомить собравшихся с некоторыми свойствами формулы сочетаний я предоставляю вам.
      Паскаль молча кланяется и, подойдя к стоящей у камина грифельной доске, выписывает на ней две таблицы.
      - Как видите, - поясняет он, - арифметический треугольник изображен здесь в двух видах: в числовом и условном, где каждый член его выражен через число сочетаний из номера строки по номеру своего места в ней. Разумеется, верхней строке и первому числу каждой строки присвоен нулевой номер. Далее обратите внимание на то, что все сочетания, у которых верхний индекс нуль, равны единице. Почему это так, понять нетрудно. Стоит только сравнить обе таблицы. Выберем, допустим, шестую строку (ее порядковый номер 5) и рассмотрим два ее числа, хотя бы 5 и 5. Одно из них в условном треугольнике обозначено как , второе - как . Но ведь числа эти равны между собой, ибо каждое из них порознь равно 5: == 5. В свою очередь можно записать как . И если это обобщить для любой строки (n) и любого порядкового числа в ней (m), то получится любопытное свойство сочетаний: (це из эн по эм равно це из эн по эн минус эм). Отсюда ясно, что так как с одной стороны = 1, а с другой , то и выходит, что . Ну, а дальше уж, для общности правила, условились и С() тоже считать единицей. Вот вам простой и удобный способ отыскивать любое, даже самое большое число сочетаний. И потому вопрос, чему равно, скажем, число сочетаний из тысячи по девятисот девяноста девяти, не должен пугать даже школьника, - вычислить это проще простого:
      - За-за-замечательно! - восхищается Тарталья. - Я бы до такого ни-ни-никогда не додумался.
      - Не клевещите на себя, дорогой мэтр Тарталья, - протестует Паскаль. Просто вы жили на сто лет раньше, и время формулы сочетаний еще не пришло. А теперь попрошу нашего досточтимого председателя предоставить слово мэтру Лейбницу, ибо я горю желанием узнать, что сделал с арифметическим треугольником он.
      - С величайшим удовольствием! - кивает Пифагор. - Тем более что я и сам давно дожидаюсь такого случая.
      - Собственно говоря, я шел по стопам мэтра Паскаля, - уголками рта улыбается Лейбниц, - но мой треугольник составлен в обратном порядке. Так сказать, шиворот-навыворот. Прежде всего вместо целых чисел я взял дробные. А уж из этого вытекает и все остальное.