ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ АВТОРА

Читая эту книгу, слушайте ее своим сердцем. Пусть она станет зеркалом вашего великого естества.

Понимание – это последний соблазн ума. Устремляйтесь к истине за пределами ума. Любовь – это мост.

РЕЗЮМЕ

Книга Стивена Левина читается на одном дыхании и, безусловно, окажется полезной для всех, кто серьезно и с пониманием относится к проблемам жизни и смерти.

Духовная ситуация у нас за последние годы настолько изменилась, что можно говорить о необходимости широкого освещения проблем, рассматриваемых в книге, с целью дать людям новую точку опоры и новую надежду.

Когда, как пишет Карлос Кастанеда, смерть становится для нас советчиком, наши приоритеты меняются, наше сердце открывается, наш ум начинает выходить из тумана старых привязанностей, и становится очевидным главное – передача любви, отпускание препятствий, мешающих пониманию, отказ от попыток спрятаться от самих себя, а жизнь становится для нас приемлемой, и мы больше не являемся ее жертвами.

Как говорит Элизабет Кублер-Росс, «работа Стивена – это волшебство, лишь немногие известные мне люди умеют так искусно и любовно работать…»

(c) «София», Киев, 1996

ОБ АВТОРЕ

В середине 70-х, работая с Рам Дассом (Зерно на мельницу, 1976) и преподавая медитацию в тюрьмах Калифорнии, Стивен Левин познакомился с Элизабет Кублер-Росс. В течение нескольких последующих лет он проводил семинары вместе с ней. Работая со смертельно больными, он осознал потребность более глубокого исцеления и великую радость служения им (Постепенное пробуждение, 1979). В 1980 Левин и его супруга Ондри стали сопредседателями Проекта по работе с умирающими в организации «Хануман» (Кто умирает? 1982) и начали проводить учебные семинары, продолжая служить смертельно больным и людям, которые глубоко переживали потерю близких. В течение трех лет Ондри и Стивен содержали телефонную линию, по которой бесплатно могли получить совет те, кто серьезно заболел или обеспокоен возможной смертью любимого человека (Встреча на грани, 1984). Левины приобрели бесценный опыт, общаясь с теми, кто находился на грани смерти, но все же смог излечиться от безнадежной болезни. Сфера их исследований расширялась, и они разработали специальные медитационные техники, которые были призваны помочь людям «впустить в себя исцеление». Их направляемые медитации (guided meditations) для излечения от болезней, избавления от горя, выхода из тяжелых эмоциональных состояний, а также для преодоления последствий сексуальных злоупотреблений и для подготовки к ситуациям с повышенным риском (Исцеление в жизни и смерти, 1987) принесли им международное признание и помогли тысячам людей во всем мире. В настоящее время Стивен и Ондри Левины живут в горах Юго-Запада и в тиши дремучих лесов «пытаются практиковать то, что проповедуют». Они ищут «исцеления, ради которого родились», работают над новой книгой, кормят животных и ухаживают за деревьями и «исследуют выработанные каменоломни и испещренные светотенью леса бессознательного, пьют родниковую воду из чистых истоков сердца».

ПОСВЯЩЕНИЕ

Моей жене и духовному партнеру Ондри, которая страница за страницей работала вместе со мной над рукописью этой книги и чья любовь снова и снова напоминает мне, что нужно отпустить ум и, умирая, войти в сердце.

ПРЕДИСЛОВИЕ РАМ ДАССА

Не так давно я присутствовал при рождении ребенка впервые с тех пор, как родился сам. Дыша вместе с матерью, наблюдая за появлением головы младенца, переживая весь процесс мгновение за мгновением, я прикоснулся к первоосновам своего бытия. Я смеялся и плакал, чувствовал страх, боль и великую радость другого человека. Я стоял на пороге существования и переживал настолько глубоко, насколько мог, связь своей человеческой природы и природы окружающего мира, с его циклами весны и зимы, расцвета и увядания. Каждое мгновение было наполнено грандиозным величием, присутствием живого духа. Это был ритуал, участие в котором пробудило во мне глубочайшее чувство принадлежности к миру людей.

В наши дни, вслед за рождением, вышла из подполья и смерть. В течение последних десяти лет благодаря усилиям Цецилии Сондерс в Англии, организовавшей первые приюты для умирающих, и Элизабет Кублер-Росс в Соединенных Штатах было создано более человечное окружение для тех, кому предстоит уйти из жизни. Дальнейшим толчком этому движению послужило признание медицинской общественностью того, что технологии интенсивного лечения и поддержания жизни остро нуждаются в более глубоком понимании наших человеческих нужд. Когда мы помещаем человека, явно доживающего свои последние дни, в стерильную обстановку, отделяющую его от семьи, друзей, детей, любимых домашних животных и знакомого окружения, и при этом воображаем, что, используя современную технологию и стерильное оборудование, «делаем все от нас зависящее для того, чтобы спасти его», мы тем самым прибегаем к довольно варварскому способу искупления своего страха перед смертью и чувства вины за неспособность ее предотвратить.

Новое движение основания приютов для умирающих имеет своей целью создание теплой, поддерживающей и открытой обстановки для людей, которым предстоит пережить процесс умирания. Эти приюты призваны оказывать им помощь в устройстве дел, удовлетворять их последние запросы и поддерживать их скорбящих родственников.

Однако самой важной заслугой этого движения, возможно, есть то, что оно дает нам возможность почувствовать, что на самом деле умирание – обычное дело. Как это отрадно после почти полного замалчивания и отрицания смерти, которыми окружали ее в прошлом!

Каким бы замечательным ни было это набирающее силу движение, пока оно делает лишь первые робкие шаги в направлении изменения нашего отношения к процессу умирания. Оно по-прежнему рассматривает смерть как неудачу и видит свое призвание в том, чтобы сделать все возможное для выхода из этой неприятной ситуации. В основе этого движения по-прежнему лежит отрицание – но отрицание не смерти, а нашей собственной интуиции.

В погоне за объективностью наука утверждает, что мы представляем собой всего лишь тело, продукт дарвиновской эволюции соединений, случайно образовавшихся из молекул газа, – тело, которое растет и стареет в соответствии с генетическим кодом, находящимся в молекулах ДНК. Поэтому смерть – это конец. Однако в коллективном бессознательном людей есть знание, которое говорит нам, что это «объективное» определение не охватывает полностью того, что мы собой представляем. Мы убедили себя, что по жизни нас должен вести интеллект, а не интуиция, и поэтому считаем себя вправе признавать лишь то, что можем рационально познать. Однако интуитивная мудрость не удовлетворяет этому критерию. Она, кажется, вырастает за пределы рационального, объективного ума, и поэтому мы чаще всего не принимаем во внимание то, что она говорит нам, хотя все великие религии и многие выдающиеся философы всегда полагались на эту глубинную мудрость.

В последние годы интуитивные способы познания, по-видимому, получают все больше прав на существование. Вот что сказал Альберт Эйнштейн об источнике вдохновения своей теории относительности: «Я достиг понимания этих фундаментальных законов вселенной не с помощью рационального ума». Он говорит о другом способе познания, способе познания, описанном Вильямом Джемсом в его рассуждениях о путях постижения реальности, которая не доступна нашему пониманию, пока мы не признаем ее существования.

Когда наша культура научится уважать интуицию, она избавится от сомнений, которые лишают интуицию силы, и тогда наше мировоззрение сильно изменится. И в первую очередь изменится наше отношение к смерти. Как бы мы ни называли нашу глубинную природу – «бытие», «осознание», «чистый разум» или «я», – она лежит в основе всех наблюдаемых феноменов в матрице пространства и времени (нашего тела, эмоций, чувств и мыслящего разума). Мы интуитивно чувствуем, что, даже выходя из тела перед смертью, эта наша глубочайшая составляющая остается неприкос новенной. Когда в нас имеет место это глобальное изменение в самости, в ощущении, кем мы являемся, смерть превращается для нас из пугающего врага, неудачи, роковой ошибки в мироздании – в еще одно преображение, которому мы подвергаемся, в приключение приключений, в раскрытие, заключительный момент роста, в свершение.

Возможно, изменение отношения к смерти как-то перекликается с переходом от теории, согласно которой мир является плоским и поэтому, дойдя до его края, человек может свалиться в пустоту, к представлению о том, что наша планета круглая. Какими же смелыми были те первые путешественники, если они каждый раз отправлялись навстречу неизвестному!

Большинство людей переживают только непродолжительные интуитивные «проблески», или моменты ясного видения, своего глубочайшего естества, за которыми практически сразу же снова воцаряется обычное мышление. Но чтобы извлечь пользу из нашей богатой интуитивной мудрости, мы должны развивать в себе этот более глубокий способ познания. Мы делаем это, когда учимся слушать – слушать то, что квакеры, например, называют «спокойным тихим голосом внутри»; слушать структуры, законы и гармонии космоса, частью которого мы являемся; слушать, поддерживая утонченное равновесие спокойного медитативного ума и открытого любящего сердца. Эта созерцательная работа должна выполняться всеми нами, живыми и умирающими, целителями и исцеляемыми. Наше служение друг другу должно основываться на этой работе над собой. Именно благодаря этой работе по признанию нашего интуитивного сердца-ума, недавно открывшиеся новые врата смерти могут вести к свету, а не к тьме.

Несколько лет назад я предложил Стивену Левину возглавить Проект по работе с умирающими в организации «Хануман». В основе Проекта лежит идея создания контекста для процесса умирания, в котором работа над собой будет в центре внимания всех – врачей, ассистентов, родных и самих умирающих. Это совместное начинание доказывает свою великую пользу тем, что позволяет преобразить умирание в процесс пространственного, любовного роста.

И вот как результат работы Стивена в этом проекте появилась его книга «Кто умирает?». Поскольку в ее основу положена наша коллективная интуитивная мудрость, по крупицам собранная в спокойном расположении духа, эта книга отчетливо выделяется на фоне целого созвездия изданий, появившихся на волне движения нового понимания смерти. Эта книга освещает многие аспекты процесса умирания с неизменной легкостью, беспристрастностью и мудростью. Она лишает неимоверную мелодраму под названием «смерть» ее устрашающей силы, заменяя страх спокойным, незамысловатым, сострадательным пониманием.

Стивен Левин – поэт, он давно практикует и преподает буддистскую медитацию; совместно со своей женой Ондри он преданно служит тем, кто стоит на пороге смерти. В своей книге он объединил все сферы своей компетентности и создал произведение классического звучания. Я отдаю должное его стараниям и приглашаю вас разделить его щедрое приношение.

С любовью, Рам Дасс

БЛАГОДАРНОСТИ

У меня нет никакой возможности выразить в словах свою признательность моему дорогому другу Рам Дассу за годы совместного обучения и сотрудничества. Эта и последняя мои книги являются в значительной мере результатом его постоянной поддержки и любви.

Но в этой работе присутствует голос сердца многих прекрасных учителей.

Ряд цитат без указания источника взят из учения Шри Нисаргадатта (чье имя можно свободно перевести как «мистер Естественный»). Я не встречался в этим человеком, однако его двухтомное сочинение «Я есмь То» оказало глубокое влияние на мои исследования.

Книга также проникнута учением и присутствием Раманы Махарши и Ним Кароли Баба (известного на Западе как Махараджи). Кроме того, в ней отразился многолетний интерес к практике и философии буддизма.

Мои тесные контакты с Джозефом Голдстейном и Джеком Корнфилдом также повлияли на характер сообщения, содержащегося в этой книге.

То же можно сказать и о первых годах моей учебы у Элизабет Кублер-Росс, а также длящейся с той поры теплой дружбы с ней.

Эта книга в значительной мере является также продуктом самоотречения и умиротворенности тех, с кем я находился рядом, когда они умирали, а также помощи духовных друзей, доброта и беспощадная справедливость которых указали мне путь к пониманию.

То, что следует ниже, представляет собой сочетание многих лет духовной практики и бесед с умирающими, которые были записаны во время многочисленных семинаров и встреч. И наконец, если бы не искренние усилия Джэкки Уолтера, Джин Томпсон и Эла Стриклэнда, я все еще искал бы свой путь, работая над первой главой.

ГЛАВА 1

ОТКРЫТЬСЯ СМЕРТИ

Сегодня умерло приблизительно 200 000 человек. Одни попали в катастрофу. Другие были убиты. Одни умерли от переедания. Другие от голода. Одни умерли еще в утробе. Другие – достигнув преклонного возраста. Одни погибли от жажды. Другие утонули. Каждый умер так, как ему было суждено умереть. Одни умерли, сдавшись, с открытым умом и умиротворенным сердцем. Другие не смогли принять смерть и умерли в смятении, страдая потому, что не успели сполна насладиться жизнью.

Вот как пишет об этом Льюис Томас в своей книге «Жизнь в клетке»: «Страницы с некрологами сообщают нам о том, как мы вымираем, тогда как сообщения о рождениях, информирующие нас о пополнении, всегда даются мелким шрифтом на краю страницы. Однако мы едва ли осознаем масштабность этих процессов. На Земле нас живет 3 миллиарда, и всем этим 3 миллиардам суждено умереть, словно по графику, в течение одной человеческой жизни. Но о всеобщей смертности, уносящей ежегодно более 50 миллионов жизней, во всеуслышанье почти никогда не говорится…[1]

Не пройдет и полвека, как численность живущих и умирающих удвоится. Трудно себе представить, как мы тогда сможем замалчивать, что процесс умирания переживают так много людей. Мы будем вынуждены отказаться от представления о смерти как о катастрофе, как о событии мерзком, нежелательном или даже странном. Нам нужно будет больше узнать о циклическом повторении жизни в остальном мире и о нашей взаимосвязи с этим процессом. Все рождающееся приходит на смену умирающему, одна живая клетка сменяет другую».

Мы живем в обществе, в котором принято отрицать смерть. Возможно, именно поэтому многие, умирая, чувствуют замешательство и вину. Как и о сексе, о смерти принято говорить шепотом за закрытой дверью. Мы чувствуем себя повинными в том, что не можем дальше жить и вынуждены умереть. В смерти отражается наш образ жизни.

Живущие в так называемом «материалистическом обществе», в котором технология позволяет приобретать вещи и практически не прилагать усилий для выживания, а значимость человека определяется его богатством, возможно, более склонны к тому, чтобы отождествлять себя с телом. Наше общество ежегодно тратит миллиарды долларов на косметику, парики, пояски, краску для волос и удаление морщин, не давая нам возможности извлечь урок из старения тела. Более того, живя в мире, в котором одним из величайших зол есть голод, граждане нашей страны тратят ежегодно больше чем четыреста миллионов долларов только на то, чтобы избавиться от лишнего веса.

Наблюдая за старением тела, за возрастными изменениями в метаболизме, видя брюшко у людей средних лет, замечая понижение энергичности, седину на висках, ослабление мышечного тонуса, выпадение волос, – как мы можем отрицать неизбежность расставания с телом? Переживая потерю близких, видя, что все известное нам постоянно меняется, что мы представляем собой материал, из которого образуется история человечества, – как мы можем забывать о смерти?

Как часто, например, нас учат созерцать боль и страдание, которые возникают при обычной простуде, чтобы подготовить себя к смерти, помогая преодолеть привязанность к жизни? Постоянно добиваясь личного удовлетворения, мы привыкаем считать себя счастливчиками или неудачниками, не понимая в полной мере учения мимолетности.

Мы редко используем болезнь для исследования своей связи с жизнью или изучения своего страха смерти. Болезнь принято считать неудачей. Нашим идеалом является крепкое здоровье и бодрость в духе рекламы «пепси-колы». Мы думаем, что у нас все о'кей, только когда мы здоровы. Но разве можно, ограничивая себя представлением о желаемом, научиться быть открытым к недопустимому? Как нам позволить себе открыто и смело прийти к неизвестному, не ущемляя при этом полноты жизни?

Даже покойникам мы румяним лицо. Даже оказавшись при смерти, мы отрицаем свою бренность.

Сидя дома в своем любимом мягком кресле, мы читаем в газетах, что пятеро сгорели во время пожара в гостинице в Кливленде, десятеро погибли, когда на скоростной автостраде разбился автобус. Три тысячи жизней унесло землетрясение в Италии. Нобелевские лауреаты скончались в своих лабораториях. И еще есть убийства на электрическом стуле. Мы читаем эти «новости для живых» и лелеем в себе мысль, что «умирают все, кроме нас». То, что мы сидим дома и читаем о смерти других, убеждает нас в нашей неуязвимости, в нашем бессмертии. Описания несчастий, выпавших на долю других, занимают большую часть передовицы любой газеты и создают иллюзию, что нам постоянно везет. Редко мы используем известие о смерти другого человека для того, чтобы осознать мимолетность и непредсказуемую изменчивость всего и вся.

Однако признание мимолетности содержит в себе ключ к самой жизни. Столкновение со смертью позволяет нам глубоко осознать жизнь, которую, как нам кажется, мы потеряем вместе с телом. Но в чем истина этого присутствия, переживаемого нами, этой вневременности бытия, которое, кажется нам, не имеет ни начала, ни конца? Мы верим, что умрем, только тогда, когда верим, что родились. Мы не доверяем своему чувству бесконечности, безбрежности внутри.

Мы страдаем, потому что привязаны к представлению о том, какими являются вещи и какими они могли бы быть. Печаль часть нашего повседневного существования. Однако мы редко позволяем себе переживать душевное страдание, которое один человек назвал «глубинным плачем, скорбью обо всем, что мы оставили позади».

Моя знакомая, вспоминая тот день, когда ее рак был признан неизлечимым, сказала: «Неизлечимость болезни наконец-то дала мне понять, что смерть реальна. Это не гарантировало того, что я умру в течение полугода, и даже того, что я умру раньше, чем доктор, поставивший мне диагноз. Я просто поняла, что вообще умру». В обществе, которое основано на приобретении материальных благ, которое рассматривает человека как тело, которое почитает здоровье таким ценным, а смерть такой страшной, трудно понять, что смерть – естественное, даже необходимое продолжение жизни, как внешней, так и внутренней.

В «Египетской книге мертвых» есть длинные рассказы о том, как духи почивших спускаются в преисподнюю, где встречаются с Великим Судьей, который взвешивает их сердца, положив на одну чашу весов сердце, а на другую перо. Это перо истины. Услышав эту легенду, невольно задумаешься, чье сердце по легкости может сравниться с пером истины.

Семьдесят пять процентов людей испускают свой последний вздох в больнице или приюте. Большинство из них умирают в заведении, в котором смерть почитается врагом. Я неоднократно убеждался, что многие приближаются к смерти в физической и духовной изоляции, что им редко предлагают открыться своему страху и предубеждениям, что они при этом находятся вдали от людей, близких по крови и духу, которые могли бы разделить с ними это бесценное мгновение. Не доверяя своей внутренней природе, оказавшись изолированными от жизни, они входят в другую сферу бытия с болезненным чувством опасности и смятения.

Я видел, что многие отчаянно привязываются к доживающему свои последние дни телу, надеясь на какое-то немыслимое чудо, терзая себя мыслями о том, что они не успели добиться успеха в жизни. Я также видел тех, чья смерть была воодушевлением для окружающих. Кто умирал с такой любовью и состраданием, что все присутствующие были преисполнены неизреченной радостью еще долго после их ухода.

Лишь немногие участвуют в жизни так полно, что смерть для них не страшна и не кажется им старухой с косой, которая поджидает их в темноте за окном. Большинство же людей борется со смертью так же, как раньше боролись с жизнью, – стремясь найти точку опоры, установить контроль над непрекращающимся потоком изменений, присущим этому уровню существования. Лишь немногие умирают целостно. Большинство же живут фрагментарной беспокойной жизнью. Они думают, что обладают телом. Лишь немногие признают, что тело – только временно снятое жилище, из которого рано или поздно придется уйти. Тем, кто видит себя пассажиром тела, легче отпустить его с миром.

В нашей культуре принято смотреть на жизнь как на прямую линию. Чем длиннее эта линия, тем больше, как нам кажется, мы прожили, тем полнее реализовали себя и тем менее ужасным нам представляется ее конец. Смерть в молодости кажется нам трагедией и повергает нас в ужас. Однако в культуре американских индейцев жизнь считается не линейной, а цикличной, причем первый цикл оказывается завершенным с достижением половой зрелости, когда молодой человек участвует в ритуале перехода. Начиная с этого времени, его жизнь считается целостной, хотя она и продолжает развиваться дальше. Таким образом, когда бы человек ни умер, если его «кольцо» уже сформировано, он умирает целостным. Мудрец Бешеный Конь из числа американских индейцев сказал: «Сегодня – подходящий день для смерти, потому что все в моей жизни уже присутствует». Мудрость американских индейцев говорит, что целостность определяется не количеством прожитых лет, а скорее полнотой вхождения в каждое мгновение.

В отличие от нашей культуры, уделяющей мало внимания подготовке к смерти, в культуре американских индейцев умирающему часто предлагают созерцать естественно выросший кристалл. Глядя на грани кристалла, переливающиеся всеми цветами радуги, человек сосредоточивает внимание на игре красок и отпускает все, что не позволяет уму выйти за свои пределы. Благодаря этой простой и мудрой подготовке, во время смерти человек легко оставляет свою временную форму и входит в радугу.

Судя по всему, люди, чья жизнь столь целостна, что включает в себя смерть, не испытывают сильных страданий. Однако это не означает, что они живут, постоянно думая о смерти; это означает, что они с любовью пребывают в настоящем, рассматривают каждое мгновение жизни как бесценный дар. Я знаю лишь немногих, чей образ жизни подготовил их к смерти. Лишь немногие погружались в свой ум и сердце так глубоко, что готовы ко всему – будь то смерть или болезнь, радость или горе.

Кто готов умереть? Тот, кто жил настолько полной жизнью, что не боится своих представлений о небытии. Ведь нас пугает лишь идея о смерти. Мы сторонимся только неизвестного.

Как часто мы похожи на избитого ребенка с передовицы «Лос-Анджелес Таймс», которого уносит из комнаты сострадательная няня, тогда как он кричит. «Мама! Мама!» – и тянется ручками через плечо няни в направлении женщины, окруженной полицейскими в другом конце комнаты, – в направлении женщины, арестованной за жестокое обращение с ребенком и нанесение ему телесных увечий? Как много среди нас тех, кто тянется обратно в ад известного вместо того, чтобы открыться неизвестному, исполнившись терпения и душевного тепла по отношению к себе и всем остальным?

В некоторых обществах смерть собирает вместе все племя или семейство для признания и празднования мимолетной сущности жизни. Во время этого празднования глубоко духовный контекст происходящего часто позволяет людям переживать глобальные изменения в своей подлинной природе. Для людей в таких обществах смерть дает постоянную возможность отпустить иллюзии жизни, увидеть жизнь, какова бы она ни была, и полюбить все вокруг.

В иудейском обществе, как и в индийском, тело, как правило, предают земле или огню в течение суток после смерти. В ортодоксальной иудейской традиции родственники находятся в трауре в течение недели, причитая и молясь за упокой души усопшего, но уважая ее переход и желая ей блага, куда бы она ни попала. В Индии родные и близкие несут тело на носилках к месту сожжения. В течение первой половины пути, воспевая «Рам Нам Сатья Хей» (Имя Бога есть Истина), они несут покойника головой в направлении дома, который он покинул. Когда половина пути уже пройдена, носилки поворачиваются так, чтобы голова покойника была обращена не в сторону прошлой жизни, а в сторону грядущей. На месте сожжения собирается вся семья, тело кладут на большую кипу дров, покрывают цветами, благовониями и поджигают. Если покойник был отцом семейства, то, когда горящее тело начинает разваливаться, старший сын перемешивает костер длинным шестом и, если нужно, сильным ударом протыкает макушку черепа, чтобы дух отца мог найти себе радостное пристанище в иных мирах.

В Мексике в ноябре празднуют «La Dia de la Muerte» – День мертвых Дети покупают бумажные скелетики, вставляют в них хлопушки и поджигают их. Родители берут детей на загородные кладбища, где устраиваются пикники в честь круговорота перемен и где детей угощают карамелями, сделанными в виде маленьких человеческих черепов.

Я был с теми, кого смерть полностью вернула к жизни, в кого она вселила уверенность в существовании того, что длится вечно и остается незатронутым кончиной тела. Я видел людей, чьи жизни были исполнены страха, но кто, оказавшись при смерти, переживал раскрытие, которое давало ему чувство завершенности, практически неведомое при жизни.

Я был с людьми, которые в преддверии смерти были так измучены и испуганы, что не могли как следует проститься с теми, кого больше всего любили. Они не окончили так много дел, что, расставаясь с близкими, не смогли найти для них нескольких слов.

Я видел также людей, которые, когда их признавали безнадежно больными, восклицали: «Господи, только не я!» – но умирали после нескольких месяцев глубоких исследований, безмятежно закрывая глаза и шепча: «О милостивый Иисус!»

ГЛАВА 2

СПОЛНА РОДИТЬСЯ